Страница:
Время шло, а небоскребы стояли себе среди полицейских и таксистов, среди продавцов и покупателей, нагруженных свертками, пакетами и узлами, и высоко-высоко на крыше стояли коза и гусь, сюяли и глядели на серебристо-голубые озера, похожие на голубые фарфоровые тарелки, на серебристые змейки рек, извивающиеся под утренним солнцем.
Время шло, Северозападный Ветер прилетал, рассказывал новости и повторял свое обещание. Время шло, и небоскребы решили завести ребенка.
А еще они решили, что когда их ребенок родится, он станет свободным.
«Он должен быть свободным, – повторяли они друг другу. – Он не должен всю жизнь смирно стоять на углу улицы. Да, да, если у нас будет ребенок, пусть он свободно носится по прерии, к горам и к морю. Да, да, он должен быть свободным».
Время шло, ребенок появился на свет. Это был поезд Золотая Стрела, самый быстрый поезд, ходивший по самому длинному пути страны Рутамяты. Он мчался по прерии к горам и к морю.
Два небоскреба были счастливы, они были так счастливы, что их свободное дитя мчится от большого города к далеким горам, к далеким морям, к самым далеким горам и к морскому побережью, где гуляет Северозападный Ветер.
Они были так счастливы, что их дитя приносит пользу, были так счастливы, что их дитя возит тысячи людей на тысячи миль каждый день, и что люди, говоря о Золотой Стреле, повторяют, какая она сильная и чудесная.
Время шло, и вот пришел день, когда продавцы газет принялись кричать как сумасшедшие. «О-о-о, а-а-а, о-о-о», – вот что донеслось до небоскребов, обычно не слишком обращавших внимание на новости газетчиков.
«О-о-о, а-а-а, о-о-о», – снова донеслось до верхушек небоскребов.
Наконец крики продавцов газет достигли такой силы, что небоскребы прислушались и услышали: «Все о крушении огромного поезда! Все о несчастье с Золотой Стрелой! Множество погибших! Множество погибших!»
Прилетел Северозападный Ветер и простонал тихую грустную песенку. А после полудня толпа полисменов, таксистов, продавцов газет и покупателей со свертками столпилась вокруг двух Удивительных предметов, лежащих подле друг друга прямо посередине проезжей части. Это были бронзовые коза и бронзовый гусь. Они лежали рядышком.
Давным-давно, задолго до того, как те самые путепрыжки потеряли чудесные полоски цвета золотистой овсяной соломки и зеленые как трава тимофеевка пятнышки на дивно закрученных хвостах, задолго до того, как зынь-зынь-звонки засвистали среди цветов жимолости, а горелыки прокричали свой последний предсмертный крик, задолго до того, как произошли все грустные события, которые случились позже, за несколько лет до одна тысяча серединка-наполовинкового года Новенький Кожушок и Красные Башмачки шли по стране Рутамяте.
С того-то и началось, что они шли по стране Рутамяте. А шли они потому, что им нравилось чувствовать под ногами дорожную пыль и наполняться запахом земли. Они разузнали птичьи маршруты и тропинки жуков, догадались, почему у птиц крылья, а у жуков ножки, почему радозвонки откладывают яйца в гнездо-корзинку на дереве дунуфу, а свисти-висти пиликают свои короткие скрипичные песенки все лето напролет, пока не кончатся длинные летние ночи.
Как-то рано поутру они шли, напевая веселую песенку, по кукурузным полям страны Рутамяты. Они только что позавтракали горячим кофе и горячими булочками с маком, намазанными маслом. Новенький Кожушок спросил у Красных Башмачков: «Какой самый интересный секрет мы разгадали за это лето?»
«На этот вопрос легко ответить, – сказала она и взмахнула длинными черными ресницами. – Интереснее всего золотые веревочки, тянущиеся от каждой звезды в небо, по которым можно взобраться, когда захочется».
Они неспешно вошли в город и там встретили человека с печальным лицом. «Что случилось?» – спросили они. «Мой брат в тюрьме».
«За что?» – снова спросили они, а он ответил: «Мой брат надел посреди зимы соломенную шляпу и для смеха вышел в ней на улицу. Мой брат сделал прическу в стиле «помпадур» и для смеха вышел летом без шляпы. И то и другое против закона. Хуже всего, что он чихнул в неположенном месте на неположенных людей, чихнул в тот момент, когда умнее было бы не чихать. Поэтому его повесят завтра утром. Виселицу сделают из бревен, а веревку из пеньки, и они будут дожидаться его завтра утром. Ему завяжут вокруг шеи галстук палача и высоко его вздернут».
Человек с печальным лицом стал еще печальнее, и тогда Новенький Кожушок и Красные Башмачки преисполнились отваги. Они пошептались и сказали: «Возьми эти дешевые часики и дай их брату. Скажи ему, что когда его поведут к виселице, пусть он возьмет их в руки, заведет и нажмет. Остальное получится само собой».
На следующее утро, когда человека, чтобы повесить, подвели к виселице, сделанной из бревен с веревкой из пеньки, подвели, чтобы высоко его вздернуть, чтобы неповадно было чихать в неположенном месте на неположенных людей, он завел часы и нажал на завод. Что-то сверкнуло и рвануло, как газовый двигатель, и появилась пара больших драконьих крыльев. Это часы превратились в корабль с драконьими крыльями. Человек, которого собирались повесить, прыгнул в него и был таков раньше, чем все пришли в себя от изумления.
Новенький Кожушок и Красные Башмачки вышли из города, улыбаясь и напевая веселую песенку. А человек с печальным лицом, которое теперь уже не было печальным, побежал за ними. Следом бежали пять длинноногих кроликов.
«Это вам», – объяснил он. Все уселись на пень дерева дуну фу, и он открыл им секрет пяти длинноногих кроликов. Потом Новенький Кожушок и Красные Башмачки распрощались с ним и отправились дальше с пятью новыми друзьями.
Они пришли в другой город и увидели там самый высокий из всех небоскребов. Один богач хотел, чтобы о нем помнили и после его смерти. Он объявил свою последнюю волю и завещал построить такое высокое здание, чтобы оно скребло грозовые облака и было бы выше всех других небоскребов, на верхушке высечь в камне его имя, а ночью зажигать лампочки, составляющие буквы его имени, и чтобы на башенных часах тоже было его имя.
«Я жажду, чтобы меня помнили, и чтобы мое имя после моей смерти было бы на устах у множества людей, – сказал этот богач своим друзьям. – Завещаю вам возвести здание высотой до неба, потому что, чем выше оно будет, тем дольше будут помнить мое имя после того, как я умру».
Так и случилось. Новый Кожушок и Красные Башмачки улыбнулись, когда еще далеко от города, шагая по дороге и напевая свою старую песенку, они заметили этот небоскреб.
«Мы показываем спектакль и даем представление и хотим, чтобы его увидел весь город, – вот что сказали Новенький Кожушок и Красные Башмачки городскому голове, когда их позвали в городской зал заседаний. – Дайте нам лицензию и разрешите дать бесплатное представление на городской площади».
«А что вы делаете?» – спросил городской голова.
«У нас есть пять кроликов, пять длинноногих прыгучих кроликов, и они перепрыгнут самый высокий небоскреб в вашем городе».
«Если это бесплатно, и вы не продаете билетов и не грабите нас среди бела дня, можете дать представление и вот вам лицензия» – ответил городской голова, говоривший как положено говорить хорошо обученному политическим наукам политику.
Тысячи людей собрались на городской площади, чтобы посмотреть представление. Они хотели узнать, на что это похоже, когда пять длинноногих кроликов перепрыгивают самый высокий небоскреб в городе.
Четверо кроликов были полосатые. Пятый – полосатый и пятнистый.
Перед началом представления Новенький Кожушок и Красные Башмачки брали на руки одного за другим кроликов, ласкали их, гладили им лапки и длинные ушки, почесывали пальцами длинные задние лапки прыгунов.
«Алле» – крикнули они первому кролику. Тот приготовился. «Oп», – крикнули они снова. Кролик прыгнул, оттолкнувшись лапками, и все выше и выше, пока не перелетел через крышу небоскреба, а потом все ниже и ниже, пока не приземлился на лапки и не перебежал городскую площадь прямо туда, где стояли Новенький Кожушок и Красные Башмачки, которые приласкали его и погладили его длинные уши, приговаривая: «Молодец, парнишка».
Потом через небоскреб перепрыгнули разом три кролика. «Алле, – услышали они и приготовились, – оп». И вот все трое рядышком, чуть касаясь друг друга длинными ушками, оттолкнулись лапками и все выше и выше, пока не миновали крыши небоскреба. Тогда они пошли на снижение, и, коснувшись лапками земли, побежали к Новому Кожушку и Красным Башмачкам, чтобы те взяли их на руки, погладили бы их длинные уши и приласкали бы их.
Настал черед пятого кролика, чудного кролика, полосатого и пятнистого. «Ах, как жалко, что ты уходишь. Ах, как жалко», – приговаривали они, поглаживая его длинные уши и почесывая длинные задние лапки.
Новый Кожушок и Красные Башмачки поцеловали его в нос, поцеловали последнего, пятого из пяти длинноногих кроликов.
«Прощай, братец кролик, прощай, ты лучший из всех кроликов на свете», – прошептали они в его длинные уши. Он, как будто понимая, что они говорят и почему, помахал ушами и бросил на них долгий, решительный, глубокий взгляд.
«Алле, алле, – закричали они, и он приготовился, – Ап!» И пятый кролик, полосатый и пятнистый, оттолкнулся лапками и выше и выше и выше, и все вверх, и вверх, и вверх, и вот он уже на крыше небоскреба, и еще выше, выше и выше, и вверх, вверх и вверх, пока вовсе не скрылся из виду.
Они глядели и ждали, они ждали и глядели, но он не вернулся назад. Никто не слышал о нем больше, он исчез. Исчез со всеми своими полосками на спине и пятнышками на шерстке. А Новенький Кожушок и Красные Башмачки обрадовались, что успели поцеловать его в нос прежде, чем он отправился в далекое путешествие, такое далекое, что не вернулся оттуда.
Однажды ночью молочно-белая луна светила над Главной улицей. Тротуары и камни, стены и окна – все казалось молочно-белым. Тонкий голубой туман, как легкая вуаль, медленно плыл и качался вверх-вниз по Главной улице, то поднимаясь к луне, то снова опускаясь. Да, Главная улица была туманно-голубой и молочно-белой, и все расплывалось и становилось мягче и нежней.
Полночь уже прошла. Стоявший перед табачной лавкой Деревянный Индеец шагнул с витрины. Косматый Рогатый Бизон перед галантерейным магазинчиком помотал головой, затряс бородой, застучал копытами.
А потом – что случилось потом! Они двинулись навстречу друг другу и оказались посреди улицы. Деревянный Индеец вскочил верхом на Косматого Рогатого Бизона, а тот наклонил голову и как ветер прерий понесся прямо на запад по Главной улице.
Они остановились на высоком холме над крутым изгибом Светло-Зеленой Реки. Остановились и огляделись. Голубой туман наполнял долину, плывя и качаясь как голубая вуаль, а над долиной стояла молочно-белая луна. Медленным томительным поцелуем касались туман и луна светлых, зеленых вод Светло-Зеленой Реки.
Так они стояли и смотрели, Деревянный Индеец с медным лицом и деревянными перьями и Косматый Рогатый Бизон с большой головой и могучими, опущенными низко к земле плечами.
Они глядели долго-долго, и каждый вбирал в себя высокий холм, крутой изгиб реки и лунный туман над рекой, голубой, белый и мягкий. Наглядевшись, они повернули назад и Косматый Рогатый Бизон наклонил голову и словно ветер прерий полетел назад на Главную улицу. Вот он уже перед табачной лавкой и галантерейным магазинчиком. Затем – юрк! – оба вернулись туда, где стояли раньше и замерли, как будто ничего не произошло.
История это дошла до нас благодаря ночному полицейскому Крем-Торт-тауна. На следующий день он рассказывал: «Сидел я прошлой ночью на ступенях табачной лавочки, смотрел, не появятся ли грабители. Когда я увидел, как Деревянный Индеец и Косматый Рогатый Бизон сошли со своих мест и как ветер помчались вдвоем по Главной улице, я сказал сам себе: «Вот здорово, ну просто здорово».
6. Четыре истории о милых, милых глазках
Вечером, когда помыты тарелки, вечерняя прохлада сменила летнюю жару, а если дело происходит зимой, уже зажжены лампы и камины, папы и мамы страны Рутамяты рассказывают иногда молодому поколению историю о Белой Лошадке и Голубом Ветерке.
Белая Лошадка жила на западе страны Рутамяты. Еще совсем маленькой полюбила она ездить верхом и больше всего ей нравилось вскочить на белую лошадь и, отпустив поводья, мчаться среди холмов и рек страны Рутамяты.
Одна ее лошадь была белая, как снег, другая – белая, как свежевымытая овечья шерсть третья – белая, как серебро. Она никак не могла решить, какая из них нравится ей больше всего. «Мне всегда нравится снег, – говорила она, – свежевымытая овечья шерсть, серебристый свет молодого месяца или что-нибудь еще в этом роде – тоже достаточно белое. Мне нравятся белые гривы и бока, белые носы и белые ноги всех моих пони. Мне нравятся их белые челки лежащие меж белых ушей».
В той же самой степной стране с теми же черными воронами над головой жил Голубой Ветерок – ближайший сосед Белой Лошадки. Еще совсем маленьким он полюбил бродить пешком по пыли и траве и слушать, что говорит ветер Больше всего ему нравилось, надев крепкие башмаки и слушая ветер, бродить украдкой среди холмов и рек страны Рутамяты.
Каждый день, начиная с шести часов утра летом и с восьми зимой, дул голубой ветер, А ночной ветер был полон голубизны летних звезд летом и зимних звезд зимой. Был еще один голубой ветер – ветер сумерек, ветер голубых рассветов и голубых закатов. Ему нравились все три ветра и он не мог сказать, какой ему нравится больше.
«Рано утром ветер силен как прерия, и я знаю, что я ни сказал бы ему, он поверит и запомнит. Ночной ветер в темных изгибах ночного неба проникает мне в душу и вызнает все мои тайны. А голубой ветер сумерек, когда нет ни дня, ни ночи, задает мне вопросы, и обещает мне, если я подожду, принести все, что я ни пожелаю».
Конечно, что должно было случиться – случилось, Белая Лошадка и Голубой Ветерок встретились. Она скакала на одной из белых лошадей, он бродил в крепких дорожных, башмаках по пыли и траве, они встретились, как и должно было быть, среди холмов и рек на западе страны Рутамяты, где они жили по соседству друг с другом.
Конечно, она рассказала ему о снежно-белой лошади и о лошади белой, как свежевымытая овечья шерсть, и о той, что бела, как серебристый свет молодого месяца. А он рассказал ей все о голубых ветрах, которые так любил слушать, об утреннем ветре, о ветре ночного неба и о ветре сумерек, что задает вопросы и просит подождать немного.
Однажды оба исчезли. Белая Лошадка и Голубой Ветерок пропали в один и тот же день недели. Они никого не предупредили перед тем как уйти, поэтому их папы и мамы, братья и сестры, дяди и тети беспокоились о них. Никто ни тогда, ни потом так и не узнал, почему они ушли, в чем была истинная причина.
Они оставили коротенькое письмецо. Оно гласило:
Прошло много лет. Однажды в стране Рутамяте появился Серый Всадник на Верховом Коне. Казалось, он прискакал издалека. Тогда они задали ему вопрос, который задавали всем всадникам, прибывающим издалека: «Не видел ли ты девочки Белой Лошадки и мальчика Голубого Ветерка?»
«Да, – ответил он, – я их видел».
«Я видел их далеко-далеко отсюда, – продолжал он. – Туда надо скакать долгие годы. Они сидели рядом и разговаривали, а иногда и пели там, где земля круто подымается, а скалы тянутся вверх. Они смотрели на воду, а голубая вода простиралась далеко-далеко, куда только достигал взгляд. И там вдали голубая вода встречалась с голубым небом.
«Смотри, – сказал мальчик, – вот где рождаются голубые ветры».
Далеко-далеко, но все-таки поближе, чем то место, где рождаются голубые ветры, в голубой воде показались белые гривы и бока, белые носы и быстрые белые ноги.
«Смотри, – сказала девочка, – вот откуда приходят белые лошади».
Все ближе к земле подходили белые лошади – тысячи в час, миллионы в день – одни белые как снег, другие – как свежевымытая овечья шерсть или как серебристый свет молодого месяца.
Я спросил их: «Чье это место?» Они ответили: «Оно принадлежит нам, ради него мы тронулись в путь, отсюда приходят белые лошади, здесь рождается голубой ветер».
Вот что поведал жителям Рутамяты Серый Всадник на Верховом Коне, уверяя, что это все, что он знает, а знал бы что еще, непременно бы рассказал.
Папы и мамы, братья и сестры, тети и дяди Белой Лошадки и Голубого Ветерка судили-рядили, не выдумал ли Серый Всадник на Верховом Коне всю эту историю из головы, или все и впрямь было так, как он рассказывает.
Вот эту-то историю и рассказывают иногда молодому поколению на западе страны Рутамяты, когда тарелки помыты, а вечерняя прохлада сменила летнюю жару, или если дело происходит зимой, уже зажжены лампы и камины.
Однажды в стране Рутамяте появился Серый Всадник на Верховом Коне. Видно было, что скакал он долго-долго. Как на родного брата был он похож на того Серого Всадника на Верховом Коне, что рассказывал о Белой Лошадке и Голубом Ветерке.
Он остановился в Крем-Торт-тауне. У него было грустное серое лицо и грустные темно-серые глаза. Говорил он коротко и решительно. Иногда казалось, что его глаза вот-вот вспыхнут, но нет – вместо огня в них появлялись тени.
Но однажды он все-таки рассмеялся. Случилось так, что запрокинув голову к небу, он разразился громким, долгим, раскатистым смехом.
Он медленно скакал на сером коне по Главной улице к Дому Большой Катушки, на которую наматывался канат, подтягивающий назад маленький городок, когда ветер относил его вдаль. И вот ему навстречу – шесть девочек, у каждой по шесть золотистых косичек и по шесть воздушных шариков. Да-да, у каждой без исключения шесть золотистых косичек, а на конце каждой косички привязан шарик. Дул легкий ветерок и шарики, привязанные к хвостикам косичек, качались то медленнее, то быстрей, смотря по тому как дул ветер – сильнее или слабее.
Глаза Серого Всадника посветлели впервые с того момента, как он попал в городок, а лицо его озарилось надеждой. Поравнявшись с девочками и плавающими над золотистыми косичками шариками, он осадил коня.
«Куда вы идете?» – спросил он.
«Кто-то-то? Кто-кто-кто?» – запищали девочки.
«Вы вшестером и все ваши шарики. Куда вы идете?»
«О-то-то. Назад, туда, откуда пришли», – они завертели головами, отчего конечно завертелись и воздушные шарики, потому что они держались за чудесные косички, а косички – за головы девочек.
«А куда вы шли до того, как повернули назад, чтобы вернуться туда, откуда пришли?» – спросил он просто для того, чтобы спросить.
«О-то-то, мы пошли и шли все прямо и прямо и смотрели во все глаза», – отвечали они просто для того, чтобы что-то ответить, и так кивали и так крутили головами, что все шарики тут же закивали и закрутились тоже.
Они продолжали разговаривать, он спрашивал просто для того, чтобы спросить, а шесть девочек с шариками отвечали просто для того, чтобы ответить.
Наконец на его грустном лице появилась улыбка, а глаза вспыхнули как утреннее солнце над полем спелой пшеницы, и он попросил: «Расскажите мне о шариках, вот о чем мне хочется услышать – о шариках».
Первая малышка подперла подбородок большим пальцем и бросила взгляд на шесть шариков, качающихся в легком ветерке у нее над головой: «Шарики – это мечты, которые приносит ветер. Красные шарики приносит западный ветер, голубые – южный. А желтые и зеленые – восточный и северный».
Вторая девочка приставила палец к носу, взглянула на шесть кивающих над ее головой шариков, похожих на цветы на холме, обдуваемые легким ветерком, и сказала:
«Когда-то шарики были цветочками, а потом устали и превратились в шарики. Однажды я слышала, что сказал один шарик. Он говорил сам с собой, ну прямо как человек: «Когда-то я был желтым цветком тыквы, торчащим прямо у земли, а сейчас я желтый шарик, летаю высоко в небе, и никто не может на меня наступить. А мне всех с высоты видно».
Третья малышка схватилась за оба уха, как будто боялась, что они закачаются, когда она будет прыгать, быстро крутанулась, и посмотрев на шарики, произнесла такие слова:
«Шарики – это пена. Они берутся оттуда же, откуда мыльные пузыри. Давным-давно они просто скользили по воде в реках, океанах и водопадах, летели вниз в каменистых каскадах, в любой, какой хочешь воде. Ветер замечал пузыри, подхватывал их и уносил прочь, приговаривая: «Теперь вы воздушные шарики, летите, поглядите мир».
Четвертая маленькая девочка высоко подпрыгнула, и все ее шарики подпрыгнули вместе с ней, как будто хотели оторваться и улететь прямо в небо, а когда девочка приземлилась и встала на ножки, она повернула голову так, чтобы видеть свои шарики и дала самый короткий ответ:
«Шарики помогают глядеть вверх, они держат шею прямо».
Пятая девочка постояла на одной ноге, постояла на другой, наклонила голову к коленкам, поглядела на кончики пальцев ног, потом резко выпрямилась, взглянула на парящие шарики с желтыми, красными и зелеными пятнышками и сказала:
«Шарики убежали из сада. Посмотри на эти деревья, на них растут апельсины вперемежку с оранжевыми шариками. Посмотри на яблони, на них вперемежку красный пипин и красные шарики. Посмотри на арбузы. Длинные зеленые шарики с белыми и желтыми полосками – это душа арбуза. Она убежала от него, распрощалась с ним».
Шестая и последняя девочка постучала левой пяткой о правый носок, заложила большие пальцы за уши, помахала остальными в воздухе, потом прекратила ерзать и дрыгаться, застыла, глядя на свои шарики – шарики тоже совершенно успокоились, потому что исчез ветер – и промурлыкала, как будто самой себе под нос:
«Шарики убежали от шутих. У каждого шарика – своя шутиха. Все шутихи разрываются о страшным треском, а когда они разрываются о страшным треском, шарики становятся легкими и могут убежать от этого страшного треска и ускользнуть от огня. Без этого они не могут стать шариками. Они становятся легкими, потому что убегают от огня».
Серый Всадник слушал девочек, а лицо его озарилось надеждой, глаза засияли, и он дважды улыбнулся. А распрощавшись с ними, он запрокинул голову к небу и разразился громким, долгим, раскатистым смехом.
Покидая городок, он обернулся и последнее, что увидал, были девочки, каждая с шестью шариками, привязанными к шести косичкам, торчащим за спиной.
Одна из девочек постучала левой пяткой по правому носку и сказала: «Что за милый человек, наверно он наш дядюшка. Если он вернется снова, мы его спросим, что он думает о том, откуда берутся воздушные шарики».
Остальные пятеро ответили хором: «Да» или «Да, да» или даже «Да, да, да» – так быстро, как это делает шарик, когда убегает от огненной шутихи.
Иногда в январе идешь по проселочной дороге, поднимешь глаза к небу и вдруг видишь, что оно близко-близко.
Иногда в такие январские ночи звезды похожи на цифры, накорябанные школьницей, делающей уроки и только-только начавшей учить арифметику.
Вот в такую ночь Сенди Спорщикморщик шел по проселочной дороге туда, куда собирался идти – к дому Винни Вертихвостик, дочери мятного короля, живущего неподалеку от Печенка-с-луком-сити. Когда Сенди поднял глаза к небу, ему показалось, что небо вот тут прямо у него на носу, а на нем звездная надпись, как будто школьница решала арифметические примеры, вот цифра 4, а вот 7, и снова 4, и снова 7, и так по всему небу.
«Что за дикий холод?» – спросил сам себя Сенди Спорщикморщик. – Самая дикая дичь не такая дикая, как этот холод и ледяной ветер».
«Дорогие мои варежки, грейте мои пальцы», – время от времени повторял он своим вязаным шерстяным варежкам.
Дул страшный ветер, он как будто схватил Сенди за нос холодными ледяными мокрыми тисками, и они крепко держали нос и кололи его как булавками. Сенди стал тереть нос вязаными шерстяными варежками, тер-тер, пока холодные ледяные мокрые тиски не разжались. Нос снова стал теплым, а Сенди сказал: «Спасибо вам, варежки, за то, что вы согрели мой нос».
Он разговаривал с вязаными шерстяными варежками, как будто они два котенка или щеночка, два маленьких медвежонка или крошки-пони. «Вы мои приятели, вы мои спутники», – говорил он варежкам.
«А вы знаете, что у меня тут под левым локтем? – спросил он у варежек. – Сейчас я вам расскажу, что у меня тут, под левым локтем».
«Это не мандолина и не губная гармошка, не аккордеон, не органчик и не скрипка. Это гитара, особая испанская, исструнская, иззвонская гитара».
«Да-да, мои варежки, говорят, что такой здоровяк молодой, как я, должен иметь пианино. Когда играешь на пианино слышно всем в доме, к тому же на него удобно класть шляпу, пальто, книгу или цветы».
«Чихал я на это, варежки. Я им сказал, что видел в витрине скобяной лавки особую испанскую, исструнскую, иззвонскую гитару за восемь с половиной долларов».
Время шло, Северозападный Ветер прилетал, рассказывал новости и повторял свое обещание. Время шло, и небоскребы решили завести ребенка.
А еще они решили, что когда их ребенок родится, он станет свободным.
«Он должен быть свободным, – повторяли они друг другу. – Он не должен всю жизнь смирно стоять на углу улицы. Да, да, если у нас будет ребенок, пусть он свободно носится по прерии, к горам и к морю. Да, да, он должен быть свободным».
Время шло, ребенок появился на свет. Это был поезд Золотая Стрела, самый быстрый поезд, ходивший по самому длинному пути страны Рутамяты. Он мчался по прерии к горам и к морю.
Два небоскреба были счастливы, они были так счастливы, что их свободное дитя мчится от большого города к далеким горам, к далеким морям, к самым далеким горам и к морскому побережью, где гуляет Северозападный Ветер.
Они были так счастливы, что их дитя приносит пользу, были так счастливы, что их дитя возит тысячи людей на тысячи миль каждый день, и что люди, говоря о Золотой Стреле, повторяют, какая она сильная и чудесная.
Время шло, и вот пришел день, когда продавцы газет принялись кричать как сумасшедшие. «О-о-о, а-а-а, о-о-о», – вот что донеслось до небоскребов, обычно не слишком обращавших внимание на новости газетчиков.
«О-о-о, а-а-а, о-о-о», – снова донеслось до верхушек небоскребов.
Наконец крики продавцов газет достигли такой силы, что небоскребы прислушались и услышали: «Все о крушении огромного поезда! Все о несчастье с Золотой Стрелой! Множество погибших! Множество погибших!»
Прилетел Северозападный Ветер и простонал тихую грустную песенку. А после полудня толпа полисменов, таксистов, продавцов газет и покупателей со свертками столпилась вокруг двух Удивительных предметов, лежащих подле друг друга прямо посередине проезжей части. Это были бронзовые коза и бронзовый гусь. Они лежали рядышком.
Давным-давно, задолго до того, как те самые путепрыжки потеряли чудесные полоски цвета золотистой овсяной соломки и зеленые как трава тимофеевка пятнышки на дивно закрученных хвостах, задолго до того, как зынь-зынь-звонки засвистали среди цветов жимолости, а горелыки прокричали свой последний предсмертный крик, задолго до того, как произошли все грустные события, которые случились позже, за несколько лет до одна тысяча серединка-наполовинкового года Новенький Кожушок и Красные Башмачки шли по стране Рутамяте.
С того-то и началось, что они шли по стране Рутамяте. А шли они потому, что им нравилось чувствовать под ногами дорожную пыль и наполняться запахом земли. Они разузнали птичьи маршруты и тропинки жуков, догадались, почему у птиц крылья, а у жуков ножки, почему радозвонки откладывают яйца в гнездо-корзинку на дереве дунуфу, а свисти-висти пиликают свои короткие скрипичные песенки все лето напролет, пока не кончатся длинные летние ночи.
Как-то рано поутру они шли, напевая веселую песенку, по кукурузным полям страны Рутамяты. Они только что позавтракали горячим кофе и горячими булочками с маком, намазанными маслом. Новенький Кожушок спросил у Красных Башмачков: «Какой самый интересный секрет мы разгадали за это лето?»
«На этот вопрос легко ответить, – сказала она и взмахнула длинными черными ресницами. – Интереснее всего золотые веревочки, тянущиеся от каждой звезды в небо, по которым можно взобраться, когда захочется».
Они неспешно вошли в город и там встретили человека с печальным лицом. «Что случилось?» – спросили они. «Мой брат в тюрьме».
«За что?» – снова спросили они, а он ответил: «Мой брат надел посреди зимы соломенную шляпу и для смеха вышел в ней на улицу. Мой брат сделал прическу в стиле «помпадур» и для смеха вышел летом без шляпы. И то и другое против закона. Хуже всего, что он чихнул в неположенном месте на неположенных людей, чихнул в тот момент, когда умнее было бы не чихать. Поэтому его повесят завтра утром. Виселицу сделают из бревен, а веревку из пеньки, и они будут дожидаться его завтра утром. Ему завяжут вокруг шеи галстук палача и высоко его вздернут».
Человек с печальным лицом стал еще печальнее, и тогда Новенький Кожушок и Красные Башмачки преисполнились отваги. Они пошептались и сказали: «Возьми эти дешевые часики и дай их брату. Скажи ему, что когда его поведут к виселице, пусть он возьмет их в руки, заведет и нажмет. Остальное получится само собой».
На следующее утро, когда человека, чтобы повесить, подвели к виселице, сделанной из бревен с веревкой из пеньки, подвели, чтобы высоко его вздернуть, чтобы неповадно было чихать в неположенном месте на неположенных людей, он завел часы и нажал на завод. Что-то сверкнуло и рвануло, как газовый двигатель, и появилась пара больших драконьих крыльев. Это часы превратились в корабль с драконьими крыльями. Человек, которого собирались повесить, прыгнул в него и был таков раньше, чем все пришли в себя от изумления.
Новенький Кожушок и Красные Башмачки вышли из города, улыбаясь и напевая веселую песенку. А человек с печальным лицом, которое теперь уже не было печальным, побежал за ними. Следом бежали пять длинноногих кроликов.
«Это вам», – объяснил он. Все уселись на пень дерева дуну фу, и он открыл им секрет пяти длинноногих кроликов. Потом Новенький Кожушок и Красные Башмачки распрощались с ним и отправились дальше с пятью новыми друзьями.
Они пришли в другой город и увидели там самый высокий из всех небоскребов. Один богач хотел, чтобы о нем помнили и после его смерти. Он объявил свою последнюю волю и завещал построить такое высокое здание, чтобы оно скребло грозовые облака и было бы выше всех других небоскребов, на верхушке высечь в камне его имя, а ночью зажигать лампочки, составляющие буквы его имени, и чтобы на башенных часах тоже было его имя.
«Я жажду, чтобы меня помнили, и чтобы мое имя после моей смерти было бы на устах у множества людей, – сказал этот богач своим друзьям. – Завещаю вам возвести здание высотой до неба, потому что, чем выше оно будет, тем дольше будут помнить мое имя после того, как я умру».
Так и случилось. Новый Кожушок и Красные Башмачки улыбнулись, когда еще далеко от города, шагая по дороге и напевая свою старую песенку, они заметили этот небоскреб.
«Мы показываем спектакль и даем представление и хотим, чтобы его увидел весь город, – вот что сказали Новенький Кожушок и Красные Башмачки городскому голове, когда их позвали в городской зал заседаний. – Дайте нам лицензию и разрешите дать бесплатное представление на городской площади».
«А что вы делаете?» – спросил городской голова.
«У нас есть пять кроликов, пять длинноногих прыгучих кроликов, и они перепрыгнут самый высокий небоскреб в вашем городе».
«Если это бесплатно, и вы не продаете билетов и не грабите нас среди бела дня, можете дать представление и вот вам лицензия» – ответил городской голова, говоривший как положено говорить хорошо обученному политическим наукам политику.
Тысячи людей собрались на городской площади, чтобы посмотреть представление. Они хотели узнать, на что это похоже, когда пять длинноногих кроликов перепрыгивают самый высокий небоскреб в городе.
Четверо кроликов были полосатые. Пятый – полосатый и пятнистый.
Перед началом представления Новенький Кожушок и Красные Башмачки брали на руки одного за другим кроликов, ласкали их, гладили им лапки и длинные ушки, почесывали пальцами длинные задние лапки прыгунов.
«Алле» – крикнули они первому кролику. Тот приготовился. «Oп», – крикнули они снова. Кролик прыгнул, оттолкнувшись лапками, и все выше и выше, пока не перелетел через крышу небоскреба, а потом все ниже и ниже, пока не приземлился на лапки и не перебежал городскую площадь прямо туда, где стояли Новенький Кожушок и Красные Башмачки, которые приласкали его и погладили его длинные уши, приговаривая: «Молодец, парнишка».
Потом через небоскреб перепрыгнули разом три кролика. «Алле, – услышали они и приготовились, – оп». И вот все трое рядышком, чуть касаясь друг друга длинными ушками, оттолкнулись лапками и все выше и выше, пока не миновали крыши небоскреба. Тогда они пошли на снижение, и, коснувшись лапками земли, побежали к Новому Кожушку и Красным Башмачкам, чтобы те взяли их на руки, погладили бы их длинные уши и приласкали бы их.
Настал черед пятого кролика, чудного кролика, полосатого и пятнистого. «Ах, как жалко, что ты уходишь. Ах, как жалко», – приговаривали они, поглаживая его длинные уши и почесывая длинные задние лапки.
Новый Кожушок и Красные Башмачки поцеловали его в нос, поцеловали последнего, пятого из пяти длинноногих кроликов.
«Прощай, братец кролик, прощай, ты лучший из всех кроликов на свете», – прошептали они в его длинные уши. Он, как будто понимая, что они говорят и почему, помахал ушами и бросил на них долгий, решительный, глубокий взгляд.
«Алле, алле, – закричали они, и он приготовился, – Ап!» И пятый кролик, полосатый и пятнистый, оттолкнулся лапками и выше и выше и выше, и все вверх, и вверх, и вверх, и вот он уже на крыше небоскреба, и еще выше, выше и выше, и вверх, вверх и вверх, пока вовсе не скрылся из виду.
Они глядели и ждали, они ждали и глядели, но он не вернулся назад. Никто не слышал о нем больше, он исчез. Исчез со всеми своими полосками на спине и пятнышками на шерстке. А Новенький Кожушок и Красные Башмачки обрадовались, что успели поцеловать его в нос прежде, чем он отправился в далекое путешествие, такое далекое, что не вернулся оттуда.
Однажды ночью молочно-белая луна светила над Главной улицей. Тротуары и камни, стены и окна – все казалось молочно-белым. Тонкий голубой туман, как легкая вуаль, медленно плыл и качался вверх-вниз по Главной улице, то поднимаясь к луне, то снова опускаясь. Да, Главная улица была туманно-голубой и молочно-белой, и все расплывалось и становилось мягче и нежней.
Полночь уже прошла. Стоявший перед табачной лавкой Деревянный Индеец шагнул с витрины. Косматый Рогатый Бизон перед галантерейным магазинчиком помотал головой, затряс бородой, застучал копытами.
А потом – что случилось потом! Они двинулись навстречу друг другу и оказались посреди улицы. Деревянный Индеец вскочил верхом на Косматого Рогатого Бизона, а тот наклонил голову и как ветер прерий понесся прямо на запад по Главной улице.
Они остановились на высоком холме над крутым изгибом Светло-Зеленой Реки. Остановились и огляделись. Голубой туман наполнял долину, плывя и качаясь как голубая вуаль, а над долиной стояла молочно-белая луна. Медленным томительным поцелуем касались туман и луна светлых, зеленых вод Светло-Зеленой Реки.
Так они стояли и смотрели, Деревянный Индеец с медным лицом и деревянными перьями и Косматый Рогатый Бизон с большой головой и могучими, опущенными низко к земле плечами.
Они глядели долго-долго, и каждый вбирал в себя высокий холм, крутой изгиб реки и лунный туман над рекой, голубой, белый и мягкий. Наглядевшись, они повернули назад и Косматый Рогатый Бизон наклонил голову и словно ветер прерий полетел назад на Главную улицу. Вот он уже перед табачной лавкой и галантерейным магазинчиком. Затем – юрк! – оба вернулись туда, где стояли раньше и замерли, как будто ничего не произошло.
История это дошла до нас благодаря ночному полицейскому Крем-Торт-тауна. На следующий день он рассказывал: «Сидел я прошлой ночью на ступенях табачной лавочки, смотрел, не появятся ли грабители. Когда я увидел, как Деревянный Индеец и Косматый Рогатый Бизон сошли со своих мест и как ветер помчались вдвоем по Главной улице, я сказал сам себе: «Вот здорово, ну просто здорово».
6. Четыре истории о милых, милых глазках
Вечером, когда помыты тарелки, вечерняя прохлада сменила летнюю жару, а если дело происходит зимой, уже зажжены лампы и камины, папы и мамы страны Рутамяты рассказывают иногда молодому поколению историю о Белой Лошадке и Голубом Ветерке.
Белая Лошадка жила на западе страны Рутамяты. Еще совсем маленькой полюбила она ездить верхом и больше всего ей нравилось вскочить на белую лошадь и, отпустив поводья, мчаться среди холмов и рек страны Рутамяты.
Одна ее лошадь была белая, как снег, другая – белая, как свежевымытая овечья шерсть третья – белая, как серебро. Она никак не могла решить, какая из них нравится ей больше всего. «Мне всегда нравится снег, – говорила она, – свежевымытая овечья шерсть, серебристый свет молодого месяца или что-нибудь еще в этом роде – тоже достаточно белое. Мне нравятся белые гривы и бока, белые носы и белые ноги всех моих пони. Мне нравятся их белые челки лежащие меж белых ушей».
В той же самой степной стране с теми же черными воронами над головой жил Голубой Ветерок – ближайший сосед Белой Лошадки. Еще совсем маленьким он полюбил бродить пешком по пыли и траве и слушать, что говорит ветер Больше всего ему нравилось, надев крепкие башмаки и слушая ветер, бродить украдкой среди холмов и рек страны Рутамяты.
Каждый день, начиная с шести часов утра летом и с восьми зимой, дул голубой ветер, А ночной ветер был полон голубизны летних звезд летом и зимних звезд зимой. Был еще один голубой ветер – ветер сумерек, ветер голубых рассветов и голубых закатов. Ему нравились все три ветра и он не мог сказать, какой ему нравится больше.
«Рано утром ветер силен как прерия, и я знаю, что я ни сказал бы ему, он поверит и запомнит. Ночной ветер в темных изгибах ночного неба проникает мне в душу и вызнает все мои тайны. А голубой ветер сумерек, когда нет ни дня, ни ночи, задает мне вопросы, и обещает мне, если я подожду, принести все, что я ни пожелаю».
Конечно, что должно было случиться – случилось, Белая Лошадка и Голубой Ветерок встретились. Она скакала на одной из белых лошадей, он бродил в крепких дорожных, башмаках по пыли и траве, они встретились, как и должно было быть, среди холмов и рек на западе страны Рутамяты, где они жили по соседству друг с другом.
Конечно, она рассказала ему о снежно-белой лошади и о лошади белой, как свежевымытая овечья шерсть, и о той, что бела, как серебристый свет молодого месяца. А он рассказал ей все о голубых ветрах, которые так любил слушать, об утреннем ветре, о ветре ночного неба и о ветре сумерек, что задает вопросы и просит подождать немного.
Однажды оба исчезли. Белая Лошадка и Голубой Ветерок пропали в один и тот же день недели. Они никого не предупредили перед тем как уйти, поэтому их папы и мамы, братья и сестры, дяди и тети беспокоились о них. Никто ни тогда, ни потом так и не узнал, почему они ушли, в чем была истинная причина.
Они оставили коротенькое письмецо. Оно гласило:
Родные и дорогие, старые и малые!Вот и все, что было известно в стране рутамяте, известно о том, куда исчезли двое любимых детей.
Мы решили уйти туда, откуда приходят белые лошади и где рождается голубой ветер. Пока нас нет, храните для нас уголочек в ваших сердцах.
Белая Лошадка. Голубой Ветерок.
Прошло много лет. Однажды в стране Рутамяте появился Серый Всадник на Верховом Коне. Казалось, он прискакал издалека. Тогда они задали ему вопрос, который задавали всем всадникам, прибывающим издалека: «Не видел ли ты девочки Белой Лошадки и мальчика Голубого Ветерка?»
«Да, – ответил он, – я их видел».
«Я видел их далеко-далеко отсюда, – продолжал он. – Туда надо скакать долгие годы. Они сидели рядом и разговаривали, а иногда и пели там, где земля круто подымается, а скалы тянутся вверх. Они смотрели на воду, а голубая вода простиралась далеко-далеко, куда только достигал взгляд. И там вдали голубая вода встречалась с голубым небом.
«Смотри, – сказал мальчик, – вот где рождаются голубые ветры».
Далеко-далеко, но все-таки поближе, чем то место, где рождаются голубые ветры, в голубой воде показались белые гривы и бока, белые носы и быстрые белые ноги.
«Смотри, – сказала девочка, – вот откуда приходят белые лошади».
Все ближе к земле подходили белые лошади – тысячи в час, миллионы в день – одни белые как снег, другие – как свежевымытая овечья шерсть или как серебристый свет молодого месяца.
Я спросил их: «Чье это место?» Они ответили: «Оно принадлежит нам, ради него мы тронулись в путь, отсюда приходят белые лошади, здесь рождается голубой ветер».
Вот что поведал жителям Рутамяты Серый Всадник на Верховом Коне, уверяя, что это все, что он знает, а знал бы что еще, непременно бы рассказал.
Папы и мамы, братья и сестры, тети и дяди Белой Лошадки и Голубого Ветерка судили-рядили, не выдумал ли Серый Всадник на Верховом Коне всю эту историю из головы, или все и впрямь было так, как он рассказывает.
Вот эту-то историю и рассказывают иногда молодому поколению на западе страны Рутамяты, когда тарелки помыты, а вечерняя прохлада сменила летнюю жару, или если дело происходит зимой, уже зажжены лампы и камины.
Однажды в стране Рутамяте появился Серый Всадник на Верховом Коне. Видно было, что скакал он долго-долго. Как на родного брата был он похож на того Серого Всадника на Верховом Коне, что рассказывал о Белой Лошадке и Голубом Ветерке.
Он остановился в Крем-Торт-тауне. У него было грустное серое лицо и грустные темно-серые глаза. Говорил он коротко и решительно. Иногда казалось, что его глаза вот-вот вспыхнут, но нет – вместо огня в них появлялись тени.
Но однажды он все-таки рассмеялся. Случилось так, что запрокинув голову к небу, он разразился громким, долгим, раскатистым смехом.
Он медленно скакал на сером коне по Главной улице к Дому Большой Катушки, на которую наматывался канат, подтягивающий назад маленький городок, когда ветер относил его вдаль. И вот ему навстречу – шесть девочек, у каждой по шесть золотистых косичек и по шесть воздушных шариков. Да-да, у каждой без исключения шесть золотистых косичек, а на конце каждой косички привязан шарик. Дул легкий ветерок и шарики, привязанные к хвостикам косичек, качались то медленнее, то быстрей, смотря по тому как дул ветер – сильнее или слабее.
Глаза Серого Всадника посветлели впервые с того момента, как он попал в городок, а лицо его озарилось надеждой. Поравнявшись с девочками и плавающими над золотистыми косичками шариками, он осадил коня.
«Куда вы идете?» – спросил он.
«Кто-то-то? Кто-кто-кто?» – запищали девочки.
«Вы вшестером и все ваши шарики. Куда вы идете?»
«О-то-то. Назад, туда, откуда пришли», – они завертели головами, отчего конечно завертелись и воздушные шарики, потому что они держались за чудесные косички, а косички – за головы девочек.
«А куда вы шли до того, как повернули назад, чтобы вернуться туда, откуда пришли?» – спросил он просто для того, чтобы спросить.
«О-то-то, мы пошли и шли все прямо и прямо и смотрели во все глаза», – отвечали они просто для того, чтобы что-то ответить, и так кивали и так крутили головами, что все шарики тут же закивали и закрутились тоже.
Они продолжали разговаривать, он спрашивал просто для того, чтобы спросить, а шесть девочек с шариками отвечали просто для того, чтобы ответить.
Наконец на его грустном лице появилась улыбка, а глаза вспыхнули как утреннее солнце над полем спелой пшеницы, и он попросил: «Расскажите мне о шариках, вот о чем мне хочется услышать – о шариках».
Первая малышка подперла подбородок большим пальцем и бросила взгляд на шесть шариков, качающихся в легком ветерке у нее над головой: «Шарики – это мечты, которые приносит ветер. Красные шарики приносит западный ветер, голубые – южный. А желтые и зеленые – восточный и северный».
Вторая девочка приставила палец к носу, взглянула на шесть кивающих над ее головой шариков, похожих на цветы на холме, обдуваемые легким ветерком, и сказала:
«Когда-то шарики были цветочками, а потом устали и превратились в шарики. Однажды я слышала, что сказал один шарик. Он говорил сам с собой, ну прямо как человек: «Когда-то я был желтым цветком тыквы, торчащим прямо у земли, а сейчас я желтый шарик, летаю высоко в небе, и никто не может на меня наступить. А мне всех с высоты видно».
Третья малышка схватилась за оба уха, как будто боялась, что они закачаются, когда она будет прыгать, быстро крутанулась, и посмотрев на шарики, произнесла такие слова:
«Шарики – это пена. Они берутся оттуда же, откуда мыльные пузыри. Давным-давно они просто скользили по воде в реках, океанах и водопадах, летели вниз в каменистых каскадах, в любой, какой хочешь воде. Ветер замечал пузыри, подхватывал их и уносил прочь, приговаривая: «Теперь вы воздушные шарики, летите, поглядите мир».
Четвертая маленькая девочка высоко подпрыгнула, и все ее шарики подпрыгнули вместе с ней, как будто хотели оторваться и улететь прямо в небо, а когда девочка приземлилась и встала на ножки, она повернула голову так, чтобы видеть свои шарики и дала самый короткий ответ:
«Шарики помогают глядеть вверх, они держат шею прямо».
Пятая девочка постояла на одной ноге, постояла на другой, наклонила голову к коленкам, поглядела на кончики пальцев ног, потом резко выпрямилась, взглянула на парящие шарики с желтыми, красными и зелеными пятнышками и сказала:
«Шарики убежали из сада. Посмотри на эти деревья, на них растут апельсины вперемежку с оранжевыми шариками. Посмотри на яблони, на них вперемежку красный пипин и красные шарики. Посмотри на арбузы. Длинные зеленые шарики с белыми и желтыми полосками – это душа арбуза. Она убежала от него, распрощалась с ним».
Шестая и последняя девочка постучала левой пяткой о правый носок, заложила большие пальцы за уши, помахала остальными в воздухе, потом прекратила ерзать и дрыгаться, застыла, глядя на свои шарики – шарики тоже совершенно успокоились, потому что исчез ветер – и промурлыкала, как будто самой себе под нос:
«Шарики убежали от шутих. У каждого шарика – своя шутиха. Все шутихи разрываются о страшным треском, а когда они разрываются о страшным треском, шарики становятся легкими и могут убежать от этого страшного треска и ускользнуть от огня. Без этого они не могут стать шариками. Они становятся легкими, потому что убегают от огня».
Серый Всадник слушал девочек, а лицо его озарилось надеждой, глаза засияли, и он дважды улыбнулся. А распрощавшись с ними, он запрокинул голову к небу и разразился громким, долгим, раскатистым смехом.
Покидая городок, он обернулся и последнее, что увидал, были девочки, каждая с шестью шариками, привязанными к шести косичкам, торчащим за спиной.
Одна из девочек постучала левой пяткой по правому носку и сказала: «Что за милый человек, наверно он наш дядюшка. Если он вернется снова, мы его спросим, что он думает о том, откуда берутся воздушные шарики».
Остальные пятеро ответили хором: «Да» или «Да, да» или даже «Да, да, да» – так быстро, как это делает шарик, когда убегает от огненной шутихи.
Иногда в январе идешь по проселочной дороге, поднимешь глаза к небу и вдруг видишь, что оно близко-близко.
Иногда в такие январские ночи звезды похожи на цифры, накорябанные школьницей, делающей уроки и только-только начавшей учить арифметику.
Вот в такую ночь Сенди Спорщикморщик шел по проселочной дороге туда, куда собирался идти – к дому Винни Вертихвостик, дочери мятного короля, живущего неподалеку от Печенка-с-луком-сити. Когда Сенди поднял глаза к небу, ему показалось, что небо вот тут прямо у него на носу, а на нем звездная надпись, как будто школьница решала арифметические примеры, вот цифра 4, а вот 7, и снова 4, и снова 7, и так по всему небу.
«Что за дикий холод?» – спросил сам себя Сенди Спорщикморщик. – Самая дикая дичь не такая дикая, как этот холод и ледяной ветер».
«Дорогие мои варежки, грейте мои пальцы», – время от времени повторял он своим вязаным шерстяным варежкам.
Дул страшный ветер, он как будто схватил Сенди за нос холодными ледяными мокрыми тисками, и они крепко держали нос и кололи его как булавками. Сенди стал тереть нос вязаными шерстяными варежками, тер-тер, пока холодные ледяные мокрые тиски не разжались. Нос снова стал теплым, а Сенди сказал: «Спасибо вам, варежки, за то, что вы согрели мой нос».
Он разговаривал с вязаными шерстяными варежками, как будто они два котенка или щеночка, два маленьких медвежонка или крошки-пони. «Вы мои приятели, вы мои спутники», – говорил он варежкам.
«А вы знаете, что у меня тут под левым локтем? – спросил он у варежек. – Сейчас я вам расскажу, что у меня тут, под левым локтем».
«Это не мандолина и не губная гармошка, не аккордеон, не органчик и не скрипка. Это гитара, особая испанская, исструнская, иззвонская гитара».
«Да-да, мои варежки, говорят, что такой здоровяк молодой, как я, должен иметь пианино. Когда играешь на пианино слышно всем в доме, к тому же на него удобно класть шляпу, пальто, книгу или цветы».
«Чихал я на это, варежки. Я им сказал, что видел в витрине скобяной лавки особую испанскую, исструнскую, иззвонскую гитару за восемь с половиной долларов».