Страница:
Он посмотрел по сторонам.
— Что-нибудь еще?
— У меня ничего, — откликнулся Лукас. — Ничего не приходит в голову. Сегодня похожу по улицам, посмотрю, как там дела, а потом поеду на север. У меня здесь плохо получается.
— Задержись на минуточку, ладно? — попросил Даниэль. — Все свободны. И прошу прощения, Энди. Я не хотел на тебя кричать.
— Я сам от себя этого не ожидал, — проговорил Андерсон, горько усмехаясь. — Это все Бешеный.
— Что ты подразумеваешь под словом «паника»? Люди кинутся бежать по улицам? Этого не будет. Все просто будут тише воды, ниже травы.
— Я говорю о людях, у которых есть оружие. Я говорю о студентах колледжей. Кто-то из них может вернуться с вечеринки в неурочное время, когда родители его не ждут, среди ночи, ведь папаша запросто разнесет ему голову из своего кольта. Вот о чем я говорю. Ты, вероятно, молод и не помнишь, как Чарли Старкуэзер убивал людей в Небраске, и тогда люди, выходя на улицу, брали с собой ружья. Нам такого не надо. И не нужно, чтобы Национальная ассоциация стрелкового оружия провернула очередную кампанию нагнетания страха под лозунгом «Пистолет в каждом доме, танк в каждом гараже»
— Мы должны побеседовать с издателями и управляющими телестанциями или их владельцами, — сказал Лукас после минутных раздумий. — Они могут просто распорядиться, чтобы журналисты умерили свой пыл.
— Думаешь, они на это пойдут?
Лукас еще немного подумал.
— Если мы правильно поведем себя. Репортеров в основном все презирают, но они ведь тоже люди, и, как все люди, они хотят, чтобы их любили. Дай им только возможность продемонстрировать, что они по-настоящему хорошие ребята, они ботинки тебе будут лизать. Но все должно исходить от тебя. На высшем уровне. Босс договаривается с боссом. Может быть, стоит взять с собой заместителей. Может быть, даже мэра. Это им польстит, продемонстрируй им, как ты их уважаешь. Конечно же, они зададут вопросы типа: «Вы что же, хотите, чтобы мы сами себя подвергли цензуре?» А ты должен ответить: «Конечно же нет. Мы только хотим предупредить вас о том, какую угрозу представляет всеобщая паника. Мы хотели бы, чтобы вы отнеслись к этому с пониманием».
— Должен ли я еще и поделиться с ними своими тревогами? — саркастически заметил Даниэль.
Лукас указал на него пальцем.
— Вот именно. И не стоит иронизировать. Ты имеешь дело с прессой. И можешь прямо так и сказать — «поделиться». Именно так и говорят: «Позвольте мне этим с вами поделиться».
— Думаешь, они на это купятся?
— Думаю, да. Это позволит газетам тоже почувствовать некоторую ответственность. Они могут на это пойти, потому что со всех этих событий особого навара не имеют. Газета не может привлечь рекламодателей только тем, что печатает сообщения об убийствах. И их не особенно интересует краткосрочное увеличение тиража. Они все равно не смогут все продать.
— Ну а телевидение?
— С ними забот будет побольше, потому что их рейтинг колеблется, и это для них действительно имеет значение. Господи, кажется, я где-то в газете читал на прошлой неделе, что близится подведение итогов. Если мы не заключим что-то вроде соглашения с телестанциями, то они просто с ума все посходят из-за этого Бешеного.
Даниэль тяжело вздохнул.
— Определение победителя среди телестанций. Я совсем об этом забыл. Но мы же полицейское управление. Мы должны ловить преступников. А я сижу здесь, и меня в пот кидает от какого-то подведения итогов на телевидении.
— Я составлю тебе список всех тех, с кем тебе нужно будет поговорить, — сказал Лукас. — Я передам его Линде через час. С указанием номеров телефонов. Лучше всего тебе позвонить им напрямую. В таком случае они подумают, что ты их знаешь.
— Ладно. Сколько встреч устраивать? Одну или две? Одну для газетчиков, а другую для телевизионщиков?
— Думаю, одну для всех. Телевизионщики любят принимать участие во всех мероприятиях, в которых участвуют газетчики. Тогда они тоже чувствуют себя журналистами.
— Ну а как быть с радио? — спросил Даниэль.
— К черту радио.
— Что-нибудь есть?
— Возможно, он ездит на «сандерберде» темного цвета, новом, может быть, темно-синем, — сказал он, и в его голосе прозвучал лишь легкий оттенок удовлетворенности.
— Откуда ты это взял? — спросил Лукас.
— Ладно. Медэксперты вычислили, что ее убили где-то между ночью среды и утром четверга. Нам известно, что в семь часов вечера она была жива, потому что тогда она разговаривала по телефону с подругой. Парень, который живет на противоположной стороне улицы, работает в ночную смену. Он возвращался домой в двенадцать двадцать и обратил внимание на то, что у нее все еще продолжал гореть свет. Он это заметил, потому что обычно она рано ложилась спать.
— Откуда он это знает?
— Сейчас расскажу. Он работает посменно, и смены постоянно меняются. Когда он работал в дневную смену с семи до трех, то он часто видел ее на улице, когда уходил на работу. Однажды он спросил ее, почему она так рано встает. Она ответила, что всегда встает рано, это лучшее время дня. Она не могла работать по ночам. Поэтому он обратил внимание на свет у нее в квартире. Подумал, может быть, у нее большая контрольная.
— И что же...
— Поэтому мы думаем, что тогда она уже была мертва. Или умирала. Дальше, около десяти часов — точно мы время не смогли установить, так что это примерно плюс-минус пятнадцать минут — по улице шел один паренек, который заметил, как какой-то человек идет по противоположной стороне. Он шел в том же направлении, что и мальчишка. Среднего роста. Темное пальто. Шляпа. Они шли по той самой улице, на которой находится дом Уиткрофт. Вот так они прошли пару кварталов. Но ты ведь знаешь, с каким особым вниманием относишься к людям, когда идешь по улице пешком поздно вечером?
— Да.
— Так вот, они прошли два квартала, и этот человек остановился около машины «сандерберд». Мальчишка запомнил это, потому что увлекается автомобилями. Человек открыл машину, сел и уехал. Позже, когда паренек услышал о том, что произошло с Уиткрофт, он начал вспоминать, что было тогда, и ему этот мужчина показался странным. На улице полно места, где можно припарковать машину, да вдобавок еще холодно, так зачем же ставить ее в двух или даже в трех кварталах от нужного вам места?
— Умница парень.
— Да.
— А ты его самого проверил? — спросил Лукас.
— Да. С ним все в порядке. Студент инженерного факультета университета. Он здесь живет постоянно. И тот, что живет на другой стороне улицы, тоже подозрений не вызывает.
— Гм.
Лукас покусал губы.
Андерсон пожал плечами.
— Это, конечно же, не ключ к разгадке, но уже кое-что. Теперь мы проверяем страховки на «сандерберды» за последние три года, разыскиваем тех, кто перевел свои страховые полисы к нам сюда из других мест. Ну, например, из Техаса.
— Удачи тебе.
— Вы хотите, чтобы мы сами себя подвергали цензуре? — спросил главный редактор «Стар трибюн».
— Ну что вы, нет, конечно, потому что мы знаем, что вы этого все равно не сделаете, — проговорил Даниэль, хитро улыбаясь. — Мы только хотим поделиться с вами озабоченностью и указать на возможность всеобщей паники. Этот человек убийца, он ненормальный. Мы делаем все от нас зависящее, чтобы установить его личность и арестовать его. И я вовсе не хочу преуменьшить весь ужас его преступлений. Но я хочу заметить, что на сегодняшний момент он убил пять человек в городе с населением почти в три миллиона. Другими словами, ваши шансы погибнуть при пожаре, или от руки члена вашей семьи, или быть задавленным автомобилем, не говоря уже о возможности погибнуть от сердечного приступа, так вот, эти шансы намного значительней, чем вероятность нарваться на этого убийцу. И сейчас мы говорим о том, что показывать выпуски новостей, которые вызывают панику, это просто безответственно, это приводит к обратным результатам...
— Приводит к обратным результатам по отношению к чему? К тому, чтобы вы удержались на своей работе? — спросил журналист «Стар трибюн», пишущий передовые статьи.
— Я отвергаю такую позицию, — резко ответил Даниэль.
— Не думаю, что данный вопрос был вполне уместен, — примирительно заметил издатель газеты.
— В любом случае ему не стоит об этом беспокоиться, — сказал мэр города Миннеаполиса, сидевший на другом конце стола. — Начальник полиции Даниэль отлично справляется с работой, и я намерен продлить его службу в этой должности еще на один срок, независимо от результатов этого расследования.
Даниэль посмотрел на мэра и кивнул головой.
— Тогда у нас возникает проблема, — проговорил управляющий телестанцией TV-3. — Сейчас эта история с убийцей больше всего интересует наших зрителей. Я никогда не видел ничего подобного. И если мы преднамеренно снизим, приглушим интерес к этой теме, а наши коллеги с восьмого канала, шестого канала и двенадцатого канала не станут этого делать, то мы потеряем в рейтинге. Нас не волнуют тиражи, как газетчиков, но рейтинг — это наша жизнь. И, учитывая, что популярность нашей телестанции самая высокая...
— Но только по десятичасовым новостям, а не по шестичасовым, — перебил его управляющий восьмым каналом.
— И так как наш итоговый рейтинг самый высокий, то мы теряем больше всех. Честно говоря, я сомневаюсь в том, что мы сможем достигнуть какого-нибудь соглашения, которого будут придерживаться все. Слишком многое поставлено на карту.
— Ну а что, если я и мои люди обратятся к каждому полицейскому нашего управления персонально и объяснят им, как данная телестанция причиняет нам вред своими обзорами новостей? А что, если мы попросим всех их снизу доверху не давать никакой информации этой станции? Другими словами, полностью перерезать все контакты этой телестанции с полицией. Заморозить. Это повлияет на ваш рейтинг? — спросил Лукас.
— Это опасное предложение, — заметил представитель прессы Сент-Пола.
— Если возникнет паника, спровоцированная средствами массовой информации, вот это и будет действительно опасно, — парировал Лукас. — Если какой-нибудь мальчишка-студент, который живет в общежитии университета, невзначай зайдет поздно вечером домой к родителям, а его папаша пристрелит его, потому что подумает, что это Бешеный, кого тогда обвинять? Кого обвинять в нагнетании страха?
— Это несправедливо, — заявил управляющий TV-3.
— Ну конечно. Вам просто хочется, чтобы это было несправедливо.
— Спокойно, лейтенант, — сказал мэр после минутной тишины. Он оглядел всех присутствующих. — Послушайте, мы всего лишь хотим, чтобы вы не слишком усердно эксплуатировали эту тему. Вчера я с часами в руках смотрел программу восьмого канала, вы уделили этому событию более семи минут, оно освещалось в четырех отдельных фрагментах. Честно говоря, это перебор. Других новостей почти что и не было. Я только предлагаю, чтобы вы внимательно посмотрели на каждый фрагмент обзора и сами себе задали вопросы: «Это действительно необходимо? Это на самом деле поднимет наш рейтинг? А что, если начальник полиции Даниэль, мэр, городской совет и законодательные органы штата рассердятся всерьез и начнут говорить о безответственности прессы, да еще упомянут конкретные фамилии? Это увеличит вашу популярность?»
— Подведем итог: вы хотите, чтобы мы вас не сердили, — резюмировал директор отдела новостей двенадцатого канала.
— Подведем итог, я обращаюсь к вам: подходите с ответственностью к своей работе. Если же нет, то вы за это заплатите.
— Это похоже на угрозу, — заметил директор отдела новостей.
Мэр пожал плечами.
— Вы все видите в драматическом свете.
— Я благодарен вам за ваши слова по поводу следующего срока моего пребывания на посту, — произнес он.
— Еще рано праздновать, — проговорил мэр сквозь зубы. — Если ты не поймаешь этого негодяя, я могу и передумать.
20
21
— Что-нибудь еще?
— У меня ничего, — откликнулся Лукас. — Ничего не приходит в голову. Сегодня похожу по улицам, посмотрю, как там дела, а потом поеду на север. У меня здесь плохо получается.
— Задержись на минуточку, ладно? — попросил Даниэль. — Все свободны. И прошу прощения, Энди. Я не хотел на тебя кричать.
— Я сам от себя этого не ожидал, — проговорил Андерсон, горько усмехаясь. — Это все Бешеный.
* * *
— Андерсон не хочет говорить о прессе, — сказал Даниэль, хлопнув по стопке газет на своем столе. — Но надо же что-то делать. Я сейчас не говорю о том, как бы удержаться на службе. Ведь начнется паника. Где-нибудь в Лос-Анджелесе это обычная вещь, но наши люди... Такого просто не бывало. Все начинают бояться.— Что ты подразумеваешь под словом «паника»? Люди кинутся бежать по улицам? Этого не будет. Все просто будут тише воды, ниже травы.
— Я говорю о людях, у которых есть оружие. Я говорю о студентах колледжей. Кто-то из них может вернуться с вечеринки в неурочное время, когда родители его не ждут, среди ночи, ведь папаша запросто разнесет ему голову из своего кольта. Вот о чем я говорю. Ты, вероятно, молод и не помнишь, как Чарли Старкуэзер убивал людей в Небраске, и тогда люди, выходя на улицу, брали с собой ружья. Нам такого не надо. И не нужно, чтобы Национальная ассоциация стрелкового оружия провернула очередную кампанию нагнетания страха под лозунгом «Пистолет в каждом доме, танк в каждом гараже»
— Мы должны побеседовать с издателями и управляющими телестанциями или их владельцами, — сказал Лукас после минутных раздумий. — Они могут просто распорядиться, чтобы журналисты умерили свой пыл.
— Думаешь, они на это пойдут?
Лукас еще немного подумал.
— Если мы правильно поведем себя. Репортеров в основном все презирают, но они ведь тоже люди, и, как все люди, они хотят, чтобы их любили. Дай им только возможность продемонстрировать, что они по-настоящему хорошие ребята, они ботинки тебе будут лизать. Но все должно исходить от тебя. На высшем уровне. Босс договаривается с боссом. Может быть, стоит взять с собой заместителей. Может быть, даже мэра. Это им польстит, продемонстрируй им, как ты их уважаешь. Конечно же, они зададут вопросы типа: «Вы что же, хотите, чтобы мы сами себя подвергли цензуре?» А ты должен ответить: «Конечно же нет. Мы только хотим предупредить вас о том, какую угрозу представляет всеобщая паника. Мы хотели бы, чтобы вы отнеслись к этому с пониманием».
— Должен ли я еще и поделиться с ними своими тревогами? — саркастически заметил Даниэль.
Лукас указал на него пальцем.
— Вот именно. И не стоит иронизировать. Ты имеешь дело с прессой. И можешь прямо так и сказать — «поделиться». Именно так и говорят: «Позвольте мне этим с вами поделиться».
— Думаешь, они на это купятся?
— Думаю, да. Это позволит газетам тоже почувствовать некоторую ответственность. Они могут на это пойти, потому что со всех этих событий особого навара не имеют. Газета не может привлечь рекламодателей только тем, что печатает сообщения об убийствах. И их не особенно интересует краткосрочное увеличение тиража. Они все равно не смогут все продать.
— Ну а телевидение?
— С ними забот будет побольше, потому что их рейтинг колеблется, и это для них действительно имеет значение. Господи, кажется, я где-то в газете читал на прошлой неделе, что близится подведение итогов. Если мы не заключим что-то вроде соглашения с телестанциями, то они просто с ума все посходят из-за этого Бешеного.
Даниэль тяжело вздохнул.
— Определение победителя среди телестанций. Я совсем об этом забыл. Но мы же полицейское управление. Мы должны ловить преступников. А я сижу здесь, и меня в пот кидает от какого-то подведения итогов на телевидении.
— Я составлю тебе список всех тех, с кем тебе нужно будет поговорить, — сказал Лукас. — Я передам его Линде через час. С указанием номеров телефонов. Лучше всего тебе позвонить им напрямую. В таком случае они подумают, что ты их знаешь.
— Ладно. Сколько встреч устраивать? Одну или две? Одну для газетчиков, а другую для телевизионщиков?
— Думаю, одну для всех. Телевизионщики любят принимать участие во всех мероприятиях, в которых участвуют газетчики. Тогда они тоже чувствуют себя журналистами.
— Ну а как быть с радио? — спросил Даниэль.
— К черту радио.
* * *
Андерсон заглянул в дверь кабинета Лукаса.— Что-нибудь есть?
— Возможно, он ездит на «сандерберде» темного цвета, новом, может быть, темно-синем, — сказал он, и в его голосе прозвучал лишь легкий оттенок удовлетворенности.
— Откуда ты это взял? — спросил Лукас.
— Ладно. Медэксперты вычислили, что ее убили где-то между ночью среды и утром четверга. Нам известно, что в семь часов вечера она была жива, потому что тогда она разговаривала по телефону с подругой. Парень, который живет на противоположной стороне улицы, работает в ночную смену. Он возвращался домой в двенадцать двадцать и обратил внимание на то, что у нее все еще продолжал гореть свет. Он это заметил, потому что обычно она рано ложилась спать.
— Откуда он это знает?
— Сейчас расскажу. Он работает посменно, и смены постоянно меняются. Когда он работал в дневную смену с семи до трех, то он часто видел ее на улице, когда уходил на работу. Однажды он спросил ее, почему она так рано встает. Она ответила, что всегда встает рано, это лучшее время дня. Она не могла работать по ночам. Поэтому он обратил внимание на свет у нее в квартире. Подумал, может быть, у нее большая контрольная.
— И что же...
— Поэтому мы думаем, что тогда она уже была мертва. Или умирала. Дальше, около десяти часов — точно мы время не смогли установить, так что это примерно плюс-минус пятнадцать минут — по улице шел один паренек, который заметил, как какой-то человек идет по противоположной стороне. Он шел в том же направлении, что и мальчишка. Среднего роста. Темное пальто. Шляпа. Они шли по той самой улице, на которой находится дом Уиткрофт. Вот так они прошли пару кварталов. Но ты ведь знаешь, с каким особым вниманием относишься к людям, когда идешь по улице пешком поздно вечером?
— Да.
— Так вот, они прошли два квартала, и этот человек остановился около машины «сандерберд». Мальчишка запомнил это, потому что увлекается автомобилями. Человек открыл машину, сел и уехал. Позже, когда паренек услышал о том, что произошло с Уиткрофт, он начал вспоминать, что было тогда, и ему этот мужчина показался странным. На улице полно места, где можно припарковать машину, да вдобавок еще холодно, так зачем же ставить ее в двух или даже в трех кварталах от нужного вам места?
— Умница парень.
— Да.
— А ты его самого проверил? — спросил Лукас.
— Да. С ним все в порядке. Студент инженерного факультета университета. Он здесь живет постоянно. И тот, что живет на другой стороне улицы, тоже подозрений не вызывает.
— Гм.
Лукас покусал губы.
Андерсон пожал плечами.
— Это, конечно же, не ключ к разгадке, но уже кое-что. Теперь мы проверяем страховки на «сандерберды» за последние три года, разыскиваем тех, кто перевел свои страховые полисы к нам сюда из других мест. Ну, например, из Техаса.
— Удачи тебе.
* * *
Встреча с журналистами проходила на следующий день в конференц-зале газеты «Стар трибюн». Все были в костюмах. Даже женщины. У большинства были кожаные папки с листками желтой бумаги внутри. Все обращались к Даниэлю и мэру по имени. Лукаса называли лейтенантом.— Вы хотите, чтобы мы сами себя подвергали цензуре? — спросил главный редактор «Стар трибюн».
— Ну что вы, нет, конечно, потому что мы знаем, что вы этого все равно не сделаете, — проговорил Даниэль, хитро улыбаясь. — Мы только хотим поделиться с вами озабоченностью и указать на возможность всеобщей паники. Этот человек убийца, он ненормальный. Мы делаем все от нас зависящее, чтобы установить его личность и арестовать его. И я вовсе не хочу преуменьшить весь ужас его преступлений. Но я хочу заметить, что на сегодняшний момент он убил пять человек в городе с населением почти в три миллиона. Другими словами, ваши шансы погибнуть при пожаре, или от руки члена вашей семьи, или быть задавленным автомобилем, не говоря уже о возможности погибнуть от сердечного приступа, так вот, эти шансы намного значительней, чем вероятность нарваться на этого убийцу. И сейчас мы говорим о том, что показывать выпуски новостей, которые вызывают панику, это просто безответственно, это приводит к обратным результатам...
— Приводит к обратным результатам по отношению к чему? К тому, чтобы вы удержались на своей работе? — спросил журналист «Стар трибюн», пишущий передовые статьи.
— Я отвергаю такую позицию, — резко ответил Даниэль.
— Не думаю, что данный вопрос был вполне уместен, — примирительно заметил издатель газеты.
— В любом случае ему не стоит об этом беспокоиться, — сказал мэр города Миннеаполиса, сидевший на другом конце стола. — Начальник полиции Даниэль отлично справляется с работой, и я намерен продлить его службу в этой должности еще на один срок, независимо от результатов этого расследования.
Даниэль посмотрел на мэра и кивнул головой.
— Тогда у нас возникает проблема, — проговорил управляющий телестанцией TV-3. — Сейчас эта история с убийцей больше всего интересует наших зрителей. Я никогда не видел ничего подобного. И если мы преднамеренно снизим, приглушим интерес к этой теме, а наши коллеги с восьмого канала, шестого канала и двенадцатого канала не станут этого делать, то мы потеряем в рейтинге. Нас не волнуют тиражи, как газетчиков, но рейтинг — это наша жизнь. И, учитывая, что популярность нашей телестанции самая высокая...
— Но только по десятичасовым новостям, а не по шестичасовым, — перебил его управляющий восьмым каналом.
— И так как наш итоговый рейтинг самый высокий, то мы теряем больше всех. Честно говоря, я сомневаюсь в том, что мы сможем достигнуть какого-нибудь соглашения, которого будут придерживаться все. Слишком многое поставлено на карту.
— Ну а что, если я и мои люди обратятся к каждому полицейскому нашего управления персонально и объяснят им, как данная телестанция причиняет нам вред своими обзорами новостей? А что, если мы попросим всех их снизу доверху не давать никакой информации этой станции? Другими словами, полностью перерезать все контакты этой телестанции с полицией. Заморозить. Это повлияет на ваш рейтинг? — спросил Лукас.
— Это опасное предложение, — заметил представитель прессы Сент-Пола.
— Если возникнет паника, спровоцированная средствами массовой информации, вот это и будет действительно опасно, — парировал Лукас. — Если какой-нибудь мальчишка-студент, который живет в общежитии университета, невзначай зайдет поздно вечером домой к родителям, а его папаша пристрелит его, потому что подумает, что это Бешеный, кого тогда обвинять? Кого обвинять в нагнетании страха?
— Это несправедливо, — заявил управляющий TV-3.
— Ну конечно. Вам просто хочется, чтобы это было несправедливо.
— Спокойно, лейтенант, — сказал мэр после минутной тишины. Он оглядел всех присутствующих. — Послушайте, мы всего лишь хотим, чтобы вы не слишком усердно эксплуатировали эту тему. Вчера я с часами в руках смотрел программу восьмого канала, вы уделили этому событию более семи минут, оно освещалось в четырех отдельных фрагментах. Честно говоря, это перебор. Других новостей почти что и не было. Я только предлагаю, чтобы вы внимательно посмотрели на каждый фрагмент обзора и сами себе задали вопросы: «Это действительно необходимо? Это на самом деле поднимет наш рейтинг? А что, если начальник полиции Даниэль, мэр, городской совет и законодательные органы штата рассердятся всерьез и начнут говорить о безответственности прессы, да еще упомянут конкретные фамилии? Это увеличит вашу популярность?»
— Подведем итог: вы хотите, чтобы мы вас не сердили, — резюмировал директор отдела новостей двенадцатого канала.
— Подведем итог, я обращаюсь к вам: подходите с ответственностью к своей работе. Если же нет, то вы за это заплатите.
— Это похоже на угрозу, — заметил директор отдела новостей.
Мэр пожал плечами.
— Вы все видите в драматическом свете.
* * *
Когда они выходили через вестибюль на улицу, Даниэль посмотрел на мэра.— Я благодарен вам за ваши слова по поводу следующего срока моего пребывания на посту, — произнес он.
— Еще рано праздновать, — проговорил мэр сквозь зубы. — Если ты не поймаешь этого негодяя, я могу и передумать.
20
Два дня, прошедшие с момента совершения убийства, до того как тело было обнаружено, были днями чудесного предвкушения. Бешеный расслабился. Он даже улыбался. Его секретарше он даже показался почти обаятельным. Почти. Все, кроме губ.
Бешеный снова и снова прокручивал запись, он смотрел, как Макгаун ведет репортаж от дома Уиткрофт.
— Говорит Энчи Макгаун. Я веду репортаж с последнего места преступления, совершенного маньяком-убийцей, известным всем как Бешеный, — проговорила она, и ее губы при этом сексуально округлились. — Сам начальник полиции Миннесоты Квентин Даниэль сейчас находится внутри этого дома, расположенного всего в трех кварталах от студенческого городка университета нашего города. Здесь жила попавшая в автомобильную катастрофу и покалеченная студентка юридического факультета Черил Уиткрофт, одна из лучших на своем курсе. Ее истязал, зарезал насмерть и надругался над ней в сексуальном плане человек, о котором сами полицейские говорят, что он хуже дикого зверя...
Ему это нравилось. Ему даже нравилось, что его сравнили с диким зверем. О свиноводе уже не было и речи, об этом забыли. Он наслаждался газетами, снова и снова перечитывал статьи и, лежа на постели, снова и снова воскрешал в памяти подробности смерти Уиткрофт. Он мастурбировал, и лицо Энни Макгаун становилось в его воображении все более отчетливым.
Реакция прессы усиливалась день ото дня и достигла своей кульминации, когда в воскресной миннеаполисской газете появился большой обзор на трех страницах и аналитическая статья чуть поменьше в сент-польской газете. В понедельник интерес к этой теме угас. Не было напечатано почти ничего, это его озадачило. Неужели это все?
В тот день он пошел в окружной архив и вежливо представился юристом, который занимается вопросами недвижимости. Он показал им свою карточку, и ему объяснили, как пользоваться компьютером, в который введены сведения о налогах. Макгаун? По экрану компьютера побежали строчки имен. Макгаун — Адам, Айлин, Алексис, Энни. Вот она. Единственный владелец. Хороший район.
Компьютер выдал ему данные о квадратных метрах, цене. Ему понадобятся еще некоторые сведения. От компьютера он перешел к сборникам карт местности и начал рассматривать планы.
— Если вам нужны снимки аэрофотосъемки, то они там, вон в тех ящичках, — мило улыбаясь, сказала служащая архива. — Они сложены в том же порядке.
Снимки аэрофотосъемки? Отлично. Он просмотрел их, нашел дом Макгаун, отметил его положение относительно соседних домов, строения в саду, прилегающий гараж. Он даже провел пальцем по аллее, которая проходила за домом. Если он будет подходить с северной стороны, то сможет пройти по аллее и подойти прямо к задней двери, взломать ее и пробраться внутрь. Если он придет туда достаточно рано, когда будет точно знать, что она на съемках, то у него будет возможность все осмотреть. Что, если там еще кто-нибудь живет? Это легко проверить. На что же тогда существуют телефоны? Он будет звонить ей днем и ночью, когда она на работе, вдруг подойдет кто-нибудь другой, ее-то голос он уже хорошо знал. Может быть, у нее живет какая-нибудь подруга? Он задумался над этим, прикрыв глаза. Он в состоянии справиться с обеими. Две женщины за один раз.
Но он чувствовал, что это было бы неверно. Это было для него чем-то личным и должно было происходить один на один. Это принадлежало только двоим, и еще чье-то присутствие было неуместным. Это уже толпа.
Бешеный вышел из архива. На улице был чудесный осенний день, он отправился в библиотеку, в отдел уголовных преступлений, и начал выбирать книги по кражам со взломом. Авторы этих книг утверждали, что они помогают домовладельцам защитить их собственность.
Если посмотреть с другой точки зрения, то эти книги представляли собой краткий курс обучения взломам. Он изучил пару таких «пособий», перед тем как идти в студию к Карле Руиц. Они ему очень помогли. Бешеный верил, что в библиотеке можно найти все.
Он пролистал несколько книг, выбрал из них четыре лучшие, которые он еще не читал. Когда он проходил между стеллажами мимо ряда книг о преступлениях и преступниках, ему в глаза бросилось имя Сэм. Сын Сэма. Он уже читал о нем, но не эту книгу. Бешеный взял и ее.
Выйдя на солнечный свет, он глубоко вздохнул и посмотрел на спешащих по своим делам людей. «Муравьи», — подумал он. Но не стоило серьезно думать об этом. Уж слишком хорош был день. Он походил на раннюю весну в Техасе. Нельзя сказать, что на Бешеного такие вещи не действовали.
Сэма не должны были поймать, по крайней мере не в тот раз.
Во время своей последней миссии — Бешеный так это назвал про себя — Сэм стрелял в молодую парочку, при этом он убил одного, а другого человека ранил и ослепил. Так вот, он поставил свою машину около пожарной колонки, на некотором расстоянии от места преступления. На его машину был выписан штрафной талон.
Женщина, гулявшая с собачкой, видела, как сперва на машину повесили талон о штрафе, а потом какой-то мужчина подбежал к ней и уехал. И, когда в прессе появились сообщения о последнем убийстве Сэма, она позвонила в полицию. Той ночью в этом районе было выписано всего лишь несколько штрафных талонов, и только один за парковку у гидранта. По копии штрафного талона полиция смогла установить номер машины. Так поймали Сэма.
Бешеный читал книгу лежа в постели. Он уронил книгу себе на грудь и задумался, глядя в потолок. Он знал эту историю, но успел забыть ее. Он подумал о своей последней записке, которую оставил у Уиткрофт. «Обезопасить себя от случайного обнаружения» — так говорилось в ней. Он подумал о своей машине. А всего-то понадобился какой-то штрафной талон. Теперь, когда он над этим задумался, ему стало ясно, что полиция проверяет все штрафные талоны, выписанные недалеко от места убийства.
Он бросил книгу на кровать и отправился на кухню, согрел воды в маленькой кастрюльке и сделал себе чашку какао. Он любил какао. Когда его язык ощутил горячий, горьковато-сладкий напиток, Бешеный почувствовал, что он снова на ранчо, стоит на кухне с... С кем? Он тряхнул головой, как бы стряхивая наваждение, и вернулся в спальню.
С Уиткрофт он все сделал правильно. Он оставил машину и прошел пешком до места преступления, чтобы его машину не заприметили неподалеку.
К месту убийства надо идти пешком. И держать машину в стороне. Убедиться, что она оставлена в положенном месте. И поставить ее достаточно близко от дома, чтобы можно было добежать до нее за минуту, если придется убегать, но в то же время достаточно далеко, чтобы никто не мог тут же припомнить, что видел чужую машину неподалеку от места преступления.
Поставить ее в пяти кварталах? Как это будет выглядеть? Он достал листок бумаги и начертил улицы и кварталы. Так, хорошо, если он оставит свою машину в пяти кварталах, то в таком случае полиции придется проверить приблизительно пятьдесят кварталов, прежде чем они доберутся до его машины.
Если он поставит машину в шести кварталах от дома Макгаун, то им уже придется проверять семьдесят два квартала. Число кварталов было бы вдвое большим, если бы не рукав реки.
Он взглянул на свою карту и стал прикидывать. Если он поставит машину к северу от ее дома, то можно отбросить шесть кварталов у реки, тем более что они небольшие. Он также получит доступ к аллее, которая начиналась у последних кварталов, это хорошее место, там можно укрыться, если ситуация станет критической и ему придется прятаться.
На планах было указано, что участки имели длину двадцать один метр, ширина аллей составляла четыре с половиной метра. Улицы были шириной девять метров. Он сделал некоторые подсчеты на листке бумаги. Все вместе — примерно двести метров. Он сможет пробежать это расстояние меньше чем за минуту. Бешеный поднялся, снова вернулся в кухню, отыскал в ящике карту города и отсчитал шесть кварталов.
«Нет, шесть кварталов это слишком», — подумал он. Лучше пять кварталов. Если он оставит машину за пять кварталов, то окажется на улице, которая имеет выход на дорогу номер 35. Стоит ему лишь сесть в машину, и менее чем через минуту он оказывается на шоссе; это даже если он не будет превышать скорость.
Бешеный закрыл глаза и представил себе, как это может произойти. Если ему придется спасаться бегством, расстояние от ее дома до шоссе он преодолеет за две минуты. А как только он окажется на шоссе, то, чтобы доехать до его гаража, потребуется восемь минут. Надо все хорошенько обдумать.
— Филис? Извините, наверное, я неправильно набрал номер, — сказал он в трубку.
Потом позвонил еще раз. Снова позвонил. Ответил автоответчик, но ни разу к телефону не подошел другой человек.
Бешеный даже как-то съездил на разведку. Он ездил на своем темно-синем «сандерберде».
Теперь, когда Макгаун не было дома, трудно было серьезно вести наблюдение. Полицейский, дежуривший сзади, лениво перелистывал стопку журналов комиксов пятидесятых годов, которые он нашел на чердаке, и теперь подумывал, как бы их унести с собой. Одному только Богу известно, сколько они теперь стоят, а старикам, кажется, все равно. Они даже не помнят о них. Через каждые две-три минуты он посматривал через окно на заднюю дверь дома Макгаун. Но ведь всем хорошо известно, что Бешеный не нападает по выходным. Поэтому он особенно не напрягался.
Полицейский как раз читал про Супермена, когда перед домом Макгаун на своей машине проехал Бешеный. Если бы он ехал по аллее, то полицейский наверняка бы услышал, что проезжает автомобиль, и увидел его. И, возможно, засек бы его номер. Но в дальнем конце аллеи упал мусорный бачок. И когда Бешеный начал туда заворачивать, то он это заметил, решил не рисковать и повернул назад. Не стоит, чтобы его кто-нибудь увидел среди бела дня, как он вылезет из машины и начнет возиться с чужим бачком.
Полицейский, дежуривший в доме архитектора на противоположной стороне улицы, тоже должен был бы его заметить. Он знал, что Бешеный, возможно, ездит на темном «сандерберде». Но именно в тот момент он спустился вниз, сунул голову в холодильник и решал, что бы прихватить к диетической коке, йогурт или банан. Он вовсе не спешил обратно в мансарду. Там ему все надоело.
В общем, полицейского не было у окна целых двадцать минут, хотя ему показалось, что прошло всего минуты четыре или пять. Когда он вернулся, то откупорил йогурт и посмотрел в окно. На улице мальчишка мыл отцовский автомобиль. Пес наблюдал за тем, как он работает. Больше ничего. Бешеный уже проехал.
А Бешеный подумал про себя: «Завтра вечером».
Бешеный снова и снова прокручивал запись, он смотрел, как Макгаун ведет репортаж от дома Уиткрофт.
— Говорит Энчи Макгаун. Я веду репортаж с последнего места преступления, совершенного маньяком-убийцей, известным всем как Бешеный, — проговорила она, и ее губы при этом сексуально округлились. — Сам начальник полиции Миннесоты Квентин Даниэль сейчас находится внутри этого дома, расположенного всего в трех кварталах от студенческого городка университета нашего города. Здесь жила попавшая в автомобильную катастрофу и покалеченная студентка юридического факультета Черил Уиткрофт, одна из лучших на своем курсе. Ее истязал, зарезал насмерть и надругался над ней в сексуальном плане человек, о котором сами полицейские говорят, что он хуже дикого зверя...
Ему это нравилось. Ему даже нравилось, что его сравнили с диким зверем. О свиноводе уже не было и речи, об этом забыли. Он наслаждался газетами, снова и снова перечитывал статьи и, лежа на постели, снова и снова воскрешал в памяти подробности смерти Уиткрофт. Он мастурбировал, и лицо Энни Макгаун становилось в его воображении все более отчетливым.
Реакция прессы усиливалась день ото дня и достигла своей кульминации, когда в воскресной миннеаполисской газете появился большой обзор на трех страницах и аналитическая статья чуть поменьше в сент-польской газете. В понедельник интерес к этой теме угас. Не было напечатано почти ничего, это его озадачило. Неужели это все?
В тот день он пошел в окружной архив и вежливо представился юристом, который занимается вопросами недвижимости. Он показал им свою карточку, и ему объяснили, как пользоваться компьютером, в который введены сведения о налогах. Макгаун? По экрану компьютера побежали строчки имен. Макгаун — Адам, Айлин, Алексис, Энни. Вот она. Единственный владелец. Хороший район.
Компьютер выдал ему данные о квадратных метрах, цене. Ему понадобятся еще некоторые сведения. От компьютера он перешел к сборникам карт местности и начал рассматривать планы.
— Если вам нужны снимки аэрофотосъемки, то они там, вон в тех ящичках, — мило улыбаясь, сказала служащая архива. — Они сложены в том же порядке.
Снимки аэрофотосъемки? Отлично. Он просмотрел их, нашел дом Макгаун, отметил его положение относительно соседних домов, строения в саду, прилегающий гараж. Он даже провел пальцем по аллее, которая проходила за домом. Если он будет подходить с северной стороны, то сможет пройти по аллее и подойти прямо к задней двери, взломать ее и пробраться внутрь. Если он придет туда достаточно рано, когда будет точно знать, что она на съемках, то у него будет возможность все осмотреть. Что, если там еще кто-нибудь живет? Это легко проверить. На что же тогда существуют телефоны? Он будет звонить ей днем и ночью, когда она на работе, вдруг подойдет кто-нибудь другой, ее-то голос он уже хорошо знал. Может быть, у нее живет какая-нибудь подруга? Он задумался над этим, прикрыв глаза. Он в состоянии справиться с обеими. Две женщины за один раз.
Но он чувствовал, что это было бы неверно. Это было для него чем-то личным и должно было происходить один на один. Это принадлежало только двоим, и еще чье-то присутствие было неуместным. Это уже толпа.
Бешеный вышел из архива. На улице был чудесный осенний день, он отправился в библиотеку, в отдел уголовных преступлений, и начал выбирать книги по кражам со взломом. Авторы этих книг утверждали, что они помогают домовладельцам защитить их собственность.
Если посмотреть с другой точки зрения, то эти книги представляли собой краткий курс обучения взломам. Он изучил пару таких «пособий», перед тем как идти в студию к Карле Руиц. Они ему очень помогли. Бешеный верил, что в библиотеке можно найти все.
Он пролистал несколько книг, выбрал из них четыре лучшие, которые он еще не читал. Когда он проходил между стеллажами мимо ряда книг о преступлениях и преступниках, ему в глаза бросилось имя Сэм. Сын Сэма. Он уже читал о нем, но не эту книгу. Бешеный взял и ее.
Выйдя на солнечный свет, он глубоко вздохнул и посмотрел на спешащих по своим делам людей. «Муравьи», — подумал он. Но не стоило серьезно думать об этом. Уж слишком хорош был день. Он походил на раннюю весну в Техасе. Нельзя сказать, что на Бешеного такие вещи не действовали.
* * *
Книги о грабежах дали ему пищу для размышлений, а книга про Сэма еще больше.Сэма не должны были поймать, по крайней мере не в тот раз.
Во время своей последней миссии — Бешеный так это назвал про себя — Сэм стрелял в молодую парочку, при этом он убил одного, а другого человека ранил и ослепил. Так вот, он поставил свою машину около пожарной колонки, на некотором расстоянии от места преступления. На его машину был выписан штрафной талон.
Женщина, гулявшая с собачкой, видела, как сперва на машину повесили талон о штрафе, а потом какой-то мужчина подбежал к ней и уехал. И, когда в прессе появились сообщения о последнем убийстве Сэма, она позвонила в полицию. Той ночью в этом районе было выписано всего лишь несколько штрафных талонов, и только один за парковку у гидранта. По копии штрафного талона полиция смогла установить номер машины. Так поймали Сэма.
Бешеный читал книгу лежа в постели. Он уронил книгу себе на грудь и задумался, глядя в потолок. Он знал эту историю, но успел забыть ее. Он подумал о своей последней записке, которую оставил у Уиткрофт. «Обезопасить себя от случайного обнаружения» — так говорилось в ней. Он подумал о своей машине. А всего-то понадобился какой-то штрафной талон. Теперь, когда он над этим задумался, ему стало ясно, что полиция проверяет все штрафные талоны, выписанные недалеко от места убийства.
Он бросил книгу на кровать и отправился на кухню, согрел воды в маленькой кастрюльке и сделал себе чашку какао. Он любил какао. Когда его язык ощутил горячий, горьковато-сладкий напиток, Бешеный почувствовал, что он снова на ранчо, стоит на кухне с... С кем? Он тряхнул головой, как бы стряхивая наваждение, и вернулся в спальню.
С Уиткрофт он все сделал правильно. Он оставил машину и прошел пешком до места преступления, чтобы его машину не заприметили неподалеку.
К месту убийства надо идти пешком. И держать машину в стороне. Убедиться, что она оставлена в положенном месте. И поставить ее достаточно близко от дома, чтобы можно было добежать до нее за минуту, если придется убегать, но в то же время достаточно далеко, чтобы никто не мог тут же припомнить, что видел чужую машину неподалеку от места преступления.
Поставить ее в пяти кварталах? Как это будет выглядеть? Он достал листок бумаги и начертил улицы и кварталы. Так, хорошо, если он оставит свою машину в пяти кварталах, то в таком случае полиции придется проверить приблизительно пятьдесят кварталов, прежде чем они доберутся до его машины.
Если он поставит машину в шести кварталах от дома Макгаун, то им уже придется проверять семьдесят два квартала. Число кварталов было бы вдвое большим, если бы не рукав реки.
Он взглянул на свою карту и стал прикидывать. Если он поставит машину к северу от ее дома, то можно отбросить шесть кварталов у реки, тем более что они небольшие. Он также получит доступ к аллее, которая начиналась у последних кварталов, это хорошее место, там можно укрыться, если ситуация станет критической и ему придется прятаться.
На планах было указано, что участки имели длину двадцать один метр, ширина аллей составляла четыре с половиной метра. Улицы были шириной девять метров. Он сделал некоторые подсчеты на листке бумаги. Все вместе — примерно двести метров. Он сможет пробежать это расстояние меньше чем за минуту. Бешеный поднялся, снова вернулся в кухню, отыскал в ящике карту города и отсчитал шесть кварталов.
«Нет, шесть кварталов это слишком», — подумал он. Лучше пять кварталов. Если он оставит машину за пять кварталов, то окажется на улице, которая имеет выход на дорогу номер 35. Стоит ему лишь сесть в машину, и менее чем через минуту он оказывается на шоссе; это даже если он не будет превышать скорость.
Бешеный закрыл глаза и представил себе, как это может произойти. Если ему придется спасаться бегством, расстояние от ее дома до шоссе он преодолеет за две минуты. А как только он окажется на шоссе, то, чтобы доехать до его гаража, потребуется восемь минут. Надо все хорошенько обдумать.
* * *
Бешеный нашел номер телефона Макгаун в специальном справочнике. Он позвонил ей домой и даже разговаривал с ней.— Филис? Извините, наверное, я неправильно набрал номер, — сказал он в трубку.
Потом позвонил еще раз. Снова позвонил. Ответил автоответчик, но ни разу к телефону не подошел другой человек.
Бешеный даже как-то съездил на разведку. Он ездил на своем темно-синем «сандерберде».
* * *
Был воскресный день. Энни Макгаун поехала навестить своих родителей в Брукингс в Южной Дакоте. И должна была вернуться на работу в понедельник. Полицейские все же продолжали вести наблюдение за ее домом, по одному сзади и спереди. Полицейские, дежурившие в машинах, на то время, пока Макгаун нет в городе, были отозваны.Теперь, когда Макгаун не было дома, трудно было серьезно вести наблюдение. Полицейский, дежуривший сзади, лениво перелистывал стопку журналов комиксов пятидесятых годов, которые он нашел на чердаке, и теперь подумывал, как бы их унести с собой. Одному только Богу известно, сколько они теперь стоят, а старикам, кажется, все равно. Они даже не помнят о них. Через каждые две-три минуты он посматривал через окно на заднюю дверь дома Макгаун. Но ведь всем хорошо известно, что Бешеный не нападает по выходным. Поэтому он особенно не напрягался.
Полицейский как раз читал про Супермена, когда перед домом Макгаун на своей машине проехал Бешеный. Если бы он ехал по аллее, то полицейский наверняка бы услышал, что проезжает автомобиль, и увидел его. И, возможно, засек бы его номер. Но в дальнем конце аллеи упал мусорный бачок. И когда Бешеный начал туда заворачивать, то он это заметил, решил не рисковать и повернул назад. Не стоит, чтобы его кто-нибудь увидел среди бела дня, как он вылезет из машины и начнет возиться с чужим бачком.
Полицейский, дежуривший в доме архитектора на противоположной стороне улицы, тоже должен был бы его заметить. Он знал, что Бешеный, возможно, ездит на темном «сандерберде». Но именно в тот момент он спустился вниз, сунул голову в холодильник и решал, что бы прихватить к диетической коке, йогурт или банан. Он вовсе не спешил обратно в мансарду. Там ему все надоело.
В общем, полицейского не было у окна целых двадцать минут, хотя ему показалось, что прошло всего минуты четыре или пять. Когда он вернулся, то откупорил йогурт и посмотрел в окно. На улице мальчишка мыл отцовский автомобиль. Пес наблюдал за тем, как он работает. Больше ничего. Бешеный уже проехал.
А Бешеный подумал про себя: «Завтра вечером».
21
Когда Лукас подъехал, Карла сидела во дворе, завернувшись в старый джемпер и держа на коленях лист рисовальной бумаги. Дэвенпорт вылез из машины, прошел по сухим листьям, глубоко вдыхая кристальный воздух осеннего леса.
— Замечательный день, — сказал он и, сев рядом с ней, посмотрел на лист голубой бумаги, на котором она сепией рисовала падающие листья. — Очень мило.
— Я думаю — я, правда, не уверена, — но я думаю, что из этого получатся очень красивые ткани. — Она наморщила лоб. — Одна из проблем формы заключается в том, что наилучшая форма — это символ, но наилучшее искусство символов не содержит.
— Правильно, — сказал Лукас.
Он откинулся назад и растянулся на листьях, глядя в безоблачное синее небо. Легкий ветерок с юга морщил озерную гладь.
— Чушь какая-то, правда? — спросила Карла, улыбаясь, в уголках ее глаз появились морщинки.
— Почему, звучит вполне по-деловому, — ответил Лукас.
Он повернул голову и посмотрел на пучок маленьких зеленых растений, пробивавшихся сквозь опавшую листву. Лукас протянул руку и сорвал несколько блестящих зеленых листочков.
— Закрой глаза, — попросил он, протянув к ней руку и разминая листочки между пальцами. — А теперь понюхай.
Она втянула в себя воздух, улыбнулась и открыла глаза.
— Пахнет конфетами. Это зимолюбка?
— Да. Она растет здесь повсюду.
Карла взяла у него из рук листочки и снова понюхала.
— Господи, они пахнут свежестью.
— Ты не передумала возвращаться?
— Нет, — ответила она, и в ее голосе прозвучали нотки сожаления. — Я должна работать. У меня уже сотня рисунков, и мне пора начинать с ними что-нибудь делать. А потом я позвонила в картинную галерею в Миннесоте, там проданы две мои хорошие картины. И деньги уже ждут меня.
— Замечательный день, — сказал он и, сев рядом с ней, посмотрел на лист голубой бумаги, на котором она сепией рисовала падающие листья. — Очень мило.
— Я думаю — я, правда, не уверена, — но я думаю, что из этого получатся очень красивые ткани. — Она наморщила лоб. — Одна из проблем формы заключается в том, что наилучшая форма — это символ, но наилучшее искусство символов не содержит.
— Правильно, — сказал Лукас.
Он откинулся назад и растянулся на листьях, глядя в безоблачное синее небо. Легкий ветерок с юга морщил озерную гладь.
— Чушь какая-то, правда? — спросила Карла, улыбаясь, в уголках ее глаз появились морщинки.
— Почему, звучит вполне по-деловому, — ответил Лукас.
Он повернул голову и посмотрел на пучок маленьких зеленых растений, пробивавшихся сквозь опавшую листву. Лукас протянул руку и сорвал несколько блестящих зеленых листочков.
— Закрой глаза, — попросил он, протянув к ней руку и разминая листочки между пальцами. — А теперь понюхай.
Она втянула в себя воздух, улыбнулась и открыла глаза.
— Пахнет конфетами. Это зимолюбка?
— Да. Она растет здесь повсюду.
Карла взяла у него из рук листочки и снова понюхала.
— Господи, они пахнут свежестью.
— Ты не передумала возвращаться?
— Нет, — ответила она, и в ее голосе прозвучали нотки сожаления. — Я должна работать. У меня уже сотня рисунков, и мне пора начинать с ними что-нибудь делать. А потом я позвонила в картинную галерею в Миннесоте, там проданы две мои хорошие картины. И деньги уже ждут меня.