Не отрываясь от бумаг, он помахал ей рукой.
Она перебежала через улицу, не дожидаясь зеленого света, и, запыхавшись, толкнула двустворчатую стеклянную дверь кофейни.
У Руби закончилась смена. Она сидела у стойки, пила кофе и болтала со сменщицей. Услышав шаги Манч, Руби обернулась.
– Джек отпустил тебя пораньше? – спросила она.
– Мне надо явиться к инспектору, – объяснила Манч. – Вчера назвали мой номер. – По правилам отбывания условного срока Манч ежевечерне звонила по телефону и выслушивала записанное сообщение. После фамилии каждого инспектора, ведущего надзор за условно осужденными, назывались номера. На самом деле каждый номер соответствовал человеку. Манч была «Скотт, тридцать восемь». Число тридцать восемь было названо в записи прошлого дня, а это значило, что в течение суток она должна явиться и сдать мочу на анализ. – Я решила выпить чашку кофе для сама-знаешь-чего.
– А как вообще дела? – спросила Руби.
– Все хорошо.
Официантка за стойкой подала Манч большую порцию кофе в пластиковом стакане. Манч щедро заправила кофе сливками и сахаром.
– Хочешь чего-то еще? – спросила официантка.
Манч положила на стойку доллар.
– Нет. Спасибо.
– Ты сегодня придешь? – спросила Руби.
– Да. И принесу печенье. – Манч помешала кофе. – Может, мы потом поговорим?
– Случилось что-нибудь?
– Ничего особенного, – ответила Манч, не поднимая глаз.
Руби встала и обняла Манч.
– Точно?
Манч все никак не могла привыкнуть к таким непринужденным знакам симпатии Руби. Порой ей хотелось на них ответить, обхватить руками широкую талию Руби и окунуться в доброжелательное тепло своей наставницы. Но что-то неизменно ее удерживало и секундного колебания оказывалось достаточно, чтобы погасить порыв. Руби, кажется, этого не замечала: прежде чем отпустить Манч, она чуть сильнее ее стиснула.
– Вечером обязательно поговорим, – пообещала она.
– Ну, мне пора, – объявила Манч, забирая кофе и оставляя сдачу официантке.
Она ехала по шоссе минут десять, как вдруг увидела, что правую полосу перегораживает разбитая машина. Судя по количеству машин с мигалками, катастрофа произошла относительно недавно. Она смутно вспомнила, что, готовясь уйти из мастерской, слышала звук нескольких сирен. Наверное, именно сюда они и ехали.
Три полицейские машины, скорая помощь, пожарная машина и эвакуатор сгрудились на шоссе. По внутренним полосам машины еле ползли: каждый из проезжающих водителей хотел поглазеть, из-за чего ему пришлось сбросить скорость. Наконец пришла и ее очередь. Она чуть не потеряла управление своим «гранд-туром», когда узнала синий пикап, врезавшийся решеткой радиатора в опору дорожного знака. Стекло со стороны водителя было пробито – похоже, пулями. Из-под открытой двери кабины свисала нога в ботинке. Врачи скорой помощи не спешили помогать водителю. Один из них даже закурил. Нога не двигалась. У Манч судорогой свело желудок.
Из разбитой машины будто поднялось плотное облако печали, опустившееся ей на грудь.
Как он мог умереть? Слизняк всегда выходил сухим из воды. Может, это другой пикап? Может, за рулем сидел тот второй тип? Где он, кстати? Вокруг разбитой машины суетятся только люди в форме. Ни в скорой помощи, ни в полицейской машине пассажиров нет. Она попыталась разглядеть лицо водителя, но обзор закрывала дверца кабины. На асфальт капала кровь.
Строгий полицейский в форме дорожного патруля махал ей, чтоб она проезжала, но Манч перегнулась к правому окну и указала на разбитую машину.
– Я его знаю. Я знаю водителя, – пересохшими губами пролепетала она.
Полисмен секунду смотрел на нее, потом оглянулся на место аварии.
– Отъедьте вон туда.
Она кивнула. Она собиралась остановиться, подойти к нему, но тут к ней пришла новая мысль. «Ты ничем здесь не поможешь, – сказал ей внутренний голос. – Тебе ни к чему в это вмешиваться. Не останавливайся».
Манч бросила последний взгляд на искореженный пикап – и нырнула в поток машин, не обращая внимания на гудки и ругань других водителей.
«Проклятье, Слизняк, что ты наделал?»
3
4
5
Она перебежала через улицу, не дожидаясь зеленого света, и, запыхавшись, толкнула двустворчатую стеклянную дверь кофейни.
У Руби закончилась смена. Она сидела у стойки, пила кофе и болтала со сменщицей. Услышав шаги Манч, Руби обернулась.
– Джек отпустил тебя пораньше? – спросила она.
– Мне надо явиться к инспектору, – объяснила Манч. – Вчера назвали мой номер. – По правилам отбывания условного срока Манч ежевечерне звонила по телефону и выслушивала записанное сообщение. После фамилии каждого инспектора, ведущего надзор за условно осужденными, назывались номера. На самом деле каждый номер соответствовал человеку. Манч была «Скотт, тридцать восемь». Число тридцать восемь было названо в записи прошлого дня, а это значило, что в течение суток она должна явиться и сдать мочу на анализ. – Я решила выпить чашку кофе для сама-знаешь-чего.
– А как вообще дела? – спросила Руби.
– Все хорошо.
Официантка за стойкой подала Манч большую порцию кофе в пластиковом стакане. Манч щедро заправила кофе сливками и сахаром.
– Хочешь чего-то еще? – спросила официантка.
Манч положила на стойку доллар.
– Нет. Спасибо.
– Ты сегодня придешь? – спросила Руби.
– Да. И принесу печенье. – Манч помешала кофе. – Может, мы потом поговорим?
– Случилось что-нибудь?
– Ничего особенного, – ответила Манч, не поднимая глаз.
Руби встала и обняла Манч.
– Точно?
Манч все никак не могла привыкнуть к таким непринужденным знакам симпатии Руби. Порой ей хотелось на них ответить, обхватить руками широкую талию Руби и окунуться в доброжелательное тепло своей наставницы. Но что-то неизменно ее удерживало и секундного колебания оказывалось достаточно, чтобы погасить порыв. Руби, кажется, этого не замечала: прежде чем отпустить Манч, она чуть сильнее ее стиснула.
– Вечером обязательно поговорим, – пообещала она.
– Ну, мне пора, – объявила Манч, забирая кофе и оставляя сдачу официантке.
Она ехала по шоссе минут десять, как вдруг увидела, что правую полосу перегораживает разбитая машина. Судя по количеству машин с мигалками, катастрофа произошла относительно недавно. Она смутно вспомнила, что, готовясь уйти из мастерской, слышала звук нескольких сирен. Наверное, именно сюда они и ехали.
Три полицейские машины, скорая помощь, пожарная машина и эвакуатор сгрудились на шоссе. По внутренним полосам машины еле ползли: каждый из проезжающих водителей хотел поглазеть, из-за чего ему пришлось сбросить скорость. Наконец пришла и ее очередь. Она чуть не потеряла управление своим «гранд-туром», когда узнала синий пикап, врезавшийся решеткой радиатора в опору дорожного знака. Стекло со стороны водителя было пробито – похоже, пулями. Из-под открытой двери кабины свисала нога в ботинке. Врачи скорой помощи не спешили помогать водителю. Один из них даже закурил. Нога не двигалась. У Манч судорогой свело желудок.
Из разбитой машины будто поднялось плотное облако печали, опустившееся ей на грудь.
Как он мог умереть? Слизняк всегда выходил сухим из воды. Может, это другой пикап? Может, за рулем сидел тот второй тип? Где он, кстати? Вокруг разбитой машины суетятся только люди в форме. Ни в скорой помощи, ни в полицейской машине пассажиров нет. Она попыталась разглядеть лицо водителя, но обзор закрывала дверца кабины. На асфальт капала кровь.
Строгий полицейский в форме дорожного патруля махал ей, чтоб она проезжала, но Манч перегнулась к правому окну и указала на разбитую машину.
– Я его знаю. Я знаю водителя, – пересохшими губами пролепетала она.
Полисмен секунду смотрел на нее, потом оглянулся на место аварии.
– Отъедьте вон туда.
Она кивнула. Она собиралась остановиться, подойти к нему, но тут к ней пришла новая мысль. «Ты ничем здесь не поможешь, – сказал ей внутренний голос. – Тебе ни к чему в это вмешиваться. Не останавливайся».
Манч бросила последний взгляд на искореженный пикап – и нырнула в поток машин, не обращая внимания на гудки и ругань других водителей.
«Проклятье, Слизняк, что ты наделал?»
3
Следователь отдела убийств Джигсо Блэкстон выдвинул длинные ноги из-под руля своего черного седана, повернул к себе зеркальце заднего вида и убедился в том, что пробор у него ровный. Вытащив из кармана рубашки гребешок, он тщательно расчесал темные усы.
– Ты на кота похож, знаешь? – сказал Алекс Перес, напарник Блэкстона.
Блэкстон сделал вид, что не слышит.
– Пойду посмотрю на жертву, – объявил Алекс. – А ты продолжай прихорашиваться.
– Это в тебе говорит зависть.
– Неужели я сказал «на кота»? – весело удивился Алекс. – Я имел в виду «на киску».
Блэкстон ухмыльнулся и повернул зеркальце обратно. Он вылез из машины и прошел к патрульному, регулировавшему движение.
– Вы первым прибыли на место? – спросил он у полисмена.
– Да, сэр.
– Что тут произошло?
Блэкстон отступил на шаг и посмотрел на жертву через боковое стекло. Глаза у трупа были открыты, их выражение казалось спокойным, почти скучающим. Выходное отверстие от пули в черепе окружали лохмотья кожи. Выстрел в шею пробил сонную артерию и раздробил позвонки.
– Я ехал по шоссе и наткнулся на этот автомобиль.
– Но вы не видели, как все случилось?
– Нет, сэр.
– «Скорая» приезжала?
– Приезжала и уехала. Они ничего сделать не могли.
– Хорошо. Они что-нибудь двигали? Тело перекладывали?
– Нет, сэр.
– Никто не объявлялся? Свидетелей стрельбы нет?
– Вроде их не было, но какая-то женщина в темно-синем «гранд-туре» затормозила и сказала, что знает водителя.
Блэкстон оглянулся туда, где лежало тело.
– Она могла его видеть?
– Отсюда не могла – по крайней мере лицо. Может, ногу. Наверное, узнала машину.
– И вы ее отпустили?
– Я велел ей остановиться. Чуть позже посмотрел – а ее нет.
– Номер записали? Нет, конечно. Она молодая, старая, толстая?
– Белая, двадцать с небольшим, невысокая, светлые глаза, волнистые темно-русые волосы до плеч.
– По таким приметам найти женщину – раз плюнуть.
– И еще одно, сэр: руки и ногти. Они были… не то что немытые – скорее с въевшейся грязью. Черные полоски под ногтями и вокруг ногтей.
– Хорошо, полисмен… – Он подался вперед, чтобы прочесть нагрудный знак. – … Керр. Вот это действительно полезная информация. Спасибо. Какая была скорость?
– От пятидесяти до пятидесяти пяти.
– Дорожники уже едут?
– Да, сэр.
Блэкстон сделал пометку в записной книжке и вернулся к месту катастрофы. Эвакуатор стоял рядом, дожидаясь разрешения увезти разбитую машину. Блэкстон поднял руку, давая сигнал повременить. Он внимательно осмотрел смятый в гармошку капот и разбитую решетку. Дверь со стороны водителя распахнулась, очевидно, при столкновении. Если бы пикап налетел на столб при скорости пятьдесят пять миль в час, то знак упал бы. Блэкстон зашел со стороны пассажира, заглянул в кабину и увидел накоротко замкнутые провода зажигания.
– Еще один прекрасный законопослушный гражданин, – произнес он вслух.
Патрульный глянул на него, но промолчал.
Машины медленно ползли по шоссе в обоих направлениях. Блэкстон не реагировал на вопросы, которые выкрикивали водители. «Люди – идиоты», – подумал он, качая головой. Но в этом и заключалась его работа: защищать идиотов от сволочей. Приехала машина дорожной службы и установила щиты с желтой стрелкой, чтобы изменить движение на автостраде. Он дал указание перекрыть все съезды на южное направление за пять миль до и после места преступления.
– Сейчас же пятничный час пик! – объяснил замотанный начальник дорожной бригады. – Мы можем контролировать только часть шоссе – от одного до другого въезда на магистраль в обоих направлениях. Но не больше.
– Ладно, – ответил Блэкстон. – Делайте быстрее.
Следом приехала машина коронера, сопровождаемая еще одним полицейским автомобилем. Помощники коронера дожидались, пока фотографы закончат съемку: жертву и автомобиль надо было запечатлеть в восьми ракурсах. Блэкстон проследил, чтобы сфотографировали и замкнутые накоротко провода зажигания. Вернувшись к своей машине, он достал из багажника собственный «Поляроид».
Делая снимки, Блэкстон отметил профессионализм стрелявшего. Две из трех пуль попали в водителя, и обе нанесли серьезные повреждения. Один выстрел в лоб – пуля прошла через мозг и на выходе снесла полчерепа. Эта рана явно была смертельной. Вторая пуля вырвала кусок шеи жертвы: еще одно ранение, не совместимое с жизнью. Стрелявший либо отлично натренирован, либо не менее удачлив, чем Ли Освальд. Третья пуля прошила приборную панель и пол.
Носком ботинка он открыл дверцу водителя настежь и отошел, чтобы не мешать перекладывать тело на носилки.
Помощник коронера в хирургических перчатках обыскал карманы убитого. Алекс тем временем осматривал густые заросли хвоща, растущего на обочине.
Блэкстон вернулся к водительской стороне грузовичка и стал разглядывать паутину трещин на разбитом лобовом стекле.
– Как раз по твоей специальности, а, Джиг? – спросил Алекс из-за спины Блэкстона.
Блэкстон пропустил слова напарника мимо ушей.
– Ну, что скажешь? – Алекс отряхивал колени от грязи и листьев.
– Верхняя дырка – от первой пули, – сказал Блэкстон, проводя пальцем по трещинам в стекле. – Видишь, как трещины, расходящиеся снизу, наталкиваются на верхнюю сетку трещин?
– Поверю тебе на слово.
Блэкстон осмотрел верхнее пулевое отверстие и убедился, что оно пробито ровно, а лобовое стекло, хотя и относительно плоское, все же скошено достаточно, чтобы отклонить пулю, проходящую сквозь него. Значит, стреляли практически под прямым углом. Соответствующие отверстия он нашел в обшивке водительского кресла. Местность вокруг открытая: поблизости ни эстакад, ни высоких деревьев.
– У нас как минимум два преступника, – заявил он. – Стрелок и его водитель. Мы ищем высокую машину – грузовик, возможно, фургон или передвижной домик.
– Вот черт! – отозвался Алекс, глядя на уходящее в обе стороны шоссе. – Их уже давно и след простыл.
Они снова заглянули в открытую дверцу машины. Сиденье пропиталось кровью. Осколки кости и красные желеобразные кусочки мозга прилипли к винилу и ткани. Если второй раз стреляли намеренно, то не вложен ли в выстрел особый смысл? Никто не болтает с пулей в горле.
Блэкстон посветил фонариком за кресло и увидел, что пули пробили и листовой металл кабины.
Следователи собрались на импровизированное совещание подальше от водителя эвакуатора. Блэкстон обратился сначала к коронеру:
– Что вы нашли?
– В заднем кармане – бумажник, но удостоверение личности поддельное.
– Фамилию я передал по рации в Управление дорожного транспорта, – добавил полисмен Керр. – Но в их данных ее нет. Пикап числится в угоне со вчерашнего дня.
– Что-нибудь обнаружил? – спросил Блэкстон у своего напарника.
– Нет. Он, похоже, был один.
– Мы все так умираем, приятель.
– Спасибо за сообщение.
Пока они дожидались приезда экспертов, Блэкстон сказал Алексу:
– Нужно найти ту женщину, что была за рулем «гранд-тура». Если она сама не обратится в полицию, давай проверим местные типографии.
– Кого мы ищем?
– Белую женщину лет двадцати – двадцати пяти, которая набирает текст или обслуживает печатные станки.
Они повернулись, заметив, что рабочий-дорожник отодвинул три конуса, пропуская передвижную лабораторию криминалистов. Блэкстон поздоровался с вышедшим из машины Джеффом Хагучи из отдела огнестрельного оружия.
– Что у нас тут? – спросил Хагучи.
– Один убитый, два ранения, три выстрела.
– Выстрел с земли выбил бы заднее окно, – сказал Хагучи.
– Ага, – отозвался Блэкстон. – Мы так и подумали, но нам нужно мнение специалиста.
– Тогда вам сегодня везет.
Хагучи достал два длинных деревянных штыря и осторожно просунул их в отверстия на лобовом стекле, сопоставляя второй конец с отверстиями в сиденье. Он заставил фотографов сделать новые снимки лобового стекла с закрепленными в нем штырями.
– Гильзы не нашли? – спросил Хагучи.
– Пока нет, – ответил Блэкстон, указывая на полисменов, бродивших по пустому шоссе от обочины к обочине.
Он подвел Хагучи к тормозному следу. Одна из пуль застряла в асфальте. Хагучи обвел отверстие желтым мелом и вернулся с Блэкстоном к грузовичку.
– Возможны два варианта, – сказал Хагучи. – Конечно, я буду знать больше, когда исследую пули. Либо стреляли с большого расстояния по навесной траектории…
– Три раза?
– Либо из проезжающего мимо высокого автомобиля. Найди гильзы – и получишь скорость и угол. Когда машина будет в отделении, я извлеку две оставшиеся пули.
Блэкстон показал Хагучи места, где пули пробили стальную обшивку кабины за сиденьем. Хагучи присвистнул.
– И что ты об этом думаешь? – осведомился он.
– Это не обычные пули, – сказал Блэкстон. – Иначе они бы расплющились при ударе. – Быть может, в цельнометаллической оболочке? – спросил он, имея в виду пули армейского образца.
– Скорее всего, – подтвердил Хагучи. – Может, даже бронебойные.
Блэкстон мрачно кивнул. Ему определенно не нравилась мысль о разъезжающем в автомобиле снайпере, стреляющем бронебойными пулями. Он сделал пометку в записной книжке, написав слова, которые вслух никто не произносил. У бронебойных пуль было еще одно название: «Смерть копам».
– Ты на кота похож, знаешь? – сказал Алекс Перес, напарник Блэкстона.
Блэкстон сделал вид, что не слышит.
– Пойду посмотрю на жертву, – объявил Алекс. – А ты продолжай прихорашиваться.
– Это в тебе говорит зависть.
– Неужели я сказал «на кота»? – весело удивился Алекс. – Я имел в виду «на киску».
Блэкстон ухмыльнулся и повернул зеркальце обратно. Он вылез из машины и прошел к патрульному, регулировавшему движение.
– Вы первым прибыли на место? – спросил он у полисмена.
– Да, сэр.
– Что тут произошло?
Блэкстон отступил на шаг и посмотрел на жертву через боковое стекло. Глаза у трупа были открыты, их выражение казалось спокойным, почти скучающим. Выходное отверстие от пули в черепе окружали лохмотья кожи. Выстрел в шею пробил сонную артерию и раздробил позвонки.
– Я ехал по шоссе и наткнулся на этот автомобиль.
– Но вы не видели, как все случилось?
– Нет, сэр.
– «Скорая» приезжала?
– Приезжала и уехала. Они ничего сделать не могли.
– Хорошо. Они что-нибудь двигали? Тело перекладывали?
– Нет, сэр.
– Никто не объявлялся? Свидетелей стрельбы нет?
– Вроде их не было, но какая-то женщина в темно-синем «гранд-туре» затормозила и сказала, что знает водителя.
Блэкстон оглянулся туда, где лежало тело.
– Она могла его видеть?
– Отсюда не могла – по крайней мере лицо. Может, ногу. Наверное, узнала машину.
– И вы ее отпустили?
– Я велел ей остановиться. Чуть позже посмотрел – а ее нет.
– Номер записали? Нет, конечно. Она молодая, старая, толстая?
– Белая, двадцать с небольшим, невысокая, светлые глаза, волнистые темно-русые волосы до плеч.
– По таким приметам найти женщину – раз плюнуть.
– И еще одно, сэр: руки и ногти. Они были… не то что немытые – скорее с въевшейся грязью. Черные полоски под ногтями и вокруг ногтей.
– Хорошо, полисмен… – Он подался вперед, чтобы прочесть нагрудный знак. – … Керр. Вот это действительно полезная информация. Спасибо. Какая была скорость?
– От пятидесяти до пятидесяти пяти.
– Дорожники уже едут?
– Да, сэр.
Блэкстон сделал пометку в записной книжке и вернулся к месту катастрофы. Эвакуатор стоял рядом, дожидаясь разрешения увезти разбитую машину. Блэкстон поднял руку, давая сигнал повременить. Он внимательно осмотрел смятый в гармошку капот и разбитую решетку. Дверь со стороны водителя распахнулась, очевидно, при столкновении. Если бы пикап налетел на столб при скорости пятьдесят пять миль в час, то знак упал бы. Блэкстон зашел со стороны пассажира, заглянул в кабину и увидел накоротко замкнутые провода зажигания.
– Еще один прекрасный законопослушный гражданин, – произнес он вслух.
Патрульный глянул на него, но промолчал.
Машины медленно ползли по шоссе в обоих направлениях. Блэкстон не реагировал на вопросы, которые выкрикивали водители. «Люди – идиоты», – подумал он, качая головой. Но в этом и заключалась его работа: защищать идиотов от сволочей. Приехала машина дорожной службы и установила щиты с желтой стрелкой, чтобы изменить движение на автостраде. Он дал указание перекрыть все съезды на южное направление за пять миль до и после места преступления.
– Сейчас же пятничный час пик! – объяснил замотанный начальник дорожной бригады. – Мы можем контролировать только часть шоссе – от одного до другого въезда на магистраль в обоих направлениях. Но не больше.
– Ладно, – ответил Блэкстон. – Делайте быстрее.
Следом приехала машина коронера, сопровождаемая еще одним полицейским автомобилем. Помощники коронера дожидались, пока фотографы закончат съемку: жертву и автомобиль надо было запечатлеть в восьми ракурсах. Блэкстон проследил, чтобы сфотографировали и замкнутые накоротко провода зажигания. Вернувшись к своей машине, он достал из багажника собственный «Поляроид».
Делая снимки, Блэкстон отметил профессионализм стрелявшего. Две из трех пуль попали в водителя, и обе нанесли серьезные повреждения. Один выстрел в лоб – пуля прошла через мозг и на выходе снесла полчерепа. Эта рана явно была смертельной. Вторая пуля вырвала кусок шеи жертвы: еще одно ранение, не совместимое с жизнью. Стрелявший либо отлично натренирован, либо не менее удачлив, чем Ли Освальд. Третья пуля прошила приборную панель и пол.
Носком ботинка он открыл дверцу водителя настежь и отошел, чтобы не мешать перекладывать тело на носилки.
Помощник коронера в хирургических перчатках обыскал карманы убитого. Алекс тем временем осматривал густые заросли хвоща, растущего на обочине.
Блэкстон вернулся к водительской стороне грузовичка и стал разглядывать паутину трещин на разбитом лобовом стекле.
– Как раз по твоей специальности, а, Джиг? – спросил Алекс из-за спины Блэкстона.
Блэкстон пропустил слова напарника мимо ушей.
– Ну, что скажешь? – Алекс отряхивал колени от грязи и листьев.
– Верхняя дырка – от первой пули, – сказал Блэкстон, проводя пальцем по трещинам в стекле. – Видишь, как трещины, расходящиеся снизу, наталкиваются на верхнюю сетку трещин?
– Поверю тебе на слово.
Блэкстон осмотрел верхнее пулевое отверстие и убедился, что оно пробито ровно, а лобовое стекло, хотя и относительно плоское, все же скошено достаточно, чтобы отклонить пулю, проходящую сквозь него. Значит, стреляли практически под прямым углом. Соответствующие отверстия он нашел в обшивке водительского кресла. Местность вокруг открытая: поблизости ни эстакад, ни высоких деревьев.
– У нас как минимум два преступника, – заявил он. – Стрелок и его водитель. Мы ищем высокую машину – грузовик, возможно, фургон или передвижной домик.
– Вот черт! – отозвался Алекс, глядя на уходящее в обе стороны шоссе. – Их уже давно и след простыл.
Они снова заглянули в открытую дверцу машины. Сиденье пропиталось кровью. Осколки кости и красные желеобразные кусочки мозга прилипли к винилу и ткани. Если второй раз стреляли намеренно, то не вложен ли в выстрел особый смысл? Никто не болтает с пулей в горле.
Блэкстон посветил фонариком за кресло и увидел, что пули пробили и листовой металл кабины.
Следователи собрались на импровизированное совещание подальше от водителя эвакуатора. Блэкстон обратился сначала к коронеру:
– Что вы нашли?
– В заднем кармане – бумажник, но удостоверение личности поддельное.
– Фамилию я передал по рации в Управление дорожного транспорта, – добавил полисмен Керр. – Но в их данных ее нет. Пикап числится в угоне со вчерашнего дня.
– Что-нибудь обнаружил? – спросил Блэкстон у своего напарника.
– Нет. Он, похоже, был один.
– Мы все так умираем, приятель.
– Спасибо за сообщение.
Пока они дожидались приезда экспертов, Блэкстон сказал Алексу:
– Нужно найти ту женщину, что была за рулем «гранд-тура». Если она сама не обратится в полицию, давай проверим местные типографии.
– Кого мы ищем?
– Белую женщину лет двадцати – двадцати пяти, которая набирает текст или обслуживает печатные станки.
Они повернулись, заметив, что рабочий-дорожник отодвинул три конуса, пропуская передвижную лабораторию криминалистов. Блэкстон поздоровался с вышедшим из машины Джеффом Хагучи из отдела огнестрельного оружия.
– Что у нас тут? – спросил Хагучи.
– Один убитый, два ранения, три выстрела.
– Выстрел с земли выбил бы заднее окно, – сказал Хагучи.
– Ага, – отозвался Блэкстон. – Мы так и подумали, но нам нужно мнение специалиста.
– Тогда вам сегодня везет.
Хагучи достал два длинных деревянных штыря и осторожно просунул их в отверстия на лобовом стекле, сопоставляя второй конец с отверстиями в сиденье. Он заставил фотографов сделать новые снимки лобового стекла с закрепленными в нем штырями.
– Гильзы не нашли? – спросил Хагучи.
– Пока нет, – ответил Блэкстон, указывая на полисменов, бродивших по пустому шоссе от обочины к обочине.
Он подвел Хагучи к тормозному следу. Одна из пуль застряла в асфальте. Хагучи обвел отверстие желтым мелом и вернулся с Блэкстоном к грузовичку.
– Возможны два варианта, – сказал Хагучи. – Конечно, я буду знать больше, когда исследую пули. Либо стреляли с большого расстояния по навесной траектории…
– Три раза?
– Либо из проезжающего мимо высокого автомобиля. Найди гильзы – и получишь скорость и угол. Когда машина будет в отделении, я извлеку две оставшиеся пули.
Блэкстон показал Хагучи места, где пули пробили стальную обшивку кабины за сиденьем. Хагучи присвистнул.
– И что ты об этом думаешь? – осведомился он.
– Это не обычные пули, – сказал Блэкстон. – Иначе они бы расплющились при ударе. – Быть может, в цельнометаллической оболочке? – спросил он, имея в виду пули армейского образца.
– Скорее всего, – подтвердил Хагучи. – Может, даже бронебойные.
Блэкстон мрачно кивнул. Ему определенно не нравилась мысль о разъезжающем в автомобиле снайпере, стреляющем бронебойными пулями. Он сделал пометку в записной книжке, написав слова, которые вслух никто не произносил. У бронебойных пуль было еще одно название: «Смерть копам».
4
«Может, это был не он», – думала Манч, сворачивая на шоссе, ведущее на запад, к Санта-Монике. Потрясение и ужас, испытанные в первое мгновение, сменились в ее сердце странным спокойствием. Конечно, если бы мертвым там лежал Слизняк, она бы не могла быть спокойной. После всего, что было между ними, она бы непременно почувствовала, что он покинул эту маленькую планету и удалился в мир иной. Нет, прежде чем о нем горевать, ей нужно получить доказательства. А пока она не верит в его смерть.
Она стала размышлять о предстоящем свидании с инспекторшей.
Едва познакомившись с миссис Скотт, Манч поняла, что эта женщина не заводит дружбы со своими клиентами. Ее кабинет был сплошь увешан грамотами с благодарностями от организаций, занимающихся охраной правопорядка. На письменном столе стояла фотография с дарственной надписью, запечатлевшая начальника полиции, пожимающего руку миссис Скотт. Вероятно, преступники начинали перевоспитываться, бросив на фотографию един-единственный взгляд.
«Готов ее трахнуть, если она поймет мою шутку», – сказал бы о ней Цветочек Джордж. Но он уже умер. И его неуместные замечания надо похоронить вместе с ним. Все эти прежние мерзкие мысли надо оставить.
И к тому же она старается больше не выражаться.
Манч все еще находится под надзором, и она с этим примирилась. Люди, державшие в руках ее судьбу, – судьи, адвокаты, полисмены – не рассчитывали, что кому-то удастся благополучно выдержать трехлетний условный срок, но она их удивит. Условный срок – это способ держать человека на крючке. Будто тебе говорят: «Сейчас ты можешь уйти, но мы тебя загребем когда захотим». Система случайных проверок позволяла собрать сведения для применения дальнейших мер. Наркоманы не исправляются. Этот факт всем известен. Рецидив неизбежен.
Рецидив. Она узнала это слово в наркологическом отделении. По статистике девяносто семь процентов наркоманов снова садились на иглу, в лучшем случае – начинали курить траву.
Это означало, что три процента все же вылечивались!
Она уже восемь месяцев в завязке. Приближается День благодарения. Она отпразднует его, отправившись в город Корону, в Калифорнийскую женскую тюрьму, как член делегации общества Анонимных Алкоголиков. Если бы все шло, как раньше, она сейчас сама сидела бы именно в этой тюрьме.
Прошлый День благодарения Манч провела в камере предварительного заключения в местной тюрьме «Сибил Брэнд», ожидая суда по обвинению в различных преступлениях, связанных с наркотиками. В ее прежней жизни все было связано с наркотиками. Если бы ее замели за нарушение правил перехода улицы, то можно было не сомневаться – хоть держи пари! – что она переходила улицу для того, чтобы раздобыть наркотик, или принять дозу, или найти способ заработать деньги на наркотик.
Прошлогодняя отсидка оказалась самой долгой в ее жизни – больше месяца.
Черно-белый автобус шерифа с дизельным двигателем, изрыгавшим черный дым, затормозил перед ней на съезде к зданию суда Санта-Моники. Он напомнил ей о множестве поездок из тюрьмы в суд – ее единственных выходов на волю в течение того долгого месяца. Они называли этот автобус «Серым Гусем». Почему – она не знала. Она знала только, что внутри он был грязный и разделялся на отделения стальными решетками. Более вместительная задняя часть с рядами скамеек, как в церкви, предназначалась для мужчин. Женщины сидели в передней части на длинных скамьях, расположенных вдоль стенок. Разделенные, но равные.
Этот автобус, казалось, всегда появлялся рядом с ней, когда ее мысли принимали опасное направление. Очередное таинственное совпадение, которое заставляло ее чувствовать, что Всевышний проявляет личный интерес к ее делу. Он использовал неуклюжие черно-белые машины, словно закладки в ее жизни, напоминая о том, что, какие бы события сейчас с ней ни происходили, все могло быть гораздо хуже.
Заезжая на стоянку, Манч вспомнила тело в грузовике, ногу в ботинке, разбитое лобовое стекло. Если это Слизняк, то что станет с его малышкой? Раз Карен умерла, Эйша стала сиротой. Вероятно.
«Живи этой минутой, – сказала она себе. – Паркуйся. Отключай двигатель. Вдохни и выдохни».
На стоянке было полно полисменов. Манч не стала запирать машину. Если она и здесь не в безопасности – тогда к черту все. Она прошла мимо большой скульптуры из заржавленных корабельных цепей, установленной на газоне перед зданием суда. Отделение полиции находилось по другую сторону от него. Арестованных содержали на первом этаже. С едой давали молоко, оно нравилось Манч больше, чем горький черный кофе, который давали в Ван-Найсе. Но в отличие от Ван-Найса в Санта-Монике запрещалось курение. Во время ее недолгих заключений в этой тюрьме это казалось ей жестоким наказанием, несоразмерным тяжести преступления.
«Больше никогда!» – подумала она.
Она вошла в здание суда, прошла в дверь, ведущую в отдел надзора за условно осужденными, и назвала свою фамилию регистраторше. Та предложила Манч пройти в кабинет.
– Знаете, куда идти? – спросила женщина.
– Ага, – ответила Манч. – Я уже здесь была.
Она шла по коридору из своих кошмаров. В ее снах у этого коридора не было конца, а она вдруг оказывалась в другом здании и знала, что опаздывает, что, если срочно не отыщет нужный кабинет, условия ее срока будут нарушены и ее отправят обратно в «Сибил Брэнд». Она просыпалась с колотящимся сердцем, запутавшись в простыне ногами.
Обтерев ладони о брюки, она посмотрела на часы и убедилась, что явилась на десять минут раньше. Паниковать нет причины.
Когда Манч вошла, миссис Скотт подняла голову.
– Сейчас я вами займусь, – сказала она, протягивая руку за штампом.
Прижав штамп к красной чернильной подушечке, она резко пришлепнула им бумагу, лежавшую перед ней. Манч увидела, что отпечатавшиеся буквы складываются в слово «НАРУШЕНИЕ». Инспектор отодвинула бумаги в сторону, расправила лацкан синего пиджака и открыла дело Манч.
– Как дела, Миранда? – спросила она.
Никто, кроме миссис Скотт, не называл Манч по имени.
– Мое дело – приходить сюда. Я пришла.
Уголки тонких губ инспекторши, покрытых оранжевой помадой, опустились вниз, а складка между бровями стала глубже.
– А как ваши дела? – вежливо спросила Манч.
– Давай не отклоняться от темы, хорошо? – проговорила миссис Скотт. – Ты продолжаешь работать?
– Я принесла копии платежных ведомостей, – сказала Манч, запуская руку в карман рубашки.
Конечно, она продолжает работать! Если бы в ее жизни произошло какое-то крупное изменение, вроде перемены места работы или жительства, она обязана была в течение суток поставить в известность своего инспектора.
Миссис Скотт приняла бумаги и вручила Манч отксерокопированный бланк.
– Ты должна заполнить личный финансовый отчет.
Миссис Скотт вернулась к делу, которое только что проштамповала красными чернилами. Под графой «РЕКОМЕНДАЦИИ», на последней странице, миссис Скотт написала: «30 дней общественно полезных работ» – и улыбнулась.
Манч посмотрела на бланк, который ей дала инспекторша. В таблице были графы АРЕНДНАЯ ПЛАТА, КОММУНАЛЬНЫЕ УСЛУГИ, ПИЩА, БЕНЗИН, ОДЕЖДА и РАЗВЛЕЧЕНИЯ. На другой стороне нужно было обозначить сумму заработка.
Манч вписала нужные цифры и вернула бланк. Графу «развлечения» она оставила пустой.
– Ты что-то откладываешь? – спросила миссис Скотт.
– О чем вы?
– Ты зарабатываешь достаточно, чтобы к концу месяца у тебя оставалось несколько сот долларов. Что происходит с этими деньгами?
– Не знаю. Наверное, трачу.
– На нашей следующей встрече тебе придется отчитаться об этих тратах.
– Я все счета оплачиваю.
– И это все, чего ты хочешь? Просто сводить концы с концами?
Похоже, эта женщина не успокоится, пока не найдет, к чему прицепиться.
– Я обязательно подумаю об этом.
Миссис Скотт недоверчиво посмотрела на Манч.
– Ну что ж, увидим. – Она взяла пластиковый контейнер. – Готова?
– Ага.
Манч встала и направилась к туалету в сопровождении миссис Скотт. В коридоре пахло побелкой» Похоже на запах кокаина, каждый раз думала Манч, но ни с кем этим наблюдением не делилась. Каблучки миссис Скотт гулко стучали по линолеуму.
Они вошли в женский туалет, и Манч с облегчением увидела, что больше никого нет.
Она расстегнула брюки и подставила контейнер под себя так, чтобы не закрывать миссис Скотт обзор. Миссис Скотт считала, что наркоман вполне способен принести с собой чужую мочу и попытаться выдать ее за собственную. Манч это было ни к чему. Раньше она даже гордилась струйкой мочи, подтверждавшей, что ее тело очистилось от наркотиков. В последнее время присутствие в кабинке миссис Скотт стало казаться ей унизительным.
Моча наполнила контейнер и потекла по пальцам. Она вылила половину, тщательно обтерла стенки, закрыла крышечку и вручила контейнер инспектору.
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – спросила миссис Скотт перед тем, как они расстались в коридоре. – Есть проблемы?
– Нет, все в порядке.
Она оттолкнула от себя воспоминание о крови, капавшей с ботинка. Неужели он погиб? На самом деле ушел навсегда? Направляясь к машине, она ощутила вес его ключа у себя в кармане. Почему она не обошлась с ним приветливее? Почему не согласилась поехать присмотреть за его малышкой? Почему хотя бы не пообедала с ним? Лишние полчаса могли бы изменить ход событий – но нет, она была слишком поглощена собой и своими делами.
«Прекрати это! – велела она себе. – Ты даже не знаешь точно, он погиб или не он».
Пока она не выяснит все до конца, успокоиться ей не удастся.
Она стала размышлять о предстоящем свидании с инспекторшей.
Едва познакомившись с миссис Скотт, Манч поняла, что эта женщина не заводит дружбы со своими клиентами. Ее кабинет был сплошь увешан грамотами с благодарностями от организаций, занимающихся охраной правопорядка. На письменном столе стояла фотография с дарственной надписью, запечатлевшая начальника полиции, пожимающего руку миссис Скотт. Вероятно, преступники начинали перевоспитываться, бросив на фотографию един-единственный взгляд.
«Готов ее трахнуть, если она поймет мою шутку», – сказал бы о ней Цветочек Джордж. Но он уже умер. И его неуместные замечания надо похоронить вместе с ним. Все эти прежние мерзкие мысли надо оставить.
И к тому же она старается больше не выражаться.
Манч все еще находится под надзором, и она с этим примирилась. Люди, державшие в руках ее судьбу, – судьи, адвокаты, полисмены – не рассчитывали, что кому-то удастся благополучно выдержать трехлетний условный срок, но она их удивит. Условный срок – это способ держать человека на крючке. Будто тебе говорят: «Сейчас ты можешь уйти, но мы тебя загребем когда захотим». Система случайных проверок позволяла собрать сведения для применения дальнейших мер. Наркоманы не исправляются. Этот факт всем известен. Рецидив неизбежен.
Рецидив. Она узнала это слово в наркологическом отделении. По статистике девяносто семь процентов наркоманов снова садились на иглу, в лучшем случае – начинали курить траву.
Это означало, что три процента все же вылечивались!
Она уже восемь месяцев в завязке. Приближается День благодарения. Она отпразднует его, отправившись в город Корону, в Калифорнийскую женскую тюрьму, как член делегации общества Анонимных Алкоголиков. Если бы все шло, как раньше, она сейчас сама сидела бы именно в этой тюрьме.
Прошлый День благодарения Манч провела в камере предварительного заключения в местной тюрьме «Сибил Брэнд», ожидая суда по обвинению в различных преступлениях, связанных с наркотиками. В ее прежней жизни все было связано с наркотиками. Если бы ее замели за нарушение правил перехода улицы, то можно было не сомневаться – хоть держи пари! – что она переходила улицу для того, чтобы раздобыть наркотик, или принять дозу, или найти способ заработать деньги на наркотик.
Прошлогодняя отсидка оказалась самой долгой в ее жизни – больше месяца.
Черно-белый автобус шерифа с дизельным двигателем, изрыгавшим черный дым, затормозил перед ней на съезде к зданию суда Санта-Моники. Он напомнил ей о множестве поездок из тюрьмы в суд – ее единственных выходов на волю в течение того долгого месяца. Они называли этот автобус «Серым Гусем». Почему – она не знала. Она знала только, что внутри он был грязный и разделялся на отделения стальными решетками. Более вместительная задняя часть с рядами скамеек, как в церкви, предназначалась для мужчин. Женщины сидели в передней части на длинных скамьях, расположенных вдоль стенок. Разделенные, но равные.
Этот автобус, казалось, всегда появлялся рядом с ней, когда ее мысли принимали опасное направление. Очередное таинственное совпадение, которое заставляло ее чувствовать, что Всевышний проявляет личный интерес к ее делу. Он использовал неуклюжие черно-белые машины, словно закладки в ее жизни, напоминая о том, что, какие бы события сейчас с ней ни происходили, все могло быть гораздо хуже.
Заезжая на стоянку, Манч вспомнила тело в грузовике, ногу в ботинке, разбитое лобовое стекло. Если это Слизняк, то что станет с его малышкой? Раз Карен умерла, Эйша стала сиротой. Вероятно.
«Живи этой минутой, – сказала она себе. – Паркуйся. Отключай двигатель. Вдохни и выдохни».
На стоянке было полно полисменов. Манч не стала запирать машину. Если она и здесь не в безопасности – тогда к черту все. Она прошла мимо большой скульптуры из заржавленных корабельных цепей, установленной на газоне перед зданием суда. Отделение полиции находилось по другую сторону от него. Арестованных содержали на первом этаже. С едой давали молоко, оно нравилось Манч больше, чем горький черный кофе, который давали в Ван-Найсе. Но в отличие от Ван-Найса в Санта-Монике запрещалось курение. Во время ее недолгих заключений в этой тюрьме это казалось ей жестоким наказанием, несоразмерным тяжести преступления.
«Больше никогда!» – подумала она.
Она вошла в здание суда, прошла в дверь, ведущую в отдел надзора за условно осужденными, и назвала свою фамилию регистраторше. Та предложила Манч пройти в кабинет.
– Знаете, куда идти? – спросила женщина.
– Ага, – ответила Манч. – Я уже здесь была.
Она шла по коридору из своих кошмаров. В ее снах у этого коридора не было конца, а она вдруг оказывалась в другом здании и знала, что опаздывает, что, если срочно не отыщет нужный кабинет, условия ее срока будут нарушены и ее отправят обратно в «Сибил Брэнд». Она просыпалась с колотящимся сердцем, запутавшись в простыне ногами.
Обтерев ладони о брюки, она посмотрела на часы и убедилась, что явилась на десять минут раньше. Паниковать нет причины.
Когда Манч вошла, миссис Скотт подняла голову.
– Сейчас я вами займусь, – сказала она, протягивая руку за штампом.
Прижав штамп к красной чернильной подушечке, она резко пришлепнула им бумагу, лежавшую перед ней. Манч увидела, что отпечатавшиеся буквы складываются в слово «НАРУШЕНИЕ». Инспектор отодвинула бумаги в сторону, расправила лацкан синего пиджака и открыла дело Манч.
– Как дела, Миранда? – спросила она.
Никто, кроме миссис Скотт, не называл Манч по имени.
– Мое дело – приходить сюда. Я пришла.
Уголки тонких губ инспекторши, покрытых оранжевой помадой, опустились вниз, а складка между бровями стала глубже.
– А как ваши дела? – вежливо спросила Манч.
– Давай не отклоняться от темы, хорошо? – проговорила миссис Скотт. – Ты продолжаешь работать?
– Я принесла копии платежных ведомостей, – сказала Манч, запуская руку в карман рубашки.
Конечно, она продолжает работать! Если бы в ее жизни произошло какое-то крупное изменение, вроде перемены места работы или жительства, она обязана была в течение суток поставить в известность своего инспектора.
Миссис Скотт приняла бумаги и вручила Манч отксерокопированный бланк.
– Ты должна заполнить личный финансовый отчет.
Миссис Скотт вернулась к делу, которое только что проштамповала красными чернилами. Под графой «РЕКОМЕНДАЦИИ», на последней странице, миссис Скотт написала: «30 дней общественно полезных работ» – и улыбнулась.
Манч посмотрела на бланк, который ей дала инспекторша. В таблице были графы АРЕНДНАЯ ПЛАТА, КОММУНАЛЬНЫЕ УСЛУГИ, ПИЩА, БЕНЗИН, ОДЕЖДА и РАЗВЛЕЧЕНИЯ. На другой стороне нужно было обозначить сумму заработка.
Манч вписала нужные цифры и вернула бланк. Графу «развлечения» она оставила пустой.
– Ты что-то откладываешь? – спросила миссис Скотт.
– О чем вы?
– Ты зарабатываешь достаточно, чтобы к концу месяца у тебя оставалось несколько сот долларов. Что происходит с этими деньгами?
– Не знаю. Наверное, трачу.
– На нашей следующей встрече тебе придется отчитаться об этих тратах.
– Я все счета оплачиваю.
– И это все, чего ты хочешь? Просто сводить концы с концами?
Похоже, эта женщина не успокоится, пока не найдет, к чему прицепиться.
– Я обязательно подумаю об этом.
Миссис Скотт недоверчиво посмотрела на Манч.
– Ну что ж, увидим. – Она взяла пластиковый контейнер. – Готова?
– Ага.
Манч встала и направилась к туалету в сопровождении миссис Скотт. В коридоре пахло побелкой» Похоже на запах кокаина, каждый раз думала Манч, но ни с кем этим наблюдением не делилась. Каблучки миссис Скотт гулко стучали по линолеуму.
Они вошли в женский туалет, и Манч с облегчением увидела, что больше никого нет.
Она расстегнула брюки и подставила контейнер под себя так, чтобы не закрывать миссис Скотт обзор. Миссис Скотт считала, что наркоман вполне способен принести с собой чужую мочу и попытаться выдать ее за собственную. Манч это было ни к чему. Раньше она даже гордилась струйкой мочи, подтверждавшей, что ее тело очистилось от наркотиков. В последнее время присутствие в кабинке миссис Скотт стало казаться ей унизительным.
Моча наполнила контейнер и потекла по пальцам. Она вылила половину, тщательно обтерла стенки, закрыла крышечку и вручила контейнер инспектору.
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – спросила миссис Скотт перед тем, как они расстались в коридоре. – Есть проблемы?
– Нет, все в порядке.
Она оттолкнула от себя воспоминание о крови, капавшей с ботинка. Неужели он погиб? На самом деле ушел навсегда? Направляясь к машине, она ощутила вес его ключа у себя в кармане. Почему она не обошлась с ним приветливее? Почему не согласилась поехать присмотреть за его малышкой? Почему хотя бы не пообедала с ним? Лишние полчаса могли бы изменить ход событий – но нет, она была слишком поглощена собой и своими делами.
«Прекрати это! – велела она себе. – Ты даже не знаешь точно, он погиб или не он».
Пока она не выяснит все до конца, успокоиться ей не удастся.
5
Манч направилась на юг. Когда она въехала на знакомые улицы Венис, ее затопили воспоминания детства – ранних лет, пока еще была жива мать. Тогда Венис-Бич был волшебным местом, населенным битниками и джазистами, которые относились к ней как ко взрослой. Мама обещала дочке жизнь, полную чудес, – шептала на ушко о волшебных лошадках и замках, убаюкивала ее колыбельными Джони Митчелл.
Манч верила в чудеса – даже когда им приходилось «разбивать лагерь» в гостиных и гаражах незнакомых людей или мыть голову в раковине прачечной. Она была такой глупой девчонкой! Она поумнела только в десять лет, через год после смерти мамы. Прошли долгие месяцы, прежде чем она наконец поняла: все называют небеса чудесными и великолепными, однако мама не вернулась оттуда, да и никто никогда не возвращался. Как же люди узнали, что небеса так уж хороши? Именно тогда она научилась обращать внимание не на то, что люди говорят, а на то, что делают.
Она зажгла сигарету от автомобильного прикуривателя. Венис, Боже! До чего странно снова здесь оказаться: словно она отсутствовала многие годы, а не считанные месяцы. Манч подумала было заехать повидать своего старого босса, Колдуна, но решила, что лучше ограничиться тем, ради чего она приехала, а дружеские визиты отложить до следующего раза.
Вместо того чтобы повернуть с Розовой авеню налево, она проехала по боковым улочкам и очутилась в переулке, который шел параллельно Хэмптону, жилому комплексу в форме подковы, состоявшему из множества отдельных однокомнатных квартирок. Здесь она когда-то жила со Слизняком.
Слизняку нравилось, что квартира номер 6 угловая, а дверь выходит не на улицу, а на неухоженную живую изгородь из олеандров. По другую сторону изгороди в том же переулке находился заброшенный Еврейский центр. Плеть ипомеи, густо усеянная фиолетовыми цветами, заплела заднюю ограду Центра и образовала паутину между двумя пальмами. Манч припарковалась позади золотой «импалы» со снятыми колесами, поставленной на домкраты. У машины не было еще и заднего бампера.
Нырнув между двумя зданиями, она пошла по замусоренному проулку вдоль живой изгороди, разделявшей дома, и вскоре обнаружила проход в кустарнике – их прежний тайный путь все еще существовал. Она проскользнула в него, отодвинув влажные простыни, раскинутые на кустах для просушки.
Манч верила в чудеса – даже когда им приходилось «разбивать лагерь» в гостиных и гаражах незнакомых людей или мыть голову в раковине прачечной. Она была такой глупой девчонкой! Она поумнела только в десять лет, через год после смерти мамы. Прошли долгие месяцы, прежде чем она наконец поняла: все называют небеса чудесными и великолепными, однако мама не вернулась оттуда, да и никто никогда не возвращался. Как же люди узнали, что небеса так уж хороши? Именно тогда она научилась обращать внимание не на то, что люди говорят, а на то, что делают.
Она зажгла сигарету от автомобильного прикуривателя. Венис, Боже! До чего странно снова здесь оказаться: словно она отсутствовала многие годы, а не считанные месяцы. Манч подумала было заехать повидать своего старого босса, Колдуна, но решила, что лучше ограничиться тем, ради чего она приехала, а дружеские визиты отложить до следующего раза.
Вместо того чтобы повернуть с Розовой авеню налево, она проехала по боковым улочкам и очутилась в переулке, который шел параллельно Хэмптону, жилому комплексу в форме подковы, состоявшему из множества отдельных однокомнатных квартирок. Здесь она когда-то жила со Слизняком.
Слизняку нравилось, что квартира номер 6 угловая, а дверь выходит не на улицу, а на неухоженную живую изгородь из олеандров. По другую сторону изгороди в том же переулке находился заброшенный Еврейский центр. Плеть ипомеи, густо усеянная фиолетовыми цветами, заплела заднюю ограду Центра и образовала паутину между двумя пальмами. Манч припарковалась позади золотой «импалы» со снятыми колесами, поставленной на домкраты. У машины не было еще и заднего бампера.
Нырнув между двумя зданиями, она пошла по замусоренному проулку вдоль живой изгороди, разделявшей дома, и вскоре обнаружила проход в кустарнике – их прежний тайный путь все еще существовал. Она проскользнула в него, отодвинув влажные простыни, раскинутые на кустах для просушки.