-- Ваше Величество, а как-нибудь без этого можно обойтись? - уточнил на всякий случай Виктор.
-- Можно, - сказала королева. - До свиданья. Эй, кто-нибудь там, проводите чужеземцев.
-- Подождите, - остановил её Виктор. - А в чём заключается процедура.
Королева вытащила откуда-то листок и зачитала:
-- Каждому из вас подадут бокал с вином, один бокал отравлен весенним ядом змеи нетту, выпивший вино с ядом мгновенно станет счастливым, и отправиться в гости к Сидящему... отныне Посередине Жезла. Вот и всё.
Да, всего лишь. Виктор обернулся к Мурке. Мурка кивнула, мол, соглашайся, Витюша, другого выхода нет, можно, конечно, ввергнуть всю эту туземную байду в ад, но вопрос - где Кольцо?
- Ладно, Ваше Величество, мы согласны, - объявил королеве Виктор, только одна маленькая просьба. Мы недавно потеряли своего друга, японского китайца, - его душа уже покинула тело, но пока ещё не покинула земную юдоль, а поэтому, по нашим обычаям, он пока ещё с нами в доле. Нельзя ли устроить бокал с вином и для него?
-- Хорошо, - приняла просьбу Виктора Ай и дважды хлопнула в ладоши.
В зал с подносом вбежал всё тот же неформал в тельняшке. На подносе стояло пять бокалов. В бокалах пенилось вино.
Виктор взял бокал первым. За ним взяла бокал Мурка. Артист ничего не понимал и тормозил. Зато подсуетилась Йоо - потянулась. Но Виктор слегка отпихнул её плечом. Мол, не суетись, успеешь.
Виктор и Мурка чокнулись и выпили.
Вино оказалось кисловатым. Но приятно отдавало перезревшей шелковицей. Ну и, конечно, терпкой горечью тубероз.
Итак вино было отважно выпито. Но ничего не произошло. Никто из них двоих не повалился в страшных судорогах на проеденный молью гэдээровкий шерстяной ковёр.
Они переглянулись и взяли с подноса по второму бокалу.
-- Твоё здоровье, Витенька.
-- Пью ваше, мадам, и если вдруг... то план два.
И они опрокинули по второму бокалу.
Королева вскинула бровь, но ничего не сказала. Поняла всё по-своему. Так поняла: эти двое из более привилегированной касты, поэтому остальных кинули, чтобы разыграть счастливый билет между собой.
Впрочем, опять ничего не произошло. За исключением того, что вино разлилось теплом по телу, и стал отчётливей слышен рокот прибоя.
Либо яд просроченный и не действует, подумал Виктор, либо он достался китайцу. И если это так, то тогда спасибо тебе, самурай. Во второй раз спас ты мне жизнь.
И Виктор положил на бокал Городового очищенный банан.
Королева ничего не имела против. В конце концов, какая ей разница, чья именно душа отправиться на встречу с Буш-шем. Китайца так китайца.
Впрочем, мероприятие было ещё не закончено.
-- Теперь, вам предстоит принять Решение, - объявила королева.
-- Мы внемлем вам, Ваше Величество, - с дурашливым поклоном произнёс слегка захмелевший Виктор.
-- Жителям острова нужен король, один из вас должен стать моим мужем, не моргнув глазом сообщила королева.
Виктор от неожиданности закашлялся, Йоо пришлось поколотить ему по спине.
Такого Виктор, конечно, не ожидал. Это был удар ниже пояса. Он окинул оценивающим взором величественные формы чёрной королевы, и вид благородных телес его вновь не вдохновил. Но делать нечего. Надо было что-то решать.
Поскольку Йоо и Мурка заведомо не могли претендовать на трон в качестве правителя мужеского пола, Виктор взял Артиста за рукав и оттащил его к окну. Совет держать. Шушукаться.
-- Ну что, будем стреляться за права обладать ею? - спросил Виктор.
-- А чего она, собственно, хочет? - вопросом на вопрос ответил Артист, который из-за плохого знания английского плохо понимал сложившеюся ситуацию.
-- Один из нас должен стать её мужем.
-- Мужем?!
-- Мужем, мужем... Слабо? Король, вы всё равно уже Король. Вам не привыкать. А я так молод. Я так мало в жизни хорошего видел. Я ещё пожить хочу. Пожалейте меня, король.
-- Я право не знаю...
-- Да будет вам, я же вижу, что она вам нравиться... Как женщина. И всё такое. Подумайте, Король, над тем, кто есть вы там и кем вы будете здесь. Вас здесь все на руках носить будут. Как сыр в масле будете кататься. А не понравиться, мы вас потом вытащим.
-- Правда?
-- Првда-правда., вытащим. И в трудовой книжке запись официальную сделем, что вы с такого-то по такое-то служили на Запдном Острове действующим монархом. Тусовка от зависти сдохнет.
-- Хорошо...
-- Отлично, Король! Я всегда верил в вас. Освобождённое человечество не раз будет вспоминать этот ваш геройский поступок. Ваш гонорар и компенсацию за паёк я переведу в один из швейцарских банков. Номер счёта вышлю телеграммой. Пойдёт?
-- Пойдёт.
-- Отлично! И маленький совет можно?
-- Какой?
-- Подвиньте её на переход от абсолютной монархии к конституционной. Вам же легче будет. Создадите парламент, - останется время на засолку бананов.
-- Хорошо я над этим подумаю.
-- И ещё - остерегайтесь рыбака Джо.
-- Почему?
-- Она к нему не ровно дышит.
-- Ну это мы ещё посмотрим...
-- Пойдёмте.
Виктор подвёл Артиста к трону и представил королеве. Дескать, получите и распишитесь. Он - Король. Король и есть.
И королева трижды хлопнула в ладоши. Никто ничего не успел сообразить, как тут же выбежал полосатый карлик и быстро увёл куда-то Короля.
Быстро это у них. Поженихаться особо не дают. За рога - и в стойло.
Конец аудиенции был скомкан. Королева вдруг резко заспешила. Попрощалась на скорую руку. Спрыгнула с трона и поскакала, зажигающе вихляя задам, в те самые покои, куда карлик давеча уволок Короля.
Впрочем, о Кольце королевна-патрикеевна не забыла. Вынесли его. Большое. Чугунное. Какие в старину к дверям присобачивали. Что бы дёргать и греметь. И вообще. Только не понятно было зачем к нему стропа парашютная привязана. Но, стало быть, так нужно, коль привязана.
Когда вышли из дворца, встретила их на площади ликующая толпа. Чему народ радовался, было не очень ясно, но песни пели, пляски плясали, и лепестками роз чужеземцев зачем-то осыпали. И бананы в них швыряли. Представьте себе картину, как почти все жители острова средь бела бананами кидаются. Почти все. За исключением, конечно, рыбака Джо.
18.
"... и тогда луна высветила отгадку: разбитая тропа, которая прежде мирно тянулось вдоль каменной гряды, вдруг вбежала, петляя, на высокую насыпь и превратилось в старую заброшенную железную дорогу, по обеим сторонам которой, открылась им пустынная, бесплодная равнина, щедро покрытая слоем лёгкой на подъём пыли и усеянная грубыми камнями, никогда не знавшими ласки морского прибоя.
Вот так вот вдруг и сразу: заброшенная узкоколейка... мрачная равнина... бурые камни... глухая пыль...
Правда, кое-где в эту пыль были воткнуты вверх щетиной сухие пучки серо-жёлтого безлистого кустарника, усыпанного откровенными шипами. Да ещё: пейзаж местами украшен был огромными - в четыре - а то и выше - человеческих роста кактусами-кривляками.
Конечно, уродами выглядели эти суккуленты-великаны, но именно на их колючках-дрючках висели эти обворожительные звёзды. Как шары на новогодних ёлках.
Виктора пробил озноб.
Si, como no?
Да, да - оно: к арматурной сетке, сплетённой из линий, проведённых от звезды к звезде, присобачена была эта мексиканская сельва-мечта, - эта песчано-бежевая муть, наполненная горькими песнями, слетевшими с высохших губ давно сожжённых трав, - эта ночь-тоска, цвета подлого шороха-предателя, отражённого в осколке из-под джозе куэрво, - эта колкая невидаль, чьи не целованные трещины омыты слезами мескалевого червя, настоянными на палёной шерсти тенеоборотня...
Madre de Dios!
Por que?
Por que?"
-- Что это за книга, - прервал Виктор Йоо.
-- Вложения Второго Порядка, - посмотрела Йоо название на обложке.
-- Как-как?! - не поверил Виктор своим ушам.
-- Вложения Второго Порядка, - повторила Йоо.
-- А автор кто? Случайно не Пелевин?
-- Нет, - проверила Йоо, - какой-то Сердюк.
-- Сердюк?
-- Да. А что, знаешь такого?
-- Да нет... Впрочем, знавал я одного Сердюка. Давно, правда, это было. В больнице с ним лежал. Было дело... В одной палате... Нормальный мужик, хотя и псих, конечно. Вернее косил под психа. От призыва. А так, вообще-то, нормальный... Утверждал, что сердюки - это украинские самураи и всё хайку учил меня, помниться, сочинять...
-- Это стишки-то японские?
-- Ну да... Стишки. С тех пор это дело в привычку у меня вошло. Иногда даже ничего так получается. Намедни вот сочинил одно... Представь такой фрэйм: за мятой шторой качнулась косая тень сломанной ветки... За шторой качнулась - тень ветки. Видишь? За мятой - косая - сломанной. Здорово, правда? Как представлю себе эту картинку, так бошку сразу сносит и выть хочется. Думаю теперь вот специально какой-нибудь романчик наворочать, чтобы это хайку в него вставить.
-- Не облом будет ради двух строчек роман писать?
-- Ради трёх...
-- Ну, трёх.
-- А что? Это нормально... Роман ради трёх строчек. Оправдано. Я вот, например, одного чувака знавал, программиста-очкарика непутёвого, так он как-то сварганил мимоходом одной левой медиа-проигрыватель под Окна... Winamp называется, может слышала?
-- Угу.
-- Так вот, представь, написал он эту программу в семь мегабайт живого веса только ради того, чтобы вставить в неё одну ключевую фразу - "Winamp whips the llama's ass".
-- Винамп... надирает ламе задницу?
-- Ну. Есть в Чикаго такой знаменитый уличный музыкант - дядюшка W-W, в миру - Уэсли Уиллис. Это, вообще-то, из его строчки песня. Про ламу...
-- И что, парень только для этого над прогой горбатился?
-- Да. Только для этого.
-- А зачем?
-- А по приколу.
-- По приколу? Так бы и сказал сразу, что по приколу. По приколу - это кул. Я заметила, что всё самое рульное по приколу делается. Как вот эта вот книжка.
-- А, вообще-то, ты где её взяла?
-- Вообще-то? Вообще-то, у Ли в сидре.
-- У Ли?
-- А чего удивляешься. Это ты у нас - чукча-писатель, а китаец, может, по жизни читателем был.
-- Возможно...
-- А ничего книжица. Только ты мне, Пелевин, вот что объясни, как это так круто получилось, что в ней всё заранее было описано. Как ты вместо нужной четвёрки ненужную тройку выбросил. И как мы хоть и в Мексику попали, но не Туда, Где Пещера, а много севернее. И про то, что мы в поисках ночлега по старой железке будем пиликать, вдоль этой чёртовой каменной гряды. Как это всё получается? Ты понимаешь?
-- Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось... Но может присниться. В любой момент и без особого напряга.
-- Да ну тебя.
-- Просто так устроен этот мир: кто-то кому-то должен о нас рассказывать. Я же тебе уже объяснял. Пока эта коммуникация осуществляется, мы с тобой существуем.
-- А если не осуществляется, то нас с тобой, получается, и нет?
-- Получается.
-- И что? Что ли на самом деле мы не существуем? Не живём? Да?
-- А что есть жизнь? Вот ты... Вот ты, что ты знаешь о жизни?
-- Что оказалось длинной... Но это гон. На самом деле она короткая. Поэтому-то жизнь и live, - на запись в студии нету врмени... Пинок под зад и ты уже на сцене.
-- Ну да...А сама жизнь, по твоему, что это такое?
-- Чего ты ганджой-то барыжишь!? Жизнь - это... Это жизнь! Жизнь это... это...Ну, а сам-то знаешь?
-- Я? - Виктор задумался, - Не знаю. Хотя... Я тебе так отвечу. Однажды, когда я пребывал в весьма ещё юном возрасте, матушка привела меня на озеро. И разрешила побродить по воде. Ну, как положено, заинструктировала, чтобы далеко от берега, ни в коем разе не отходил. Я, в общем-то, и не собирался. Я был послушным мальчиком. Вот. Стал я, значит, бродить себе по воде, яко по суху. Ну, там головастиков прутиком пугать принялся, как водиться. И ничего беды не предвещало. Но вдруг ноги мои в одном месте начали скользить по илу и стал я скатываться в глубину. Не сразу - бултых, а потихоньку, потихоньку... Всё глубже и глубже...Кричать я почему-то не стал... Не знаю почему. Стрёмно что ли было... Люди кругом как бегемоты плещутся, мама носом в Хемингуэя уткнулась, небо голубое, солнышко сияет, всё такое. А тут я вдруг заору... Не такой я, наверное, ребёнок был, чтобы орать чуть что... Не любил я других напрягать. Понятно, что глупость, конечно. Если обстоятельства так вот смертельно... Но я ведь не знал тогда, что я не бессмертный. Поэтому страха не было. Чувство самосохранения совсем у меня тогда ещё, видать, не развито было. Домашний ребёнок...Ну не знаю... Но вот так вот. Стал я, короче, тонуть потихоньку... вода уже до рта дошла... уже до носа... Ещё чуть-чуть и было бы... Какая, ей богу, была бы потеря для русской словесности. Шучу. Ну вот. Уже я почти утонул, но тут вдруг попался мне под ноги камень. Я как-то так на него... Зацепился, в общем за этот голыш. На носочки привстал, вытянулся весь, голову задрал, дышу носом... Живу. И стараюсь не двигаться, - камень скользкий, того и гляди, соскользнёшь в бездну. Вот так вот.
-- Это ты всё к чему?
-- Так я о жизни же тебе. Для меня жизнь это и есть стояние на том самом камне. На носочках и задрав голову.
-- Понятно... А как...
-- Смотри, Мурка с Дюком возвращается, - прервал Виктор Йоо, и помахал рукой Мурке. Мурка махнула ему в ответ.
-- Чего-то быстро она, - удивилась Йоо.
-- Что ты хотела, - всё же профи.
Мурка и собака спустились с насыпи к костру. Леди грациозно. Доберман кубарем.
-- Ну чего там у нас, Марь Васильевна, на сегодня имеется? - спросил Виктор, подавая Мурке кружку с кипятком.
-- В километре отсюда будка смотрителя, - сделав пару глотков, начала докладывать Мурка - Сидит там один сморчок. Больше по привычке, наверное, сидит. Саму дорогу-то уже лет сто, поди, как закрыли. А он всё смотрит за своими милями.
-- И что, у него можно заночевать? - спросил Виктор.
-- Все не влезем, - отрицательно закачала головой Мурка. - Будка у него чуть больше собачьей. И вонючая к тому же. Варанов он там потрошит и чучела на продажу набивает. Всё это дело, доложу вам, - не "Шанель". И даже не "Красная Москва". Дюк и тот заходить туда не стал. Побрезговал. Ну его на фиг там ночевать. Не комильфо... Но, знаешь, этот кабальеро мне одну местную гостиницу отрекомендовал. "Большой Бен" называется. Тут, говорит, поблизости. К югу от железки за дюнами проходит шоссе старое. Бесплатное. И у этого шоссе, стало быть, и стоит этот мотель. Вроде как для дальнобойщиков. Три-четыре километра ходу. Это, Витенька, вариант. Час потратим, зато как белые люди заночуем. Ну? Что скажешь? Или посреди прерии упадём?
-- Пелевин, пошли, а, - попросила Йоо.
И Виктор согласился. Воевать нужно с комфортом. Если выдаётся тебе такая возможность.
А всё, что приключилось дальше, было похоже на страшный сон.
Или на страшное кино.
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.
Внизу экрана надпись: "ПОЛТОРА ЧАСА СПУСТЯ".
ЗАТЕМНЕНИЕ.
Мы слышим упругий ЗВУК стремительно пролетевшей летучей мыши.
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.
НА ВЕСЬ ЭКРАН: горит грубо выкрашенная в красную масляную краску обычная электролампочка. Она заляпана ОСТАНКАМИ ночных МОТЫЛЬКОВ. Свет её неровен, он подрагивает, - создаётся впечатление, что лампочка вот-вот, как это обычно и бывает, в последний раз вспыхнет ярко и погаснет уже навсегда. Но этого не происходит. Лампочка всё мигает и мигает. Эти тревожные вспышки и ожидание ЧЕГО-ТО начинает нас понемногу раздражать. Но когда наше нетерпение достигает крайней степени, камера, наконец, отъезжает. Мы видим, что лампочка - часть коряво выведенной надписи. Мы можем прочитать эту светящуюся вывеску. На ней разноцветными лампочками выведено - "BIG BEN".
КАМЕРА ОПУСКАЕТСЯ и ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ, чтобы мы смогли внимательно ознакомится с ОБЪЯВЛЕНИЕМ над входом: "ТОЛЬКО ДЛЯ ВОДИТЕЛЕЙ И БАЙКЕРОВ. ОТ ЗАХОДА И ДО ВОСХОДА. ЛУЧШАЯ МЕКСИКАНСКАЯ ЕДА И ВЫПИВКА. КАЖДАЯ ВТОРАЯ БУТЫЛКА COMMEMORATIVO ЗА СЧЁТ ЗАВЕДЕНИЯ. НЕОГРАНИЧЕННЫЙ КРЕДИТ. КАЖДЫЙ ВЕЧЕР - ИГРАЕТ GUITARMAN. КАЖДУЮ ПЯТНИЦУ - ВЫСТУПЛЕНИЕ ПРЕКРАСНОЙ ДЕМОНИЧЕСКОЙ ЛАБИОНДЫ.
Общий план ночной придорожной гостиницы.
Только острая необходимость может заставить одинокого путника войти в здание со столь убогой и эклектичной архитектурой. Приличного человека сюда, пожалуй, и сраной метлой не загонишь. Впрочем, заведение предназначено не для заблудившихся туристов и не для нормальных людей - законопослушных членов общества с великолепной кредитной историей. Это место для экстремального отдыха много чего повидавших на своём пути водителей тех огромных, уродливы, загруженных сомнительным грузом, фур, которых полным-полно на стоянке у этого мрачного мотеля. И нет никакого сомнения, что это также то самое место, где всякое отребье проворачивает свои тёмные делишки. Как говориться, чужие здесь не ходят.
Мы видим, как в освещённый полной луной двор гостиницы медленно вползают ИЗ ТЕМНОТЫ несколько ТЕНЕЙ. Три длинных, одна короткая.
И следом за ними в кадре появляются Пелевин, Йоо, Мурка и доберман Дюк.
Они, утомлённые переходом через зыбучие дюны, не торопясь подходят к дверям гостиницы. Они намерены войти. Но у входа их грубо останавливает Чика Кастет, здоровый гоблиноподобной детина. Он тыкает своим стальным пальцем в грудь Виктору.
ЧИКА КАСТЕТ.
Эта дырка не для вас.
ПЕЛЕВИН.
Мы члены клуба, амиго.
ЧИКА КАСТЕТ.
Не понял.
ПЕЛЕВИН.
Йоо, Мурка, предъявите мексиканцу свои членские карточки.
Йоо тут же в своём фирменном стиле бьёт Чике по яйцам. Чика сгибается и Мурка ударом снизу в челюсть отправляет бедолагу в нокаут. Он теряет сознание раньше, чем падает в пыль.
ПЕЛЕВИН.
Жестоко. Но каким ещё образом возможно улучшишь местный сервис?
Мурка кивает.
МУРКА.
В Мексике фэйс-контроль всегда был не на высоте.
Они входят внутрь.
НОЧНАЯ ГОСТИНИЦА. ВНУТРИ.
Бар гостиницы наполнен людьми. Здесь за многочисленными столиками оттягиваются в полный рост водители и байкеры, а также завсегдатаи бесхозные "заплечницы", девочки заведения, мелкие наркодилеры, сутенёры, шулера, контрабандисты, какие-то озабоченные парни уголовного вида, ну и всякий прочий человеческий мусор.
В баре шумно. Но сквозь шум мы СЛЫШИМ гитарные переборы. Слева от стойки, на небольшом возвышении сидит на стуле ГИТАРИСТ. Он наигрывает мелодию в стиле Карло Сантаны. БЫСТРЫЙ НАЕЗД КАМЕРЫ НА ЕГО ЛИЦО. Его глаза закрыты, он наслаждается своей игрой, ему по кайфу.
Когда отряд входит в бар, все одновременно замолкают и поворачиваются в их сторону. Все, кроме Гитариста. Он продолжает ИГРАТЬ.
Пелевин, а за ним Мурка, Йоо и Дюк пересекают зал и подходят к стойке.
За стойкой стоит высушенный дохляк. Это Большой Бен, владелец заведения. Остаётся только догадываться, отчего у этого чахлика такое крутое прозвище.
ПЕЛЕВИН.
Нам нужен номер на ночь, амиго
Большой Бен молчит. Мы следим за его взглядом. Взгляд (КАМЕРА) скользит по ногам пришедших, задерживается на лапах пса и останавливается на огромной брезентовой сумке, которую Виктор держит в руке. Проходит пара мгновений - и Виктор разжимает руку. В ЗАМЕДЛЕННОМ РЕЖИМЕ И БЕЗ ЗВУКА сумка падает на пол. И хотя звук отключен, и мы не слышим стука, по тому, как взметается с пола вверх густая пыль, мы понимаем, что сумка очень тяжела.
ПЕЛЕВИН.
Нам нужен номер, амиго. Вот наши водительские права.
Виктор швыряет на стойку четыре сотни. Большой Бен быстро накладывает на них свою лапу. Деньги исчезают. На их месте появляется ключ. Камера слегка задерживается на брелке. Мы видим нацарапанный номер - 13. Виктор забирает ключ. НАПРЯЖЕНИЕ, которое возникло в баре с их приходом, РАССАСЫВАЕТСЯ, и ШУМ в зале возобновляется.
ПЕЛЕВИН.
И ещё вот что, амиго, - нам бы столик и чего-нибудь выпить.
Большой Бен наконец-то начинает говорить. Говорит он неожиданно хриплым басом, который никак не вяжется с его засушенной фактурой. Он показывает Виктору на столик в углу.
БОЛЬШОЙ БЕН.
Вон там. Текилы?
Виктор, что-то вспомнив, улыбнулся.
ПЕЛЕВИН.
Мне недавно сообщили, амиго, что экзотика - это королева лузеров. У вас водка есть?
БОЛЬШОЙ БЕН.
Нет.
Пелевин поворачивается к Мурке.
ПЕЛЕВИН.
Вот они, Марь Васильевна, последствия антирусского заговора.
МУРКА.
А виски-то есть, красавчик?
БОЛЬШОЙ БЕН.
Виски есть.
ПЕЛЕВИН.
Тогда Джони Волкера. С красной этикеточкой.
ЙОО.
И стакан парагвайского чая со льдом.
МУРКА.
И томатного сока.
Большой Бен после последней реплики Мурки вздрагивает и роняет бокал, который всё это время тщательно протирал краем полотенца. Бокал падает на пол где-то за стойкой. Мы не видим этого, но мы слышим ЗВОН разлетающегося на мелкие кусочки СТЕКЛА.
ЗАТЕМНЕНИЕ.
Слышится отчаянный ПИСК летучей мыши.
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.
Виктор подходит к предложенному столику. На скатерти тошнотворный натюрморт: разводы, жирные пятна, недокуренные бычки, пустые бутылки, остатки закусок в одноразовой посуде. Виктор осторожно собирает скатерть за уголки, завязывает в узел, и брезгливо отшвыривает всё это куда подальше.
ЗАТЕМНЕНИЕ.
Слышится страшный ХРУСТ и удовлетворённое ЗВЕРИННОЕ ПОСАПЫВАНИЕ.
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.
Дюк внизу под столиком - грызёт невероятных размеров кость.
Йоо потягивает свой чай через трубочку и с любопытством зырит по сторонам. Мурка готовит коктейль, - в стакан с томатным соком вливает по широкому лезвию харлей-дэвидского ножа порцию виски. Виктор внимательно наблюдает за её манипуляциями.
ПЕЛЕВИН
Кровавая Мэри?
Мурка отрицательно качает головой.
МУРКА.
Нет, Окровавленная Машка.
ПЕЛЕВИН,
А в чём разница?
МУРКА.
В обратной пропорции основных ингредиентов. Сделать тебе?
ПЕЛЕВИН.
Не надо. Я сегодня буду пить Машку Обескровленную.
МУРКА.
А это как?
ПЕЛЕВИН.
Всё то же самоё, только без томатного сока... Я не люблю помидоры.
МУРКА.
Как знаешь.
Мурка возвращает БАЙКЕРУ, сидящему за соседним столиком, его нож. Парень улыбается Мурке. Мурка улыбается парню. Глядя ему в глаза, отпивает несколько глотков из своего стакана. И медленно облизывает губы кончиком языка.
Байкер сглатывает слюну.
ЗАТЕМНЕНИЕ.
Мы слышим тревожный ПИСК уже целой стаи летучих мышей.
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.
Пелевин по-прежнему за столиком. Он уже слегка пьян. Стул Мурки пустует. Проследив за взглядом Йоо, мы видим, что Мурка эротично танцует в паре с байкером томный медляк Она доверчиво положила свою голову на крепкое плечо техасца; её гибкое тело чувственно извивается, следуя мелодии. А парень, неуклюже перетаптываясь, поглаживает её чуть ниже спины и время от времени массажирует её шикарную попку своей пятернёй. Похоже, что всё у них идёт на лад.
Пелевин чувствует на себе чей-то взгляд. Слегка поворачивает голову. За одним из соседних столиков он видит обалденную креолку. Один в один Пенелопа Круз. Это она уставилась на Виктора своими огромными чёрными глазищами. Виктор приветливо кивает и поднимет свой бокал, - ваше здоровье, сеньорита. Девушка в ответ улыбается, обнажая свои жемчужные зубки.
Парень, с которым она пришла, сидит к нам спиной. Но, заметив её улыбку, он оборачивается.
Мы слышим, что СТРУННЫЕ ПЕРЕБОРЫ ускоряются и постепенно переходят в энергичный ГИТАРНЫЙ БОЙ.
Парень, истый мачо, резко встаёт. Он весь на измене. Отшвыривая в сторону свой стул, он решительно направляется к Виктору.
ПЕЛЕВИН.
Йоо, придержи-ка пса.
Едва Виктор успевает встать, как сильный удар тут же валит его на чужой столик. Столик разваливается. Все вскакивают. Раздаются крики. Дюк заходиться, но Йоо его не отпускает.
Виктор с трудом поднимается. Трясёт головой, приходя в себя. Вытирает кровь с разбитой губы.
ПЕЛЕВИН.
Мачо не плачут?
МАЧО
Что?
ПЕЛЕВИН.
Проверим.
Виктор делает ложный замах левой, парень дёргается вправо, где его неприветливо встречает натренированный кулак. Парень отлетает метра на три, - и ещё один столик с треском разваливается на составные части. Если так пойдёт и дальше, в баре скоро не останется целой мебели.
Парень лежит на спине. Но под ободряющие крики толпы, на счёт девять, всё же встаёт. Злобно глядит на Виктора. По лицу его пробегает коварная улыбка. Похоже, он задумал что-то недоброе. И действительно, - мы видим, как в руке у парня появляется НОЖ. ЩЕЛЧОК - тонкое откидное ЛЕЗВИЕ приведено в боевое положение.
Парень делает несколько выпадов, но Виктор уворачивается и медленно отходит к барной стойке. Наконец он упирается в неё спиной. Дальше отходить некуда. Виктор пытается выбить нож ногой, но парень успевает отвести руку. Все вокруг замолкают, ждут развязки. И в этой тишине, которую ещё больше подчёркивает ПЛАЧ одинокой ГИТАРЫ, вдруг раздаётся КРИК. Это кричит Йоо. Она кричит на русском.
ЙОО.
Держи!
И она бросает Виктору початую бутылку.
Мы наблюдаем за тем, как посланный Йоо снаряд МЕДЛЕННО летит по ставшему вдруг ЖИДКИМ воздуху. Все, в том числе и мачо-ревнивец, заворожено смотрят на кувыркающийся сосуд, будто сроду подобного не видели... А бутыль несколько раз перевернувшись в воздухе, освящая свой полёт брызгами палёного виски, наконец, чудесным образом оказывается у Виктора в руке.
Мы видим ПОВТОР этого момента, но теперь на нормальной скорости: бросок Йоо, - стремительный полёт, - и бутылка уже в руке Виктора.
Он подкидывает её, перехватывает за горлышко, и ...
ПЕЛЕВИН.
Извини, амиго.
...бьёт парня по темечку.
Удар снят четырьмя камерами. И мы видим его в разных ракурсах. Создаётся впечатление, что был не один удар, а целых четыре. Но на самом деле - один. Впрочем, и одного было вполне достаточно.
-- Можно, - сказала королева. - До свиданья. Эй, кто-нибудь там, проводите чужеземцев.
-- Подождите, - остановил её Виктор. - А в чём заключается процедура.
Королева вытащила откуда-то листок и зачитала:
-- Каждому из вас подадут бокал с вином, один бокал отравлен весенним ядом змеи нетту, выпивший вино с ядом мгновенно станет счастливым, и отправиться в гости к Сидящему... отныне Посередине Жезла. Вот и всё.
Да, всего лишь. Виктор обернулся к Мурке. Мурка кивнула, мол, соглашайся, Витюша, другого выхода нет, можно, конечно, ввергнуть всю эту туземную байду в ад, но вопрос - где Кольцо?
- Ладно, Ваше Величество, мы согласны, - объявил королеве Виктор, только одна маленькая просьба. Мы недавно потеряли своего друга, японского китайца, - его душа уже покинула тело, но пока ещё не покинула земную юдоль, а поэтому, по нашим обычаям, он пока ещё с нами в доле. Нельзя ли устроить бокал с вином и для него?
-- Хорошо, - приняла просьбу Виктора Ай и дважды хлопнула в ладоши.
В зал с подносом вбежал всё тот же неформал в тельняшке. На подносе стояло пять бокалов. В бокалах пенилось вино.
Виктор взял бокал первым. За ним взяла бокал Мурка. Артист ничего не понимал и тормозил. Зато подсуетилась Йоо - потянулась. Но Виктор слегка отпихнул её плечом. Мол, не суетись, успеешь.
Виктор и Мурка чокнулись и выпили.
Вино оказалось кисловатым. Но приятно отдавало перезревшей шелковицей. Ну и, конечно, терпкой горечью тубероз.
Итак вино было отважно выпито. Но ничего не произошло. Никто из них двоих не повалился в страшных судорогах на проеденный молью гэдээровкий шерстяной ковёр.
Они переглянулись и взяли с подноса по второму бокалу.
-- Твоё здоровье, Витенька.
-- Пью ваше, мадам, и если вдруг... то план два.
И они опрокинули по второму бокалу.
Королева вскинула бровь, но ничего не сказала. Поняла всё по-своему. Так поняла: эти двое из более привилегированной касты, поэтому остальных кинули, чтобы разыграть счастливый билет между собой.
Впрочем, опять ничего не произошло. За исключением того, что вино разлилось теплом по телу, и стал отчётливей слышен рокот прибоя.
Либо яд просроченный и не действует, подумал Виктор, либо он достался китайцу. И если это так, то тогда спасибо тебе, самурай. Во второй раз спас ты мне жизнь.
И Виктор положил на бокал Городового очищенный банан.
Королева ничего не имела против. В конце концов, какая ей разница, чья именно душа отправиться на встречу с Буш-шем. Китайца так китайца.
Впрочем, мероприятие было ещё не закончено.
-- Теперь, вам предстоит принять Решение, - объявила королева.
-- Мы внемлем вам, Ваше Величество, - с дурашливым поклоном произнёс слегка захмелевший Виктор.
-- Жителям острова нужен король, один из вас должен стать моим мужем, не моргнув глазом сообщила королева.
Виктор от неожиданности закашлялся, Йоо пришлось поколотить ему по спине.
Такого Виктор, конечно, не ожидал. Это был удар ниже пояса. Он окинул оценивающим взором величественные формы чёрной королевы, и вид благородных телес его вновь не вдохновил. Но делать нечего. Надо было что-то решать.
Поскольку Йоо и Мурка заведомо не могли претендовать на трон в качестве правителя мужеского пола, Виктор взял Артиста за рукав и оттащил его к окну. Совет держать. Шушукаться.
-- Ну что, будем стреляться за права обладать ею? - спросил Виктор.
-- А чего она, собственно, хочет? - вопросом на вопрос ответил Артист, который из-за плохого знания английского плохо понимал сложившеюся ситуацию.
-- Один из нас должен стать её мужем.
-- Мужем?!
-- Мужем, мужем... Слабо? Король, вы всё равно уже Король. Вам не привыкать. А я так молод. Я так мало в жизни хорошего видел. Я ещё пожить хочу. Пожалейте меня, король.
-- Я право не знаю...
-- Да будет вам, я же вижу, что она вам нравиться... Как женщина. И всё такое. Подумайте, Король, над тем, кто есть вы там и кем вы будете здесь. Вас здесь все на руках носить будут. Как сыр в масле будете кататься. А не понравиться, мы вас потом вытащим.
-- Правда?
-- Првда-правда., вытащим. И в трудовой книжке запись официальную сделем, что вы с такого-то по такое-то служили на Запдном Острове действующим монархом. Тусовка от зависти сдохнет.
-- Хорошо...
-- Отлично, Король! Я всегда верил в вас. Освобождённое человечество не раз будет вспоминать этот ваш геройский поступок. Ваш гонорар и компенсацию за паёк я переведу в один из швейцарских банков. Номер счёта вышлю телеграммой. Пойдёт?
-- Пойдёт.
-- Отлично! И маленький совет можно?
-- Какой?
-- Подвиньте её на переход от абсолютной монархии к конституционной. Вам же легче будет. Создадите парламент, - останется время на засолку бананов.
-- Хорошо я над этим подумаю.
-- И ещё - остерегайтесь рыбака Джо.
-- Почему?
-- Она к нему не ровно дышит.
-- Ну это мы ещё посмотрим...
-- Пойдёмте.
Виктор подвёл Артиста к трону и представил королеве. Дескать, получите и распишитесь. Он - Король. Король и есть.
И королева трижды хлопнула в ладоши. Никто ничего не успел сообразить, как тут же выбежал полосатый карлик и быстро увёл куда-то Короля.
Быстро это у них. Поженихаться особо не дают. За рога - и в стойло.
Конец аудиенции был скомкан. Королева вдруг резко заспешила. Попрощалась на скорую руку. Спрыгнула с трона и поскакала, зажигающе вихляя задам, в те самые покои, куда карлик давеча уволок Короля.
Впрочем, о Кольце королевна-патрикеевна не забыла. Вынесли его. Большое. Чугунное. Какие в старину к дверям присобачивали. Что бы дёргать и греметь. И вообще. Только не понятно было зачем к нему стропа парашютная привязана. Но, стало быть, так нужно, коль привязана.
Когда вышли из дворца, встретила их на площади ликующая толпа. Чему народ радовался, было не очень ясно, но песни пели, пляски плясали, и лепестками роз чужеземцев зачем-то осыпали. И бананы в них швыряли. Представьте себе картину, как почти все жители острова средь бела бананами кидаются. Почти все. За исключением, конечно, рыбака Джо.
18.
"... и тогда луна высветила отгадку: разбитая тропа, которая прежде мирно тянулось вдоль каменной гряды, вдруг вбежала, петляя, на высокую насыпь и превратилось в старую заброшенную железную дорогу, по обеим сторонам которой, открылась им пустынная, бесплодная равнина, щедро покрытая слоем лёгкой на подъём пыли и усеянная грубыми камнями, никогда не знавшими ласки морского прибоя.
Вот так вот вдруг и сразу: заброшенная узкоколейка... мрачная равнина... бурые камни... глухая пыль...
Правда, кое-где в эту пыль были воткнуты вверх щетиной сухие пучки серо-жёлтого безлистого кустарника, усыпанного откровенными шипами. Да ещё: пейзаж местами украшен был огромными - в четыре - а то и выше - человеческих роста кактусами-кривляками.
Конечно, уродами выглядели эти суккуленты-великаны, но именно на их колючках-дрючках висели эти обворожительные звёзды. Как шары на новогодних ёлках.
Виктора пробил озноб.
Si, como no?
Да, да - оно: к арматурной сетке, сплетённой из линий, проведённых от звезды к звезде, присобачена была эта мексиканская сельва-мечта, - эта песчано-бежевая муть, наполненная горькими песнями, слетевшими с высохших губ давно сожжённых трав, - эта ночь-тоска, цвета подлого шороха-предателя, отражённого в осколке из-под джозе куэрво, - эта колкая невидаль, чьи не целованные трещины омыты слезами мескалевого червя, настоянными на палёной шерсти тенеоборотня...
Madre de Dios!
Por que?
Por que?"
-- Что это за книга, - прервал Виктор Йоо.
-- Вложения Второго Порядка, - посмотрела Йоо название на обложке.
-- Как-как?! - не поверил Виктор своим ушам.
-- Вложения Второго Порядка, - повторила Йоо.
-- А автор кто? Случайно не Пелевин?
-- Нет, - проверила Йоо, - какой-то Сердюк.
-- Сердюк?
-- Да. А что, знаешь такого?
-- Да нет... Впрочем, знавал я одного Сердюка. Давно, правда, это было. В больнице с ним лежал. Было дело... В одной палате... Нормальный мужик, хотя и псих, конечно. Вернее косил под психа. От призыва. А так, вообще-то, нормальный... Утверждал, что сердюки - это украинские самураи и всё хайку учил меня, помниться, сочинять...
-- Это стишки-то японские?
-- Ну да... Стишки. С тех пор это дело в привычку у меня вошло. Иногда даже ничего так получается. Намедни вот сочинил одно... Представь такой фрэйм: за мятой шторой качнулась косая тень сломанной ветки... За шторой качнулась - тень ветки. Видишь? За мятой - косая - сломанной. Здорово, правда? Как представлю себе эту картинку, так бошку сразу сносит и выть хочется. Думаю теперь вот специально какой-нибудь романчик наворочать, чтобы это хайку в него вставить.
-- Не облом будет ради двух строчек роман писать?
-- Ради трёх...
-- Ну, трёх.
-- А что? Это нормально... Роман ради трёх строчек. Оправдано. Я вот, например, одного чувака знавал, программиста-очкарика непутёвого, так он как-то сварганил мимоходом одной левой медиа-проигрыватель под Окна... Winamp называется, может слышала?
-- Угу.
-- Так вот, представь, написал он эту программу в семь мегабайт живого веса только ради того, чтобы вставить в неё одну ключевую фразу - "Winamp whips the llama's ass".
-- Винамп... надирает ламе задницу?
-- Ну. Есть в Чикаго такой знаменитый уличный музыкант - дядюшка W-W, в миру - Уэсли Уиллис. Это, вообще-то, из его строчки песня. Про ламу...
-- И что, парень только для этого над прогой горбатился?
-- Да. Только для этого.
-- А зачем?
-- А по приколу.
-- По приколу? Так бы и сказал сразу, что по приколу. По приколу - это кул. Я заметила, что всё самое рульное по приколу делается. Как вот эта вот книжка.
-- А, вообще-то, ты где её взяла?
-- Вообще-то? Вообще-то, у Ли в сидре.
-- У Ли?
-- А чего удивляешься. Это ты у нас - чукча-писатель, а китаец, может, по жизни читателем был.
-- Возможно...
-- А ничего книжица. Только ты мне, Пелевин, вот что объясни, как это так круто получилось, что в ней всё заранее было описано. Как ты вместо нужной четвёрки ненужную тройку выбросил. И как мы хоть и в Мексику попали, но не Туда, Где Пещера, а много севернее. И про то, что мы в поисках ночлега по старой железке будем пиликать, вдоль этой чёртовой каменной гряды. Как это всё получается? Ты понимаешь?
-- Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось... Но может присниться. В любой момент и без особого напряга.
-- Да ну тебя.
-- Просто так устроен этот мир: кто-то кому-то должен о нас рассказывать. Я же тебе уже объяснял. Пока эта коммуникация осуществляется, мы с тобой существуем.
-- А если не осуществляется, то нас с тобой, получается, и нет?
-- Получается.
-- И что? Что ли на самом деле мы не существуем? Не живём? Да?
-- А что есть жизнь? Вот ты... Вот ты, что ты знаешь о жизни?
-- Что оказалось длинной... Но это гон. На самом деле она короткая. Поэтому-то жизнь и live, - на запись в студии нету врмени... Пинок под зад и ты уже на сцене.
-- Ну да...А сама жизнь, по твоему, что это такое?
-- Чего ты ганджой-то барыжишь!? Жизнь - это... Это жизнь! Жизнь это... это...Ну, а сам-то знаешь?
-- Я? - Виктор задумался, - Не знаю. Хотя... Я тебе так отвечу. Однажды, когда я пребывал в весьма ещё юном возрасте, матушка привела меня на озеро. И разрешила побродить по воде. Ну, как положено, заинструктировала, чтобы далеко от берега, ни в коем разе не отходил. Я, в общем-то, и не собирался. Я был послушным мальчиком. Вот. Стал я, значит, бродить себе по воде, яко по суху. Ну, там головастиков прутиком пугать принялся, как водиться. И ничего беды не предвещало. Но вдруг ноги мои в одном месте начали скользить по илу и стал я скатываться в глубину. Не сразу - бултых, а потихоньку, потихоньку... Всё глубже и глубже...Кричать я почему-то не стал... Не знаю почему. Стрёмно что ли было... Люди кругом как бегемоты плещутся, мама носом в Хемингуэя уткнулась, небо голубое, солнышко сияет, всё такое. А тут я вдруг заору... Не такой я, наверное, ребёнок был, чтобы орать чуть что... Не любил я других напрягать. Понятно, что глупость, конечно. Если обстоятельства так вот смертельно... Но я ведь не знал тогда, что я не бессмертный. Поэтому страха не было. Чувство самосохранения совсем у меня тогда ещё, видать, не развито было. Домашний ребёнок...Ну не знаю... Но вот так вот. Стал я, короче, тонуть потихоньку... вода уже до рта дошла... уже до носа... Ещё чуть-чуть и было бы... Какая, ей богу, была бы потеря для русской словесности. Шучу. Ну вот. Уже я почти утонул, но тут вдруг попался мне под ноги камень. Я как-то так на него... Зацепился, в общем за этот голыш. На носочки привстал, вытянулся весь, голову задрал, дышу носом... Живу. И стараюсь не двигаться, - камень скользкий, того и гляди, соскользнёшь в бездну. Вот так вот.
-- Это ты всё к чему?
-- Так я о жизни же тебе. Для меня жизнь это и есть стояние на том самом камне. На носочках и задрав голову.
-- Понятно... А как...
-- Смотри, Мурка с Дюком возвращается, - прервал Виктор Йоо, и помахал рукой Мурке. Мурка махнула ему в ответ.
-- Чего-то быстро она, - удивилась Йоо.
-- Что ты хотела, - всё же профи.
Мурка и собака спустились с насыпи к костру. Леди грациозно. Доберман кубарем.
-- Ну чего там у нас, Марь Васильевна, на сегодня имеется? - спросил Виктор, подавая Мурке кружку с кипятком.
-- В километре отсюда будка смотрителя, - сделав пару глотков, начала докладывать Мурка - Сидит там один сморчок. Больше по привычке, наверное, сидит. Саму дорогу-то уже лет сто, поди, как закрыли. А он всё смотрит за своими милями.
-- И что, у него можно заночевать? - спросил Виктор.
-- Все не влезем, - отрицательно закачала головой Мурка. - Будка у него чуть больше собачьей. И вонючая к тому же. Варанов он там потрошит и чучела на продажу набивает. Всё это дело, доложу вам, - не "Шанель". И даже не "Красная Москва". Дюк и тот заходить туда не стал. Побрезговал. Ну его на фиг там ночевать. Не комильфо... Но, знаешь, этот кабальеро мне одну местную гостиницу отрекомендовал. "Большой Бен" называется. Тут, говорит, поблизости. К югу от железки за дюнами проходит шоссе старое. Бесплатное. И у этого шоссе, стало быть, и стоит этот мотель. Вроде как для дальнобойщиков. Три-четыре километра ходу. Это, Витенька, вариант. Час потратим, зато как белые люди заночуем. Ну? Что скажешь? Или посреди прерии упадём?
-- Пелевин, пошли, а, - попросила Йоо.
И Виктор согласился. Воевать нужно с комфортом. Если выдаётся тебе такая возможность.
А всё, что приключилось дальше, было похоже на страшный сон.
Или на страшное кино.
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.
Внизу экрана надпись: "ПОЛТОРА ЧАСА СПУСТЯ".
ЗАТЕМНЕНИЕ.
Мы слышим упругий ЗВУК стремительно пролетевшей летучей мыши.
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.
НА ВЕСЬ ЭКРАН: горит грубо выкрашенная в красную масляную краску обычная электролампочка. Она заляпана ОСТАНКАМИ ночных МОТЫЛЬКОВ. Свет её неровен, он подрагивает, - создаётся впечатление, что лампочка вот-вот, как это обычно и бывает, в последний раз вспыхнет ярко и погаснет уже навсегда. Но этого не происходит. Лампочка всё мигает и мигает. Эти тревожные вспышки и ожидание ЧЕГО-ТО начинает нас понемногу раздражать. Но когда наше нетерпение достигает крайней степени, камера, наконец, отъезжает. Мы видим, что лампочка - часть коряво выведенной надписи. Мы можем прочитать эту светящуюся вывеску. На ней разноцветными лампочками выведено - "BIG BEN".
КАМЕРА ОПУСКАЕТСЯ и ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ, чтобы мы смогли внимательно ознакомится с ОБЪЯВЛЕНИЕМ над входом: "ТОЛЬКО ДЛЯ ВОДИТЕЛЕЙ И БАЙКЕРОВ. ОТ ЗАХОДА И ДО ВОСХОДА. ЛУЧШАЯ МЕКСИКАНСКАЯ ЕДА И ВЫПИВКА. КАЖДАЯ ВТОРАЯ БУТЫЛКА COMMEMORATIVO ЗА СЧЁТ ЗАВЕДЕНИЯ. НЕОГРАНИЧЕННЫЙ КРЕДИТ. КАЖДЫЙ ВЕЧЕР - ИГРАЕТ GUITARMAN. КАЖДУЮ ПЯТНИЦУ - ВЫСТУПЛЕНИЕ ПРЕКРАСНОЙ ДЕМОНИЧЕСКОЙ ЛАБИОНДЫ.
Общий план ночной придорожной гостиницы.
Только острая необходимость может заставить одинокого путника войти в здание со столь убогой и эклектичной архитектурой. Приличного человека сюда, пожалуй, и сраной метлой не загонишь. Впрочем, заведение предназначено не для заблудившихся туристов и не для нормальных людей - законопослушных членов общества с великолепной кредитной историей. Это место для экстремального отдыха много чего повидавших на своём пути водителей тех огромных, уродливы, загруженных сомнительным грузом, фур, которых полным-полно на стоянке у этого мрачного мотеля. И нет никакого сомнения, что это также то самое место, где всякое отребье проворачивает свои тёмные делишки. Как говориться, чужие здесь не ходят.
Мы видим, как в освещённый полной луной двор гостиницы медленно вползают ИЗ ТЕМНОТЫ несколько ТЕНЕЙ. Три длинных, одна короткая.
И следом за ними в кадре появляются Пелевин, Йоо, Мурка и доберман Дюк.
Они, утомлённые переходом через зыбучие дюны, не торопясь подходят к дверям гостиницы. Они намерены войти. Но у входа их грубо останавливает Чика Кастет, здоровый гоблиноподобной детина. Он тыкает своим стальным пальцем в грудь Виктору.
ЧИКА КАСТЕТ.
Эта дырка не для вас.
ПЕЛЕВИН.
Мы члены клуба, амиго.
ЧИКА КАСТЕТ.
Не понял.
ПЕЛЕВИН.
Йоо, Мурка, предъявите мексиканцу свои членские карточки.
Йоо тут же в своём фирменном стиле бьёт Чике по яйцам. Чика сгибается и Мурка ударом снизу в челюсть отправляет бедолагу в нокаут. Он теряет сознание раньше, чем падает в пыль.
ПЕЛЕВИН.
Жестоко. Но каким ещё образом возможно улучшишь местный сервис?
Мурка кивает.
МУРКА.
В Мексике фэйс-контроль всегда был не на высоте.
Они входят внутрь.
НОЧНАЯ ГОСТИНИЦА. ВНУТРИ.
Бар гостиницы наполнен людьми. Здесь за многочисленными столиками оттягиваются в полный рост водители и байкеры, а также завсегдатаи бесхозные "заплечницы", девочки заведения, мелкие наркодилеры, сутенёры, шулера, контрабандисты, какие-то озабоченные парни уголовного вида, ну и всякий прочий человеческий мусор.
В баре шумно. Но сквозь шум мы СЛЫШИМ гитарные переборы. Слева от стойки, на небольшом возвышении сидит на стуле ГИТАРИСТ. Он наигрывает мелодию в стиле Карло Сантаны. БЫСТРЫЙ НАЕЗД КАМЕРЫ НА ЕГО ЛИЦО. Его глаза закрыты, он наслаждается своей игрой, ему по кайфу.
Когда отряд входит в бар, все одновременно замолкают и поворачиваются в их сторону. Все, кроме Гитариста. Он продолжает ИГРАТЬ.
Пелевин, а за ним Мурка, Йоо и Дюк пересекают зал и подходят к стойке.
За стойкой стоит высушенный дохляк. Это Большой Бен, владелец заведения. Остаётся только догадываться, отчего у этого чахлика такое крутое прозвище.
ПЕЛЕВИН.
Нам нужен номер на ночь, амиго
Большой Бен молчит. Мы следим за его взглядом. Взгляд (КАМЕРА) скользит по ногам пришедших, задерживается на лапах пса и останавливается на огромной брезентовой сумке, которую Виктор держит в руке. Проходит пара мгновений - и Виктор разжимает руку. В ЗАМЕДЛЕННОМ РЕЖИМЕ И БЕЗ ЗВУКА сумка падает на пол. И хотя звук отключен, и мы не слышим стука, по тому, как взметается с пола вверх густая пыль, мы понимаем, что сумка очень тяжела.
ПЕЛЕВИН.
Нам нужен номер, амиго. Вот наши водительские права.
Виктор швыряет на стойку четыре сотни. Большой Бен быстро накладывает на них свою лапу. Деньги исчезают. На их месте появляется ключ. Камера слегка задерживается на брелке. Мы видим нацарапанный номер - 13. Виктор забирает ключ. НАПРЯЖЕНИЕ, которое возникло в баре с их приходом, РАССАСЫВАЕТСЯ, и ШУМ в зале возобновляется.
ПЕЛЕВИН.
И ещё вот что, амиго, - нам бы столик и чего-нибудь выпить.
Большой Бен наконец-то начинает говорить. Говорит он неожиданно хриплым басом, который никак не вяжется с его засушенной фактурой. Он показывает Виктору на столик в углу.
БОЛЬШОЙ БЕН.
Вон там. Текилы?
Виктор, что-то вспомнив, улыбнулся.
ПЕЛЕВИН.
Мне недавно сообщили, амиго, что экзотика - это королева лузеров. У вас водка есть?
БОЛЬШОЙ БЕН.
Нет.
Пелевин поворачивается к Мурке.
ПЕЛЕВИН.
Вот они, Марь Васильевна, последствия антирусского заговора.
МУРКА.
А виски-то есть, красавчик?
БОЛЬШОЙ БЕН.
Виски есть.
ПЕЛЕВИН.
Тогда Джони Волкера. С красной этикеточкой.
ЙОО.
И стакан парагвайского чая со льдом.
МУРКА.
И томатного сока.
Большой Бен после последней реплики Мурки вздрагивает и роняет бокал, который всё это время тщательно протирал краем полотенца. Бокал падает на пол где-то за стойкой. Мы не видим этого, но мы слышим ЗВОН разлетающегося на мелкие кусочки СТЕКЛА.
ЗАТЕМНЕНИЕ.
Слышится отчаянный ПИСК летучей мыши.
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.
Виктор подходит к предложенному столику. На скатерти тошнотворный натюрморт: разводы, жирные пятна, недокуренные бычки, пустые бутылки, остатки закусок в одноразовой посуде. Виктор осторожно собирает скатерть за уголки, завязывает в узел, и брезгливо отшвыривает всё это куда подальше.
ЗАТЕМНЕНИЕ.
Слышится страшный ХРУСТ и удовлетворённое ЗВЕРИННОЕ ПОСАПЫВАНИЕ.
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.
Дюк внизу под столиком - грызёт невероятных размеров кость.
Йоо потягивает свой чай через трубочку и с любопытством зырит по сторонам. Мурка готовит коктейль, - в стакан с томатным соком вливает по широкому лезвию харлей-дэвидского ножа порцию виски. Виктор внимательно наблюдает за её манипуляциями.
ПЕЛЕВИН
Кровавая Мэри?
Мурка отрицательно качает головой.
МУРКА.
Нет, Окровавленная Машка.
ПЕЛЕВИН,
А в чём разница?
МУРКА.
В обратной пропорции основных ингредиентов. Сделать тебе?
ПЕЛЕВИН.
Не надо. Я сегодня буду пить Машку Обескровленную.
МУРКА.
А это как?
ПЕЛЕВИН.
Всё то же самоё, только без томатного сока... Я не люблю помидоры.
МУРКА.
Как знаешь.
Мурка возвращает БАЙКЕРУ, сидящему за соседним столиком, его нож. Парень улыбается Мурке. Мурка улыбается парню. Глядя ему в глаза, отпивает несколько глотков из своего стакана. И медленно облизывает губы кончиком языка.
Байкер сглатывает слюну.
ЗАТЕМНЕНИЕ.
Мы слышим тревожный ПИСК уже целой стаи летучих мышей.
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.
Пелевин по-прежнему за столиком. Он уже слегка пьян. Стул Мурки пустует. Проследив за взглядом Йоо, мы видим, что Мурка эротично танцует в паре с байкером томный медляк Она доверчиво положила свою голову на крепкое плечо техасца; её гибкое тело чувственно извивается, следуя мелодии. А парень, неуклюже перетаптываясь, поглаживает её чуть ниже спины и время от времени массажирует её шикарную попку своей пятернёй. Похоже, что всё у них идёт на лад.
Пелевин чувствует на себе чей-то взгляд. Слегка поворачивает голову. За одним из соседних столиков он видит обалденную креолку. Один в один Пенелопа Круз. Это она уставилась на Виктора своими огромными чёрными глазищами. Виктор приветливо кивает и поднимет свой бокал, - ваше здоровье, сеньорита. Девушка в ответ улыбается, обнажая свои жемчужные зубки.
Парень, с которым она пришла, сидит к нам спиной. Но, заметив её улыбку, он оборачивается.
Мы слышим, что СТРУННЫЕ ПЕРЕБОРЫ ускоряются и постепенно переходят в энергичный ГИТАРНЫЙ БОЙ.
Парень, истый мачо, резко встаёт. Он весь на измене. Отшвыривая в сторону свой стул, он решительно направляется к Виктору.
ПЕЛЕВИН.
Йоо, придержи-ка пса.
Едва Виктор успевает встать, как сильный удар тут же валит его на чужой столик. Столик разваливается. Все вскакивают. Раздаются крики. Дюк заходиться, но Йоо его не отпускает.
Виктор с трудом поднимается. Трясёт головой, приходя в себя. Вытирает кровь с разбитой губы.
ПЕЛЕВИН.
Мачо не плачут?
МАЧО
Что?
ПЕЛЕВИН.
Проверим.
Виктор делает ложный замах левой, парень дёргается вправо, где его неприветливо встречает натренированный кулак. Парень отлетает метра на три, - и ещё один столик с треском разваливается на составные части. Если так пойдёт и дальше, в баре скоро не останется целой мебели.
Парень лежит на спине. Но под ободряющие крики толпы, на счёт девять, всё же встаёт. Злобно глядит на Виктора. По лицу его пробегает коварная улыбка. Похоже, он задумал что-то недоброе. И действительно, - мы видим, как в руке у парня появляется НОЖ. ЩЕЛЧОК - тонкое откидное ЛЕЗВИЕ приведено в боевое положение.
Парень делает несколько выпадов, но Виктор уворачивается и медленно отходит к барной стойке. Наконец он упирается в неё спиной. Дальше отходить некуда. Виктор пытается выбить нож ногой, но парень успевает отвести руку. Все вокруг замолкают, ждут развязки. И в этой тишине, которую ещё больше подчёркивает ПЛАЧ одинокой ГИТАРЫ, вдруг раздаётся КРИК. Это кричит Йоо. Она кричит на русском.
ЙОО.
Держи!
И она бросает Виктору початую бутылку.
Мы наблюдаем за тем, как посланный Йоо снаряд МЕДЛЕННО летит по ставшему вдруг ЖИДКИМ воздуху. Все, в том числе и мачо-ревнивец, заворожено смотрят на кувыркающийся сосуд, будто сроду подобного не видели... А бутыль несколько раз перевернувшись в воздухе, освящая свой полёт брызгами палёного виски, наконец, чудесным образом оказывается у Виктора в руке.
Мы видим ПОВТОР этого момента, но теперь на нормальной скорости: бросок Йоо, - стремительный полёт, - и бутылка уже в руке Виктора.
Он подкидывает её, перехватывает за горлышко, и ...
ПЕЛЕВИН.
Извини, амиго.
...бьёт парня по темечку.
Удар снят четырьмя камерами. И мы видим его в разных ракурсах. Создаётся впечатление, что был не один удар, а целых четыре. Но на самом деле - один. Впрочем, и одного было вполне достаточно.