– Я клянусь вам! Вы что, думаете, я занимаюсь здесь девочками на широкую ногу? Это просто случайное стечение обстоятельств. Почему бы не подзаработать?
   Походив по холлу, вдова снова решила достать Реместова.
   Чем больше времени Инга проводила в гостинице, тем больше она зверела. К администратору она уже входила, открывая дверь ногой.
   Одноухий, как и в прошлый раз, сидел перед компьютером и играл. Когда он увидел гостей, его и без того желтое лицо потемнело еще больше, а пальчик сам нажал на кнопочку, обесточивающую машину. В кабинете стало тихо.
   – Мы уже разговаривали, не так ли? – Инга прошлась по комнате туда-сюда. – Ухо не болит? А, извини, болеть нечему. Скоро совсем оглохнешь, Володя.
   – Чего вы хотите? – еле слышно произнес он, все время ожидая увидеть за хрупкими спинами женщин накачанных садистов. – Я сказал вам пгавду. У меня нет никакого гегоина. Неужели бы я остался здесь, если бы мог обеспечить всю свою жизнь, геализовав товаг.
   Дарье было неприятно видеть, как аккуратно одетый, наверняка образованный человек унижается, вымаливая прощение.
   – Ты понимаешь, что в твою смену из номера, где я спала, украли сумку?
   – Да, но вы же сами пгивели эту девушку.
   – Эта девочка показала на тебя. Ведь ты просил ее украсть сумку и положить ее в багажник черной «девятки»?
   Инга рассказала Дарье, что ее люди день и ночь пасли Реместова после того, как его обработали, но он ни разу не засветился. В свою смену – на работу, после работы – сразу домой, и никаких приключений. Она просто рассчитывала на то, что под давлением у дежурившего в ту ночь администратора что-нибудь да проскочит в мозгу. Девочка ведь могла и врать, хотя били ее сильно, вот только ее муженек, полудурок, порезался и психанул, не мог додавить какую-то хоть и любимую ею, но все одно – шлюху.
   – Я ничего не бгал и ни о чем никого не пгосил. Ну нет, нет у меня нагкотиков!
   – Заткнись! – цыкнула на него Инга. – Вот тебе мой телефон, если ты хоть что-нибудь неожиданно вспомнишь – звони. – Она вынула из сумочки сотовый и покрутила перед его носом. – В любое время дня и ночи. Теперь последний вопрос: почему Софья назвала именно тебя?
   – Я не знаю, я говогю вам пгавду, я ничего не знаю.
   – Партизан, твою мать, – Инга вывалилась в коридор, тяжело дыша. – Дарья, слушай, мне что-то кислорода не хватает, я должна ехать домой. Увидимся позже, хорошо?
   Данилова не стала тормозить вдову. По тому, как портится настроение и ухудшается самочувствие Инги, она могла с твердой уверенностью определить, что Парина наркоманка.
   Глядя вслед уходящей высокой стройной женщине, Дарья свела столь очевидные вещи воедино. Двадцать первого вечером из комнаты Инги пропадает героин, и всего несколько часов спустя из ее же номера уходит партия. Вдова сама могла все это придумать. Она хотела обуть всех, начиная с мужа и заканчивая «рядовыми сотрудниками».
   Не дойдя до лифта, Инга вернулась.
   – Ты мне так и не сказала, где живет Алексей.
   – Я не знаю адрес, – сообщила чистую правду Дарья. – Могу только показать место.
   – Поедем туда завтра, душечка, хорошо? – язык ее заплетался. – Надо отомстить работнику.
   – Я не против, – согласилась Дарья, мечтая лишь о том, чтобы эта стерва оставила ее в покое.
 
* * *
 
   План созрел в ее голове, не очень-то корректный, но зато в эффективности задуманного она не сомневалась.
   Инга взяла с собой двоих жлобов и, плохо скрывая нетерпение от предстоящей встречи, сообщила Дарье и гоблинам, что заставит Алексея напоследок трахнуть ее при всех, после чего он получит пулю в башку.
   В ее планы входило устроить в избушке, которую довольно подробно описала ей Дарья, настоящий вертеп. Дада попросила не трогать бабушку, и вдова очень легко согласилась на это.
   – Мы запрем ее в туалете. На старости лет ей не нужно видеть всего, что нам предстоит там устроить.
   Дарья не могла с ней не согласиться. К тому же забота о стариках – как это трогательно.
   Машину оставили в нескольких десятках метров от дома, в котором жил Алексей.
   Гоблинам дали десять минут на то, чтобы они проникли на участок и засели там, ожидая, пока Дарья не подойдет к двери.
   Через установленный промежуток Данилова пошла стучаться в дом. По заранее обговоренному плану один гоблин должен был сунуть в нос Алексею ствол, тогда дело будет сделано. Если дверь пойдет открывать бабка, Дарья должна была громко, так чтобы было слышно с другой стороны дома, ответить: «Это я, бабуля!», тогда второй тип, досчитав до трех, кидал камень в окно комнаты, где обосновался Алексей, отвлекая его внимание. После того как дверь откроется, Дарья должна была присматривать за бабушкой, а гоблин – мчаться на расправу с Алексеем. Взять его хотели живым.
   На месте Инги Дарья взяла бы с собой народу побольше, но кто платит, тот и заказывает музыку. Да и план их ей не очень нравился.
   Узколобый тип, которого притащила с собой Инга, засел около лестницы и ждал с пушкой в руке. Дарья видела его, он ее. Она не стала долго пялиться на него и подошла к двери.
   Отпирать засов пошел сам Алексей.
   – Кто там? – спросил он, явно зевая.
   – Это Дада, открой.
   Узколобый уже приготовился вломиться в дверь и прямо-таки засунуть в рот еще невидимому противнику дуло.
   Случилось непредсказуемое. Алексей резко распахнул дверь, одновременно присев на корточки. Не ожидавший такого хода гоблин стремительно опустил вниз оружие и направил его прямо в голову Алексею. Но тот уже выстрелил. Тугой хлопок разорвал воздух. Дарья успела подхватить обмякшее тело, чтобы не было лишнего шума, и пошла обратно на улицу встречать Ингу, а Алексей отправился заниматься вторым. Она лишь шепнула ему:
   – Он за домом, прямо под твоим окном, – этого было достаточно.
   Инга сидела в салоне и курила. Когда Дарья приветливо замахала ей рукой, она решила сама подогнать тачку.
   Припарковалась она так, что, выйдя из машины, оказалась прямо напротив покосившейся калитки.
   – Никогда еще никому не отдавалась в столь убогом месте, – сообщила она Дарье, с интересом оглядывая окрестности. – Будет что вспомнить.
   – Проходи, они уже все там, – кивнула Дарья на черневший дверной проем.
   – А бабка?
   – Все на месте.
   Пока Инга подъезжала, Дарья нашла несколько секунд на то, чтобы затереть на полу кровь. Это оказалось нетрудно. Здесь давно никто не мыл. Остались лишь едва заметные разводы, но на общем фоне их не так уж и видно.
   Ступая по грязным половичкам, Парина морщила нос.
   – Ну и хлев. Где он?
   – Заходи в комнату, – посоветовала Дарья, впихивая ее в дверь. Все было сделано неожиданно и с таким напором, что вдовушка не удержалась на ногах и, споткнувшись о порог, упала прямо на бездыханные тела тех, кого привлекла для этого дела.
   Она резко повернулась, устремив безумные глаза на Алексея, уже успевшего немного отойти от бойни и дико улыбающегося ей. Затем посмотрела на Дарью.
   – Ты б…ь, продажная б…ь.
   Алексей не стал дожидаться, пока она поднимется, и с ноги зарядил ей по голове. Удар жесткого зимнего мужского сапога заставил ее заткнуться. Это был нокаут.
   – Перестань ругаться, голубушка, – он вышел из комнаты и вернулся обратно с длинной веревкой. Схватив ее за шиворот, словно кошку, швырнул на кровать, с которой предварительно была убрана вся постель, и стал привязывать кисти рук к дужке. Инга немного пришла в себя и стала кричать благим матом.
   Пришлось ударить ее еще раз, после чего вопли стихли.
   – Иди помоги мне, – попросил он Дарью, продолжая накручивать веревки. – Сейчас займемся ногами, не дай бог лягнется.
   Они справились с ней без проблем. Вид прикрученной к кровати абсолютно безвредной Инги вселял в Дарью покой.
   – Я загоню машину во двор, – он покрутил на пальце конфискованные ключи, – а ты посиди пока с ней. Поговори, может, она тебе чего и расскажет. Будет орать – бей по морде.
   Вид двух лежащих посреди комнаты трупов не мог прибавить оптимизма, но не могла же она скормить Алексея этой твари.
   – Ты обставила меня, – простонала Инга.
   – У меня есть очень большие подозрения на твой счет. Я думаю, ты забрала всю партию, а Софью подставила. Что скажешь?
   – Я тебе ничего не скажу, Дашенька, ничего.
   – Знаешь, давай-ка доктор тебя посмотрит, – Дарья сняла с Инги сапоги и, разорвав чулки, осмотрела ноги. – Так, здесь нет.
   – Что ты делаешь? – задергалась Инга.
   – Сделай одолжение, заткнись, – по-деловому распорядилась Данилова, доставая перочинный ножик. – Извини, с тебя нельзя снять одежду, придется ее резать.
   Левый рукав кожаного пальто был распорот несколько выше локтя, затем та же участь постигла и свитер с сорочкой, находившиеся под ним. Осмотрев внутреннюю поверхность локтя, Дарья, не сбавляя оптимизма, принялась за джинсы.
   – Что ты делаешь?
   – Хочу снять с тебя штаны, – она уже расстегнула пуговицы и тянула одежду к коленям. – Ну-ка, раздвинь немного ляжки… И здесь нет. А что у нас под трусиками? – мизинчик оттянул кромку белоснежного шелка. – О, что это! Какие-то точечки, которые почти сливаются с родинками! Ну-ка, еще раз повнимательнее осмотрим вены на стопах… Да чтоб меня! Крошечные, уже почти зажившие крапинки.
   – Да, я балуюсь героином. Ты это хотела установить? – Инга не понимала, куда клонит молоденькая.
   – Тебе придется рассказать обо всех своих тайничках. Ни у меня, ни у Леши нет ни грамма, ни полграмма, у нас здесь даже кофе нету и водки нету. Ты не сможешь избежать ломки.
   – Падла!
   Дарья тут же врезала ей под глаз.
   – Молчи. Через пару дней, когда ты проссышь весь матрас и твоя нежная кожа будет зудеть от мочи, мы наверняка, не дожидаясь момента, когда твой организм потребует героина, будем знать все, что нам нужно, и даже больше.
   Вернулся Алексей.
   – Ну как? Она согласна говорить?
   – Пока нет, – сообщила Дарья, – но еще ничего не потеряно. Дождемся сумерек и тогда переедем.
   – Куда? – затрепыхалась Инга.
   – Ага, вокруг тебя одни идиоты, – Алексей подсел к ней на койку и положил руку на голову. – Ты думаешь, ты самая-самая умная, наша наркоманочка, – он издевался над ней, и это доставляло ему удовольствие. – Ты хотела оттрахать меня здесь при всех, а потом пристрелить? Я прав, да? У тебя же ничего другого в башке-то нет, кроме как попихаться да ширнуться.
   Неужели мы настолько глупы и не догадаемся, что ты оставила на всякий случай ниточку своим людям через торговца наркотой в «Северном ветре». На следующее утро, а может быть, даже и этой ночью он привезет сюда твоих людей, но здесь будет пусто. Дарья наболтала тебе немного лишнего, но это случается со всеми. Если хочешь писать – делай это сейчас, девочка, – он потрепал ее по щеке. – Теперь мы пойдем с Дашей заниматься делом, а ты полежи с двумя своими мальчиками. Тебе до них недолго осталось.
   Когда они вышли из комнаты, Дарья поделилась с Алексеем:
   – Мне кажется, ты здорово напугал ее. Она должна расколоться.
   – Она никуда не денется. Ты лучше скажи, если бы не было перспективы узнать, где партия, ты действительно сдала бы меня?
   Дарья молчала.
   – Ты большая стерва, Даша. Может, поэтому я тебя и хочу.
   Она не стала сопротивляться. Убив двух человек, мужчина плохо воспринимал человеческую речь. Ему была необходима разрядка. Пришлось расслабиться и попытаться получить наслаждение.
 
* * *
 
   Они сидели на даче у Алексея и пили горячий чай. Ингу снова привязали к кровати, на этот раз так, чтобы руки были вдоль туловища, а не за головой, но она им за это «спасибо» так и не сказала. Машину вместе с двумя покойниками Алексей утопил где-то в Волге и теперь излучал уверенность в завтрашнем дне.
   – Мы раскрутим ее, не так ли? – он помешивал сахар в чашке и смотрел на Дарью, словно она была девушкой его мечты.
   – Она никуда не денется. Рано или поздно ей придется назвать все тайники, где у нее припрятан порошок. Думаю, мы очень скоро доберемся до наркотиков. Ломку она не перенесет.
   – Помрет?
   – Нет, просто пойдет на все, чтобы получить дрянь.
   – И сколько нам ждать?
   – Дня три. Тогда придется следить за ней, чтоб она не сильно орала, иначе привлечет кого-нибудь из соседей, а слышимость здесь…
   Дачный массив, раскинувшийся на берегу реки, не был лучшим местом для того, чтобы содержать в перспективе вопящую от боли пленницу, но другого варианта у них не было.
   Дарья просила Алексея избавиться от оружия, но он отказался наотрез. Перед свиданием с Николаем Ивановичем Борис отдал ей ключи от своей квартиры. И они пригодились. После того как она в очередной раз выбралась из коттеджа, Дарья пришла на квартиру к застреленному киллеру и после недолгих поисков нашла подарок Николая Ивановича. Там был и еще небольшой автомат и гранаты, но ей приглянулся пистолет да еще и с глушителем. В историю она ввязалась – хуже некуда, ходить без оружия по городу у нее уже духа не хватало.
   Теперь, спрятавшись от всех на богом забытой дачке, она не видела смысла таскать с собой улику.
   – Может, ты выкинешь пистолет? – снова спросила она. – Зачем тебе носить это?
   – В нем еще шесть патронов, и в нашей с тобой ситуации это расточительство.
   Ну хорошо, с пистолетом, с другой стороны, было спокойнее. Мало ли кто тут шляется по дачам глубокой осенью.
   Вначале Инга вошла в ступор и не желала ни есть, ни пить. В туалет ее выводили в темное время суток. Сама процедура была неудобной хотя бы потому, что надо было всем троим показываться из дому. Для стороннего наблюдателя, при условии, если таковой был, могло показаться странным, почему это вместе с женщинами по нужде отправляется мужчина. Что, в моду вошли новые церемонии оправления естественных потребностей?
   Инга, как и ее стражи, питалась консервами и чипсами, запивая все это соком или чаем.
   Первый день Инга еще пыталась что-то возразить, правда, делать это, накрепко прикрученной к кровати, не особенно удобно, и тем не менее они минут десять слушали ее злобный шепот, пока Алексей не подошел и не заткнул фонтанчик гадостей.
   Набив своей бывшей хозяйке личико, бывший слуга успокоился и даже, взяв кусочек чистой тряпочки, вытер струйку крови, вытекающую из ее носа.
   – Ну что, лапочка, не хочешь признаться, где героинчик?
   – Пошел ты, Леша, на… – частенько отвечала она ему, но он не обижался.
   – Еще немного, и ты запоешь, как канарейка.
   Дарья уезжала на ночь домой и приезжала на следующий день часов в одиннадцать. Что тут творилось в ее отсутствие, было ей глубоко наплевать. Имел он ее или нет? Зачем эти не относящиеся к делу вопросы?
   Вот уже третий день она приезжала к ним, привозила продукты, интересовалась самочувствием «пациентки».
   На четвертый, утром, когда она вошла в домик-пятистенок, в нос бросился запах винного перегара и мочи.
   Леша спал на полу рядом с кроватью, где лежала Инга. Пленница была привязана, но привести ее в чувство было невозможно. Они вдвоем ужрали ящик вина, причем Алексей и не собирался ее отвязывать, в результате чего оба намочили под себя, кто по пьяни, кто вследствие невозможности подняться и выйти.
   Находиться в комнате было невозможно, и она вышла на свежий воздух. Делать ей сегодня здесь было нечего. Эти свиньи, может быть, только к вечеру проснутся. Какой смысл караулить их тут?
   Она оставила продукты на столе, написала записку, что приходила и снова появится через сутки, после чего уехала обратно в город. Единственное, за что она беспокоилась, так это за то, что Леша может наделать дел, если станет домогаться вдовушки.
 
* * *
 
   – Зачем ты упираешься? – Он сидел рядом с ней на кровати. – Неужели ты думаешь, что тебе хватит силы воли, чтобы терпеть? Ты же слабое, беззащитное создание.
   Инга пыталась схватиться за живот руками, но не могла. Ее голова моталась из стороны в сторону.
   Дарья подошла и вытерла со лба пот.
   – Инга, – начала она ласково, – перестань валять дурака, очень скоро тебе станет так плохо, что ты потеряешь рассудок, а тогда уже будет поздно.
   – У меня в доме… в тумбочке… где обычно.
   Алексей улыбнулся Дарье.
   – Ну нет, – возразил он Инге, – к тебе домой никто не пойдет. Зачем нам добровольно обрекать себя на смерть? Ты скажи, где у тебя еще заначки.
   – Купите мне… – прохрипела она, вцепляясь руками в край кровати.
   – Мы и так много денег потратили, – отвергла предложение Дарья. – Ты не хочешь пожалеть себя? Ты, оказывается, совсем себя не любишь.
   – В «Словакии»… в моем номере… снимается подоконник… – она закашлялась, а затем впилась зубами в нижнюю губу, – там ниша.
   – В каком номере?
   – Тысяча… двести первый.
   – Отлично! – Дарья вскочила. – Я поеду туда, а ты сиди здесь.
   Алексей с недоверием посмотрел на нее.
   – А если ты не приедешь?
   – Не болтай, никуда я не сгину.
   Он смотрел, как она собирается, и колебался.
   – Дада, я поеду с тобой.
   – А кто с ней останется? Кто тебя знает в гостинице? Никто. А со мной будут разговаривать. Сиди и не дрейфь.
   – Быстрее, – умоляла Инга.
   Дарья вылетела с дачи. Она пойдет прямо к Кузикову и снова скажет, что Инге нужен номер. Он не будет дергаться, он не должен дергаться.
   Директор и впрямь сделал все, что от него потребовалось. Одно имя Инга действовало на него весьма позитивно.
   Получив ключи, Дарья, не теряя времени, стала обыскивать комнату. Подоконник у окна в большой комнате вынимался. Ей потребовалось поднапрячься, чтобы сдвинуть его, но усилия того стоили.
   Когда она увидела пакет с белым порошком, сердце у нее запрыгало. Но здесь была далеко не вся партия. А может, это у нее старые запасы, как у белки? На всякий случай. Или способ вложения свободных средств. Но откуда им у нее взяться? С чего она имела? С карманных расходов, которые выпрашивала у мужа? Копила? Воровала?
   Дарья сунула пакет в сумочку и вышла из номера.
   Когда она приехала обратно, Инга лежала с закрытыми глазами и не шевелилась.
   – Что с ней? – с тревогой спросила она. – Спит или вырубилась?
   – Спит, – как-то равнодушно брякнул Алексей.
   Она подошла, пощупала пульс. Жива.
   – Вот, – она выложила наркотик. – Это все, что я нашла.
   Алексей подержал на весу брикет.
   – Нормально, здесь грамм триста.
   – Но ведь это не все.
   – Мне на жизнь хватит. Я отваливаю. А ты, если хочешь, продолжай лизаться с этой сучкой. У нее уже крыша здесь ехала. Чертей гоняет, зараза.
   – Неужели ты не хочешь получить остальное?
   – Остальное?! – взвился он. – Ты домой к мамочке катаешься, а я здесь сижу с ней. Мне вполне хватит.
   – Слушай, давай посидим еще день. Может, она расколется и отдаст все.
   Какое это всеобъемлющее слово: «ВСЕ». Оно проникает в подкорку и сидит там. ВСЕ – сорвать банк, обеспечить жизнь, решить проблему существования, разбогатеть, позволить себе отдыхать всю оставшуюся жизнь. ВСЕ!
   Он сглотнул слюну.
   – Подождем, я согласен, подождем.
   – Вот и отлично. А теперь успокойся и сядь. У нас один день всю жизнь кормит.
   Инга пришла в себя и застонала.
   Дарья подошла к ней.
   – Как ты мучаешься, бедняжка. Ничего, потерпи, осталось недолго.
   – Ты нашла? – прошептала она, облизывая пересохшие губы.
   – Нашла, но там не все.
   – Я не знаю, где партия, – Инга заплакала, – не знаю. Неужели вы хотите, чтобы я здесь кончилась?
   – Ты слезы не лей, не надо, – подключился Алексей. – Скажи, где наркотики, и будешь жить.
   – Я не знаю, – она продолжала реветь, вдруг новая волна судорог прокатилась по телу, глаза полезли из орбит. Инга вскрикнула.
   Дарья вышла в кухоньку и вскрыла пачку. Взяла чуть-чуть порошка на конец чайной ложки и снова вошла в комнату.
   – Вот это прекращение всех твоих страданий, – наставляющим тоном сообщила она. – Где партия?
   – Я скажу, скажу. Пятого декабря приедет покупатель. У него будут деньги… Что здесь облом, он не знает. Он привезет пятьсот тысяч долларов, – она тяжело дышала, глядя широко раскрытыми глазами на Дарью, державшую спасительную ложечку. – Я должна передать ему товар и получить наличность. Все это будет происходить в тысяча двести первом. Мы с мужем жили на это. Перепродажа от Николая москвичам. Коля давал нам жить, потому что не успевал следить за всем.
   Алексей развел руки в стороны. Мол, делай что хочешь.
   Дарья вынула нож и освободила левую руку Инги. Затем взяла ложечку, оставленную на время на подоконнике, и скомандовала:
   – Оскалься. – Та беспрекословно повиновалась. Героин посыпался ей на зубы и оголенные десны. – Втирай и живи… пока.
   Если бы Инга в тот момент была в себе, то наверняка ответила бы Дарье что-нибудь резкое, но сейчас она не могла произнести и слова. Ее палец метался во рту, растирая дрянь по пропитанным кровеносными сосудами деснам.
   «Тюремщики» смотрели на свою жертву. Привязанная к кровати женщина мечтала только о том, чтобы у нее прекратились боли. Когда она впитала в себя все, что можно, ее мускулы расслабились. На лице стало меньше морщин.
   – Дай еще! – неожиданно рявкнула она.
   – Я думаю, мы еще не все узнали. Тебе этого хватит на денек, а дальше мы продолжим. – Дарья ушла на кухню.
   – Слушай, а ты жестокая баба, Дада, – бросил ей вслед Алексей, не ожидая, какую это вызовет бурю.
   Она вернулась и посмотрела своими зелеными кошачьими глазами ему в душу.
   – Кто?! Я жестокая?! Ты знаешь, что ее амбалы расстреливали людей в упор, отрезали головы, чтобы найти пропажу? Тебя хотели убить! Если бы не я, ты бы сейчас был в аду! За то, что она украла у своего мужа героин, мы расплачиваемся с тобой сейчас.
   – Я не крала, – вставила Инга.
   – Заткнись, – отмахнулась Дада. – И после этого я жестокая! Знаешь, дорогой мой друг, раковую опухоль вырезают, и чем более запущена болезнь, тем больше вероятность, что придется резать еще раз, – она подошла к койке и потрепала Ингу по щеке. – Ты не расслабляйся, мы с тобой продолжим.
   – Я убью тебя! – пленница дернулась и схватила свою мучительницу свободной рукой за волосы.
   Дарья закричала, было очень больно.
   Тут же подбежал Алексей и первым делом надавал вдове по морде.
   Вырвавшись, Дарья перевела дух и поделилась мыслью о необходимости привязать засранку покрепче.
   – Пусть лучше уберется здесь, а то вонища, дышать нечем.
   Дарья не возражала, не самой же тереть залитый вином и еще кое-чем похуже пол.
 
* * *
 
   Когда порядок был наведен, а пленница снова привязана к койке, Дарья оставила дачу и направилась в «Словакию».
   Кузиков не горел желанием разговаривать с ней, о чем и сообщил открытым текстом, выделив ей на все про все две минуты.
   «Ах ты, зажравшаяся свинья. Без Инги он со мной общаться не хочет».
   Дарью подобное отношение оскорбляло. Ей очень хотелось положить Александра Михайловича рядом с Ингой на соседнюю коечку и похлестать по морде.
   «Распорядители судеб, мать их…»
   – Горлов приехал? – Ну и что? – директор, не зная, куда повернет девица, проявлял осторожность, хотя и не пытался юлить. Своя голова дороже.
   – Я хочу попробовать заменить Софью. Вдруг получится.
   Теперь даже если ему куда-то срочно надо было идти, он продолжил бы с ней диалог.
   – А Инга на это как посмотрит?
   – Она даже рукой не шевельнет, – успокоила Дарья.
   – Как тебя там зовут?
   – Дада.
   – Ну-ну, Дада. Сколько ты хочешь за работу?
   – Вы же знаете, все зависит от объемов.
   – Нет, со мной так не пойдет. Есть просто тариф за ночь.
   – Я хочу семьдесят процентов от суммы. Это ведь не очень много?
   – Для меня много. Я занятой человек, и даже один телефонный звонок отнимает у меня время. Беседа с тобой отнимает время, поиск клиента – снова время. Но я согласен. За Софью он отдавал три сотни за ночь. Во что он оценит тебя, я не знаю.
   Он снял телефон и позвонил в люкс.
   – Алло, Николай Евгеньевич?.. Александр Михайлович беспокоит. Добрый вечер… Девочку не хотите?… Нет, не Софья, но очень мила… Тогда заходите прямо ко мне, здесь и поговорим… До свидания.
   Он повесил трубку и улыбнулся.
   – Тебе не надо попудрить носик?
   – Я уже все напудрила, причесала и побрила.
   Нельзя сказать, что ответ понравился Кузикову, но обращаться резко с этой девочкой он не решался.
   Зашел клиент. Во всех отношениях средний мужчина. С зачесанными назад волосами, большими залысинами, несколько неуверенным взглядом и ухоженными руками. Он не постеснялся прийти прямо в спортивном костюме и легких кроссовках.
   Увидев Дарью, он вспыхнул, словно девственник, которого во сне привели на случку. Прежде чем поздороваться с директором, он поцеловал Дарье ручку.
   Весь его облик, начиная от бледно-зеленого элитного спортивного костюмчика от «Пумы» и заканчивая запахом дорогого отвратительного одеколона, производил впечатление полной доделанности и успокоенности. Он был из разряда тех людей, которым ничего не надо. Это был не мужчина, это был бизнесмен. В нем остался только бизнес, понятие деловой хватки вместо потенции, понятие чистой прибыли вместо чести.
   – Извините, – Дарья прервала диалог якобы старых друзей, – я пойду.
   Директор даже слова вымолвить не мог. А Горлов, тот вообще ничего не понимал.
   – Куда? – не понял Кузиков.
   – Мне надо в туалет.
   Горлов заулыбался, как пятилетний ребенок, который в первый раз узнал, что его папа и мама тоже писают.
   – Я же говорил, – несколько наставляющим тоном произнес директор и предложил клиенту присесть.