Страница:
– Пошел на хрен!
Видимо, из сострадания к моему внешнему виду, Дынин даже не обиделся и, убедившись, что я начал подниматься с кровати, отстал от меня. Впрочем, и остальные члены концессии оптимизмом не блистали. Седой, забившись в дальний угол комнаты, потягивал опять неизвестно откуда взявшееся темное пиво. От взгляда на его физиономию менее крепкого человека стошнило бы. Похоже, на парня в очередной раз, как стервятники, набросились думы о смысле жизни. Дрюня с распухшим носом и обезумевшими глазами со скоростью метеора бегал из угла в угол, и мне стало ясно, что если мы сегодня не найдем его дочь, то без психиатрической помощи горе-отцу обойтись будет сложно. И уж окончательным штрихом, завершающим унылую картину утреннего подъема, стали сборы деда в дорогу.
– Все. Хватит с меня, – приговаривал он, запихивая свои вещи в старый деревянный чемодан. – Больше не могу. Уезжаю к сестре, в Упырловку. Паду в ноги, скажу: – «Машка, кем хочешь у тебя буду, но до середины осени у тебя проживу».
Я подумал, что несмотря на то что работы в деревне сейчас хватает, все-же лучше чистить навоз в конюшне, чем принимать гостей, подобных вчерашним, сидя у себя дома. Для здоровья первое однозначно полезнее. Да и самогон сейчас в деревнях, говорят, неплохой варят.
Я подошел к Седому и попросил:
– Оставь немножко, – имея в виду пиво.
Тот не глядя протянул мне половину бутылки, которую я залпом осушил. Выпив, я оглядел окружающих и подумал: «Ну что ж, в принципе они все своеобразные, но, в общем, неплохие люди, только очень замотанные – последние два дня выдались напряженными». И я, поглядев на часы, сказал:
– Время пять тридцать. Пожалуй, пора в дорогу.
– Да, мужики. Пора. На святое дело едем. Дочь отцу возвращать, – подытожил Дынин с выражением воина-освободителя на лице и в голосе.
Этот клич поднял войско, и уже через пятнадцать минут утренний ветерок приятно обдувал похмельные лица бойцов. При этом он хорошо проветривал салон нашего желтого «БТРа» от густого запаха перегара, исходившего от пассажиров.
Автолюбители никогда не пользовались в нашей стране особым расположением властей, и неотъемлемая часть их жизни – авторынок – постоянно переносилась из одного дальнего уголка в городской черте в другой, еще более отдаленный. Вот и сейчас, когда мы уже проехали последние городские постройки и вот-вот должны были показаться на глаза первые дачные строения, на обочине дороги возник указатель «АВТОРЫНОК».
Дрюня резко затормозил и, включив поворотник, свернул на грунтовую дорогу. Потрясясь по ней минут пять и выстояв очередь из автомобилей, желающих припарковаться или въехать на территорию рынка, мы наконец пристроили свой желтый «дрюшпак» на платной автомобильной стоянке и отправились на огороженную здоровенную площадку, на которой непосредственно и производились автомобильные торги.
Продажа автомобилей всегда, когда случай выпадал мне посещать автобазар, оставляла у меня не слишком приятное впечатление. Если сравнить автомобиль, как это делают многие, с человеком, то базар делился на несколько групп. Первая из них, на которую мы наткнулись сразу же, представляла собой группу автомобилей – «шестерок», «восьмерок», «девяток» – приобретенных, судя по бумажкам на ветровом стекле, написанным от руки, в начале этого года. Эти автомобили я для себя определял как «любовниц». Их любвеобильные и в то же время прагматичные владельцы, изрядно натешившись со своими любимицами в течение нескольких месяцев этого года, нанеся при этом им существенный моральный и материальный ущерб, пытались избавиться от надоевших им подружек и получить при этом за них деньги, как за новых. Они страстно уверяли, что все лето почти не ездили, что машина все время стояла в гараже, а владелец ее либо лежал в это время в больнице со сломанной ногой, либо его мучили приступы геморроя, в связи с чем он не решался садиться за руль.
«Девушки-девятки» чисто внешне выглядели, конечно, неплохо, но, глядя на рожи их «сожителей-владельцев», можно было предположить, что внутреннее состояние машин весьма далеко от первозданного.
Чего нельзя было сказать о другой, весьма немногочисленной группе автомобилей, которые не так давно, максимум месяц-полтора назад сошли с конвейера. Их владельцы были более честны – они просто гнали их на продажу, стараясь по минимуму эксплуатировать по пути от завода до базара. Эти машины я относил к разряду «невест». Безусловно, стоимость их была значительно выше, чем у бывших «любовниц».
Напротив «невест» располагалась другая кучка автомобилей, которых можно было скорее отнести к большой куче металлолома. Пол этих автомобилей я для себя не идентифицировал, так как эпитеты, которыми награждали их покупатели, для женщины, на мой взгляд, были слишком вульгарны. Возраст этих автомобилей колебался в диапазоне от десяти до двадцати лет, встречались и еще более древние экземпляры. Были и совершенно замечательные реликты, которые любители купили не ради езды, а ради коллекции. Однако коллекционеров в нашем городе не так много, поэтому они наряду с другими «дрюшпаками» стояли, не слишком обласканные вниманием. Да и кому нужны автомобили, езда которых напоминает бег старого мерина? Поэтому мы не задержались здесь, а перешли к другой, самой многочисленной группе автомобилей, которые смело можно было назвать «женами».
Эти были не столь свежи, как «любовницы», но и до почтенного возраста им было еще далеко. Да, конечно, они уже не раз, а может быть, и не два, закатывались в стационар для лечения тех или иных хронических автомобильных заболеваний. Многим из них уже сделали капитальный ремонт движков, заменили амортизаторы, многим даже заменили кузовные части, пострадавшие в результате аварии или коррозии. Но это были крепкие автомобили, которые в принципе еще могли послужить своим владельцам не один год верой и правдой, но... В ребра их владельцев забрался шаловливый автомобильный бес, воплотившийся в мысль сменить свою проверенную годами и дорогами немолодую «жену» на «любовницу», а то и посягнуть на «невесту».
И наконец, наша компания добралась до самой элитной группы автомобилей, которая сформировалась в этой стране за последние пять-семь лет. Это были «иномарки». Здесь также были разновозрастные автомобили, начиная от стареньких и весьма подержанных автомобилей до красавиц-королев «Вольво», «бээмвэшек», «Мерседесов» последних моделей, сверкающих новой краской корпусов и хромированными аксессуарами, манящих мягкими кожаными салонами, климат-контролями и подогревами сидений (последнее их владельцы, несмотря на жару, демонстрировали с особой охотой). Все эти дамы, несмотря на их разный технический уровень и изношенность, как и во все времена, привлекали русских мужиков двумя неоспоримыми преимуществами перед местными «бабами». А именно: первое – они были более комфортны, и второе – они просто были иностранками.
Ведь всегда приятно въехать в собственный двор на поскрипывающей и постукивающей «Мазде» с электрическими стеклоподъемниками и греющими зад сиденьями и утереть нос соседу Петьке, который ездит на банальной «трешке», а то и «пешке»! И не беда, что запчасти к японской красавице, в отличие от Петьки, он будет доставать неделями и платить за них в два раза больше. При этом надо еще учесть, что иномарки не слишком понимают язык наших автомастеров и не одобряют их манеру обращения.
Вот среди этого разнообразия иностранных автомоделей мы и надеялись отыскать черный «Форд-Скорпио», на котором разъезжал по дорогам города вместе со своей подружкой Танькой некий Слава Карцев.
Наша группа со скучающим видом дефилировала между автомобилями. Дынин широко раскрытыми восторженными глазами зырил на иностранных «баб». Седой же скучающе потягивал пиво из бутылки, не проявляя какой-либо заинтересованности на автомобильную тему. Исмутенков разглядывал каждый автомобильный салон на предмет нахождения знакомых ему лиц. Я с интересом прислушивался к разговорам торгующихся. Особенно меня привлекли словесные баталии около небольшого красного «Опеля-Кадета».
– Да она нормальная машина! – заверял владелец, невысокий, коренастый мужик с ногами как тумбы и вислым брюхом. – Я тебе говорю – не пожалеешь! Она почти новая: на нее сел и поехал...
– Что я – не вижу, что ли? – возражал ему длинный худосочный субъект с узкой аккуратно постриженной бородкой. – Она у тебя гнилая вся.
– Что? – глаза владельца вылезли из орбит, как будто этими словами было нанесено страшное оскорбление его маме.
– Где? Где гнилая? Покажи!
Длинный показал.
– Да это порожек! – сделал недоуменные глаза коренастый. – Его заменить как два пальца обоссать, он у всех гнилой. Приделаешь новый, кисточкой два раза проведешь, и он вечный будет.
– А вот здесь явно зашпатлевано, – тыкнул пальцем в крыло длинный.
– Это все ерунда! – убежденно ответил владелец. – Тут всего-то чуть-чуть вмялось. У меня в гараже просто стеллаж упал.
– Мне все равно, кто там на вас в гараже упал, но здесь явно мятое крыло. Поэтому о четырех тысячах не может быть и речи... В движке к тому же пальцы стучат.
– Это бензин, – тут же категорично выпалил коренастый. – Вчера заправлялся – бензин оказался некачественный. Разбавляют, сволочи...
– Знаю я ваш бензин! – отмахнулся высокий. – А там влезешь, и окажется, что движок перебирать надо.
– Да ты что?! Движок как часы. Зальешь нормальный бензин – и все будет в порядке.
– Вот-вот. Старинные часы еще идут... – сыронизировал длинный. – В общем, три тысячи плюс мое оформление.
– Не-ет, ну ты что, смеешься, что ли?! – ехидно заулыбался хозяин «Кадета» и тут же полез в автомобиль, давая этим понять длинному, что разговор окончен. И вдруг с глубокой задумчивостью на лице, сменившейся отчаянной решительностью, вылез из автомобиля и произнес:
– Ну, хрен с тобой, три с половиной плюс твое оформление.
Длинный обиженно и гордо повернулся и пошел в другом направлении. Не прошло и десяти секунд, как он вернулся обратно и, махнув рукой, сказал:
– Черт с тобой! Три с половиной и твое оформление.
Толстый, видимо, уже по-настоящему задумался, почесал затылок и сказал:
– Ну, лады... Деньги очень нужны.
– А кому они не нужны?! – согласился с ним длинный. – Мне вот, например, машина очень нужна.
– Конечно! Как же без машины-то! – произнес коренастый с таким видом, будто вставая ночью по малой нужде, он использует для этого как минимум велосипед.
Прослушав этот содержательный диалог, я подумал, что воистину верна формула: на базаре два дурака – один продает, другой покупает.
К этому времени мы практически обошли всю группу иномарок и, хотя нам встретилось несколько «Фордов-Скорпио», но ни Таньки, ни Карцева, судя по фотографии, взятой у деда, мы в них не обнаружили. Я уже всерьез стал опасаться за психику Дрюни, как неожиданно наше внимание привлек едущий между рядами автомобилей черный «Форд-Скорпио». По мере его приближения наша надежда возрастала, так как было явно видно, что рядом с водителем сидела женщина. Когда же автомобиль приблизился к нам на расстояние пяти метров, я понял, что Дрюня спасен – на переднем сиденье «Форда» находилась Танька.
– Ну вот, Исмутенков, – повернулся я к нему, – принимай свое чадо. Доставлено, можно сказать, на блюдечке с серебристым молдингом.
Дрюня молча всматривался в приближающийся черный автомобиль и был не в силах что-либо сказать.
Наконец, когда автомобиль неслышно прошуршал мимо нас и недалеко припарковался в общий ряд, Исмутенкова прорвало.
– Татьяна! – заорал он и побежал к автомобилю.
«Началось», – подумал я. Впрочем, такие же мысли пришли в голову, судя по их лицам, Дынину и Седому. Дынин с прямой спиной и гордо поднятой головой, как генерал на параде, провожал глазами бегущего бойца из своей армии. Седой же сел без излишней скромности, удобно расположился, прислонившись к крылу ближайшего «Фольксвагена» и с полуулыбкой приготовился внимать зрелищу. Я давно не видел Татьяну, и с некоторым удивлением наблюдал, как из автомобиля вылезла довольно высокая плотная девица с пышной копной соломенных волос, не слишком тщательно, на мой взгляд, причесанных. Сказывались, видимо, последствия походной жизни последних дней.
Дрюня на полном ходу врезался в пышные Танькины груди и обнял свою «маленькую девочку», насколько хватило длины рук. Татьяна несколько свысока посмотрела на взъерошенный пушок на лысине папаши и с некоторым недоумением и остатками дочерних чувств обняла его в ответ.
– Похоже, в этой жизни бывают счастливые минуты, – с усмешкой сказал Седой и, отбросив пустую бутылку пива в сторону, закурил.
Дальнейшие события слегка проиллюстрировали его высказывание. Дрюня вырвался из медвежьих объятий своей дочери и, размахнувшись, с воплем: «Ах ты, стерва!», влепил Татьяне пощечину. От удара Таня даже не покачнулась, однако щека ее стала быстро багроветь.
– Ты что, обалдел, старый дурак? – закричала она, уперев руки в бока.
– Это ты обалдела, бесстыжая! Ты где шляешься все эти дни? Ты в какие истории понавлезала? Ты что творишь, коза драная?
– А какое твое собачье дело? – яростно ответила ему Танька. – Кто тебя просит лезть в мою личную жизнь? Как идиот, носишься за мной по городу. Всех на уши поставил...
– Это я-то поставил? – завопил в ответ Дрюня, также уперев руки в бока.
Тут из машины вылез молодой человек весьма контрастной наружности. Он был худощавого, можно сказать, субтильного телосложения, которое не совсем гармонировало с его брутальным, грубым лицом, обрамленным сосульками длинных сальных волос, прядь которых он несколько по-женски откидывал набок. Парень, в соответствии со своим лицом, был одет в грубую джинсовую рубашку черного цвета и такого же цвета штаны. На ногах у него были кожаные узконосые ботинки со скошенными каблуками. Для завершения общей картины не хватало только шпор и ковбойской шляпы. Мне стало понятно, почему в качестве места своего постоянного пребывания этот субъект выбрал бар с названием «Мустанг». Похоже, романтично-авантюрная жила регулярно подбрасывала в его кровь большие порции адреналина, толкая его на разные неадекватные нормальной логике поступки, последний из которых привел его к скитанию по городу и заставил прятаться от бандитов.
Парень, по-голливудски широко улыбаясь, обратился к Дрюне:
– Вы извините, я сейчас вам все объясню.
– Это кто? – спросил Дрюня, ткнув в парня указательным пальцем, словно пистолетом. – Карцев?
– Да, это Слава, – с неким кокетством в голосе, чуть смягчившись, ответила Татьяна.
– В таком случае, Слава, засунь свою жопу обратно в свой сраный автомобиль и не вынимай ее оттуда до тех пор, пока тебя об этом не попросят! Ты понял?! – проорал Дрюня.
Судя по всему, Слава понял и уже со смущенной улыбкой полез обратно в автомобиль.
– Прекрати так говорить со Славиком! – вступилась за своего друга Татьяна. – Вы и так уже накуролесили хрен знает сколько. Мне твои выходки надоели. В баре погром устроили, Костю табуреткой отлупили. Бедного Леху чуть импотентом не сделали, когда ворвались как дураки к нему на дачу...
Мы с Седым молча посмотрели на Дынина, который при этих словах потупился.
– Да я его кастратом бы сделал, если бы он с тобой там был! – заорал Исмутенков.
Тут Карцев сделал еще одну попытку выбраться из автомобиля и объяснить ситуацию. Он, не убирая одной ноги с подножки «Форда», оперся на дверь и снова с пленительной улыбкой обратился к Дрюне:
– Давайте я вам сам все объясню. Татьяна здесь ни при чем.
– Срыгни отсюда на хрен! – зарычал что есть мочи на него Исмутенков. – Уберись с моих глаз, чтобы я тебя не видел.
Слава уже без улыбки снова залез в автомобиль.
– Ну, знаешь что, ты мне надоел! – решительно заявила Татьяна. – Оставь нас со Славиком в покое и проваливай отсюда!
– Что? – взревел Дрюня и влепил дочери пощечину уже по другой щеке.
Видимо, Татьяна относилась без особого пиетета к своему отцу и уж точно не читала библейские заповеди, поскольку она размахнулась и влепила папаше мощнейшую затрещину. Дрюня, отлетев в сторону, распластался на капоте соседнего «Фольксвагена», чем вызвал явное неудовольствие его владельца, который заявил, что капот его машины не лежак и пусть он идет разбираться со своим чадом куда-нибудь в другое место.
По росту и габаритам Татьяна, видимо, пошла в Ольгу, свою мать, жену Дрюни. Ее в свое время Исмутенков привез в город из какой-то деревни, в которой он проходил практику после института. Плоды своей страсти к рослым русским красавицам Андрюша сейчас и пожинал.
К этому времени развернувшиеся события привлекли внимание многих зевак, которые мигом забыли свои еще не проданные или только что купленные автомобили и принялись оживленно комментировать происходящее. Дело тянулось уже к тому, что вот-вот начнут приниматься ставки на исход боксерского поединка между отцом и дочерью, как вдруг Татьяна вновь проявила черты Ольгиного характера. Волна безудержной ярости сменилась у нее такой же мощной волной всепоглощающей любви. Она бурно устремилась к отцу и, подняв его с капота, прижала его к себе, как мать только что отлупленного маленького проказника.
– Папа! Папочка! Папуля! – целовала она еще не отошедшего от оплеухи Дрюню в лысину.
– Ты же сам во всем виноват! – говорила она с легкой обидой в голосе, – зачем ты шлялся за мной последние три дня с этими пьяными дураками и хулиганил?
– М-м-м, – нечленораздельно промычал Исмутенков, задыхаясь в пышной груди своей дочери, как в подушке. – А кто мне записки посылал с требованиями денег? – спросил он, когда Татьяна выпустила его из объятий.
И он обличающе поднял над головой клочок бумаги с наклеенными буквами.
– Так кто мне посылал это? – гневно спросил Дрюня. – Папа римский или Фидель Кастро?
Вид вещественных доказательств расстроил Татьяну еще больше, и она, капая крупными слезами на лысину отца, запричитала:
– А что нам оставалось еще делать? К Славику пристали эти бандюки проклятые, денег требуют. Мы ищем где только можем, но никто не дает...
– Да? – освободив часть рта от груди дочери, недоверчиво промямлил Исмутенков. – И поэтому надо было грабить родного папу? Чтобы расплатиться за этого немытого ковбоя, который должен половине города?
Последние аргументы смутили Татьяну окончательно, и она замолчала. Я увидел, как Карцев, положив руки и подбородок на руль автомобиля, задумчиво наблюдал за этой сценой. Седой смотрел на все с тоскливым видом, Дынин вообще не знал, что ему делать, поскольку никаких сражений и битв на горизонте вроде бы не вырисовывалось. Я подумал, что самое время вступить в дело мне.
Я повернулся к наблюдающим за сценой зевакам и решительно заявил:
– Господа! Все! Представление окончено! Цирк уезжает! Деньги сдайте вот этому лысому господину. – Я указал на Дынина. – Полагаю, что пять тысяч с человека за такое зрелище будет недорогой платой.
Мои слова возымели действие, и толпа стала интенсивно рассасываться, выказывая таким образом явное нежелание платить. Я подошел к Исмутенковым и примиряюще сказал:
– Давайте не будем больше злиться, уедем с этого вульгарного места и где-нибудь в тихой кафешке, за рюмкой коньяка, не спеша обо всем поговорим.
Дрюня отпрянул от дочери и со злостью заявил:
– Да, мы еще поговорим с тобой! Вот приедет мать из отпуска – мы с тобой так поговорим!
– Папа! Не надо вмешивать в это дело маму, я прошу тебя! – взмолилась Татьяна и побежала за решительно удаляющимся к своему желтому транспортному средству Дрюней.
Я подумал, что мы заслужили уехать с автобазара на иномарке, и направился к карцевскому «Форду».
Только глупые предрассудки помешали присутствующим автолюбителям сопровождать «Форд-Скорпио», тихо едущий между машинами, громкими аплодисментами. На переднем пассажирском сиденье рядом с водителем сидел командор Дынин, с гордым прищуром оглядывая окрестности. Мы с Седым молча курили сзади. Татьяна же отправилась в город на родительском «Москвиче», что для нее послужило первым наказанием. Через полчаса мы въехали обратно в город и занялись поисками тихой пристани, где можно было поговорить и пропустить рюмку-другую спиртного. Время было уже десять, а мы, как говорится, были «ни в одном глазу».
ГЛАВА 7
Видимо, из сострадания к моему внешнему виду, Дынин даже не обиделся и, убедившись, что я начал подниматься с кровати, отстал от меня. Впрочем, и остальные члены концессии оптимизмом не блистали. Седой, забившись в дальний угол комнаты, потягивал опять неизвестно откуда взявшееся темное пиво. От взгляда на его физиономию менее крепкого человека стошнило бы. Похоже, на парня в очередной раз, как стервятники, набросились думы о смысле жизни. Дрюня с распухшим носом и обезумевшими глазами со скоростью метеора бегал из угла в угол, и мне стало ясно, что если мы сегодня не найдем его дочь, то без психиатрической помощи горе-отцу обойтись будет сложно. И уж окончательным штрихом, завершающим унылую картину утреннего подъема, стали сборы деда в дорогу.
– Все. Хватит с меня, – приговаривал он, запихивая свои вещи в старый деревянный чемодан. – Больше не могу. Уезжаю к сестре, в Упырловку. Паду в ноги, скажу: – «Машка, кем хочешь у тебя буду, но до середины осени у тебя проживу».
Я подумал, что несмотря на то что работы в деревне сейчас хватает, все-же лучше чистить навоз в конюшне, чем принимать гостей, подобных вчерашним, сидя у себя дома. Для здоровья первое однозначно полезнее. Да и самогон сейчас в деревнях, говорят, неплохой варят.
Я подошел к Седому и попросил:
– Оставь немножко, – имея в виду пиво.
Тот не глядя протянул мне половину бутылки, которую я залпом осушил. Выпив, я оглядел окружающих и подумал: «Ну что ж, в принципе они все своеобразные, но, в общем, неплохие люди, только очень замотанные – последние два дня выдались напряженными». И я, поглядев на часы, сказал:
– Время пять тридцать. Пожалуй, пора в дорогу.
– Да, мужики. Пора. На святое дело едем. Дочь отцу возвращать, – подытожил Дынин с выражением воина-освободителя на лице и в голосе.
Этот клич поднял войско, и уже через пятнадцать минут утренний ветерок приятно обдувал похмельные лица бойцов. При этом он хорошо проветривал салон нашего желтого «БТРа» от густого запаха перегара, исходившего от пассажиров.
Автолюбители никогда не пользовались в нашей стране особым расположением властей, и неотъемлемая часть их жизни – авторынок – постоянно переносилась из одного дальнего уголка в городской черте в другой, еще более отдаленный. Вот и сейчас, когда мы уже проехали последние городские постройки и вот-вот должны были показаться на глаза первые дачные строения, на обочине дороги возник указатель «АВТОРЫНОК».
Дрюня резко затормозил и, включив поворотник, свернул на грунтовую дорогу. Потрясясь по ней минут пять и выстояв очередь из автомобилей, желающих припарковаться или въехать на территорию рынка, мы наконец пристроили свой желтый «дрюшпак» на платной автомобильной стоянке и отправились на огороженную здоровенную площадку, на которой непосредственно и производились автомобильные торги.
Продажа автомобилей всегда, когда случай выпадал мне посещать автобазар, оставляла у меня не слишком приятное впечатление. Если сравнить автомобиль, как это делают многие, с человеком, то базар делился на несколько групп. Первая из них, на которую мы наткнулись сразу же, представляла собой группу автомобилей – «шестерок», «восьмерок», «девяток» – приобретенных, судя по бумажкам на ветровом стекле, написанным от руки, в начале этого года. Эти автомобили я для себя определял как «любовниц». Их любвеобильные и в то же время прагматичные владельцы, изрядно натешившись со своими любимицами в течение нескольких месяцев этого года, нанеся при этом им существенный моральный и материальный ущерб, пытались избавиться от надоевших им подружек и получить при этом за них деньги, как за новых. Они страстно уверяли, что все лето почти не ездили, что машина все время стояла в гараже, а владелец ее либо лежал в это время в больнице со сломанной ногой, либо его мучили приступы геморроя, в связи с чем он не решался садиться за руль.
«Девушки-девятки» чисто внешне выглядели, конечно, неплохо, но, глядя на рожи их «сожителей-владельцев», можно было предположить, что внутреннее состояние машин весьма далеко от первозданного.
Чего нельзя было сказать о другой, весьма немногочисленной группе автомобилей, которые не так давно, максимум месяц-полтора назад сошли с конвейера. Их владельцы были более честны – они просто гнали их на продажу, стараясь по минимуму эксплуатировать по пути от завода до базара. Эти машины я относил к разряду «невест». Безусловно, стоимость их была значительно выше, чем у бывших «любовниц».
Напротив «невест» располагалась другая кучка автомобилей, которых можно было скорее отнести к большой куче металлолома. Пол этих автомобилей я для себя не идентифицировал, так как эпитеты, которыми награждали их покупатели, для женщины, на мой взгляд, были слишком вульгарны. Возраст этих автомобилей колебался в диапазоне от десяти до двадцати лет, встречались и еще более древние экземпляры. Были и совершенно замечательные реликты, которые любители купили не ради езды, а ради коллекции. Однако коллекционеров в нашем городе не так много, поэтому они наряду с другими «дрюшпаками» стояли, не слишком обласканные вниманием. Да и кому нужны автомобили, езда которых напоминает бег старого мерина? Поэтому мы не задержались здесь, а перешли к другой, самой многочисленной группе автомобилей, которые смело можно было назвать «женами».
Эти были не столь свежи, как «любовницы», но и до почтенного возраста им было еще далеко. Да, конечно, они уже не раз, а может быть, и не два, закатывались в стационар для лечения тех или иных хронических автомобильных заболеваний. Многим из них уже сделали капитальный ремонт движков, заменили амортизаторы, многим даже заменили кузовные части, пострадавшие в результате аварии или коррозии. Но это были крепкие автомобили, которые в принципе еще могли послужить своим владельцам не один год верой и правдой, но... В ребра их владельцев забрался шаловливый автомобильный бес, воплотившийся в мысль сменить свою проверенную годами и дорогами немолодую «жену» на «любовницу», а то и посягнуть на «невесту».
И наконец, наша компания добралась до самой элитной группы автомобилей, которая сформировалась в этой стране за последние пять-семь лет. Это были «иномарки». Здесь также были разновозрастные автомобили, начиная от стареньких и весьма подержанных автомобилей до красавиц-королев «Вольво», «бээмвэшек», «Мерседесов» последних моделей, сверкающих новой краской корпусов и хромированными аксессуарами, манящих мягкими кожаными салонами, климат-контролями и подогревами сидений (последнее их владельцы, несмотря на жару, демонстрировали с особой охотой). Все эти дамы, несмотря на их разный технический уровень и изношенность, как и во все времена, привлекали русских мужиков двумя неоспоримыми преимуществами перед местными «бабами». А именно: первое – они были более комфортны, и второе – они просто были иностранками.
Ведь всегда приятно въехать в собственный двор на поскрипывающей и постукивающей «Мазде» с электрическими стеклоподъемниками и греющими зад сиденьями и утереть нос соседу Петьке, который ездит на банальной «трешке», а то и «пешке»! И не беда, что запчасти к японской красавице, в отличие от Петьки, он будет доставать неделями и платить за них в два раза больше. При этом надо еще учесть, что иномарки не слишком понимают язык наших автомастеров и не одобряют их манеру обращения.
Вот среди этого разнообразия иностранных автомоделей мы и надеялись отыскать черный «Форд-Скорпио», на котором разъезжал по дорогам города вместе со своей подружкой Танькой некий Слава Карцев.
Наша группа со скучающим видом дефилировала между автомобилями. Дынин широко раскрытыми восторженными глазами зырил на иностранных «баб». Седой же скучающе потягивал пиво из бутылки, не проявляя какой-либо заинтересованности на автомобильную тему. Исмутенков разглядывал каждый автомобильный салон на предмет нахождения знакомых ему лиц. Я с интересом прислушивался к разговорам торгующихся. Особенно меня привлекли словесные баталии около небольшого красного «Опеля-Кадета».
– Да она нормальная машина! – заверял владелец, невысокий, коренастый мужик с ногами как тумбы и вислым брюхом. – Я тебе говорю – не пожалеешь! Она почти новая: на нее сел и поехал...
– Что я – не вижу, что ли? – возражал ему длинный худосочный субъект с узкой аккуратно постриженной бородкой. – Она у тебя гнилая вся.
– Что? – глаза владельца вылезли из орбит, как будто этими словами было нанесено страшное оскорбление его маме.
– Где? Где гнилая? Покажи!
Длинный показал.
– Да это порожек! – сделал недоуменные глаза коренастый. – Его заменить как два пальца обоссать, он у всех гнилой. Приделаешь новый, кисточкой два раза проведешь, и он вечный будет.
– А вот здесь явно зашпатлевано, – тыкнул пальцем в крыло длинный.
– Это все ерунда! – убежденно ответил владелец. – Тут всего-то чуть-чуть вмялось. У меня в гараже просто стеллаж упал.
– Мне все равно, кто там на вас в гараже упал, но здесь явно мятое крыло. Поэтому о четырех тысячах не может быть и речи... В движке к тому же пальцы стучат.
– Это бензин, – тут же категорично выпалил коренастый. – Вчера заправлялся – бензин оказался некачественный. Разбавляют, сволочи...
– Знаю я ваш бензин! – отмахнулся высокий. – А там влезешь, и окажется, что движок перебирать надо.
– Да ты что?! Движок как часы. Зальешь нормальный бензин – и все будет в порядке.
– Вот-вот. Старинные часы еще идут... – сыронизировал длинный. – В общем, три тысячи плюс мое оформление.
– Не-ет, ну ты что, смеешься, что ли?! – ехидно заулыбался хозяин «Кадета» и тут же полез в автомобиль, давая этим понять длинному, что разговор окончен. И вдруг с глубокой задумчивостью на лице, сменившейся отчаянной решительностью, вылез из автомобиля и произнес:
– Ну, хрен с тобой, три с половиной плюс твое оформление.
Длинный обиженно и гордо повернулся и пошел в другом направлении. Не прошло и десяти секунд, как он вернулся обратно и, махнув рукой, сказал:
– Черт с тобой! Три с половиной и твое оформление.
Толстый, видимо, уже по-настоящему задумался, почесал затылок и сказал:
– Ну, лады... Деньги очень нужны.
– А кому они не нужны?! – согласился с ним длинный. – Мне вот, например, машина очень нужна.
– Конечно! Как же без машины-то! – произнес коренастый с таким видом, будто вставая ночью по малой нужде, он использует для этого как минимум велосипед.
Прослушав этот содержательный диалог, я подумал, что воистину верна формула: на базаре два дурака – один продает, другой покупает.
К этому времени мы практически обошли всю группу иномарок и, хотя нам встретилось несколько «Фордов-Скорпио», но ни Таньки, ни Карцева, судя по фотографии, взятой у деда, мы в них не обнаружили. Я уже всерьез стал опасаться за психику Дрюни, как неожиданно наше внимание привлек едущий между рядами автомобилей черный «Форд-Скорпио». По мере его приближения наша надежда возрастала, так как было явно видно, что рядом с водителем сидела женщина. Когда же автомобиль приблизился к нам на расстояние пяти метров, я понял, что Дрюня спасен – на переднем сиденье «Форда» находилась Танька.
– Ну вот, Исмутенков, – повернулся я к нему, – принимай свое чадо. Доставлено, можно сказать, на блюдечке с серебристым молдингом.
Дрюня молча всматривался в приближающийся черный автомобиль и был не в силах что-либо сказать.
Наконец, когда автомобиль неслышно прошуршал мимо нас и недалеко припарковался в общий ряд, Исмутенкова прорвало.
– Татьяна! – заорал он и побежал к автомобилю.
«Началось», – подумал я. Впрочем, такие же мысли пришли в голову, судя по их лицам, Дынину и Седому. Дынин с прямой спиной и гордо поднятой головой, как генерал на параде, провожал глазами бегущего бойца из своей армии. Седой же сел без излишней скромности, удобно расположился, прислонившись к крылу ближайшего «Фольксвагена» и с полуулыбкой приготовился внимать зрелищу. Я давно не видел Татьяну, и с некоторым удивлением наблюдал, как из автомобиля вылезла довольно высокая плотная девица с пышной копной соломенных волос, не слишком тщательно, на мой взгляд, причесанных. Сказывались, видимо, последствия походной жизни последних дней.
Дрюня на полном ходу врезался в пышные Танькины груди и обнял свою «маленькую девочку», насколько хватило длины рук. Татьяна несколько свысока посмотрела на взъерошенный пушок на лысине папаши и с некоторым недоумением и остатками дочерних чувств обняла его в ответ.
– Похоже, в этой жизни бывают счастливые минуты, – с усмешкой сказал Седой и, отбросив пустую бутылку пива в сторону, закурил.
Дальнейшие события слегка проиллюстрировали его высказывание. Дрюня вырвался из медвежьих объятий своей дочери и, размахнувшись, с воплем: «Ах ты, стерва!», влепил Татьяне пощечину. От удара Таня даже не покачнулась, однако щека ее стала быстро багроветь.
– Ты что, обалдел, старый дурак? – закричала она, уперев руки в бока.
– Это ты обалдела, бесстыжая! Ты где шляешься все эти дни? Ты в какие истории понавлезала? Ты что творишь, коза драная?
– А какое твое собачье дело? – яростно ответила ему Танька. – Кто тебя просит лезть в мою личную жизнь? Как идиот, носишься за мной по городу. Всех на уши поставил...
– Это я-то поставил? – завопил в ответ Дрюня, также уперев руки в бока.
Тут из машины вылез молодой человек весьма контрастной наружности. Он был худощавого, можно сказать, субтильного телосложения, которое не совсем гармонировало с его брутальным, грубым лицом, обрамленным сосульками длинных сальных волос, прядь которых он несколько по-женски откидывал набок. Парень, в соответствии со своим лицом, был одет в грубую джинсовую рубашку черного цвета и такого же цвета штаны. На ногах у него были кожаные узконосые ботинки со скошенными каблуками. Для завершения общей картины не хватало только шпор и ковбойской шляпы. Мне стало понятно, почему в качестве места своего постоянного пребывания этот субъект выбрал бар с названием «Мустанг». Похоже, романтично-авантюрная жила регулярно подбрасывала в его кровь большие порции адреналина, толкая его на разные неадекватные нормальной логике поступки, последний из которых привел его к скитанию по городу и заставил прятаться от бандитов.
Парень, по-голливудски широко улыбаясь, обратился к Дрюне:
– Вы извините, я сейчас вам все объясню.
– Это кто? – спросил Дрюня, ткнув в парня указательным пальцем, словно пистолетом. – Карцев?
– Да, это Слава, – с неким кокетством в голосе, чуть смягчившись, ответила Татьяна.
– В таком случае, Слава, засунь свою жопу обратно в свой сраный автомобиль и не вынимай ее оттуда до тех пор, пока тебя об этом не попросят! Ты понял?! – проорал Дрюня.
Судя по всему, Слава понял и уже со смущенной улыбкой полез обратно в автомобиль.
– Прекрати так говорить со Славиком! – вступилась за своего друга Татьяна. – Вы и так уже накуролесили хрен знает сколько. Мне твои выходки надоели. В баре погром устроили, Костю табуреткой отлупили. Бедного Леху чуть импотентом не сделали, когда ворвались как дураки к нему на дачу...
Мы с Седым молча посмотрели на Дынина, который при этих словах потупился.
– Да я его кастратом бы сделал, если бы он с тобой там был! – заорал Исмутенков.
Тут Карцев сделал еще одну попытку выбраться из автомобиля и объяснить ситуацию. Он, не убирая одной ноги с подножки «Форда», оперся на дверь и снова с пленительной улыбкой обратился к Дрюне:
– Давайте я вам сам все объясню. Татьяна здесь ни при чем.
– Срыгни отсюда на хрен! – зарычал что есть мочи на него Исмутенков. – Уберись с моих глаз, чтобы я тебя не видел.
Слава уже без улыбки снова залез в автомобиль.
– Ну, знаешь что, ты мне надоел! – решительно заявила Татьяна. – Оставь нас со Славиком в покое и проваливай отсюда!
– Что? – взревел Дрюня и влепил дочери пощечину уже по другой щеке.
Видимо, Татьяна относилась без особого пиетета к своему отцу и уж точно не читала библейские заповеди, поскольку она размахнулась и влепила папаше мощнейшую затрещину. Дрюня, отлетев в сторону, распластался на капоте соседнего «Фольксвагена», чем вызвал явное неудовольствие его владельца, который заявил, что капот его машины не лежак и пусть он идет разбираться со своим чадом куда-нибудь в другое место.
По росту и габаритам Татьяна, видимо, пошла в Ольгу, свою мать, жену Дрюни. Ее в свое время Исмутенков привез в город из какой-то деревни, в которой он проходил практику после института. Плоды своей страсти к рослым русским красавицам Андрюша сейчас и пожинал.
К этому времени развернувшиеся события привлекли внимание многих зевак, которые мигом забыли свои еще не проданные или только что купленные автомобили и принялись оживленно комментировать происходящее. Дело тянулось уже к тому, что вот-вот начнут приниматься ставки на исход боксерского поединка между отцом и дочерью, как вдруг Татьяна вновь проявила черты Ольгиного характера. Волна безудержной ярости сменилась у нее такой же мощной волной всепоглощающей любви. Она бурно устремилась к отцу и, подняв его с капота, прижала его к себе, как мать только что отлупленного маленького проказника.
– Папа! Папочка! Папуля! – целовала она еще не отошедшего от оплеухи Дрюню в лысину.
– Ты же сам во всем виноват! – говорила она с легкой обидой в голосе, – зачем ты шлялся за мной последние три дня с этими пьяными дураками и хулиганил?
– М-м-м, – нечленораздельно промычал Исмутенков, задыхаясь в пышной груди своей дочери, как в подушке. – А кто мне записки посылал с требованиями денег? – спросил он, когда Татьяна выпустила его из объятий.
И он обличающе поднял над головой клочок бумаги с наклеенными буквами.
– Так кто мне посылал это? – гневно спросил Дрюня. – Папа римский или Фидель Кастро?
Вид вещественных доказательств расстроил Татьяну еще больше, и она, капая крупными слезами на лысину отца, запричитала:
– А что нам оставалось еще делать? К Славику пристали эти бандюки проклятые, денег требуют. Мы ищем где только можем, но никто не дает...
– Да? – освободив часть рта от груди дочери, недоверчиво промямлил Исмутенков. – И поэтому надо было грабить родного папу? Чтобы расплатиться за этого немытого ковбоя, который должен половине города?
Последние аргументы смутили Татьяну окончательно, и она замолчала. Я увидел, как Карцев, положив руки и подбородок на руль автомобиля, задумчиво наблюдал за этой сценой. Седой смотрел на все с тоскливым видом, Дынин вообще не знал, что ему делать, поскольку никаких сражений и битв на горизонте вроде бы не вырисовывалось. Я подумал, что самое время вступить в дело мне.
Я повернулся к наблюдающим за сценой зевакам и решительно заявил:
– Господа! Все! Представление окончено! Цирк уезжает! Деньги сдайте вот этому лысому господину. – Я указал на Дынина. – Полагаю, что пять тысяч с человека за такое зрелище будет недорогой платой.
Мои слова возымели действие, и толпа стала интенсивно рассасываться, выказывая таким образом явное нежелание платить. Я подошел к Исмутенковым и примиряюще сказал:
– Давайте не будем больше злиться, уедем с этого вульгарного места и где-нибудь в тихой кафешке, за рюмкой коньяка, не спеша обо всем поговорим.
Дрюня отпрянул от дочери и со злостью заявил:
– Да, мы еще поговорим с тобой! Вот приедет мать из отпуска – мы с тобой так поговорим!
– Папа! Не надо вмешивать в это дело маму, я прошу тебя! – взмолилась Татьяна и побежала за решительно удаляющимся к своему желтому транспортному средству Дрюней.
Я подумал, что мы заслужили уехать с автобазара на иномарке, и направился к карцевскому «Форду».
Только глупые предрассудки помешали присутствующим автолюбителям сопровождать «Форд-Скорпио», тихо едущий между машинами, громкими аплодисментами. На переднем пассажирском сиденье рядом с водителем сидел командор Дынин, с гордым прищуром оглядывая окрестности. Мы с Седым молча курили сзади. Татьяна же отправилась в город на родительском «Москвиче», что для нее послужило первым наказанием. Через полчаса мы въехали обратно в город и занялись поисками тихой пристани, где можно было поговорить и пропустить рюмку-другую спиртного. Время было уже десять, а мы, как говорится, были «ни в одном глазу».
ГЛАВА 7
НУ ВОТ... НОВЫЙ ПОВОРОТ!
Покружив по окраине города, мы наконец нашли более или менее приличную забегаловку. Час был ранний, и народу там практически не было. Мы все уселись за стол, едва при этом разместившись. Дынин не был бы Дыниным, если бы первым не начал солировать, решительно заявив:
– Нам надо поговорить. Нормально, без эмоций.
– Да-да, – поддержал его я. – Этим мы сейчас и займемся. Дима, пойди закажи, пожалуйста, что-нибудь выпить, а то очень в горле пересохло.
И внимательно посмотрел на Дынина. Тот на удивление быстро понял и гордо встал:
– В общем, вы здесь это... чтобы тихо. – И он отошел к прилавку. Ему на помощь отправился Седой.
– Итак, круглый стол можно считать открытым, – продолжил я и посмотрел на Карцева. – Слава, мы вчера имели счастье общаться с твоим дедом, проведя вместе с ним незабываемые день и ночь.
Карцев бросил на меня настороженный взгляд.
– Нет-нет, – успокоил я его. – С дедом все нормально, он милый старикан, мы с ним поладили, выпив не одну бутылку. Главное в том, что за весь период нашей беседы к тебе приходило очень много гостей. Самых разнообразных, но с одним и тем же требованием. Ты знаешь, Слава, все почему-то хотят от тебя денег.
Вячеслав со смущенной улыбкой потупил взгляд.
– Да-да, Слава, денег, – повторил я. – Особенно на этом поприще усердствовал муж какой-то Верки, которая одолжила тебе двести тысяч рублей, не объяснив мужу, по какой причине она так расщедрилась...
– Какая Верка? – тут же спросила Татьяна, напряженно глядя на Карцева.
Слава виновато посмотрел на нее и сказал:
– Да нет, это не то... Это не то, что ты подумала. Там совсем другое.
– Какое другое? С какой это стати какая-то Верка дает тебе деньги, при этом скрывая от мужа?
– Почему скрывая от мужа? Она мне просто дала, – стал оправдываться Карцев.
– Ах, значит, просто дала! И еще при этом до-платила двести тысяч? – язвительно сказала Татьяна. – Славик, видишь, какой популярностью ты пользуешься у женщин – они еще готовы тебе приплачивать.
– Тань, ну что ты, не загоняйся! – сказал Карцев. – Просто бабки нужны были, и она мне дала... денег.
Диалог, на мой взгляд, уходил в сторону, и я вмешался:
– Ну, знаешь ли, Таня, Веркины двести тысяч – это небольшая проблема. Муж уже знает, да и сумма, в общем, незначительная. Гораздо сложнее будет разобраться с другими кредиторами, которые проявляли самую большую настойчивость. Это чуть не стоило нам и деду здоровья, а может быть, и жизни. И если бы не своевременное вмешательство старшего лейтенанта Дынина, – тут я посмотрел на Дмитрия, который в этот момент принес нам водку и стаканы, – то нам всем бы пришлось несладко.
Дынин с деланым смущением сел и сказал:
– Да ладно тебе. Нормальная работа. Бандитов надо давить к чертовой бабушке, а не сюсюкаться с ними, понимаешь.
– Да, – поспешил я согласиться с Димой, не давая ему войти в роль героя. – К сожалению, нам не повезло, и мы упустили их.
– Так вот, – тут же продолжил я. – Судя по количеству бандитов и их не слишком любезному поведению, сумма, которую они хотят с тебя получить, гораздо больше той, что так неосмотрительно одолжила тебе Верка. Я думаю, что вчерашняя встреча с нами их абсолютно не обескуражила, и что они сейчас снова заняты твоими поисками.
Карцев молчал, грустно поигрывая пустым стаканчиком.
– Короче, господа, – в дело вмешался Седой, разливая водку по стаканчикам. – Я предлагаю выпить за то, что все это благополучно для нас закончилось. Мы славно провели время: где мы только не побывали, кто нам только не набил морды, более того, нас чуть не убили! В общем, все, о чем может желать ищущий на свою жопу приключений человек, за последние дни нам было предоставлено. Так что давайте выпьем за благоприятный исход дела!
Тост Седого был поддержан мною и Дыниным. Карцев посмотрел на Таньку и спросил:
– Он что, шутник?
– А я откуда знаю – я его первый раз вижу, – сказала Танька. – Пап, что он мелет всякую чепуху? Какой конец дела, какая удача?
Седой, вытерев губы носовым платком, пояснил:
– Как какая? Мы кого искали? Тебя. Нашли? Нашли. Отцу вернули? Вернули.
– При чем здесь я? – завопила Танька. – За Славкой бандиты бегают, его убить могут, надо срочно деньги искать, а вы черт знает о чем говорите!
– А какое нам, собственно, дело до твоего Славки? – парировал Борисов. – Он, насколько я знаю, даже не муж тебе. Мы и тебя-то искать начали только потому, что твой отец спер у пьяного Дынина пистолет, чтобы разобраться с твоими приятелями. Пистолет мы у него отняли, тебя нашли... А то, что за твоим дружком полгорода кредиторов бегает, – это его личное дело. Не будет лишний раз обещания раздавать да денег занимать.
– Как это «его дело»? – взвизгнула Танька и вскочила из-за стола. – Папа! Скажи ему, чтобы он заткнулся.
Дрюня повернул голову в сторону Седого и неуверенно начал:
– Нам надо поговорить. Нормально, без эмоций.
– Да-да, – поддержал его я. – Этим мы сейчас и займемся. Дима, пойди закажи, пожалуйста, что-нибудь выпить, а то очень в горле пересохло.
И внимательно посмотрел на Дынина. Тот на удивление быстро понял и гордо встал:
– В общем, вы здесь это... чтобы тихо. – И он отошел к прилавку. Ему на помощь отправился Седой.
– Итак, круглый стол можно считать открытым, – продолжил я и посмотрел на Карцева. – Слава, мы вчера имели счастье общаться с твоим дедом, проведя вместе с ним незабываемые день и ночь.
Карцев бросил на меня настороженный взгляд.
– Нет-нет, – успокоил я его. – С дедом все нормально, он милый старикан, мы с ним поладили, выпив не одну бутылку. Главное в том, что за весь период нашей беседы к тебе приходило очень много гостей. Самых разнообразных, но с одним и тем же требованием. Ты знаешь, Слава, все почему-то хотят от тебя денег.
Вячеслав со смущенной улыбкой потупил взгляд.
– Да-да, Слава, денег, – повторил я. – Особенно на этом поприще усердствовал муж какой-то Верки, которая одолжила тебе двести тысяч рублей, не объяснив мужу, по какой причине она так расщедрилась...
– Какая Верка? – тут же спросила Татьяна, напряженно глядя на Карцева.
Слава виновато посмотрел на нее и сказал:
– Да нет, это не то... Это не то, что ты подумала. Там совсем другое.
– Какое другое? С какой это стати какая-то Верка дает тебе деньги, при этом скрывая от мужа?
– Почему скрывая от мужа? Она мне просто дала, – стал оправдываться Карцев.
– Ах, значит, просто дала! И еще при этом до-платила двести тысяч? – язвительно сказала Татьяна. – Славик, видишь, какой популярностью ты пользуешься у женщин – они еще готовы тебе приплачивать.
– Тань, ну что ты, не загоняйся! – сказал Карцев. – Просто бабки нужны были, и она мне дала... денег.
Диалог, на мой взгляд, уходил в сторону, и я вмешался:
– Ну, знаешь ли, Таня, Веркины двести тысяч – это небольшая проблема. Муж уже знает, да и сумма, в общем, незначительная. Гораздо сложнее будет разобраться с другими кредиторами, которые проявляли самую большую настойчивость. Это чуть не стоило нам и деду здоровья, а может быть, и жизни. И если бы не своевременное вмешательство старшего лейтенанта Дынина, – тут я посмотрел на Дмитрия, который в этот момент принес нам водку и стаканы, – то нам всем бы пришлось несладко.
Дынин с деланым смущением сел и сказал:
– Да ладно тебе. Нормальная работа. Бандитов надо давить к чертовой бабушке, а не сюсюкаться с ними, понимаешь.
– Да, – поспешил я согласиться с Димой, не давая ему войти в роль героя. – К сожалению, нам не повезло, и мы упустили их.
– Так вот, – тут же продолжил я. – Судя по количеству бандитов и их не слишком любезному поведению, сумма, которую они хотят с тебя получить, гораздо больше той, что так неосмотрительно одолжила тебе Верка. Я думаю, что вчерашняя встреча с нами их абсолютно не обескуражила, и что они сейчас снова заняты твоими поисками.
Карцев молчал, грустно поигрывая пустым стаканчиком.
– Короче, господа, – в дело вмешался Седой, разливая водку по стаканчикам. – Я предлагаю выпить за то, что все это благополучно для нас закончилось. Мы славно провели время: где мы только не побывали, кто нам только не набил морды, более того, нас чуть не убили! В общем, все, о чем может желать ищущий на свою жопу приключений человек, за последние дни нам было предоставлено. Так что давайте выпьем за благоприятный исход дела!
Тост Седого был поддержан мною и Дыниным. Карцев посмотрел на Таньку и спросил:
– Он что, шутник?
– А я откуда знаю – я его первый раз вижу, – сказала Танька. – Пап, что он мелет всякую чепуху? Какой конец дела, какая удача?
Седой, вытерев губы носовым платком, пояснил:
– Как какая? Мы кого искали? Тебя. Нашли? Нашли. Отцу вернули? Вернули.
– При чем здесь я? – завопила Танька. – За Славкой бандиты бегают, его убить могут, надо срочно деньги искать, а вы черт знает о чем говорите!
– А какое нам, собственно, дело до твоего Славки? – парировал Борисов. – Он, насколько я знаю, даже не муж тебе. Мы и тебя-то искать начали только потому, что твой отец спер у пьяного Дынина пистолет, чтобы разобраться с твоими приятелями. Пистолет мы у него отняли, тебя нашли... А то, что за твоим дружком полгорода кредиторов бегает, – это его личное дело. Не будет лишний раз обещания раздавать да денег занимать.
– Как это «его дело»? – взвизгнула Танька и вскочила из-за стола. – Папа! Скажи ему, чтобы он заткнулся.
Дрюня повернул голову в сторону Седого и неуверенно начал: