Страница:
– Как называется магазин? – спросил я.
– «Автогермес», – ответил Слава.
Я стал искать вывеску, но так и не нашел ее.
– А где же он? – спросил я.
Тем временем Карцев проехал девятиэтажку и остановился около двухэтажной деревянной развалины, единственным своеобразным украшением первого этажа которой было сваренное из листов металла крыльцо и здоровенный фанерный лист над ним, на котором огромными оранжевыми буквами было написано: «Автогермес».
– Супермаркет, ни дать ни взять, – прокомментировал Седой. – Ну, по крайней мере, в какой-нибудь деревне Трущелевке он именно так бы и назывался.
Я сказал Карцеву:
– Езжай подальше.
– Зачем? – спросил он, но все же повиновался, отъехав метров на сто пятьдесят.
– Как он выглядит, этот твой друган, Юра Савелкин?
– Маленький такой, пухлый, с длинными черными волосами, что-то среднее между латиноамериканцем и евреем.
– Оригинальная смесь, – сказал я, вылезая из машины. Седой последовал моему примеру. Карцев тоже вылез и поплелся вслед за нами. По пути я раздал им инструкции.
– Ленчик, обойди магазин сзади, и если кто из него выбежит, ты с ним особенно не церемонься.
Седой молча кивнул и пошел выполнять поручение.
– А ты, – обратился я к Карцеву, – встань за углом, чтобы тебя не было видно из окна, и внимательно слушай.
Слава пожал плечами и спрятался за угол. Я поднялся на крыльцо и что есть силы руками постучал в дверь магазина. Ответом мне была тишина. Тогда я применил ноги, и когда уже стал опасаться, что избушка вот-вот начнет сыпаться, из-за металлической входной двери раздался голос:
– Насы-ыр? Ты, что ль?
– Ну-дысь, – ответил я.
– Чегось? – недоверчиво произнес голос.
– Открывай, у меня камера у автомашины лопнула!
– Не-е, – протянул из-за двери голос. – Магазин не работает, сегодня выходной.
– Тебе что, деньги не нужны, придурок?
– А чо обзываешься-то? Я здесь сторож, а хозяев-то нету!
И тут неожиданно подал голос Карцев:
– Юрк, это ты?
– Тормоз? – удивленно раздалось за дверью.
– Да, да, я, открывай! – побежал к двери Карцев.
За дверью царило молчание.
– Ты меня слышишь? Это я, Славка! – Карцев подбежал к двери и отчаянно по ней затарабанил. – Открывай немедленно!
Ответом снова была тишина. И тут неожиданно из-за угла дома раздался вопль:
– Ой-ой-ой! Отпусти руку, больно!
– Да, похоже, наш маленький друг пустился в бега, – резюмировал я. – Но задачу номер один мы выполнили. Савелкин найден, и от Седого ему не уйти. Осталось только узнать, где наши денежки.
Все это я проговаривал Карцеву, когда мы обходили дом. Когда мы завернули за угол, нашим глазам открылась следующая картина: на земле лежал молодой человек, схожий, согласно описаниям Карцева, с Савелкиным, на нем сидел Борисов, упершись ему коленом в спину и заломив правую руку лежачего на болевой прием.
– Вы уже, я гляжу, познакомились? – спросил я.
– Да, парень вышел прогуляться, но немного не рассчитал и оступился, – ответил Седой.
– Я думаю, что он будет гостеприимным хозяином и проводит нас в дом, – рассудил я.
– Чего же это ты, Тормоз, обосрался-то так? – флегматично, с несколько неадекватной обстановке улыбочкой спросил Карцев лежащего под Седым Савелкина.
– Скажи этим козлам, чтобы отпустили руку, а то сейчас кричать начну – милиция приедет.
Я тяжело вздохнул и снова соврал:
– Она уже здесь. И прокуратура тоже.
После чего мы все вчетвером зашли в помещение магазина. Спустя еще пять минут мы разместились в подсобке, представились Савелкину в ставшем уже привычном режиме – капитаном Мальковым и полковником Борисовым, – начали производить дознание. Савелкин отреагировал на нас несколько неадекватно – он повернулся в сторону Карцева, который так же, как у Людки, забился в угол, и с презрением спросил:
– Что же ты, паскуда, ментов нанял, чтобы меня отыскать?
– А ты сам-то сволочь еще та! Сдернул с моими деньгами. Меня уже полгорода трясет.
– Меня как будто не трясут! – выдвинул свои резоны Савелкин. – Я что, в этом санатории по своей воле отдыхаю? Здесь, даже чтобы посрать, нужно на улицу идти.
Последнее откровение было произнесено с такой страстью, что я поверил – названное неудобство является подлинной трагедией в жизни этого молодого человека. И из этого всего стало ясно, что денег у Савелкина, скорее всего, нет. Отчего я решил просто и почти по-отечески его спросить:
– Ну что, Юра, куда деньги просрал?
Савелкин грустно потупился и ответил:
– А хрен его знает! Если бы знал, наверное, нашел бы уже.
После этих слов нам всем, и особенно Карцеву, стало совсем нехорошо.
– Ясно, – тяжело вздохнув, сказал я. – Ну, давай рассказывай все в подробностях.
По сути дела, рассказ Савелкина напоминал рассказ фокусника: видите деньги? – кладу их на ваших глазах в сумочку, закрываю, хожу по сцене, останавливаюсь, открываю – денег нету!
Получив в день назначенного отъезда в область утром десять тысяч долларов от Карцева и положив их в дипломат, Савелкин зашел по делам в пару мест, в одном из которых, открыв дипломат, обнаружил пропажу. Среди мест, которые он посетил, выйдя из дома Карцева, значилось всего два: спортивный зал «Гром» (вотчина главы рэкетиров Емельяна) и квартира уже знакомой нам подружки Савелкина Людки.
– И все? – недоуменно спросил Седой.
– Да, – категорично заявил Савелкин. – Больше я нигде не был. Вряд ли такую сумму могли стащить из дипломата в троллейбусе.
Я закрыл глаза и, прислонившись к стене магазина, задумался. Возможно, наши шансы на успех повышались, поскольку искать придется всего в двух местах – рэкет-клубе с символичным названием «Гром» и в квартире Людки. Однако и в том, и в другом случае возникали странные вопросы. Первый – если деньги пропали в спортклубе «Гром», то с какой стати Емельян сам бегает по городу за Карцевым и ищет Савелкина? Захотел подставить – почему так грубо, да и сумма, мягко говоря, незначительная. Короче говоря, эта версия представлялась мне довольно вычурной. Второй вопрос – если деньги взяла Людка, в то время когда Савелкин находился у нее в квартире, то зачем она сделала все так открыто? Да и не вяжется это как-то с ее натурой. Такие обычно могут спереть сотню из кармана, но чтобы вынуть доллары из дипломата и засунуть туда пачки бумаги, которые обнаружил Савелкин после вскрытия? Но, впрочем, наверное, все же с Людки надо и начать, поскольку именно ее легче всего расколоть в случае, если она виновна.
– Да, на этом и надо остановиться, – вслух сказал я и поделился своими размышлениями и выводами с Седым.
Тот молча выслушал и сказал:
– Давай, решай. Ты у нас главный мыслитель.
– В таком случае, Слава, дуй в машину за коньяком.
Карцев нехотя поднялся и пошел.
Утром нашу странную компанию застал удивленный хозяин магазина, которого наши герои звали «Насыр-Просера», невысокий мужчина с сильно выдающейся челюстью. Он долго разглядывал нас с Седым, флегматично потягивающих принесенное поутру Карцевым пиво, потом посмотрел на Карцева и, наконец, переведя взгляд на Савелкина, прошлепал губами:
– Ребята, а что вы здесь делали?
Я пожал плечами и кивнул на батарею пивных банок, стоящих у дальней стены. Потом поднялся, подошел к парню, хлопнул его по спине и сказал: – Искали способ примирить себя с окружающей действительностью. Но ты не огорчайся. – Я посмотрел в открытый рот Просеры. – Магазин у тебя хороший, уютный, только вывеску не надо было писать оранжевым.
– И еще, – добавил Седой, – «Автогермес» звучит как «Автопенелопа». Лучше смени название. Да и магазин хорошо бы перенести в другое место.
После чего повернулся к молчащим Савелкину и Карцеву и сказал:
– Ну, пошли, денежные вы мои!
– Куда? – спросил ошарашенный Насыр.
– Как куда? Бабки мыть! – ответил Седой.
И мы молча покинули магазин, оставив там охреневшего хозяина теряться в догадках о том, что бы это могло значить. Наша компания уселась в автомобиль, и Карцев тронулся.
– Куда мы сейчас?
– У нас, если верить твоему дружку, два места посещения, – сказал я. – Одно – это квартира Людки, второе – офис Емельяна. Но почему-то с ним мне пока встречаться не очень хочется.
По пути я остановил машину у телефона-автомата и позвонил домой Дынину. Час был ранний, и Дмитрий еще не ушел на службу. Я объяснил ему ситуацию и рассказал о произошедших вчера днем и сегодня ночью событиях. Порадовал Дынина сообщением о том, что мы нашли Савелкина, и тут же огорчил его тем, что у последнего нет денег и он понятия не имеет, куда они могли деться.
– Его надо щемить, щемить! Я сам приеду, чтобы его расколоть, – раздался бравый Димин голос.
Я объяснил, что этим мы с Седым занимались всю ночь и, несмотря на жестокие пытки, Савелкин ничего не сказал. По всей видимости, он действительно ничего не знает. Дынин замолк и начал активно сопеть. Это свидетельствовало о том, что мыслительный процесс у старшего лейтенанта шел полным ходом.
– Блин, – наконец сказал он. – Опять неудача... Что будем делать?
Я попросил его выяснить по своим каналам, что за птица Емельян, и сообщить об этом нам.
– Где вас найти? – спросил Дима.
Я дал ему адрес Людки и повесил трубку.
– Что? – спросил меня Седой, когда я садился в машину. – Дынин рвется в бой?
– Не то слово, – ответил я. – Копытом землю роет!
Карцев снова поплутал по хорошо знакомым ему улочкам города, и мы въехали в Людкин двор. Время было – половина восьмого, и Людка еще не должна была уйти на свою швейную фабрику, на которой, по словам Савелкина, она добросовестно трудилась в должности контролера ОТК.
Выйдя из машины, мы заметили идущего по двору навстречу нам нашего старого знакомого Леху Шестакова, который, завидев нас, от испуга широко раскрыл глаза и шарахнулся в сторону.
– О! Дачный Казанова! – приветствовал его Борисов. – Надеюсь, на сей раз мебель не подвела? Или, может быть, подружка попалась менее горячая?
Леха испуганно стоял, прижавшись к стенке дома, и озирался:
– Чего вы, мужики?
– А ты чего здесь делаешь? – раздраженно спросил его Савелкин.
– Так... к знакомому зашел.
– С утра-то пораньше? – усмехнулся я. – Вот проказник. Слышь, Ленчик, он еще и врун к тому же!
– Оставь его, Вова, в покое! Похоже, это потерянный для общества человек. Да наставит его господь на путь истинный! – с улыбкой промолвил Седой, воздев руки к небесам.
Мы расступились, и Леха на большой скорости стал удаляться от нас. Мы вошли в подъезд, поднялись на второй этаж и позвонили в квартиру Людки.
ГЛАВА 9
– «Автогермес», – ответил Слава.
Я стал искать вывеску, но так и не нашел ее.
– А где же он? – спросил я.
Тем временем Карцев проехал девятиэтажку и остановился около двухэтажной деревянной развалины, единственным своеобразным украшением первого этажа которой было сваренное из листов металла крыльцо и здоровенный фанерный лист над ним, на котором огромными оранжевыми буквами было написано: «Автогермес».
– Супермаркет, ни дать ни взять, – прокомментировал Седой. – Ну, по крайней мере, в какой-нибудь деревне Трущелевке он именно так бы и назывался.
Я сказал Карцеву:
– Езжай подальше.
– Зачем? – спросил он, но все же повиновался, отъехав метров на сто пятьдесят.
– Как он выглядит, этот твой друган, Юра Савелкин?
– Маленький такой, пухлый, с длинными черными волосами, что-то среднее между латиноамериканцем и евреем.
– Оригинальная смесь, – сказал я, вылезая из машины. Седой последовал моему примеру. Карцев тоже вылез и поплелся вслед за нами. По пути я раздал им инструкции.
– Ленчик, обойди магазин сзади, и если кто из него выбежит, ты с ним особенно не церемонься.
Седой молча кивнул и пошел выполнять поручение.
– А ты, – обратился я к Карцеву, – встань за углом, чтобы тебя не было видно из окна, и внимательно слушай.
Слава пожал плечами и спрятался за угол. Я поднялся на крыльцо и что есть силы руками постучал в дверь магазина. Ответом мне была тишина. Тогда я применил ноги, и когда уже стал опасаться, что избушка вот-вот начнет сыпаться, из-за металлической входной двери раздался голос:
– Насы-ыр? Ты, что ль?
– Ну-дысь, – ответил я.
– Чегось? – недоверчиво произнес голос.
– Открывай, у меня камера у автомашины лопнула!
– Не-е, – протянул из-за двери голос. – Магазин не работает, сегодня выходной.
– Тебе что, деньги не нужны, придурок?
– А чо обзываешься-то? Я здесь сторож, а хозяев-то нету!
И тут неожиданно подал голос Карцев:
– Юрк, это ты?
– Тормоз? – удивленно раздалось за дверью.
– Да, да, я, открывай! – побежал к двери Карцев.
За дверью царило молчание.
– Ты меня слышишь? Это я, Славка! – Карцев подбежал к двери и отчаянно по ней затарабанил. – Открывай немедленно!
Ответом снова была тишина. И тут неожиданно из-за угла дома раздался вопль:
– Ой-ой-ой! Отпусти руку, больно!
– Да, похоже, наш маленький друг пустился в бега, – резюмировал я. – Но задачу номер один мы выполнили. Савелкин найден, и от Седого ему не уйти. Осталось только узнать, где наши денежки.
Все это я проговаривал Карцеву, когда мы обходили дом. Когда мы завернули за угол, нашим глазам открылась следующая картина: на земле лежал молодой человек, схожий, согласно описаниям Карцева, с Савелкиным, на нем сидел Борисов, упершись ему коленом в спину и заломив правую руку лежачего на болевой прием.
– Вы уже, я гляжу, познакомились? – спросил я.
– Да, парень вышел прогуляться, но немного не рассчитал и оступился, – ответил Седой.
– Я думаю, что он будет гостеприимным хозяином и проводит нас в дом, – рассудил я.
– Чего же это ты, Тормоз, обосрался-то так? – флегматично, с несколько неадекватной обстановке улыбочкой спросил Карцев лежащего под Седым Савелкина.
– Скажи этим козлам, чтобы отпустили руку, а то сейчас кричать начну – милиция приедет.
Я тяжело вздохнул и снова соврал:
– Она уже здесь. И прокуратура тоже.
После чего мы все вчетвером зашли в помещение магазина. Спустя еще пять минут мы разместились в подсобке, представились Савелкину в ставшем уже привычном режиме – капитаном Мальковым и полковником Борисовым, – начали производить дознание. Савелкин отреагировал на нас несколько неадекватно – он повернулся в сторону Карцева, который так же, как у Людки, забился в угол, и с презрением спросил:
– Что же ты, паскуда, ментов нанял, чтобы меня отыскать?
– А ты сам-то сволочь еще та! Сдернул с моими деньгами. Меня уже полгорода трясет.
– Меня как будто не трясут! – выдвинул свои резоны Савелкин. – Я что, в этом санатории по своей воле отдыхаю? Здесь, даже чтобы посрать, нужно на улицу идти.
Последнее откровение было произнесено с такой страстью, что я поверил – названное неудобство является подлинной трагедией в жизни этого молодого человека. И из этого всего стало ясно, что денег у Савелкина, скорее всего, нет. Отчего я решил просто и почти по-отечески его спросить:
– Ну что, Юра, куда деньги просрал?
Савелкин грустно потупился и ответил:
– А хрен его знает! Если бы знал, наверное, нашел бы уже.
После этих слов нам всем, и особенно Карцеву, стало совсем нехорошо.
– Ясно, – тяжело вздохнув, сказал я. – Ну, давай рассказывай все в подробностях.
По сути дела, рассказ Савелкина напоминал рассказ фокусника: видите деньги? – кладу их на ваших глазах в сумочку, закрываю, хожу по сцене, останавливаюсь, открываю – денег нету!
Получив в день назначенного отъезда в область утром десять тысяч долларов от Карцева и положив их в дипломат, Савелкин зашел по делам в пару мест, в одном из которых, открыв дипломат, обнаружил пропажу. Среди мест, которые он посетил, выйдя из дома Карцева, значилось всего два: спортивный зал «Гром» (вотчина главы рэкетиров Емельяна) и квартира уже знакомой нам подружки Савелкина Людки.
– И все? – недоуменно спросил Седой.
– Да, – категорично заявил Савелкин. – Больше я нигде не был. Вряд ли такую сумму могли стащить из дипломата в троллейбусе.
Я закрыл глаза и, прислонившись к стене магазина, задумался. Возможно, наши шансы на успех повышались, поскольку искать придется всего в двух местах – рэкет-клубе с символичным названием «Гром» и в квартире Людки. Однако и в том, и в другом случае возникали странные вопросы. Первый – если деньги пропали в спортклубе «Гром», то с какой стати Емельян сам бегает по городу за Карцевым и ищет Савелкина? Захотел подставить – почему так грубо, да и сумма, мягко говоря, незначительная. Короче говоря, эта версия представлялась мне довольно вычурной. Второй вопрос – если деньги взяла Людка, в то время когда Савелкин находился у нее в квартире, то зачем она сделала все так открыто? Да и не вяжется это как-то с ее натурой. Такие обычно могут спереть сотню из кармана, но чтобы вынуть доллары из дипломата и засунуть туда пачки бумаги, которые обнаружил Савелкин после вскрытия? Но, впрочем, наверное, все же с Людки надо и начать, поскольку именно ее легче всего расколоть в случае, если она виновна.
– Да, на этом и надо остановиться, – вслух сказал я и поделился своими размышлениями и выводами с Седым.
Тот молча выслушал и сказал:
– Давай, решай. Ты у нас главный мыслитель.
– В таком случае, Слава, дуй в машину за коньяком.
Карцев нехотя поднялся и пошел.
Утром нашу странную компанию застал удивленный хозяин магазина, которого наши герои звали «Насыр-Просера», невысокий мужчина с сильно выдающейся челюстью. Он долго разглядывал нас с Седым, флегматично потягивающих принесенное поутру Карцевым пиво, потом посмотрел на Карцева и, наконец, переведя взгляд на Савелкина, прошлепал губами:
– Ребята, а что вы здесь делали?
Я пожал плечами и кивнул на батарею пивных банок, стоящих у дальней стены. Потом поднялся, подошел к парню, хлопнул его по спине и сказал: – Искали способ примирить себя с окружающей действительностью. Но ты не огорчайся. – Я посмотрел в открытый рот Просеры. – Магазин у тебя хороший, уютный, только вывеску не надо было писать оранжевым.
– И еще, – добавил Седой, – «Автогермес» звучит как «Автопенелопа». Лучше смени название. Да и магазин хорошо бы перенести в другое место.
После чего повернулся к молчащим Савелкину и Карцеву и сказал:
– Ну, пошли, денежные вы мои!
– Куда? – спросил ошарашенный Насыр.
– Как куда? Бабки мыть! – ответил Седой.
И мы молча покинули магазин, оставив там охреневшего хозяина теряться в догадках о том, что бы это могло значить. Наша компания уселась в автомобиль, и Карцев тронулся.
– Куда мы сейчас?
– У нас, если верить твоему дружку, два места посещения, – сказал я. – Одно – это квартира Людки, второе – офис Емельяна. Но почему-то с ним мне пока встречаться не очень хочется.
По пути я остановил машину у телефона-автомата и позвонил домой Дынину. Час был ранний, и Дмитрий еще не ушел на службу. Я объяснил ему ситуацию и рассказал о произошедших вчера днем и сегодня ночью событиях. Порадовал Дынина сообщением о том, что мы нашли Савелкина, и тут же огорчил его тем, что у последнего нет денег и он понятия не имеет, куда они могли деться.
– Его надо щемить, щемить! Я сам приеду, чтобы его расколоть, – раздался бравый Димин голос.
Я объяснил, что этим мы с Седым занимались всю ночь и, несмотря на жестокие пытки, Савелкин ничего не сказал. По всей видимости, он действительно ничего не знает. Дынин замолк и начал активно сопеть. Это свидетельствовало о том, что мыслительный процесс у старшего лейтенанта шел полным ходом.
– Блин, – наконец сказал он. – Опять неудача... Что будем делать?
Я попросил его выяснить по своим каналам, что за птица Емельян, и сообщить об этом нам.
– Где вас найти? – спросил Дима.
Я дал ему адрес Людки и повесил трубку.
– Что? – спросил меня Седой, когда я садился в машину. – Дынин рвется в бой?
– Не то слово, – ответил я. – Копытом землю роет!
Карцев снова поплутал по хорошо знакомым ему улочкам города, и мы въехали в Людкин двор. Время было – половина восьмого, и Людка еще не должна была уйти на свою швейную фабрику, на которой, по словам Савелкина, она добросовестно трудилась в должности контролера ОТК.
Выйдя из машины, мы заметили идущего по двору навстречу нам нашего старого знакомого Леху Шестакова, который, завидев нас, от испуга широко раскрыл глаза и шарахнулся в сторону.
– О! Дачный Казанова! – приветствовал его Борисов. – Надеюсь, на сей раз мебель не подвела? Или, может быть, подружка попалась менее горячая?
Леха испуганно стоял, прижавшись к стенке дома, и озирался:
– Чего вы, мужики?
– А ты чего здесь делаешь? – раздраженно спросил его Савелкин.
– Так... к знакомому зашел.
– С утра-то пораньше? – усмехнулся я. – Вот проказник. Слышь, Ленчик, он еще и врун к тому же!
– Оставь его, Вова, в покое! Похоже, это потерянный для общества человек. Да наставит его господь на путь истинный! – с улыбкой промолвил Седой, воздев руки к небесам.
Мы расступились, и Леха на большой скорости стал удаляться от нас. Мы вошли в подъезд, поднялись на второй этаж и позвонили в квартиру Людки.
ГЛАВА 9
НУ ВОТ МЫ ВСЕ И ВСТРЕТИЛИСЬ...
Людка тут же открыла дверь, видимо, она уже собиралась выходить на работу. Завидев Юрку в сопровождении нашей пестрой компании, она раскрыла рот и молча отступила внутрь помещения. Мы вошли в прихожую и продолжали теснить хозяйку квартиры в зал. Первым произнес слово Седой:
– Ну, Людмила, я вас вчера предупреждал, что когда мы найдем Савелкина, все вскроется.
Людка села на диван и тихо и плаксиво простонала:
– Юра! Откуда ты?
– От верблюда, попа! От горбатого, – неожиданно бодро ответил ей Савелкин.
Похоже, Юрка обратился к своей подружке в привычной для него доброжелательной манере, отчего Людка радостно заулыбалась.
– Ну и что ты здесь лыбишься-то, жопа? Давай быстрее признавайся, куда деньги дела! Видишь, сколько народу приехало. Важного народа, жопа, важного, – на последних словах Савелкин сделал особый акцент.
Меня и Седого несколько смутило подобное весьма оригинальное обращение к даме своего сердца, хотя и подозреваемой в краже крупной суммы денег у своего возлюбленного. Я подумал, что пора вмешаться. Но было уже поздно, так как Людка ни с того ни с сего завелась и, вскочив на ноги, во всю глотку стала орать на Савелкина:
– Какие, на хрен, деньги! Ты меня затрахал своими деньгами! Я тебе сто раз повторила, что до твоего сундука даже не дотрагивалась! Он мне сто лет не нужен, я даже не знала, что в нем находится! Если ты мне, свинья навозная, не доверяешь, то тащил бы свой «дипломат» в ванную и плескался бы с ним в обнимку... Стану я мараться на воровстве! Я честная женщина!
Последняя фраза была произнесена с таким блеском в глазах и праведным негодованием в голосе, что внутренне я ей почти поверил.
– Минуточку, минуточку! – вмешался я. – Давайте не будем кричать, сядем и не спеша обо всем поговорим.
– Не хрен мне с вами, козлами, говорить! Мне на работу пора!
– А обзываться не стоит! – заметил Седой. – Мы снимем с «дипломата» отпечатки пальцев, и если ваши пальчики там есть, то вы получите по заслугам. Статья уголовного кодекса за хищение в особо крупных размерах предполагает наказание в виде лишения свободы на срок от пяти до десяти лет.
– Да пошел ты со своими пальчиками! Снимай их хоть со своей жопы! – разошлась не на шутку Людка. – Я вам еще раз говорю – я до портфеля даже не дотрагивалась! Я до сих пор не знаю, сколько там денег было.
Решимость Людки еще больше меня смутила. Вряд ли эта мартышка так могла играть. Похоже все-таки, что она говорит правду и ее пальчиков на Юркином «дипломате» быть не должно. Ну, не в перчатках же она работала!
Я спросил:
– Что значит: взять с собой «дипломат» в ванную? Он что, купался?
– А что – нельзя? – ответил Савелкин. – Я перед поездкой решил купнуться.
– Да он каждый день купается! По два часа в ванной сидит, песни там горланит, музыку слушает, журнальчики с голыми бабами разглядывает, – понесла Людка. – Чистюля недоношенный!
– А что, это плохо? – обиделся Юрка. – Ты на себя посмотри, жопа грязная! Ты в квартире раз в год убираешься.
– Если тебе не нравится, вали отсюда на хрен! – заявила Людка.
– И свалю, – совсем обиделся Савелкин.
– И вали! Другие придут...
В последнее утверждение Людки, намекающее, несомненно, на то, что «другие придут, сменив уют на непомерный труд», нельзя было не поверить. Но меня в данном случае волновало другое – странные поведенческие реакции Людки. Поначалу она была чем-то напугана, как будто ей действительно было что скрывать, но когда речь заходила о конкретном, то есть о ворованных деньгах, она вела себя уверенно и независимо, искренне негодуя от предъявленных ей обвинений. В чем тут заключался секрет, я пока понять не мог. И, как показали последующие события, на это у меня уже не было времени. В дверь кто-то позвонил.
– Кого еще черт несет?! – гневно произнесла Людка и пошла открывать.
Через несколько секунд из коридора раздался ее сдавленный крик. Мы все повернули головы и с ужасом увидели, как в комнату вламываются четверо здоровенных детин во главе с парнем в джинсовой куртке, с которым мы имели честь познакомиться еще в доме у деда Карцева. Один из верзил, зажав Людке рот рукой и бесцеремонно ее лапая, втащил хозяйку за собой в комнату.
– Ну что, волки позорные! Вот мы с вами и встретились, – сказал «джинсовый мальчик».
Оценив тон, которым он это произнес, я понял, что на сей раз все будет гораздо серьезнее, и словесными разборками дело не ограничится. Похоже, бандиты были крайне раздражены и вели себя очень агрессивно. Я подумал о том, что лучшим выходом для нас было бы попробовать бежать. Посмотрев на Седого, я понял, что такая же мысль пришла в голову и ему. И, собрав в кулак все остатки мужества, я вместе с Борисовым пошел в атаку.
Седой, схватив стоящий рядом с ним стул, запустил им в бандитов, затем подбежал к одному из них, который был на голову его выше, и ухватился за уши гоблина. После чего подпрыгнул и со всего маха врезался лбом в лицо противника. Тот издал гортанный звук, напоминавший вопль сексуально озабоченного ишака, который Седой заглушил, поместив колено между ног бандита, и оттолкнул поверженного противника в сторону второго нападающего. Оба гоблина, столкнувшись, упали, а Седой попытался воспользоваться образовавшимся коридором и, рванув к входной двери, исчез в прихожей. Но бедняге не повезло. Спустя несколько секунд он со сдавленным воплем влетел обратно, а затем показалась нога, которая и возвратила его к нам. Из прихожей вышел пятый гоблин, который, видимо, оставался в прихожей, на всякий случай. В руках у него была резиновая дубинка.
В этот момент на меня кинулся мой давний обидчик в джинсовой куртке, желая на этот раз по-настоящему расправиться со мной. Я ограничился тем, что просто поставил стоящий рядом со мной стул впереди себя. Предводитель гоблинов не ожидал такого простого маневра и, споткнувшись о стул, потерял равновесие и растянулся передо мной на животе.
В этот момент я увидел, что бандит с резиновой дубинкой, подбежал к подымающемуся с пола Седому и приготовился со всего маха нанести ему удар. Я, оглядевшись вокруг, схватил стоящую на столе вазу для цветов, кинулся на выручку Борисову, сильно наступив по пути на лежащую на полу «джинсовую куртку». И все же я не успел – когда я подскочил к бандиту и размахнулся хрустальной вазой, тот уже угостил Седого резиновой дубиной по голове. Борисов, слегка крякнув, снова опустился на пол и затих, явно давая этим понять, что некоторый период времени он будет вне игры.
Единственное, что мне оставалось делать, это нанести удар возмездия, обрушив тяжелый хрусталь на голову бандюги. Последний удивленно ойкнул и, выпустив дубинку из рук, медленно рухнул рядом с Седым. «Вот так: кто к нам с дубиной придет, вазой от нас получит!» – уже был готов произнести я, как тут сзади на моем затылке что-то весьма болезненно треснуло и хрустнуло. Я повернулся и увидел стоящую передо мной «джинсовую куртку», которая радостно держала в руках обломки стула.
– Да, парень, ты попал! – Ничего больше не оставалось мне сказать, чувствуя, как туманная пелена начинает заполнять мое сознание.
Я прощальным грустным взглядом оглядел поле боя: в дальнем углу один из бандитов активно обрабатывал Карцева и Савелкина, ухватив каждого из них за шкирки и ритмично соприкасал их друг с другом. От нескольких подобных соприкосновений Карцев и Савелкин обмякли и почти висели на руках бандита. Со стороны все это напоминало действие оркестранта в похоронном оркестре, только вместо медных тарелок выступали горе-бизнесмены.
И уже медленно оседая на пол, я заметил, как верзила, которому была поручена нейтрализация Людки, разложил последнюю на диване и, засунув ей в рот какую-то тряпку, вязал руки.
Очнулся я оттого, что кто-то хлестал меня по голове и лицу чем-то влажным, холодным, тяжелым и вязким. Медленно открыв глаза, я увидел перед собой старого «приятеля» в джинсовой куртке, который охаживал меня мокрой половой тряпкой. Заметив, что я открыл глаза, он бросил тряпку и сказал:
– Ну вот, и толстый очухался.
– Я попросил бы... – начал я, но тут же замолк, так как острая головная боль пронзила мой затылок.
По инерции я хотел дотронуться до больного места рукой, но обнаружил, что руки мои связаны, а сам я сижу, прислоненный к стене рядом с диваном, на котором валялась Людка с кляпом во рту. Я огляделся. Карцев с Савелкиным сидели рядом друг с другом у противоположной стены. Недалеко от них сидел Борисов. Рядом же с ним сидел, приложив к голове мокрый носовой платок, один из визитеров, тот самый, о голову которого я разбил хрустальную вазу.
К моему обидчику в джинсовой куртке подошел один из верзил и сказал:
– Ну что, Хрящ? Все готово, всех повязали и пасть всем заткнули.
Хрящ оглядел собравшихся и, о чем-то подумав, медленно произнес подошедшему к нему бандиту:
– Ладно, иди зови его. Только аккуратно, чтобы не светиться.
Парень кивнул головой и пошел к выходу.
Хрящ еще раз оглядел всех нас и уже с ехидной улыбкой сказал:
– Ну что, паскуды? Сейчас мы за вас круто возьмемся.
Оставалось лишь догадываться, что он имеет в виду конкретно.
Через три минуты в дверь условно позвонили, и в комнату в сопровождении знакомого нам верзилы вошел невысокий молодой мужчина. Он был одет в светлый летний костюм и темную шелковую рубашку с воротником-стоечкой. Ботинки, как у всякого уважающего себя пахана, у него были темные, лакированные, с заостренными носиками. Он оглядел пленников злым взглядом черных горящих глаз, нервно двинул острым носом и, повернувшись к Хрящу, спросил:
– Еще не приступали?
– Нет еще, только утихомирили их, – ответил подручный.
– Быстрее, Хрящ, быстрее беритесь за дело, времени у нас с гулькин хвост!
– Не волнуйся, Емельян, все будет нормально. Этих козлов мы расколем без проблем, – он кивнул в сторону Савелкина и Карцева. – Я, правда, не понял, что нам делать с этими двумя?
– Какими? – спросил Емельян.
– С толстым и седым. Они нас достали уже.
– Выясните, что они хотят.
– Они поют, что эти двое дураков тоже им должны.
– Мне по хрену, кому они еще должны! – взвился Емельян и тут же устремился к Савелкину и Карцеву.
Он вынул из их ртов остатки разорванной наволочки и сказал:
– Что, пидоры? Сейчас скажете, куда деньги дели?
Савелкин первым вступил в диалог с бандитом плаксивым голосом:
– Нет у меня их, Емельян! Сперли их, сам не знаю кто... Я же объяснял все тебе по телефону...
– Ты мне уши не засирай! – резко, почти визгливо прервал его Емельян. – Я твою ботву жевать не буду! Эти басни можешь своей мамочке рассказывать. Ты меня, сучара, так подставил, что мало не покажется! Я с тобой по полной катушке разберусь!
– Емельян, клянусь, не брал, – повторил Савелкин.
Глава рэкетиров поднялся с корточек и подошел к Хрящу:
– Приступай, и чтобы все было тихо. Информируй меня каждые полчаса. И быстрее, быстрее! – снова раздраженно проговорил он. – Сам знаешь, что с нами будет...
Хрящ понимающе кивнул и сказал:
– Не ссы, Емельян, мы их сейчас так в оборот возьмем, что они даже то, что не знают, расскажут.
Емельян надел темные очки и быстро пошел к выходу из квартиры.
– А что с этими-то делать? – крикнул вдогонку ему Хрящ, указывая на нас.
– Что хотите! – бросил Емельян. – Но сначала бабки...
– Заметано, – ответил Хрящ и повернулся к нам.
– Так, сундуки, – произнес он, радостно потирая свои руки, словно молодой инквизитор, сошедший с корабля на землю инков. – Ща мы из вас вытрясем все, что нам надо.
Я набрался смелости и произнес:
– Минуточку, позвольте мне высказаться. Дело не так просто, как вам кажется. Я вам как врач говорю.
– Ты все, толстый губошлеп, не уймешься никак, – с улыбкой хищника посмотрел на меня Хрящ. – Ну погоди, дойдет и до тебя очередь.
В другой ситуации я бы обиделся, но сейчас мне было не до этого.
– Я просто хочу тебя предупредить, что ты будешь заниматься сейчас бестолковым делом, к тому же совершенно негуманным, – продолжил я.
– Что ты хочешь сказать, меня не гребет! – отрезал Хрящ. – Я хочу, чтобы ты умолк.
После этого он нагнулся и, подняв с пола здоровенную мокрую половую тряпку, подошел ко мне.
– Что? Что? Что ты собираешься делать? Ты что, оху...?
Договорить мне не дали, так как Хрящ стал интенсивно засовывать тряпку мне в рот. После того, как я уже не мог пошевелить языком, он аккуратно пристроил торчащий ее конец у меня на груди, как будто поправлял галстук и, похлопав меня по щеке, сказал:
– Ну вот, пупсик, теперь ты мне нравишься больше.
После этого он подошел к Людке и, вынув из ее рта кляп, тихо спросил:
– Паяльники и утюги дома есть?
Та в ужасе молчала. Тогда Хрящ со всего размаха влепил ей сначала одну, затем другую здоровенные пощечины. Людка хотела закричать, но Хрящ сдавил ей горло, и она всего лишь захрипела.
– Я тебя еще раз спрашиваю, – вкрадчивым голосом произнес Хрящ, – паяльники и утюги дома есть?
Людка закивала головой.
– Где? – ослабив ей горло, спросил бандит.
– В кладовой, – прохрипела она.
Он посмотрел на одного из своих подручных, и тот быстро отправился на поиски инструментов. Явившись через пять минут, он держал в одной руке паяльник, в другой – электрический утюг. Хрящ принял у него из рук два предмета и, поигрывая ими, спросил у Карцева и Савелкина:
– Ну что, кому паяльник, кому утюг?
Те что-то неопределенно промычали. Глаза обоих расширились. Хрящ остановил наконец взгляд на Савелкине и сказал:
– Паяльник в жопу будем пихать тебе. Ты больше на педрилу похож.
Савелкин что есть мочи замахал головой. Это не произвело на Хряща никакого впечатления, и он сказал:
– Похож, похож...
Савелкин снова интенсивно замычал.
– А! – издевался Хрящ. – Ты что-то сказать хочешь?
Савелкин активно утвердительно закивал.
– Ну, так бы и сказал, а то все молчишь и молчишь, – произнес Хрящ и вынул наволочку изо рта Савелкина.
– Хрящ, клянусь, я тебе все расскажу!
– Ну вот, это другое дело, – радостно воскликнул Хрящ.
Он поставил рядом с Савелкиным стул и уселся на нем, приготовившись слушать.
– Ты мне сразу скажи, где деньги! – сказал он, предваряя монолог Савелкина.
– Хрящ, ты пойми, – затараторил Юрка, – я же себе не враг. Зачем мне эта херня с паяльниками и утюгами? Я взял деньги у Славки, потом зашел к тебе и взял деньги у Емельяна. Потом я приехал сюда, а когда залез в портфель, обнаружил, что они исчезли.
Хрящ громко заржал:
– Ну, Людмила, я вас вчера предупреждал, что когда мы найдем Савелкина, все вскроется.
Людка села на диван и тихо и плаксиво простонала:
– Юра! Откуда ты?
– От верблюда, попа! От горбатого, – неожиданно бодро ответил ей Савелкин.
Похоже, Юрка обратился к своей подружке в привычной для него доброжелательной манере, отчего Людка радостно заулыбалась.
– Ну и что ты здесь лыбишься-то, жопа? Давай быстрее признавайся, куда деньги дела! Видишь, сколько народу приехало. Важного народа, жопа, важного, – на последних словах Савелкин сделал особый акцент.
Меня и Седого несколько смутило подобное весьма оригинальное обращение к даме своего сердца, хотя и подозреваемой в краже крупной суммы денег у своего возлюбленного. Я подумал, что пора вмешаться. Но было уже поздно, так как Людка ни с того ни с сего завелась и, вскочив на ноги, во всю глотку стала орать на Савелкина:
– Какие, на хрен, деньги! Ты меня затрахал своими деньгами! Я тебе сто раз повторила, что до твоего сундука даже не дотрагивалась! Он мне сто лет не нужен, я даже не знала, что в нем находится! Если ты мне, свинья навозная, не доверяешь, то тащил бы свой «дипломат» в ванную и плескался бы с ним в обнимку... Стану я мараться на воровстве! Я честная женщина!
Последняя фраза была произнесена с таким блеском в глазах и праведным негодованием в голосе, что внутренне я ей почти поверил.
– Минуточку, минуточку! – вмешался я. – Давайте не будем кричать, сядем и не спеша обо всем поговорим.
– Не хрен мне с вами, козлами, говорить! Мне на работу пора!
– А обзываться не стоит! – заметил Седой. – Мы снимем с «дипломата» отпечатки пальцев, и если ваши пальчики там есть, то вы получите по заслугам. Статья уголовного кодекса за хищение в особо крупных размерах предполагает наказание в виде лишения свободы на срок от пяти до десяти лет.
– Да пошел ты со своими пальчиками! Снимай их хоть со своей жопы! – разошлась не на шутку Людка. – Я вам еще раз говорю – я до портфеля даже не дотрагивалась! Я до сих пор не знаю, сколько там денег было.
Решимость Людки еще больше меня смутила. Вряд ли эта мартышка так могла играть. Похоже все-таки, что она говорит правду и ее пальчиков на Юркином «дипломате» быть не должно. Ну, не в перчатках же она работала!
Я спросил:
– Что значит: взять с собой «дипломат» в ванную? Он что, купался?
– А что – нельзя? – ответил Савелкин. – Я перед поездкой решил купнуться.
– Да он каждый день купается! По два часа в ванной сидит, песни там горланит, музыку слушает, журнальчики с голыми бабами разглядывает, – понесла Людка. – Чистюля недоношенный!
– А что, это плохо? – обиделся Юрка. – Ты на себя посмотри, жопа грязная! Ты в квартире раз в год убираешься.
– Если тебе не нравится, вали отсюда на хрен! – заявила Людка.
– И свалю, – совсем обиделся Савелкин.
– И вали! Другие придут...
В последнее утверждение Людки, намекающее, несомненно, на то, что «другие придут, сменив уют на непомерный труд», нельзя было не поверить. Но меня в данном случае волновало другое – странные поведенческие реакции Людки. Поначалу она была чем-то напугана, как будто ей действительно было что скрывать, но когда речь заходила о конкретном, то есть о ворованных деньгах, она вела себя уверенно и независимо, искренне негодуя от предъявленных ей обвинений. В чем тут заключался секрет, я пока понять не мог. И, как показали последующие события, на это у меня уже не было времени. В дверь кто-то позвонил.
– Кого еще черт несет?! – гневно произнесла Людка и пошла открывать.
Через несколько секунд из коридора раздался ее сдавленный крик. Мы все повернули головы и с ужасом увидели, как в комнату вламываются четверо здоровенных детин во главе с парнем в джинсовой куртке, с которым мы имели честь познакомиться еще в доме у деда Карцева. Один из верзил, зажав Людке рот рукой и бесцеремонно ее лапая, втащил хозяйку за собой в комнату.
– Ну что, волки позорные! Вот мы с вами и встретились, – сказал «джинсовый мальчик».
Оценив тон, которым он это произнес, я понял, что на сей раз все будет гораздо серьезнее, и словесными разборками дело не ограничится. Похоже, бандиты были крайне раздражены и вели себя очень агрессивно. Я подумал о том, что лучшим выходом для нас было бы попробовать бежать. Посмотрев на Седого, я понял, что такая же мысль пришла в голову и ему. И, собрав в кулак все остатки мужества, я вместе с Борисовым пошел в атаку.
Седой, схватив стоящий рядом с ним стул, запустил им в бандитов, затем подбежал к одному из них, который был на голову его выше, и ухватился за уши гоблина. После чего подпрыгнул и со всего маха врезался лбом в лицо противника. Тот издал гортанный звук, напоминавший вопль сексуально озабоченного ишака, который Седой заглушил, поместив колено между ног бандита, и оттолкнул поверженного противника в сторону второго нападающего. Оба гоблина, столкнувшись, упали, а Седой попытался воспользоваться образовавшимся коридором и, рванув к входной двери, исчез в прихожей. Но бедняге не повезло. Спустя несколько секунд он со сдавленным воплем влетел обратно, а затем показалась нога, которая и возвратила его к нам. Из прихожей вышел пятый гоблин, который, видимо, оставался в прихожей, на всякий случай. В руках у него была резиновая дубинка.
В этот момент на меня кинулся мой давний обидчик в джинсовой куртке, желая на этот раз по-настоящему расправиться со мной. Я ограничился тем, что просто поставил стоящий рядом со мной стул впереди себя. Предводитель гоблинов не ожидал такого простого маневра и, споткнувшись о стул, потерял равновесие и растянулся передо мной на животе.
В этот момент я увидел, что бандит с резиновой дубинкой, подбежал к подымающемуся с пола Седому и приготовился со всего маха нанести ему удар. Я, оглядевшись вокруг, схватил стоящую на столе вазу для цветов, кинулся на выручку Борисову, сильно наступив по пути на лежащую на полу «джинсовую куртку». И все же я не успел – когда я подскочил к бандиту и размахнулся хрустальной вазой, тот уже угостил Седого резиновой дубиной по голове. Борисов, слегка крякнув, снова опустился на пол и затих, явно давая этим понять, что некоторый период времени он будет вне игры.
Единственное, что мне оставалось делать, это нанести удар возмездия, обрушив тяжелый хрусталь на голову бандюги. Последний удивленно ойкнул и, выпустив дубинку из рук, медленно рухнул рядом с Седым. «Вот так: кто к нам с дубиной придет, вазой от нас получит!» – уже был готов произнести я, как тут сзади на моем затылке что-то весьма болезненно треснуло и хрустнуло. Я повернулся и увидел стоящую передо мной «джинсовую куртку», которая радостно держала в руках обломки стула.
– Да, парень, ты попал! – Ничего больше не оставалось мне сказать, чувствуя, как туманная пелена начинает заполнять мое сознание.
Я прощальным грустным взглядом оглядел поле боя: в дальнем углу один из бандитов активно обрабатывал Карцева и Савелкина, ухватив каждого из них за шкирки и ритмично соприкасал их друг с другом. От нескольких подобных соприкосновений Карцев и Савелкин обмякли и почти висели на руках бандита. Со стороны все это напоминало действие оркестранта в похоронном оркестре, только вместо медных тарелок выступали горе-бизнесмены.
И уже медленно оседая на пол, я заметил, как верзила, которому была поручена нейтрализация Людки, разложил последнюю на диване и, засунув ей в рот какую-то тряпку, вязал руки.
Очнулся я оттого, что кто-то хлестал меня по голове и лицу чем-то влажным, холодным, тяжелым и вязким. Медленно открыв глаза, я увидел перед собой старого «приятеля» в джинсовой куртке, который охаживал меня мокрой половой тряпкой. Заметив, что я открыл глаза, он бросил тряпку и сказал:
– Ну вот, и толстый очухался.
– Я попросил бы... – начал я, но тут же замолк, так как острая головная боль пронзила мой затылок.
По инерции я хотел дотронуться до больного места рукой, но обнаружил, что руки мои связаны, а сам я сижу, прислоненный к стене рядом с диваном, на котором валялась Людка с кляпом во рту. Я огляделся. Карцев с Савелкиным сидели рядом друг с другом у противоположной стены. Недалеко от них сидел Борисов. Рядом же с ним сидел, приложив к голове мокрый носовой платок, один из визитеров, тот самый, о голову которого я разбил хрустальную вазу.
К моему обидчику в джинсовой куртке подошел один из верзил и сказал:
– Ну что, Хрящ? Все готово, всех повязали и пасть всем заткнули.
Хрящ оглядел собравшихся и, о чем-то подумав, медленно произнес подошедшему к нему бандиту:
– Ладно, иди зови его. Только аккуратно, чтобы не светиться.
Парень кивнул головой и пошел к выходу.
Хрящ еще раз оглядел всех нас и уже с ехидной улыбкой сказал:
– Ну что, паскуды? Сейчас мы за вас круто возьмемся.
Оставалось лишь догадываться, что он имеет в виду конкретно.
Через три минуты в дверь условно позвонили, и в комнату в сопровождении знакомого нам верзилы вошел невысокий молодой мужчина. Он был одет в светлый летний костюм и темную шелковую рубашку с воротником-стоечкой. Ботинки, как у всякого уважающего себя пахана, у него были темные, лакированные, с заостренными носиками. Он оглядел пленников злым взглядом черных горящих глаз, нервно двинул острым носом и, повернувшись к Хрящу, спросил:
– Еще не приступали?
– Нет еще, только утихомирили их, – ответил подручный.
– Быстрее, Хрящ, быстрее беритесь за дело, времени у нас с гулькин хвост!
– Не волнуйся, Емельян, все будет нормально. Этих козлов мы расколем без проблем, – он кивнул в сторону Савелкина и Карцева. – Я, правда, не понял, что нам делать с этими двумя?
– Какими? – спросил Емельян.
– С толстым и седым. Они нас достали уже.
– Выясните, что они хотят.
– Они поют, что эти двое дураков тоже им должны.
– Мне по хрену, кому они еще должны! – взвился Емельян и тут же устремился к Савелкину и Карцеву.
Он вынул из их ртов остатки разорванной наволочки и сказал:
– Что, пидоры? Сейчас скажете, куда деньги дели?
Савелкин первым вступил в диалог с бандитом плаксивым голосом:
– Нет у меня их, Емельян! Сперли их, сам не знаю кто... Я же объяснял все тебе по телефону...
– Ты мне уши не засирай! – резко, почти визгливо прервал его Емельян. – Я твою ботву жевать не буду! Эти басни можешь своей мамочке рассказывать. Ты меня, сучара, так подставил, что мало не покажется! Я с тобой по полной катушке разберусь!
– Емельян, клянусь, не брал, – повторил Савелкин.
Глава рэкетиров поднялся с корточек и подошел к Хрящу:
– Приступай, и чтобы все было тихо. Информируй меня каждые полчаса. И быстрее, быстрее! – снова раздраженно проговорил он. – Сам знаешь, что с нами будет...
Хрящ понимающе кивнул и сказал:
– Не ссы, Емельян, мы их сейчас так в оборот возьмем, что они даже то, что не знают, расскажут.
Емельян надел темные очки и быстро пошел к выходу из квартиры.
– А что с этими-то делать? – крикнул вдогонку ему Хрящ, указывая на нас.
– Что хотите! – бросил Емельян. – Но сначала бабки...
– Заметано, – ответил Хрящ и повернулся к нам.
– Так, сундуки, – произнес он, радостно потирая свои руки, словно молодой инквизитор, сошедший с корабля на землю инков. – Ща мы из вас вытрясем все, что нам надо.
Я набрался смелости и произнес:
– Минуточку, позвольте мне высказаться. Дело не так просто, как вам кажется. Я вам как врач говорю.
– Ты все, толстый губошлеп, не уймешься никак, – с улыбкой хищника посмотрел на меня Хрящ. – Ну погоди, дойдет и до тебя очередь.
В другой ситуации я бы обиделся, но сейчас мне было не до этого.
– Я просто хочу тебя предупредить, что ты будешь заниматься сейчас бестолковым делом, к тому же совершенно негуманным, – продолжил я.
– Что ты хочешь сказать, меня не гребет! – отрезал Хрящ. – Я хочу, чтобы ты умолк.
После этого он нагнулся и, подняв с пола здоровенную мокрую половую тряпку, подошел ко мне.
– Что? Что? Что ты собираешься делать? Ты что, оху...?
Договорить мне не дали, так как Хрящ стал интенсивно засовывать тряпку мне в рот. После того, как я уже не мог пошевелить языком, он аккуратно пристроил торчащий ее конец у меня на груди, как будто поправлял галстук и, похлопав меня по щеке, сказал:
– Ну вот, пупсик, теперь ты мне нравишься больше.
После этого он подошел к Людке и, вынув из ее рта кляп, тихо спросил:
– Паяльники и утюги дома есть?
Та в ужасе молчала. Тогда Хрящ со всего размаха влепил ей сначала одну, затем другую здоровенные пощечины. Людка хотела закричать, но Хрящ сдавил ей горло, и она всего лишь захрипела.
– Я тебя еще раз спрашиваю, – вкрадчивым голосом произнес Хрящ, – паяльники и утюги дома есть?
Людка закивала головой.
– Где? – ослабив ей горло, спросил бандит.
– В кладовой, – прохрипела она.
Он посмотрел на одного из своих подручных, и тот быстро отправился на поиски инструментов. Явившись через пять минут, он держал в одной руке паяльник, в другой – электрический утюг. Хрящ принял у него из рук два предмета и, поигрывая ими, спросил у Карцева и Савелкина:
– Ну что, кому паяльник, кому утюг?
Те что-то неопределенно промычали. Глаза обоих расширились. Хрящ остановил наконец взгляд на Савелкине и сказал:
– Паяльник в жопу будем пихать тебе. Ты больше на педрилу похож.
Савелкин что есть мочи замахал головой. Это не произвело на Хряща никакого впечатления, и он сказал:
– Похож, похож...
Савелкин снова интенсивно замычал.
– А! – издевался Хрящ. – Ты что-то сказать хочешь?
Савелкин активно утвердительно закивал.
– Ну, так бы и сказал, а то все молчишь и молчишь, – произнес Хрящ и вынул наволочку изо рта Савелкина.
– Хрящ, клянусь, я тебе все расскажу!
– Ну вот, это другое дело, – радостно воскликнул Хрящ.
Он поставил рядом с Савелкиным стул и уселся на нем, приготовившись слушать.
– Ты мне сразу скажи, где деньги! – сказал он, предваряя монолог Савелкина.
– Хрящ, ты пойми, – затараторил Юрка, – я же себе не враг. Зачем мне эта херня с паяльниками и утюгами? Я взял деньги у Славки, потом зашел к тебе и взял деньги у Емельяна. Потом я приехал сюда, а когда залез в портфель, обнаружил, что они исчезли.
Хрящ громко заржал: