Медведев, сверкнув яростным взглядом, бросил:
– Были! Так... быстро обыскать контейнер! Живее, парни, живее!
Несколько человек вылетело из машины и бросилось к злополучному контейнеру, отчаянно перепугав продолжающего что-то бормотать про Рабле и Лесажа кандидата филологических наук. Контейнер был в мгновение ока выпотрошен и перевернут, и под ним...
Под ним все увидели отверстие открытого канализационного люка, черную дыру, уходившую туда, под асфальт, в промозглую тишину, пахнущую сыростью.
Отверстие примерно такого же диаметра было прорезано и в дне контейнера.
Увидев это, Медведев присел на корточки и взвыл от отчаяния беспомощным, полным ненависти матерным воем...
Он спокойно преодолел несколько десятков метров, отделяющих его от старенького «Москвича», залез в него и, проехав несколько кварталов, свернул в пустынный проулок.
Человек вылез из «Москвича» и, быстро сняв с себя одежду рабочего, забрал сумку и направился к стоящей под деревом «девятке» неопределенного цвета.
...И ни один человек не подумал бы, что в этой неказистой сумке, что вот так запросто болталась в руке мужчины, лежит миллион долларов.
Глава 8
Глава 9
– Были! Так... быстро обыскать контейнер! Живее, парни, живее!
Несколько человек вылетело из машины и бросилось к злополучному контейнеру, отчаянно перепугав продолжающего что-то бормотать про Рабле и Лесажа кандидата филологических наук. Контейнер был в мгновение ока выпотрошен и перевернут, и под ним...
Под ним все увидели отверстие открытого канализационного люка, черную дыру, уходившую туда, под асфальт, в промозглую тишину, пахнущую сыростью.
Отверстие примерно такого же диаметра было прорезано и в дне контейнера.
Увидев это, Медведев присел на корточки и взвыл от отчаяния беспомощным, полным ненависти матерным воем...
* * *
А в ту же самую минуту в трех кварталах от горпарка из канализационного люка вылез человек в одежде рабочего. В руках он держал сумку, в которой, по всей видимости, были инструменты.Он спокойно преодолел несколько десятков метров, отделяющих его от старенького «Москвича», залез в него и, проехав несколько кварталов, свернул в пустынный проулок.
Человек вылез из «Москвича» и, быстро сняв с себя одежду рабочего, забрал сумку и направился к стоящей под деревом «девятке» неопределенного цвета.
...И ни один человек не подумал бы, что в этой неказистой сумке, что вот так запросто болталась в руке мужчины, лежит миллион долларов.
Глава 8
Шекспировские страсти в пляжном домике
– Итак, одурачили с простотой, которая пахнет гениальностью, – подытожил багрово-красный Котов.
– И канализацией, – вероятно, с претензией на юмор добавила Анжела.
Филипп Григорьевич буквально впился в нее злобным взглядом, но она положила свою тонкую холеную руку на его жирную складчатую шею, по которой лились потоки пота, и проговорила:
– Ничего... по крайней мере, он получил деньги и теперь вернет Лену.
– Да?! А если нет? Но каков... каков... – Кашалот пыхтел, прямо как его гигантский тезка из океана, – каков ублюдок? Поимел всех... ФСБ... ОБНОН... моих всех... каков, а... Медведев?
Стоявший в стороне начальник охраны только горестно покачал головой и тяжело вздохнул.
– Как, по-твоему, он это сделал, а, Медведев?
– А тут все очевидно...
– К сожалению, очевидность эта выкристаллизовалась слишком поздно, – ядовито заметила Анжела.
– По всей видимости, хорошо подготовился заранее, – продолжал Александр, не обращая на реплику супруги босса ни малейшего внимания. – Переставил контейнер, прорезал в нем дырку. Сам пробрался через другой люк под контейнер и ждал, пока мы опустим туда портфель.
– А как он узнал, что мы что-то туда опустили и что это именно портфель?
– Элементарно. Тут может быть микровидеокамера... да мало ли способов. Главное, что проделать все это мог только человек, чей уровень профессионализма чрезвычайно высок. Даже и не знаю, кто бы это мог быть. В нашем городе специалисты такого класса наперечет. И почти все они уже работают у нас, Филипп Григорьевич.
– Иногородний?
– Думаю, да..
Котов открыл было рот, желая что-то сказать, но в этот момент зазвонил телефон. Не домашний, а личный мобильник Кашалота, чей номер знали немногие...
– Это он?
– Возможно, – сказал Александр. – Ответьте ему, Филипп Григорьевич.
Котов поднес трубку к уху и, нажав кнопку, произнес:
– Я слушаю.
– Филипп Григорьевич? Это снова я. Надо сказать, что вы выполнили свое обязательство с приятной точностью и аккуратностью. И вся сумма полностью. Так что, я полагаю, уже сегодня вечером вы сможете увидеть свою дочь.
– Я хочу слышать ее.
– Сожалею, но здесь ее нет.
– Ты пожалеешь обо всем, что сделал и сказал, – медленно выговорил Кашалот.
В трубке возник короткий иронический смешок, а потом ничуть не изменившийся голос отозвался:
– Не надо портить такой хороший вечер, Филипп Григорьевич. Вы так исправно выполнили свою часть нашего договора. Будьте уверены, что я точно так же выполню и свою.
– А бомжа зачем впутал? Вот этого... длинного, плешивого?
– Какого? – удивленно откликнулся абонент. – Я не знаком ни с какими длинными плешивыми бомжами.
– Который свалился в контейнер и схватил портфель, набитый тобою газетами!
– Я никого не просил ни о каком содействии. Если вы схватили кого-то длинного и плешивого, советую вам его не пускать в расход. Он ни при чем. Вероятно, просто увидел дорогую вещь... Ведь, если не ошибаюсь, портфель, в который вы положили деньги, стоит не меньше двухсот долларов... Ну, и решил ее взять себе и продать. Вполне нормально и естественно. А то, что он вам при этом спутал карты, – не беда. Все равно все козыри были у меня. Так что отпустите мужика – ему и так, вероятно, несладко живется. Всего хорошего, Филипп Григорьевич.
Котов положил трубку и, выругавшись, вопросительно посмотрел на начальника своей охраны и спросил:
– Что там с этим бомжом, которого задержали?
Медведев молча провел ребром ладони по своему горлу.
– Что так? – осведомился шеф.
– Ребята устроили меленький допрос с пристрастием. Ну... и...
– ...живого места не оставили на мужике твои живодеры, Медведев, – уверенно закончила Анжела.
– Ну, в общем, да, – неопределенно подытожил тот. – Да, Филипп Григорьевич, – он повернулся к Котову, – только что мне сообщили, что обнаружен угнанный сегодня же «Москвич», в салоне которого нашли одежду рабочего-ремонтника. Канализацию, трубы чинит, понимаете, нет?
– Канализацию? – взревел Котов. – Так, значит, этот мудак...
– Этот мудак угнал машину, на ней доехал до места, залез в люк, забрал деньги, сел на угнанную машину, а потом, очевидно, пересел на свою собственную, которую он оставил в каком-нибудь укромном дворе.
– А зачем такие сложности? – напряженно спросила Анжела.
– А затем, чтобы обрубить «хвост». Так выйти на след этого парня куда сложнее, чем если бы он рассекал только на одной машине, – пояснил главный телохранитель.
– Какой грамотей... – процедил сквозь зубы Котов, а потом вдруг вздрогнул всей своей монументальной тушей и выговорил: – А Лена... она же его видела... слышала... свидетельница. Как же он ее отпустит? Она же наведет...
– Никого она не наведет, – мягко прервал его Медведев, словно недоумевая, как можно говорить такие нелепости. Только тревога за судьбу дочери могла извинять Филиппа Григорьевича. – Он может почистить ей память. Какой-нибудь препарат, начисто вырубающий воспоминания за определенный период времени. Это довольно распространенное явление.
Котов поднялся, тяжело дыша, а потом вдруг схватил со стола трубку телефона и, размахнувшись, остервенело швырнул в Медведева.
Тот легко уклонился, продемонстрировав прекрасно оттренированную реакцию, а багровый Кашалот разразился скомканными пыхтящими ругательствами:
– Да ты... ты ваще сечешь, бля, что тут мне гонишь? «Довольно распространенное явление...» Это же моя дочь! Слышишь, долбозвон? Моя, Филиппа Котова!!!
Медведев спокойно дослушал до конца эту экспансивную тираду, а потом коротко произнес:
– Я думаю, все будет хорошо.
Но Лена должна быть здесь...
Алиса не могла не поехать. Потому что знала: на этой даче наедине с юной, красивой и порочной женщиной – куда более юной, чем она, Алиса, красивой более ярко и вызывающе и уж точно более порочной! – наедине с Леной Котовой оставался Он.
Мужчина, который был ее, Алисы, судьбой. Человек, который был ее единственным мужем и – как стало ясно теперь! – единственным любимым.
Тот, кого она помиловала даже после того, как узнала, что он – убийца ее родителей, бывший киллер спецслужб.
Она вышла из своего «Хендэй соната» и медленно направилась по песчаной тропинке к калитке, за которой виднелся небольшой грязно-голубой гараж.
Да, это та самая дача.
Алиса вошла в дом и поднялась на второй этаж. Никого. Молодая женщина за минуту обошла всю небольшую дачу и поняла, что Лена и Влодек здесь. То есть они были здесь, а сейчас... сейчас Влодек забирает то, ради чего затеяно все это дело, а Лена...
А где Лена?
Смоленцева вышла из дачи и медленно пошла к пляжу.
...Она не чувствовала, как ей в спину упирается пронизывающий, любопытствующий и опасный взгляд.
В отличие от Владимира Свиридова, Алиса так и не научилась чувствовать разлитую в воздухе опасность.
Каким-то шестым чувством, которое сигнализирует об опасности куда быстрее, чем зрение, слух, осязание и обоняние.
...Алиса медленно шла к песчаному пляжу. Дул тихий ветер, и его теплые руки гладили ее волосы, щекотали лоб и щеки, и казалось, что это нежный и любящий человек запускает пальцы в пряди Алисиных волос и ласкает кожу...
Смоленцева прошла пляж наискосок и вышла к домику, в котором раньше, вероятно, располагалась база работников пляжа. Сейчас пляж не функционировал, и домик пустовал.
Или не пустовал?..
Алиса медленно подошла к домику и внятно различила глухие хлопки. Словно удары по волейбольному мячу. Она медленно потянула на себя дверь и в тот же момент поняла, что эти хлопки – звуки выстрелов из пневматического пистолета или – из ствола с глушителем.
Алису неумолимо потянуло внутрь. Она прекрасно понимала, что нет никакой необходимости смотреть, кто там... более того, она и без того догадывалась, чья рука нажимает курок. Но тем не менее какая-то непреодолимая сила потянула ее внутрь пляжного домика...
И она увидела.
...Посреди комнаты стояла девушка с небольшим пистолетом, оборудованным глушителем, в руках и сажала пулю за пулей в щит, прислоненный к стене.
Алиса широко раскрыла глаза.
...Целью девушки служил фотопортрет Владимира Свиридова. Причем выполнено было изображение в цвете и столь высококлассно, что с определенной точки мало чем отличалось от оригинала.
А девушка была Леной Котовой.
Она почувствовала Алису буквально спинным мозгом и, резко обернувшись, наставила на нее дуло пистолета.
– Ты кто такая, мать твою? – грубо спросила она, медленно приближаясь. – Отвечай, сука, а то шлепну, как последнюю тварь!
Ее бледное лицо с проступавшими там и сям красными пятнами, лихорадочно поблескивающие глаза, а главное, недвусмысленный аромат изо рта тотчас убедили Алису, что Лена изрядно пьяна.
Тут она узнала Алису и опустила пистолет.
– А-а... это ты, Алиска? Что... у моего папика не стоит, раз ты сюда срыгнула? Ну да... конечно. Ему сейчас явно не до трахов-перетрахов.
– Ты что здесь делаешь? – медленно проговорила Смоленцева.
– А ты что, сама не видишь? Стре... стреляю.
– Это я вижу. Но почему... почему в него?
– А вот хочу... в него. А что... не имею права? Или п-подстилки моего папаши мне уже пред... предъявы будут делать?
Зеленовато-серые глаза Алисы зловеще сузились и недобро сверкнули.
– Знаешь что, шалава, – холодно сказала она, – не думай, что если за тебя платят миллион долларов, то ты стоишь хотя бы тысячную часть этой суммы. Так что хватит мне тут жабиться... и немедленно сними со стены портрет моего мужа.
Лена широко распахнула глаза:
– Твоего му... мужа?
– Да, моего мужа. И если хочешь знать, – Алиса говорила со все возрастающей агрессивностью, – если хочешь знать, то поженились мы с ним еще в девяносто третьем году. Много лет назад.
Лена растянула пухлые губы в фальшивой пьяной улыбке и проговорила:
– Женаты, говоришь? Значит, женаты? – Пистолет в ее руке дрогнул и медленно пополз вверх – до тех пор, пока его дуло не дошло до уровня глаз Алисы. – А хочешь, я его сделаю вдовцом? Тем более что, как мне показалось, он не больно-то блюдет супружескую верность?
При этих словах Лены сердце Алисы сжалось.
Ее рука поползла по боку в поисках сумочки, в которой у Смоленцевой всегда лежал небольшой, очень удобный пистолет «беретта» – так называемой «дамской» модификации. Но сумочки не было... Она с ужасом вспомнила, что не взяла ее из машины.
И теперь – теперь только одному богу известно, что взбредет в голову пьяной девице.
– А что... это хорошая идея, – проговорила Котова, прищуривая один глаз и целясь в Алису, – сделаю Владимира вдовцом, а потом возьму его себе. Это будет моя дорогостоящая и опасная игрушка. Я не знаю, как ты его себе заграбастала... но так хорошо, как вчера вечером и сегодня ночью, мне не было никогда. Я давно присмотрела его себе, да и мачеха моя, эта похотливая сучка, которой неважно, под кого лечь, уже, по всей видимости, его тоже облюбовала. Ну, не похож он на официанта, да-м-м! – промурлыкала она. – Если бы ты видела, как он вчера одним ударом отправил в коматоз этого осла Витьку Доктора... красота! Меня чуть не скосячило от восторга. Подумала: вот этот мужик как раз для меня. А ты думаешь, я согласилась на это представление с бюджетом в «лимон» гринов только из-за баксов? Нее-ет! Хоть он и сказал, что мне больше пристало бы играть в дочки-мачехи... Но утром он уже так не говорил! И не пучь на меня свои жабьи глазки... Я это сделала не только из-за Свиридова, а еще и ради остроты ощущений. Да! Ему тоже... ему тоже со мной понравилось больше, чем с тобой... ведь когда вы срыгнули тогда из «Лисса», наверняка ты повезла его к себе устроить отвязную «пилораму»... перепихнуться, проще говоря. Надо же исполнять... исполнять супружеский долг раз в десять лет. Во-о-от... – протянула Лена, медленно приближаясь к словно окаменевшей Алисе и постепенно вдавливая палец в курок:
– Никогда не чувствовала себя этаким живописным дуршлагом?
Алиса вытянула вперед руку и быстро проговорила:
– Опусти пистолет... ты пьяна.
– Я пьяна? – хихикнула Лена. – Я пь... да, я пьяна! Ну и что? А кто мне запрещает на... нажраться? М-милиция в лице наряда ППС? Гаагская конвенция? Указ пере...зидента Российской П-педерации?
– Никто тебе не запрещает нажраться, – стараясь говорить спокойно – хотя внутри все бушевало и клокотало, – сказала Алиса. – Только не надо тыкать в меня «пушкой». Ни к чему хорошему это не приведет. Или ты думаешь, что Владимир Свиридов будет в диком восторге, если ты представишь ему, как сама выразилась, живописный дуршлаг... из Алисы Смоленцевой?
– Да-а? А вот мы и проверим! – заорала Лена... и сухо щелкнули два выстрела. Щелкнули почти синхронно...
Алиса попятилась, чувствуя, как что-то грубо рвануло плечо, как мертвящая белая пелена легла на лицо и руки... Она поднесла руку к плечу и груди – и со странным, губительным равнодушием увидела, что пальцы тут же обильно окрасились кровью.
И тут же – сквозь дурнотный шлейф – продрался, прорезался крик Лены:
– А-а-а ты... ты что тут делаешь, сука-а-а?!!
Алису развернуло на сто восемьдесят градусов, ватные ноги заплелись, и она тяжело рухнула на пол.
Последнее, что она видела, это силуэт мужчины на пороге пляжного домика...
И еще – то, что она не могла и не успела увидеть.
Она не видела, как Лена Котова пошатнулась, как на ее груди, едва прикрытой полупрозрачной белой майкой, щедро проступило и набухло кроваво-красное пятно, оно росло и ширилось... а потом Лена, выронив пистолет, согнулась и мучительно закашлялась – изо рта во все стороны полетели сгустки крови. А на губах запузырилась кровавая пена... Девчонка вытерла ее ребром ладони и медленно выпрямилась.
Боже, как ей не хотелось умирать! Ведь это глупо, мерзко, противоестественно – умирать в неполные восемнадцать лет. И то, что она только что стреляла в другую молодую женщину, – это ничуть не уменьшало цену ее, Лены Котовой, жизни.
...Но организм был умнее своей хозяйки.... Организм понял, что уже пора умирать.
А маленькая юная женщина не хотела соглашаться с этим жестоким вердиктом, вынесенным ей ее же телом. Она стояла, шатаясь, прижав к груди окровавленные пальцы, и совсем по-детски кривила пухлые губы, видя, как кровь сочится сквозь эти тонкие пальцы и крупными каплями падает на грязный, наполовину затянутый тонким слоем песка пол пляжного домика.
И смотрела, смотрела на своего убийцу на пороге.
Потом ее губы чуть слышно прошептали его имя, и Лена упала – молча, страшно, как падает спиленное бензопилой молодое дерево...
Мосек сам толком не понимал, зачем ему это надо, но его изощренное журналистское чутье позволяло предполагать, что дело пахнет «жареными фактами».
Все последние события, развернувшиеся вокруг Смоленцевой, Свиридова и его, Маркина, должны были иметь роскошный финал.
Главное, чтобы без похоронного марша в его, Моська, честь.
С дачи Смоленцевой, где он чувствовал себя откровенно неуютно и все время ожидал визита кашалотовских громил, он сбежал, как только почувствовал, что вполне в состоянии ходить и управлять машиной.
До города он, однако, добрался на попутке, потому как его собственная машина – шестая модель «Жигулей» – стояла в гараже.
И уже в Калининграде узнал о том скандале, который разразился вокруг похищения дочери Кашалота.
Разумеется, он отправился в редакцию своей газеты, предварительно несколько подкорректировав внешность, и сдал наработанный материал по группировке Котова своему шефу. Тот скупо похвалил Маркина, а потом сказал, что если бы Мосек раскопал что-нибудь по похищению дочери Филиппа Григорьевича – то цены бы ему, Моську, не было.
Славик незамедлительно принял все это к сведению и отправился на промысел.
...Ему несказанно повезло – он наткнулся на прекрасно знакомый ему «Хендэй соната» Алисы Смоленцевой буквально на первом же перекрестке. И последовал за ней – скорее по наитию, чем по реальным соображениям раскопать что-либо интересное.
Мосек вслед за Алисой приехал за город.
На проселочной дороге он специально немного отстал, а потом, когда «Хендэй» уже был плохо виден в облаке пыли, увеличил скорость.
Тем не менее он нагнал машину Алисы только тогда, когда Смоленцева, бросив машину у какой-то невзрачной дачи, стоившей, вероятно, раз в десять дешевле ее иномарки, отправилась на пляж.
Мосек остановил свою машину в узком промежутке между двумя двухэтажными дачами и, оставшись незамеченным, последовал за Алисой.
Правда, ему не повезло: он так пристально следил за любовницей Кашалота, что не увидел канавы и свалился туда, пребольно ушибив ногу и в придачу врезавшись больным плечом, отчего незамедлительно потерял сознание от болевого шока.
...Очнулся он, по всей видимости, через несколько минут и громко простонал.
Смутно знакомый мужской голос неожиданно проговорил:
– Кто там еще?
– Это я... я... – заговорил было Маркин, но подумал, что называть, кто он такой, по меньшей мере неблагоразумно, да и совершенно необязательно. – Я в канаву... провалился тут...
Сверху донеслось удивленное восклицание, а потом недовольный голос спросил:
– А ты, болван, что тут делаешь? А?
Сильные руки вырвали Моська из канавы, как огородник выдирает из земли редиску, и встряхнули, отчего плечо и ногу многострадального борзописца пронзила острая, раздирающая боль.
– Ты чего сюда забрался?
Мосек забормотал что-то маловразумительное, но тут же осекся: в вытащившем его из канавы мужчине он узнал Владимира Свиридова.
– А ну пойдем, – сказал Владимир.
– Мне ходить... трудно.
– Пойдем! – рявкнул Свиридов. – Я тебе помог, теперь и ты мне поможешь.
Свиридов запрыгнул в машину Алисы и втолкнул туда Славика. Тот только пискнул.
На скорости, решительно недопустимой для наших дачных, с позволения сказать, дорог, Владимир проехал пару сотен метров и, вздымая тучи пыли и песка, резко притормозил у пляжного домика. Бедный Мосек не успел сориентироваться и прикусил язык.
– Пойдем, – угрюмо сказал ему Владимир. – Только не вздумай падать в обморок.
Мосек, который уже покрылся мелким потом от предчувствия чего-то недоброго... на полусогнутых засеменил за Свиридовым.
– Быстрее!!!
Мосек попытался ускорить шаг, но нога его подогнулась – не от трусости, нет, просто в нее снова остро вцепилась боль – и он тяжело свалился у самой стены пляжного домика.
Владимир уже не стал поднимать его, и потому Маркин, бормоча под нос отчаянные ругательства, буквально вполз в домик... и окаменел.
На полу в лужах крови лежали две женщины. Одна – в которой Мосек с ужасом узнал Алису Смоленцеву – подавала признаки жизни и пыталась даже привстать, но подскочивший Свиридов перетащил ее к стене и, одним движением сорвав с нее одежду до пояса, начал быстро и умело обрабатывать кровоточащую рану.
– Навылет, – пробормотал он.
– Ты лучше... ты лучше ее, Лену... Лену посмотри, Влодек...
– Сейчас... – хрипло проговорил Владимир. – Мосек, где ты, болван?! Мосек, мать твою! Возьми нашатырь и дай понюхать Лене! Когда я ее осмотрел, она вроде была жива! Да быстрее, ассел... не видишь... у меня тут врачебной практики невпроворот!
Мосек распахнул аптечку и бросился к лежащей на полу Лене.
– Котова? – запинаясь, медленно выговорил он, широко раскрыв глаза. – Здесь... о, господи! Значит, это ты ее... похитил.
И он поднес нашатырь к лицу Лены.
Первые несколько секунд не было никакого эффекта. А потом... потом лицо Лены дрогнуло, нос сморщился, и веко правого глаза поползло, открывая мутную полоску глазного яблока.
– Жива! – заорал Мосек. – Жива!!!
– Быстро обработай рану! – процедил сквозь зубы Владимир. – Э-э... дай лучше я сам! Иди бинтуй Алису!!!
– Я же тебя бинтовала, Мосек, – с жуткой улыбкой на цепенеющем бескровном лице проговорила Смоленцева. – Так что... долг платежом красен...
– И канализацией, – вероятно, с претензией на юмор добавила Анжела.
Филипп Григорьевич буквально впился в нее злобным взглядом, но она положила свою тонкую холеную руку на его жирную складчатую шею, по которой лились потоки пота, и проговорила:
– Ничего... по крайней мере, он получил деньги и теперь вернет Лену.
– Да?! А если нет? Но каков... каков... – Кашалот пыхтел, прямо как его гигантский тезка из океана, – каков ублюдок? Поимел всех... ФСБ... ОБНОН... моих всех... каков, а... Медведев?
Стоявший в стороне начальник охраны только горестно покачал головой и тяжело вздохнул.
– Как, по-твоему, он это сделал, а, Медведев?
– А тут все очевидно...
– К сожалению, очевидность эта выкристаллизовалась слишком поздно, – ядовито заметила Анжела.
– По всей видимости, хорошо подготовился заранее, – продолжал Александр, не обращая на реплику супруги босса ни малейшего внимания. – Переставил контейнер, прорезал в нем дырку. Сам пробрался через другой люк под контейнер и ждал, пока мы опустим туда портфель.
– А как он узнал, что мы что-то туда опустили и что это именно портфель?
– Элементарно. Тут может быть микровидеокамера... да мало ли способов. Главное, что проделать все это мог только человек, чей уровень профессионализма чрезвычайно высок. Даже и не знаю, кто бы это мог быть. В нашем городе специалисты такого класса наперечет. И почти все они уже работают у нас, Филипп Григорьевич.
– Иногородний?
– Думаю, да..
Котов открыл было рот, желая что-то сказать, но в этот момент зазвонил телефон. Не домашний, а личный мобильник Кашалота, чей номер знали немногие...
* * *
Котов нерешительно – немногие видели таким беспомощным и растерянным этого шумного, гневливого и короткого на расправу человека! – посмотрел сначала на жену, а потом на Медведева:– Это он?
– Возможно, – сказал Александр. – Ответьте ему, Филипп Григорьевич.
Котов поднес трубку к уху и, нажав кнопку, произнес:
– Я слушаю.
– Филипп Григорьевич? Это снова я. Надо сказать, что вы выполнили свое обязательство с приятной точностью и аккуратностью. И вся сумма полностью. Так что, я полагаю, уже сегодня вечером вы сможете увидеть свою дочь.
– Я хочу слышать ее.
– Сожалею, но здесь ее нет.
– Ты пожалеешь обо всем, что сделал и сказал, – медленно выговорил Кашалот.
В трубке возник короткий иронический смешок, а потом ничуть не изменившийся голос отозвался:
– Не надо портить такой хороший вечер, Филипп Григорьевич. Вы так исправно выполнили свою часть нашего договора. Будьте уверены, что я точно так же выполню и свою.
– А бомжа зачем впутал? Вот этого... длинного, плешивого?
– Какого? – удивленно откликнулся абонент. – Я не знаком ни с какими длинными плешивыми бомжами.
– Который свалился в контейнер и схватил портфель, набитый тобою газетами!
– Я никого не просил ни о каком содействии. Если вы схватили кого-то длинного и плешивого, советую вам его не пускать в расход. Он ни при чем. Вероятно, просто увидел дорогую вещь... Ведь, если не ошибаюсь, портфель, в который вы положили деньги, стоит не меньше двухсот долларов... Ну, и решил ее взять себе и продать. Вполне нормально и естественно. А то, что он вам при этом спутал карты, – не беда. Все равно все козыри были у меня. Так что отпустите мужика – ему и так, вероятно, несладко живется. Всего хорошего, Филипп Григорьевич.
Котов положил трубку и, выругавшись, вопросительно посмотрел на начальника своей охраны и спросил:
– Что там с этим бомжом, которого задержали?
Медведев молча провел ребром ладони по своему горлу.
– Что так? – осведомился шеф.
– Ребята устроили меленький допрос с пристрастием. Ну... и...
– ...живого места не оставили на мужике твои живодеры, Медведев, – уверенно закончила Анжела.
– Ну, в общем, да, – неопределенно подытожил тот. – Да, Филипп Григорьевич, – он повернулся к Котову, – только что мне сообщили, что обнаружен угнанный сегодня же «Москвич», в салоне которого нашли одежду рабочего-ремонтника. Канализацию, трубы чинит, понимаете, нет?
– Канализацию? – взревел Котов. – Так, значит, этот мудак...
– Этот мудак угнал машину, на ней доехал до места, залез в люк, забрал деньги, сел на угнанную машину, а потом, очевидно, пересел на свою собственную, которую он оставил в каком-нибудь укромном дворе.
– А зачем такие сложности? – напряженно спросила Анжела.
– А затем, чтобы обрубить «хвост». Так выйти на след этого парня куда сложнее, чем если бы он рассекал только на одной машине, – пояснил главный телохранитель.
– Какой грамотей... – процедил сквозь зубы Котов, а потом вдруг вздрогнул всей своей монументальной тушей и выговорил: – А Лена... она же его видела... слышала... свидетельница. Как же он ее отпустит? Она же наведет...
– Никого она не наведет, – мягко прервал его Медведев, словно недоумевая, как можно говорить такие нелепости. Только тревога за судьбу дочери могла извинять Филиппа Григорьевича. – Он может почистить ей память. Какой-нибудь препарат, начисто вырубающий воспоминания за определенный период времени. Это довольно распространенное явление.
Котов поднялся, тяжело дыша, а потом вдруг схватил со стола трубку телефона и, размахнувшись, остервенело швырнул в Медведева.
Тот легко уклонился, продемонстрировав прекрасно оттренированную реакцию, а багровый Кашалот разразился скомканными пыхтящими ругательствами:
– Да ты... ты ваще сечешь, бля, что тут мне гонишь? «Довольно распространенное явление...» Это же моя дочь! Слышишь, долбозвон? Моя, Филиппа Котова!!!
Медведев спокойно дослушал до конца эту экспансивную тираду, а потом коротко произнес:
– Я думаю, все будет хорошо.
* * *
Алиса Смоленцева подъехала к даче, где, по словам Владимира, должна была содержаться Лена Котова. Свиридова наверняка на даче нет – Кашалот сказал, что в шесть часов вечера он должен забирать деньги.Но Лена должна быть здесь...
Алиса не могла не поехать. Потому что знала: на этой даче наедине с юной, красивой и порочной женщиной – куда более юной, чем она, Алиса, красивой более ярко и вызывающе и уж точно более порочной! – наедине с Леной Котовой оставался Он.
Мужчина, который был ее, Алисы, судьбой. Человек, который был ее единственным мужем и – как стало ясно теперь! – единственным любимым.
Тот, кого она помиловала даже после того, как узнала, что он – убийца ее родителей, бывший киллер спецслужб.
Она вышла из своего «Хендэй соната» и медленно направилась по песчаной тропинке к калитке, за которой виднелся небольшой грязно-голубой гараж.
Да, это та самая дача.
Алиса вошла в дом и поднялась на второй этаж. Никого. Молодая женщина за минуту обошла всю небольшую дачу и поняла, что Лена и Влодек здесь. То есть они были здесь, а сейчас... сейчас Влодек забирает то, ради чего затеяно все это дело, а Лена...
А где Лена?
Смоленцева вышла из дачи и медленно пошла к пляжу.
...Она не чувствовала, как ей в спину упирается пронизывающий, любопытствующий и опасный взгляд.
В отличие от Владимира Свиридова, Алиса так и не научилась чувствовать разлитую в воздухе опасность.
Каким-то шестым чувством, которое сигнализирует об опасности куда быстрее, чем зрение, слух, осязание и обоняние.
...Алиса медленно шла к песчаному пляжу. Дул тихий ветер, и его теплые руки гладили ее волосы, щекотали лоб и щеки, и казалось, что это нежный и любящий человек запускает пальцы в пряди Алисиных волос и ласкает кожу...
Смоленцева прошла пляж наискосок и вышла к домику, в котором раньше, вероятно, располагалась база работников пляжа. Сейчас пляж не функционировал, и домик пустовал.
Или не пустовал?..
Алиса медленно подошла к домику и внятно различила глухие хлопки. Словно удары по волейбольному мячу. Она медленно потянула на себя дверь и в тот же момент поняла, что эти хлопки – звуки выстрелов из пневматического пистолета или – из ствола с глушителем.
Алису неумолимо потянуло внутрь. Она прекрасно понимала, что нет никакой необходимости смотреть, кто там... более того, она и без того догадывалась, чья рука нажимает курок. Но тем не менее какая-то непреодолимая сила потянула ее внутрь пляжного домика...
И она увидела.
...Посреди комнаты стояла девушка с небольшим пистолетом, оборудованным глушителем, в руках и сажала пулю за пулей в щит, прислоненный к стене.
Алиса широко раскрыла глаза.
...Целью девушки служил фотопортрет Владимира Свиридова. Причем выполнено было изображение в цвете и столь высококлассно, что с определенной точки мало чем отличалось от оригинала.
А девушка была Леной Котовой.
Она почувствовала Алису буквально спинным мозгом и, резко обернувшись, наставила на нее дуло пистолета.
– Ты кто такая, мать твою? – грубо спросила она, медленно приближаясь. – Отвечай, сука, а то шлепну, как последнюю тварь!
Ее бледное лицо с проступавшими там и сям красными пятнами, лихорадочно поблескивающие глаза, а главное, недвусмысленный аромат изо рта тотчас убедили Алису, что Лена изрядно пьяна.
Тут она узнала Алису и опустила пистолет.
– А-а... это ты, Алиска? Что... у моего папика не стоит, раз ты сюда срыгнула? Ну да... конечно. Ему сейчас явно не до трахов-перетрахов.
– Ты что здесь делаешь? – медленно проговорила Смоленцева.
– А ты что, сама не видишь? Стре... стреляю.
– Это я вижу. Но почему... почему в него?
– А вот хочу... в него. А что... не имею права? Или п-подстилки моего папаши мне уже пред... предъявы будут делать?
Зеленовато-серые глаза Алисы зловеще сузились и недобро сверкнули.
– Знаешь что, шалава, – холодно сказала она, – не думай, что если за тебя платят миллион долларов, то ты стоишь хотя бы тысячную часть этой суммы. Так что хватит мне тут жабиться... и немедленно сними со стены портрет моего мужа.
Лена широко распахнула глаза:
– Твоего му... мужа?
– Да, моего мужа. И если хочешь знать, – Алиса говорила со все возрастающей агрессивностью, – если хочешь знать, то поженились мы с ним еще в девяносто третьем году. Много лет назад.
Лена растянула пухлые губы в фальшивой пьяной улыбке и проговорила:
– Женаты, говоришь? Значит, женаты? – Пистолет в ее руке дрогнул и медленно пополз вверх – до тех пор, пока его дуло не дошло до уровня глаз Алисы. – А хочешь, я его сделаю вдовцом? Тем более что, как мне показалось, он не больно-то блюдет супружескую верность?
При этих словах Лены сердце Алисы сжалось.
Ее рука поползла по боку в поисках сумочки, в которой у Смоленцевой всегда лежал небольшой, очень удобный пистолет «беретта» – так называемой «дамской» модификации. Но сумочки не было... Она с ужасом вспомнила, что не взяла ее из машины.
И теперь – теперь только одному богу известно, что взбредет в голову пьяной девице.
– А что... это хорошая идея, – проговорила Котова, прищуривая один глаз и целясь в Алису, – сделаю Владимира вдовцом, а потом возьму его себе. Это будет моя дорогостоящая и опасная игрушка. Я не знаю, как ты его себе заграбастала... но так хорошо, как вчера вечером и сегодня ночью, мне не было никогда. Я давно присмотрела его себе, да и мачеха моя, эта похотливая сучка, которой неважно, под кого лечь, уже, по всей видимости, его тоже облюбовала. Ну, не похож он на официанта, да-м-м! – промурлыкала она. – Если бы ты видела, как он вчера одним ударом отправил в коматоз этого осла Витьку Доктора... красота! Меня чуть не скосячило от восторга. Подумала: вот этот мужик как раз для меня. А ты думаешь, я согласилась на это представление с бюджетом в «лимон» гринов только из-за баксов? Нее-ет! Хоть он и сказал, что мне больше пристало бы играть в дочки-мачехи... Но утром он уже так не говорил! И не пучь на меня свои жабьи глазки... Я это сделала не только из-за Свиридова, а еще и ради остроты ощущений. Да! Ему тоже... ему тоже со мной понравилось больше, чем с тобой... ведь когда вы срыгнули тогда из «Лисса», наверняка ты повезла его к себе устроить отвязную «пилораму»... перепихнуться, проще говоря. Надо же исполнять... исполнять супружеский долг раз в десять лет. Во-о-от... – протянула Лена, медленно приближаясь к словно окаменевшей Алисе и постепенно вдавливая палец в курок:
– Никогда не чувствовала себя этаким живописным дуршлагом?
Алиса вытянула вперед руку и быстро проговорила:
– Опусти пистолет... ты пьяна.
– Я пьяна? – хихикнула Лена. – Я пь... да, я пьяна! Ну и что? А кто мне запрещает на... нажраться? М-милиция в лице наряда ППС? Гаагская конвенция? Указ пере...зидента Российской П-педерации?
– Никто тебе не запрещает нажраться, – стараясь говорить спокойно – хотя внутри все бушевало и клокотало, – сказала Алиса. – Только не надо тыкать в меня «пушкой». Ни к чему хорошему это не приведет. Или ты думаешь, что Владимир Свиридов будет в диком восторге, если ты представишь ему, как сама выразилась, живописный дуршлаг... из Алисы Смоленцевой?
– Да-а? А вот мы и проверим! – заорала Лена... и сухо щелкнули два выстрела. Щелкнули почти синхронно...
Алиса попятилась, чувствуя, как что-то грубо рвануло плечо, как мертвящая белая пелена легла на лицо и руки... Она поднесла руку к плечу и груди – и со странным, губительным равнодушием увидела, что пальцы тут же обильно окрасились кровью.
И тут же – сквозь дурнотный шлейф – продрался, прорезался крик Лены:
– А-а-а ты... ты что тут делаешь, сука-а-а?!!
Алису развернуло на сто восемьдесят градусов, ватные ноги заплелись, и она тяжело рухнула на пол.
Последнее, что она видела, это силуэт мужчины на пороге пляжного домика...
И еще – то, что она не могла и не успела увидеть.
Она не видела, как Лена Котова пошатнулась, как на ее груди, едва прикрытой полупрозрачной белой майкой, щедро проступило и набухло кроваво-красное пятно, оно росло и ширилось... а потом Лена, выронив пистолет, согнулась и мучительно закашлялась – изо рта во все стороны полетели сгустки крови. А на губах запузырилась кровавая пена... Девчонка вытерла ее ребром ладони и медленно выпрямилась.
Боже, как ей не хотелось умирать! Ведь это глупо, мерзко, противоестественно – умирать в неполные восемнадцать лет. И то, что она только что стреляла в другую молодую женщину, – это ничуть не уменьшало цену ее, Лены Котовой, жизни.
...Но организм был умнее своей хозяйки.... Организм понял, что уже пора умирать.
А маленькая юная женщина не хотела соглашаться с этим жестоким вердиктом, вынесенным ей ее же телом. Она стояла, шатаясь, прижав к груди окровавленные пальцы, и совсем по-детски кривила пухлые губы, видя, как кровь сочится сквозь эти тонкие пальцы и крупными каплями падает на грязный, наполовину затянутый тонким слоем песка пол пляжного домика.
И смотрела, смотрела на своего убийцу на пороге.
Потом ее губы чуть слышно прошептали его имя, и Лена упала – молча, страшно, как падает спиленное бензопилой молодое дерево...
* * *
Журналист Славик Маркин по прозвищу Мосек добился-таки своего: кажется, он выследил Алису Смоленцеву. Он взял след ее «Хендэй соната», когда авто сворачивало с основной трассы на проселочную дорогу.Мосек сам толком не понимал, зачем ему это надо, но его изощренное журналистское чутье позволяло предполагать, что дело пахнет «жареными фактами».
Все последние события, развернувшиеся вокруг Смоленцевой, Свиридова и его, Маркина, должны были иметь роскошный финал.
Главное, чтобы без похоронного марша в его, Моська, честь.
С дачи Смоленцевой, где он чувствовал себя откровенно неуютно и все время ожидал визита кашалотовских громил, он сбежал, как только почувствовал, что вполне в состоянии ходить и управлять машиной.
До города он, однако, добрался на попутке, потому как его собственная машина – шестая модель «Жигулей» – стояла в гараже.
И уже в Калининграде узнал о том скандале, который разразился вокруг похищения дочери Кашалота.
Разумеется, он отправился в редакцию своей газеты, предварительно несколько подкорректировав внешность, и сдал наработанный материал по группировке Котова своему шефу. Тот скупо похвалил Маркина, а потом сказал, что если бы Мосек раскопал что-нибудь по похищению дочери Филиппа Григорьевича – то цены бы ему, Моську, не было.
Славик незамедлительно принял все это к сведению и отправился на промысел.
...Ему несказанно повезло – он наткнулся на прекрасно знакомый ему «Хендэй соната» Алисы Смоленцевой буквально на первом же перекрестке. И последовал за ней – скорее по наитию, чем по реальным соображениям раскопать что-либо интересное.
Мосек вслед за Алисой приехал за город.
На проселочной дороге он специально немного отстал, а потом, когда «Хендэй» уже был плохо виден в облаке пыли, увеличил скорость.
Тем не менее он нагнал машину Алисы только тогда, когда Смоленцева, бросив машину у какой-то невзрачной дачи, стоившей, вероятно, раз в десять дешевле ее иномарки, отправилась на пляж.
Мосек остановил свою машину в узком промежутке между двумя двухэтажными дачами и, оставшись незамеченным, последовал за Алисой.
Правда, ему не повезло: он так пристально следил за любовницей Кашалота, что не увидел канавы и свалился туда, пребольно ушибив ногу и в придачу врезавшись больным плечом, отчего незамедлительно потерял сознание от болевого шока.
...Очнулся он, по всей видимости, через несколько минут и громко простонал.
Смутно знакомый мужской голос неожиданно проговорил:
– Кто там еще?
– Это я... я... – заговорил было Маркин, но подумал, что называть, кто он такой, по меньшей мере неблагоразумно, да и совершенно необязательно. – Я в канаву... провалился тут...
Сверху донеслось удивленное восклицание, а потом недовольный голос спросил:
– А ты, болван, что тут делаешь? А?
Сильные руки вырвали Моська из канавы, как огородник выдирает из земли редиску, и встряхнули, отчего плечо и ногу многострадального борзописца пронзила острая, раздирающая боль.
– Ты чего сюда забрался?
Мосек забормотал что-то маловразумительное, но тут же осекся: в вытащившем его из канавы мужчине он узнал Владимира Свиридова.
– А ну пойдем, – сказал Владимир.
– Мне ходить... трудно.
– Пойдем! – рявкнул Свиридов. – Я тебе помог, теперь и ты мне поможешь.
Свиридов запрыгнул в машину Алисы и втолкнул туда Славика. Тот только пискнул.
На скорости, решительно недопустимой для наших дачных, с позволения сказать, дорог, Владимир проехал пару сотен метров и, вздымая тучи пыли и песка, резко притормозил у пляжного домика. Бедный Мосек не успел сориентироваться и прикусил язык.
– Пойдем, – угрюмо сказал ему Владимир. – Только не вздумай падать в обморок.
Мосек, который уже покрылся мелким потом от предчувствия чего-то недоброго... на полусогнутых засеменил за Свиридовым.
– Быстрее!!!
Мосек попытался ускорить шаг, но нога его подогнулась – не от трусости, нет, просто в нее снова остро вцепилась боль – и он тяжело свалился у самой стены пляжного домика.
Владимир уже не стал поднимать его, и потому Маркин, бормоча под нос отчаянные ругательства, буквально вполз в домик... и окаменел.
На полу в лужах крови лежали две женщины. Одна – в которой Мосек с ужасом узнал Алису Смоленцеву – подавала признаки жизни и пыталась даже привстать, но подскочивший Свиридов перетащил ее к стене и, одним движением сорвав с нее одежду до пояса, начал быстро и умело обрабатывать кровоточащую рану.
– Навылет, – пробормотал он.
– Ты лучше... ты лучше ее, Лену... Лену посмотри, Влодек...
– Сейчас... – хрипло проговорил Владимир. – Мосек, где ты, болван?! Мосек, мать твою! Возьми нашатырь и дай понюхать Лене! Когда я ее осмотрел, она вроде была жива! Да быстрее, ассел... не видишь... у меня тут врачебной практики невпроворот!
Мосек распахнул аптечку и бросился к лежащей на полу Лене.
– Котова? – запинаясь, медленно выговорил он, широко раскрыв глаза. – Здесь... о, господи! Значит, это ты ее... похитил.
И он поднес нашатырь к лицу Лены.
Первые несколько секунд не было никакого эффекта. А потом... потом лицо Лены дрогнуло, нос сморщился, и веко правого глаза поползло, открывая мутную полоску глазного яблока.
– Жива! – заорал Мосек. – Жива!!!
– Быстро обработай рану! – процедил сквозь зубы Владимир. – Э-э... дай лучше я сам! Иди бинтуй Алису!!!
– Я же тебя бинтовала, Мосек, – с жуткой улыбкой на цепенеющем бескровном лице проговорила Смоленцева. – Так что... долг платежом красен...
Глава 9
Кто стрелял в Лену Котову?
– Что же делать? – медленно проговорила Алиса.
Она лежала в кровати на мансарде дачи. На соседней кровати безжизненно покоилось тело Лены Котовой. Она была жива, но пульс еле прощупывался, и имелись все основания серьезно опасаться за ее жизнь.
– А что делать? – угрюмо сказал Владимир. – Что делать? Сейчас я повезу ее в больницу. Первую помощь... так, как меня учили в «Капелле», я ей оказал. Теперь дело за более просвещенными эскулапами.
– Кто же стрелял в нее? – спросила Алиса.
– Насколько я мог понять, в тебя стреляла она, – быстро ответил Владимир. – И в ту же секунду в нее выстрелил кто-то третий.
Алиса выразительно посмотрела сначала на Владимира, потом на Моська и сказала:
– Возможно, это кто-то из вас...
– Я вообще это самое... валялся в канаве... – быстро забормотал Мосек.
– Тогда выходит, что в Лену стрелял я, – сказал Владимир. – Ну да... все улики налицо. Так что меня смело можно считать убийцей Лены Котовой. Ну хорошо... я повез ее в больницу.
– Но тебя же... – начала было Алиса, но тут же осеклась, посмотрев на Моська. – Я поеду с тобой, Влодек, – сказала она, решительно приподнимаясь с кровати и скрипнув зубами от боли. – Ты не можешь один...
– Лежать, я сказал! – вдруг грубо рявкнул Владимир. – Не смей! Я отвезу ее в больницу и приеду обратно! И все! Поняла?! Не волнуйся за меня.
Алиса послушно легла обратно на кровать, следя глазами за тем, как Владимир бережно поднимает с постели такое послушное и неподвижное тело Лены и осторожно несет его к дверям, а потом окликнула Свиридова:
– Влодек!
Тот повернулся на самом пороге дачи:
– Да... что?
– Сдается мне, что вся эта месиловка в пляжном домике – штучки Анжелы. Только она одна знала, где вы находитесь...
Он сидел на заднем сиденье, и голова Лены была на его коленях.
– А теперь рассказывай, Слава, какого хрена ты выслеживал Алису? – проговорил Владимир, выруливая со двора.
– А с чего ты взял, что я ее выслеживал?
– Да догадаться нетрудно. Ну... так я жду ответа на поставленный мною вопрос, – цитируя своего излюбленного киногероя Жоржа Милославского из «Ивана Васильевича», проговорил Свиридов. – Так сразу и не объяснишь...
– А вот как ты объяснишь суду, что ты непонятно зачем крутился возле места, у которого происходила перестрелка... возможно... не хочу каркать, даже с человеческими жертвами? А, Слава?
Маркин посмотрел на мерно качающееся у него на коленях тело Лены Котовой с перехватывающими грудь бинтами, на которых уже проступили свежие пятна крови, и проговорил:
– Мне поручили нарыть что-нибудь по похищению Лены Котовой. Вот так. И я наткнулся на машину Алисы и подумал, что она... что она...
– Что – она?
– Может быть, выведет меня на что-либо «жареное».
– Еще приключений на жопу ищешь?
– А вот и ищу! – с удивившим его самого вызовом в голосе проговорил Маркин. – Потому что если мне не искать приключений на жопу, как ты тут сказал, такие, как Котов, окончательно подомнут под себя все.
Владимир усмехнулся:
– А-а... Так ты у нас, оказывается, борец за справедливость? Это приятно слышать. Ну хорошо... Но ты сам что думаешь по этому поводу?.. Или ты тоже, как и Алиса, думаешь, что в Лену стрелял я?
Она лежала в кровати на мансарде дачи. На соседней кровати безжизненно покоилось тело Лены Котовой. Она была жива, но пульс еле прощупывался, и имелись все основания серьезно опасаться за ее жизнь.
– А что делать? – угрюмо сказал Владимир. – Что делать? Сейчас я повезу ее в больницу. Первую помощь... так, как меня учили в «Капелле», я ей оказал. Теперь дело за более просвещенными эскулапами.
– Кто же стрелял в нее? – спросила Алиса.
– Насколько я мог понять, в тебя стреляла она, – быстро ответил Владимир. – И в ту же секунду в нее выстрелил кто-то третий.
Алиса выразительно посмотрела сначала на Владимира, потом на Моська и сказала:
– Возможно, это кто-то из вас...
– Я вообще это самое... валялся в канаве... – быстро забормотал Мосек.
– Тогда выходит, что в Лену стрелял я, – сказал Владимир. – Ну да... все улики налицо. Так что меня смело можно считать убийцей Лены Котовой. Ну хорошо... я повез ее в больницу.
– Но тебя же... – начала было Алиса, но тут же осеклась, посмотрев на Моська. – Я поеду с тобой, Влодек, – сказала она, решительно приподнимаясь с кровати и скрипнув зубами от боли. – Ты не можешь один...
– Лежать, я сказал! – вдруг грубо рявкнул Владимир. – Не смей! Я отвезу ее в больницу и приеду обратно! И все! Поняла?! Не волнуйся за меня.
Алиса послушно легла обратно на кровать, следя глазами за тем, как Владимир бережно поднимает с постели такое послушное и неподвижное тело Лены и осторожно несет его к дверям, а потом окликнула Свиридова:
– Влодек!
Тот повернулся на самом пороге дачи:
– Да... что?
– Сдается мне, что вся эта месиловка в пляжном домике – штучки Анжелы. Только она одна знала, где вы находитесь...
* * *
Мосек сел в машину к Свиридову: за рулем своей «шестерки» он сидеть не мог, не слушались рука и нога. Машину он бросил там, где поставил, только закрыл ее.Он сидел на заднем сиденье, и голова Лены была на его коленях.
– А теперь рассказывай, Слава, какого хрена ты выслеживал Алису? – проговорил Владимир, выруливая со двора.
– А с чего ты взял, что я ее выслеживал?
– Да догадаться нетрудно. Ну... так я жду ответа на поставленный мною вопрос, – цитируя своего излюбленного киногероя Жоржа Милославского из «Ивана Васильевича», проговорил Свиридов. – Так сразу и не объяснишь...
– А вот как ты объяснишь суду, что ты непонятно зачем крутился возле места, у которого происходила перестрелка... возможно... не хочу каркать, даже с человеческими жертвами? А, Слава?
Маркин посмотрел на мерно качающееся у него на коленях тело Лены Котовой с перехватывающими грудь бинтами, на которых уже проступили свежие пятна крови, и проговорил:
– Мне поручили нарыть что-нибудь по похищению Лены Котовой. Вот так. И я наткнулся на машину Алисы и подумал, что она... что она...
– Что – она?
– Может быть, выведет меня на что-либо «жареное».
– Еще приключений на жопу ищешь?
– А вот и ищу! – с удивившим его самого вызовом в голосе проговорил Маркин. – Потому что если мне не искать приключений на жопу, как ты тут сказал, такие, как Котов, окончательно подомнут под себя все.
Владимир усмехнулся:
– А-а... Так ты у нас, оказывается, борец за справедливость? Это приятно слышать. Ну хорошо... Но ты сам что думаешь по этому поводу?.. Или ты тоже, как и Алиса, думаешь, что в Лену стрелял я?