Страница:
* * *
Джип Николая Алимовича Якубова подъехал к большому девятиэтажному дому, нижний этаж которого занимал спортклуб с большими тонированными витринами. Что это именно спортклуб, явствовало из надписи на небольшой черной табличке, прикрепленной возле внушительной железной двери с фигурной ручкой.— Ну, проходи, — проговорил Налимыч, и рослый парень из службы безопасности «Центуриона» распахнул перед Свиридовым дверь. Якубов пошел вторым, охранник остался ждать на улице.
Свиридов и Налим в молчании прошли довольно длинным коридором, одну стену которого полностью занимали зеркала, и Влад через шаг поглядывал на собственное отражение, такое чужое и такое несопоставимое с его первым, подлинным обликом. И если вдруг — по какой-то счастливой прихоти событий — ему в самом деле удастся признать в инструкторе Кардинала, то можно не сомневаться — тот не узнает своего старого знакомого.
Они вошли в большой и пустынный спортзал, заставленный тренажерами, оборудованный кортом для тенниса и баскетбольной площадкой.
Вот он, — негромко проговорил Налимыч.
...Свиридов видел только одну обнаженную мускулистую спину человека, который играючи, раз за разом, отжимался от пола на одной руке.
Вторую он завел на поясницу.
Рельефные мускулы красиво играли под кожей, тяжело переваливались мощные лопатки, и по всему было видно, насколько тренированное тело у этого массивного сильного мужчины.
Свиридов прищурил глаза: человек отжимался не просто на одной руке, он упирался в пол одним — указательным — пальцем, остальные были сжаты в кулак.
— Иван Сергеич, оторвись от своих разминок, — весело бросил ему в спину Якубов, — я тут тебе нового подопечного привел. Боюсь только, что он тебя заломает.
— А, приплыл, Налимыч? — не прерывая упражнения, отозвался тот приятным низким голосом. — А я вот тут опять под раздачу попал.
— Что на этот раз?
— Да изнасиловали меня.
Свиридов почувствовал, как по его спине, цепляя позвоночник маленькими колючими коготками, спирально завиваясь, бежит будоражащий терпкий холодок.
Потому что он узнал этот голос. И не мог не узнать.
Он прекрасно знал этого человека, ему приходилось расставаться и встречаться с ним много раз, но никакая встреча не была столь неожиданна, как эта.
— Те-ебя? — протянул Николай Алимович и сел за тренажер. — Опять, что ли, в групповуху влип?
— Ну да, — буркнул инструктор и, пружинисто оттолкнувшись от пола, словно на батуте, встал на ноги и потряс длинными, как у обезьяны, мускулистыми руками, сбрасывая напряжение.
И повернулся.
Это был очень высокий, с широченными плечами и мощной грудью, коротко остриженный мужчина с широким открытым лицом и небольшими, но чрезвычайно живыми и выразительными серыми глазами. Вероятно, он не брился уже дня три, потому что на щеках и подбородке вылезла густая черная щетина, впрочем, нисколько не портившая инструктора, а напротив, придававшая ему некий дополнительный шарм.
— Ну, кто там? — Его пристальный взгляд остановился на Свиридове, и Влад невольно вздрогнул, ощутив, как его умело измененное наложенным гримом лицо буквально ощупывают эти выразительные — пронзительно знакомые! — светлые глаза.
— Вот этот хлюст? — пробормотал он с сомнением, прищуриваясь на красивое холеное лицо и киношную прическу Влада, однако не без одобрения рассматривая статную атлетическую фигуру пришедшего с Якубовым человека. — Добрый день, — сказал он уже обычным своим голосом и повернулся к Николаю Алимовичу:
— Новый охранник?
— Вот именно, — кивнул Якубов, — конечно, ему больше пристало бы работать в цирке, а не у нас, но ты уж будь добр, Иван Сергеевич... посмотри его. Только сам не облажайся — парень серьезный.
Иван Сергеевич махнул рукой, и одно это движение подняло в Свиридове бурю воспоминаний — так взбаламученный ил с дна водоема выплывает на поверхность, когда в спокойную стоячую воду бросают тяжелый камень.
...Несмотря на сбритую бороду, несмотря на чуть подкорректированные — вероятно, точно так же, как и у него, Свиридова, — в палате пластической хирургии — черты, всего остального не изменить. Иван Сергеевич Тихомиров продолжал оставаться тем, кем он был всю свою тридцатичетырехлетнюю жизнь. Бывшим офицером спецотдела ГРУ, бывшим священником и лучшим — дополнение «бывшим» никогда не осквернит последующих слов, — лучшим другом Свиридова Афанасием Фокиным.
Афоней, с которым они вместе, бок о бок, прошли огонь, воды и медные трубы. Причем в функции последних выступали разнокалиберные средства массовой информации, в свое время представившие Влада и Афанасия как шайку террористов Кардинала, а в последнее время титулующие их одними из самых опасных террористов России.
При одном существенном дополнении — о террористах говорили в прошедшем времени.
Стало быть, официально и Фокин, и Свиридов мертвы.
Влад с трудом подавил в себе восторг и желание сжать Афанасия в крепких дружеских объятиях — так, значит, ты не умер, Афоня! Не размозжил голову о перила того моста через Москву-реку.., значит, это не твоя кровь обагрила асфальт и не твой труп упал в темные осенние воды, чтобы двумя днями позже всплыть где-нибудь в пяти километрах вниз по течению!
Но ведь Афанасий, без сомнения, также считает его умершим.
Свиридов вспомнил слова Кати: «А вот Тихомиров говорит, что такого не может быть. Свиридов — это его чуть ли не самая любимая тема для разговоров...»
Значит, даже перед возможностью попасть в руки властей, выдав себя разговорами о покойном террористе как о друге, в смерть которого упорно не веришь, Фокин не опустил головы и не захотел отдать память о Владе тому страху, что мог ползать в его жилах.., ведь он объявлен киллером и страшным преступником.
И не без оснований.
Тем временем Иван Сергеевич Тихомиров, в девичестве Фокин, окинул Влада еще одним пристальным взглядом и сказал:
— Хороший парень. Что, мне протестировать его?
— Ну да. Кстати, — Якубов повесил на гриф штанги несколько блинов и легко отжал от груди несколько раз, потом определил штангу обратно на держатели стоек и продолжал:
— кстати, Алексей показал мне занимательный фокус.
— Алексей? — переспросил Фокин.
— Это я, — сказал Влад и протянул ему руку. — Будем знакомы. Алексей Каледин.
— Тихомиров, — отозвался тот, пожимая руку Свиридова, — Иван. Налимыч почему-то называет меня по имени-отчеству: Иван Сергеич.
— Так вот, о фокусе, — весело продолжал Налимыч, — Алексей вчера устроил показательное шоу в «Центурионе».., вчера снова завалил Кирюха Казаков и давай дебоширить. А с ним трое его дружков, и потом еще двое наших присоединились. Катьку чуть не убили. А Леша залез на ринг и так спокойно всем пояснил, что они не правы.
— И в чем же фокус? — спросил Фокин. — Пьяного Казакова со товарищи уделать — не велика премудрость. Он и трезвый-то не особенно блистал — все больше брюхо выставлял вперед, как главную ударную силу.
И он вопросительно посмотрел на Николая Алимовича.
— Посуду портил, — отозвался тот. — Берет стакан и ррраз его! — и в порошок.
— А, ну да, — кивнул Фокин. — Знакомый фокус. Так ты, говоришь, хорошо проделываешь это? Вот так?
Он взял со стоявшего в нише коричневого двухкамерного холодильника граненый стакан и, облапив его своей здоровенной пятерней, сжал.., легкий жалобный хруст засвидетельствовал, что одним питьевым сосудом стало меньше.
— И ты умеешь? — удивленно проговорил Якубов. — Ну и ну!
— Может, нас учили вместе? — вполголоса проговорил Влад.
— Не думаю, — покачал головой Фокин. — Меня учили в закрытом учебном заведении.
Одним выпуском. Так что не обессудь, Леха.
А засим — приступим к тренировке.
* * *
— Так что, Иван Севастьянович, в службу безопасности «Центуриона» я внедрился. Правда, мне до сих пор никто не потрудился объяснить, почему я должен копать именно здесь и кто конкретно из его сотрудников вызывает наибольшее подозрение.Бах посмотрел на Свиридова своим обычным доброжелательно-непроницаемым взглядом и ответил:
— Вы знаете, Владимир Антонович, все дело в том, что никаких точных данных у нас и нет.
Просто поступала агентурная информация, что при клубе существует школа террористов. Которую тренирует некто Тихомиров. Вы видели его?
— Да, — после некоторой паузы ответил Влад. — Вы что, хотите сказать, что он...
— Да, мы давно ведем вашего приятеля Фокина Афанасия Сергеевича, ныне удачно переименовавшего себя в гражданина Тихомирова И Эс. По всей видимости, его тоже ведет кто-то очень значимый.., вы понимаете, о ком я говорю.
— Вы что, хотите сказать, что Фокин станет готовить террористов, которые потом будут взрывать его сограждан.., детей, женщин, стариков? — с вызовом проговорил Влад. — Да никогда не поверю в такую чушь!
— А то, что следы от взрывов на Каширском шоссе и Печатниках ведут в службу безопасности «Центуриона», вам ничего не говорит? Возможно, что ваш друг Афанасий Сергеевич и подготовил кадры диверсантов, которые осуществили эти страшные злодеяния! — холодно проговорил Бах, с которого мгновенно улетучился весь налет добродушия и некоторой бесшабашности, которыми он так бравировал в первую его встречу со Свиридовым в кафе «Нептун».
— Этого не может быть.
— Почему же тогда он по собственной инициативе изменил имя, обзаведясь фальшивыми документами? Да еще подкорректировал свой весьма запоминающийся облик? Кстати, совсем не в худшую сторону.
— А кому, как не вам, уважаемый Иван Севастьянович, знать, почему он сделал это? Кому, как не вам, знать, что Фокин находится в федеральном розыске по пунктам «терроризм» и «заказное убийство»? То есть находился в нем, потому что официально он считается мертвым.
Впрочем, фактически это одно и то же, и если вы не арестовываете Афанасия, то это только потому, что хотите использовать его для достижения каких-то своих целей.
— Целей в интересах государственной безопасности, которую подрывает ваш дружок Фокин.., да и вы тоже, если уж на то пошло, — проговорил Бах. — Так что ваш тон обвинителя по меньшей мере неуместен.
— Но вы не понимаете, что... — начал было Владимир, но собеседник прервал его:
— Вы что, отказываетесь повиноваться?
— Я не буду играть против Фокина. Я не верю, что он в чем-то виновен. Он никогда не станет делать такой подлости. А то, что он тренирует людей из службы безопасности клуба и занимается физической подготовкой с персоналом шоу-программ, так это еще ничего не...
— Владимир Антонович, я вынужден сделать вам серьезное предупреждение, — холодно проговорил Бах. — То, что я обращаюсь с вами как с коллегой, ровным счетом ничего не значит, как ничего не значит ваше мнение. Возможно, вы подумали, что можете изображать из себя свободного художника, который волен дойти в своей работе до определенной точки, а потом отступить.., остановиться, когда он сочтет, что предел положен. Что он не может переступить определенной черты. Вам уже кажется, что я говорю муторно и скучно? И правильно кажется. Потому что в такой форме я пытаюсь изложить вам, что вы не вольны в ваших поступках. Вы будете делать только то, что вам продиктуют. Иначе вы умрете, и нам совершенно необязательно прикладывать к этому руку. Смерть уже в вас. Вероятно, Игорь Анатольевич уже доводил это до вашего сведения. Мне осталось только немного конкретизировать.
— Что вы имеете в виду? — тихо спросил Влад.
— Я имею в виду, что для полного контроля над вами.., а вы, как известно, человек опытный, изощренный и в своем роде специалист высокого класса.., так вот, при пластической операции вам вшили микрочип, содержащий резервуар со смертельным ядом. Как только вы прибыли в Москву, микрочип активировали. Он в любой момент может выбросить в вашу кровь препарат, противоядия которому не существует.
Даже микроскопические его дозы убивают безотказно.
— Вот как? — цепенея, переспросил Свиридов. — И что же удерживает этот замечательный микрочип от того, чтобы убить меня?
— Сигнал передатчика. Пока чип принимает этот сигнал, вы живете. Как только сигнал прерывается — например, вы пытаетесь отъехать от Москвы дальше чем на сто километров или, упаси боже, попытаетесь просветить свой организм рентгеновскими лучами для того, чтобы определить нахождение чипа.., ну что ж, господь тогда вам судья. Сигнал прервется — а это конец. Мирный и безболезненный.
— Вы очень предусмотрительны, господа из спецслужб, — сказал Влад. — А что, если меня вывезут за радиус действия этого вашего передатчика не по моей воле?
— Ваше дело, чтобы этого не случилось, — ответил Бах, — для этого я и сообщил вам все это.
— Но почему не раньше?.. Почему Книгин не сказал всего тогда, в Австралии?
— Я же сказал вам, что вам не следует обсуждать указания руководства, — проговорил Иван Севастьянович уже обычным своим доброжелательным голосом. — А в целом я вами доволен.
Вы даже превзошли мои ожидания. Теперь остается только ждать.
— Чего ждать?
Бах еще раз покачал головой и встал из-за столика, давая понять, что разговор закончен...
Глава 6
ЭТЮДЫ О ПРОШЛОМ
— Я отказываюсь работать, Адриан. Отказываюсь.., я больше не могу смотреть, как потом... и теперь новая подготовка.., да что же это...
— А ты понимаешь, милая Катя, что тебе может стать очень плохо. И не потому, что я прикажу что-то сделать с тобой. Ты понимаешь, что я имею в виду.
— Но.., но ведь ты не поступишь так со мной? После всего, что нас связывает.., ты не сделаешь так, правда?
— А почему ты отказываешься работать?
— Просто.., вчера я проезжала мимо этих развалин. Очень больно, это очень больно. А я ведь помню тот подъезд совершенно иным... чистеньким, свежеокрашенным. Когда я вышла из него, мне навстречу шел мальчик в синем шарфике.., наверно, гулял. А ночью...
— Что-то ты ударилась в лирику, Катька. Ну ладно.., иди. Позже с тобой разберемся. Уладим.
Кстати, как тебе ваш новый сотрудник?
— Алексей... Каледин его зовут, что ли?
— Он, родимый. Ловок, черт, конечно, не хуже Тихомирова, а то и похлеще. Бывший беспределыцик. Я наводил справки по соответствующим каналам. Налимыч его уже прощупывает.., возможно, что и привлечем к сотрудничеству.
Только опасно с ним.., вдруг подослали? Хотя, конечно, не похоже. Так что, он понравился тебе, а?
— Пон.., ну какая разница? Сам подсунул мне мужика, а теперь спрашиваешь, как он?
— Да вообще-то я для того и подсовывал, как ты выразилась.
— Мужик как мужик. И ничего он там не говорил, что ты мне надиктовал...
— Я так и думал.
— Ну, я пошла?
— Да, иди.
Мягко хлопнула дверь иномарки, и Алая Пантера упругой походкой проследовала к парадному входу ночного клуба «Центурион». Мужчина проследил ее взглядом, а потом вынул «сотовик» и, нажав на одну кнопочку, проговорил:
— Катя спеклась. Я думаю, что ее пора увольнять. Выполняйте.
Да так основательно, что его не сумели привести в чувство ни обнаруживший его охранник, ни присланный на подмогу с входного фэйсконтроля Влад.
...Вероятно, впервые в профессиональной карьере Свиридова его использовали в таком сугубо утилитарном качестве, на которое вполне можно было подвигнуть любого привокзального грузчика.
Хотя совсем недавно Иван Сергеевич Тихомиров дал очень высокую оценку его физическим кондициям и спецподготовке.
Гладиаторских боев в этот день не было, и потому Алая Пантера и ее подруги сидели в зале на общих правах и, как видел Свиридов, расплачивались за выпивку и еду точно так же, как это делали все остальные.
Свиридов даже один раз присел за столик к девушкам из гладиатор-секс-шоу и выпил бокал слабоалкогольного коктейля. Налимыч в то же самое время сидел у себя наверху и вовсю квасил с какими-то заезжими важными бизнесменами, так что Влад мог не опасаться, что он разделит судьбу тех двоих, что рискнули накануне напиться с Кириллом Геннадьевичем и тут же потеряли работу.
...Девушки были сильно навеселе.
После двенадцати они пошли танцевать, и только Катя, которая, кажется, набралась особенно основательно, не осчастливила своим посещением танцпол. Она обняла Влада за шею и начала сбивчиво говорить какие-то глупые, раздавленные, незначащие слова, которые тут же срывало и уносило мощным музыкальным шквалом.
Фокин всегда называл его «веерным»;
— Ты понимаешь.., вот я.., значит.., когда мы тут работали... — доносилось до Влада сквозь грохот мощнейших «маршалловских» колонок, — мы тут как отстой.., хватай и беги.., в-вот...
Все это решительно не поддавалось никакому анализу, и Свиридов собирался уж было встать и уйти, как вдруг услышал нечто, что заставило его замереть в изумлении:
— А вот ты не знаешь.., ты думаешь, что тут главный этот... Нили... Налим. Он так, плывет по течению.., а этого ты не видел... Адриана. Он страшный.., я не знаю, как я могу оставаться тут, нужно бежать без оглядки куда-нибудь на юг Африки... М-мадагаскар, только подальше от него.., но меня просто тянет каким-то магнитом.., он жуткий и самый лучший.., вот.
Это имя — Адриан — произвело впечатление удара молнии. Влад резко повернул голову и скороговоркой произнес:
— Как ты сказала?
— А.., что именно?
— Адриан? Ты ведь именно это имя назвала?
— Да... Адриан. А что? Ты его знаешь?
Несмотря на темноту и судорожные, рваные блики светового шоу, Свиридов успел заметить, как тень конвульсивного животного страха перекосила ее лицо: как будто она почувствовала, что сказала непозволительную глупость человеку, который, быть может, передаст ее неосторожные слова тому, кто вызывал у нее такой страх и одновременно какое-то неизъяснимое, цепкое, ни на секунду не отпускающее чувство преклонения и благоговейного трепета.
— Нет. Просто ты так говорила о нем, что я почувствовал ревность.
Это был верный ход. Девушка как-то сразу расслабилась, и на ее лице появилось нескрываемое облегчение и нечто очень смахивающее на радость: Влад удачно польстил ее женскому самолюбию.
— Да он совсем другой, чем ты.., ты все не так понял, Алеша.., просто...
Катя явно замялась: вероятно, в ее одурманенное возлияниями сознание начала грубо, неудержимо вторгаться мысль, что она говорит ненужные и опасные вещи — опасные прежде всего для нее самой.
— Редкое имя — Адриан, — проговорил Свиридов и поднялся со своего места.
— Ты куда? — испуганно спросила она.
— Я же на работе, Катя. Если я буду сидеть сложа руки и говорить с тобой о разных занимательных вещах, то это может не понравиться Николаю Алимычу.
Девушка хрипло засмеялась.
— На-а-алимычу? Да что он значит? Он «шестерка».., только и знает, что укладывать девчонок под всяких выгодных ему уродов.., вроде тебя!
Она с силой толкнула Влада куда-то в район бедра, он чуть пошатнулся и, с ироничной усмешкой погладив ее по голове, направился от столика к выходу из клуба, где сегодня сидел на фэйс-контроле.
...Девчонка явно в состоянии аффекта, думал он. Говорит об Адриане, хотя это имя явно жжет ей губы. Адриан.., этого редкого имени не забудет и он, Влад Свиридов. И если она в самом деле имела в виду Адриана Панича, человека со множеством имен и со множеством лиц, то, в таком случае, ей может угрожать опасность.
Никогда не стоит произносить всуе имя Адриана Панича.
Возможно, она видела его сегодня, и его поведение внушило ей тревогу, и теперь она напилась, чтобы заглушить это упорно прорастающее, словно трава сквозь асфальт, смутное, будоражащее и тоскливое чувство обреченности.
В этот момент в фойе клуба вошел Иван Сергеевич Тихомиров, в девичестве Афанасий Фокин. Его появление прервало бесплодные размышления Свиридова.
— А, мое почтение! — воскликнул он, увидев Свиридова. — Рад тебя видеть, Леха. А то тут обычно торчат мерзкие хари вроде уволенного на прошлой неделе Кирюхи Казакова.
— У него, конечно, не мерзкая, — пропела античная гардеробщица, кокетливо теребя край своей белой туники, — а вот у тебя, Иван Сергеич.., почему ты позавчера пробил «стрелу», а, мерзкий тип? Ведь обещал же прийти, сукин ты кот!
Афоня и тут в своем репертуаре, усмехнулся Свиридов. Вовсю канифолит мозги девицам, динамит их направо-налево, а потом банально кидает.
— Извини, дорогая, я был очень занят, — скроив соболезнущую мину, пропел в ответ Афанасий. — У меня был срочный инструктаж для...
— Да знаю я, кого и как ты инструктируешь, — отмахнулась та, — ладно, свободен. Можешь проходить, на сегодня расчленение отменяется. Иди, иди.., если, конечно, тебя Алексей пустит.
— Пустит, — весело ответил Фокин, которого весь этот монолог нисколько не задел, — мы с ним уже свои люди. Как я тебя на спарринге припечатал, а?
— Угу.., один раз, — буркнул Влад, — а я тебя три. И в тире я тебя по очкам...
— Да охота тебе вспоминать всю эту статистику, — перебил его Фокин, — пойдем лучше выпьем. Или тебе нельзя — на работе-то?
Влад хотел сказать, что, вероятно, не стоит, но поднял глаза на улыбающееся лицо друга, который хоть и не узнавал в нем Владимира Свиридова, но продолжал свято верить в то, что он уцелел.., и невольно улыбнулся в ответ:
— Конечно, какие разговоры! Вместо меня тут Дима с Максом постоят, пока мы с тобой...
Он хотел прибавить: «Афоня», но вовремя спохватился и сделал сидящим на некотором отдалении двум охранникам короткий повелительный жест. Фокин пристально посмотрел на него, но ничего не сказал.
В зале Влад прямо направился к столику с Катей, Афанасий следовал за ним.
Здесь он застал смехотворно выглядящую со стороны, но, быть может, в чем-то драматичную сцену.
Катя уже не сидела за столиком, она стояла в двух метрах от него, а над ней громоздились фигуры двух здоровенных парней — вероятно, из числа охраны «Центуриона». Один из них махал руками и смахивал с лица остатки салата, секундой ранее запущенного в него Алой Пантерой.
Второй жестикулировал менее энергично, зато с силой тащил девушку за руку, вероятно намереваясь выдворить ее из клуба.
Свиридов несколькими широкими шагами достиг охранников и, сжав пальцы на запястье здоровяка, вцепившегося в Катю, проговорил:
— В чем дело?
Тот поднял на Влада полный недоумения и свирепости взгляд.
— В чем дело, дорогие мои? Какой наглец осмелился.., сломать двери в царское помещение? Разве их для того делали, чтобы вы их ломали?
Этот монолог из какого-то кино закончился сдавленным стоном несчастного парня: Свиридов так стиснул ему руку, что едва не хрустнули кости. Парень отпустил локоть Кати.
Та, изощренно матерясь, рухнула на стул.
— Да мы просто хотели сказать ей, что так вести себя не стоит, — скороговоркой выпалил второй охранник, тот, что был перемазан салатом, — вы, Алексей Валентинович, не подумайте чего такого.., просто она кинула стулом в иностранца...
— Каким стулом? — озабоченно переспросил Свиридов. — Жидким?
— Да нет, деревянным.., в иностранца. А мы хотели сказать ей, что так поступать не стоит, хоть она тут и работает. А она швырнула в меня салатом и пообещала Саньку оторвать, извиняюсь за выражение, яйца.
— Чего ж тут извиняться? — добродушно проговорил Свиридов, отпуская запястье и без того пострадавшего от попустительства Алой Пантеры Санька. — Вот если бы на самом деле оторвала, тогда другое дело. Ладно, идите, ребята, я сам проведу с ней воспитательную беседу.
Охрана ретировалась.
— Быстро ты их, — одобрил Фокин, — грозишь сделать головокружительную карьеру. Первый день работаешь, а они тебя уж по имени-отчеству.
— Ты что, Катька, с цепи сорвалась? — спросил взъерошенную девушку Свиридов. — Зачем ребят обижаешь? Они же на работе.
Она вскинула голову и обожгла Свиридова яростным взглядом. Впрочем, ярость быстро угасла и сменилась растерянностью.
— Я думала.., я думала...
— Что ты думала?
— Я думала, что это из-за.., из-за него, — выдавила Катя, не сводя с Влада остановившихся невидящих глаз.
— Из-за кого?
Девушка молчала.
— Ну хорошо. Я скажу сам. Из-за Адриана, да?
— Тише ты! — пробормотала она, глядя на выросшую из-за спины Свиридова массивную фигуру Фокина. — Это Иван Сергеич.., он не должен слышать.
— Что, он тоже с ними? — в самое ухо Кати проговорил Свиридов.
— Я ничего не знаю.., просто не должен слышать.., с кем — с ними?
— А ты парень не промах, — прогрохотал Фокин, садясь за столик, — самую лучшую мою ученицу загреб.
— Что сделал? — переспросил Свиридов, до которого из-за плохой слышимости донеслись только две последние буквы слова «загреб». — Ты это самое, Афоня, не трынди попусту. Тут серьезное дело.
Даже тут Влад не сумел отказать себе в театральном эффекте: пользуясь тем, что Фокин едва ли мог внятно расслышать сказанное, он демонстративно назвал его Афоней.
— Я отказываюсь работать, Адриан. Отказываюсь.., я больше не могу смотреть, как потом... и теперь новая подготовка.., да что же это...
— А ты понимаешь, милая Катя, что тебе может стать очень плохо. И не потому, что я прикажу что-то сделать с тобой. Ты понимаешь, что я имею в виду.
— Но.., но ведь ты не поступишь так со мной? После всего, что нас связывает.., ты не сделаешь так, правда?
— А почему ты отказываешься работать?
— Просто.., вчера я проезжала мимо этих развалин. Очень больно, это очень больно. А я ведь помню тот подъезд совершенно иным... чистеньким, свежеокрашенным. Когда я вышла из него, мне навстречу шел мальчик в синем шарфике.., наверно, гулял. А ночью...
— Что-то ты ударилась в лирику, Катька. Ну ладно.., иди. Позже с тобой разберемся. Уладим.
Кстати, как тебе ваш новый сотрудник?
— Алексей... Каледин его зовут, что ли?
— Он, родимый. Ловок, черт, конечно, не хуже Тихомирова, а то и похлеще. Бывший беспределыцик. Я наводил справки по соответствующим каналам. Налимыч его уже прощупывает.., возможно, что и привлечем к сотрудничеству.
Только опасно с ним.., вдруг подослали? Хотя, конечно, не похоже. Так что, он понравился тебе, а?
— Пон.., ну какая разница? Сам подсунул мне мужика, а теперь спрашиваешь, как он?
— Да вообще-то я для того и подсовывал, как ты выразилась.
— Мужик как мужик. И ничего он там не говорил, что ты мне надиктовал...
— Я так и думал.
— Ну, я пошла?
— Да, иди.
Мягко хлопнула дверь иномарки, и Алая Пантера упругой походкой проследовала к парадному входу ночного клуба «Центурион». Мужчина проследил ее взглядом, а потом вынул «сотовик» и, нажав на одну кнопочку, проговорил:
— Катя спеклась. Я думаю, что ее пора увольнять. Выполняйте.
* * *
Начало первого рабочего дня (точнее, рабочего вечера, переходящего в рабочую ночь) Свиридова выдалось довольно тихим и без особых эксцессов — если вообще можно назвать тихим времяпрепровождение, когда грохочущая музыка (в этот день была дискотека) не дает услышать собственного голоса. Ну, и если не приравнивать к эксцессам обнаружение в женском туалете обколотого героином молодого человека, завалившегося в кабинку на манер мешка с мукой и там вырубившегося.Да так основательно, что его не сумели привести в чувство ни обнаруживший его охранник, ни присланный на подмогу с входного фэйсконтроля Влад.
...Вероятно, впервые в профессиональной карьере Свиридова его использовали в таком сугубо утилитарном качестве, на которое вполне можно было подвигнуть любого привокзального грузчика.
Хотя совсем недавно Иван Сергеевич Тихомиров дал очень высокую оценку его физическим кондициям и спецподготовке.
Гладиаторских боев в этот день не было, и потому Алая Пантера и ее подруги сидели в зале на общих правах и, как видел Свиридов, расплачивались за выпивку и еду точно так же, как это делали все остальные.
Свиридов даже один раз присел за столик к девушкам из гладиатор-секс-шоу и выпил бокал слабоалкогольного коктейля. Налимыч в то же самое время сидел у себя наверху и вовсю квасил с какими-то заезжими важными бизнесменами, так что Влад мог не опасаться, что он разделит судьбу тех двоих, что рискнули накануне напиться с Кириллом Геннадьевичем и тут же потеряли работу.
...Девушки были сильно навеселе.
После двенадцати они пошли танцевать, и только Катя, которая, кажется, набралась особенно основательно, не осчастливила своим посещением танцпол. Она обняла Влада за шею и начала сбивчиво говорить какие-то глупые, раздавленные, незначащие слова, которые тут же срывало и уносило мощным музыкальным шквалом.
Фокин всегда называл его «веерным»;
— Ты понимаешь.., вот я.., значит.., когда мы тут работали... — доносилось до Влада сквозь грохот мощнейших «маршалловских» колонок, — мы тут как отстой.., хватай и беги.., в-вот...
Все это решительно не поддавалось никакому анализу, и Свиридов собирался уж было встать и уйти, как вдруг услышал нечто, что заставило его замереть в изумлении:
— А вот ты не знаешь.., ты думаешь, что тут главный этот... Нили... Налим. Он так, плывет по течению.., а этого ты не видел... Адриана. Он страшный.., я не знаю, как я могу оставаться тут, нужно бежать без оглядки куда-нибудь на юг Африки... М-мадагаскар, только подальше от него.., но меня просто тянет каким-то магнитом.., он жуткий и самый лучший.., вот.
Это имя — Адриан — произвело впечатление удара молнии. Влад резко повернул голову и скороговоркой произнес:
— Как ты сказала?
— А.., что именно?
— Адриан? Ты ведь именно это имя назвала?
— Да... Адриан. А что? Ты его знаешь?
Несмотря на темноту и судорожные, рваные блики светового шоу, Свиридов успел заметить, как тень конвульсивного животного страха перекосила ее лицо: как будто она почувствовала, что сказала непозволительную глупость человеку, который, быть может, передаст ее неосторожные слова тому, кто вызывал у нее такой страх и одновременно какое-то неизъяснимое, цепкое, ни на секунду не отпускающее чувство преклонения и благоговейного трепета.
— Нет. Просто ты так говорила о нем, что я почувствовал ревность.
Это был верный ход. Девушка как-то сразу расслабилась, и на ее лице появилось нескрываемое облегчение и нечто очень смахивающее на радость: Влад удачно польстил ее женскому самолюбию.
— Да он совсем другой, чем ты.., ты все не так понял, Алеша.., просто...
Катя явно замялась: вероятно, в ее одурманенное возлияниями сознание начала грубо, неудержимо вторгаться мысль, что она говорит ненужные и опасные вещи — опасные прежде всего для нее самой.
— Редкое имя — Адриан, — проговорил Свиридов и поднялся со своего места.
— Ты куда? — испуганно спросила она.
— Я же на работе, Катя. Если я буду сидеть сложа руки и говорить с тобой о разных занимательных вещах, то это может не понравиться Николаю Алимычу.
Девушка хрипло засмеялась.
— На-а-алимычу? Да что он значит? Он «шестерка».., только и знает, что укладывать девчонок под всяких выгодных ему уродов.., вроде тебя!
Она с силой толкнула Влада куда-то в район бедра, он чуть пошатнулся и, с ироничной усмешкой погладив ее по голове, направился от столика к выходу из клуба, где сегодня сидел на фэйс-контроле.
...Девчонка явно в состоянии аффекта, думал он. Говорит об Адриане, хотя это имя явно жжет ей губы. Адриан.., этого редкого имени не забудет и он, Влад Свиридов. И если она в самом деле имела в виду Адриана Панича, человека со множеством имен и со множеством лиц, то, в таком случае, ей может угрожать опасность.
Никогда не стоит произносить всуе имя Адриана Панича.
Возможно, она видела его сегодня, и его поведение внушило ей тревогу, и теперь она напилась, чтобы заглушить это упорно прорастающее, словно трава сквозь асфальт, смутное, будоражащее и тоскливое чувство обреченности.
В этот момент в фойе клуба вошел Иван Сергеевич Тихомиров, в девичестве Афанасий Фокин. Его появление прервало бесплодные размышления Свиридова.
— А, мое почтение! — воскликнул он, увидев Свиридова. — Рад тебя видеть, Леха. А то тут обычно торчат мерзкие хари вроде уволенного на прошлой неделе Кирюхи Казакова.
— У него, конечно, не мерзкая, — пропела античная гардеробщица, кокетливо теребя край своей белой туники, — а вот у тебя, Иван Сергеич.., почему ты позавчера пробил «стрелу», а, мерзкий тип? Ведь обещал же прийти, сукин ты кот!
Афоня и тут в своем репертуаре, усмехнулся Свиридов. Вовсю канифолит мозги девицам, динамит их направо-налево, а потом банально кидает.
— Извини, дорогая, я был очень занят, — скроив соболезнущую мину, пропел в ответ Афанасий. — У меня был срочный инструктаж для...
— Да знаю я, кого и как ты инструктируешь, — отмахнулась та, — ладно, свободен. Можешь проходить, на сегодня расчленение отменяется. Иди, иди.., если, конечно, тебя Алексей пустит.
— Пустит, — весело ответил Фокин, которого весь этот монолог нисколько не задел, — мы с ним уже свои люди. Как я тебя на спарринге припечатал, а?
— Угу.., один раз, — буркнул Влад, — а я тебя три. И в тире я тебя по очкам...
— Да охота тебе вспоминать всю эту статистику, — перебил его Фокин, — пойдем лучше выпьем. Или тебе нельзя — на работе-то?
Влад хотел сказать, что, вероятно, не стоит, но поднял глаза на улыбающееся лицо друга, который хоть и не узнавал в нем Владимира Свиридова, но продолжал свято верить в то, что он уцелел.., и невольно улыбнулся в ответ:
— Конечно, какие разговоры! Вместо меня тут Дима с Максом постоят, пока мы с тобой...
Он хотел прибавить: «Афоня», но вовремя спохватился и сделал сидящим на некотором отдалении двум охранникам короткий повелительный жест. Фокин пристально посмотрел на него, но ничего не сказал.
В зале Влад прямо направился к столику с Катей, Афанасий следовал за ним.
Здесь он застал смехотворно выглядящую со стороны, но, быть может, в чем-то драматичную сцену.
Катя уже не сидела за столиком, она стояла в двух метрах от него, а над ней громоздились фигуры двух здоровенных парней — вероятно, из числа охраны «Центуриона». Один из них махал руками и смахивал с лица остатки салата, секундой ранее запущенного в него Алой Пантерой.
Второй жестикулировал менее энергично, зато с силой тащил девушку за руку, вероятно намереваясь выдворить ее из клуба.
Свиридов несколькими широкими шагами достиг охранников и, сжав пальцы на запястье здоровяка, вцепившегося в Катю, проговорил:
— В чем дело?
Тот поднял на Влада полный недоумения и свирепости взгляд.
— В чем дело, дорогие мои? Какой наглец осмелился.., сломать двери в царское помещение? Разве их для того делали, чтобы вы их ломали?
Этот монолог из какого-то кино закончился сдавленным стоном несчастного парня: Свиридов так стиснул ему руку, что едва не хрустнули кости. Парень отпустил локоть Кати.
Та, изощренно матерясь, рухнула на стул.
— Да мы просто хотели сказать ей, что так вести себя не стоит, — скороговоркой выпалил второй охранник, тот, что был перемазан салатом, — вы, Алексей Валентинович, не подумайте чего такого.., просто она кинула стулом в иностранца...
— Каким стулом? — озабоченно переспросил Свиридов. — Жидким?
— Да нет, деревянным.., в иностранца. А мы хотели сказать ей, что так поступать не стоит, хоть она тут и работает. А она швырнула в меня салатом и пообещала Саньку оторвать, извиняюсь за выражение, яйца.
— Чего ж тут извиняться? — добродушно проговорил Свиридов, отпуская запястье и без того пострадавшего от попустительства Алой Пантеры Санька. — Вот если бы на самом деле оторвала, тогда другое дело. Ладно, идите, ребята, я сам проведу с ней воспитательную беседу.
Охрана ретировалась.
— Быстро ты их, — одобрил Фокин, — грозишь сделать головокружительную карьеру. Первый день работаешь, а они тебя уж по имени-отчеству.
— Ты что, Катька, с цепи сорвалась? — спросил взъерошенную девушку Свиридов. — Зачем ребят обижаешь? Они же на работе.
Она вскинула голову и обожгла Свиридова яростным взглядом. Впрочем, ярость быстро угасла и сменилась растерянностью.
— Я думала.., я думала...
— Что ты думала?
— Я думала, что это из-за.., из-за него, — выдавила Катя, не сводя с Влада остановившихся невидящих глаз.
— Из-за кого?
Девушка молчала.
— Ну хорошо. Я скажу сам. Из-за Адриана, да?
— Тише ты! — пробормотала она, глядя на выросшую из-за спины Свиридова массивную фигуру Фокина. — Это Иван Сергеич.., он не должен слышать.
— Что, он тоже с ними? — в самое ухо Кати проговорил Свиридов.
— Я ничего не знаю.., просто не должен слышать.., с кем — с ними?
— А ты парень не промах, — прогрохотал Фокин, садясь за столик, — самую лучшую мою ученицу загреб.
— Что сделал? — переспросил Свиридов, до которого из-за плохой слышимости донеслись только две последние буквы слова «загреб». — Ты это самое, Афоня, не трынди попусту. Тут серьезное дело.
Даже тут Влад не сумел отказать себе в театральном эффекте: пользуясь тем, что Фокин едва ли мог внятно расслышать сказанное, он демонстративно назвал его Афоней.