Страница:
Через несколько секунд после того, как Свиридов и Фокин исчезли в проеме двери, ведущей к лестнице на третий этаж, в гостиную быстрым шагом вошел Коваленко, а с ним — Чечеткин и еще несколько незнакомых Ане человек.
Испуганная горничная попятилась в угол и выронила из рук чайную чашку вместе с блюдцем, однако никто из вновь пришедших не обратил внимания на звон бьющегося стекла.
— Где они? — быстро спросил Чечеткин.
— Кто?
— Не играй под дурочку, — жестким металлическим голосом, которого Аня никогда не замечала за своим обычно мягким и выдержанным супругом, бросил Коваленко. — Где мой бывший начальник охраны Фокин и твой охранник Свиридов?
— Господи, Сережа, что-то случилось? — с искренностью, отчего-то напугавшей ее саму, спросила Аня. — Они были здесь, но куда-то вышли.
— Рассейтесь по дому, ищите их! — резко скомандовал Чечеткин. — Они не могли никуда деться.
— Не суетись, Андрей! — вдруг вплелся в металлическое грохотание энергичного чечеткинского баритона мягкий и вальяжный, пугающе спокойный голос. — Никуда они не денутся. От тридцати моих людей, оцепивших все прилегающие территории, не уйти даже им. Позволь судить об этом мне. Я хорошо знаю, о чем говорю.
Незнакомые люди почтительно расступились, и высокий человек лет сорока пяти — пятидесяти, но с гибкой статной фигурой, которую можно было бы назвать юношеской — тонкая талия, изящные очертания холеных рук и длинных пальцев, стройные ноги в узких светлых джинсах, — если бы не впечатляющая линия мощных мускулистых плеч, литая загорелая шея и чуть прихрамывающая, но все равно легкая пружинистая походка.
На его тонких губах играла легкая хищная улыбка, и угрюмая физиономия Чечеткина на ее фоне показалась Ане миной обиженного маленького мальчика.
Взглянув на часы, повернулся к Коваленко и сказал:
— Через десять минут они будут здесь.
— Живые или мертвые? — уточнил тот.
— Живые, — ответил человек в светлых джинсах, а потом сверкнул великолепной белозубой улыбкой, и с его губ легко, как бабочка с цветка, спорхнули два слова:
— Или мертвые...
— Не выглядывай, — шепнул Фокину Свиридов, — там торчат три мрачных хлопца. Вероятно, по нашу душу. М-м-м... — Свиридов звонко щелкнул себя по лбу и пробормотал:
— Ну думай же, башка, думай!
— А что, если просто разбить к чертовой матери это стекло, — бодро начал Фокин, упоенно рассматривая мощный бицепс своей правой руки, — да и выпрыгнуть на хер с третьего этажа, а потом...
— Никакого «потом», — скороговоркой перебил его Владимир, — кто прыгнет на хер, тот на нем и останется. Ты ведь знаешь, что на Востоке сажают на кол.., вот, это примерно одно и то же.
А если серьезно, то прыгнуть с высоты в десять метров и потом под автоматным огнем пробежать до этого «КамАЗа»... Вряд ли, Афоня...
— И не такое делали! — запальчиво возразил Фокин.
— Это все верно, да вот только... — Взгляд Свиридова метнулся по террасе. Неожиданно он коротко рассмеялся, пробормотав:
— У Коваленко тут что, весь строительный инвентарь?
— А что такое? — отрывисто спросил Фокин.
К дому была прислонена длиннейшая железная лестница, вероятно предназначенная для высотных ремонтных работ, и два ее навершия находились точно на уровне веранды. Конечно, это было почти чудесным вариантом спасения, но чудесность его в немалой степени нивелировалась необходимостью бесшумно отворить окно — что было не так уж сложно, — а потом незаметно для торчащих буквально в двух метрах от дома мускулистых хлопцев спуститься вниз, что являлось задачей несравненно более сложной, а точнее попросту неосуществимой.
Конечно, оставался небольшой шанс все-таки достигнуть земли, но при одном весьма примечательном условии — будучи нашпигованным пулями, как тушеный гусь в духовке печеными яблоками...
— В общем, так, — сказал Свиридов, — все гораздо проще. Я думаю, Афоня, что у нас есть некоторый шанс добраться до «КамАЗа» в целости и сохранности, но все это лишь при условии, что ты восстановил свои кондиции после ночных похождений.
— О чем разговор?!
— Вот и ладно.
С этими словами Владимир бесшумно раскрыл створку окна в том месте веранды, куда приходилась лестница.
В этот момент на сцене действий появился нервно озирающийся и пыхтящий человек с пистолетом. Он ворвался на веранду, его взгляд упал на копошащегося у окна Свиридова. Но в ту же секунду заблаговременно приостановившийся возле дверного проема Фокин одним шагом преодолел расстояние, разделявшее его и упомянутое новое лицо, и со всего размаху ударил его по башке.
Тот отлетел к стене и, неловко ткнувшись в нее головой, застыл на месте. Фокин подобрал пистолет.
— Давай подгребай сюда, Афоня, — позвал Свиридов и перекинул ногу на лестницу. И в ту же секунду Фокин понял, что хочет предпринять его не в меру изобретательный друг.
В принципе, тот способ, которым Владимир собирался достигнуть сиротливо стоящего в теньке «КамАЗа», был не нов, но додуматься до него в сложившихся условиях... «М-м-м, вельми тяжка ты, десница господня с шуйцей вкупе», — подумал Афанасий и так же, как Свиридов, перекинул ногу по ту сторону стены, зафиксировав ступню на верхней перекладине.
На веранду, тяжело топоча, вбежал отряд еще из трех человек. Авангард же этого отряда, так немилосердно благословленный Фокиным, валялся у стены и пускал кровавые пузыри.
— Стоять! — заорал один из вбежавших, и в ту же секунду Свиридов и Фокин синхронно с силой оттолкнулись от стены. Лестница отлетела от дома, словно откинутая могучей пружиной, и, описав в застывшем от такой наглости и дерзости воздухе примитивнейшую из парабол, рухнула на землю, так что тот ее конец, что был прислонен к стене и на котором, собственно, и находилась парочка возмутительных авантюристов, оказался неподалеку от «КамАЗа».
Разумеется, они не стали ждать, пока парабола, по которой двигалась лестница, найдет неминуемую точку пересечения с земной поверхностью. За какую-то долю мгновения до этого Фокин и Свиридов резко выпрыгнули вперед и, совершив замысловатый кувырок, гасящий инерцию, по мокрой от утренней росы траве, «вынырнули» в каком-то метре от вожделенного «КамАЗа».
Окаменевшие на несколько мгновений хлопцы, стоявшие под верандой, тут же открыли беглый автоматный огонь и бросились к кабине грузовика, в которую уже из всех своих богатырских сил ломился Афанасий, благо та была несвоевременно заперта. Свиридов, в руках которого теперь был трофейный фокинский пистолет, играючи и с явной претензией на артистизм перекатился по земле и трижды выстрелил с колена.
Один из приближавшихся парней на полном ходу нырнул в траву и, неловко ткнувшись в нее лицом, так и застыл в страшной и неестественной позе. Второй закричал, и на подломившейся от боли простреленной ноге его занесло в сторону и отшвырнуло прямо в клумбу с белыми и розовыми розами.
Третий, бежавший последним и, быть может, оттого уцелевший, не стал искушать судьбу и спрятался за угол одной из одноэтажных построек по хозяйственной части.
Тем временем Афанасий разбил боковое стекло, просунул в пробой руку и открыл дверь.
Потом прошмыгнул внутрь кабины, по которой тотчас забарабанили пули — стреляли уже с веранды.
Свиридов еле успел заскочить в приоткрытую дверь.
— Ну, братцы, — с веселой злостью проговорил он, привычным движением выворотил стартер и закоротил проводки, — ариведерчи!
Мотор заурчал, загрохотал, и Владимир, сорвав огромную до отказа груженную машину с места, выехал на передний двор, своротив по пути какой-то утлый флигилек и еще нечто отдаленно напоминающее фонтан.
— Ну, козлы! — пробормотал он. — Сейчас мы вам устроим.
«КамАЗ», не снижая скорости, воткнулся в одну из стоящих у парадного входа машин — это был «Мерседес» недавно пожаловавших гостей.
С мерзким скрежетом тяжеленный грузовик проволок несчастный «мере», у которого уже безнадежно смяло салон, а лобовое стекло лопнуло с жалобным сиплым визгом, и впечатал прямо в серую «Волгу» с забрызганными грязью номерами. До того момента об этой автомашине можно было сказать лишь то, что неизвестно, где в пределах Московской области она удосужилась влезть в такую матерую черную грязь.
«Волга» отлетела метра на два и осталась стоять — с разбитыми боковыми стеклами и неестественно вывернутыми вправо передними колесами.
— Не бывает глупых русских! — торжествующе заорал Свиридов. — Бывает много водки!!
— Владимир... Может, хватит.., уматываем отсюда? — спросил Фокин.
В этот момент, словно подводя промежуточный итог его словам, прозвучало несколько автоматных очередей, которые, к счастью, не затронули кабины.
Но это был уже последний звонок к леденящему кровь спектаклю.
— Одну минуту, — прошептал Владимир и, развернув грузовик, задним ходом подвел его к коваленковскому «Кадиллаку» и вплотную поставленным к нему «копейке», на которой приехал Фокин, и второму «Мерседесу», служившему средством передвижения тому самому хромому, что был у группы захвата за старшего.
— У нас слишком много груза, — сжавшись в один комок мускулов и нервов, потому что к «КамАЗу» уже стремительно и вместе с тем осторожно, перебежками, приближались бойцы спецслужбы, бросил Свиридов окаменевшему от напряжения Фокину. — Нужно рискнуть...
В огромном теле «КамАЗа» что-то загудело, дрогнули гидравлические рычаги, и кузов самосвала начал медленно — слишком медленно! — подниматься.
Свиридов приоткрыл дверь и, используя ее как щит, несколько раз выстрелил в наступавших. Один упал, но и то, кажется, остался жив, хотя из игры был выключен наверняка. Остальные продолжали ползти. Именно ползти, потому что после выстрелов Владимира пока не рисковали подниматься.
Меткая очередь раскроила лобовое стекло, и верхний правый его угол выворотился и едва не упал на Афанасия, которому в эти секунды оставалось только злобно ругаться, подбирая все более и более красочные и многоэтажные синтаксические конструкции.
Тем временем кузов поднялся уже достаточно, чтобы гора кирпича высыпалась на машины, но словно что-то удерживало груз в исходной позиции. Вероятно, кирпичи встали так, что образовалось нечто вроде распорки.
Тем весомее и неожиданней будет падение.
— Быстрей, быстрей, ежкина праматерь! — вопил Фокин, а Свиридов осоловевшими от напряжения глазами наблюдал за передвижениями людей Хромого, которые приближались стремительно и неотвратимо.
А в пистолете оставался только один выстрел.
И в этот момент рухнуло! Многотонная груда кирпичей соскользнула по наклонной поверхности и обрушилась на крыши несчастных автомобилей. Жалобно всхлипнули разбитые стекла, и все потонуло в гулком грохоте и клубах неистово взметнувшейся красной пыли.
— Вперррред! — прохрипел Свиридов и, не дожидаясь, пока кузов снова опустится, ударил по сцеплению и газу.
В этот миг из красно-кирпичной пыли вынырнула фигура человека, который прорвался к самой кабине, пользуясь своеобразной дымовой завесой. Он поднял дуло автомата до уровня свиридовских глаз, жестокий оскал торжествующего тигра перечеркнул перепачканное лицо, но неуловимым движением Владимир вскинул пистолет и выстрелил прямо через лобовое стекло.
Ни Фокин, ни сам Свиридов не успели заметить, попал он или нет, потому что грузовик рванулся с места, переехал нырнувшего под колеса камикадзе и, под градом пуль проехав — за какие-то короткие мгновения — через весь двор, на полном ходу вышиб ворота и помчался по дороге от проклятой виллы.
— Ффу! — выдохнул Фокин.
— Еще не фу, — оборвал его Свиридов, — ты думаешь, мы вырвались?
— Надеюсь.
— А я вот знаю совершенно точно только одно.
— Что? — жадно спросил Афанасий.
— Что человек, которого я скорее всего все-таки подстрелил.., который нырнул под колеса...
— Ну?
— Это был Чечеткин, — веско закончил Владимир.
— Я же по возможности вывел из строя максимальное количество машин. Но это ни от чего нас не гарантирует.., м-м-м.., вот так.
Не успело последнее слово этой веской фразы сорваться с губ Свиридова, как он увидел в шестидесяти-семидесяти метрах перед собой стоящего посреди дороги человека. Владимир мог поклясться, что еще секунду назад его там не было, но теперь — ошибки быть не могло — совершенно неподвижная фигура человека, широко расставившего для большей устойчивости ноги, находилась прямо на пути мчащегося с бешеной скоростью «КамАЗа».
И в руках этого человека был направленный прямо в покалеченное лобовое стекло гранатомет.
— О, черт!.. — начал было Фокин. Свиридов резко вывернул руль, чтобы свернуть на обочину.
Но было уже поздно.
Машину неистово подкинуло, словно в нее вцепились и теперь неукротимо терзали сотни маленьких дьяволов, а потом все закружилось в неистовой карусели — остывающими и тающими перед глазами сиреневыми, алыми, желтыми звездочками...
Глава 9
Испуганная горничная попятилась в угол и выронила из рук чайную чашку вместе с блюдцем, однако никто из вновь пришедших не обратил внимания на звон бьющегося стекла.
— Где они? — быстро спросил Чечеткин.
— Кто?
— Не играй под дурочку, — жестким металлическим голосом, которого Аня никогда не замечала за своим обычно мягким и выдержанным супругом, бросил Коваленко. — Где мой бывший начальник охраны Фокин и твой охранник Свиридов?
— Господи, Сережа, что-то случилось? — с искренностью, отчего-то напугавшей ее саму, спросила Аня. — Они были здесь, но куда-то вышли.
— Рассейтесь по дому, ищите их! — резко скомандовал Чечеткин. — Они не могли никуда деться.
— Не суетись, Андрей! — вдруг вплелся в металлическое грохотание энергичного чечеткинского баритона мягкий и вальяжный, пугающе спокойный голос. — Никуда они не денутся. От тридцати моих людей, оцепивших все прилегающие территории, не уйти даже им. Позволь судить об этом мне. Я хорошо знаю, о чем говорю.
Незнакомые люди почтительно расступились, и высокий человек лет сорока пяти — пятидесяти, но с гибкой статной фигурой, которую можно было бы назвать юношеской — тонкая талия, изящные очертания холеных рук и длинных пальцев, стройные ноги в узких светлых джинсах, — если бы не впечатляющая линия мощных мускулистых плеч, литая загорелая шея и чуть прихрамывающая, но все равно легкая пружинистая походка.
На его тонких губах играла легкая хищная улыбка, и угрюмая физиономия Чечеткина на ее фоне показалась Ане миной обиженного маленького мальчика.
Взглянув на часы, повернулся к Коваленко и сказал:
— Через десять минут они будут здесь.
— Живые или мертвые? — уточнил тот.
— Живые, — ответил человек в светлых джинсах, а потом сверкнул великолепной белозубой улыбкой, и с его губ легко, как бабочка с цветка, спорхнули два слова:
— Или мертвые...
* * *
Свиридов и Фокин одним махом взлетели на третий этаж и выскочили на огромную застекленную веранду, откуда открывался вид и на внутренний двор, и на заднюю стену особняка, возле которой одиноко стоял груженный красным кирпичом «КамАЗ». Для чего Коваленко понадобилось столько красного кирпича, Владимир и Афанасий не знали, но им не было до этого никакого дела. Потому что они увидели то средство передвижения, на котором можно было вырваться с виллы их шефа, которая так неожиданно превратилась в ловушку.— Не выглядывай, — шепнул Фокину Свиридов, — там торчат три мрачных хлопца. Вероятно, по нашу душу. М-м-м... — Свиридов звонко щелкнул себя по лбу и пробормотал:
— Ну думай же, башка, думай!
— А что, если просто разбить к чертовой матери это стекло, — бодро начал Фокин, упоенно рассматривая мощный бицепс своей правой руки, — да и выпрыгнуть на хер с третьего этажа, а потом...
— Никакого «потом», — скороговоркой перебил его Владимир, — кто прыгнет на хер, тот на нем и останется. Ты ведь знаешь, что на Востоке сажают на кол.., вот, это примерно одно и то же.
А если серьезно, то прыгнуть с высоты в десять метров и потом под автоматным огнем пробежать до этого «КамАЗа»... Вряд ли, Афоня...
— И не такое делали! — запальчиво возразил Фокин.
— Это все верно, да вот только... — Взгляд Свиридова метнулся по террасе. Неожиданно он коротко рассмеялся, пробормотав:
— У Коваленко тут что, весь строительный инвентарь?
— А что такое? — отрывисто спросил Фокин.
К дому была прислонена длиннейшая железная лестница, вероятно предназначенная для высотных ремонтных работ, и два ее навершия находились точно на уровне веранды. Конечно, это было почти чудесным вариантом спасения, но чудесность его в немалой степени нивелировалась необходимостью бесшумно отворить окно — что было не так уж сложно, — а потом незаметно для торчащих буквально в двух метрах от дома мускулистых хлопцев спуститься вниз, что являлось задачей несравненно более сложной, а точнее попросту неосуществимой.
Конечно, оставался небольшой шанс все-таки достигнуть земли, но при одном весьма примечательном условии — будучи нашпигованным пулями, как тушеный гусь в духовке печеными яблоками...
— В общем, так, — сказал Свиридов, — все гораздо проще. Я думаю, Афоня, что у нас есть некоторый шанс добраться до «КамАЗа» в целости и сохранности, но все это лишь при условии, что ты восстановил свои кондиции после ночных похождений.
— О чем разговор?!
— Вот и ладно.
С этими словами Владимир бесшумно раскрыл створку окна в том месте веранды, куда приходилась лестница.
В этот момент на сцене действий появился нервно озирающийся и пыхтящий человек с пистолетом. Он ворвался на веранду, его взгляд упал на копошащегося у окна Свиридова. Но в ту же секунду заблаговременно приостановившийся возле дверного проема Фокин одним шагом преодолел расстояние, разделявшее его и упомянутое новое лицо, и со всего размаху ударил его по башке.
Тот отлетел к стене и, неловко ткнувшись в нее головой, застыл на месте. Фокин подобрал пистолет.
— Давай подгребай сюда, Афоня, — позвал Свиридов и перекинул ногу на лестницу. И в ту же секунду Фокин понял, что хочет предпринять его не в меру изобретательный друг.
В принципе, тот способ, которым Владимир собирался достигнуть сиротливо стоящего в теньке «КамАЗа», был не нов, но додуматься до него в сложившихся условиях... «М-м-м, вельми тяжка ты, десница господня с шуйцей вкупе», — подумал Афанасий и так же, как Свиридов, перекинул ногу по ту сторону стены, зафиксировав ступню на верхней перекладине.
На веранду, тяжело топоча, вбежал отряд еще из трех человек. Авангард же этого отряда, так немилосердно благословленный Фокиным, валялся у стены и пускал кровавые пузыри.
— Стоять! — заорал один из вбежавших, и в ту же секунду Свиридов и Фокин синхронно с силой оттолкнулись от стены. Лестница отлетела от дома, словно откинутая могучей пружиной, и, описав в застывшем от такой наглости и дерзости воздухе примитивнейшую из парабол, рухнула на землю, так что тот ее конец, что был прислонен к стене и на котором, собственно, и находилась парочка возмутительных авантюристов, оказался неподалеку от «КамАЗа».
Разумеется, они не стали ждать, пока парабола, по которой двигалась лестница, найдет неминуемую точку пересечения с земной поверхностью. За какую-то долю мгновения до этого Фокин и Свиридов резко выпрыгнули вперед и, совершив замысловатый кувырок, гасящий инерцию, по мокрой от утренней росы траве, «вынырнули» в каком-то метре от вожделенного «КамАЗа».
Окаменевшие на несколько мгновений хлопцы, стоявшие под верандой, тут же открыли беглый автоматный огонь и бросились к кабине грузовика, в которую уже из всех своих богатырских сил ломился Афанасий, благо та была несвоевременно заперта. Свиридов, в руках которого теперь был трофейный фокинский пистолет, играючи и с явной претензией на артистизм перекатился по земле и трижды выстрелил с колена.
Один из приближавшихся парней на полном ходу нырнул в траву и, неловко ткнувшись в нее лицом, так и застыл в страшной и неестественной позе. Второй закричал, и на подломившейся от боли простреленной ноге его занесло в сторону и отшвырнуло прямо в клумбу с белыми и розовыми розами.
Третий, бежавший последним и, быть может, оттого уцелевший, не стал искушать судьбу и спрятался за угол одной из одноэтажных построек по хозяйственной части.
Тем временем Афанасий разбил боковое стекло, просунул в пробой руку и открыл дверь.
Потом прошмыгнул внутрь кабины, по которой тотчас забарабанили пули — стреляли уже с веранды.
Свиридов еле успел заскочить в приоткрытую дверь.
— Ну, братцы, — с веселой злостью проговорил он, привычным движением выворотил стартер и закоротил проводки, — ариведерчи!
Мотор заурчал, загрохотал, и Владимир, сорвав огромную до отказа груженную машину с места, выехал на передний двор, своротив по пути какой-то утлый флигилек и еще нечто отдаленно напоминающее фонтан.
— Ну, козлы! — пробормотал он. — Сейчас мы вам устроим.
«КамАЗ», не снижая скорости, воткнулся в одну из стоящих у парадного входа машин — это был «Мерседес» недавно пожаловавших гостей.
С мерзким скрежетом тяжеленный грузовик проволок несчастный «мере», у которого уже безнадежно смяло салон, а лобовое стекло лопнуло с жалобным сиплым визгом, и впечатал прямо в серую «Волгу» с забрызганными грязью номерами. До того момента об этой автомашине можно было сказать лишь то, что неизвестно, где в пределах Московской области она удосужилась влезть в такую матерую черную грязь.
«Волга» отлетела метра на два и осталась стоять — с разбитыми боковыми стеклами и неестественно вывернутыми вправо передними колесами.
— Не бывает глупых русских! — торжествующе заорал Свиридов. — Бывает много водки!!
— Владимир... Может, хватит.., уматываем отсюда? — спросил Фокин.
В этот момент, словно подводя промежуточный итог его словам, прозвучало несколько автоматных очередей, которые, к счастью, не затронули кабины.
Но это был уже последний звонок к леденящему кровь спектаклю.
— Одну минуту, — прошептал Владимир и, развернув грузовик, задним ходом подвел его к коваленковскому «Кадиллаку» и вплотную поставленным к нему «копейке», на которой приехал Фокин, и второму «Мерседесу», служившему средством передвижения тому самому хромому, что был у группы захвата за старшего.
— У нас слишком много груза, — сжавшись в один комок мускулов и нервов, потому что к «КамАЗу» уже стремительно и вместе с тем осторожно, перебежками, приближались бойцы спецслужбы, бросил Свиридов окаменевшему от напряжения Фокину. — Нужно рискнуть...
В огромном теле «КамАЗа» что-то загудело, дрогнули гидравлические рычаги, и кузов самосвала начал медленно — слишком медленно! — подниматься.
Свиридов приоткрыл дверь и, используя ее как щит, несколько раз выстрелил в наступавших. Один упал, но и то, кажется, остался жив, хотя из игры был выключен наверняка. Остальные продолжали ползти. Именно ползти, потому что после выстрелов Владимира пока не рисковали подниматься.
Меткая очередь раскроила лобовое стекло, и верхний правый его угол выворотился и едва не упал на Афанасия, которому в эти секунды оставалось только злобно ругаться, подбирая все более и более красочные и многоэтажные синтаксические конструкции.
Тем временем кузов поднялся уже достаточно, чтобы гора кирпича высыпалась на машины, но словно что-то удерживало груз в исходной позиции. Вероятно, кирпичи встали так, что образовалось нечто вроде распорки.
Тем весомее и неожиданней будет падение.
— Быстрей, быстрей, ежкина праматерь! — вопил Фокин, а Свиридов осоловевшими от напряжения глазами наблюдал за передвижениями людей Хромого, которые приближались стремительно и неотвратимо.
А в пистолете оставался только один выстрел.
И в этот момент рухнуло! Многотонная груда кирпичей соскользнула по наклонной поверхности и обрушилась на крыши несчастных автомобилей. Жалобно всхлипнули разбитые стекла, и все потонуло в гулком грохоте и клубах неистово взметнувшейся красной пыли.
— Вперррред! — прохрипел Свиридов и, не дожидаясь, пока кузов снова опустится, ударил по сцеплению и газу.
В этот миг из красно-кирпичной пыли вынырнула фигура человека, который прорвался к самой кабине, пользуясь своеобразной дымовой завесой. Он поднял дуло автомата до уровня свиридовских глаз, жестокий оскал торжествующего тигра перечеркнул перепачканное лицо, но неуловимым движением Владимир вскинул пистолет и выстрелил прямо через лобовое стекло.
Ни Фокин, ни сам Свиридов не успели заметить, попал он или нет, потому что грузовик рванулся с места, переехал нырнувшего под колеса камикадзе и, под градом пуль проехав — за какие-то короткие мгновения — через весь двор, на полном ходу вышиб ворота и помчался по дороге от проклятой виллы.
— Ффу! — выдохнул Фокин.
— Еще не фу, — оборвал его Свиридов, — ты думаешь, мы вырвались?
— Надеюсь.
— А я вот знаю совершенно точно только одно.
— Что? — жадно спросил Афанасий.
— Что человек, которого я скорее всего все-таки подстрелил.., который нырнул под колеса...
— Ну?
— Это был Чечеткин, — веско закончил Владимир.
* * *
— Они нас не догонят?— Я же по возможности вывел из строя максимальное количество машин. Но это ни от чего нас не гарантирует.., м-м-м.., вот так.
Не успело последнее слово этой веской фразы сорваться с губ Свиридова, как он увидел в шестидесяти-семидесяти метрах перед собой стоящего посреди дороги человека. Владимир мог поклясться, что еще секунду назад его там не было, но теперь — ошибки быть не могло — совершенно неподвижная фигура человека, широко расставившего для большей устойчивости ноги, находилась прямо на пути мчащегося с бешеной скоростью «КамАЗа».
И в руках этого человека был направленный прямо в покалеченное лобовое стекло гранатомет.
— О, черт!.. — начал было Фокин. Свиридов резко вывернул руль, чтобы свернуть на обочину.
Но было уже поздно.
Машину неистово подкинуло, словно в нее вцепились и теперь неукротимо терзали сотни маленьких дьяволов, а потом все закружилось в неистовой карусели — остывающими и тающими перед глазами сиреневыми, алыми, желтыми звездочками...
Глава 9
— Ну что же, — сказал человек в светлых джинсах и потер аристократической кистью больную ногу, — неплохо. Машины, конечно, жаль, сильно они эти два многострадальных «мерса» отделали, но, откровенно говоря, я ожидал еще худшего. Как говорится, третий уровень моей игры они не прошли, а я ожидал от них большего. Все-таки нечужие люди. Сам учил.
А ты хорошо сработал, Афиногенов.
— Они успели развернуть «КамАЗ», — произнес почтительно вытянувшийся перед шефом Афиногенов — невысокий плотный мужчина лет сорока, но уже с сильной проседью. — Я попал им в бок, машина перевернулась. Наверно, не столько из-за взрыва, сколько из-за чрезмерной резкости поворота.
— А ты седеешь, сынок, — спокойно проговорил шеф, хотя «сынок» был младше его самого ну максимум лет на семь.
— Поседеешь тут, Петр Дмитрич, — пробурчал тот, а потом вытянулся и четко ответил:
— Седею, товарищ полковник. Значит, так положено.
— Ну-ну, — снисходительно протянул тот, а потом перевел взгляд на бледного то ли от страха, то ли от гнева Коваленко:
— Ну что я тебе говорил, Сергей Всеволодович? Все в норме. Лежат твои архангелы под присмотром моего врача, отходят.
— Простите, не поняла.., то есть как это — отходят? — спросила находящаяся тут же Аня. — Или это у вас такие замечательные каламбуры... товарищ полковник?
Последние два слова прозвучали с откровенным сарказмом.
— Можно охарактеризовать это и так, Анна Михайловна, — добродушно протянул Петр Дмитриевич — как назвал его немного ранее Афиногенов. — Конечно, они живы и если и не здоровы, то в очень скором времени будут таковыми. Уж больно живучи, сукины дети, иной кошке сто очков вперед дадут. Вот такие дела.
Аня пристально всмотрелась в лицо этого человека, все острее и неотвязнее ловя себя на ощущении, что этот человек ей определенно знаком. Просто она никак не могла вспомнить, где слышала эти ироничные менторские интонации, где видела эти плавные хищные жесты, которым позавидовал бы иной леопард... Лица она не помнила, да что-то к тому же подсказывало ей, что нет, не в лице тут дело, да еще в наш век пластической хирургии...
— Тридцать ваших людей не смогли толком справиться с двумя проходимцами, — тем временем раздраженно выговорил Коваленко. — Они разнесли половину моего двора, превратили в груду хлама мой «Кадиллак», и теперь придется делать очень значительный ремонт, чтобы снова привести его в норму. А ваш человек к тому же взорвал мой личный «КамАЗ»...
— И сходил по-большому в мой личный золотой унитаз, — язвительно перебил его Петр Дмитриевич. — Скажи спасибо, Сергей Всеволодович, что не разнесли по кирпичику все, что ты тут понастроил. Два проходимца! Эти два проходимца стоят всей твоей службы безопасности плюс еще столько же! Я же говорил тебе, как один из этих проходимцев легко и непринужденно снял пулей твоего акционера Рябинина, блаженной памяти Зиновия Евгеньевича Рабиновича, а потом сделал моего человека, которому удалось его отследить.
Коваленко сконфуженно замолчал.
— Кстати, насчет золотого унитаза есть замечательный анекдот, — доброжелательно и непринужденно, словно и не было этого уничтожающего окрика, продолжал полковник.
Афиногенов сдавленно хмыкнул.
— Приходит домой муж.., пьянющий вдробадан, в общем. Открывает жена, начинает что-то там злобно квакать, а он ей: «Молчи, дура, жить не умеешь, мать-перемать.., вот у людей унитаз золотой!»
Падает и вырубается.
Несчастная жена в совершеннейшем недоумении звонит подруге. «Кать, мой у тебя был?» — «Нет, не был, а что?» Звонит второй подруге:
«Лен, мой был у тебя или нет?» — «Нет». Звонит третьей: «Был?» — «Был!»
«Так вот что, Оль.., извини за интимный вопрос.., но не у вас унитаз золотой?»
Та зажимает ладонью трубку и кричит:
«Коль, я знаю, кто в твой тромбон насрал!»
Коваленко отрывисто захохотал, его поддержал Афиногенов, еще двое присутствующих, не считая Ани, подобострастно фыркнули.
— Так, — проговорил полковник, оставшийся совершенно невозмутимым даже в проявлении несколько сомнительного своего остроумия, — где Фокин и Свиридов? Даже если бы они были в коме, то давно следовало привести их в норму, а мне докладывали, что у них максимум по две царапины на брата. Эй! — крикнул он.
В ту же секунду вошел один из подчиненных Петра Дмитриевича.
— Эти двое сейчас будут, — сказал он, — а вот Нечеткий только что умер. Мы вызывали вертолет, теперь, очевидно, стоит сказать им, что вызов отменен.
— Чечеткин?! — воскликнул Коваленко. — Чечеткин.., умер?
— А что же вы хотите? — угрюмо спросил вошедший. — Сначала пуля разнесла нижнюю челюсть и прошла навылет через шею, рана сама по себе такая, что я не знаю, как он после этого вообще мог еще прожить хоть минуту.., а потом еще угодил под колеса.., ногу ему... В общем, вот такие дела, — закончил он.
— Жалко Андрея, — сказал полковник, но на лице его не отразилось ни малейшего сожаления или даже легкой тени сочувствия. — Хороший был парень.
В этот момент в гостиную ввели Свиридова и Фокина. Нельзя сказать, что они были в том же безукоризненном состоянии, в каком покинули эту комнату максимум десять минут назад.
Светлая рубашка Свиридова была разорвана на правом плече и залита кровью — не запятнана, а именно залита, кровью пропитался весь рукав, и по мертвенно-бледному лицу Свиридова, исцарапанному и помятому, и его нетвердому шагу было видно, что кровопотеря была большой.
Однако на рану уже была наложена умелая повязка, и кровотечение прекратилось.
Фокин выглядел еще хуже. Очевидно, при взрыве и аварии машины он упал лицом вниз, и теперь оно превратилось в один сплошной кровоподтек. Левый глаз заплыл и совершенно не открывался, зато правый смотрел с нескрываемым презрением и неукротимым бешенством.
Он подволакивал одну ногу и, судя по гримасам боли, время от времени проскальзывавшим на его изуродованном лице, травма была достаточно серьезной.
— Добрый день, ребята, — просто и незамысловато сказал полковник, — рад вас видеть.
Усадите их, черт возьми, — повысил он голос, грозно глядя на конвоиров, которые ввели Фокина и Свиридова.
— Не стоит труда, мы сами, — насмешливо сказал Свиридов таким тоном, словно и не было этой погони и лобового выстрела из гранатомета, а потом этого унизительного плена. Он сделал шаг вперед и непринужденно опустился в кресло, а Фокин отмахнулся от вознамерившегося было помочь ему эфэсбэшника и последовал примеру своего друга.
— Так-то лучше, — сказал Петр Дмитриевич.
Свиридов пристально посмотрел на него и вдруг расхохотался.
— Это и есть твой таинственный работодатель, Афоня? — сквозь смех едва выговорил он.
— М-м-м.., а что? — не понял Фокин.
Конечно, он привык к эксцентрическо-неврастеническим выходкам Свиридова, но на этот раз обстановка была настолько неподходящей, что он несколько оторопел.
— А что? — еще раз проговорил он.
— И ты умудрился не узнать, кто нанял тебя расколоть мозги бедному Зиновию Евгеньевичу, единственной, но весьма существенной виной которого было только то, что он был не в меру богат?
— А что?
— Я вижу, Афанасий, что Свиридов более догадлив, чем ты. — Полковник поднялся с кресла, в котором он столь удобно, можно сказать, вальяжно, расположился, и, прихрамывая, прошелся под скрестившимися на нем взглядами собравшихся. Несмотря на эту хромоту, его походка казалась неуловимо легкой.
— Раньше у вас не было этой хромоты, товарищ полковник, — непринужденно улыбнувшись, проговорил Свиридов. — Последняя наша встреча не пошла вам на пользу.
— Да, — отозвался тот, — но хромоту я нажил вовсе не из-за того смехотворного падения со средиземноморского лайнера. Это другое...
Неподвижно сидевшая за столом Аня вдруг подняла голову и, взяв со стола недопитый бокал ананасового сока, нервно выпила его одним глотком, а потом сказала — спокойно и буднично, словно говорила с обычным старым знакомым, которого она давно не видела и даже сразу не узнала:
— Я тоже вспомнила вас, Петр Дмитриевич.
Только почему у вас другое лицо? Прежнее шло вам куда больше.
Коваленко оторопело уставился на свою милую и добропорядочную супругу, которая казалась ему такой домоседкой и смиренницей, а теперь, как выяснилось, оказалась знакома с человеком, одно имя которого приводило Сергея Всеволодовича в трепет.
— Очень жаль, что вам не понравилось, Анна Михайловна, — добродушно проговорил Петр Дмитриевич. — Просто дела вынудили меня возвратиться в Москву, а мое лицо оказалось знакомо слишком многим, чтобы работать спокойно и качественно. Я и решил прибегнуть к такому простому и незамысловатому способу коррекции внешности.
И тут Фокин, который вовсе не был тугодумом или, как говорят в молодежной среде, «тормозом» — просто его сознание было замутнено еще не отпустившим похмельным синдромом вкупе с вновь приобретенными ранениями, — тут он все понял.
Пристально взглянув на полковника, Фокин совершенно машинально повернул голову направо, пытаясь понять, как же он не уловил такого очевидного факта, — и тут наткнулся взглядом на зеркало, до которых, как уже говорилось, хозяин виллы был большой охотник.
Кривое зеркало...
В нем он увидел то, прежнее лицо человека, который, усмехаясь, стоял перед ним.
— Господи... — пробормотал Афанасий. — Полковник Платонов.., шеф «Капеллы»!
— Наконец-то ты понял, бедный мой «музыкант», — словно бы сочувственно проговорил Петр Дмитриевич. И тогда Фокин окончательно уверовал, что перед ним сидит именно его начальник и учитель по отряду «Капелла», потому что в этом элитном отделе ГРУ со звучным музыкальным названием все сотрудники именовались не иначе, как «музыканты».
Полковник Платонов был безнадежным меломаном...
Фокин вдруг подскочил на месте и, ударом локтя отшвырнув стоявшего возле него охранника с автоматом, хотел было броситься к выходу... Из его груди вырвался только один хриплый вопль:
— Сви-и-иррр...
В ту же секунду полковник Платонов прыгнул, как тигр, на Фокина, и схватил его за шею, а еще двое эфэсбэшников — все, кто оставался в комнате, — подскочили к Афанасию. Только один в следующую секунду полетел в угол, а второй — Афиногенов — отскочил и выстрелил в Свиридова, который и нанес удар, отбросивший напарника «гранатометчика» с таким ущербом для его здоровья.
Свиридов упал на одно колено, схватившись за простреленную левую ногу, а Фокин, обессиленный бурным утром и железной хваткой своего бывшего шефа, жадно хватанул ртом воздух и тяжело осел на пол.
— Держать их под прицелом, если что — стрелять на поражение! — приказал Платонов, бросив на Афиногенова и автоматчиков, быстро пришедших в себя после экзекуции, короткий свирепый взгляд. — Прыткие они.., ублюдки!
Сам учил.
Коваленко тупо смотрел на происходящее из своего угла...
Или вы будете отрицать, что Теплаков работал на спецслужбы, то есть, конкретнее, — на вас?
Полковник Платонов вздохнул полной грудью и уселся в кресло. Потом закурил и с удовлетворением откинулся назад.
— Я думаю, настало время объясниться, — сказал он.
— Да.., конечно, да, — подтвердил Коваленко и посмотрел почему-то на Аню. — Будьте добры, Петр Дмитриевич.
— Хорошо. — Платонов посмотрел на Свиридова, приложившего пальцы, сквозь которые сочилась кровь, к левой ноге, и Афоню Фокина, растирающего посиневшую от стальной хватки Платонова шею и бормочущего что-то вроде: будь он в нормальном состоянии, он порвал бы в клочья и самого Платонова, и еще десяток его подчиненных. В случае чего прихватил бы их с собой на тот свет — перетапливать на сало для адских сковород.
А ты хорошо сработал, Афиногенов.
— Они успели развернуть «КамАЗ», — произнес почтительно вытянувшийся перед шефом Афиногенов — невысокий плотный мужчина лет сорока, но уже с сильной проседью. — Я попал им в бок, машина перевернулась. Наверно, не столько из-за взрыва, сколько из-за чрезмерной резкости поворота.
— А ты седеешь, сынок, — спокойно проговорил шеф, хотя «сынок» был младше его самого ну максимум лет на семь.
— Поседеешь тут, Петр Дмитрич, — пробурчал тот, а потом вытянулся и четко ответил:
— Седею, товарищ полковник. Значит, так положено.
— Ну-ну, — снисходительно протянул тот, а потом перевел взгляд на бледного то ли от страха, то ли от гнева Коваленко:
— Ну что я тебе говорил, Сергей Всеволодович? Все в норме. Лежат твои архангелы под присмотром моего врача, отходят.
— Простите, не поняла.., то есть как это — отходят? — спросила находящаяся тут же Аня. — Или это у вас такие замечательные каламбуры... товарищ полковник?
Последние два слова прозвучали с откровенным сарказмом.
— Можно охарактеризовать это и так, Анна Михайловна, — добродушно протянул Петр Дмитриевич — как назвал его немного ранее Афиногенов. — Конечно, они живы и если и не здоровы, то в очень скором времени будут таковыми. Уж больно живучи, сукины дети, иной кошке сто очков вперед дадут. Вот такие дела.
Аня пристально всмотрелась в лицо этого человека, все острее и неотвязнее ловя себя на ощущении, что этот человек ей определенно знаком. Просто она никак не могла вспомнить, где слышала эти ироничные менторские интонации, где видела эти плавные хищные жесты, которым позавидовал бы иной леопард... Лица она не помнила, да что-то к тому же подсказывало ей, что нет, не в лице тут дело, да еще в наш век пластической хирургии...
— Тридцать ваших людей не смогли толком справиться с двумя проходимцами, — тем временем раздраженно выговорил Коваленко. — Они разнесли половину моего двора, превратили в груду хлама мой «Кадиллак», и теперь придется делать очень значительный ремонт, чтобы снова привести его в норму. А ваш человек к тому же взорвал мой личный «КамАЗ»...
— И сходил по-большому в мой личный золотой унитаз, — язвительно перебил его Петр Дмитриевич. — Скажи спасибо, Сергей Всеволодович, что не разнесли по кирпичику все, что ты тут понастроил. Два проходимца! Эти два проходимца стоят всей твоей службы безопасности плюс еще столько же! Я же говорил тебе, как один из этих проходимцев легко и непринужденно снял пулей твоего акционера Рябинина, блаженной памяти Зиновия Евгеньевича Рабиновича, а потом сделал моего человека, которому удалось его отследить.
Коваленко сконфуженно замолчал.
— Кстати, насчет золотого унитаза есть замечательный анекдот, — доброжелательно и непринужденно, словно и не было этого уничтожающего окрика, продолжал полковник.
Афиногенов сдавленно хмыкнул.
— Приходит домой муж.., пьянющий вдробадан, в общем. Открывает жена, начинает что-то там злобно квакать, а он ей: «Молчи, дура, жить не умеешь, мать-перемать.., вот у людей унитаз золотой!»
Падает и вырубается.
Несчастная жена в совершеннейшем недоумении звонит подруге. «Кать, мой у тебя был?» — «Нет, не был, а что?» Звонит второй подруге:
«Лен, мой был у тебя или нет?» — «Нет». Звонит третьей: «Был?» — «Был!»
«Так вот что, Оль.., извини за интимный вопрос.., но не у вас унитаз золотой?»
Та зажимает ладонью трубку и кричит:
«Коль, я знаю, кто в твой тромбон насрал!»
Коваленко отрывисто захохотал, его поддержал Афиногенов, еще двое присутствующих, не считая Ани, подобострастно фыркнули.
— Так, — проговорил полковник, оставшийся совершенно невозмутимым даже в проявлении несколько сомнительного своего остроумия, — где Фокин и Свиридов? Даже если бы они были в коме, то давно следовало привести их в норму, а мне докладывали, что у них максимум по две царапины на брата. Эй! — крикнул он.
В ту же секунду вошел один из подчиненных Петра Дмитриевича.
— Эти двое сейчас будут, — сказал он, — а вот Нечеткий только что умер. Мы вызывали вертолет, теперь, очевидно, стоит сказать им, что вызов отменен.
— Чечеткин?! — воскликнул Коваленко. — Чечеткин.., умер?
— А что же вы хотите? — угрюмо спросил вошедший. — Сначала пуля разнесла нижнюю челюсть и прошла навылет через шею, рана сама по себе такая, что я не знаю, как он после этого вообще мог еще прожить хоть минуту.., а потом еще угодил под колеса.., ногу ему... В общем, вот такие дела, — закончил он.
— Жалко Андрея, — сказал полковник, но на лице его не отразилось ни малейшего сожаления или даже легкой тени сочувствия. — Хороший был парень.
В этот момент в гостиную ввели Свиридова и Фокина. Нельзя сказать, что они были в том же безукоризненном состоянии, в каком покинули эту комнату максимум десять минут назад.
Светлая рубашка Свиридова была разорвана на правом плече и залита кровью — не запятнана, а именно залита, кровью пропитался весь рукав, и по мертвенно-бледному лицу Свиридова, исцарапанному и помятому, и его нетвердому шагу было видно, что кровопотеря была большой.
Однако на рану уже была наложена умелая повязка, и кровотечение прекратилось.
Фокин выглядел еще хуже. Очевидно, при взрыве и аварии машины он упал лицом вниз, и теперь оно превратилось в один сплошной кровоподтек. Левый глаз заплыл и совершенно не открывался, зато правый смотрел с нескрываемым презрением и неукротимым бешенством.
Он подволакивал одну ногу и, судя по гримасам боли, время от времени проскальзывавшим на его изуродованном лице, травма была достаточно серьезной.
— Добрый день, ребята, — просто и незамысловато сказал полковник, — рад вас видеть.
Усадите их, черт возьми, — повысил он голос, грозно глядя на конвоиров, которые ввели Фокина и Свиридова.
— Не стоит труда, мы сами, — насмешливо сказал Свиридов таким тоном, словно и не было этой погони и лобового выстрела из гранатомета, а потом этого унизительного плена. Он сделал шаг вперед и непринужденно опустился в кресло, а Фокин отмахнулся от вознамерившегося было помочь ему эфэсбэшника и последовал примеру своего друга.
— Так-то лучше, — сказал Петр Дмитриевич.
Свиридов пристально посмотрел на него и вдруг расхохотался.
— Это и есть твой таинственный работодатель, Афоня? — сквозь смех едва выговорил он.
— М-м-м.., а что? — не понял Фокин.
Конечно, он привык к эксцентрическо-неврастеническим выходкам Свиридова, но на этот раз обстановка была настолько неподходящей, что он несколько оторопел.
— А что? — еще раз проговорил он.
— И ты умудрился не узнать, кто нанял тебя расколоть мозги бедному Зиновию Евгеньевичу, единственной, но весьма существенной виной которого было только то, что он был не в меру богат?
— А что?
— Я вижу, Афанасий, что Свиридов более догадлив, чем ты. — Полковник поднялся с кресла, в котором он столь удобно, можно сказать, вальяжно, расположился, и, прихрамывая, прошелся под скрестившимися на нем взглядами собравшихся. Несмотря на эту хромоту, его походка казалась неуловимо легкой.
— Раньше у вас не было этой хромоты, товарищ полковник, — непринужденно улыбнувшись, проговорил Свиридов. — Последняя наша встреча не пошла вам на пользу.
— Да, — отозвался тот, — но хромоту я нажил вовсе не из-за того смехотворного падения со средиземноморского лайнера. Это другое...
Неподвижно сидевшая за столом Аня вдруг подняла голову и, взяв со стола недопитый бокал ананасового сока, нервно выпила его одним глотком, а потом сказала — спокойно и буднично, словно говорила с обычным старым знакомым, которого она давно не видела и даже сразу не узнала:
— Я тоже вспомнила вас, Петр Дмитриевич.
Только почему у вас другое лицо? Прежнее шло вам куда больше.
Коваленко оторопело уставился на свою милую и добропорядочную супругу, которая казалась ему такой домоседкой и смиренницей, а теперь, как выяснилось, оказалась знакома с человеком, одно имя которого приводило Сергея Всеволодовича в трепет.
— Очень жаль, что вам не понравилось, Анна Михайловна, — добродушно проговорил Петр Дмитриевич. — Просто дела вынудили меня возвратиться в Москву, а мое лицо оказалось знакомо слишком многим, чтобы работать спокойно и качественно. Я и решил прибегнуть к такому простому и незамысловатому способу коррекции внешности.
И тут Фокин, который вовсе не был тугодумом или, как говорят в молодежной среде, «тормозом» — просто его сознание было замутнено еще не отпустившим похмельным синдромом вкупе с вновь приобретенными ранениями, — тут он все понял.
Пристально взглянув на полковника, Фокин совершенно машинально повернул голову направо, пытаясь понять, как же он не уловил такого очевидного факта, — и тут наткнулся взглядом на зеркало, до которых, как уже говорилось, хозяин виллы был большой охотник.
Кривое зеркало...
В нем он увидел то, прежнее лицо человека, который, усмехаясь, стоял перед ним.
— Господи... — пробормотал Афанасий. — Полковник Платонов.., шеф «Капеллы»!
— Наконец-то ты понял, бедный мой «музыкант», — словно бы сочувственно проговорил Петр Дмитриевич. И тогда Фокин окончательно уверовал, что перед ним сидит именно его начальник и учитель по отряду «Капелла», потому что в этом элитном отделе ГРУ со звучным музыкальным названием все сотрудники именовались не иначе, как «музыканты».
Полковник Платонов был безнадежным меломаном...
Фокин вдруг подскочил на месте и, ударом локтя отшвырнув стоявшего возле него охранника с автоматом, хотел было броситься к выходу... Из его груди вырвался только один хриплый вопль:
— Сви-и-иррр...
В ту же секунду полковник Платонов прыгнул, как тигр, на Фокина, и схватил его за шею, а еще двое эфэсбэшников — все, кто оставался в комнате, — подскочили к Афанасию. Только один в следующую секунду полетел в угол, а второй — Афиногенов — отскочил и выстрелил в Свиридова, который и нанес удар, отбросивший напарника «гранатометчика» с таким ущербом для его здоровья.
Свиридов упал на одно колено, схватившись за простреленную левую ногу, а Фокин, обессиленный бурным утром и железной хваткой своего бывшего шефа, жадно хватанул ртом воздух и тяжело осел на пол.
— Держать их под прицелом, если что — стрелять на поражение! — приказал Платонов, бросив на Афиногенова и автоматчиков, быстро пришедших в себя после экзекуции, короткий свирепый взгляд. — Прыткие они.., ублюдки!
Сам учил.
Коваленко тупо смотрел на происходящее из своего угла...
* * *
— Простите, — вдруг заговорил хозяин виллы, — возможно, что я чего-то недопонимаю, но вот тут прозвучало, что именно вы, Петр Дмитриевич, организовали убийство Рябинина. Я полагаю, это очередное недоразумение? Иначе как вышло, что ваш же человек был убит при этом?Или вы будете отрицать, что Теплаков работал на спецслужбы, то есть, конкретнее, — на вас?
Полковник Платонов вздохнул полной грудью и уселся в кресло. Потом закурил и с удовлетворением откинулся назад.
— Я думаю, настало время объясниться, — сказал он.
— Да.., конечно, да, — подтвердил Коваленко и посмотрел почему-то на Аню. — Будьте добры, Петр Дмитриевич.
— Хорошо. — Платонов посмотрел на Свиридова, приложившего пальцы, сквозь которые сочилась кровь, к левой ноге, и Афоню Фокина, растирающего посиневшую от стальной хватки Платонова шею и бормочущего что-то вроде: будь он в нормальном состоянии, он порвал бы в клочья и самого Платонова, и еще десяток его подчиненных. В случае чего прихватил бы их с собой на тот свет — перетапливать на сало для адских сковород.