Страница:
В общем, Костю убил тот, кто хорошо его знал, убил или заказал. Конечно, Костя был трепло, Сережа говорит, что эту историю он рассказывал всем подряд. Но мне, например, не рассказывал. Думаю, что и остальным девочкам – тоже.
– Слушайте, Сережа, – сказала я, – а вы знали кого-нибудь из его знакомых? Угроз он не получал? Не ходил последнее время мрачный и озабоченный?
Сережа усмехнулся, бросив на меня иронический взгляд.
– Этими вопросами, – сказал он, – меня менты сегодня уже достали. – Насколько я знаю, не было никаких угроз. А озабоченный, – Сережа пожал плечами, – он всегда выглядел озабоченным, раздраженным. Бегал из угла в угол, как узник перед казнью. А скажешь ему об этом, он так на хрен пошлет, только держись.
Я изумилась:
– А с нами он всегда был веселым, смеялся, шутил.
– Правильно, – сказал Сережа, – с бабами он всегда был ласковый. За это они и любили его. С бабами и с клиентами. С теми, кто ему нужен, одним словом. А с остальными как собака.
Я задумалась. Информация неутешительная. Добрый был Костя со своими домашними или злой, это не мотив для убийства. Хорошо бы съездить к нему домой. Может, там что-нибудь прояснится?
– Скажите, а у вас в Раскове большой дом?
– Ага, – сказал Сережа. – Три этажа, потолки высокие.
– А ведь Расково на пригорке? – не унималась я. – Оттуда, наверное, вид на город замечательный?
– Да, вид чудесный, – согласился Сережа и вдруг оживился. – Послушайте, Света, давайте прямо сейчас съездим к нам домой. Все посмотрите. Там и пообедаем.
Я с облегчением вздохнула. Ну, наконец-то допер мужик. А вслух сказала:
– Не знаю, Сережа, что подумает ваша мама?
При упоминании о матери он смутился. Эх, дура, неужели я все испортила?
– Да, маме не нравится, когда я в дом вожу девушек, – ответил Сережа. – Но один раз можно. Я думаю, вы ей понравитесь.
– Особенно, когда она узнает, чем я занимаюсь.
– Ну а мы ей об этом не скажем! – воскликнул он простодушно. – Я скажу, что вы медсестра и ухаживаете за больными старушками. Ведь это правда.
– А она спросит, как лечить какую-нибудь ее болячку.
– Ну тогда, – он смутился, – тогда мы скажем, что вы художница. Кстати, вы похожи на творческую личность.
– А она начнет разглагольствовать о живописи, – усмехнулась я. – Я, между прочим, из художников знаю только Пикассо, да и то потому лишь, что один местный художник всю ночь про него трепался в постели. Говорил, гениталии совершенно потрясающе изображал, один росчерк пера, а выразительнее, чем в «Плейбое»…
– Он, наверное, имел в виду иллюстрации к Овидию, – предположил Сережка.
– Очень может быть, – сказала я.
Сережа закусил губу. Я почувствовала, что он ревнует меня к тому художнику, любителю Пикассо. Эх, знал бы он, сколько у меня их было, этих художников, писателей, бизнесменов, простых шоферов.
– Слушайте, – сказал он наконец, – а кто вы, собственно, по образованию?
– Окончила романо-германский, – ответила я.
– Правда? А какой язык?
– Французский.
– Отлично! – воскликнул он, просияв. – Слушайте, это судьба. Я ведь тоже студент романо-германского. Только я изучаю немецкий. Но это не беда, скажем, что мы сокурсники, не заставит же она нас говорить по-немецки.
Я кивнула. Мы уже ехали по проспекту Строителей, и, насколько я знала город, до поселка Солнечный, а там и до села Расково оставалось всего ничего.
11
12
13
– Слушайте, Сережа, – сказала я, – а вы знали кого-нибудь из его знакомых? Угроз он не получал? Не ходил последнее время мрачный и озабоченный?
Сережа усмехнулся, бросив на меня иронический взгляд.
– Этими вопросами, – сказал он, – меня менты сегодня уже достали. – Насколько я знаю, не было никаких угроз. А озабоченный, – Сережа пожал плечами, – он всегда выглядел озабоченным, раздраженным. Бегал из угла в угол, как узник перед казнью. А скажешь ему об этом, он так на хрен пошлет, только держись.
Я изумилась:
– А с нами он всегда был веселым, смеялся, шутил.
– Правильно, – сказал Сережа, – с бабами он всегда был ласковый. За это они и любили его. С бабами и с клиентами. С теми, кто ему нужен, одним словом. А с остальными как собака.
Я задумалась. Информация неутешительная. Добрый был Костя со своими домашними или злой, это не мотив для убийства. Хорошо бы съездить к нему домой. Может, там что-нибудь прояснится?
– Скажите, а у вас в Раскове большой дом?
– Ага, – сказал Сережа. – Три этажа, потолки высокие.
– А ведь Расково на пригорке? – не унималась я. – Оттуда, наверное, вид на город замечательный?
– Да, вид чудесный, – согласился Сережа и вдруг оживился. – Послушайте, Света, давайте прямо сейчас съездим к нам домой. Все посмотрите. Там и пообедаем.
Я с облегчением вздохнула. Ну, наконец-то допер мужик. А вслух сказала:
– Не знаю, Сережа, что подумает ваша мама?
При упоминании о матери он смутился. Эх, дура, неужели я все испортила?
– Да, маме не нравится, когда я в дом вожу девушек, – ответил Сережа. – Но один раз можно. Я думаю, вы ей понравитесь.
– Особенно, когда она узнает, чем я занимаюсь.
– Ну а мы ей об этом не скажем! – воскликнул он простодушно. – Я скажу, что вы медсестра и ухаживаете за больными старушками. Ведь это правда.
– А она спросит, как лечить какую-нибудь ее болячку.
– Ну тогда, – он смутился, – тогда мы скажем, что вы художница. Кстати, вы похожи на творческую личность.
– А она начнет разглагольствовать о живописи, – усмехнулась я. – Я, между прочим, из художников знаю только Пикассо, да и то потому лишь, что один местный художник всю ночь про него трепался в постели. Говорил, гениталии совершенно потрясающе изображал, один росчерк пера, а выразительнее, чем в «Плейбое»…
– Он, наверное, имел в виду иллюстрации к Овидию, – предположил Сережка.
– Очень может быть, – сказала я.
Сережа закусил губу. Я почувствовала, что он ревнует меня к тому художнику, любителю Пикассо. Эх, знал бы он, сколько у меня их было, этих художников, писателей, бизнесменов, простых шоферов.
– Слушайте, – сказал он наконец, – а кто вы, собственно, по образованию?
– Окончила романо-германский, – ответила я.
– Правда? А какой язык?
– Французский.
– Отлично! – воскликнул он, просияв. – Слушайте, это судьба. Я ведь тоже студент романо-германского. Только я изучаю немецкий. Но это не беда, скажем, что мы сокурсники, не заставит же она нас говорить по-немецки.
Я кивнула. Мы уже ехали по проспекту Строителей, и, насколько я знала город, до поселка Солнечный, а там и до села Расково оставалось всего ничего.
11
Расково действительно стояло на пригорке. Вернее, на склоне широкого пологого холма, его вершина зеленела свежей весенней травой, чуть ниже стояли деревенские и городского типа дома, среди них пара-тройка особняков. Со склона открывался вид на поселок Солнечный. Так в нашем городе назывался построенный в начале восьмидесятых огромный микрорайон, где жила куча народу. Впрочем, поселок Солнечный тоже располагался на пригорке, и тот пригорок от нашего отделяла глубокая долина.
С высоты склона я, как на карте, видела зеленеющие квадраты полей, разграничивающие их полевые дороги. Чуть правее, ближе к шоссе, по которому мы ехали, располагались дачные участки. Напротив высилась огромная дымовая труба. Как объяснил мне потом Сережа, это была ТЭЦ-5, подающая тепло и в поселок Солнечный, и в городского типа дома села Расково, и даже в поселок Дубки, до которого было десять километров. Им, наверное, этого тепла доставалось совсем немного. В самом же особняке, где жил Костя с семьей, отопление было автономное, осуществлялось при помощи установленного в пристройке газового котла, его можно было включать и выключать в зависимости от погоды и температуры в доме.
Сам особняк показался мне узким и каким-то лобастым. Передний фронтон словно нависал, набычившись над входом, который «украшали» колонны, почему-то квадратные, сложенные из белого кирпича. Выглядели они попросту безобразно. Я лишь пожала плечами, разглядывая образчик современной бытовой архитектуры. Впрочем, откуда мог быть у Кости, всю жизнь крутившего баранку, тонкий художественный вкус? Меня больше удивляло другое. Не думала я, что у водителя «ЗиЛа» хватит заработка на строительство такого особняка. Впрочем, кто его знает, я не налоговая полиция, чтобы интересоваться чужими доходами.
– У нас гости, – заметил Сережа, когда мы подъезжали к дому. – Кто-то незнакомый, интересно, кто.
Тут я разглядела припаркованный у ворот, чуточку в стороне, солидный черный джип, огромный, высокий, с толстыми колесами и блестящими разного рода хромированными наворотами.
– Кто-то очень солидный, – заметила я. – Кстати, у Кости много было солидных знакомых?
– Вообще не было, – ответил Сергей. – Он даже на свадьбу никого не пригласил. Я привел сокурсников.
Я опешила.
– А где же его родители?
– Говорил, что детдомовский.
Я покачала головой. Странно. Ни родных, ни друзей, ни знакомых. Не может человек жить один, как дикий зверь в лесу. Видимо, Костя не хотел знакомить своих новых родных ни с кем из прежних друзей. Зачеркнув свое прошлое, начал жить с нуля. Тут я вспомнила, что мне сказал Артак. Будто Костя в свое время был связан с криминалом, а потом завязал. Конечно, ни жену, ни ее родственников Костя не захотел знакомить с бандитами. А особняк наверняка построен на ворованные деньги. «ЗиЛ», перевозки, это все маскировка. Работая на «ЗиЛе», на такой особняк не заработаешь. В лучшем случае на крохотный домик в деревне, да и то к концу жизни.
Но если даже Костя завязал, родные все равно могли догадаться о его прошлом по каким-то намекам, случайно оброненным словам. Разумеется, они не придавали им значения. Но в памяти такие вещи могли отпечататься. Надо только расспросить как следует Сережу. Пусть расскажет все, что знает.
По аккуратной бетонной дорожке мы прошли через небольшой дворик и вошли в дом. Привыкшая к тесноте гостиничных номеров и собственной небольшой квартиры, я была поражена, увидев, сколько в доме пустого жилого пространства. Прямо от входной двери тянулся показавшийся мне бесконечно длинным коридор на кухню – это я определила по доносящимся оттуда запахам. На второй этаж вела широкая винтовая лестница. Оттуда доносились голоса, мужской и женский. Звучали они напряженно, казалось, вот-вот вспыхнет ссора.
– У мамы гости, – объяснил Сережа, – наверное, опять насчет трубок.
– Каких трубок? – не поняла я.
– Курительных, – пояснил Сережа. – У нас великолепная коллекция курительных трубок. Дед и отец собирали. Специалисты ее высоко оценили. И вот вчера позвонил какой-то тип. Сказал, что хочет ее купить. Но мама наотрез отказалась, ведь это память об отце.
– Думаете, это он собственной персоной пришел?
– Похоже на то, – согласился Костя. – Давайте поднимемся, посмотрим.
Второй этаж благодаря высоченным потолкам вообще казался необъятным. Лестница, ведущая на третий этаж, была гораздо уже. Как мне объяснил потом Сережа, там было всего две комнаты, из них одна спальня Кости и Валерии. Дом имел форму пирамиды, широкой у основания и суживающейся к вершине. Таким его задумал Костя, и комнаты на третьем этаже, как на вершине башни, были его идеей. Ему нравилось смотреть вдаль. Нравилось, что из Раскова виден центр города и даже мост через Волгу.
Комната, откуда доносились голоса, похоже, была библиотекой. Сквозь приоткрытую дверь я увидела заполненные книгами книжные шкафы. Едва Сережа появился на пороге, резко и грубо бубнивший что-то мужской голос умолк, точно оборвался, и другой, мягкий, женский, воскликнул, точно в отчаянии:
– Боже мой, Сережа, как хорошо, что ты пришел. Я думала, этот человек сведет меня с ума. Или убьет, задушит, чтобы получить эти трубки.
Меня Сережина мама не видела. Я спряталась за дверным косяком и стала прислушиваться.
– Вы хотите купить нашу коллекцию трубок? – холодно спросил Сережа. – Мы ее не продаем.
– Слушай, парень, подожди, не кипятись, – донесся до меня грубый хриплый мужской голос.
– Говорят же вам: трубки не продаются.
– Да ты подожди, говорю, – заорал мужчина. – Я тебе предлагаю пять тысяч рублей, врубился? Попробуй их продать дороже, если ты такой умный.
– Наши трубки не продаются.
– Да какого хрена ты заладил: «Не продаются, не продаются». Я тебе пять тысяч даю. За все сразу, ни забот, ни хлопот. Вот деньги. Вы берете деньги, я забираю трубки. Я и чемодан с собой принес.
– Так, на выход, – сказал Сережа твердо. – Вас проводить?
– Да не толкайся ты.
Мужчина оказался в дверном проеме, и я разглядела его. Высокий, плотный, квадратный, чуть старше тридцати пяти. Совершенно лысая, блестящая в солнечных бликах голова, грубая наглая рожа. Одет в бледно-синие джинсы и коричневую кожаную куртку.
– Ладно, блин, сейчас уйду.
Меня он не заметил.
– Только учтите вы, олухи, сейчас, как Костю вашего в расход пустили, вы без штанов останетесь. Эту халупу надо содержать, налоги и коммунальные услуги платить. Вы потом за любую цену будете готовы продать ваши трубки. Я тогда снова приду, да, я не гордый. Но пять тысяч я вам уже не дам, это точно.
– Вытряхивайтесь. – Сережа подталкивал мужчину к лестнице.
– Да подожди ты, возьми хотя бы номер телефона. Может, передумаете. Тогда позвоните, и я приеду.
Он вытащил из внутреннего кармана куртки лист и протянул Сереже, но тот сунул лист в боковой карман куртки мужчины.
– Не нужно. Мы не будем вам звонить.
Они были уже на лестнице.
В этот момент из комнаты вышла Сережина мама. Это была довольно пожилая женщина, полная, небольшого роста, уже седая, с короткой стрижкой. Заметив меня, она остановилась.
– Как вы сюда попали?
– Я с Сережей пришла, – быстро ответила я. – Я его… В смысле мы с ним сокурсники.
– Ах вот как. – Женщина остановила на мне строгий, внимательный взгляд. Потом кивнула. – Ну, хорошо. Сколько раз говорила Сереже, чтобы не водил сюда случайных знакомых, все без толку.
Выражение «случайная знакомая» резануло как ножом по сердцу, тем более что так оно и было.
– Сережа мне рассказывал, какой у вас замечательный дом, – попыталась я оправдаться. – И какой из него чудесный вид на город.
Женщина сухо кивнула.
– Да, он любит хвастаться этим домом.
Возникла напряженная пауза.
– А у вас, я слышала, замечательная коллекция трубок, – снова попыталась завязать я разговор.
– Да. – Сережина мама посмотрела на меня подозрительно. – А вы что, интересуетесь? Тоже хотите купить?
– Нет, что вы. Я…
– И, по-моему, вы курите, – воскликнула Сережина мама. – Не отрицайте, у меня великолепное обоняние, особенно на табачный дым. Это возмутительно. Прежде курили только киноактрисы и женщины легкого поведения. Теперь любая пятнадцатилетняя девочка. Смотришь, у нее уже сигарета в зубах.
В четырнадцать лет я впервые попробовала покурить. Моталась по тамбурам электричек в компании подружек, прятала в кулачке сигарету. Боже мой, какой ужасный разговор! Я с облегчением вздохнула, когда вернулся Сережка.
– Выпроводил его, – сказал он еще с лестницы. – Вот мерзкий тип. – Потом, увидев нас, стоящих в напряженных позах, смутился. – Познакомься, мама, моя сокурсница Светлана.
Сережина мама сухо кивнула.
– Хочешь чаю? – спросил меня Сережа.
Я сказала, что хочу, и обратилась к Сережиной маме.
– А можно посмотреть ваши книги? У вас большая библиотека.
– Только читать мы ничего не даем, – заметила Сережина мама. Однако тот факт, что я спросила про книги, похоже, внушил ей некоторое уважение ко мне. Впрочем, меня интересовали не столько книги, сколько пресловутые курительные трубки. Очень хотелось посмотреть на эту ценность. И еще хотелось остаться наедине с Сережей и побеседовать с ним.
С высоты склона я, как на карте, видела зеленеющие квадраты полей, разграничивающие их полевые дороги. Чуть правее, ближе к шоссе, по которому мы ехали, располагались дачные участки. Напротив высилась огромная дымовая труба. Как объяснил мне потом Сережа, это была ТЭЦ-5, подающая тепло и в поселок Солнечный, и в городского типа дома села Расково, и даже в поселок Дубки, до которого было десять километров. Им, наверное, этого тепла доставалось совсем немного. В самом же особняке, где жил Костя с семьей, отопление было автономное, осуществлялось при помощи установленного в пристройке газового котла, его можно было включать и выключать в зависимости от погоды и температуры в доме.
Сам особняк показался мне узким и каким-то лобастым. Передний фронтон словно нависал, набычившись над входом, который «украшали» колонны, почему-то квадратные, сложенные из белого кирпича. Выглядели они попросту безобразно. Я лишь пожала плечами, разглядывая образчик современной бытовой архитектуры. Впрочем, откуда мог быть у Кости, всю жизнь крутившего баранку, тонкий художественный вкус? Меня больше удивляло другое. Не думала я, что у водителя «ЗиЛа» хватит заработка на строительство такого особняка. Впрочем, кто его знает, я не налоговая полиция, чтобы интересоваться чужими доходами.
– У нас гости, – заметил Сережа, когда мы подъезжали к дому. – Кто-то незнакомый, интересно, кто.
Тут я разглядела припаркованный у ворот, чуточку в стороне, солидный черный джип, огромный, высокий, с толстыми колесами и блестящими разного рода хромированными наворотами.
– Кто-то очень солидный, – заметила я. – Кстати, у Кости много было солидных знакомых?
– Вообще не было, – ответил Сергей. – Он даже на свадьбу никого не пригласил. Я привел сокурсников.
Я опешила.
– А где же его родители?
– Говорил, что детдомовский.
Я покачала головой. Странно. Ни родных, ни друзей, ни знакомых. Не может человек жить один, как дикий зверь в лесу. Видимо, Костя не хотел знакомить своих новых родных ни с кем из прежних друзей. Зачеркнув свое прошлое, начал жить с нуля. Тут я вспомнила, что мне сказал Артак. Будто Костя в свое время был связан с криминалом, а потом завязал. Конечно, ни жену, ни ее родственников Костя не захотел знакомить с бандитами. А особняк наверняка построен на ворованные деньги. «ЗиЛ», перевозки, это все маскировка. Работая на «ЗиЛе», на такой особняк не заработаешь. В лучшем случае на крохотный домик в деревне, да и то к концу жизни.
Но если даже Костя завязал, родные все равно могли догадаться о его прошлом по каким-то намекам, случайно оброненным словам. Разумеется, они не придавали им значения. Но в памяти такие вещи могли отпечататься. Надо только расспросить как следует Сережу. Пусть расскажет все, что знает.
По аккуратной бетонной дорожке мы прошли через небольшой дворик и вошли в дом. Привыкшая к тесноте гостиничных номеров и собственной небольшой квартиры, я была поражена, увидев, сколько в доме пустого жилого пространства. Прямо от входной двери тянулся показавшийся мне бесконечно длинным коридор на кухню – это я определила по доносящимся оттуда запахам. На второй этаж вела широкая винтовая лестница. Оттуда доносились голоса, мужской и женский. Звучали они напряженно, казалось, вот-вот вспыхнет ссора.
– У мамы гости, – объяснил Сережа, – наверное, опять насчет трубок.
– Каких трубок? – не поняла я.
– Курительных, – пояснил Сережа. – У нас великолепная коллекция курительных трубок. Дед и отец собирали. Специалисты ее высоко оценили. И вот вчера позвонил какой-то тип. Сказал, что хочет ее купить. Но мама наотрез отказалась, ведь это память об отце.
– Думаете, это он собственной персоной пришел?
– Похоже на то, – согласился Костя. – Давайте поднимемся, посмотрим.
Второй этаж благодаря высоченным потолкам вообще казался необъятным. Лестница, ведущая на третий этаж, была гораздо уже. Как мне объяснил потом Сережа, там было всего две комнаты, из них одна спальня Кости и Валерии. Дом имел форму пирамиды, широкой у основания и суживающейся к вершине. Таким его задумал Костя, и комнаты на третьем этаже, как на вершине башни, были его идеей. Ему нравилось смотреть вдаль. Нравилось, что из Раскова виден центр города и даже мост через Волгу.
Комната, откуда доносились голоса, похоже, была библиотекой. Сквозь приоткрытую дверь я увидела заполненные книгами книжные шкафы. Едва Сережа появился на пороге, резко и грубо бубнивший что-то мужской голос умолк, точно оборвался, и другой, мягкий, женский, воскликнул, точно в отчаянии:
– Боже мой, Сережа, как хорошо, что ты пришел. Я думала, этот человек сведет меня с ума. Или убьет, задушит, чтобы получить эти трубки.
Меня Сережина мама не видела. Я спряталась за дверным косяком и стала прислушиваться.
– Вы хотите купить нашу коллекцию трубок? – холодно спросил Сережа. – Мы ее не продаем.
– Слушай, парень, подожди, не кипятись, – донесся до меня грубый хриплый мужской голос.
– Говорят же вам: трубки не продаются.
– Да ты подожди, говорю, – заорал мужчина. – Я тебе предлагаю пять тысяч рублей, врубился? Попробуй их продать дороже, если ты такой умный.
– Наши трубки не продаются.
– Да какого хрена ты заладил: «Не продаются, не продаются». Я тебе пять тысяч даю. За все сразу, ни забот, ни хлопот. Вот деньги. Вы берете деньги, я забираю трубки. Я и чемодан с собой принес.
– Так, на выход, – сказал Сережа твердо. – Вас проводить?
– Да не толкайся ты.
Мужчина оказался в дверном проеме, и я разглядела его. Высокий, плотный, квадратный, чуть старше тридцати пяти. Совершенно лысая, блестящая в солнечных бликах голова, грубая наглая рожа. Одет в бледно-синие джинсы и коричневую кожаную куртку.
– Ладно, блин, сейчас уйду.
Меня он не заметил.
– Только учтите вы, олухи, сейчас, как Костю вашего в расход пустили, вы без штанов останетесь. Эту халупу надо содержать, налоги и коммунальные услуги платить. Вы потом за любую цену будете готовы продать ваши трубки. Я тогда снова приду, да, я не гордый. Но пять тысяч я вам уже не дам, это точно.
– Вытряхивайтесь. – Сережа подталкивал мужчину к лестнице.
– Да подожди ты, возьми хотя бы номер телефона. Может, передумаете. Тогда позвоните, и я приеду.
Он вытащил из внутреннего кармана куртки лист и протянул Сереже, но тот сунул лист в боковой карман куртки мужчины.
– Не нужно. Мы не будем вам звонить.
Они были уже на лестнице.
В этот момент из комнаты вышла Сережина мама. Это была довольно пожилая женщина, полная, небольшого роста, уже седая, с короткой стрижкой. Заметив меня, она остановилась.
– Как вы сюда попали?
– Я с Сережей пришла, – быстро ответила я. – Я его… В смысле мы с ним сокурсники.
– Ах вот как. – Женщина остановила на мне строгий, внимательный взгляд. Потом кивнула. – Ну, хорошо. Сколько раз говорила Сереже, чтобы не водил сюда случайных знакомых, все без толку.
Выражение «случайная знакомая» резануло как ножом по сердцу, тем более что так оно и было.
– Сережа мне рассказывал, какой у вас замечательный дом, – попыталась я оправдаться. – И какой из него чудесный вид на город.
Женщина сухо кивнула.
– Да, он любит хвастаться этим домом.
Возникла напряженная пауза.
– А у вас, я слышала, замечательная коллекция трубок, – снова попыталась завязать я разговор.
– Да. – Сережина мама посмотрела на меня подозрительно. – А вы что, интересуетесь? Тоже хотите купить?
– Нет, что вы. Я…
– И, по-моему, вы курите, – воскликнула Сережина мама. – Не отрицайте, у меня великолепное обоняние, особенно на табачный дым. Это возмутительно. Прежде курили только киноактрисы и женщины легкого поведения. Теперь любая пятнадцатилетняя девочка. Смотришь, у нее уже сигарета в зубах.
В четырнадцать лет я впервые попробовала покурить. Моталась по тамбурам электричек в компании подружек, прятала в кулачке сигарету. Боже мой, какой ужасный разговор! Я с облегчением вздохнула, когда вернулся Сережка.
– Выпроводил его, – сказал он еще с лестницы. – Вот мерзкий тип. – Потом, увидев нас, стоящих в напряженных позах, смутился. – Познакомься, мама, моя сокурсница Светлана.
Сережина мама сухо кивнула.
– Хочешь чаю? – спросил меня Сережа.
Я сказала, что хочу, и обратилась к Сережиной маме.
– А можно посмотреть ваши книги? У вас большая библиотека.
– Только читать мы ничего не даем, – заметила Сережина мама. Однако тот факт, что я спросила про книги, похоже, внушил ей некоторое уважение ко мне. Впрочем, меня интересовали не столько книги, сколько пресловутые курительные трубки. Очень хотелось посмотреть на эту ценность. И еще хотелось остаться наедине с Сережей и побеседовать с ним.
12
Я с интересом рассматривала книги. Чистота и порядок в библиотеке поразили меня. На стеклах в шкафах ни единого пятнышка. Здесь была исключительно классика. Не зря я училась на филфаке, имена многих писателей были мне хорошо знакомы, не говоря уже о шедеврах мировой литературы. И при этом ни одного бульварного романа.
– Кто собирал все эти сокровища? – поинтересовалась я.
– Отец и дед, – с гордостью заявил Сережка, стоявший посреди комнаты.
– Как и трубки?
– Ага.
Приглядевшись, я обнаружила, что в большинстве своем книги старые, многие переплетены заново, некоторые в темных кожаных переплетах с золотым теснением. Так издавали книги в девятнадцатом столетии.
– А они что, были филологами?
– Нет, – усмехнулся Сережа. – Просто заядлыми книгочеями.
– А по профессии кто?
– Вы будете смеяться.
– В смысле?
Сережа, смущенно улыбаясь, со вздохом ответил:
– Железнодорожниками.
Я и вправду прыснула в кулак. Потом сообразила, что ничего смешного тут нет. Почему бы железнодорожнику не быть любителем книг?
– Они были чиновниками при железной дороге, – пояснил Сережа, печально улыбаясь. – Большую часть жизни проработали в управлении Приволжской железной дороги. Дед, впрочем, и паровозы гонял. Потом, после войны, перешел на руководящую работу. А отец сразу начал с начальника крохотного разъезда где-то возле озера Баскунчак.
Я кивнула.
– А вот наши злополучные трубки.
Они лежали на витрине под стеклом, как в музее. Двадцать восемь штук. Под каждой табличка с написанным номером. Наклонившись, я разглядывала их. Черные или темно-коричневые, словно закопченные, даже сквозь стекло я чувствовала тонкий запах табака. Каждая имела свою особую форму. Одна с прямым чубуком, другая с изогнутым, с длинным или коротким, простым глиняным или янтарным, потемневшим от времени, а то и изгрызанным зубами курильщика. Трубки из обожженной глины, из твердого дерева, из слоновой кости, из какого-то таинственного материала, называемого морской пеной. И чем больше я рассматривала их, тем яснее понимала, что трубки – такое же сокровище, как и хранившиеся в шкафах книги.
А может, Костю и убили, чтобы заполучить эти трубки? Этот отвратительный лысый тип был совершенно прав. Теперь, когда Кости больше нет, семья его жены осталась без средств к существованию, и вынуждена будет продать эти трубки за любую цену.
– А кто еще знал об этой коллекции? – поинтересовалась я.
– Да кто угодно. – Сережа пожал плечами. – Он был такое трепло, наш Костя. Всем подряд про них рассказывал.
– Кому именно? – спросила я, глядя на Сережу в упор. Тот смутился.
– Да мало ли, – произнес он наконец.
Я вздохнула. Чертовщина какая-то. Заладил: «Кто угодно», «Мало ли кто». А стоит спросить, кто именно, молчит.
– А этот лысый, он что, ваш знакомый?
– Да нет.
– Тогда откуда он знает о коллекции?
Сережа озадаченно уставился на меня.
– Мама! – позвал он.
Через некоторое время неизвестно откуда появилась мама.
– Мама, тебе не кажется, что этого лысого покупателя мы где-то видели?
– Видели, – уверенно ответила она. – Я даже помню где. Сначала на том вечере в честь моего юбилея. Потом на свадьбе.
– Точно, точно, – воскликнул Сережа. – Он приехал на том самом джипе, сидел за рулем. Костя разговаривал, правда, с другим. Таким толстомордым амбалом… Видимо, этот – шофер. Приехал по поручению своего босса.
Юбилей? Свадьба? От волнения у меня голова пошла кругом. Надо узнать обо всем поподробнее. Но осторожно, чтобы Сережа ничего не заподозрил.
– На свадьбе, это у Кости с Лерой? – спросила я как бы между прочим.
– Ну, конечно, – воскликнул Сережа. – Знаете, как они познакомились? – Он усмехнулся, словно собирался рассказать что-то забавное. Едва он это сказал, как мама, стоявшая с гордым и презрительным видом, не говоря ни слова, покинула комнату. – В честь маминого пятидесятилетия у нее на работе решили устроить небольшой банкет.
– А где она работает? – поинтересовалась я.
– В аграрно-промышленном институте, – сказал Сережа. – Старший научный сотрудник.
– До сих пор? А почему тогда она сейчас дома?
– За свой счет взяла, – ответил Сережа, – в связи с несчастьем.
Я понимающе кивнула и с нетерпением уставилась на Сережу.
– Так вот, – продолжил он, – банкет устроили в ресторане «Москва». Это было больше года назад. Ресторан неподалеку от института. На углу Московской и Горького. Собрались сотрудники, пришли заведующая лабораторией, замдиректора института по научной работе. Мы с Лерой тоже пришли. А за соседним столом сидела какая-то компания, шумная, крикливая. Пили водку и рюмки об пол швыряли. Только один, сразу скажу, это был наш Костя, сидел тихо-мирно, пил водку, но рюмок не бил и все на наш стол таращился. А у самого баба сбоку, накрашенная такая, развязная, пьяная. Вдруг он встал и пошел к нашему столу. Набрался он изрядно, едва на ногах стоял, подошел и пригласил Леру на танец. А оркестр какие-то воровские блатные песни играл по заказу этой компании. Лера в шоке, замерла от страха. Ну мы с ним сцепились. Он сгоряча долбанул меня. Я потом неделю с фингалом ходил.
Я невольно вспомнила Костины кулачищи.
– Ну скандал начался, крики, вопли, – продолжал Сережа, – официанты прибежали, метрдотель. Костя принялся деньгами швырять, официантам – за порчу мебели, мне – за фингал, говорит, мол, дико извиняюсь, а сам пьяный вдрызг. Банкет был, конечно, испорчен. Все разошлись. Мы думали, на том и кончится. Однако вышло по-другому. Через день Костя нас разыскал, не знаю уж как. Пришел на работу к маме. Был трезвый и очень вежливый. Опять извинялся, говорил, что ужасно стыдно. А потом стал ухаживать за Лерой, да настойчиво так. Она поначалу и знать его не хотела. Но он не отставал от нее. Каждый день возле училища ждал.
– Какого училища?
– Медицинского, – пояснил Сережа. – Я же говорил, она у нас врач. И на машине ее домой подвозил.
– На «ЗиЛе»? – спросила я. – Или на твоей «девятке»?
– На своей «Волге», – ответил Сережа. – В нашей семье три машины, все зарегистрированы на его имя. У меня только доверенность.
– Понятно, – сказала я. – Ну и что дальше?
– А дальше, четыре месяца он за ней ходил, а потом они поженились.
– Через четыре месяца после знакомства? – удивилась я.
– Лера так захотела, – сказал Сережа. – Прямо при нас ему в лицо заявила: «Очередной твоей бабой я не буду».
Да, эта Лера не промах. Поговорить бы с ней. Быть может, о бандитском прошлом своего мужа она знает побольше. Но она в роддоме, и этот вариант исключен. Меня туда не пустят.
– А в той компании в ресторане лысый был?
– Был, – ответил мне Сережа. – Я его хорошо запомнил. Внешность достаточно характерная. Лысая голова и черные брови. Когда мы с Костей сцепились, он разнимать нас принялся.
– И еще на свадьбе ты его видел.
– Да. Он на машине подъехал.
– Один?
– Нет. Там, понимаете, у нас целый кортеж был, Костя с Лерой впереди на «Чайке», как положено, нам досталась «Волга», сзади еще кто-то. И вдруг этот джип. Тот самый, что вы сегодня видели, к нам пристроился, ехал до церкви. За рулем сидел лысый.
– Костя с ним разговаривал?
– С ним нет, – ответил Сережа. – С другим, тем, что в джипе сидел. О чем, не знаю.
Значит, главный – не лысый, а еще кто-то. Но джип наверняка принадлежит прежним криминальным знакомым Кости, от которых он всячески открещивался. Какая же я дура, что не запомнила номер джипа.
– Послушай, Сережа, а этот лысый случайно не оставил своего телефона?
– Вы же видели, он предлагал, но я отказался. А вам зачем? – спросил он настороженно.
– Да, понимаешь, – сказала я, – у моего знакомого хранятся кое-какие старинные трубки. Они ему не нужны, и он мог бы их продать. Может, и договорился бы с лысым. Получил бы хорошие деньги.
Сережа в раздумье посмотрел на меня.
– Давайте спустимся вниз, – предложил он. – У нас телефон с определителем номера. Лысый же нам звонил накануне. Может быть, номер остался в памяти.
Мы спустились вниз, и я увидела громоздкий телефонный аппарат. Трубка громоздкого телефона сообщалась с аппаратом при помощи крохотной антенны вместо провода. Сережа долго щелкал кнопками. Потом покачал головой:
– Ничего не выходит. Он стерся из памяти.
Я вздохнула. Не везет. Уже была в руках ниточка, с помощью которой можно было установить Костины криминальные связи, а я упустила ее.
– Не расстраивайтесь, – успокоил меня Сережа, – лысый еще появится.
Конечно, появится. Только через неделю или две, когда родственники Кости поймут, что при их доходах часть собственности необходимо продать. Мне же пока придется сидеть сложа руки, а Юльке – париться в СИЗО. Черт возьми, должен существовать еще какой-то способ выйти на Костины криминальные связи. Надо что-то придумать.
– Кто собирал все эти сокровища? – поинтересовалась я.
– Отец и дед, – с гордостью заявил Сережка, стоявший посреди комнаты.
– Как и трубки?
– Ага.
Приглядевшись, я обнаружила, что в большинстве своем книги старые, многие переплетены заново, некоторые в темных кожаных переплетах с золотым теснением. Так издавали книги в девятнадцатом столетии.
– А они что, были филологами?
– Нет, – усмехнулся Сережа. – Просто заядлыми книгочеями.
– А по профессии кто?
– Вы будете смеяться.
– В смысле?
Сережа, смущенно улыбаясь, со вздохом ответил:
– Железнодорожниками.
Я и вправду прыснула в кулак. Потом сообразила, что ничего смешного тут нет. Почему бы железнодорожнику не быть любителем книг?
– Они были чиновниками при железной дороге, – пояснил Сережа, печально улыбаясь. – Большую часть жизни проработали в управлении Приволжской железной дороги. Дед, впрочем, и паровозы гонял. Потом, после войны, перешел на руководящую работу. А отец сразу начал с начальника крохотного разъезда где-то возле озера Баскунчак.
Я кивнула.
– А вот наши злополучные трубки.
Они лежали на витрине под стеклом, как в музее. Двадцать восемь штук. Под каждой табличка с написанным номером. Наклонившись, я разглядывала их. Черные или темно-коричневые, словно закопченные, даже сквозь стекло я чувствовала тонкий запах табака. Каждая имела свою особую форму. Одна с прямым чубуком, другая с изогнутым, с длинным или коротким, простым глиняным или янтарным, потемневшим от времени, а то и изгрызанным зубами курильщика. Трубки из обожженной глины, из твердого дерева, из слоновой кости, из какого-то таинственного материала, называемого морской пеной. И чем больше я рассматривала их, тем яснее понимала, что трубки – такое же сокровище, как и хранившиеся в шкафах книги.
А может, Костю и убили, чтобы заполучить эти трубки? Этот отвратительный лысый тип был совершенно прав. Теперь, когда Кости больше нет, семья его жены осталась без средств к существованию, и вынуждена будет продать эти трубки за любую цену.
– А кто еще знал об этой коллекции? – поинтересовалась я.
– Да кто угодно. – Сережа пожал плечами. – Он был такое трепло, наш Костя. Всем подряд про них рассказывал.
– Кому именно? – спросила я, глядя на Сережу в упор. Тот смутился.
– Да мало ли, – произнес он наконец.
Я вздохнула. Чертовщина какая-то. Заладил: «Кто угодно», «Мало ли кто». А стоит спросить, кто именно, молчит.
– А этот лысый, он что, ваш знакомый?
– Да нет.
– Тогда откуда он знает о коллекции?
Сережа озадаченно уставился на меня.
– Мама! – позвал он.
Через некоторое время неизвестно откуда появилась мама.
– Мама, тебе не кажется, что этого лысого покупателя мы где-то видели?
– Видели, – уверенно ответила она. – Я даже помню где. Сначала на том вечере в честь моего юбилея. Потом на свадьбе.
– Точно, точно, – воскликнул Сережа. – Он приехал на том самом джипе, сидел за рулем. Костя разговаривал, правда, с другим. Таким толстомордым амбалом… Видимо, этот – шофер. Приехал по поручению своего босса.
Юбилей? Свадьба? От волнения у меня голова пошла кругом. Надо узнать обо всем поподробнее. Но осторожно, чтобы Сережа ничего не заподозрил.
– На свадьбе, это у Кости с Лерой? – спросила я как бы между прочим.
– Ну, конечно, – воскликнул Сережа. – Знаете, как они познакомились? – Он усмехнулся, словно собирался рассказать что-то забавное. Едва он это сказал, как мама, стоявшая с гордым и презрительным видом, не говоря ни слова, покинула комнату. – В честь маминого пятидесятилетия у нее на работе решили устроить небольшой банкет.
– А где она работает? – поинтересовалась я.
– В аграрно-промышленном институте, – сказал Сережа. – Старший научный сотрудник.
– До сих пор? А почему тогда она сейчас дома?
– За свой счет взяла, – ответил Сережа, – в связи с несчастьем.
Я понимающе кивнула и с нетерпением уставилась на Сережу.
– Так вот, – продолжил он, – банкет устроили в ресторане «Москва». Это было больше года назад. Ресторан неподалеку от института. На углу Московской и Горького. Собрались сотрудники, пришли заведующая лабораторией, замдиректора института по научной работе. Мы с Лерой тоже пришли. А за соседним столом сидела какая-то компания, шумная, крикливая. Пили водку и рюмки об пол швыряли. Только один, сразу скажу, это был наш Костя, сидел тихо-мирно, пил водку, но рюмок не бил и все на наш стол таращился. А у самого баба сбоку, накрашенная такая, развязная, пьяная. Вдруг он встал и пошел к нашему столу. Набрался он изрядно, едва на ногах стоял, подошел и пригласил Леру на танец. А оркестр какие-то воровские блатные песни играл по заказу этой компании. Лера в шоке, замерла от страха. Ну мы с ним сцепились. Он сгоряча долбанул меня. Я потом неделю с фингалом ходил.
Я невольно вспомнила Костины кулачищи.
– Ну скандал начался, крики, вопли, – продолжал Сережа, – официанты прибежали, метрдотель. Костя принялся деньгами швырять, официантам – за порчу мебели, мне – за фингал, говорит, мол, дико извиняюсь, а сам пьяный вдрызг. Банкет был, конечно, испорчен. Все разошлись. Мы думали, на том и кончится. Однако вышло по-другому. Через день Костя нас разыскал, не знаю уж как. Пришел на работу к маме. Был трезвый и очень вежливый. Опять извинялся, говорил, что ужасно стыдно. А потом стал ухаживать за Лерой, да настойчиво так. Она поначалу и знать его не хотела. Но он не отставал от нее. Каждый день возле училища ждал.
– Какого училища?
– Медицинского, – пояснил Сережа. – Я же говорил, она у нас врач. И на машине ее домой подвозил.
– На «ЗиЛе»? – спросила я. – Или на твоей «девятке»?
– На своей «Волге», – ответил Сережа. – В нашей семье три машины, все зарегистрированы на его имя. У меня только доверенность.
– Понятно, – сказала я. – Ну и что дальше?
– А дальше, четыре месяца он за ней ходил, а потом они поженились.
– Через четыре месяца после знакомства? – удивилась я.
– Лера так захотела, – сказал Сережа. – Прямо при нас ему в лицо заявила: «Очередной твоей бабой я не буду».
Да, эта Лера не промах. Поговорить бы с ней. Быть может, о бандитском прошлом своего мужа она знает побольше. Но она в роддоме, и этот вариант исключен. Меня туда не пустят.
– А в той компании в ресторане лысый был?
– Был, – ответил мне Сережа. – Я его хорошо запомнил. Внешность достаточно характерная. Лысая голова и черные брови. Когда мы с Костей сцепились, он разнимать нас принялся.
– И еще на свадьбе ты его видел.
– Да. Он на машине подъехал.
– Один?
– Нет. Там, понимаете, у нас целый кортеж был, Костя с Лерой впереди на «Чайке», как положено, нам досталась «Волга», сзади еще кто-то. И вдруг этот джип. Тот самый, что вы сегодня видели, к нам пристроился, ехал до церкви. За рулем сидел лысый.
– Костя с ним разговаривал?
– С ним нет, – ответил Сережа. – С другим, тем, что в джипе сидел. О чем, не знаю.
Значит, главный – не лысый, а еще кто-то. Но джип наверняка принадлежит прежним криминальным знакомым Кости, от которых он всячески открещивался. Какая же я дура, что не запомнила номер джипа.
– Послушай, Сережа, а этот лысый случайно не оставил своего телефона?
– Вы же видели, он предлагал, но я отказался. А вам зачем? – спросил он настороженно.
– Да, понимаешь, – сказала я, – у моего знакомого хранятся кое-какие старинные трубки. Они ему не нужны, и он мог бы их продать. Может, и договорился бы с лысым. Получил бы хорошие деньги.
Сережа в раздумье посмотрел на меня.
– Давайте спустимся вниз, – предложил он. – У нас телефон с определителем номера. Лысый же нам звонил накануне. Может быть, номер остался в памяти.
Мы спустились вниз, и я увидела громоздкий телефонный аппарат. Трубка громоздкого телефона сообщалась с аппаратом при помощи крохотной антенны вместо провода. Сережа долго щелкал кнопками. Потом покачал головой:
– Ничего не выходит. Он стерся из памяти.
Я вздохнула. Не везет. Уже была в руках ниточка, с помощью которой можно было установить Костины криминальные связи, а я упустила ее.
– Не расстраивайтесь, – успокоил меня Сережа, – лысый еще появится.
Конечно, появится. Только через неделю или две, когда родственники Кости поймут, что при их доходах часть собственности необходимо продать. Мне же пока придется сидеть сложа руки, а Юльке – париться в СИЗО. Черт возьми, должен существовать еще какой-то способ выйти на Костины криминальные связи. Надо что-то придумать.
13
– Машину он тебе подарил? – спросила я Сережку.
– На день рождения.
Как-то следователь прокуратуры, сняв меня на всю ночь, после траха рассказывал о своей профессии. Слушала я рассеянно, то и дело засыпала, но одну вещь хорошо запомнила.
Когда никак не можешь напасть на след преступника, надо задавать любые вопросы даже тем, кто не имеет к делу никакого отношения. При этом есть шанс ухватиться за какую-нибудь ниточку. Я просто так спросила Сережу про эту «девятку». Ничего определенного не имея в виду.
– Нет, он не для меня ее покупал. Это была его старая машина, – ответил Сережка и продолжил: – Побитая, потрепанная, в одном месте даже простреленная. Представляешь?
Я опешила.
– Как простреленная? Кем?
– Костя рассказывал, обстреляли его как-то на шоссе, когда он ехал по делам. Далеко отсюда, где-то между Тамбовом и Воронежем.
– А что он там делал?
– Кто его знает, – Сережа пожал плечами. – Он никогда ничего не рассказывал.
– Ты же говорил, он был треплом.
– Ну да. Но стоило его спросить о прошлом, сразу замыкался. Даже пьяный. Лера и та не смогла из него ничего вытянуть.
– А пыталась?
– Еще бы, – Сережа рассмеялся. – Нам всем было интересно узнать, с кем мы связались.
«Связались вы явно с бывшим бандюгой», – подумала я, но вслух этого не сказала.
– А машина где прострелена? Спереди, сзади?
– Сбоку, – ответил Сережа. – Вы разве не заметили? Правая передняя дверца прострелена.
Я снова изумилась.
– То есть что значит не заметила? Там что, след от пули так и остался, что ли?
– Конечно, – рассмеялся Сережа. – В том-то все и дело. Ему много раз говорили, смени дверцу. Но он почему-то не хотел. Говорил, что эта дырка у него как талисман. Один раз стреляли – не попали, и в другой раз пронесет.
– Он так говорил? – Я задумалась. Видимо, Костя не исключал, что в него будут стрелять снова. – Сережа, будь другом, покажи мне эту дырку. Ужасно интересно. Никогда не видела пробоин.
Мы пошли во двор. Близился вечер. Солнце садилось с пригорка, где было расположено Расково, открывало необыкновенной красоты зрелище закатного неба. Солнечные лучи окрасили облака в нежнейше-розовые, кроваво-красные и ярко-багровые тона. Было достаточно светло, чтобы разглядеть пулевую пробоину на дверце «девятки».
Странно, как могла я ее не заметить. Пробоина была на самой середине дверцы, и немалых размеров, видимо, пуля летела чуть наискосок, стреляли откуда-то спереди и справа, чуть сверху. Стрелявший наверняка стоял на каком-то возвышении. Все это можно было четко проследить. След от пули был похож на хвост кометы. Прежде чем войти в дверцу, пуля прорвала металл, пропахала немалую борозду, таким образом четко указывая траекторию полета. Кончалась эта борозда, как и положено, дырой. Я ощупала края, они были гладкие, будто шлифованые.
– А что, пуля внутри? – поинтересовалась я.
– Конечно, – усмехнулся Сережа. – Говорю же вам, Костя запретил что-либо делать с этой дверцей. Сказал, что это его талисман.
– Который, однако же, его не уберег, – заметила я.
Открыв дверцу, я осмотрела внутреннюю обшивку. Пластиковая панель была надтреснута, пуля, видимо, и до нее добралась.
– Ну да, – сказал Костя, наблюдая за моими манипуляциями. – Панель он отказался сменить. Говорил, пусть остается как есть.
Странно, что я не заметила всего этого, когда садилась в машину. Наверное, засмотрелась на Сережку. Надо быть осмотрительней впредь. Не упускать ни одной детали. Иначе не выпутаюсь из этой истории и не спасу Юльку.
Я села на край сиденья машины, настежь открыв дверцу и спустив ноги на землю. Достала из кармана сигарету и стала искать зажигалку. Но Сережа уже держал наготове свою. Он тоже закурил.
– Если не секрет, зачем тебе все это знать?
– На день рождения.
Как-то следователь прокуратуры, сняв меня на всю ночь, после траха рассказывал о своей профессии. Слушала я рассеянно, то и дело засыпала, но одну вещь хорошо запомнила.
Когда никак не можешь напасть на след преступника, надо задавать любые вопросы даже тем, кто не имеет к делу никакого отношения. При этом есть шанс ухватиться за какую-нибудь ниточку. Я просто так спросила Сережу про эту «девятку». Ничего определенного не имея в виду.
– Нет, он не для меня ее покупал. Это была его старая машина, – ответил Сережка и продолжил: – Побитая, потрепанная, в одном месте даже простреленная. Представляешь?
Я опешила.
– Как простреленная? Кем?
– Костя рассказывал, обстреляли его как-то на шоссе, когда он ехал по делам. Далеко отсюда, где-то между Тамбовом и Воронежем.
– А что он там делал?
– Кто его знает, – Сережа пожал плечами. – Он никогда ничего не рассказывал.
– Ты же говорил, он был треплом.
– Ну да. Но стоило его спросить о прошлом, сразу замыкался. Даже пьяный. Лера и та не смогла из него ничего вытянуть.
– А пыталась?
– Еще бы, – Сережа рассмеялся. – Нам всем было интересно узнать, с кем мы связались.
«Связались вы явно с бывшим бандюгой», – подумала я, но вслух этого не сказала.
– А машина где прострелена? Спереди, сзади?
– Сбоку, – ответил Сережа. – Вы разве не заметили? Правая передняя дверца прострелена.
Я снова изумилась.
– То есть что значит не заметила? Там что, след от пули так и остался, что ли?
– Конечно, – рассмеялся Сережа. – В том-то все и дело. Ему много раз говорили, смени дверцу. Но он почему-то не хотел. Говорил, что эта дырка у него как талисман. Один раз стреляли – не попали, и в другой раз пронесет.
– Он так говорил? – Я задумалась. Видимо, Костя не исключал, что в него будут стрелять снова. – Сережа, будь другом, покажи мне эту дырку. Ужасно интересно. Никогда не видела пробоин.
Мы пошли во двор. Близился вечер. Солнце садилось с пригорка, где было расположено Расково, открывало необыкновенной красоты зрелище закатного неба. Солнечные лучи окрасили облака в нежнейше-розовые, кроваво-красные и ярко-багровые тона. Было достаточно светло, чтобы разглядеть пулевую пробоину на дверце «девятки».
Странно, как могла я ее не заметить. Пробоина была на самой середине дверцы, и немалых размеров, видимо, пуля летела чуть наискосок, стреляли откуда-то спереди и справа, чуть сверху. Стрелявший наверняка стоял на каком-то возвышении. Все это можно было четко проследить. След от пули был похож на хвост кометы. Прежде чем войти в дверцу, пуля прорвала металл, пропахала немалую борозду, таким образом четко указывая траекторию полета. Кончалась эта борозда, как и положено, дырой. Я ощупала края, они были гладкие, будто шлифованые.
– А что, пуля внутри? – поинтересовалась я.
– Конечно, – усмехнулся Сережа. – Говорю же вам, Костя запретил что-либо делать с этой дверцей. Сказал, что это его талисман.
– Который, однако же, его не уберег, – заметила я.
Открыв дверцу, я осмотрела внутреннюю обшивку. Пластиковая панель была надтреснута, пуля, видимо, и до нее добралась.
– Ну да, – сказал Костя, наблюдая за моими манипуляциями. – Панель он отказался сменить. Говорил, пусть остается как есть.
Странно, что я не заметила всего этого, когда садилась в машину. Наверное, засмотрелась на Сережку. Надо быть осмотрительней впредь. Не упускать ни одной детали. Иначе не выпутаюсь из этой истории и не спасу Юльку.
Я села на край сиденья машины, настежь открыв дверцу и спустив ноги на землю. Достала из кармана сигарету и стала искать зажигалку. Но Сережа уже держал наготове свою. Он тоже закурил.
– Если не секрет, зачем тебе все это знать?