– Ладно, поедем в «шоколадке», – махнул рукой Засоркин.
Чудо немецких автомобилестроителей выкатило с гостиничного двора и полетело в сторону Поликуровского холма.
Иномарка вальяжно плыла по курортному городу, нетерпеливыми сигналами по-хозяйски разгоняя время от времени зазевавшихся водителей «Жигулей» и «Москвичей». Те только испуганно таращились ей вслед.
Довольно быстро Засоркин и его команда добрались до Поликуровского холма и остановились неподалеку от ворот храма Иоанна Златоуста. Покинув машину, они степенно направились к церковным воротам.
Прихожане давно уже таращили глаза на прибывшего московского бизнесмена и его команду.
– Посол, наверное, какой-то пожаловал, – шепнул на ухо стоящему рядом мужчине сухонький старичок в белой кепке.
– Посол от слова «пошел», – криво усмехнувшись, ответил ему мужчина. – Таких сейчас в России, особенно в Первопрестольной, – пруд пруди! Напокупали себе «мерсов», надели золотые ошейники – все, хозяева жизни! А на поверку копни – бандюга обыкновенный, сумевший жирный кусок оттяпать! – В последних словах отвечающего слышались откровенно враждебные нотки.
Между тем Лев Валентинович с истинно королевским достоинством почти миновал шеренгу нищих, раболепно ожидающих милостыни от богатенького человека.
Неожиданно один из них, пристально вглядывающийся в потемневшие на солнце «хамелеоны» Льва Валентиновича, резво поднялся с места и преградил дорогу.
– Что тебе, дьяволу, в церкви понадобилось?! Как в божий дом ты осмелился прийти, тварь продажная?! Земля разверзнется под тобой и упадешь ты в геенну огненную!
Засоркин, совершенно не ожидавший такого наскока, оторопело уставился на стоящего напротив него жалкого человека.
Нищий, одетый в совершеннейшую рвань, выглядел ужасно. Лицо его было сильно обожжено, особенно правая сторона. Кисти обеих рук покрывали страшные рубцы. Взгляд его горел диким безумством.
– Иуда, предавший братьев своих, повесился на осине!!! – продолжал между тем юродивый. – Такая расплата всех предателей ждет! И мошна тугая не поможет! – Скрюченные пальцы страшно растопырились и нацелились, казалось, прямо в лицо почтенному бизнесмену. – И «быки» твои тебе не помогут! Сколько загубленных душ за тобой, очкастый?! За лавье совесть продал!
Охрана Засоркина растерялась настолько, что оторопело взирала на неожиданного наглеца и только глупо моргала.
Между тем никем не останавливаемый юродивый продолжал неистовствовать:
– Что ты таращишься на меня, как на телку кабацкую?! Красив, да?! Ты в душу себе лучше загляни! Ты, как царь Ирод, пожрал всех вокруг себя! Врубился, зараза ты конкретная?!
– Ты... Ты кто такой? Ты чего на меня тянешь?! – выдохнул еще не пришедший себя от изумления Засоркин. Он даже снял свои очки и теперь во все глаза таращился на странного нищего.
– Ты на меня не кивай! На себя посмотри! – продолжал загадочный нищий. – Бог, он все видит! И тебе от него будет еще! Сказано в Завете: «И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься». Вот это и тебя ждет! Захлебнешься ты своим лавьем и сдохнешь от него!
Тем временем Колян первым очнулся и решительно шагнул к обожженному нищему. Люди, ставшие невольными свидетелями странного буйства юродивого, зашумели, обсуждая неожиданно полыхнувший скандал.
Засоркин, уже овладевший собой, чуть улыбнулся уголком губ и придержал Коляна. Ему совсем не хотелось, чтобы его парни на глазах у толпы, да еще на церковной паперти, избили жалкого нищего.
– На, полечись. – Засоркин открыл свой бумажник и достал сотню долларов. Он бережно положил купюру в кепку юродивого и уже собирался пройти мимо, считая, что неожиданный инцидент на этом исчерпан.
Но и тут нищий повел себя странно. Он медленно подобрал зеленую бумажку и, с ненавистью глядя на Засоркина, разорвал ее на две половины. Плюнув в каждую из них, он снова начал рвать, пока в конце концов от купюры не остались мелкие клочки.
– Это ты иуда, а не я! – с тихой яростью в голосе прорычал он. – Ты сам за тридцать сребреников продался и жлобье свое покупаешь пачками! Гунявым скотам, что на тебя пашут, баксы свои суй, а не мне, сволочь!
Засоркин побледнел от бешенства и ринулся на нищего. Теперь уже пришла очередь Коляна вмешиваться, сдерживая своего патрона.
– Валера! Что ты хавальник разинул?! Разберись с придурком! Не видишь, на шефа наезжают! – обернулся он к одному из телохранителей.
Неизвестно, чем бы закончился этот инцидент, не появись у ворот ограды скромная «копейка» отца Тимофея.
– Остановитесь! – послышался его густой, спокойный голос. – Вы на пороге храма божьего!
Засоркин перестал рваться из могучих рук Коляна и, немного остыв, стряхнул его лапы с себя и одернул костюм.
Валера, занесший уже свой кулак для удара, тоже застыл на секунду. Но, поскольку шеф и Колян молчали, он вновь ухватил за ворот старенькой рубахи несчастного оборванца.
– На кого ты руку поднимаешь? – Отец Тимофей спешил к храму. – Он же калека, наполовину сумасшедший, неужели вы не видите!
– Он меня тут при всех помоями поливал! – запальчиво отозвался московский бизнесмен, вновь надевая очки.
Юродивый с появлением батюшки неожиданно успокоился и только продолжал время от времени кидать волчьи взгляды на Льва Валентиновича.
Засоркин и сам понимал, что выглядит в высшей степени глупо. Он покосился на своего Валеру и уже спокойно, даже найдя в себе силы улыбнуться, сказал:
– Отпусти его от греха подальше!
Батюшка подошел к спорщикам. Засоркин тут же все внимание переключил на него.
– Я ведь с вами поговорить приехал, – объяснил бизнесмен, и они с батюшкой вдвоем отошли в сторону.
– Вы не сердитесь на него. – Отец Тимофей явно имел в виду юродивого. – Человеку этому от жизни крепко досталось. Несколько лет назад он в страшный пожар попал. У него тогда то ли дом сгорел, то ли на машине он перевернулся, вот и обожгло ему лицо. Вообще-то, он человек тихий, двор подметает, тем на хлеб себе и зарабатывает. Даже не знаю, что это на него нашло сегодня!
– Не волнуйтесь, – отмахнулся Лев Валентинович, – я уже забыл про него. Даже стыдно за то, что я позволил себе вспышку гнева. Я ведь действительно помочь хотел, денег дал, а он меня кроет по-всякому! Обидно стало!
– Не всегда людские сердца исторгают благодарность в ответ на доброе деяние, – вздохнул настоятель храма.
– Я с вами о соседе вашем поговорить хотел, о Григории Рублеве. – Осторожно придерживая батюшку за локоть, Засоркин отвел его еще дальше в глубь двора. – Гриша – мой друг. Я ведь именно к нему прилетел из Москвы. Он вам ничего обо мне не говорил?
– Не-ет, – несколько растерянно ответил батюшка, тем временем присматриваясь к новому человеку.
– Такое несчастье, – горестно вздохнул Засоркин. – Хотел отдохнуть от дел, а тут новые приключения.
Некоторое время они молчали, затем Засоркин опять заговорил:
– Гриша мне по телефону рассказывал, что у вас у самого неприятности? Вроде как церковь обворовали? – И заметив, как батюшка сразу погрустнел при неприятном упоминании, добавил: – По вашему лицу вижу – правда!
– Да уж, история не из веселых! – вздохнул отец Тимофей. – Взломали церковь, унесли святые мощи – вот что самое обидное. Мощи – главная святыня храма! Ведь вещь эта не имеет рыночной цены, а для верующих она бесценна!
– Может, помощь какая нужна? – деловито осведомился Засоркин. Лев Валентинович по своей натуре был такой человек: если появлялась проблема, даже очень тяжелая, он никогда не горевал и не сетовал, а сразу думал, как ее решить. Вот и сейчас он сразу загорелся азартом. – Может, перетереть с нужными людьми? Есть у меня в здешних местах такие.
– Нет, спасибо! – поспешно отказался Тимофей Петрович.
Он не то чтобы ожидал от друга Рублева какого-то подвоха или не доверял ему. Совсем нет! Дело было совершенно в другом. Хотя помощь настоятелю храма Иоанна Златоуста была очень нужна, к помощи частных лиц он решил не прибегать. Дело в том, что в несчастье, случившимся с Григорием, он прямиком обвинял прежде всего себя.
После рассказа племянника о том, что тот видел выбегающих из калитки домика Рублева людей в черных масках, у отца Тимофея сжало сердце.
«И зачем я согласился принять помощь Григория?! В собственные проблемы впутал хорошего человека! Теперь останется он жив или нет – неизвестно! Действительно, свой крест нужно нести самому!»
Именно по этой причине настоятель храма так поспешно отказался от помощи московского гостя Льва Валентиновича Засоркина.
– Ну, смотрите, – явно сожалея, выдохнул бизнесмен и посмотрел на часы. – Я сейчас к Грише в больницу поеду. От вас ему что-нибудь передать?
– Передавайте ему привет и... пусть, бога ради, простит меня, если может!
«Интересно, за что это батюшка у Крытого прощения просит?» – удивился Лев Валентинович. Однако вслух он пообещал:
– Непременно передам, если, конечно, мне удастся к нему через врачей пробиться.
Они пошли к выходу. Кинув взгляд на загадочного юродивого, Засоркин убедился, что тот по-прежнему смотрит на него лютым взглядом. «Быки» московского бизнесмена на всякий случай держались к калеке поближе – не дай бог, кинется на босса? Кто знает, что у придурка этого на уме?!
Батюшка перехватил его взгляд и вновь принялся извиняться:
– Вы не сердитесь на него. Слаб на голову человек, чего уж там! Такое пережить! У меня вот тоже уже несколько лет как вся семья на пожаре сгорела, – неожиданно поделился он своей бедой с новым знакомым.
– Соболезную. А из-за нищего не переживайте, – успокоил его Засоркин. – Я уже и забыл давно!
Через минуту Лев Валентинович и его люди покинули церковный двор, а отец Тимофей вернулся к своей пастве.
Когда коричневый «мерин» отъехал на квартал с лишним, Засоркин задумчиво обронил:
– Странно все-таки с этим нищим получилось.
Его команда сочла за лучшее промолчать. Даже Колян не рискнул как-либо прокомментировать высказывание шефа.
ГЛАВА 6
Чудо немецких автомобилестроителей выкатило с гостиничного двора и полетело в сторону Поликуровского холма.
Иномарка вальяжно плыла по курортному городу, нетерпеливыми сигналами по-хозяйски разгоняя время от времени зазевавшихся водителей «Жигулей» и «Москвичей». Те только испуганно таращились ей вслед.
Довольно быстро Засоркин и его команда добрались до Поликуровского холма и остановились неподалеку от ворот храма Иоанна Златоуста. Покинув машину, они степенно направились к церковным воротам.
Прихожане давно уже таращили глаза на прибывшего московского бизнесмена и его команду.
– Посол, наверное, какой-то пожаловал, – шепнул на ухо стоящему рядом мужчине сухонький старичок в белой кепке.
– Посол от слова «пошел», – криво усмехнувшись, ответил ему мужчина. – Таких сейчас в России, особенно в Первопрестольной, – пруд пруди! Напокупали себе «мерсов», надели золотые ошейники – все, хозяева жизни! А на поверку копни – бандюга обыкновенный, сумевший жирный кусок оттяпать! – В последних словах отвечающего слышались откровенно враждебные нотки.
Между тем Лев Валентинович с истинно королевским достоинством почти миновал шеренгу нищих, раболепно ожидающих милостыни от богатенького человека.
Неожиданно один из них, пристально вглядывающийся в потемневшие на солнце «хамелеоны» Льва Валентиновича, резво поднялся с места и преградил дорогу.
– Что тебе, дьяволу, в церкви понадобилось?! Как в божий дом ты осмелился прийти, тварь продажная?! Земля разверзнется под тобой и упадешь ты в геенну огненную!
Засоркин, совершенно не ожидавший такого наскока, оторопело уставился на стоящего напротив него жалкого человека.
Нищий, одетый в совершеннейшую рвань, выглядел ужасно. Лицо его было сильно обожжено, особенно правая сторона. Кисти обеих рук покрывали страшные рубцы. Взгляд его горел диким безумством.
– Иуда, предавший братьев своих, повесился на осине!!! – продолжал между тем юродивый. – Такая расплата всех предателей ждет! И мошна тугая не поможет! – Скрюченные пальцы страшно растопырились и нацелились, казалось, прямо в лицо почтенному бизнесмену. – И «быки» твои тебе не помогут! Сколько загубленных душ за тобой, очкастый?! За лавье совесть продал!
Охрана Засоркина растерялась настолько, что оторопело взирала на неожиданного наглеца и только глупо моргала.
Между тем никем не останавливаемый юродивый продолжал неистовствовать:
– Что ты таращишься на меня, как на телку кабацкую?! Красив, да?! Ты в душу себе лучше загляни! Ты, как царь Ирод, пожрал всех вокруг себя! Врубился, зараза ты конкретная?!
– Ты... Ты кто такой? Ты чего на меня тянешь?! – выдохнул еще не пришедший себя от изумления Засоркин. Он даже снял свои очки и теперь во все глаза таращился на странного нищего.
– Ты на меня не кивай! На себя посмотри! – продолжал загадочный нищий. – Бог, он все видит! И тебе от него будет еще! Сказано в Завете: «И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься». Вот это и тебя ждет! Захлебнешься ты своим лавьем и сдохнешь от него!
Тем временем Колян первым очнулся и решительно шагнул к обожженному нищему. Люди, ставшие невольными свидетелями странного буйства юродивого, зашумели, обсуждая неожиданно полыхнувший скандал.
Засоркин, уже овладевший собой, чуть улыбнулся уголком губ и придержал Коляна. Ему совсем не хотелось, чтобы его парни на глазах у толпы, да еще на церковной паперти, избили жалкого нищего.
– На, полечись. – Засоркин открыл свой бумажник и достал сотню долларов. Он бережно положил купюру в кепку юродивого и уже собирался пройти мимо, считая, что неожиданный инцидент на этом исчерпан.
Но и тут нищий повел себя странно. Он медленно подобрал зеленую бумажку и, с ненавистью глядя на Засоркина, разорвал ее на две половины. Плюнув в каждую из них, он снова начал рвать, пока в конце концов от купюры не остались мелкие клочки.
– Это ты иуда, а не я! – с тихой яростью в голосе прорычал он. – Ты сам за тридцать сребреников продался и жлобье свое покупаешь пачками! Гунявым скотам, что на тебя пашут, баксы свои суй, а не мне, сволочь!
Засоркин побледнел от бешенства и ринулся на нищего. Теперь уже пришла очередь Коляна вмешиваться, сдерживая своего патрона.
– Валера! Что ты хавальник разинул?! Разберись с придурком! Не видишь, на шефа наезжают! – обернулся он к одному из телохранителей.
Неизвестно, чем бы закончился этот инцидент, не появись у ворот ограды скромная «копейка» отца Тимофея.
– Остановитесь! – послышался его густой, спокойный голос. – Вы на пороге храма божьего!
Засоркин перестал рваться из могучих рук Коляна и, немного остыв, стряхнул его лапы с себя и одернул костюм.
Валера, занесший уже свой кулак для удара, тоже застыл на секунду. Но, поскольку шеф и Колян молчали, он вновь ухватил за ворот старенькой рубахи несчастного оборванца.
– На кого ты руку поднимаешь? – Отец Тимофей спешил к храму. – Он же калека, наполовину сумасшедший, неужели вы не видите!
– Он меня тут при всех помоями поливал! – запальчиво отозвался московский бизнесмен, вновь надевая очки.
Юродивый с появлением батюшки неожиданно успокоился и только продолжал время от времени кидать волчьи взгляды на Льва Валентиновича.
Засоркин и сам понимал, что выглядит в высшей степени глупо. Он покосился на своего Валеру и уже спокойно, даже найдя в себе силы улыбнуться, сказал:
– Отпусти его от греха подальше!
Батюшка подошел к спорщикам. Засоркин тут же все внимание переключил на него.
– Я ведь с вами поговорить приехал, – объяснил бизнесмен, и они с батюшкой вдвоем отошли в сторону.
– Вы не сердитесь на него. – Отец Тимофей явно имел в виду юродивого. – Человеку этому от жизни крепко досталось. Несколько лет назад он в страшный пожар попал. У него тогда то ли дом сгорел, то ли на машине он перевернулся, вот и обожгло ему лицо. Вообще-то, он человек тихий, двор подметает, тем на хлеб себе и зарабатывает. Даже не знаю, что это на него нашло сегодня!
– Не волнуйтесь, – отмахнулся Лев Валентинович, – я уже забыл про него. Даже стыдно за то, что я позволил себе вспышку гнева. Я ведь действительно помочь хотел, денег дал, а он меня кроет по-всякому! Обидно стало!
– Не всегда людские сердца исторгают благодарность в ответ на доброе деяние, – вздохнул настоятель храма.
– Я с вами о соседе вашем поговорить хотел, о Григории Рублеве. – Осторожно придерживая батюшку за локоть, Засоркин отвел его еще дальше в глубь двора. – Гриша – мой друг. Я ведь именно к нему прилетел из Москвы. Он вам ничего обо мне не говорил?
– Не-ет, – несколько растерянно ответил батюшка, тем временем присматриваясь к новому человеку.
– Такое несчастье, – горестно вздохнул Засоркин. – Хотел отдохнуть от дел, а тут новые приключения.
Некоторое время они молчали, затем Засоркин опять заговорил:
– Гриша мне по телефону рассказывал, что у вас у самого неприятности? Вроде как церковь обворовали? – И заметив, как батюшка сразу погрустнел при неприятном упоминании, добавил: – По вашему лицу вижу – правда!
– Да уж, история не из веселых! – вздохнул отец Тимофей. – Взломали церковь, унесли святые мощи – вот что самое обидное. Мощи – главная святыня храма! Ведь вещь эта не имеет рыночной цены, а для верующих она бесценна!
– Может, помощь какая нужна? – деловито осведомился Засоркин. Лев Валентинович по своей натуре был такой человек: если появлялась проблема, даже очень тяжелая, он никогда не горевал и не сетовал, а сразу думал, как ее решить. Вот и сейчас он сразу загорелся азартом. – Может, перетереть с нужными людьми? Есть у меня в здешних местах такие.
– Нет, спасибо! – поспешно отказался Тимофей Петрович.
Он не то чтобы ожидал от друга Рублева какого-то подвоха или не доверял ему. Совсем нет! Дело было совершенно в другом. Хотя помощь настоятелю храма Иоанна Златоуста была очень нужна, к помощи частных лиц он решил не прибегать. Дело в том, что в несчастье, случившимся с Григорием, он прямиком обвинял прежде всего себя.
После рассказа племянника о том, что тот видел выбегающих из калитки домика Рублева людей в черных масках, у отца Тимофея сжало сердце.
«И зачем я согласился принять помощь Григория?! В собственные проблемы впутал хорошего человека! Теперь останется он жив или нет – неизвестно! Действительно, свой крест нужно нести самому!»
Именно по этой причине настоятель храма так поспешно отказался от помощи московского гостя Льва Валентиновича Засоркина.
– Ну, смотрите, – явно сожалея, выдохнул бизнесмен и посмотрел на часы. – Я сейчас к Грише в больницу поеду. От вас ему что-нибудь передать?
– Передавайте ему привет и... пусть, бога ради, простит меня, если может!
«Интересно, за что это батюшка у Крытого прощения просит?» – удивился Лев Валентинович. Однако вслух он пообещал:
– Непременно передам, если, конечно, мне удастся к нему через врачей пробиться.
Они пошли к выходу. Кинув взгляд на загадочного юродивого, Засоркин убедился, что тот по-прежнему смотрит на него лютым взглядом. «Быки» московского бизнесмена на всякий случай держались к калеке поближе – не дай бог, кинется на босса? Кто знает, что у придурка этого на уме?!
Батюшка перехватил его взгляд и вновь принялся извиняться:
– Вы не сердитесь на него. Слаб на голову человек, чего уж там! Такое пережить! У меня вот тоже уже несколько лет как вся семья на пожаре сгорела, – неожиданно поделился он своей бедой с новым знакомым.
– Соболезную. А из-за нищего не переживайте, – успокоил его Засоркин. – Я уже и забыл давно!
Через минуту Лев Валентинович и его люди покинули церковный двор, а отец Тимофей вернулся к своей пастве.
Когда коричневый «мерин» отъехал на квартал с лишним, Засоркин задумчиво обронил:
– Странно все-таки с этим нищим получилось.
Его команда сочла за лучшее промолчать. Даже Колян не рискнул как-либо прокомментировать высказывание шефа.
ГЛАВА 6
– Ну, девочка, просыпайся, – услышала Катя ласковый голос и открыла глаза.
На нее смотрела женщина с добрым круглым лицом, одетая в больничную униформу. Ее карие большие глаза внимательно следили за неожиданной пациенткой.
– Давай-ка будем завтракать! – мягко предложила медсестра. – Привстать сможешь?
Девушка попробовала приподняться на кровати, и ей это удалось. Кое-где кожу саднило, но в общем-то, ничего, жить вполне можно.
– Вот и умница, – вновь улыбнулась ей женщина и пододвинула поднос, на котором стояла тарелка с рисовой кашей, сваренной на молоке, и кусочек белого хлеба. Рядом примостилась большая эмалированная кружка с молоком.
– Ты кушай, милая, а я попозже зайду. – Медсестра легко поднялась и вышла за дверь, оставив девочку одну.
В палате стояло еще три кровати, но все они были пусты, из чего Катерина сделала вывод, что лишь она одна является предметом заботы медсестры.
Ее мысли вернулись к ночным событиям. Катерина отчетливо помнила все до того момента, когда упала, скатилась с горы и ударилась головой о камень. Юная скрипачка осторожно потрогала лоб и нащупала на нем здоровенную шишку.
Недовольно поморщившись, Катерина все же взяла ложку и потихоньку принялась есть. Но аппетита не было. Перед глазами стояла все та же ужасная картина: окровавленная голова дяди Гриши и три темных силуэта, склонившихся над ним.
Катерина не видела лиц нападавших, и теперь ей казалось, что они были скрыты масками. Как и тогда, во дворе церкви! Неожиданно девушка вспомнила, что видела одного бандита.
Лица она, естественно, не рассмотрела, но волосы были светлыми. В памяти всплыла блондинка, которая грабила церковь. Однако у той волосы были длинными, а у напавшего на дядю человека – короткими.
«Подстриглась, да и все! – резонно подумала Катя. – Ведет себя как мужик, вот и подстриглась под мужика! Точно, они!» Холодея от страха при воспоминании о пережитом, Катерина отодвинула в сторонку тарелку с недоеденной кашей и взяла кружку с молоком.
Отпивая мелкими глотками, девочка сосредоточенно думала: «А ведь они наверняка за мной приходили! Ведь я одна только эту бабу без маски видела! Теперь они меня везде искать будут!»
От такой мысли в душу холодными щупальцами заползал страх. На что уж дядя был здоровый и сильный, но и его убили! А ее прибьют, как котенка! Головой об угол – и готово!
Катя легла на спину и закрылась простынкой до подбородка. Взгляд ее тревожно метался по потолку, сердце билось часто-часто.
Неожиданно открылась дверь, и Катя, не сдержавшись, тихонько пискнула. Зажмурившись, она ждала уже знакомого хриплого голоса, но вместо этого услышала мягкий оклик медсестры:
– Почему это мы так плохо кушали? Тебе больше есть нужно – быстрее поправишься!
– Спасибо, не хочется, – открывая глаза, благодарно улыбнулась в ответ девушка и обнаружила, что медсестра пришла не одна.
Рядом с ней стоял мужчина в белом халате и белой же докторской шапочке. На мясистом носу этого человека сидели большущие круглые очки, взгляд его был пытлив и добродушен. Про себя Катерина отметила, что весь он был такой кругленький и мягкий, что невольно одним своим видом вызывал расположение.
– Как мы себя чувствуем? – Голос мужчины был под стать его внешности, не очень низкий и бархатистый.
– Нормально, – улыбнулась ему Катерина.
– Вы беседуйте с Николаем Николаевичем, а я пойду делами заниматься, – сказала медсестра и покинула палату.
Доктор сел на стул рядом с кроватью и спросил:
– Ну, кто ты у нас такая? Давай начнем с этого.
– Романова Катерина Евгеньевна, – просто ответила девушка.
– Что с тобой произошло прошедшей ночью? – Глаза врача серьезно смотрели на пострадавшую.
На некоторое время девушка задумалась, сделав вид, что собирается с мыслями. Нужно ли говорить правду?! Ведь наверняка ее ищут бандиты и не успокоятся, пока не найдут!
Катя решила, что правду говорить не стоит, и, понимая, что ее молчание слишком затягивается, принялась сочинять на ходу:
– Мы с друзьями отдыхали на пляже. Со студентами. Мы в Ялту приехали «дикарями». Я отошла в сторонку, ну, понимаете, надо мне было, и поскользнулась. Дальше не помню.
– Однако! – поразился врач. – Как же ты так далеко от Ялты оказалась?!
– А где я? – пришла очередь удивляться юной скрипачке.
– В Гурзуфе. «Артек» знаешь?
– Да.
– Вот, ты рядом с ним. Во-он, видишь, гора?
Катерина скосила глаза в указанном направлении и в окошке увидела похожую на одногорбого верблюда гору.
– Это Аюдаг!
– А как далеко это от Ялты? – Катерину сейчас мало интересовали местные достопримечательности.
– Сорок километров будет! – охотно ответил врач и добавил: – Вот я и удивляюсь, как же ты к нам попала? Дежурная медсестра Светлана Дмитриевна рассказала, что ночью в дверь позвонили. Она открыла, а ты на пороге лежишь. Посмотрела по сторонам – никого, только тень за воротами мелькнула. Вот так-то!
Некоторое время они молчали, затем врач спросил девушку:
– Из взрослых кто с вами был?
– Никого не было, – вновь соврала Катерина, решившая не упоминать о Григории Рублеве.
– Может... может... – врач заметно запнулся и, немного покраснев, все же спросил: – Ты прости, конечно, за вопрос... Тебя не изнасиловали? Если так, то лучше не скрывай и скажи об этом сразу!
– Нет, честное слово, нет! – горячо отвергла такую версию племянница Крытого.
– Н-да? – несколько скептически отнесся к ее словам доктор и на некоторое время задумался. Затем он решительно поднялся и мягко улыбнулся Катерине:
– Ну, отдыхай, девочка, поправляйся. Серьезного у тебя ничего нет. Так что не переживай, скоро встанешь на ноги. – После чего направился к двери. На секунду задержавшись возле нее, он произнес задумчиво, казалось, для одного себя: – Непонятно!.. Непонятная история!
После этого Николай Николаевич покинул больничную палату.
Даже магнитофон был выключен, только тихо журчал мотор.
Через некоторое время шикарная машина остановилась у больничного комплекса, и Засоркин распорядился:
– Колян идет со мной, остальные ждут в машине.
Колян молча вышел, открыл дверцу для шефа. Засоркин выбрался из салона иномарки и направился к зданию больницы. Колян последовал за ним, держась на шаг позади.
У входа Лев Валентинович остановился. Взгляд его задержался на милицейском «луноходе», приткнувшемся почти вплотную к больничной стене. Водитель кемарил, положив голову на баранку.
– Григорий Рублев в какой палате у вас лежит? – войдя в здание, поинтересовался Лев Валентинович у дежурной администраторши.
– В спецпалате, – не заглядывая даже в картотеку, ответила женщина и сразу же добавила: – Только у него сейчас посетители.
– Да? – Понимающая улыбка тронула уголки губ московского бизнесмена. – Ну, тогда, Колюня, – хлопнул он по плечу стоявшего рядом помощника, – мы обождем. Не будем толпиться. Ни к чему это.
Он развернулся и направился к выходу. Колян неотступно следовал за шефом.
– Догадываюсь, какие у него посетители, – кивнул в сторону милицейской «канарейки» со спящим водителем Засоркин. – Мы уж как-нибудь после них!
Колян, понимая настроение шефа, угодливо хихикнул. Они вернулись в «Мерседес» и принялись ждать.
Старлей только что вошел в палату, и его наглые глазенки вовсю разглядывали Крытого. Он соображал, с чего начать разговор.
Григорий выглядел ужасно: голова перебинтована, на лице, что называется, живого места нет. Но мента это мало волновало, у него была своя программа.
– Что вы можете показать по поводу случившегося? – спросил старлей.
– Ничего, – лаконично ответил Крытый.
– Как я понимаю, заявление вы писать не будете?
– Нет.
– Ну, с этим ясно, – с видимым облегчением вздохнул опер. – А что вы можете сказать по поводу ограбления церкви?
– Ничего.
– Слушайте, вы действительно ничего не знаете или не хотите помочь следствию?! – решил поднажать старлей.
– Я ничего не знаю, – отчеканил Крытый. Его интонация красноречиво при этом говорила: «А не пошел бы ты на...»
– С вами, как установлено, проживала несовершеннолетняя девушка. Кто она вам?
– Племянница.
– Да? Серьезно? – иронично заметил мент. Судя по тону, он совершенно не верил в такое положение дел. – А если мы тщательно проверим? Знаешь двести десятую статью? Устраивание притонов и совращение малолетних? Что тогда?
– А ты знаешь статью о похищении людей? Может, ты несовершеннолетнюю сам умыкнул и теперь давишь на меня, чтобы я повинную тебе накатал? Шантаж это называется! А есть еще статья о клевете, – взгляд Крытого потемнел. – Назвать тебе, под каким номером они проходят по УК?! Ты только отсюда выйдешь, я такую телегу накатаю вашему прокурору, что ты меня за километр обходить будешь! И за допрос больного в тяжелом состоянии ответишь!
– Только не надо меня стращать, – запальчиво отозвался старлей, но чувствовалось, что угроза Крытого на него подействовала.
– И ты не стращай меня, – едва сдерживая готовую прорваться ярость, процедил Крытый. – Меня уже столько пугали в жизни, что твои приколы для меня – тьфу! И вообще, не видишь, мне плохо. Так что, будь ласков, дуй отсюда!
Старлей быстро нацарапал что-то на опросном бланке и официальным тоном распорядился:
– Прочитайте и распишитесь!
– Ты что, не видишь, я руку поднять не могу? – бросил в ответ Григорий.
Расписаться он, конечно, мог, но решил этого не делать. По тому тону, которым разговаривал с ним опер, Крытый понял, что тот добивается какой-то определенной цели. Причем эта цель была явно не в его, Крытого, пользу. Он своим звериным чутьем, выработанным за годы жизни, ощущал, что от этого мусора исходит реальная опасность.
Последний раз выразительно глянув на больного, старший лейтенант поднялся и покинул палату, от души хлопнув дверью.
«Ограбление церкви они на меня повесить не могут! – закрыв глаза, подумал Григорий. – Остальное – фуфло! В случае чего я сам их притяну за клевету и за оскорбление человеческого достоинства!»
Местной милиции Крытый не боялся. При его богатом опыте в подобных делах он многое понимал и знал, что у ментов на него ничего нет, а на какой-нибудь ерунде вроде дешевой подставы он зацепить себя просто не даст – не на того напали! Больше всего Крытого волновало, что же случилось с Катей. Он злился на свою беспомощность и проклинал тех, кто загнал его на больничную койку, в душе поклявшись им жестоко отомстить.
В палату вновь постучали. Через секунду дверь отворилась, и вошел Лев Валентинович в сопровождении верного Коляна.
Увидев старого кореша, Крытый в первый раз за последние два дня улыбнулся.
Старлей был действительно невероятно рассержен. В своей жизни он еще ни разу не сталкивался с людьми, подобными Григорию Рублеву, и был ошарашен тем отпором, который получил от опытного уголовника. Обычно он работал с разного рода шушерой, залетавшей на зону за всякую ерунду. Те искренне боялись, что их могут упечь на нары только за то, что они уже сидели раньше, и потому сразу шли на сотрудничество с правоохранительными органами. Крытый же повел себя совершенно неадекватно. Опер уже понимал, что ограбление церкви повесить на Рублева не получится, так как не было абсолютно ничего, что связывало бы его с этим самым событием. Когда он шел в палату, то надеялся, что ему удастся для начала припугнуть Рублева. Но в глазах бывшего зэка, к своему удивлению, он увидел не страх, а ярость. И ответные угрозы Крытого как раз были не блефом и, воплоти он их в жизнь, могли принести оперу серьезные неприятности.
Засоркин тем временем, проводив взглядом укативший «луноход», поднялся в палату к Григорию.
– Здорово, дружище! – На стол лег объемный пакет с фруктами, а следом на столе появилась бутылка минералки. – Хотел коньяк принести, спрыснуть, как говорится, встречу, но врачи запретили.
– Успеем еще, – отозвался Григорий.
– Кто тебя отделал, знаешь? – сразу перешел к делу Лев Валентинович.
– Думаю, что те же, кто и церквуху ломанул.
– Почему ты так считаешь?
Крытый доверял приятелю и пересказал все, что ему было известно об ограблении церкви, включая рассказ Кати. Периодически останавливаясь, чтобы собраться с силами, он дополнял факты своими соображениями.
– Подумай сам, кому я еще здесь нужен?
– Ты говоришь, что ублюдки «рыжье» с тебя сняли? – задумчиво поинтересовался московский бизнесмен.
– Цепь, печатку, кошелек – все!
– «Рыжье», скорее всего, понесут барыгам, – размышляя вслух, произнес Засоркин и тут же распорядился: – Колян! Пробей всех местных барыг. Если нужно будет, на уши весь Крым поставь, но как только печатка или цепь всплывут – сразу доложить мне!
– Сделаю, – твердо пообещал помощник Засоркина и быстренько расспросил Крытого об особенностях золотых изделий. Тот дал ему все необходимые для поиска сведения.
– Этих говнюков я все равно закопаю, – подал голос Рублев. – Меня сейчас в первую очередь другое интересует. Куда же делась Катя?
– Не волнуйся, Григорий, – бережно коснулся руки кореша Лев Валентинович, – весь Крым наизнанку вывернем, а девушку найдем! Я ведь когда-то тут очень даже неплохо жил! Людей знаю, меня знают! Думаю, что все хорошо будет.
Беседу друзей прервал неожиданный приход главврача.
– Григорий Иванович, спешу вас успокоить. Похоже, ваша племянница нашлась! – сообщил доктор.
Крытый, услышав такую новость, собрал все силы и попытался было встать, но перед глазами все поплыло, тело моментально пронзили тысячи иголок боли, и Рублев, застонав, вновь рухнул в постель.
– Лежите, лежите! – забеспокоился Марк Савельевич. – Все в порядке с вашей девочкой, не считая нескольких ушибов. Скоро вы ее увидите.
– Где она? – прохрипел Крытый. Невероятное усилие утомило его.
– В Гурзуфе, – мягко отозвался врач и решил пояснить: – Я понял ваши тревоги и дал сведения во все близлежащие больницы. Только что позвонил мой коллега и сообщил о попавшей к ним пациентке, которая по описанию очень похожа на вашу племянницу.
– Дайте мне его телефон, – попросил Засоркин. Он тут же достал сотовый и быстро набрал номер.
На нее смотрела женщина с добрым круглым лицом, одетая в больничную униформу. Ее карие большие глаза внимательно следили за неожиданной пациенткой.
– Давай-ка будем завтракать! – мягко предложила медсестра. – Привстать сможешь?
Девушка попробовала приподняться на кровати, и ей это удалось. Кое-где кожу саднило, но в общем-то, ничего, жить вполне можно.
– Вот и умница, – вновь улыбнулась ей женщина и пододвинула поднос, на котором стояла тарелка с рисовой кашей, сваренной на молоке, и кусочек белого хлеба. Рядом примостилась большая эмалированная кружка с молоком.
– Ты кушай, милая, а я попозже зайду. – Медсестра легко поднялась и вышла за дверь, оставив девочку одну.
В палате стояло еще три кровати, но все они были пусты, из чего Катерина сделала вывод, что лишь она одна является предметом заботы медсестры.
Ее мысли вернулись к ночным событиям. Катерина отчетливо помнила все до того момента, когда упала, скатилась с горы и ударилась головой о камень. Юная скрипачка осторожно потрогала лоб и нащупала на нем здоровенную шишку.
Недовольно поморщившись, Катерина все же взяла ложку и потихоньку принялась есть. Но аппетита не было. Перед глазами стояла все та же ужасная картина: окровавленная голова дяди Гриши и три темных силуэта, склонившихся над ним.
Катерина не видела лиц нападавших, и теперь ей казалось, что они были скрыты масками. Как и тогда, во дворе церкви! Неожиданно девушка вспомнила, что видела одного бандита.
Лица она, естественно, не рассмотрела, но волосы были светлыми. В памяти всплыла блондинка, которая грабила церковь. Однако у той волосы были длинными, а у напавшего на дядю человека – короткими.
«Подстриглась, да и все! – резонно подумала Катя. – Ведет себя как мужик, вот и подстриглась под мужика! Точно, они!» Холодея от страха при воспоминании о пережитом, Катерина отодвинула в сторонку тарелку с недоеденной кашей и взяла кружку с молоком.
Отпивая мелкими глотками, девочка сосредоточенно думала: «А ведь они наверняка за мной приходили! Ведь я одна только эту бабу без маски видела! Теперь они меня везде искать будут!»
От такой мысли в душу холодными щупальцами заползал страх. На что уж дядя был здоровый и сильный, но и его убили! А ее прибьют, как котенка! Головой об угол – и готово!
Катя легла на спину и закрылась простынкой до подбородка. Взгляд ее тревожно метался по потолку, сердце билось часто-часто.
Неожиданно открылась дверь, и Катя, не сдержавшись, тихонько пискнула. Зажмурившись, она ждала уже знакомого хриплого голоса, но вместо этого услышала мягкий оклик медсестры:
– Почему это мы так плохо кушали? Тебе больше есть нужно – быстрее поправишься!
– Спасибо, не хочется, – открывая глаза, благодарно улыбнулась в ответ девушка и обнаружила, что медсестра пришла не одна.
Рядом с ней стоял мужчина в белом халате и белой же докторской шапочке. На мясистом носу этого человека сидели большущие круглые очки, взгляд его был пытлив и добродушен. Про себя Катерина отметила, что весь он был такой кругленький и мягкий, что невольно одним своим видом вызывал расположение.
– Как мы себя чувствуем? – Голос мужчины был под стать его внешности, не очень низкий и бархатистый.
– Нормально, – улыбнулась ему Катерина.
– Вы беседуйте с Николаем Николаевичем, а я пойду делами заниматься, – сказала медсестра и покинула палату.
Доктор сел на стул рядом с кроватью и спросил:
– Ну, кто ты у нас такая? Давай начнем с этого.
– Романова Катерина Евгеньевна, – просто ответила девушка.
– Что с тобой произошло прошедшей ночью? – Глаза врача серьезно смотрели на пострадавшую.
На некоторое время девушка задумалась, сделав вид, что собирается с мыслями. Нужно ли говорить правду?! Ведь наверняка ее ищут бандиты и не успокоятся, пока не найдут!
Катя решила, что правду говорить не стоит, и, понимая, что ее молчание слишком затягивается, принялась сочинять на ходу:
– Мы с друзьями отдыхали на пляже. Со студентами. Мы в Ялту приехали «дикарями». Я отошла в сторонку, ну, понимаете, надо мне было, и поскользнулась. Дальше не помню.
– Однако! – поразился врач. – Как же ты так далеко от Ялты оказалась?!
– А где я? – пришла очередь удивляться юной скрипачке.
– В Гурзуфе. «Артек» знаешь?
– Да.
– Вот, ты рядом с ним. Во-он, видишь, гора?
Катерина скосила глаза в указанном направлении и в окошке увидела похожую на одногорбого верблюда гору.
– Это Аюдаг!
– А как далеко это от Ялты? – Катерину сейчас мало интересовали местные достопримечательности.
– Сорок километров будет! – охотно ответил врач и добавил: – Вот я и удивляюсь, как же ты к нам попала? Дежурная медсестра Светлана Дмитриевна рассказала, что ночью в дверь позвонили. Она открыла, а ты на пороге лежишь. Посмотрела по сторонам – никого, только тень за воротами мелькнула. Вот так-то!
Некоторое время они молчали, затем врач спросил девушку:
– Из взрослых кто с вами был?
– Никого не было, – вновь соврала Катерина, решившая не упоминать о Григории Рублеве.
– Может... может... – врач заметно запнулся и, немного покраснев, все же спросил: – Ты прости, конечно, за вопрос... Тебя не изнасиловали? Если так, то лучше не скрывай и скажи об этом сразу!
– Нет, честное слово, нет! – горячо отвергла такую версию племянница Крытого.
– Н-да? – несколько скептически отнесся к ее словам доктор и на некоторое время задумался. Затем он решительно поднялся и мягко улыбнулся Катерине:
– Ну, отдыхай, девочка, поправляйся. Серьезного у тебя ничего нет. Так что не переживай, скоро встанешь на ноги. – После чего направился к двери. На секунду задержавшись возле нее, он произнес задумчиво, казалось, для одного себя: – Непонятно!.. Непонятная история!
После этого Николай Николаевич покинул больничную палату.
* * *
Коричневый «Мерседес» катил по улицам Ялты. Засоркин сидел молча, отрешенно глядя в затылок водителю. Губы его при этом иногда шевелились, как будто московский бизнесмен разговаривал сам с собой. Секьюрити уважаемого Льва Валентиновича тоже молчали. Все четверо служили у него не первый год и знали, что шеф сейчас напряженно размышляет, а это означает, что тревожить его ни в коем случае нельзя.Даже магнитофон был выключен, только тихо журчал мотор.
Через некоторое время шикарная машина остановилась у больничного комплекса, и Засоркин распорядился:
– Колян идет со мной, остальные ждут в машине.
Колян молча вышел, открыл дверцу для шефа. Засоркин выбрался из салона иномарки и направился к зданию больницы. Колян последовал за ним, держась на шаг позади.
У входа Лев Валентинович остановился. Взгляд его задержался на милицейском «луноходе», приткнувшемся почти вплотную к больничной стене. Водитель кемарил, положив голову на баранку.
– Григорий Рублев в какой палате у вас лежит? – войдя в здание, поинтересовался Лев Валентинович у дежурной администраторши.
– В спецпалате, – не заглядывая даже в картотеку, ответила женщина и сразу же добавила: – Только у него сейчас посетители.
– Да? – Понимающая улыбка тронула уголки губ московского бизнесмена. – Ну, тогда, Колюня, – хлопнул он по плечу стоявшего рядом помощника, – мы обождем. Не будем толпиться. Ни к чему это.
Он развернулся и направился к выходу. Колян неотступно следовал за шефом.
– Догадываюсь, какие у него посетители, – кивнул в сторону милицейской «канарейки» со спящим водителем Засоркин. – Мы уж как-нибудь после них!
Колян, понимая настроение шефа, угодливо хихикнул. Они вернулись в «Мерседес» и принялись ждать.
* * *
Засоркин не ошибся в своих выводах: в спецпалате у Григория Рублева рядом с кроватью на стуле, закинув ногу на ногу, сидел тот самый старлей, который заходил к нему сразу после ограбления церкви.Старлей только что вошел в палату, и его наглые глазенки вовсю разглядывали Крытого. Он соображал, с чего начать разговор.
Григорий выглядел ужасно: голова перебинтована, на лице, что называется, живого места нет. Но мента это мало волновало, у него была своя программа.
– Что вы можете показать по поводу случившегося? – спросил старлей.
– Ничего, – лаконично ответил Крытый.
– Как я понимаю, заявление вы писать не будете?
– Нет.
– Ну, с этим ясно, – с видимым облегчением вздохнул опер. – А что вы можете сказать по поводу ограбления церкви?
– Ничего.
– Слушайте, вы действительно ничего не знаете или не хотите помочь следствию?! – решил поднажать старлей.
– Я ничего не знаю, – отчеканил Крытый. Его интонация красноречиво при этом говорила: «А не пошел бы ты на...»
– С вами, как установлено, проживала несовершеннолетняя девушка. Кто она вам?
– Племянница.
– Да? Серьезно? – иронично заметил мент. Судя по тону, он совершенно не верил в такое положение дел. – А если мы тщательно проверим? Знаешь двести десятую статью? Устраивание притонов и совращение малолетних? Что тогда?
– А ты знаешь статью о похищении людей? Может, ты несовершеннолетнюю сам умыкнул и теперь давишь на меня, чтобы я повинную тебе накатал? Шантаж это называется! А есть еще статья о клевете, – взгляд Крытого потемнел. – Назвать тебе, под каким номером они проходят по УК?! Ты только отсюда выйдешь, я такую телегу накатаю вашему прокурору, что ты меня за километр обходить будешь! И за допрос больного в тяжелом состоянии ответишь!
– Только не надо меня стращать, – запальчиво отозвался старлей, но чувствовалось, что угроза Крытого на него подействовала.
– И ты не стращай меня, – едва сдерживая готовую прорваться ярость, процедил Крытый. – Меня уже столько пугали в жизни, что твои приколы для меня – тьфу! И вообще, не видишь, мне плохо. Так что, будь ласков, дуй отсюда!
Старлей быстро нацарапал что-то на опросном бланке и официальным тоном распорядился:
– Прочитайте и распишитесь!
– Ты что, не видишь, я руку поднять не могу? – бросил в ответ Григорий.
Расписаться он, конечно, мог, но решил этого не делать. По тому тону, которым разговаривал с ним опер, Крытый понял, что тот добивается какой-то определенной цели. Причем эта цель была явно не в его, Крытого, пользу. Он своим звериным чутьем, выработанным за годы жизни, ощущал, что от этого мусора исходит реальная опасность.
Последний раз выразительно глянув на больного, старший лейтенант поднялся и покинул палату, от души хлопнув дверью.
«Ограбление церкви они на меня повесить не могут! – закрыв глаза, подумал Григорий. – Остальное – фуфло! В случае чего я сам их притяну за клевету и за оскорбление человеческого достоинства!»
Местной милиции Крытый не боялся. При его богатом опыте в подобных делах он многое понимал и знал, что у ментов на него ничего нет, а на какой-нибудь ерунде вроде дешевой подставы он зацепить себя просто не даст – не на того напали! Больше всего Крытого волновало, что же случилось с Катей. Он злился на свою беспомощность и проклинал тех, кто загнал его на больничную койку, в душе поклявшись им жестоко отомстить.
В палату вновь постучали. Через секунду дверь отворилась, и вошел Лев Валентинович в сопровождении верного Коляна.
Увидев старого кореша, Крытый в первый раз за последние два дня улыбнулся.
* * *
Засоркин сидел в машине, когда увидел выходящего мента. Тот зло хлопнул больничной дверью и быстрым шагом пошел к своей машине. «Газик» забрал опера и укатил прочь. Судя по поведению блюстителя порядка, рассержен он был основательно. Лев Валентинович зло улыбнулся, наблюдая за тем, как старлей покидает больницу. Засоркин вполне себе представлял, какую отповедь устроил ему Крытый.Старлей был действительно невероятно рассержен. В своей жизни он еще ни разу не сталкивался с людьми, подобными Григорию Рублеву, и был ошарашен тем отпором, который получил от опытного уголовника. Обычно он работал с разного рода шушерой, залетавшей на зону за всякую ерунду. Те искренне боялись, что их могут упечь на нары только за то, что они уже сидели раньше, и потому сразу шли на сотрудничество с правоохранительными органами. Крытый же повел себя совершенно неадекватно. Опер уже понимал, что ограбление церкви повесить на Рублева не получится, так как не было абсолютно ничего, что связывало бы его с этим самым событием. Когда он шел в палату, то надеялся, что ему удастся для начала припугнуть Рублева. Но в глазах бывшего зэка, к своему удивлению, он увидел не страх, а ярость. И ответные угрозы Крытого как раз были не блефом и, воплоти он их в жизнь, могли принести оперу серьезные неприятности.
Засоркин тем временем, проводив взглядом укативший «луноход», поднялся в палату к Григорию.
– Здорово, дружище! – На стол лег объемный пакет с фруктами, а следом на столе появилась бутылка минералки. – Хотел коньяк принести, спрыснуть, как говорится, встречу, но врачи запретили.
– Успеем еще, – отозвался Григорий.
– Кто тебя отделал, знаешь? – сразу перешел к делу Лев Валентинович.
– Думаю, что те же, кто и церквуху ломанул.
– Почему ты так считаешь?
Крытый доверял приятелю и пересказал все, что ему было известно об ограблении церкви, включая рассказ Кати. Периодически останавливаясь, чтобы собраться с силами, он дополнял факты своими соображениями.
– Подумай сам, кому я еще здесь нужен?
– Ты говоришь, что ублюдки «рыжье» с тебя сняли? – задумчиво поинтересовался московский бизнесмен.
– Цепь, печатку, кошелек – все!
– «Рыжье», скорее всего, понесут барыгам, – размышляя вслух, произнес Засоркин и тут же распорядился: – Колян! Пробей всех местных барыг. Если нужно будет, на уши весь Крым поставь, но как только печатка или цепь всплывут – сразу доложить мне!
– Сделаю, – твердо пообещал помощник Засоркина и быстренько расспросил Крытого об особенностях золотых изделий. Тот дал ему все необходимые для поиска сведения.
– Этих говнюков я все равно закопаю, – подал голос Рублев. – Меня сейчас в первую очередь другое интересует. Куда же делась Катя?
– Не волнуйся, Григорий, – бережно коснулся руки кореша Лев Валентинович, – весь Крым наизнанку вывернем, а девушку найдем! Я ведь когда-то тут очень даже неплохо жил! Людей знаю, меня знают! Думаю, что все хорошо будет.
Беседу друзей прервал неожиданный приход главврача.
– Григорий Иванович, спешу вас успокоить. Похоже, ваша племянница нашлась! – сообщил доктор.
Крытый, услышав такую новость, собрал все силы и попытался было встать, но перед глазами все поплыло, тело моментально пронзили тысячи иголок боли, и Рублев, застонав, вновь рухнул в постель.
– Лежите, лежите! – забеспокоился Марк Савельевич. – Все в порядке с вашей девочкой, не считая нескольких ушибов. Скоро вы ее увидите.
– Где она? – прохрипел Крытый. Невероятное усилие утомило его.
– В Гурзуфе, – мягко отозвался врач и решил пояснить: – Я понял ваши тревоги и дал сведения во все близлежащие больницы. Только что позвонил мой коллега и сообщил о попавшей к ним пациентке, которая по описанию очень похожа на вашу племянницу.
– Дайте мне его телефон, – попросил Засоркин. Он тут же достал сотовый и быстро набрал номер.