Сергеев Марк Давидович. Волшебная галоша

   – Я вот что думаю: не сообщить ли об этом в милицию?
   – Да, пожалуй, надо…
   Слесари вышли из вагона и вдруг остановились: в соседнем поезде слышались знакомые голоса.
   – Ты вот что, – шепотом сказал Тимофей Митрофанович, – беги звонить, а я тут покараулю.
   Он подошел поближе к окну, из которого слышался довольно громкий разговор.
   – Так он и не пришел?
   – Нет. Целый день простоял я там на углу – все без толку.
   – Понимаешь, мне кажется, что этот человек в сером пальто и есть Зеленобородый. Значит, надо следить.
   – А как же он в Москве оказался?
   – Вот этого-то я и не знаю. Но ведь раз он волшебник, значит, он, наверное, может как-нибудь передвигаться. А если даже не он – все равно этот парень должен знать секрет: как из невидимок стать видимками. Помнишь, как он ловко из пузырька что-то выпил – и готово!
   – Что же мы будем теперь делать? Есть хочется страшно. Хоть бы хлебца маленько… Может, домой нам поехать?
   – Как же уехать, если Зеленобородый где-то здесь. Без него мы пропали. А потом, что мы скажем ребятам? Ведь это я их превратил в невидимок. И как это меня угораздило?
   – Да, пожалуй…
   – И потом, еще эти пирожки…
   – Я уже подсчитал, нам нужно восемнадцать рублей, чтобы отдать долг Дарье Матвеевне.
   – Стоп! Нас, кажется, подслушивают…
   Тимофей Митрофанович, который приблизился к окну настолько, что его заметили, торопливо отскочил назад. Но было уже поздно.
   – Паша! Надо уходить. Это что-то подозрительное.
   – Хлопцы! – взволнованно сказал тогда слесарь. – Дело вот какое. Ваши родители беспокоятся о вас. Они прислали письмо в Москву, просят, значит, помочь найти Вадима Смирнова и Павла Кашкина. Это ведь вы, не правда ли? Вот я вам скажу сейчас приметы: Вадим Смирнов, ученик пятого класса, одиннадцати лет, волосы русые…
   – Похоже, что я.
   – Вот видите. Глаза серые есть?
   – Есть.
   – Нос прямой, над верхней губой родинка есть?
   – Есть.
   – Ну вот видите! Теперь Кашкин Павел. Волосы рыжеватые, глаза светло-карие…
   – Кажется, есть.
   – Рот большой, нос чуть вздернутый…
   – Одну минуточку. Димка, у меня, что, и вправду большой рот? Нет, здесь ошибка. Что значит большой рот? У меня самый нормальный, можете посмотреть сами.
   – А нос чуть вздернутый и подбородок круглый – уже менее уверенным тоном спросил Тимофей Митрофанович. – Это есть?
   – Так точно! Все на месте!
   – Вы тут вот, хлопчики, горевали о еде. Может, поедем ко мне? Поедите, поспите как полагается, досыта. А? Я живу за городом. Может, слышали – Расторгуево? От Павелецкого вокзала рукой подать. Не слышали? Ну ничего, что не слышали. Стало быть, у вас все впереди.
   – Спасибо вам, но только нам нельзя к вам ехать.
   – Почему же?
   – А вы нас отправите в милицию.
   – Зачем же обязательно в милицию? А потом, если вы люди честные, так чего вам милиции бояться? Она, наоборот, помочь в беде может. Это не про вас ли пропечатали в газете, что вроде девчонку из-под машины спасли, Марусю Логинову.
   – Было такое.
   – Ну вот видите, – оживился слесарь. – А ведь она, Марусенька, начальнику городского-то управления милиции дочкой приходится. Полковнику Логинову. Вот оно как. Так что в случае чего прямо к Логинову, Василию Михайловичу. Он уж вас в обиду не даст.
   – А далеко это Расторгуево?
   – Дом-то мой? Да нет, недалечко. Минут сорок езды. А то и меньше.
   – Может, поедем, а, Димка?
   – Ну хорошо. Мы поедем. Спасибо вам большое.
   Сергей Николаевич вернулся через несколько минут и застал своего напарника в обществе ребят. Об этом можно было догадаться по оживленному разговору, который слышался из вагона.
   – Значит, вы были знакомы с Зеленобородым? – с недоверием спрашивал мальчишеский голос.
   – Да вот так, как сейчас с тобой разговариваю, так разговаривал с ним.
   – Вот здорово! Нам, Димка, просто повезло!
   – Все равно до утра ждать электрички. Может, расскажете нам про Зеленобородого? – попросил Вадим.
   – Ну что ж, это можно, – согласился Тимофей Митрофанович. – Благо времечко есть. Отчего и не вспомнить, что было да чего и не было.
   Старик почесал в затылке, хитро улыбнулся – одними глазами – и начал издалека…

ПЕРВАЯ ЛЕГЕНДА О СТАРИКЕ-ОЗОРНИКЕ

   Давно это было, недавно ли. А только жил да поживал на свете паренек один. Кузьмой его звали. Ну, кто и Кузькой назовет – тоже не обижался. Он ведь сам-то любого мог обозвать как угодно. Озорник был – свет таких не видывал. Бывало, девчонки на вечерку соберутся, а он чертом обрядится да и давай их за косы-то дергать. Другая и знает, что это Кузька развлекается, – да все одно страшно. Черт – черт и есть. Верили тогда люди во всякую чепуху.
   Ну, завтра, конечно, все срамят, проклинают Кузьку, а он нет чтобы повиниться, исправиться там. Он еще какую проказу выдумает, да похлеще первой. То двух коров хвостами свяжет и стеганет их крапивой, то скамейку подпилит, сядут на нее старухи посумерничать – хлоп на землю. Одним словом, озорник, и только.
   Ничего сделать не могли с ним. Собрались раз старики и промеж собой говорят: «Надо, мол, его проучить разок-другой. Да так проучить, чтоб он озоровать-то бросил». Долго думали. День думали. Ночь думали. Еще ночь с днем прихватили. И придумали наконец.
   Вот, однажды Кузьма снова пришел на вечерку, распугал девчат. А одна не боится его вроде. Стоит себе, семечки пощелкивает. Кузька даже удивился, что за смелая за такая. Вот я тебя, мол, крапивой сейчас. Сорвал крапивы да к ней, значит. Да и очутился в яме. Бился он, бился, а выбраться не может. Ну, ночью кое-как вылез, ушел домой.
   А только учеба-то впрок ему не пошла. Хуже прежнего стал шуметь по селу, девушке этой просто проходу не дает. Однажды поймал да и привязал косами за дерево. А в одном доме окна и двери ночью заколотил. Люди выйти хотят, ан не тут-то было.
   Разозлились люди на озорника – сил нет. Снова собрались старики. День с ночью думали, еще день с ночью, да еще третьи сутки прихватили. И придумали наказание Кузьке. Поймали его всем селом вечером, в мешок завязали да и понесли на берег озера. У нас за селом озеро широкое, берега круты. Я ведь сам-то родом тоже из Сибири. Вот бросили Кузьку в озеро и пошли. Пришли домой и говорят: «Ну, все! Был Кузька – да не стало. Некому больше озоровать».
   А Кузька-то, верите не верите, лежит себе на дне озера и думает: «Куда это я попал?» Выбраться из мешка все же не может. Чувствует, худо дело. Сперва было катался, бился, потом примолк. Вдруг слышит рядом снаружи голос, хитрый, старушечий:
   – Что, сынок, попался?
   – Попался так попался, – отвечает Кузька.
   – Хочешь, выручу?
   – Хочу.
   – Только уговор: за выручку ты отдашь то, что у тебя есть, а я тебе – то, чего у тебя нету.
   – Ладно, – согласился Кузька, а сам подумал: «У меня в карманах ничего вроде ценного нет, а у старухи и подавно. Так что баш на баш и выйдет. Да и обмануть старуху завсегда можно».
   Исчезла старушка А Кузька все лежит в мешке да лежит. Час прошел, другой, третий пошел. Кузьке тошней тошного стало.
   Вдруг опять голос снаружи:
   – Лежишь?
   – Лежу. А ты что не выполнила обещание? Развязывай мешок скорее, старуха!
   – Я, во-первых, не старуха, а во-вторых, это обещала тебе моя бабушка.
   – Ну, все равно развязывай! Бабушка – дедушка!
   – Давай сперва меняться.
   – Опять меняться! Обалдели вы все, что ли?! Хватит! Развязывай, говорю!
   – Ну, не хочешь – не надо. Лежи себе.
   – Эй, эй! Постой! Чего торопишься? Не дает человеку подумать. Ну, куда ни шло – давай меняться, только выпусти меня отсюдова.
   – Ладно, выпущу, только отдай мне то, что у тебя есть, а я тебе то, чего у тебя нет.
   – Согласен.
   И снова никого. «Что за чудеса? – думает Кузька. – Видимо, что-то у меня есть самое дорогое, ради чего они все стараются. Только что?» Думал, думал – ничего не придумал. Ан, вот опять кто-то подошел. Али подплыл? Не может ничего понять Кузька.
   – Значит, меняешь? – Голос опять новый.
   – Да, меняю, меняю! Вот привязались!
   – А что на что меняешь?
   – Будто не знаешь: что есть на то, чего нету.
   В ту самую минуту мешок и раскрылся. Вылез Кузька и видите вода кругом – спереди, сзади, сверху. А снизу дно, усеянное мелкими камнями. И висят прямо перед ним в воде три темные тени. Вот одна опустилась на дно и превратилась в старуху. Из ушей и носа ее торчал мох, морщинистое лицо было похоже на кожуру грецкого ореха.
   – А, золотой, молодой! – с ехидной улыбкой сказала водяная старуха. – Отдавай, что обещал.
   – А я и не отказываюсь. – И Кузька выворотил карманы.
   – Бери что хочешь! Старуха злобно засмеялась:
   – Хитришь! Зачем мне всякое барахло! Молодость-то у тебя есть, а старости-то нет! Вот и подавай мне свою молодость, забирай мою старость.
   – Э, нет, – сказал Кузька, укладывая в карман свое добро. – Так дело не пойдет!

   И вдруг голос его стал хриплым, старческим, а старуха расправила плечи и стала молодой красавицей со злым взглядом зеленых глаз. Кузька взглянул на ее зеленовато-белые руки, которые стали теперь гладкими и нежными, а потом на свои и вскрикнул. Кожа на его руках обвисла и сморщилась. Поясницу заломило, скрючило ноги.
   Тут опустилась вниз вторая тень – это был огромный черный таймень.
   – Ну, Кузьма Озерович, давай меняться.
   Кузька похолодел.
   – Хватит, – несмело сказал он. – Я уже отдал все самое дорогое, что у меня было, – молодость свою отдал.
   – Нет, милый дружочек, не все. И не самое дорогое. Есть у тебя человеческий облик, а нет облика рыбьего. Отдавай мне человеческий, забирай себе рыбий.
   Открыл Кузька рот, чтобы ответить, а вылетел изо рта только писк. Хотел Кузька руками взмахнуть, а вместо рук у него плавники. А таймень превратился в молодого красавца со злым взглядом зеленых глаз.
   – Пойдем, дорогая, – сказал он бывшей старухе очень любезно. – Мы тысячу лет ожидали этого дурака.
   Кузька что-то кричал, бил хвостом и успокоился только тогда, когда кто-то постучал ему в бок. Кузька оглянулся. Рядом с ним плавал малюсенький плешивый старичок:
   – Эгей, Кузька! Ты со мной еще не рассчитался!
   – Да у меня же забрали все, – запищал Кузька и заплакал. И слез его не было видно – кругом вода.
   – Нет, не все, – захихикал старик. – Не все, не все! У тебя еще остался твой длинный рост. Теперь он тебе не нужен. Какая разница: будешь ты большой рыбой или маленькой? А в обмен я сделаю тебя волшебником.
   – Ну хорошо, – согласился Кузька. – Давай меняться…

 
   Тимофей Митрофанович умолк.
   – А дальше, дедушка, а дальше?
   – А дальше будет в следующий раз, – ответил чей-то незнакомый голос.
   Мальчики оглянулись в дверях вагона стоял лейтенант милиции. Это был Леня Фомин.

Глава 19


В которой милиционер Степан Аванесов проявляет бдительность.

   – Значит, отправились ночевать в Расторгуево?
   – Так точно, товарищ полковник.
   – И обещали сегодня к вечеру быть здесь?
   – Так точно, товарищ полковник.
   – Где же они?
   – Не знаю, товарищ полковник. Может быть, дождь их за держал. Вон как хлещет.
   – Да, дождина… И все же они должны были выполнить обещание. Может быть, они боятся?
   – Чего? Я же им объяснил, что милиция награждает их за спасение девочки денежной премией в двадцать рублей каждого. Если б вы видели, как они обрадовались!
   – Увидели? Разве их можно увидеть?
   – Да нет, это я к слову. Но можно же почувствовать, как они обрадовались. Зашумели, запрыгали, закричали: «Ура, мы спасены!».
   – Все это хорошо, но где же они, где Вадим Смирнов, ученик пятого класса, волосы русые, нос прямой! Где Паша Кашкин, главный любитель пирожков? Где?..
   …В этот дождливый вечер в городском управлении милиции стоял на посту у входа молодой милиционер Степан Аванесов, только что вернувшийся из отпуска. Он был человеком исполнительным и добросовестным и втайне мечтал стать когда-нибудь знаменитым следователем. Эта идея увлекла Степана Аванесова еще с детства, когда он прочитал две затрепанные рваные книги с замусоленными страницами – «Приключения Шерлока Холмса» и «Рассказы майора Пронина». Кто из этих знаменитых детективов больше всего пришелся по душе Степану, сказать трудно, но он приучил себя ничему не удивляться, как майор Пронин, и, совсем как Шерлок Холмс, анализировать всевозможные странные происшествия. И, надо сказать, достиг в этом немалых успехов.
   Вот и сейчас мимо внимания Степана, хоть он и говорил по телефону с оперативной группой, выехавшей на очередную операцию, не прошло, что дверь гулко хлопнула. «Кто-то вошел», – решил Степан. Но в коридоре никого не было.
   «Кто бы это?» – начал анализировать Аванесов, и тут же он обратил внимание, что на лестнице снизу вверх отпечатываются мокрые следы.
   «Так-так, след небольшой… Скорее всего, детский, хотя, вполне возможно, и женский… Нет, вернее, один – женский, второй – детский… Странно… Честные люди не крались бы так медленно… Все ясно: злоумышленники хотят украсть важные документы! Так… Не нужно горячиться!.. Степан Аванесов, твой час настал!»
   Следы поравнялись с дежурным. Он пропустил злоумышленников вперед и громовым голосом скомандовал:
   – Стой! Стой, тебе говорят!
   Злоумышленники остановились. Один из них спросил мальчишечьим голосом:
   – Кому стоять? Мне или ему?
   – Обоим стоять! Ясно?! Руки!
   – Дяденька милиционер, – сказал другой нарушитель. – Нам нужно здесь подарок получить ценный.
   – Ну-ну! Рассказывай! Подарок ему нужен. Ишь ты. Вы лучше скажите: кто вас сюда послал?
   – Не послал, а позвал.
   – То есть как?
   – А вот так. Нас пригласил лейтенант Фомин.
   – Вот как? Вы даже фамилию знаете? Так и думал, что важные преступники. Жаль, что малолетние… А ну, руки вверх! Вверх, я говорю!
   – Мы честно, дяденька милиционер, за подарком В газете же было написано…
   – Ишь ты, «в газете». Вот завтра вас следователь допросит, будете знать, как безобразничать. А пока до утра я отведу вас в детскую комнату. А утром посмотрим.
   – Дяденька, а как вы нас увидели? Неужели, наконец, мы стали видимыми?
   – Милиция, братцы, она все видит! Ясно?

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ВОЛШЕБНИК

Глава 20


В которой Маруся Логинова разговаривает с Аленой-Маленой.

   Алена-Малена успела перемазаться уже с утра. Степан Аванесов – он проходил через двор, в котором играла Алена, – точно определил: лазила на забор – платье опереди в рыжей известке; была на чердаке – где еще можно набрать столько пыли; играла в классы – около кармашка следы мела. Аванесов, может быть, прошел бы мимо, но Алена-Малена была родной сестрой его невесты, и Степан не мог оставаться равнодушным Он уже принялся было распекать неряху, заранее предвкушая, как она напугается и удивится, что он про нее «все-все знает», но из подъезда выскочила Маруся Логинова.
   – Алена! – закричала она. – Иди сюда. Я тебе сейчас расскажу такое – сама не знаю какое!
   Алена воспользовалась этим и убежала к подруге, а Степан невольно прислушался к разговору.
   – А у нас гости знаешь какие?
   – Знаю, дядя Леня Фомин к вам приехал, я видела…
   – И ничего ты не знаешь. И вовсе у нас в гостях невидимки. Вот. А мама говорит, что они меня спасли.
   При этих словах Аванесову припомнились мокрые следы на лестнице и нагоняй, который получил он за то, что продержал сутки мальчишек в детской комнате, а милиция сбилась с ног, разыскивая их по всему городу. Хорошо хоть, что мальчишки не сбежали – весь день ели да спали. Спасло тогда Степана лишь одно – он в тот день только вернулся из отпуска и о невидимках ничего не знал.
   – И они взаправдашние, невидимки? – спросила Алена-Малена, все еще косясь на Степана Аванесова.
   – Угу!
   – А посмотреть на них можно?
   – Как же посмотреть, если их совсем, ну совсем не видно.
   – И вовсе ты обманщица, – сказала тогда Алена-Малена и отвернулась. – И никаких невидимок у тебя нет. И никто тебя не спасал. Если были бы, так показала б…
   – Ну пойдем, пойдем, увидишь сама.
   – А они малюсенькие?
   Девочки помчались к подъезду. За ними двинулся и Степан Аванесов. «Хоть посмотрю, за кого мне попало», – думал он, на самом-то деле не очень веря, что дело обошлось без мошенничества. Никакие они не невидимки, а просто притворяются. Все в жизни должно иметь объяснение – так считал Аванесов.
   Девочки на цыпочках вошли в комнату. Степан остался стоять в дверях. Он видел, как боязливо крадутся Маруся и Алена-Малена к кровати, на которой только натренированный глаз Аванесова мог заметить приметы людей… Подушки смяты головами, одеяло поднялось горбом в двух местах. «Один спит спокойно, другой разметался», – решил Аванесов.
   – Где же невидимки? – шепотом спросила Алена-Малена.
   – А вот же, на кровати.
   – И даже ничего тут нет, – сказала Алена-Малена уже погромче и потрогала рукой одеяло.
   Вдруг она отдернула руку и закричала.
   – Что случилось? – подбежал к девочке Аванесов.
   – Невидимка схватил меня за палец.
   – Это тебе показалось, Аленушка. Они ведь спят. Но девочки уже выскочили на улицу. Поговорив немного с Марусиной мамой, вышел из дому и Аванесов. В углу двора он увидел девочек. Алена-Малена была окружена большой толпой ребятишек.
   – Я их нисколько не боялась, – хвасталась она, – ну нисколько. Один даже хотел мне палец откусить, но я его как…
   Степан улыбнулся и пошел к автобусной остановке.

Глава 21


В которой письма находят адресатов, адресаты путешествуют, а путешественники возвращаются.

   Пока наши друзья видели седьмые сны в квартире полковника Логинова, сам Василий Михайлович взволнованно ходил по кабинету.
   – Ну хорошо, – говорил он Лене. – Мальчиков мы нашли. Но это ведь полдела. Надо помочь им снова стать видимыми. А это штука нелегкая. Не верить же их заявлению, что во всем виновата какая-то галоша. Ведь это абсурд.
   – Конечно, – соглашался Фомин. – Если верить в галошу, то тогда надо всерьез давать объявление в газету: «Потерялся волшебник. Нашедшего просим возвратить владельцу за вознаграждение». Чепуха получается.
   – Вот что, ты оставь мне письма, пусть мальчики почитают, а сам поезжай к профессору Верхомудрову, Вдруг он сможет помочь.
   Леня развязал ставшую весьма пухлой коричневую папку и достал письма из Прибайкальска. Их было несколько.
   Димка и Паша вошли в кабинет через полчаса после ухода Фомина. Они уселись в два кресла, стоящие у стола, и Василий Михайлович вручил им письма из дому. Это был самый приятный сюрприз для невидимок, потому что кто же не скучает по дому? Где бы ни был человек – в дальнем увлекательном ли плавании, в трудном ли походе, на берегу ли ласкового моря – все равно скучает.
   Мальчики углубились в чтение писем, позабыв все на свете.

   Здравствуй, Димочка!


   Как я соскучилась по тебе, дружочек. Василий Михайлович написал мне, что вы наконец нашлись, и я очень рада. Я так волновалась все время, пока о вас не было никаких известий. Только Анатолий Петрович утешал нас. Да еще Сеня – пионервожатый. Тридцать один нашелся, – говорит он, – двое найдутся. Он оказался прав. Кстати, Сеня сейчас тоже в Москве, уехал в какой-то институт, к ученым, чтобы избавить вас от беды. Пришло твое письмо, но без обратного адреса, я и не знала, куда написать тебе. Приезжай поскорее, дружочек.

Твоя мама.

   Димка чуть не расплакался над письмом, так ему захотелось домой. А Кашкин почему-то улыбался. Димка понял, в чем дело, когда они обменялись письмами.

   Братишечки-омулятнички, как поживаем?


   Что же это вы пустились в путь-дорогу, а меня, старого рыбака и заядлого путешественника, оставили дома? Не ожидал, не ожидал. Это уже не по-товарищески. Я, конечно, понимаю, вы, братки-рыбаки, зазнались. Думаете, стали невидимками, так уже теперь на нас, видимок, можно смотреть свысока? А я и сам без вас тут задумал проехать на «Волге» вдоль всего Байкала. А? Что? Вижу, вижу, глаза заблестели. Ну, да я не такой, как вы. Хотите, возьму с собой? Мне места не жалко. Только дело-то вот в чем: отпуск у меня начинается через неделю, так что вы, того, торопитесь! Ясно? Тут еще мама хочет вам написать пару слов, а я кончаю.

   После закорючки, которая должна была означать подпись Кашкина-отца, другим почерком было приписано:

   Пашенька! Не ходи, милый, с непокрытой головой. Лето жаркое, может случиться солнечный удар. Приезжай поскорее.

Мама Валя.

   Третье письмо читали вслух.

   Невидимкам-путешественникам, великим покорителям пространства, представителям великого племени пятиклассников, от собратьев по счастью и несчастью наш невидимый привет!


   Это письмо по поручению тридцати одного невидимки пятого класса «В» 117-й школы пишет штаб невидимок. Недавно узнали о ваших делах и обсудили на совете ваше поведение. Большинство поступков признано правильными. Штаб дает вам поручение – найдите в Москве Сеню и присоединитесь к нему: нужно как можно скорее узнать причину того, что с нами произошло, и как избавиться нам от такой «радости».

По поручению невидимок председатель совета Сокольникова Вера.

   – А вот и Леня вернулся, – обрадовался Логинов, заметив лейтенанта в дверях. – Ну, как?
   – Все в порядке, – улыбнулся тот. – Привет.
   Темно-синяя машина с красной продольной полосой мчала наших друзей по городу. Уже возвращаясь после прогулки, увидели они шагающих к вокзалу старых знакомцев – сибирских пионеров.
   – Никогда не ел пирожка вкуснее, чем тогда в вагоне, – засмеялся Паша.
   А Димка подумал о том, что лучше путешествовать так же, как эти ребята, – честно и заслуженно. А невидимкой быть ни к чему.

Четвертое стихотворение Вадима Смирнова

 
Жил да был на свете я —
Человек обыкновенный.
Жил, мечту одну тая,
Человек обыкновенный.
Получил галошу вдруг
Человек обыкновенный,
Стал невидим, словно дух,
Будто необыкновенный.
Я к друзьям пойти хочу,
А они меня не видят,
Я по воздуху лечу,
А они меня не видят.
Вот приехал я в Москву,
А она меня не видит,
Даже если зареву —
Все равно никто не видит.
Жил да был я – человек,
А теперь я невидимка.
Впереди был целый век,
А теперь я невидимка.
Приключилася беда,
И теперь я невидимка.
Неужели навсегда
Невидимкой будет Димка?
Сам не можешь ничего —
Что за необыкновенный?
Не поможет волшебство —
Что за необыкновенный?
Вот и бродит тень моя —
Что за необыкновенный?
Лучше б жил на свете я —
Человек обыкновенный…

 

Глава 22


В которой бабушка Варвара решилась наконец поговорить с «нечистой силой».

   Проходя через комнату, в которой поместили невидимок, бабушка Варвара всегда крестилась. В бога она давно не верила и делала это на всякий случай: а вдруг эти мальчишки и впрямь нечистая сила?
   – Послушайте, мама, – говорили, бывало, ей Василий Михайлович и его жена, дочь бабушки Варвары, – ведь мальчики же совершали только хорошие дела: спасли нашу Марусю из-под машины. Что же вы их боитесь?
   – Так-то так, – отвечала старушка, – да только непривычно как-то разговаривать со стенками. Их ведь, сердешных, не видно, а я сослепу-то не могу никак разобрать, есть они в комнате али нет.
   Поздно вечером бабушка баюкала Марусю. Девочка капризничала и требовала, чтобы вместо бабушки ее баюкал Димка. Старушка испуганно оглядывалась и старалась всячески отвлечь девочку. Но Маруся была упряма. Пришлось звать невидимок. Дрожа и крестясь, бабушка Варвара вошла в комнату мальчиков и сказала:
   – Это самое, значит, вот какое дело: Марусенька-то все не засыпает и не засыпает. Попеть просит.
   Невидимки отправились к девочке, а старушка, держась за сердце, побрела за ними: да и можно ли оставить беззащитную внучку наедине с «нечистой силой»?
   Спеты были все колыбельные, потом военные песни, потом начались туристские:

 
Нам электричество
Сделать все сумеет,
Нам электричество
Мрак и тьму развеет,
Нам электричество
Заменит тяжкий труд:
Нажал на кнопку – чик-чирик —
И все уж тут как тут…

 

   Паша пел тоненьким голоском, зато во всю мочь.
   – Да не так громко. Что вы кричите, ведь так слона разбудить можно, не то что ребенка усыпить… – решилась поговорить с невидимками бабушка Варвара. – Вот как нужно…
   И она запела:

 
Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю —
Придет серенький волчок,
Схватит Машу за бочок.

 

   Но у Маруси вовсе не было желания слушать про скучного волка. Ей было куда интереснее слушать «про мускулы стальные, про шорохи ночные, про смелых и больших людей». И она требовала от невидимых нянек все новых и новых песен. Однако запас «колыбельных» у наших друзей был уже исчерпан.
   – Маруся, давай лучше мы тебе сказку расскажем, – предложил Паша Кашкин.
   – Сказку, сказку, хочу сказку! – обрадовалась девочка. И тогда наперебой, поправляя друг друга, мальчики рассказали ей все, что знали про Кузьку-озорника.
   – А потом что с ним было?
   – Что было потом, мы не знаем.
   – Наверное, навсегда остался Кузька рыбой, – сказал Димка.
   – Мне жалко Кузьку, – сказала Маруся.
   – Почему же? – удивился Паша. – Он же плохой. Озорник.
   – Все равно жалко…