Бабушка Варвара вдруг улыбнулась:
   – Хотите, я расскажу вам, что было дальше?
   – Хотим! – обрадованно и удивленно вскрикнули в один голос и невидимки и Маруся.
   – Тогда слушайте…
ВТОРАЯ ЛЕГЕНДА О СТАРИКЕ-ОЗОРНИКЕ
   – Нет, ты отдал еще не все, – захихикал старик карлик. – Не все. У тебя остался еще твой длинный рост. Теперь он тебе не нужен. Какая разница, будешь ты большой рыбой или маленькой? А в обмен я сделаю тебя волшебником.
   – Ну хорошо, – согласился Кузька. – Давай меняться. И поплыли они в глубь озера. Долго плыли, нет ли, а только остановились у глубокого черного провала. Заглянул Кузька вниз, а там и дна не видно, – тьма кромешная.
   – Ну, что, – говорит старичок, – ныряем, что ли? А Кузька даже глаза зажмурил: страшно ему.
   – Эх, ты! А еще озорничал, смелым считался. Тьфу! Знал бы, так и не связывался бы с тобой.
   – Я-то, что ли, трус? – обиделся Кузька.
   Добрался он до края пропасти да как бросится вниз головой. Сердце, конечно, в пятки, хоть и пяток у него нет – один хвост рыбий. И чувствует он, что опускается медленно, так, словно крылья его подпирают. И пока опускался, все думал про свою беду: как же это он теперь вернется в родные места? Как же снова стать парнем красивым да статным и повидать девушку, которой немало зла сделал? Теперь-то он уж точно знал, что нет ее краше на свете, что любит он ее больше жизни. Да ничего не вернуть.
   И во второй раз закапали слезы из круглых Кузькиных глаз, да только никто не видел тех слез – кругом вода.
   Долго так опускались старик да рыба. А тьма кругом – глаз выколи. Вдруг полоска света показалась – узенькая да ясная-ясная. Вот она все светлее. Горит, искрится прямо под ними скала, переливается вокруг нее подводная радуга.
   Опустились пловцы наши на скалу, снял старичок черное кольцо с пальца и приложил к камню. Разошлась скала на две половины, ослепительный свет ударил Кузьке в глаза. Смахнул он слезы и видит: мраморная белоснежная лестница петлями опускается вниз по скале, золотые фигуры людей толпятся с двух сторон лестницы. Прикоснулся старичок к первой из них черным кольцом – ожили фигуры, задвигались. Идут вниз Кузька и старик, а каждый золотой человек отдает поклон им, пристраивается позади и тоже идет следом. Лестница закончилась, а внизу новая пропасть. Кузька даже вниз глянуть боится. Расходятся от лестницы волны – синие, красные, огненные, зеленые. Старичок прикоснулся кольцом к Кузьке – выросли у Кузьки руки-ноги. Стал он и сам похож на старика волшебника, только ростом высок. А волшебник уже ступил на первую волну, раскачался на ней, как на качелях, и перепрыгнул на следующую. И каждый раз, как ступал старик на новую волну, меняла цвет его одежда. Вся она теперь сверкала драгоценными камнями – и алым рубином, и прозрачным бриллиантом, и матовым жемчугом, и светлой бирюзой.
   Подумал-подумал Кузька и решил: «Эх, была не была – двум смертям не бывать, а одной не миновать!» – и тоже ступил на первую волну. И оказался он во дворце невиданной красоты. Глядит, а навстречу ему уже идет старичок, волшебник-то. Смотрит на него Кузька и узнать не может: стал старик молодым красавцем со злым лицом да сердитыми зелеными глазами.
   – Ну, вот, – говорит, – дорогой Кузьма Озерович, мы и на месте. Проходи, гостем будешь. Я вовсе не такой уж злой, как ты думаешь. А только поменяться мне с тобой ростом просто необходимо.
   Садятся они за стол, едят блюда невиданные, пьют вина непробованные. Рыбы им прислуживают, золотые фигуры песни поют. И чудится Кузьке веселый праздник в родном селе. Собрались за столом мужики, женщины надели лучшие платья. Только-только сняли урожай, и столы ломятся от пирогов, от жирного янтарного мяса, пьяной браги, пухлых калачей. Вот уж и гармонь завела свою песню. И девчата вышли в круг. А среди них лучшая самая – Васюта звать ее. Пляшет она, платочком шелковым обмахивается и манит, манит к себе Кузьку… Вот уж поистине: что имеем – не храним, потеряем – плачем…
   И снова смахнул Кузька кулаком слезинку. Да только никто того не видел – вода кругом, вода.
   А тут старик подходит к нему и спрашивает:
   – Как, как тебе Васюта? Не правда ли, хороша? Вот посвататься хочу да забрать ее сюда, во дворец мой подводный. Разве не по красавице хоромы?
   И понял Кузька, что лишается он самого последнего, что имел и что своими руками отдал: образ человеческий отдал, рост свой высокий отдает, молодость отдал, а вот теперь навсегда должен распрощаться с Васютой! Доозорничался!
   – Да, хороша Васюта, – говорил между тем старик, – да только не знаю, как к ней с таким ростом подступиться. А вот буду я росту большого, тогда…
   – Не будешь ты большого росту, не будешь! – сердито закричал Кузька, вскочив с места. – Не хочу я меняться, не отдам тебе Васюту!
   Засмеялся волшебник:
   – Разве не сам ты ее за косы к дереву привязывал? Разве не сам озорства ради любовью ее, добрым к тебе расположением помыкал?
   Ударил старик сердито рукой по столу, а на руке-то черное кольцо. Гром покатился по озеру, завертелась в нем воронкой вода. Вода кружится все быстрее, воронка все глубже. Вот уж Кузька на дне воронки. Выпрямилась вода. Швырнула вверх незадачливого озорника. И рыбаки, в испуге собравшиеся на берегу, увидели, как взлетела вверх над водой большая рыбина, перевернулась в воздухе и тяжело плюхнулась обратно в озеро.

 
   – А дальше?
   – Поздно уж, ребятки Да вон и Марусенька заснула. В другой раз уж.
   – Да, да, друзья И вам пора спать.
   Мальчики оглянулись. На стуле у самых дверей сидел Василий Михайлович Он тоже слушал сказку – никто и не заметил, как он вошел.
   – На боковую, братцы-кролики, на боковую. Нам завтра рано вставать.



Глава 23


В которой разговаривают деревья, машины ездят без шоферов и работает электронный лифт.


   Было еще темно, когда во дворе заурчали машины. Полусонные невидимки сбежали с лестницы – лейтенант Фомин ждал их в новенькой «Волге». Димке показалось, что Леня чем-то взволнован.
   Выехав из Москвы, они свернули с асфальта и долго ехали по проселочной дороге, потом петляли по лесу и наконец остановились перед табличкой, на которой было написано СТОП!
   – НАЗОВИТЕ ВАШИ ФАМИЛИИ, – раздался откуда-то сверху глуховатый громкий голос.
   – Лейтенант Леонид Фомин, ученики Вадим Смирнов и Павел Кашкин, – быстро ответил Леня.
   – ВСЕ ПРАВИЛЬНО, – сказал тот же голос – ОСТАВЬТЕ МАШИНУ ЗДЕСЬ И ПРОЙДИТЕ ДО КОНЦА АСФАЛЬТОВОГО ТРОТУАРА.
   – Хорошо.
   Леня открыл дверцу, и вслед за ним мальчики вышли из машины. Не успели они ступить на тротуар, как машина дала сигнал и тронулась с места.
   – В ней же никого нет! – удивленно воскликнул Паша.
   Фомин с улыбкой посмотрел на ребят, недоуменно глядевших вслед «Волге», которая скрылась в соседней аллее.
   – Здесь все может произойти, – сказал он, – даже такое, что и во сне не приснится.
   Они дошли до конца тротуара. Здесь их снова остановил тот же голос:
   – ВАМ ПРИДЕТСЯ НЕСКОЛЬКО МИНУТ ОБОЖДАТЬ.
   – Ждем, – сказал Фомин.
   – Интересно, кто это с нами разговаривает? – спросил Димка.
   – Не знаю, ребята, может быть, какой-нибудь сотрудник института или, может быть, хорошо спрятанный часовой, охраняющий институт.
   Раздалось легкое покашливание, которое, видимо, обозначало смех. И все тот же ровный, чуть глуховатый голос произнес:
   – С ВАМИ РАЗГОВАРИВАЕТ АВТОМАТ-СЕКРЕТАРЬ СИМПАМПОН. К ВАШИМ УСЛУГАМ, ДРУЗЬЯ! ОБРАЩАЙТЕСЬ КО МНЕ ПО ВСЕМ ВОПРОСАМ, ДЛЯ ЭТОГО, ГДЕ БЫ ВЫ НИ БЫЛИ НА ТЕРРИТОРИИ НАШЕГО ИНСТИТУТА, НУЖНО ПРОИЗНЕСТИ СЧЕТ: РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ПЯТЬ, СИМПАМПОН! И Я ТОТЧАС ЖЕ ВКЛЮЧАЮСЬ НА ВАШ ГОЛОС. ЛЮБЫЕ БЫТОВЫЕ СПРАВКИ – ПОЖАЛУЙСТА. СПРАВКИ ОБ ИНСТИТУТЕ – НЕТ. САДИТЕСЬ!
   В ту же минуту к тротуару подъехала небольшая тележка с четырьмя мягкими креслами – по два друг против друга. На ее лакированных боках сверкало солнце. Внешне тележка немного напоминала лодку с обрезанным носом и укороченной кормой.
   – САДИТЕСЬ, – повторил Симпампон. Его голос теперь звучал из глубины необычного экипажа. – ТЕПЕРЬ ПРИВЯЖИТЕСЬ РЕМНЯМИ, ОНИ У КАЖДОГО ЗА СПИНОЙ.
   Ремни – очень тонкие, но крепкие – действительно оказались за спиной. Друзья покрепче затянули пряжки. Раздался продолжительный звонок, тележка качнулась, проехала два-три метра и легко поднялась в воздух.
   У невидимок замерли сердца. Потом мальчики стали смотреть по сторонам. Их экипаж, стремительно поднимаясь, летел над лесом к большому озеру.
   – Как же мы летим без крыльев и без пропеллера? – изумился Паша.
   – АНТИГРАВИТАЦИЯ.
   – Извините, а что это такое? – спросил лейтенант Фомин.
   – ИЗВИНЯЮ. ЭТО ОТСУТСТВИЕ ТЯЖЕСТИ. СИЛА ПРИТЯЖЕНИЯ ЗЕМЛИ НА ВАС ПЕРЕСТАЛА ДЕЙСТВОВАТЬ. ЕСЛИ БЫ ВЫ НЕ БЫЛИ ПРИВЯЗАНЫ – ВАС УНЕСЛО БЫ ЛЕГЧАЙШИМ ДУНОВЕНИЕМ ВЕТРА. ВЫ ВЕДЬ СЕЙЧАС НЕ ВЕСИТЕ НИЧЕГО!
   – Этого еще не хватало! – горячо сказал Паша. – Мало нам, что мы невидимки, так мы еще ничего не весим!
   Раздалось легкое покашливание. Симпампон смеялся.
   В самом центре озера торчало несколько деревьев – они приткнулись на небольшом островке. Между ними белели стены восьмиугольной, ослепительно горящей на солнце башни.
   Поравнявшись с островом, тележка замерла в воздухе и медленно пошла на снижение. Гости почувствовали вдруг, как исчезает в их теле необычная легкость, как тяжело прижимает их к спинам кресел воздух, который всегда казался невесомым, как тяжелеет голова, а руки кажутся многопудовыми – это вновь появилась тяжесть.
   Они приземлились на крыше.
   Плоская восьмиугольная металлическая площадка блестела, по краям полированной поверхности виднелись легкие барьеры из голубого и золотистого металла.
   – БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ!
   Восемь тонких полупрозрачных пластин тех же цветов, что и барьеры, окружавшие башню, постепенно расширяясь, поползли вверх и соединились в шатер. Стало темно. Послышалось ровное гудение.
   – НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ РАССТЕГИВАЙТЕ РЕМНИ!
   Димке вдруг показалось, что его нет. Он о чем-то думал, но мысль прервалась. Он что-то хотел сказать – и не мог. Он перестал видеть и слышать. ЕГО НЕ БЫЛО!
   Димка открыл глаза – ни тележки, ни башни, ни озера. Он сидел в удобном белоснежном кресле. Рядом точно в таких же, словно слепленных из облаков креслах важно восседали Паша и Леня Фомин.
   – Вот это да! – сказал Паша и засмеялся. – Димка, тебя ТОЖЕ НЕ БЫЛО?
   – Ничего не поделаешь, друзья. – Из-за стола поднялся молодой человек, круглолицый, с очень светлыми волосами и удивительно черными мохнатыми бровями. – Ничего не поделаешь, защита. Электронный лифт – наша защита… Ну, давайте знакомиться, Верхомудров…
   – Вы и есть самый главный профессор? – спросил Димка.
   – Почему же самый главный? Обыкновенный профессор.
   – А нам сказали, что вы волшебник, – сказал Паша.
   – Волшебник и есть.
   – А скажите, профессор, – Леня встал, и выяснилось, что рядом с высоченным профессором он, человек довольно высокий, кажется мальчишкой, – скажите, нас и в самом деле НЕ БЫЛО?
   – Видите ли, вас НЕ БЫЛО, но в то же самое время вы БЫЛИ…
   – Как же так?
   – Электронный лифт, включившись, разложил каждого из вас на мельчайшие электрические частицы, пронес по проводам и МАТЕРИАЛИЗОВАЛ, то есть вернул вам ваш прежний облик, вот ЗДЕСЬ, у меня в кабинете. Понимаете теперь, почему в институте нет охраны: ведь сюда есть только один путь – через электронный лифт. И отсюда тоже.
   – А если к вам попытается пробраться вражеский разведчик?
   – Невозможно. Он просто станет ЭЛЕКТРОТОКОМ. – И уже совсем другим, добродушным тоном спросил:
   – Ну, рассказывайте, что с вами произошло?
   В который раз пришлось Димке вспоминать о встрече с Зеленобородым и обо всем, что случилось после.
   Профессор задумчиво покачивал головой, потом, совсем как доктор из детской больницы, достал из ящика стола трубку, выслушал по очереди каждого из невидимок, засунул в рот одному и другому чайную ложечку и потребовал:
   – Скажи «а»…
   – А-а-а-а…
   – Так, так, так, так. Теперь скажи «бе»…
   – Бе-е-е-е…
   – Так, так, так. Совсем хорошо. Теперь затаи дыхание.
   Так, так… Теперь дыши… Так. Ну, что же вам сказать? Случай, конечно, трудный. Но ничего такого, что было бы недоступно науке, на свете не существует. А пока вам нужно немного перекусить и отдохнуть с дороги.
   Он чуть измененным резким голосом произнес, ни к кому не обращаясь:
   – Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Симпампон!
   – ГОТОВ.
   – Комната двести семьдесят три. Четыре прибора.
   – КОМНАТА ДВЕСТИ СЕМЬДЕСЯТ ТРИ. ЧЕТЫРЕ ПРИБОРА, – повторил Симпампон.



Глава 24


В которой выясняется, из чего сделаны котлеты, и в которой многие знакомые встречаются вновь.


   Бесшумно открылась и закрылась дверь.
   В комнате не было окон. Легкое сияние лилось с потолка, все было залито мягким, ровным светом – и стол, выдвинувшийся из стены, и красные пластмассовые стулья, и стены, украшенные голубоватыми пейзажами в темных – тоже пластмассовых – рамках.
   – ЖДУ ВАШИХ ПРИКАЗАНИЙ.
   Профессор Верхомудров улыбнулся: Симпампон был его детищем, и профессору нравилась несколько старомодная манера речи, на которую был настроен робот-секретарь.
   – Ну-с, друзья, что мы будем есть?
   – А можно пирожков? – попросил Паша.
   – Конечно.
   – А мне бы котлет, – мечтательно сказал Димка.
   – И это можно. А вам, товарищ Фомин?
   – Мне бы, – сказал Леня, – а мне бы… Впрочем, я ведь не знаю, что у вас здесь есть в столовой, а чего нет…
   Профессор теперь уже не улыбался, а громко хохотал, Симпампон тоже игриво покашливал.
   – Смелее, смелее! – сказал профессор.
   – Ну, тогда мне бы тарелочку борща.
   – Симпампон! Вы слышали?
   – СЛЫШАЛ. ИСПОЛНЯЮ.
   Все было удивительно вкусным, особенно пирожки. Паше казалось, что еще никогда он не едал ничего подобного.
   – Теперь скажите, – спросил профессор, – что вы сейчас едите?
   – Как – что? – удивился Димка. – Котлету, и очень вкусную.
   – Правильно. А из чего, по-вашему, сделана эта котлета?
   – Конечно же, из мяса, – сказал Леня Фомин.
   – А вот и нет. – Лицо Николая Тимофеевича – так звали Верхомудрова – стало таинственным, он даже понизил до шепота голос. – А вот и нет, не угадали!
   – Из чего же тогда? – Димка даже перестал жевать котлету, пытаясь разгадать секрет.
   – Ни за что не угадаете.
   – Из рыбы, наверное, – на всякий случай сказал Павлик.
   – ХА! – сказал Симпампон. – ХА! ИЗ РЫБЫ! ХА!
   – Нет, – возразил Леня Фомин. – На рыбу не похоже. Видимо, из курицы.
   – Так и быть, скажу, – сжалился профессор. – Из воздуха.
   – Из воздуха?! – вскричали все трое. И было в этом возгласе и удивление, и недоверие, и восхищение.
   – Да, – подтвердил профессор, – из воздуха. Химическим путем.
   Верхомудров встал.
   – Извините, я должен уйти. Много дел. Нам с вами предстоит вечером трудная работа. А днем вас должны обследовать специалисты из «Лаборатории невидимости» и «Лаборатории СИЧ». Мне надо приготовиться, а вам – поспать. Совсем неплохо, а?
   – Не хочется, честное слово. Мы не устали, – заговорили мальчики.
   Но профессор сказал серьезно:
   – Сейчас захотите.
   Он нажал одну из кнопок на стене. Растаяли пластмассовый стол и стулья. Комната опустела. Потом появились три белоснежные постели. Погас свет, стало чуть прохладно. И когда наши друзья взглянули вверх, там висело синее, усыпанное чуть мерцающими крупными звездами небо.
   – Вы проснетесь через три часа, – сказал профессор и вышел.
   А наши друзья почувствовали вдруг, что им смертельно хочется спать.
   …Ровно через три часа в комнате раздался приятный, мелодичный звон. Запели птицы. Мальчики открыли глаза – над ними висело залитое солнцем легкое утреннее небо. И соцветия облаков плыли медленно-медленно. И щелкал соловей, которого ребята никогда не слышали. Ведь в Сибири, к сожалению, пока еще нет соловьев.
   – Вставайте, дружочки, – заволновался Леня Фомин. – Вставайте, начинается самое главное.
   И только он это сказал, как знакомый голос прозвучал откуда-то с неба:
   – ДРУЖОЧКИ! ДРУЖОЧКИЧКИ! ДРУЖБА… ДРУГ…
   ДРУЗЬЯ… ДРУЖОЧКИ… КРУЖОЧКИ… ПОНЯЛ. ДРУЖОЧКИ – МАЛЕНЬКИЕ ДРУЗЬЯ! ТОВАРИЩ ФОМИН И ДРУЖОЧКИ, ВАС ЖДУТ В «ЛАБОРАТОРИИ НЕВИДИМОСТИ». ПРОФЕССОР КАЛАМБУРОВ. КАБИНЕТ СТО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ. ВЫЙДЕТЕ В КОРИДОР, НАЛЕВО ВОСЕМНАДЦАТАЯ ДВЕРЬ. ПОКА.
   – Законно! – воскликнул Паша.
   – СОВЕРШЕННО ЗАКОННО, – сказал Симпампон. Когда раскрылась черная, из шлифованного камня дверь, друзья ахнули: в комнате, обставленной странными аппаратами и приборами, их ждал молодой человек в сером пальто. Да-да, тот самый, который на глазах всей честной публики исчез и снова появился во время суда над Петуховой.
   – Не удивляйтесь, – сказал он и по очереди протянул каждому свою худощавую тонкую руку. – Профессор Каламбуров.
   Гости назвали себя.
   – Вас ждет еще один сюрприз, – торжественно произнес Каламбуров.
   И тогда из-за ширмы вышел… пионервожатый Сеня – «Всадник без головы». Мальчикам он казался совершенно нормальным – они ведь видели его голову, а Леня, вытирая вспотевший лоб, сел на стул, вовремя подставленный Каламбуровым. К невидимкам он как-то привык, но к такому…
   – Ну, беглецы, – сказал Сеня, – вот мы и встретились.
   – Итак, – потер руки Каламбуров, – сейчас мы вас увидим! Будете вы уже не невидимками, а увидимки… Выпейте-ка по глоточку этой вот бесцветной и безвкусной жидкости.
   «Безвкусная жидкость» обожгла рот и малюсеньким шариком прокатилась куда-то вниз.
   И Леня Фомин увидел мальчиков. Сперва стали проступать их легкие контуры, они становились полупрозрачными, потом приобрели объем. И вот уже оба наших героя стали обыкновенными мальчишками, такими, как были всегда.
   – Уррррра! – закричал Павел, взглянул на Димку – и осекся.
   Да, они стали видимыми, но… совершенно зелеными. У них были зеленые уши и зеленые глаза, у них были зеленые руки и зеленые зубы, у них были зеленые щеки и зеленые волосы.
   – Онтянопен! – упавшим голосом сказал Каламбуров. – Онтянопен! Тут отч от ен кат!
   Волнуясь, он всегда произносил слова наоборот.
   – Еогурд отчен меуборпоп!
   Он налил в пробирки розовой жидкости, добавил туда воды, бросил в каждую по маленькому серебристому шарику. Шарик, достигнув дна пробирки, вспыхивал, и по комнате разносился запах дыма.
   Снова выпили по маленькому глотку. И стали невидимками. А потом снова превращались в «увидимок» зеленого цвета. Как ни менял препараты Каламбуров, ничего не помогало.
   Наконец он устало прошептал:
   – Есв! Ястеачулоп ен! Выбирайте – или вы останетесь невидимками, или будете – тоже пока – зелеными.
   – Будем зелеными! – в один голос закричали мальчики.
   – Быть по сему!



Глава 25


Проведенная зелеными пациентами в «Лаборатории СИЧ». В ней же рассказывается третья легенда о старике озорнике.


   Вечером Димка написал песенку. Спел ее Павлику и Лене. А к утру ее распевал уже весь сверхнаучный институт. Даже робот-секретарь Симпампон. После каждого куплета он покряхтывал – смеялся.
   А песенка была такая:

 
Мы не липы, мы не клены,
Не деревья из тайги —
Ты зеленый, я зеленый.
Вот какие пироги!
Нас узнают еле-еле,
Станут лица так строги:
– Что же вы позеленели? —
Вот какие пироги!
Что сказать и что ответить?
Перевернуты мозги:
– Зелены, поскольку – дети.
Вот какие пироги!
Мы гуляем по аллеям, —
Лес зеленый, помоги!
Поживем, авось дозреем.
Вот какие пироги!

 
   Заведующий «Лабораторией СИЧ», напевая эту песенку, заглянул в комнату мальчиков.
   – Мммм!… – повторял он мелодию. – «Ты зеленый, я зеленый…» Мммм… А вас уже ждут… Мммм… «Вот какие пироги!…» Мммм… Да, один очень знакомый вам человек… Мммм… «Поживем, авось дозреем…» Так что пошли…
   В лаборатории их встретил профессор Верхомудров.
   – Проходите, – сказал он. – Тут вас очень хотел видеть мой отец.
   – Он ученый? – спросил Паша.
   – Он даже поважнее ученого… Он…
   – Дедушка! Дедушка Тимофей Митрофанович – закричал Димка. – Так вот это кто!
   – Ой, какие вы зеленые… Интересно-интересно… Кто же из вас кто? А?
   – А вы угадайте! – сказал Паша.
   – Присмотритесь внимательно, и все ясно станет. Я лично сразу узнал, – засмеялся Леня.
   – Постой, проверим… Значит, так: глаза серые есть? Нету. Все, это самое, зелено. Нос прямой, над верхней губой родинка есть? Есть. Стало быть вот ты – Димка.
   – Верно, я.
   – Ну, здравствуй Димка. А ты, стало быть, Павлик?
   – Ага!
   – Ну, здорово, Павлик. Как-то ты вроде подрос…
   Разговору не было бы конца, если бы не заведующий лабораторией.
   – Пора начинать… Мммм… – напомнил он.
   – Да, пора! – взглянул на часы профессор Верхомудров.
   – Вы уже знаете, что лаборатория наша занимается проверкой всевозможных сказочных чудес. Поэтому она и называется «Лаборатория СИЧ», то есть «Лаборатория сказок и чудес». Нам известно, что мальчики стали невидимками с помощью волшебной галоши. Мы перебрали все сказочные сюжеты о галошах, но галоши, превращающей людей в невидимок, в нашей картотеке не оказалось. Есть «галоша счастья» Ганса-Христиана Андерсена, числящаяся у нас под номером двадцать миллионов сто сорок три, есть волшебная галоша, в которой плавают герои многочисленных лесных сказок, есть, наконец, галоша, в которую подчас садятся те или иные персонажи. Но, повторяю, галоши, о которой рассказывает пациент Смирнов, – нет. Это, видимо, неизвестная нам, а значит, непроверенная сказка.
   – Может быть, все-таки старик озорник и есть Зеленобородый волшебник? – спросил Сеня. – Ребята ведь рассказали вам все, что они слышали о Кузьке.
   – Возможно, возможно. Но мы ведь не знаем конца легенды. Ммм… «Зелены, поскольку – дети». Ммм… Вот привязалась эта песенка… Ммм… «Перевернуты мозги…» Мы специально и пригласили Тимофея Митрофановича, чтобы услышать, что было дальше… Ммм… «Вот какие пироги…» И проверить… Ммм…
   – Ну что ж, доскажу…
   – Только нам бабушка Варвара маленько уже рассказала.
   – Это докудова?
   – Как старик у Кузьки Васюту захотел отобрать…
   – А! Ну, ну. Так вот, значит как дело-то было…
ТРЕТЬЯ ЛЕГЕНДА О СТАРИКЕ-ОЗОРНИКЕ
   Много ли, мало ли времени прошло – кто его считал? А только плыл как-то Кузька по озеру, печальный такой, невеселый. И видит; колечко сверкает меж камней. Подплыл ближе, а кольцо-то огнем переливается. Взял Кузька кольцо, попробовал примерить. Едва надел он кольцо на плавник – как разыгралась буря на озере, заходила вода волнами чуть не до неба, хлопнула Кузьку о какой-то камень. Зажмурил он глаза от страху: «Ну, – думает, – пропал!» Ан нет. Ничего с ним не делается. Открыл глаза – понять не может, куда попал. Сидит Кузька снова в том дворце, где с волшебником пировал. А перед ним на столе кольцо лежит, которое он в озере-то нашел.
   Глядит на него волшебник злыми глазами и говорит:
   – Ну что? Сам пришел?
   – И чего ты ко мне привязался? – отвечает Кузька. – Не хотел я вовсе приходить сюда. Вот кольцо надел, и началась кутерьма.
   – А зря ты, Кузька, отказался меняться. Васюту ты никогда не увидишь. Ведь рыба ты. Рыба, и больше ничего. Подцепит тебя какой-никакой рыбак в сеть и – попал в уху. А я тебя сделаю волшебником. Только согласись.
   – Мало мне от того радости, – грустно сказал Кузька. – Кабы помогло это Васюту повидать на прощание – все отдал бы. И то, что есть, и то даже, чего нет.
   – Хорошо! – хлопнул в ладони волшебник – Сегодня вечером ты увидишь Васюту!
   – Тогда и меняться будем. Только мне бы до вечера отдохнуть малость, устал я, по воде плаваючи.
   Волшебник повел его в комнату, уложил в постель. Радуется сам, что Кузьку уговорить удалось. Кузька-то чуть не плачет. А только больше жизни дорога ему Васюта, и как спасти ее от волшебника, он не знает. Притворился он спящим, а как увидел, что, кроме него, в комнате никого уж нет, достал потихоньку кольцо, то, что в озере-то нашел, и написал на нем слова тайные.
   Пришел вечер. И поплыли вдвоем волшебник и Кузька к берегу. Часа два, почитай, добирались и вынырнули как раз против Васютиного дома. Подкрались тихонько к окошку. Видят: сидит Васюта у стола, слезами горькими заливается. Мать ее успокаивает:
   – Что ты, – говорит, – доченька, по ему, шалопутному, убиваешься? Озорник ведь, чистый озорник был.
   – Как же не убиваться мне, коли я его погубила. Ведь от любви озоровал он, от молодости, от силушки, которую девать некуда было. Поняла я, да поздно. Нету мне без него жизни. Утопиться впору.
   – Ишь чего задумала! – в испуге замахала руками мать. – И мыслить про это не смей, из головы-то выкинь. Мало ли парней на деревне, найдется и тебе пара, да еще получше Кузьки-то твоего.
   А Кузька стоит под окном, и сердце его кровью обливается. Чуть не плачет. А сам на волшебника косится. Поднял Кузька камень да и швырнул его потихонечку в старика. Тот оглянулся назад, а Кузьке только этого и надо. Бросил он в тот же миг колечко в форточку.
   – Ай, маменька никак что упало! – вскрикнула Васюта.
   – Показалось!
   – Нет, я все же посмотрю. – И Васюта подошла к окну.
   – Увидят нас, – испугался Кузька. – Пойдем отсюда.
   Ну, волшебник-то и рад. Побежали они к озеру да и нырнули в глубину.
   Выглянула Васюта в окно – никого. А вроде кто-то разговаривал. Вышла на улицу – тихо.