Страница:
Руководитель пангерманского союза и активный борец против мирового еврейства Генрих Клас (Klass) в это время весьма недвусмысленно намекнул, что с этого момента для евреев в Германии началась сложная борьба за физическое выживание. Клас, как и многие другие в Германии, часто цитировал слова известного немецкого писателя Генриха фон Клейста, произнесенные им в 1813 году в адрес французов: «Убивайте их, всевышний суд не будет вас спрашивать о причинах».
Гитлер в это время получил не только окопный, точнее, штабной опыт, но и имел возможность наблюдать за тем, что происходило в Германии, поскольку в последние два года войны он в общей сложности три месяца находился в отпуске, часть которого он провел в Берлине.
В Германии того времени аналогии с русской революцией уже никого не удивляли. Казалось, что события в этой стране происходят по тому же сценарию, как это было совсем недавно в России. Именно поэтому правительство Эберта – Шейдеманна в Берлине сравнивали с временным правительством Керенского, а германские социал-демократы пытались не допустить прихода к власти германских «большевиков» – сторонников недавно созданной Коммунистической партии и «Союза Спартака», ратовавших за установление в Германии диктатуры пролетариата по русскому образцу.
Германский Генеральный штаб затратил немалые деньги, поддерживая Ленина и его партию. Владимира Ильича его политические противники упрекали в том, что русская революция была устроена на немецкие деньги. Признавая этот факт, Ленин отвечал своим оппонентам, что теперь он намерен сделать такую же революцию в Германии, теперь уже на русские деньги. И действительно, уже в июле 1918 года в Берлин прибыл советский посол Адольф Йоффе, возглавлявший ранее советскую делегацию на переговорах с Германией в Брест-Литовске. У него в портфеле было 14 миллионов марок, которые вскоре были положены в банковский дом Мендельсонов. Именно через этот банк проходили те деньги, которыми германское правительство еще совсем недавно снабжало Ленина и его партию.
Йоффе, будучи послом молодой Советской Республики в Берлине, расходовал привезенные в Германию миллионы марок на поддержку коммунистических изданий. Часть средств была направлена на создание агентурной сети, а также на оплату командировок в Германию специалистов по подготовке и проведению вооруженного восстания. Как только об этом стало известно в Берлине, дипломатические отношения с Советской Россией были разорваны и все сотрудники посольства были высланы в Москву.
Самоубийство Иоффе в 1927 году было достаточно странным и оставило много вопросов не проясненными. Особенно странным представляется то, что он в предсмертной записке приводит замечание Ленина о том, что Троцкий «с 1905 года был всегда прав».
Русский революционер Радек и германский Генштаб
Берлин – русский город на берегах Шпрее
Брест-Литовск против Версаля
Гитлер в это время получил не только окопный, точнее, штабной опыт, но и имел возможность наблюдать за тем, что происходило в Германии, поскольку в последние два года войны он в общей сложности три месяца находился в отпуске, часть которого он провел в Берлине.
В Германии того времени аналогии с русской революцией уже никого не удивляли. Казалось, что события в этой стране происходят по тому же сценарию, как это было совсем недавно в России. Именно поэтому правительство Эберта – Шейдеманна в Берлине сравнивали с временным правительством Керенского, а германские социал-демократы пытались не допустить прихода к власти германских «большевиков» – сторонников недавно созданной Коммунистической партии и «Союза Спартака», ратовавших за установление в Германии диктатуры пролетариата по русскому образцу.
Германский Генеральный штаб затратил немалые деньги, поддерживая Ленина и его партию. Владимира Ильича его политические противники упрекали в том, что русская революция была устроена на немецкие деньги. Признавая этот факт, Ленин отвечал своим оппонентам, что теперь он намерен сделать такую же революцию в Германии, теперь уже на русские деньги. И действительно, уже в июле 1918 года в Берлин прибыл советский посол Адольф Йоффе, возглавлявший ранее советскую делегацию на переговорах с Германией в Брест-Литовске. У него в портфеле было 14 миллионов марок, которые вскоре были положены в банковский дом Мендельсонов. Именно через этот банк проходили те деньги, которыми германское правительство еще совсем недавно снабжало Ленина и его партию.
Йоффе, будучи послом молодой Советской Республики в Берлине, расходовал привезенные в Германию миллионы марок на поддержку коммунистических изданий. Часть средств была направлена на создание агентурной сети, а также на оплату командировок в Германию специалистов по подготовке и проведению вооруженного восстания. Как только об этом стало известно в Берлине, дипломатические отношения с Советской Россией были разорваны и все сотрудники посольства были высланы в Москву.
Самоубийство Иоффе в 1927 году было достаточно странным и оставило много вопросов не проясненными. Особенно странным представляется то, что он в предсмертной записке приводит замечание Ленина о том, что Троцкий «с 1905 года был всегда прав».
Русский революционер Радек и германский Генштаб
16 января 1919 года, после подавления восстания «Союза Спартака», основатель Коммунистической партии Германии и русский революционер Радек был арестован и посажен в тюрьму Моабит, расположенную в Берлине на улице Лертерштрассе. До своего ареста Радек снимал комнаты у офицерской вдовы в берлинском районе Вильмерсдорф, где он и был задержан. Время было тогда в Германии революционное, и с арестованными не церемонились. По имеющимся свидетельствам, Радек понимал всю серьезность своего положения и умолял сохранить ему жизнь.
Но Радек был не просто революционером, он был также одним из главных посредников между руководителями РСДРП(б) и германским Генеральным штабом, и именно он принимал самое активное участие в переговорах с германскими военными по поводу транспортировки Ленина в пломбированном вагоне через линию фронта в революционную Россию. Позднее Радек входил также в советскую делегацию на переговорах с Германией в Брест-Литовске, где он контактировал не только с политиками, но и с представителями германского Генерального штаба.
В то время в Германии тюрьмы не считались, конечно же, домами отдыха и были не столько исправительными, сколько карательными учреждениями. Главное правило тюрьмы Моабит, как и многих других, было простое – во всем подчиняться приказам и распоряжениям начальства. Это вполне соответствовало прусскому духу и основным так называемым «прусским добродетелям». Заключенные должны были также скрупулезно выполнять поручаемые им работы. В революционное время положение заключенных сильно ухудшилось, и у многих были веские основания опасаться за свою жизнь.
Один из знакомых известного берлинского бытописателя Гарри графа Кесслера просидел в это же время восемь дней в моабитской тюрьме, но затем был отпущен на свободу. После рассказа о том, что происходит в тюрьме Моабит, самому графу стало плохо. «Озверевшая солдатня, жаждущая крови» – так охарактеризовал бывший узник Моабита своих бывших надсмотрщиков.
Во время ареста Радека германские власти и члены добровольческого корпуса прежде всего охотились за участниками восстания из группы «Союз Спартака». Что касается Радека, то его формально посадили не за революционную деятельность, а за то, что он находился на территории Германии нелегально.
Поначалу его рассматривали как «военнопленного и шпиона», и он должен был предстать перед военным трибуналом. Однако в один прекрасный момент в положении российского заключенного, поначалу серьезно опасавшегося за свою жизнь, все коренным образом переменилось.
Совершенно очевидно, что Радек не без основания мог считать, что у него есть огромные заслуги перед Германией, в том числе и перед Генеральным штабом рейхсвера. Изменения в положении узника из России оказались столь радикальными, что Радек без промедления начал активно заниматься в тюрьме революционной работой и совершенно уже не беспокоился за свою жизнь.
Основа этой деятельности состояла во встречах с самыми разными людьми, среди которых было немало таких же, как и он сам, профессиональных революционеров. Радек во время своего сидения в Моабитской тюрьме получил задним числом ранг посла Украины.
Как раз в это время в Берлине оказалась революционерка из Вены Рут Фишер, с которой Радек сразу же захотел встретиться. Для этого он направил к Фишер своего связного Карла Моора, который, к немалому удивлению венской революционерки, потащил ее в штаб-квартиру германского Генерального штаба на улице Бендлерштрассе.
Этот Моор, несмотря на позаимствованное у Шиллера имя, был весьма загадочным человеком. Именно он предоставил в распоряжение российских большевиков перед революцией значительные денежные средства. Кому принадлежали эти деньги – сказать трудно. Известно только, что Сталин в 1923 году предлагает Зиновьеву рассчитаться по долгам с Моором, поскольку тот постоянно пытается «доить» Радека.
Для получения денег, которые Моор в дальнейшем давал разным советским партийным работникам, этот весьма сомнительный субъект приезжал в Москву. Здесь его поведение было далеко не безупречным и поговаривали даже о каком-то загадочном «развращении комсомолки».
Странно также и то, что Моор, провожавший Фишер в германский Генеральный штаб, был хорошо знаком с немецким революционером и коммунистом Карлом Либкнехтом. Именно Моор, якобы порвавший в какой-то момент из-за своих убеждений связи со своей семьей и переселившийся в Швейцарию, дал тамошним властям необходимые поручительства для пребывания в этой стране Ленина и Зиновьева.
Принято считать, что Моор пользовался в Берлине связями своего отца. Однако не исключено, что у него были определенные заслуги и перед германским Генеральным штабом. Многие считают, что он вообще был одним из особо важных агентов секретных служб кайзеровской Германии. Брат Карла Либкнехта был убежден, что и Радек был агентом германского Генштаба и именно он предоставил в распоряжение берлинской полиции адрес германского революционного деятеля.
У Радека могли быть свои счеты и с Розой Люксембург, которая в свое время добилась его исключения из рядов польской и германской социал-демократических партий. Однако прямых доказательств того, что Радек передал властям адрес Либкнехта, пока не обнаружено, а многие документы той эпохи безвозвратно утеряны.
Однако можно предположить, что Карл Либкнехт узнал что-то очень важное, что могло стать опасным для Радека. Либкнехт собирался обнародовать ставшие известными ему детали относительно российского революционера, но на следующий день он по странному стечению обстоятельств был убит. Не исключено также, что на Радека могли, что называется, «надавить» и он не выдержал этого давления и просто «сдал» своих товарищей по революционному делу.
Вообще, у российских коммунистов сложились самые теплые отношения с германскими военными. Как это ни печально для некоторых германских и большинства российских коммунистов, но интересы германского Генштаба и российских коммунистов удивительным образом совпали во время подготовки большевистского переворота в России.
Рут Фишер легко получила от одного из офицеров Генерального штаба фальшивый паспорт и пропуск в тюрьму. Ее саму просто поразил тот факт, что двери перед ней и ее спутником в германском Генеральном штабе «открывались автоматически». Теперь она могла совершенно безбоязненно три раза в неделю посещать Радека в его моабитской тюрьме.
Под видом зубного врача с фальшивым паспортом, полученным из рук офицера германского Генштаба, в гости к Радеку заходил и немецкий пролетарский писатель Макс Бартель. Ему, однако, пришлось постоять в очереди – посетителей было много. Наконец, перед его взором предстал посол Украины Карл Радек. «Он был одет в своего рода военный мундир из серого полотна, – вспоминает писатель, – и производил впечатление добродушной человеко-обезьяны». Как видно, даже пролетарские писатели Германии не были чужды расовым идеологическим установкам. «Но перед нами стоял не узник, – продолжает Бартель, – а человек, который проводил аудиенцию и хорошо это сам осознавал».
Получить пропуск в тюрьму Моабит для встречи с Радеком было достаточно легко, но встретиться с русским революционером, как показывает опыт Бартеля, было отнюдь не просто. Иногда надо было выстоять очередь. Создавалось впечатление, что к Радеку в гости в его тюремную камеру наведывается чуть ли не половина Берлина. Большинство из гостей пользовались для этого услугами германского Генерального штаба. Администрация берлинской тюрьмы так трепетно стала относиться к своему российскому заключенному, что даже предоставила в его распоряжение дополнительную камеру для библиотеки.
Но не все посетители Радека были друзьями молодой Советской Республики. К нему захаживал и бывший министр обороны Османской империи Энвер-паша, которого германский Генеральный штаб вскоре направит в Центральную Азию для организации антироссийского движения.
Даже председатель совета директоров могущественного концерна AEG, создатель германской военной индустрии и будущий министр иностранных дел Вальтер Ратенау посетил Радека в его моабитской обители. К этому времени Ратенау был очень влиятельным человеком, и ему для этого скорее всего не надо было получать в Генеральном штабе фальшивый пропуск. Ратенау не очень понравился Радеку. «Украинский посол» в ходе беседы пришел к выводу, что глава AEG совершенно лишен интуиции и у него «болезненное тщеславие».
В свою очередь Ратенау заявил Радеку, что в ближайшее время никакой пролетарской революции в Германии не будет, так как «немецкие рабочие – это филистеры». Будущий министр иностранных дел посоветовал Радеку также читать не только Маркса, но и его, Ратенау, книги. «Почитайте мои книги, – сказал Ратенау Радеку. – Маркс создал теорию разрушения. В моих книгах вы познакомитесь с теорией конструктивного социализма. Это первый научный шаг, сделанный после Маркса».
Нанес визит Радеку и товарищ генерала Людендорфа еще со времен офицерской школы фон Рейбниц. Интересно, что именно в его дом Радек переехал после освобождения из тюрьмы для последующего проживания с некоторым ненавязчивым надзором. Фон Рейбниц был связан родственными узами с влиятельным чиновником министерства иностранных дел Аго фон Мальцаном, разрабатывавшим восточную политику в своем ведомстве. Мальцан, судя по всему, принимал самое активное участие в судьбе российского революционера.
Через некоторое время Радек переехал на частную квартиру офицера уголовной полиции Густава Шмидта, расположенную в берлинском районе Шенеберг. Никаких ограничений на себе Радек не испытывал, и он и на новом месте продолжал принимать огромное количество гостей.
На квартире у Шмидта к Радеку был приставлен для наблюдения сотрудник полиции. Он должен был составлять списки всех, кто приходит к российскому революционеру. Но каким-то образом они договорились, что Радек сам будет составлять эти списки.
Когда Радек принимал своих гостей в Моабитской тюрьме, то часто на этих встречах также присутствовал агент секретной службы, но никого это не смущало, а сам германский офицер «любезным образом» даже принимал участие в дискуссии.
Первым посетителем Радека на новом месте стал бывший министр иностранных дел Германии контр-адмирал Хинтце. Он был, помимо прочего, крупным землевладельцем, а до Первой мировой войны работал в Петербурге в качестве военного атташе Германии.
Радек запретил посещать его в тюрьме только некоторым немецким профессиональным революционерам. Но он продолжал общение со своими германскими коллегами при помощи интенсивной конспиративной переписки. Тем не менее некоторые деятели революционного движения навещали моабитского cидельца, в том числе Клара Цеткин и Поль Леви. Их не смущало даже то, что отдельные немецкие товарищи считали Радека агентом немецкой тайной полиции. Кстати, и посещавшая его Фишер занималась в Германии коммунистической агитацией, но и ее Радек охотно принимал у себя в тюремной камере.
Радека освободили из-под ареста в декабре 1919 года, а выслали из страны только 19 января 1920 года. Все это время решались какие-то важные вопросы с представителями германского Генштаба. Само выдворение Радека из страны было также достаточно странным. Германские власти позволили ему вывезти четыре огромных чемодана с «подрывной» коммунистической литературой.
Уже после своего освобождения и высылки из Германии Радек часто посещал Берлин. После восстановления дипломатических отношений между Германией и Советской Россией он уже принимал своих гостей в российском посольстве и торговом представительстве на улице Унтер ден Линден. Захаживали сюда на огонек и офицеры рейхсвера, в том числе и генерал фон Сект (Seeckt). Фон Сект был главой подпольного германского Генерального штаба, деятельность которого была запрещена Версальским договором. Он был сторонником тесных отношений с Россией. По его мнению, только в этом случае Германия могла стать мировой сверхдержавой.
Фон Сект называл Радека «умным и ловким евреем». По мнению фон Секта, «посол Украины» рассчитывал на то, что ему удастся укрепить советскую военную промышленность с помощью немцев. Фон Сект на конспиративной квартире в Берлине проводил тайные переговоры с Борисом Красиным, Виктором Коппом, Карлом Радеком, Николаем Крестинским и Аркадием Розенгольцем. Встречался фон Сект также и с Гитлером, которому он сказал, что цель у них одна, только пути ее достижения разные.
В конце 1922 года Радек провел на квартире у генерала Шлейхера встречу с полковником Хассе (Hasse), в ходе которой обсуждались различные вопросы экономики и военного строительства. Вообще, Радек чувствовал себя в Берлине, по его собственному выражению, как дома в Москве.
Самое активное участие Карл Бернгардович принял также и во время подготовки так называемого Рапалльского договора с Германией. Партнером по переговорам с немецкой стороны был уже ставший к этому времени министром иностранных дел Ратенау. Никаких конкретных положений этот договор не содержал, но подозрения на счет каких-то тайных договоренностей были. В Германии в националистических кругах действия Ратенау в Генуе на Международной экономической конференции и в Рапалло были оценены резко отрицательно. «Немецкая честь, – писала тогда одна из газет правого толка, – не может быть предметом торга в еврейских руках». Многие, возможно даже сам Ратенау, были уверены в том, что министр иностранных дел подписал себе таким образом смертный приговор.
Однако сам Радек чувствовал себя в абсолютной безопасности. В Берлине советского революционера часто приглашал в гости «серый кардинал» министерства иностранных дел Германии фон Мальтцан. На шикарные приемы к этому дипломату захаживали также Красин, Чичерин и Копп.
Германские власти позволили Радеку издавать свое собственное приложение к коммунистической газете «Роте Фане», которое получило название «Путь Германии» (Deutschlands Weg). Многие, в том числе и сам Радек, рассматривали это издание как некое продолжение его революционного тюремного салона.
Когда в мае 1923 года французы заняли Рурскую область, фон Мальтцан обратился к Радеку с просьбой о том, чтобы российские коммунисты попросили своих германских коллег в этот период воздержаться от попыток ослабить обороноспособность Германии. Скорее всего эта просьба была выполнена – надо было отрабатывать благосклонность германских властей и в первую очередь секретных служб. Поручение было как минимум весьма деликатное, и вообще это больше похоже на задание для действующего агента.
9 ноября 1923 года победу в Баварии одержали не сторонники Гитлера, а еще один добрый знакомый Радека генерал фон Сект. Трудно сказать, расстроило ли это Радека или нет, однако его салонная революционная деятельность продолжилась.
Некоторые наиболее проницательные собеседники Радека обнаружили у этого профессионального революционера одну явно выраженную слабость. Этот польский еврей из австрийской Галиции больше всего на свете любил Германию.
Но Радек был не просто революционером, он был также одним из главных посредников между руководителями РСДРП(б) и германским Генеральным штабом, и именно он принимал самое активное участие в переговорах с германскими военными по поводу транспортировки Ленина в пломбированном вагоне через линию фронта в революционную Россию. Позднее Радек входил также в советскую делегацию на переговорах с Германией в Брест-Литовске, где он контактировал не только с политиками, но и с представителями германского Генерального штаба.
В то время в Германии тюрьмы не считались, конечно же, домами отдыха и были не столько исправительными, сколько карательными учреждениями. Главное правило тюрьмы Моабит, как и многих других, было простое – во всем подчиняться приказам и распоряжениям начальства. Это вполне соответствовало прусскому духу и основным так называемым «прусским добродетелям». Заключенные должны были также скрупулезно выполнять поручаемые им работы. В революционное время положение заключенных сильно ухудшилось, и у многих были веские основания опасаться за свою жизнь.
Один из знакомых известного берлинского бытописателя Гарри графа Кесслера просидел в это же время восемь дней в моабитской тюрьме, но затем был отпущен на свободу. После рассказа о том, что происходит в тюрьме Моабит, самому графу стало плохо. «Озверевшая солдатня, жаждущая крови» – так охарактеризовал бывший узник Моабита своих бывших надсмотрщиков.
Во время ареста Радека германские власти и члены добровольческого корпуса прежде всего охотились за участниками восстания из группы «Союз Спартака». Что касается Радека, то его формально посадили не за революционную деятельность, а за то, что он находился на территории Германии нелегально.
Поначалу его рассматривали как «военнопленного и шпиона», и он должен был предстать перед военным трибуналом. Однако в один прекрасный момент в положении российского заключенного, поначалу серьезно опасавшегося за свою жизнь, все коренным образом переменилось.
Совершенно очевидно, что Радек не без основания мог считать, что у него есть огромные заслуги перед Германией, в том числе и перед Генеральным штабом рейхсвера. Изменения в положении узника из России оказались столь радикальными, что Радек без промедления начал активно заниматься в тюрьме революционной работой и совершенно уже не беспокоился за свою жизнь.
Основа этой деятельности состояла во встречах с самыми разными людьми, среди которых было немало таких же, как и он сам, профессиональных революционеров. Радек во время своего сидения в Моабитской тюрьме получил задним числом ранг посла Украины.
Как раз в это время в Берлине оказалась революционерка из Вены Рут Фишер, с которой Радек сразу же захотел встретиться. Для этого он направил к Фишер своего связного Карла Моора, который, к немалому удивлению венской революционерки, потащил ее в штаб-квартиру германского Генерального штаба на улице Бендлерштрассе.
Этот Моор, несмотря на позаимствованное у Шиллера имя, был весьма загадочным человеком. Именно он предоставил в распоряжение российских большевиков перед революцией значительные денежные средства. Кому принадлежали эти деньги – сказать трудно. Известно только, что Сталин в 1923 году предлагает Зиновьеву рассчитаться по долгам с Моором, поскольку тот постоянно пытается «доить» Радека.
Для получения денег, которые Моор в дальнейшем давал разным советским партийным работникам, этот весьма сомнительный субъект приезжал в Москву. Здесь его поведение было далеко не безупречным и поговаривали даже о каком-то загадочном «развращении комсомолки».
Странно также и то, что Моор, провожавший Фишер в германский Генеральный штаб, был хорошо знаком с немецким революционером и коммунистом Карлом Либкнехтом. Именно Моор, якобы порвавший в какой-то момент из-за своих убеждений связи со своей семьей и переселившийся в Швейцарию, дал тамошним властям необходимые поручительства для пребывания в этой стране Ленина и Зиновьева.
Принято считать, что Моор пользовался в Берлине связями своего отца. Однако не исключено, что у него были определенные заслуги и перед германским Генеральным штабом. Многие считают, что он вообще был одним из особо важных агентов секретных служб кайзеровской Германии. Брат Карла Либкнехта был убежден, что и Радек был агентом германского Генштаба и именно он предоставил в распоряжение берлинской полиции адрес германского революционного деятеля.
У Радека могли быть свои счеты и с Розой Люксембург, которая в свое время добилась его исключения из рядов польской и германской социал-демократических партий. Однако прямых доказательств того, что Радек передал властям адрес Либкнехта, пока не обнаружено, а многие документы той эпохи безвозвратно утеряны.
Однако можно предположить, что Карл Либкнехт узнал что-то очень важное, что могло стать опасным для Радека. Либкнехт собирался обнародовать ставшие известными ему детали относительно российского революционера, но на следующий день он по странному стечению обстоятельств был убит. Не исключено также, что на Радека могли, что называется, «надавить» и он не выдержал этого давления и просто «сдал» своих товарищей по революционному делу.
Вообще, у российских коммунистов сложились самые теплые отношения с германскими военными. Как это ни печально для некоторых германских и большинства российских коммунистов, но интересы германского Генштаба и российских коммунистов удивительным образом совпали во время подготовки большевистского переворота в России.
Рут Фишер легко получила от одного из офицеров Генерального штаба фальшивый паспорт и пропуск в тюрьму. Ее саму просто поразил тот факт, что двери перед ней и ее спутником в германском Генеральном штабе «открывались автоматически». Теперь она могла совершенно безбоязненно три раза в неделю посещать Радека в его моабитской тюрьме.
Под видом зубного врача с фальшивым паспортом, полученным из рук офицера германского Генштаба, в гости к Радеку заходил и немецкий пролетарский писатель Макс Бартель. Ему, однако, пришлось постоять в очереди – посетителей было много. Наконец, перед его взором предстал посол Украины Карл Радек. «Он был одет в своего рода военный мундир из серого полотна, – вспоминает писатель, – и производил впечатление добродушной человеко-обезьяны». Как видно, даже пролетарские писатели Германии не были чужды расовым идеологическим установкам. «Но перед нами стоял не узник, – продолжает Бартель, – а человек, который проводил аудиенцию и хорошо это сам осознавал».
Получить пропуск в тюрьму Моабит для встречи с Радеком было достаточно легко, но встретиться с русским революционером, как показывает опыт Бартеля, было отнюдь не просто. Иногда надо было выстоять очередь. Создавалось впечатление, что к Радеку в гости в его тюремную камеру наведывается чуть ли не половина Берлина. Большинство из гостей пользовались для этого услугами германского Генерального штаба. Администрация берлинской тюрьмы так трепетно стала относиться к своему российскому заключенному, что даже предоставила в его распоряжение дополнительную камеру для библиотеки.
Но не все посетители Радека были друзьями молодой Советской Республики. К нему захаживал и бывший министр обороны Османской империи Энвер-паша, которого германский Генеральный штаб вскоре направит в Центральную Азию для организации антироссийского движения.
Даже председатель совета директоров могущественного концерна AEG, создатель германской военной индустрии и будущий министр иностранных дел Вальтер Ратенау посетил Радека в его моабитской обители. К этому времени Ратенау был очень влиятельным человеком, и ему для этого скорее всего не надо было получать в Генеральном штабе фальшивый пропуск. Ратенау не очень понравился Радеку. «Украинский посол» в ходе беседы пришел к выводу, что глава AEG совершенно лишен интуиции и у него «болезненное тщеславие».
В свою очередь Ратенау заявил Радеку, что в ближайшее время никакой пролетарской революции в Германии не будет, так как «немецкие рабочие – это филистеры». Будущий министр иностранных дел посоветовал Радеку также читать не только Маркса, но и его, Ратенау, книги. «Почитайте мои книги, – сказал Ратенау Радеку. – Маркс создал теорию разрушения. В моих книгах вы познакомитесь с теорией конструктивного социализма. Это первый научный шаг, сделанный после Маркса».
Нанес визит Радеку и товарищ генерала Людендорфа еще со времен офицерской школы фон Рейбниц. Интересно, что именно в его дом Радек переехал после освобождения из тюрьмы для последующего проживания с некоторым ненавязчивым надзором. Фон Рейбниц был связан родственными узами с влиятельным чиновником министерства иностранных дел Аго фон Мальцаном, разрабатывавшим восточную политику в своем ведомстве. Мальцан, судя по всему, принимал самое активное участие в судьбе российского революционера.
Через некоторое время Радек переехал на частную квартиру офицера уголовной полиции Густава Шмидта, расположенную в берлинском районе Шенеберг. Никаких ограничений на себе Радек не испытывал, и он и на новом месте продолжал принимать огромное количество гостей.
На квартире у Шмидта к Радеку был приставлен для наблюдения сотрудник полиции. Он должен был составлять списки всех, кто приходит к российскому революционеру. Но каким-то образом они договорились, что Радек сам будет составлять эти списки.
Когда Радек принимал своих гостей в Моабитской тюрьме, то часто на этих встречах также присутствовал агент секретной службы, но никого это не смущало, а сам германский офицер «любезным образом» даже принимал участие в дискуссии.
Первым посетителем Радека на новом месте стал бывший министр иностранных дел Германии контр-адмирал Хинтце. Он был, помимо прочего, крупным землевладельцем, а до Первой мировой войны работал в Петербурге в качестве военного атташе Германии.
Радек запретил посещать его в тюрьме только некоторым немецким профессиональным революционерам. Но он продолжал общение со своими германскими коллегами при помощи интенсивной конспиративной переписки. Тем не менее некоторые деятели революционного движения навещали моабитского cидельца, в том числе Клара Цеткин и Поль Леви. Их не смущало даже то, что отдельные немецкие товарищи считали Радека агентом немецкой тайной полиции. Кстати, и посещавшая его Фишер занималась в Германии коммунистической агитацией, но и ее Радек охотно принимал у себя в тюремной камере.
Радека освободили из-под ареста в декабре 1919 года, а выслали из страны только 19 января 1920 года. Все это время решались какие-то важные вопросы с представителями германского Генштаба. Само выдворение Радека из страны было также достаточно странным. Германские власти позволили ему вывезти четыре огромных чемодана с «подрывной» коммунистической литературой.
Уже после своего освобождения и высылки из Германии Радек часто посещал Берлин. После восстановления дипломатических отношений между Германией и Советской Россией он уже принимал своих гостей в российском посольстве и торговом представительстве на улице Унтер ден Линден. Захаживали сюда на огонек и офицеры рейхсвера, в том числе и генерал фон Сект (Seeckt). Фон Сект был главой подпольного германского Генерального штаба, деятельность которого была запрещена Версальским договором. Он был сторонником тесных отношений с Россией. По его мнению, только в этом случае Германия могла стать мировой сверхдержавой.
Фон Сект называл Радека «умным и ловким евреем». По мнению фон Секта, «посол Украины» рассчитывал на то, что ему удастся укрепить советскую военную промышленность с помощью немцев. Фон Сект на конспиративной квартире в Берлине проводил тайные переговоры с Борисом Красиным, Виктором Коппом, Карлом Радеком, Николаем Крестинским и Аркадием Розенгольцем. Встречался фон Сект также и с Гитлером, которому он сказал, что цель у них одна, только пути ее достижения разные.
В конце 1922 года Радек провел на квартире у генерала Шлейхера встречу с полковником Хассе (Hasse), в ходе которой обсуждались различные вопросы экономики и военного строительства. Вообще, Радек чувствовал себя в Берлине, по его собственному выражению, как дома в Москве.
Самое активное участие Карл Бернгардович принял также и во время подготовки так называемого Рапалльского договора с Германией. Партнером по переговорам с немецкой стороны был уже ставший к этому времени министром иностранных дел Ратенау. Никаких конкретных положений этот договор не содержал, но подозрения на счет каких-то тайных договоренностей были. В Германии в националистических кругах действия Ратенау в Генуе на Международной экономической конференции и в Рапалло были оценены резко отрицательно. «Немецкая честь, – писала тогда одна из газет правого толка, – не может быть предметом торга в еврейских руках». Многие, возможно даже сам Ратенау, были уверены в том, что министр иностранных дел подписал себе таким образом смертный приговор.
Однако сам Радек чувствовал себя в абсолютной безопасности. В Берлине советского революционера часто приглашал в гости «серый кардинал» министерства иностранных дел Германии фон Мальтцан. На шикарные приемы к этому дипломату захаживали также Красин, Чичерин и Копп.
Германские власти позволили Радеку издавать свое собственное приложение к коммунистической газете «Роте Фане», которое получило название «Путь Германии» (Deutschlands Weg). Многие, в том числе и сам Радек, рассматривали это издание как некое продолжение его революционного тюремного салона.
Когда в мае 1923 года французы заняли Рурскую область, фон Мальтцан обратился к Радеку с просьбой о том, чтобы российские коммунисты попросили своих германских коллег в этот период воздержаться от попыток ослабить обороноспособность Германии. Скорее всего эта просьба была выполнена – надо было отрабатывать благосклонность германских властей и в первую очередь секретных служб. Поручение было как минимум весьма деликатное, и вообще это больше похоже на задание для действующего агента.
9 ноября 1923 года победу в Баварии одержали не сторонники Гитлера, а еще один добрый знакомый Радека генерал фон Сект. Трудно сказать, расстроило ли это Радека или нет, однако его салонная революционная деятельность продолжилась.
Некоторые наиболее проницательные собеседники Радека обнаружили у этого профессионального революционера одну явно выраженную слабость. Этот польский еврей из австрийской Галиции больше всего на свете любил Германию.
Берлин – русский город на берегах Шпрее
К началу 1920х годов Берлин постепенно стал превращаться в русский город на берегах германской реки Шпрее. В этом городе, по разным данным, в начале 1920х годов проживали около 360 тысяч русских эмигрантов. При этом следует иметь в виду, что население Берлина в это время не превышало 4 миллионов жителей. По каким-то причинам бежавшие от русской революции люди выбрали Берлин, а не другой европейский город. Во многом это определялось географическим положением этой прусской столицы. В это время в Берлине работали две русские типографии, выходили десятки периодических изданий на русском языке и работали несколько книжных издательств и банков. Разумеется, среди всего этого невероятного количества русских в Берлине было немало и представителей различных спецслужб.
Для русских эмигрантов Берлин был тогда дешевым городом. В Германии свирепствовала инфляция, и продажа фамильных ценностей, вывезенных из России, позволяла сводить концы с концами.
28 марта 1922 года в Берлине был убит Владимир Набоков – отец известного русского писателя и редактор газеты «Руль», издававшейся в Берлине на русском языке. Владимир Набоков переехал в Берлин в 1922 году, после окончания Тринити-колледжа в Лондоне, и прожил в этом городе 15 лет.
Убийство Владимира Набокова было совершено русскими националистами и бывшими офицерами российской армии Петром Николаевичем Шабельским-Борком (настоящая фамилия Попов) и Сергеем Таборицким. Активное участие в подготовке этого преступления принял также Федор Винберг, занимавшийся популяризацией «Протоколов сионских мудрецов» в Германии. С большой вероятностью можно утверждать, что Винберг и Таборицкий передали в 1920 году «Протоколы» известному немецкому публицисту антисемитской направленности Людвигу Мюллеру фон Хаузену (псевдоним Готтфрид цу Бек), который и издал их у себя в издательстве «Auf Vorposten».
Собственно, жертвой нападавших в тот вечер в Берлине должен был стать известный российский политик и лидер партии конституционных демократов Павел Николаевич Милюков. Однако нападавшие на него террористы промахнулись, и он избежал смерти. Вместо него пуля сразила еще одного бывшего лидера кадетской партии, Владимира Набокова, попытавшегося защитить Милюкова.
В этот вечер Милюков выступал в здании не сохранившейся берлинской филармонии (район Кройцберг, Бернбургерштрассе 32—33) с докладом «Америка и восстановление России». Шабельский-Борк, сидевший в третьем ряду, после окончания доклада несколько раз выстрелил в Милюкова, но промахнулся. В какой-то момент на него набросился Набоков, в которого и выстрелил Таборицкий. Интересно, что Таборицкий был незадолго до этого выпущен из тюрьмы и должен был бы, по идее, находиться под полицейским контролем. Шабельский-Борк успел перед задержанием прокричать: «Я мщу за царскую семью».
Милюков, как известно, в своей речи 1 ноября 1916 года на заседании Государственной думы обвинил российскую императрицу в измене и заявил, что имеет документальные подтверждения на этот счет. Именно эти документы требовал обнародовать Шабельский-Борк в двух направленных Милюкову письмах. Выбор Милюкова в качестве жертвы был далеко не случаен. Один из организаторов покушения на Милюкова, Федор Винберг, считал, что Милюков был тесно связан с международным еврейством.
Кстати, Шабельский-Борк и Винберг принимали участие в издании ежегодника «Луч света», в котором в мае 1920 года были напечатаны «Протоколы сионских мудрецов». Это была книга Сергея Нилуса, изданная в 1911 году. К моменту неудавшегося покушения на Милюкова Шабельскому-Борку было 26 лет, а Таборицкому 24 года. Последний, кстати, на одной из берлинских улиц набросился на бывшего главу партии октябристов Александра Ивановича Гучкова и причинил ему некоторые телесные повреждения.
Шабельского-Борка и Таборицкого суд берлинского района Моабит приговорил соответственно к 12 и 14 годам каторжных работ. Однако они были достаточно скоро (1927 год) амнистированы, а Шабельский-Борк после освобождения активно сотрудничал с генералом Бискупским, который возглавлял Управление делами российской эмиграции в Германии (Vertrauensstelle). Шабельский-Борк и Таборицкий были впоследствии выпущены на свободу. Шабельский-Борк после прихода к власти нацистов сотрудничал с Альфредом Розенбергом и даже получал за это денежное содержание от нацистского пропагандистского ведомcтва. Что касается Таборицкого, то нацисты по какой-то причине не очень ему доверяли.
В мае 1936 года бывшее до этого частным Русское доверенное бюро перешло в непосредственное подчинение министерству иностранных дел Германии. Главой этого бюро был назначен бывший генерал Василий Бискупский, а его заместителем – убийца отца писателя Владимира Набокова Сергей Таборицкий. Переподчиненная организация начала регистрацию проживающих в Германии русских. При переписи оценивался уровень знания немецкого языка. Не исключено, что это требование было связано с планами большой войны на востоке. Однако главная цель, по всей видимости, состояла в том, чтобы установить всех русских евреев.
Для русских эмигрантов Берлин был тогда дешевым городом. В Германии свирепствовала инфляция, и продажа фамильных ценностей, вывезенных из России, позволяла сводить концы с концами.
28 марта 1922 года в Берлине был убит Владимир Набоков – отец известного русского писателя и редактор газеты «Руль», издававшейся в Берлине на русском языке. Владимир Набоков переехал в Берлин в 1922 году, после окончания Тринити-колледжа в Лондоне, и прожил в этом городе 15 лет.
Убийство Владимира Набокова было совершено русскими националистами и бывшими офицерами российской армии Петром Николаевичем Шабельским-Борком (настоящая фамилия Попов) и Сергеем Таборицким. Активное участие в подготовке этого преступления принял также Федор Винберг, занимавшийся популяризацией «Протоколов сионских мудрецов» в Германии. С большой вероятностью можно утверждать, что Винберг и Таборицкий передали в 1920 году «Протоколы» известному немецкому публицисту антисемитской направленности Людвигу Мюллеру фон Хаузену (псевдоним Готтфрид цу Бек), который и издал их у себя в издательстве «Auf Vorposten».
Собственно, жертвой нападавших в тот вечер в Берлине должен был стать известный российский политик и лидер партии конституционных демократов Павел Николаевич Милюков. Однако нападавшие на него террористы промахнулись, и он избежал смерти. Вместо него пуля сразила еще одного бывшего лидера кадетской партии, Владимира Набокова, попытавшегося защитить Милюкова.
В этот вечер Милюков выступал в здании не сохранившейся берлинской филармонии (район Кройцберг, Бернбургерштрассе 32—33) с докладом «Америка и восстановление России». Шабельский-Борк, сидевший в третьем ряду, после окончания доклада несколько раз выстрелил в Милюкова, но промахнулся. В какой-то момент на него набросился Набоков, в которого и выстрелил Таборицкий. Интересно, что Таборицкий был незадолго до этого выпущен из тюрьмы и должен был бы, по идее, находиться под полицейским контролем. Шабельский-Борк успел перед задержанием прокричать: «Я мщу за царскую семью».
Милюков, как известно, в своей речи 1 ноября 1916 года на заседании Государственной думы обвинил российскую императрицу в измене и заявил, что имеет документальные подтверждения на этот счет. Именно эти документы требовал обнародовать Шабельский-Борк в двух направленных Милюкову письмах. Выбор Милюкова в качестве жертвы был далеко не случаен. Один из организаторов покушения на Милюкова, Федор Винберг, считал, что Милюков был тесно связан с международным еврейством.
Кстати, Шабельский-Борк и Винберг принимали участие в издании ежегодника «Луч света», в котором в мае 1920 года были напечатаны «Протоколы сионских мудрецов». Это была книга Сергея Нилуса, изданная в 1911 году. К моменту неудавшегося покушения на Милюкова Шабельскому-Борку было 26 лет, а Таборицкому 24 года. Последний, кстати, на одной из берлинских улиц набросился на бывшего главу партии октябристов Александра Ивановича Гучкова и причинил ему некоторые телесные повреждения.
Шабельского-Борка и Таборицкого суд берлинского района Моабит приговорил соответственно к 12 и 14 годам каторжных работ. Однако они были достаточно скоро (1927 год) амнистированы, а Шабельский-Борк после освобождения активно сотрудничал с генералом Бискупским, который возглавлял Управление делами российской эмиграции в Германии (Vertrauensstelle). Шабельский-Борк и Таборицкий были впоследствии выпущены на свободу. Шабельский-Борк после прихода к власти нацистов сотрудничал с Альфредом Розенбергом и даже получал за это денежное содержание от нацистского пропагандистского ведомcтва. Что касается Таборицкого, то нацисты по какой-то причине не очень ему доверяли.
В мае 1936 года бывшее до этого частным Русское доверенное бюро перешло в непосредственное подчинение министерству иностранных дел Германии. Главой этого бюро был назначен бывший генерал Василий Бискупский, а его заместителем – убийца отца писателя Владимира Набокова Сергей Таборицкий. Переподчиненная организация начала регистрацию проживающих в Германии русских. При переписи оценивался уровень знания немецкого языка. Не исключено, что это требование было связано с планами большой войны на востоке. Однако главная цель, по всей видимости, состояла в том, чтобы установить всех русских евреев.
Брест-Литовск против Версаля
Немцы считали положения Версальского договора чрезмерно жесткими. Германия потеряла большие территории, промышленные предприятия и была вынуждена выплачивать огромные репарации. Однако на востоке та же самая Германия почему-то оказалась победителем и навязала теперь уже Советской России еще более унизительный договор. При этом Россия была каким-то странным образом выведена из состава победивших государств, хотя и принесла немалые жертвы на алтарь общей победы.
Положения Брест-Литовского договора были ужасными для России. Страна теряла почти 1,42 миллиона квадратных километров своей территории и 56 миллионов населения, или 32 % от общего числа жителей страны до начала войны. Причем это были наиболее развитые в экономическом отношении регионы, в которых была сосредоточена почти половина промышленного производства. Можно говорить о том, что Россия теряла половину своего промышленного и финансового потенциала. Условия этого «мирного» соглашения были более грабительскими и унизительными, чем Версальский договор.
Когда Гитлер стал выступать на собраниях в банкетных залах пивных ресторанов в Мюнхене, то главной темой его выступлений был именно Версальский мир, который он считал предательским и позорным. Но как только он начитал говорить о суровости и несправедливости его положений, то из зала его тут же прерывали вопросом: «А как же Брест-Литовск?» Гитлер должен был учитывать настроения публики и был вынужден излагать свои взгляды и на Брест-Литовск.
Германский генерал Эрих Людендорф (Erich Ludendorff) – участник так называемого «Капповского путча», считал, что российская делегация пыталась использовать эти переговоры в первую очередь для того, чтобы способствовать распространению коммунистической революции в Европе. Кстати, путчисты в феврале 1920 года протестовали против положений Версальского договора. Наиболее активные его участники входили в состав Морской бригады Эрхарда, в которую входил также и Балтийский добровольческий корпус, успешно воевавший против российских большевиков.
Положения Брест-Литовского договора были ужасными для России. Страна теряла почти 1,42 миллиона квадратных километров своей территории и 56 миллионов населения, или 32 % от общего числа жителей страны до начала войны. Причем это были наиболее развитые в экономическом отношении регионы, в которых была сосредоточена почти половина промышленного производства. Можно говорить о том, что Россия теряла половину своего промышленного и финансового потенциала. Условия этого «мирного» соглашения были более грабительскими и унизительными, чем Версальский договор.
Когда Гитлер стал выступать на собраниях в банкетных залах пивных ресторанов в Мюнхене, то главной темой его выступлений был именно Версальский мир, который он считал предательским и позорным. Но как только он начитал говорить о суровости и несправедливости его положений, то из зала его тут же прерывали вопросом: «А как же Брест-Литовск?» Гитлер должен был учитывать настроения публики и был вынужден излагать свои взгляды и на Брест-Литовск.
Германский генерал Эрих Людендорф (Erich Ludendorff) – участник так называемого «Капповского путча», считал, что российская делегация пыталась использовать эти переговоры в первую очередь для того, чтобы способствовать распространению коммунистической революции в Европе. Кстати, путчисты в феврале 1920 года протестовали против положений Версальского договора. Наиболее активные его участники входили в состав Морской бригады Эрхарда, в которую входил также и Балтийский добровольческий корпус, успешно воевавший против российских большевиков.