– А по мне, так лучше никакого развития, чем развитие с таким мордобоем. И потом, золота в мире уже столько добыто, что оно ни черта не стоит. Я думаю, что оно уже извлекается время от времени из оборота, чтоб совершенно не обесценилось, и что и революции для того придуманы, чтоб это золото терялось.
Не так собирался провести этот вечер Степанов. Но понимая, что захмелевший Джунковский не ослабит мертвую хватку на горле злободневной темы, решил взять инициативу в свои руки:
– Современный мир стал расплачиваться за свое многовековое презрение к евреям. И Россия, как никто другой.
– Ну это вы, батенька, перебрали через край. Где еще так с ними возились, как у нас?
– Вот именно что возились, а с ними нужно было условиться, вернее, с их элитой, которую мы старательно не хотели замечать. Мало того, делали все, чтобы ее у нас не было. И как следствие, все еврейские капиталы в стране начинают работать на капитал международный. А этому капиталу наша монархия – кость в горле.
– Вот ты и признал, что масоны и евреи готовят у нас революцию. Правда, они не понимают, что Россия им не Франция и не Англия, здесь будет что-то такое, что их первых же не устроит.
Суровцев растерянно слушал генералов. Он не раз и не два слышал подобные разговоры, но до сих пор они мало его занимали. Он, будучи русским офицером с немецкими корнями, относился с нескрываемым презрением к черносотенным призывам «Бей жидов – спасай Россию». Но он знал, что существует масонство, о котором все говорят и о котором никто толком ничего не знает. Тем более он не мог понять, почему масонов связывают с евреями, а евреев с масонами. Словно чувствуя, что молодой человек находится в неком смятении, Степанов повел разговор с ним, а не с Джунковским:
– До сих пор не было случая поговорить с вами на эту тему. Чтобы вам было понятней, Сергей Георгиевич, я отошлю вас к тайне томского старца Федора Кузьмича и к вопросу о том, царь ли он или не царь.
Джунковский, был озадачен поворотом разговора. Он рассеянно посмотрел на Степаниду, принесшую закуски и забравшую от него бутылку коньяка, и весь обратился в слух. Желание узнать, к чему клонит Степанов, оказалось сильнее желания выпить.
– Почитаемый жителями Томска старец Феодор не кто иной, как победитель Наполеона, бывший император российский Александр I, – продолжал Степанов. – Такое, казалось бы, экстравагантное перевоплощение царя сначала в безродного бродягу, а затем в почитаемого в Сибири старца было следствием одного из первых серьезных столкновений русской монархии с масонством.
Много чего знающий, Джунковский с интересом слушал Степанова, обычно избегавшего говорить с ним на эту тему. Владимир Федорович всегда подозревал, что его приятель знает гораздо больше, чем кто-либо другой, но не желает делиться этой тайной, зная несдержанность Джунковского в спорах. Недоверие друга задевало и обижало генерала.
– Чтобы понять поступок императора, нужно вспомнить, что, будучи еще подростком, он принял участие в убийстве своего отца Павла I. Заговор не был целиком масонским, но причастность их, увы, очевидна. Сам Александр по тем временам просто отдавал дань моде, когда сблизился с «братьями». Понимание опасности пришло к нему после разгрома Наполеона и заграничного похода русской армии. В Париже наши офицеры вступали в масонские ложи в таком количестве, что мода на масонов перестала быть модой. Это становилось уже заразой. И памятуя, чем это закончилось для Франции, Александр Первый понял, чего следует ожидать от тайных обществ в самой России. Революции, конечно! Рубится голова монарха. Затем сначала вырезается аристократия, потом, по убывающей, часть третьего сословия и, наконец, самих революционеров. И вот приходит какой-нибудь Бонапарт, чтобы стабилизировать обстановку.
Гости с интересом слушали хозяина дома. Слишком неожиданно было его многословие. А его близость к членам царствующей династии делала его речь авторитетной и значимой.
Остывали горячие закуски, а застолье затягивалось на неопределенное время. Степанов, уставший от дневных забот, вяло для столь серьезной темы продолжал говорить. Именно отсутствие пафоса, обыденность повествования и делали его речь необычайно интригующей. Говорил человек, чьи прозрения были горькими и выверенными временем.
– И теперь представьте, господа, ситуацию накануне выступления декабристов. Александр – отец дочерей, а наследующий трон Константин – масон. Да и женат тот морганатическим браком. Но прежде всего он, Константин, «брат». Мечта, да и только, для «братьев»! Вот почему Александр и заставляет Константина отречься от трона в пользу младшего брата Николая – заметьте, не масона. А затем якобы умирает в Таганроге. Мнимая смерть позволяет ему уйти от смерти настоящей, которая уже ходит за ним по пятам. Он-то знает, что зреет в чреве тайных обществ. Как знает и то, что смертного приговора за отступничество ему тоже не избежать. Вот он и исчезает, чтоб потом объявиться в Сибири после скитаний по монастырям и скитам России. Напрасно мятежники, возглавляемые офицерами-масонами, на Сенатской площади пытаются утвердить царем любезного им Константина. Царь Николай подавляет мятеж, подоплека которого, несомненно, масонская. И абсолютно правы те историки, которые говорят, что «русский мужик в гвардейском мундире спас монархию». И вот до конца XIX века масоны и все тайные общества у нас запрещены. Сдается мне, что Крымская война не что иное, как месть масонов Николаю I за декабристов и за эти запреты. Месть руками турок.
– Да уж конечно, не турки нас побили, – согласился Джунковский.
– Ваше превосходительство, неужели и нам следует ожидать от революции нечто похожее на революцию французскую? – спросил Суровцев.
– Если считать от Английской революции, то Бог троицу любит, – ответил за Степанова Джунковский. – Только у нас еще похлеще будет. Наши масоны забывают, что мы еще наполовину Азия. Потом еще неизвестно, кто революцию возглавит: они или же политические партии, которые финансируют международный капитал. А эти партии вполне способны перехватить инициативу у масонов и повести свою отнюдь не масонскую политику.
– А они действительно им помогают? – искренне удивился Мирк.
– Опосредованно. Исключительно опосредованно. Я в свое время очень удивился, когда получил данные о финансировании вооруженных отрядов боевиков в 1905 году. Сначала мы выяснили, что исходит это финансирование от немецких банков, и посчитали, что за этим стоит кайзер. Но позже удалось проследить путь финансовых средств до их истока. Источник за океаном…
– Я попросил бы вас, Сергей Георгиевич, с вопросами о масонстве обращаться ко мне. Об этом рассуждают все, кому не лень, но знающих мало. Я, в том числе, знаю немного. Но, поверьте, больше других. Чтобы проиллюстрировать серьезность вопроса, скажу, что перед самой смертью Столыпина, как раз в те дни, когда мы впервые с вами встретились, я стал изучать щекотливый вопрос. Больше того, Столыпин подготовил проект закона о запрещении масонства. Этот закон так и остался не подписанным государем. А что касается евреев, то я в своей жизни не раз испытывал чувство стыда, когда после резких высказываний в их адрес встречал среди них людей замечательных. Имена тех из них, кто служил России, для меня святы. Мне, русскому, дорог Исаак Левитан с его живописью и музыка Антона Рубинштейна. Как, впрочем, омерзительно мне имя банкира Рубинштейна, которого я в самое ближайшее время возьму за жабры. У нас будет время поговорить об этом, а пока прошу к столу.
– Ну уж нет. Давайте продолжим разговор, – проявил настойчивость Джунковский.
– Довольно на сегодня неприятных разговоров. У меня есть хорошие новости для моего крестника. Потому предлагаю выпить, – уже не слушая Джунковского, разливая в рюмки коньяк, подвел черту под разговором Степанов.
– Ваше превосходительство, я после контузии отметил у себя ухудшение памяти. Доктора предупредили, что алкоголь может усугубить положение.
– Никто и не требует от вас напиваться. Но повод стоящий. Итак, господа, – с полной рюмкой в руке замер Степанов, – прошу встать! Сегодня военным министром подписан приказ о присвоении очередного воинского звания «капитан» штабс-капитану Мирку-Суровцеву Сергею Георгиевичу. За это я и предлагаю выпить. Завтра обмоем официально, а сегодня по-семейному.
Не так собирался провести этот вечер Степанов. Но понимая, что захмелевший Джунковский не ослабит мертвую хватку на горле злободневной темы, решил взять инициативу в свои руки:
– Современный мир стал расплачиваться за свое многовековое презрение к евреям. И Россия, как никто другой.
– Ну это вы, батенька, перебрали через край. Где еще так с ними возились, как у нас?
– Вот именно что возились, а с ними нужно было условиться, вернее, с их элитой, которую мы старательно не хотели замечать. Мало того, делали все, чтобы ее у нас не было. И как следствие, все еврейские капиталы в стране начинают работать на капитал международный. А этому капиталу наша монархия – кость в горле.
– Вот ты и признал, что масоны и евреи готовят у нас революцию. Правда, они не понимают, что Россия им не Франция и не Англия, здесь будет что-то такое, что их первых же не устроит.
Суровцев растерянно слушал генералов. Он не раз и не два слышал подобные разговоры, но до сих пор они мало его занимали. Он, будучи русским офицером с немецкими корнями, относился с нескрываемым презрением к черносотенным призывам «Бей жидов – спасай Россию». Но он знал, что существует масонство, о котором все говорят и о котором никто толком ничего не знает. Тем более он не мог понять, почему масонов связывают с евреями, а евреев с масонами. Словно чувствуя, что молодой человек находится в неком смятении, Степанов повел разговор с ним, а не с Джунковским:
– До сих пор не было случая поговорить с вами на эту тему. Чтобы вам было понятней, Сергей Георгиевич, я отошлю вас к тайне томского старца Федора Кузьмича и к вопросу о том, царь ли он или не царь.
Джунковский, был озадачен поворотом разговора. Он рассеянно посмотрел на Степаниду, принесшую закуски и забравшую от него бутылку коньяка, и весь обратился в слух. Желание узнать, к чему клонит Степанов, оказалось сильнее желания выпить.
– Почитаемый жителями Томска старец Феодор не кто иной, как победитель Наполеона, бывший император российский Александр I, – продолжал Степанов. – Такое, казалось бы, экстравагантное перевоплощение царя сначала в безродного бродягу, а затем в почитаемого в Сибири старца было следствием одного из первых серьезных столкновений русской монархии с масонством.
Много чего знающий, Джунковский с интересом слушал Степанова, обычно избегавшего говорить с ним на эту тему. Владимир Федорович всегда подозревал, что его приятель знает гораздо больше, чем кто-либо другой, но не желает делиться этой тайной, зная несдержанность Джунковского в спорах. Недоверие друга задевало и обижало генерала.
– Чтобы понять поступок императора, нужно вспомнить, что, будучи еще подростком, он принял участие в убийстве своего отца Павла I. Заговор не был целиком масонским, но причастность их, увы, очевидна. Сам Александр по тем временам просто отдавал дань моде, когда сблизился с «братьями». Понимание опасности пришло к нему после разгрома Наполеона и заграничного похода русской армии. В Париже наши офицеры вступали в масонские ложи в таком количестве, что мода на масонов перестала быть модой. Это становилось уже заразой. И памятуя, чем это закончилось для Франции, Александр Первый понял, чего следует ожидать от тайных обществ в самой России. Революции, конечно! Рубится голова монарха. Затем сначала вырезается аристократия, потом, по убывающей, часть третьего сословия и, наконец, самих революционеров. И вот приходит какой-нибудь Бонапарт, чтобы стабилизировать обстановку.
Гости с интересом слушали хозяина дома. Слишком неожиданно было его многословие. А его близость к членам царствующей династии делала его речь авторитетной и значимой.
Остывали горячие закуски, а застолье затягивалось на неопределенное время. Степанов, уставший от дневных забот, вяло для столь серьезной темы продолжал говорить. Именно отсутствие пафоса, обыденность повествования и делали его речь необычайно интригующей. Говорил человек, чьи прозрения были горькими и выверенными временем.
– И теперь представьте, господа, ситуацию накануне выступления декабристов. Александр – отец дочерей, а наследующий трон Константин – масон. Да и женат тот морганатическим браком. Но прежде всего он, Константин, «брат». Мечта, да и только, для «братьев»! Вот почему Александр и заставляет Константина отречься от трона в пользу младшего брата Николая – заметьте, не масона. А затем якобы умирает в Таганроге. Мнимая смерть позволяет ему уйти от смерти настоящей, которая уже ходит за ним по пятам. Он-то знает, что зреет в чреве тайных обществ. Как знает и то, что смертного приговора за отступничество ему тоже не избежать. Вот он и исчезает, чтоб потом объявиться в Сибири после скитаний по монастырям и скитам России. Напрасно мятежники, возглавляемые офицерами-масонами, на Сенатской площади пытаются утвердить царем любезного им Константина. Царь Николай подавляет мятеж, подоплека которого, несомненно, масонская. И абсолютно правы те историки, которые говорят, что «русский мужик в гвардейском мундире спас монархию». И вот до конца XIX века масоны и все тайные общества у нас запрещены. Сдается мне, что Крымская война не что иное, как месть масонов Николаю I за декабристов и за эти запреты. Месть руками турок.
– Да уж конечно, не турки нас побили, – согласился Джунковский.
– Ваше превосходительство, неужели и нам следует ожидать от революции нечто похожее на революцию французскую? – спросил Суровцев.
– Если считать от Английской революции, то Бог троицу любит, – ответил за Степанова Джунковский. – Только у нас еще похлеще будет. Наши масоны забывают, что мы еще наполовину Азия. Потом еще неизвестно, кто революцию возглавит: они или же политические партии, которые финансируют международный капитал. А эти партии вполне способны перехватить инициативу у масонов и повести свою отнюдь не масонскую политику.
– А они действительно им помогают? – искренне удивился Мирк.
– Опосредованно. Исключительно опосредованно. Я в свое время очень удивился, когда получил данные о финансировании вооруженных отрядов боевиков в 1905 году. Сначала мы выяснили, что исходит это финансирование от немецких банков, и посчитали, что за этим стоит кайзер. Но позже удалось проследить путь финансовых средств до их истока. Источник за океаном…
– Я попросил бы вас, Сергей Георгиевич, с вопросами о масонстве обращаться ко мне. Об этом рассуждают все, кому не лень, но знающих мало. Я, в том числе, знаю немного. Но, поверьте, больше других. Чтобы проиллюстрировать серьезность вопроса, скажу, что перед самой смертью Столыпина, как раз в те дни, когда мы впервые с вами встретились, я стал изучать щекотливый вопрос. Больше того, Столыпин подготовил проект закона о запрещении масонства. Этот закон так и остался не подписанным государем. А что касается евреев, то я в своей жизни не раз испытывал чувство стыда, когда после резких высказываний в их адрес встречал среди них людей замечательных. Имена тех из них, кто служил России, для меня святы. Мне, русскому, дорог Исаак Левитан с его живописью и музыка Антона Рубинштейна. Как, впрочем, омерзительно мне имя банкира Рубинштейна, которого я в самое ближайшее время возьму за жабры. У нас будет время поговорить об этом, а пока прошу к столу.
– Ну уж нет. Давайте продолжим разговор, – проявил настойчивость Джунковский.
– Довольно на сегодня неприятных разговоров. У меня есть хорошие новости для моего крестника. Потому предлагаю выпить, – уже не слушая Джунковского, разливая в рюмки коньяк, подвел черту под разговором Степанов.
– Ваше превосходительство, я после контузии отметил у себя ухудшение памяти. Доктора предупредили, что алкоголь может усугубить положение.
– Никто и не требует от вас напиваться. Но повод стоящий. Итак, господа, – с полной рюмкой в руке замер Степанов, – прошу встать! Сегодня военным министром подписан приказ о присвоении очередного воинского звания «капитан» штабс-капитану Мирку-Суровцеву Сергею Георгиевичу. За это я и предлагаю выпить. Завтра обмоем официально, а сегодня по-семейному.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента