— Полезай внутрь, — приказал я зеленому от боли агенту. — Мне жутко не хочется тебя убивать, но если выпущу заряд в башку, сам знаешь, никакой антидот не поможет.
— Он вас не понимает! — отозвалась из кресла Смотрительница. Она уже вполне владела собой, чем меня несказанно порадовала. Выглядела, правда, неважно, губа кровоточила в двух местах, на виске раздувался синяк, комбинезон разорван в клочья. Кроме того, похоже, я ей вывернул запястье, но тетка крепилась и почти не плакала.
— Хотите жить? — Я отпустил бойца и поиграл с его ножичком. Занятная вещица, из узкого цилиндрика торчал кончик иглы, торчал и чуть заметно вибрировал. Севаж застонал. Лифт вернулся на атаж.
— Вы больны! — Она смотрела с ужасом на нож в моей руке. — Сдайтесь полиции, вам не причинят вреда…
Я ухватил ее за волосы и приставил цилиндр к ноздре.
— Нет, не надо!
— Тогда переведи ему, чтоб лез в Ракушку. Живо! Если на счет три не ляжет, я поджарю тебе мозги. Раз…
Она залепетала на французском. Парень оставил свой пах в покое. Оглядываясь, кое-как он подтянулся на руках, разогнулся на мягком ложе.
— Теперь надо закрыть дверь! — Я не отнимал нож от носа Смотрительницы. Вторая моя рука, которой я держал женщину за волосы, вспотела настолько, что она могла бы легко вырваться. Но не вырвалась. Смотрительница произнесла пароль, створки сомкнулись.
— Сейчас слушай внимательно. Я подвину тебя под колпак, ты его погрузишь.Покажешь мне, как это делать. Подожди, дай мне руку, я вправлю палец.
Она вскрикнула, когда я дернул, но осталась в сознании. Задать режим погружения оказалось не так уж сложно. К моменту, когда «мангусты» начали колотить в бронированную пластину двери, с первым «обращенным» уже было закончено. Очнувшийся Севаж и Смотрительница пялились на бойца, ожидая буйного припадка, но он вел себя крайне тихо, сел в уголке и не шевелился. Стасов обещал сеанс временной подпороговой стимуляции, минут на сорок.
Собственно, агент нас интересовал меньше всего, гораздо большую ценность теперь представлял его хард. Следующим был Севаж. Он смотрел на меня долго, потирая посиневшую шею; его безжизненное лицо подергивалось. Я чувствовал себя перед ним несколько неловко, честно в этом признался, а потом попросил утихомирить бушующих за дверью «мангуст». На какое-то время они угомонились, но, судя по звукам, там собрался целый батальон.
Перед Стасовым и компанией стояла чертовски сложная задача — убедить президента без помощи гипноза. И комп он выкинул, моя заслуга. Но Мудрые потратили на Севажа не более трех минут. Все это время я стоял, пригнувшись, за консолью управления и ожидал прицельного бомбометания. Президент вылез и уселся на краю лежанки, разглядываяноски атласных туфель. Смотрительница всхлипнула, она уже не сомневалась, что перед ней очередной зомби. Честно говоря, я тоже малость струхнул. Крыть больше нечем, или снаружи отключат подачу энергии, или пустят в вентиляцию снотворное. Лично я на месте охраны так бы и поступил.
Севаж поднял голову, потер дрожащие ладони. Его толстые пальцы до сих пор сводило судорогой.
— Дайте мне связь с офисом, Сюзанна.
Он провел несколько быстрых манипуляций, теперь мы видели коридор, забитый людьми, и одновременно, в свободном сегменте, светлый просторный кабинет, в котором находилось тоже немало народу, но совсем иного плана, преимущественно старички в официальных костюмах. Десантники волокли снаружи к боксу нечто громоздкое — стенобитное орудие или, того хуже, экструдер. В случае его применения ребятишкам не понадобится взламывать дверь, все трое, находящиеся внутри, до конца дней будут какать в памперсы и пускать слюни.
Президентский совет «Националя» уставился на Севажа как на живого мертвеца. Он покосился на меня и пошевелил веком в сторону Смотрительницы. Я потащил вяло упирающуюся даму в Ракушку, по пути она дважды порывалась меня укусить. Когда на панели зажглись зеленые огни погружения, Севаж заговорил по-французски, затем демонстративно вынул из кармана хард и прицепил за ухом. Бойцы за дверью ждали команды. Я перевел регулятор разрядника на залповый огонь.
— Я просил Совет немедленно вызвать в капсулы хотя бы десяток криэйторов и открыть Мудрым выход в локальный нэт концерна.
— И что?
— Они совещаются. Было бы странно ожидать согласия. Они уверены, что вы меня принудили.
— А сами вы? Также считаете, что я вас принудил?!
Севаж сглотнул, потрогал свое настрадавшееся горло, попытался сделать несколько вращательных движений головой.
— Простите, месье, у меня не было выбора.
— Я никогда не удостаивался чести быть приглашенным на Совет Мудрых, — сказал он задумчиво. — И никогда Мудрые не просили меня о помощи. Я всего лишь наемный менеджер, возможно, опытный в своей области, но не социолог и уж тем более не антрополог. Какое я имею право брать на себя подобную ответственность?
— О какой помощи идет речь? — осторожно спросил я.
Севаж скосил глаза на Ракушку. Зеленые огни продолжали гореть.
— Месье Антонио, Совет напуган вашими заявлениями, я постарался, как мог, убедить руководство, что Мудрые не опасны. Лично я вынужден вам доверять, что бы я о вас ни думал как о человеке. Месье Стасов и мадам Грей, которую я безмерно уважаю, подтвердили мне, что вы нашли причину пробоя. Это превосходно, но уже не может оживить умерших… Если карантин не будет снят, а это решает не Совет концерна, а правительство, то, по крайней мере, нам позволят беспрепятственно выйти, под мою ответственность.
— Ерунда!
— Нам достаточно добраться до поста Смотрителя, он этажом выше. Там дежурит помощник Сюзанны, он нас не видит, поскольку вы разбили следящие визоры. Если вы сумеете… его заставить,то на короткое время шлейф общего доступа будет восстановлен.
Я не верил своим ушам.
— Месье президент, вы пойдете со мной на преступление?
Он встал на пол, сделал пару шагов, держась за стенку, затем в сердцах сорвал с груди кружевное жабо.
— Слушайте, Антонио! Если Марта Грей говорит, что у цивилизации нет другого выбора, то мои должностные просчеты теряют всякую важность. Я стал преступником давно, в тот момент, когда пошел с вами на сделку…
Ракушка пискнула, колпак поднялся, обнажая белое заплаканное лицо Сюзанны.
— Тихо! — перебил сам себя Севаж.
— Она что, ничего не помнит?
— Как и красавчик, которому вы сломали ногу. Надеюсь, остальное у него в порядке…
Сюзанна раскачивалась из стороны в сторону и бубнила: «Что? Что? Что?..» Я потянулся ей помочь, пересадил в кресло, и она почти не сопротивлялась; как и юный «мангуст», зависла в ступоре. Коммандос по-прежнему топтались под дверью, вторая половина экрана пустовала.
— Нас четверо зараженных, слишком мало, чтобы быстро инфицировать население, — почти шепотом произнес Севаж. Он снял с солдата хард и протянул мне: — Наденьте. Месье Стасов просил передать вам, что на подготовку полноценного вируса, способного разблокировать материнский инстинкт, уйдет несколько часов. Они всезаняты этой задачей. Намнеобходимо продержаться. Если вы сумеете разобрать колпак, я попытаюсь подключить разъем Ракушки прямо к вашей голове.
— И вы, натурал, спокойно говорите об этом?
— Надеюсь, я не доживу до того времени, когда кошмар станет явью…
Шлем мы кое-как отвинтили, но провод оказался слишком коротким, мне пришлось сидеть вплотную к лежаку. Я поглядывал на Смотрительницу, она практически пришла в себя и даже пыталась здоровой рукой уложить прическу.
Прошло еще две минуты. Президентский совет молчал, зато с нами пожелали пообщаться военные. Как же тут быстро становится известно, где меня искать! Я уже подумывал выступить с очередным обращением к нации, но Изи-старший словно прочел мои мысли.
— Ты обещал слушаться! — пропищало стерео у меня в голове. Затем Стасов скороговоркой выдал новые инструкции. Вероятность победы упала до минимума.
Зато Севаж потолковал с комиссаром полиции и подтвердил, что я выпускаю двоих заложников. Мы их вытолкнули и остались вдвоем. По-моему, Севаж не заметил, что я вернул бойцу оружие и хард. Спустя минуту погас свет. Еще через минуту потухли огни на панели управления Ракушкой. Работал лишь стационар, снабженный автономной батареей. Я вспомнил, что до сих пор брожу раздетый, отыскал свои штаны и камзольчик. Гранитный абрис Севажа отсвечивал травяным цветом в проекционном конусе.
— Может, опять обратиться к репортерам? — не выдержал я.
— Ни в коем случае, — отрубил банкир. — Я смотрю шестой канал, все уверены, что вы удерживаете меня силой. Если парни снаружи догадаются, что мы союзники, они выжгут броню за три секунды.
— А мы союзники? — Я устал ходить из угла в угол, опустился на коврик, снял браслет и включил фонарик. Все-таки человеку нужно иметь хоть маленькое пятнышко света.
— Ненадолго. Когда меня освободят, я надеюсь вернуться к исполнению своих обязанностей. Также надеюсь вас больше не встретить.
— Гийом звал меня на завтрашний банкет…
— Считайте, я оценил шутку. — Внезапно он встрепенулся. — Не хотите взглянуть, Антонио? Там, снаружи, весь Город собрался…
— Не хочу.
Я ждал. Сколько времени нужно Сюзанне, чтобы отделаться от полиции и вернуться на пост? Сколько времени понадобится бойцу, чтобы?..
— Боже… — простонал банкир.
Я вскочил на ноги. Так и есть, камера показывала лежащие вповалку тела.
— Дверь! — Я поволок Севажа к выходу. — Живей, отпирай эту долбаную дверь!
Я буквально тащил грузного президента на себе. Парализовало не всех, со стороны кольцевого коридора доносились крики и топот. Мы галопом одолели два пролета, перепрыгивая через отключившихся бойцов. Если на пути окажется подразделение, к которому «наш» боец не принадлежит, оснащенное связью с другой длиной волны, мы пропали. Но при входе на пост Смотрителя нас встретил все тот же парень, уже с шиной на ноге и двумя пушками наизготовку. Он успел пальнуть, обжег мне локоть, прежде чем я назвал нужное слово. На лесенке перед ним валялись трое в форме внутренней охраны концерна. Еще трое отдыхали в разных позах непосредственно в пультовой.
— Охраняй вход! — скомандовал я «мангусту». — Никого не подпускай!
— Слушаюсь!
Хвала Господу, на примитивный английский бойца хватало…
Севаж пыхтел, налившись кровью, как старый астматик. Наверное, ему не терпелось выговорить все, что он обо мне думает, но я ему быстренько заткнул рот, напомнив про уважаемую Марту Грей. С нас спрос маленький, велели слушаться, мы и рады взять под козырек. Я легонько привязал банкира к спинке крутящегося табурета и занялся Смотрителями. Сюзанна ожидала распоряжений, стоя в углу, с опущенными вдоль тела руками и остекленевшим взором. Видимо, как пришла сюда, так и стояла, потеряв нить управления. Ее помощник мелко вздрагивал на решетчатом полу, голова висела, удерживаемая проводами стационарного визора, по забралу стекала тонкая черная струйка. Тяжелый разводной ключ, которым его шмякнули по затылку, я обнаружил зажатым в правой руке Сюзанны.
Я отобрал железо, усадил ее в освободившееся кресло и мягко взял за здоровую кисть. Еще два рабочих места оставались пустыми, я очень надеялся, что специалистка обойдется в одиночку. Три набора экранов и аппаратура над постами «один» и «два» не подавали признаков жизни, горела только подсветка панелей на «третьем», где раньше управлялся парень с пробитой головой.
Позади, за прозрачной дверцей, нарастал топот многочисленных ног.
— Пожалуйста, — говорил я, массируя ей точки расслабления, — пожалуйста, ты можешь, ты сейчас включишь питание, правда? Ну, давай же, ты молодчина…
Ее искусанные губы шевелились, когда я опустил ей на лоб шлем.
— Антонио, прекратите!
Смотрительница вздрогнула, ладони ее бесцельно шарили по приборной доске.
Я не выдержал, схватил опять Севажа за горло, нажал кнопочку на ноже. Игла вырвалась на добрых пятнадцать сантиметров и еле слышно зажужжала, распространяя вокруг ощутимый жар. Я поднес раскаленное лезвие к его потной щеке. Наш боец в «предбаннике» завозился, укладываясь поудобнее для стрельбы. Если его транс окажется недостаточно глубок…
— Запомни, ты, жирный педерастический мешок с деньгами! Один звук, и для тебя кошмар закончится. Из твоей вонючей задницы получится неплохая баррикада…Словно протестуя против подобных фортификационных затей, президент отчетливо пукнул. Для закрепления условного рефлекса я провел самым кончиком иглы ему по воротнику. Ткань распалась на части, обнажив багровый рубец свежего ожога. Севаж всхрапнул, но голоса больше не подавал. «Мустанг» за дверцей тамбура сделал первый выстрел, ему ответили шквальным огнем. Я вернулся к Смотрительнице.
Питание… основной контур… запасной… Теперь восстановим соединение.
Заиграли экраны первого поста. Биохард запросил пассворды.
— Скажи ему, ты ведь знаешь, скажи… Щелк! Активировался второй пост и вместе с ним передовая линия защиты. Сквозь тусклое окошко в стене я вдруг заметил, как осветился смежный с нами зал. Капсулы криэйторов стояли пустыми, это значит… это значит, что…
С кашляющим звуком разлетелась промежуточная загородка тамбура. К счастью, наш единственный защитник пока не пострадал, ему вообще досталась довольно выгодная позиция. Вход на пост Смотрителя находился на пересечении трех разбегающихся коридоров, на полукруглой эстакаде, вроде будки заводского мастера над цехом. Таким образом, из своей кабинки Смотритель мог визуально наблюдать, что делается в обоих цехах криэйторов, в пультовой биотехников и силовой подстанции. Сейчас «мангуст» лежал, подстелив под больную ногу чью-то куртку, и довольно непринужденно укрывался за туловищем одного из охранников.
«Первичная форматизация».
— Не отвлекайся, — сказал я ей, — это просто смех, это просто шумят в столовой.
«Задайте параметры обмена».
— Выбери побыстрее, Сюзи, ты же умная…
«Оптимизация интерфейса».
— Ах, наверное, все возможные варианты, да? Но в первую очередь голосом!
Черт! Боец палил не переставая. Подготовка у парня прекрасная, но не вечно же он сможет держать под прицелом оба выхода из тоннелей…
«Канал нестабилен. Предупреждение: отсутствует вахта Главного энергетика».
— Продолжай, у нас они всю жизнь нестабильны!
«Не обеспечена должная безопасность. Предупреждение: отсутствует вахта криэйторов. Прошу подтверждения».
Видимо, в затуманенном мозгу Смотрительницы что-то щелкнуло при этих словах, она замешкалась. Подтверди, прошу тебя! Я еле сдерживался, чтобы не накричать на нее. Севаж сидел на удивление смирно.
Бамц! Из левого тоннеля шарахнуло так, что прогнулась переборка. Гранатомета нам не хватало! Я перекатился сквозь дверной пролет, следовало навестить парня. У него пока нервных срывов не ожидалось, но два разрядника валялись с пустыми батареями, оставался один, последний, и шокеры охраны. Детские игрушки по сравнению с тяжелой артиллерией. На эстакаде воняло горелым, как в преисподней, половина ламп погасла, несгораемый пластик покрылся черными проплешинами. Я ползком вернулся назад.
Биохард уныло повторял набор фраз. Те же слова вспыхивали красной бегущей строкой над пультами.
«Опасность возгорания. Предупреждение: шлейф функционирует в защищенном режиме».
«Не соблюдена общая безопасность. Предупреждение…»
Смотрительница сидела, понурив укрытую колпаком голову. На верхних экранах повторялось лицо Стасова.
— Макс, в защищенном режиме у нас пять минут. Как только начнется вирусная атака, канал закроется автоматически.
— Черт, я не подумал! Вы можете пострадать?
— Это уже неважно. Ты был прав — Европа нуждается в новой парадигме, или, возможно, мы подзабыли что-то важное… Ты там не смотришь новости? Мой коллега Хаскин выступает по восьми информационным каналам, они прервали все шоу по нашему запросу. Военным некуда деваться, признан факт использования органики на Марсе, так что оставь комплексы, твои старания не прошли бесцельно.
— Значит, война?
Позади меня отскочил кусок стены, обнажилась проводка. В тамбуре, где держал оборону наш подопечный, окончательно погас свет.
— Возможно, войны не будет. Я общаюсь не только с тобой, одновременно мы говорим с секретарем ООН и Советом Содружества. Они дали принципиальное согласие завтра спуститься к нам, в Диип…
— Черт, погоди! — Я растянулся на полу у ног привязанного Севажа, а мгновением позже бинарная граната разнесла вдребезги окошко в зал криэйторов, прихватив кусок стены. Я подтянулся и успел схватить оба трофейных разрядника, оставленных мной на соседнем кресле. Следующая граната проделала в спинке дымящуюся дыру. Я прыгнул поперек входа, поливая огнем с обеих рук. Ближайший стрелок запрокинулся назад, он находился там, где раньше лежал «наш» «мангуст». Не дожидаясь, пока он свалится, я на животе юркнул в тамбур и, не отпуская гашетку, опустошил батарею. Попал в двоих, остальные отхлынули в жерло тоннеля. Краем глаза заметил парня в скафандре, с раструбом парализатора. Оставались секунды, чтобы достойно сдаться…
— Макс, удели мне внимание, — как ни в чем не бывало продолжал Стасов, но тут изображения подернулись рябью, исчезли и вернулись в черно-белой гамме. — Это «Тихая петля», Макс. Шакалы уже поняли, что Город не защищен. Макс, я хотел сказать: прости старого дурака, я обозвал тебя идиотом, я никак не ожидал, что мальчишка может видеть дальше…
— Плевать, Наташа, никаких обид… Черт! — Я высунул руку за косяк и повел пушкой из стороны в сторону, кто-то завопил от боли. Повалил Севажа вместе с сиденьем на пол, сдернул с Сюзанны шлем и оттащил обоих в угол. — Эй, чуваки, я сдаюсь, не стреляйте! А, дьявол, не слышат…
— Хэй, Макс, это Марта!
— Вы успели заслать вирус?!
Правое окно, выходящее в щитовую, начало продавливаться внутрь, трескаясь от жара и растекаясь, застывая на стенке шипящими белыми сосульками.
— Успели разослать сто шестнадцать миллионов адресных копий, но это не совсем то, что мы хотим… На людей запрещено воздействовать внушением, нам надо убедить Демо-департамент…
Экраны погасли. Я подпрыгнул, оттолкнулся от стола и забился в щель между высокими шкафами.
— Не стреляйте, сдаюсь!
Святые яйца, вроде бы докричался до них! Воцарилась подозрительная тишина, но Марту я по-прежнему слышал, звук не пропал.
— …Заседает Конгресс США… Чтобы насолить Европе, они из вредности рассмотрят вопрос о легализации родильных домов…
В диспетчерскую на полусогнутых входили отчаянные ребята. Их было так много, что мне за них стало прямо-таки стыдно… Я швырнул на пол остатки арсенала.
«Красная опасность. Стабильность передачи ниже критического…»— Лечь лицом на пол!..
«Предупреждение: массовые несанкционированные подключения…»
— Вы ранены, месье президент?
— Макс, онипожирают Город…
— Вы слышите?! Кто-нибудь, перекройте канал!
— Лежи, не шевелись, руки за спину! «Доклад резервного харда. Основной управляющий контур вышел из строя…»
— Шарль, это Севаж. Где ваши киллеры, срочно направьте всех в нэт! Что значит «боятся»?..
Угасающий голос сквозь треск статики, сквозь топот ног, сквозь бурчание огнетушителей. А может, мне только почудилось, — в тишине, после шума, чего не напридумываешь…
— …А она пикантная девочка, Макс, эта твоя чернявенькая…
— …Я бы тоже не отказался иметь сына от такой пташки…
— …Как темно… Завтра будет светло…
Taken: , 1
24. Еще не коней
— Он вас не понимает! — отозвалась из кресла Смотрительница. Она уже вполне владела собой, чем меня несказанно порадовала. Выглядела, правда, неважно, губа кровоточила в двух местах, на виске раздувался синяк, комбинезон разорван в клочья. Кроме того, похоже, я ей вывернул запястье, но тетка крепилась и почти не плакала.
— Хотите жить? — Я отпустил бойца и поиграл с его ножичком. Занятная вещица, из узкого цилиндрика торчал кончик иглы, торчал и чуть заметно вибрировал. Севаж застонал. Лифт вернулся на атаж.
— Вы больны! — Она смотрела с ужасом на нож в моей руке. — Сдайтесь полиции, вам не причинят вреда…
Я ухватил ее за волосы и приставил цилиндр к ноздре.
— Нет, не надо!
— Тогда переведи ему, чтоб лез в Ракушку. Живо! Если на счет три не ляжет, я поджарю тебе мозги. Раз…
Она залепетала на французском. Парень оставил свой пах в покое. Оглядываясь, кое-как он подтянулся на руках, разогнулся на мягком ложе.
— Теперь надо закрыть дверь! — Я не отнимал нож от носа Смотрительницы. Вторая моя рука, которой я держал женщину за волосы, вспотела настолько, что она могла бы легко вырваться. Но не вырвалась. Смотрительница произнесла пароль, створки сомкнулись.
— Сейчас слушай внимательно. Я подвину тебя под колпак, ты его погрузишь.Покажешь мне, как это делать. Подожди, дай мне руку, я вправлю палец.
Она вскрикнула, когда я дернул, но осталась в сознании. Задать режим погружения оказалось не так уж сложно. К моменту, когда «мангусты» начали колотить в бронированную пластину двери, с первым «обращенным» уже было закончено. Очнувшийся Севаж и Смотрительница пялились на бойца, ожидая буйного припадка, но он вел себя крайне тихо, сел в уголке и не шевелился. Стасов обещал сеанс временной подпороговой стимуляции, минут на сорок.
Собственно, агент нас интересовал меньше всего, гораздо большую ценность теперь представлял его хард. Следующим был Севаж. Он смотрел на меня долго, потирая посиневшую шею; его безжизненное лицо подергивалось. Я чувствовал себя перед ним несколько неловко, честно в этом признался, а потом попросил утихомирить бушующих за дверью «мангуст». На какое-то время они угомонились, но, судя по звукам, там собрался целый батальон.
Перед Стасовым и компанией стояла чертовски сложная задача — убедить президента без помощи гипноза. И комп он выкинул, моя заслуга. Но Мудрые потратили на Севажа не более трех минут. Все это время я стоял, пригнувшись, за консолью управления и ожидал прицельного бомбометания. Президент вылез и уселся на краю лежанки, разглядываяноски атласных туфель. Смотрительница всхлипнула, она уже не сомневалась, что перед ней очередной зомби. Честно говоря, я тоже малость струхнул. Крыть больше нечем, или снаружи отключат подачу энергии, или пустят в вентиляцию снотворное. Лично я на месте охраны так бы и поступил.
Севаж поднял голову, потер дрожащие ладони. Его толстые пальцы до сих пор сводило судорогой.
— Дайте мне связь с офисом, Сюзанна.
Он провел несколько быстрых манипуляций, теперь мы видели коридор, забитый людьми, и одновременно, в свободном сегменте, светлый просторный кабинет, в котором находилось тоже немало народу, но совсем иного плана, преимущественно старички в официальных костюмах. Десантники волокли снаружи к боксу нечто громоздкое — стенобитное орудие или, того хуже, экструдер. В случае его применения ребятишкам не понадобится взламывать дверь, все трое, находящиеся внутри, до конца дней будут какать в памперсы и пускать слюни.
Президентский совет «Националя» уставился на Севажа как на живого мертвеца. Он покосился на меня и пошевелил веком в сторону Смотрительницы. Я потащил вяло упирающуюся даму в Ракушку, по пути она дважды порывалась меня укусить. Когда на панели зажглись зеленые огни погружения, Севаж заговорил по-французски, затем демонстративно вынул из кармана хард и прицепил за ухом. Бойцы за дверью ждали команды. Я перевел регулятор разрядника на залповый огонь.
— Я просил Совет немедленно вызвать в капсулы хотя бы десяток криэйторов и открыть Мудрым выход в локальный нэт концерна.
— И что?
— Они совещаются. Было бы странно ожидать согласия. Они уверены, что вы меня принудили.
— А сами вы? Также считаете, что я вас принудил?!
Севаж сглотнул, потрогал свое настрадавшееся горло, попытался сделать несколько вращательных движений головой.
— Простите, месье, у меня не было выбора.
— Я никогда не удостаивался чести быть приглашенным на Совет Мудрых, — сказал он задумчиво. — И никогда Мудрые не просили меня о помощи. Я всего лишь наемный менеджер, возможно, опытный в своей области, но не социолог и уж тем более не антрополог. Какое я имею право брать на себя подобную ответственность?
— О какой помощи идет речь? — осторожно спросил я.
Севаж скосил глаза на Ракушку. Зеленые огни продолжали гореть.
— Месье Антонио, Совет напуган вашими заявлениями, я постарался, как мог, убедить руководство, что Мудрые не опасны. Лично я вынужден вам доверять, что бы я о вас ни думал как о человеке. Месье Стасов и мадам Грей, которую я безмерно уважаю, подтвердили мне, что вы нашли причину пробоя. Это превосходно, но уже не может оживить умерших… Если карантин не будет снят, а это решает не Совет концерна, а правительство, то, по крайней мере, нам позволят беспрепятственно выйти, под мою ответственность.
— Ерунда!
— Нам достаточно добраться до поста Смотрителя, он этажом выше. Там дежурит помощник Сюзанны, он нас не видит, поскольку вы разбили следящие визоры. Если вы сумеете… его заставить,то на короткое время шлейф общего доступа будет восстановлен.
Я не верил своим ушам.
— Месье президент, вы пойдете со мной на преступление?
Он встал на пол, сделал пару шагов, держась за стенку, затем в сердцах сорвал с груди кружевное жабо.
— Слушайте, Антонио! Если Марта Грей говорит, что у цивилизации нет другого выбора, то мои должностные просчеты теряют всякую важность. Я стал преступником давно, в тот момент, когда пошел с вами на сделку…
Ракушка пискнула, колпак поднялся, обнажая белое заплаканное лицо Сюзанны.
— Тихо! — перебил сам себя Севаж.
— Она что, ничего не помнит?
— Как и красавчик, которому вы сломали ногу. Надеюсь, остальное у него в порядке…
Сюзанна раскачивалась из стороны в сторону и бубнила: «Что? Что? Что?..» Я потянулся ей помочь, пересадил в кресло, и она почти не сопротивлялась; как и юный «мангуст», зависла в ступоре. Коммандос по-прежнему топтались под дверью, вторая половина экрана пустовала.
— Нас четверо зараженных, слишком мало, чтобы быстро инфицировать население, — почти шепотом произнес Севаж. Он снял с солдата хард и протянул мне: — Наденьте. Месье Стасов просил передать вам, что на подготовку полноценного вируса, способного разблокировать материнский инстинкт, уйдет несколько часов. Они всезаняты этой задачей. Намнеобходимо продержаться. Если вы сумеете разобрать колпак, я попытаюсь подключить разъем Ракушки прямо к вашей голове.
— И вы, натурал, спокойно говорите об этом?
— Надеюсь, я не доживу до того времени, когда кошмар станет явью…
Шлем мы кое-как отвинтили, но провод оказался слишком коротким, мне пришлось сидеть вплотную к лежаку. Я поглядывал на Смотрительницу, она практически пришла в себя и даже пыталась здоровой рукой уложить прическу.
Прошло еще две минуты. Президентский совет молчал, зато с нами пожелали пообщаться военные. Как же тут быстро становится известно, где меня искать! Я уже подумывал выступить с очередным обращением к нации, но Изи-старший словно прочел мои мысли.
— Ты обещал слушаться! — пропищало стерео у меня в голове. Затем Стасов скороговоркой выдал новые инструкции. Вероятность победы упала до минимума.
Зато Севаж потолковал с комиссаром полиции и подтвердил, что я выпускаю двоих заложников. Мы их вытолкнули и остались вдвоем. По-моему, Севаж не заметил, что я вернул бойцу оружие и хард. Спустя минуту погас свет. Еще через минуту потухли огни на панели управления Ракушкой. Работал лишь стационар, снабженный автономной батареей. Я вспомнил, что до сих пор брожу раздетый, отыскал свои штаны и камзольчик. Гранитный абрис Севажа отсвечивал травяным цветом в проекционном конусе.
— Может, опять обратиться к репортерам? — не выдержал я.
— Ни в коем случае, — отрубил банкир. — Я смотрю шестой канал, все уверены, что вы удерживаете меня силой. Если парни снаружи догадаются, что мы союзники, они выжгут броню за три секунды.
— А мы союзники? — Я устал ходить из угла в угол, опустился на коврик, снял браслет и включил фонарик. Все-таки человеку нужно иметь хоть маленькое пятнышко света.
— Ненадолго. Когда меня освободят, я надеюсь вернуться к исполнению своих обязанностей. Также надеюсь вас больше не встретить.
— Гийом звал меня на завтрашний банкет…
— Считайте, я оценил шутку. — Внезапно он встрепенулся. — Не хотите взглянуть, Антонио? Там, снаружи, весь Город собрался…
— Не хочу.
Я ждал. Сколько времени нужно Сюзанне, чтобы отделаться от полиции и вернуться на пост? Сколько времени понадобится бойцу, чтобы?..
— Боже… — простонал банкир.
Я вскочил на ноги. Так и есть, камера показывала лежащие вповалку тела.
— Дверь! — Я поволок Севажа к выходу. — Живей, отпирай эту долбаную дверь!
Я буквально тащил грузного президента на себе. Парализовало не всех, со стороны кольцевого коридора доносились крики и топот. Мы галопом одолели два пролета, перепрыгивая через отключившихся бойцов. Если на пути окажется подразделение, к которому «наш» боец не принадлежит, оснащенное связью с другой длиной волны, мы пропали. Но при входе на пост Смотрителя нас встретил все тот же парень, уже с шиной на ноге и двумя пушками наизготовку. Он успел пальнуть, обжег мне локоть, прежде чем я назвал нужное слово. На лесенке перед ним валялись трое в форме внутренней охраны концерна. Еще трое отдыхали в разных позах непосредственно в пультовой.
— Охраняй вход! — скомандовал я «мангусту». — Никого не подпускай!
— Слушаюсь!
Хвала Господу, на примитивный английский бойца хватало…
Севаж пыхтел, налившись кровью, как старый астматик. Наверное, ему не терпелось выговорить все, что он обо мне думает, но я ему быстренько заткнул рот, напомнив про уважаемую Марту Грей. С нас спрос маленький, велели слушаться, мы и рады взять под козырек. Я легонько привязал банкира к спинке крутящегося табурета и занялся Смотрителями. Сюзанна ожидала распоряжений, стоя в углу, с опущенными вдоль тела руками и остекленевшим взором. Видимо, как пришла сюда, так и стояла, потеряв нить управления. Ее помощник мелко вздрагивал на решетчатом полу, голова висела, удерживаемая проводами стационарного визора, по забралу стекала тонкая черная струйка. Тяжелый разводной ключ, которым его шмякнули по затылку, я обнаружил зажатым в правой руке Сюзанны.
Я отобрал железо, усадил ее в освободившееся кресло и мягко взял за здоровую кисть. Еще два рабочих места оставались пустыми, я очень надеялся, что специалистка обойдется в одиночку. Три набора экранов и аппаратура над постами «один» и «два» не подавали признаков жизни, горела только подсветка панелей на «третьем», где раньше управлялся парень с пробитой головой.
Позади, за прозрачной дверцей, нарастал топот многочисленных ног.
— Пожалуйста, — говорил я, массируя ей точки расслабления, — пожалуйста, ты можешь, ты сейчас включишь питание, правда? Ну, давай же, ты молодчина…
Ее искусанные губы шевелились, когда я опустил ей на лоб шлем.
— Антонио, прекратите!
Смотрительница вздрогнула, ладони ее бесцельно шарили по приборной доске.
Я не выдержал, схватил опять Севажа за горло, нажал кнопочку на ноже. Игла вырвалась на добрых пятнадцать сантиметров и еле слышно зажужжала, распространяя вокруг ощутимый жар. Я поднес раскаленное лезвие к его потной щеке. Наш боец в «предбаннике» завозился, укладываясь поудобнее для стрельбы. Если его транс окажется недостаточно глубок…
— Запомни, ты, жирный педерастический мешок с деньгами! Один звук, и для тебя кошмар закончится. Из твоей вонючей задницы получится неплохая баррикада…Словно протестуя против подобных фортификационных затей, президент отчетливо пукнул. Для закрепления условного рефлекса я провел самым кончиком иглы ему по воротнику. Ткань распалась на части, обнажив багровый рубец свежего ожога. Севаж всхрапнул, но голоса больше не подавал. «Мустанг» за дверцей тамбура сделал первый выстрел, ему ответили шквальным огнем. Я вернулся к Смотрительнице.
Питание… основной контур… запасной… Теперь восстановим соединение.
Заиграли экраны первого поста. Биохард запросил пассворды.
— Скажи ему, ты ведь знаешь, скажи… Щелк! Активировался второй пост и вместе с ним передовая линия защиты. Сквозь тусклое окошко в стене я вдруг заметил, как осветился смежный с нами зал. Капсулы криэйторов стояли пустыми, это значит… это значит, что…
С кашляющим звуком разлетелась промежуточная загородка тамбура. К счастью, наш единственный защитник пока не пострадал, ему вообще досталась довольно выгодная позиция. Вход на пост Смотрителя находился на пересечении трех разбегающихся коридоров, на полукруглой эстакаде, вроде будки заводского мастера над цехом. Таким образом, из своей кабинки Смотритель мог визуально наблюдать, что делается в обоих цехах криэйторов, в пультовой биотехников и силовой подстанции. Сейчас «мангуст» лежал, подстелив под больную ногу чью-то куртку, и довольно непринужденно укрывался за туловищем одного из охранников.
«Первичная форматизация».
— Не отвлекайся, — сказал я ей, — это просто смех, это просто шумят в столовой.
«Задайте параметры обмена».
— Выбери побыстрее, Сюзи, ты же умная…
«Оптимизация интерфейса».
— Ах, наверное, все возможные варианты, да? Но в первую очередь голосом!
Черт! Боец палил не переставая. Подготовка у парня прекрасная, но не вечно же он сможет держать под прицелом оба выхода из тоннелей…
«Канал нестабилен. Предупреждение: отсутствует вахта Главного энергетика».
— Продолжай, у нас они всю жизнь нестабильны!
«Не обеспечена должная безопасность. Предупреждение: отсутствует вахта криэйторов. Прошу подтверждения».
Видимо, в затуманенном мозгу Смотрительницы что-то щелкнуло при этих словах, она замешкалась. Подтверди, прошу тебя! Я еле сдерживался, чтобы не накричать на нее. Севаж сидел на удивление смирно.
Бамц! Из левого тоннеля шарахнуло так, что прогнулась переборка. Гранатомета нам не хватало! Я перекатился сквозь дверной пролет, следовало навестить парня. У него пока нервных срывов не ожидалось, но два разрядника валялись с пустыми батареями, оставался один, последний, и шокеры охраны. Детские игрушки по сравнению с тяжелой артиллерией. На эстакаде воняло горелым, как в преисподней, половина ламп погасла, несгораемый пластик покрылся черными проплешинами. Я ползком вернулся назад.
Биохард уныло повторял набор фраз. Те же слова вспыхивали красной бегущей строкой над пультами.
«Опасность возгорания. Предупреждение: шлейф функционирует в защищенном режиме».
«Не соблюдена общая безопасность. Предупреждение…»
Смотрительница сидела, понурив укрытую колпаком голову. На верхних экранах повторялось лицо Стасова.
— Макс, в защищенном режиме у нас пять минут. Как только начнется вирусная атака, канал закроется автоматически.
— Черт, я не подумал! Вы можете пострадать?
— Это уже неважно. Ты был прав — Европа нуждается в новой парадигме, или, возможно, мы подзабыли что-то важное… Ты там не смотришь новости? Мой коллега Хаскин выступает по восьми информационным каналам, они прервали все шоу по нашему запросу. Военным некуда деваться, признан факт использования органики на Марсе, так что оставь комплексы, твои старания не прошли бесцельно.
— Значит, война?
Позади меня отскочил кусок стены, обнажилась проводка. В тамбуре, где держал оборону наш подопечный, окончательно погас свет.
— Возможно, войны не будет. Я общаюсь не только с тобой, одновременно мы говорим с секретарем ООН и Советом Содружества. Они дали принципиальное согласие завтра спуститься к нам, в Диип…
— Черт, погоди! — Я растянулся на полу у ног привязанного Севажа, а мгновением позже бинарная граната разнесла вдребезги окошко в зал криэйторов, прихватив кусок стены. Я подтянулся и успел схватить оба трофейных разрядника, оставленных мной на соседнем кресле. Следующая граната проделала в спинке дымящуюся дыру. Я прыгнул поперек входа, поливая огнем с обеих рук. Ближайший стрелок запрокинулся назад, он находился там, где раньше лежал «наш» «мангуст». Не дожидаясь, пока он свалится, я на животе юркнул в тамбур и, не отпуская гашетку, опустошил батарею. Попал в двоих, остальные отхлынули в жерло тоннеля. Краем глаза заметил парня в скафандре, с раструбом парализатора. Оставались секунды, чтобы достойно сдаться…
— Макс, удели мне внимание, — как ни в чем не бывало продолжал Стасов, но тут изображения подернулись рябью, исчезли и вернулись в черно-белой гамме. — Это «Тихая петля», Макс. Шакалы уже поняли, что Город не защищен. Макс, я хотел сказать: прости старого дурака, я обозвал тебя идиотом, я никак не ожидал, что мальчишка может видеть дальше…
— Плевать, Наташа, никаких обид… Черт! — Я высунул руку за косяк и повел пушкой из стороны в сторону, кто-то завопил от боли. Повалил Севажа вместе с сиденьем на пол, сдернул с Сюзанны шлем и оттащил обоих в угол. — Эй, чуваки, я сдаюсь, не стреляйте! А, дьявол, не слышат…
— Хэй, Макс, это Марта!
— Вы успели заслать вирус?!
Правое окно, выходящее в щитовую, начало продавливаться внутрь, трескаясь от жара и растекаясь, застывая на стенке шипящими белыми сосульками.
— Успели разослать сто шестнадцать миллионов адресных копий, но это не совсем то, что мы хотим… На людей запрещено воздействовать внушением, нам надо убедить Демо-департамент…
Экраны погасли. Я подпрыгнул, оттолкнулся от стола и забился в щель между высокими шкафами.
— Не стреляйте, сдаюсь!
Святые яйца, вроде бы докричался до них! Воцарилась подозрительная тишина, но Марту я по-прежнему слышал, звук не пропал.
— …Заседает Конгресс США… Чтобы насолить Европе, они из вредности рассмотрят вопрос о легализации родильных домов…
В диспетчерскую на полусогнутых входили отчаянные ребята. Их было так много, что мне за них стало прямо-таки стыдно… Я швырнул на пол остатки арсенала.
«Красная опасность. Стабильность передачи ниже критического…»— Лечь лицом на пол!..
«Предупреждение: массовые несанкционированные подключения…»
— Вы ранены, месье президент?
— Макс, онипожирают Город…
— Вы слышите?! Кто-нибудь, перекройте канал!
— Лежи, не шевелись, руки за спину! «Доклад резервного харда. Основной управляющий контур вышел из строя…»
— Шарль, это Севаж. Где ваши киллеры, срочно направьте всех в нэт! Что значит «боятся»?..
Угасающий голос сквозь треск статики, сквозь топот ног, сквозь бурчание огнетушителей. А может, мне только почудилось, — в тишине, после шума, чего не напридумываешь…
— …А она пикантная девочка, Макс, эта твоя чернявенькая…
— …Я бы тоже не отказался иметь сына от такой пташки…
— …Как темно… Завтра будет светло…
Taken: , 1
24. Еще не коней
Пятилетний сын Любы Зинуля несется, высунув язык, на своем размалеванном под мотоцикл велосипеде, в шлеме, наколенниках, рот до ушей… Всякий раз, когда он подлетает в воздух над короткой бетонной горкой, я инстинктивно дергаюсь. Черти, не могли для малышей сделать аттракцион поспокойнее!
— Дядя Максим, это клево! — хохочет он, скатываясь с последнего препятствия. — Иначе будет не так клево, если знаешь, когда упадешь.
Я прекрасно понимаю, что малыш прав, но все равно волнуюсь, когда мамаша оставляет его на мое попечение. С другой стороны, я знаю, что с сыном Зинули ничего страшного случиться не может, и моя бестолковая охрана ему ни к чему. Он уже прожил свою жизнь и сделал свои открытия. Я не умею играть с детьми, зато у нас с Антохой общая тайна. Мы вместе сделали Железную тетрадь.
Антоха, высунув язык, затачивает надфиль. Не так-то просто корябать буквы на железе.
— Дядя Максим, а кому мы отправим железяку? Мне?
— Возможно, тебе, а возможно, она не достанется никому конкретно, — честно отвечаю я. — Просто пусть отправится в будущее, в далекое светлое завтра.
— Дядя Максим, а почему про будущее говорят «светлое завтра»? Никто же там не был, вдруг там нет ничего светлого?
— Потому что люди не смогли бы жить, если бы знали, что будущее сложится для них плохо.
Он водит инструментом и размышляет. Мне нравится, что он учится думать.
— Значит, ты тоже живешь потому, что не знаешь, какое будет завтра?
Я щурюсь на солнце и ищу свои темные очки.
— Как раз наоборот. Я знаю, что будет, потому и живу. Наточил? Давай сюда…
— А что будет, что?
— Все, иди покатайся, а мы с дядей Владом еще посидим.
— Что будет, дядя Максим, ну, скажи!
Он умеет приставать, как банный лист. Хорошее упрямство, познавательное.
— Пока рановато. — Тетрадь лязгает о стол. — Попозже тебе скажу. Только, если не поймешь, чур, не переспрашивать, идет?
Он убегает, прихватив свою игрушечную «Ямаху».
Мы с Вукичем переглядываемся и смотрим ему вслед, заслонясь от солнца кепками.
Завтра будешь ты… Я встретил Любу в аэропорту, и с тех пор мы периодически общаемся. Я так немного мог для нее сделать, чтобы искупить свою вину. Хотя меня никто не обвинял, ее муж сам подготовил свою смерть. Прошел почти год с его похорон, и Люба продолжает верить, что я был другом Антона. Почти год я разбирался в себе и завершал насущные дела. Таких дел оказалось так много, я и не ожидал, что майор Молин настолько крепко связан с десятками людей. Я редко видел своих стариков, но одно дело — иметь возможность прилететь в любой момент, и совсем другое — убить родителей своим исчезновением. Мать долго смотрела, словно почувствовала что-то, когда сын приехал второй раз за три месяца, привез новый телевизор. Большую часть накоплений я положил на сберкнижку, на ее имя. Не так-то много удалось скопить… Собственного ребенка мне в Штатах не найти, а если бы и нашел, что я ей скажу? Гроши мои дочери ни к чему.
Деньги от продажи «восьмерки», на которой я так и не успел поездить, российскому банку я не доверил. Антон Зинуля вырастет и получит их на свое восемнадцатилетие. Этот смешной мальчишка, сын Зинули, он меня чем-то притягивает. Наверное, тем, что между нами есть тайна, о которой он ничего не знает. Сейчас я в отпуске, в кармане лежат путевка и билет на поезд. Хотя я никуда не поеду, но все должны думать обратное. Мой любимый одноклассник Любановский легко нашел двух человек, согласившихся за небольшие деньги на недолгий вояж. Один завтра поедет по моим документам на юг необъятной родины и там затеряется. Майор Молин пропадет без вести. Другому подопечному Юрика, за честность которого он поручился, повезло больше. Ему я оплатил путевку в Бельгию. Завтра Железная тетрадь отправится в Брюссель. Я выбрал «Альт-Националь», мне представляется, эта лавочка имеет все шансы устоять в ближайшие столетия. Спервая склонялся махнуть в Швейцарию, но прочел, что «Националю», после ряда слияний, присвоены права чуть ли не Центробанка, и, кроме того, он выиграл тендер на управление активами Евросоюза.
Люба попросила нас посидеть в парке с сыном, это нормально. Ведь мы же друзья. Нас — это меня и Вукича, Влад так и не поправился окончательно, но наловчился довольно лихо гонять на своей импортной коляске. На работе мы скинулись, чтобы приобрести бывшему Старшему группы это чудо импортной техники. Влад — единственный, кто знает о моем решении, и единственный, чьим мнением я дорожу. Он меня не отговаривает, пьет свое пиво и посмеивается. Он даже не спрашивает, как дела в конторе, но пива проставил, видимо, Светочка Шаулина уже сообщила о моем очередном повышении.
Да, меня снова хотят повысить. Влада списали по ранению, а меня поставили на его место, затем предложили полковничью должность. Несколько месяцев я разгребал завалы и потихоньку готовил смену. Уволиться из Конторы невозможно, но я хотел, чтобы после моего ухода механизм тикал, как швейцарские часы. Мне может не нравиться то, что мы делаем, но ребята не должны пострадать. Восемнадцать человек, которые от меня зависят. Еще две недели назад нас было на троих больше. Ребята попали под действие СВЧ-модулятора; не хочется и вспоминать, что с ними стало. Отдел быстренько расформировали, чтоб скандал не затевать, потому как технотронные приемы идут под запретом. Когда я говорю «расформировали», это глупость, ясное дело. В одном месте закрыли для виду, в другом выплыло, почти сразу. Под шумок я отпросился в отпуск, взял два месяца. Подписали сразу, Молин давно не отдыхал. В клинику путевку предлагали, нервы подлечить. Самое смешное, что меня ценят и всерьез беспокоятся за драгоценное здоровье будущего подполковника. Молин продолжает выполнять служебный долг на «отлично»; никто даже не подозревает, какой фокус я им готовлю. И чем ближе намеченный день, тем качественнее я выполняю служебные обязанности. По секрету мне доложили, что генерал представил меня на орден, но из-за трагического случая с модулятором праздник отложился. Они думают, что я переживаю! Даже гадать боюсь, что они без меня сейчас изобретают, светлые головы. Я ведь помню,чем все кончилось.
Было бы неправдой сказать, что я на все сто спокоен. Но ведь советовал нам кто-то из великих во всем сомневаться! Вукич откопал в интернете большую статью. Англичане решили заниматься омоложением не на клеточном, а на молекулярном уровне. Кто-то у них выдвинул идею создания для каждого человека индивидуального информационного банка. Появляется возможность корректировать накопления возрастных мутаций, сверяясь с шаблоном, снятым с организма в юности. Да, умнее мне никак не выразить… Короче, если у англичан срастется, то это будет бомба! Зачем лечить болячки в старости, если достаточно раз в месяц просветиться, и компьютер, соединенный со всякими там приборами, выправит накопившиеся ошибки?
Это так просто на словах, я же понимаю, ученым еще до окончательных решений далеко. Гораздо больше меня занимают не англичане, а коллеги убитого Зинули. Их лаборатория не только не закрылась, но получила настоящий, официальный грант на исследования. К ним уже стоит очередь, люди едут отовсюду, в большинстве своем родственники везут заядлых наркоманов и, конченых алкоголиков. Очередь бесконечная, ведь грандиозная разработка Зинули, установка очистки, занимает целый дом, денег жрет — не то слово, а производительность покамест крайне низкая! От Шаулиной я знаю, что в институт уже японцы заглядывали, предлагали совместное что-то.
Слава богу, буржуи богатые, денег не жалеют.
В этом и состояло мое единственное переживание: имею я право, или нет, использовать оставшийся препарат. Последнюю бутылочку, которую я утаил от всех. А разрешила мои сомнения статья о Патрике Лессингтоне: парень синтезировал свой, новый, очищенный «барабан». Испытуемые просыпаются без побочных эффектов, кошмарные сновидения стали намного короче и не такие яркие, как при оригинальном составе. Люди просто спят, а затем проходят ряд процедур. Получается, что синий пузырек, который я сохранил на всякий случай — это последний ключик к двери в будущее. Патрик Лессингтон добился того же, что и Зинуля, самостоятельно. Только он наркоманами не занимается принципиально, родители со всей Европы везут детишек с отклонениями, ну, со слабой степенью слабоумия. Вроде как помогает. Так что Великого Цензора не обманешь, ребята, это точно…
Какое-то время назад я не на шутку испугался, потому что начал забывать. Великий Цензор постарался на славу, чтобы в моей бедной голове все как следует перепуталось. Порой казалось, что ничего этого не было, или, точнее, было, но совсем не со мной, а в старинном фильме, который в моем мозгу наложился на скучную действительность, чтобы хоть как-то раскрасить молодые годы. Порой я не был способен восстановить ничего, вдруг накатывала пелена, и тогда мне делалось по-настоящему страшно. Страшно, потому что я чувствовал — забывать нельзя.
В такие моменты я торопился к шкафу, отпирал ключиком нижний ящик. У меня есть одна маленькаятайна. Там, в целлофановом пакетике, лежит пожелтевшая журнальная фотография, вырезанная вместе с куском обшивки от чемодана. Эта бесполезная вещица помогла мне принять решение, удержала остатки памяти. Почему-то кажется очень важным удержаться, особенно когда накатывают сомнения, все ли правильно я сделал, не станет ли побег катастрофической ошибкой, наивным поиском убежища, куда я трусливо спрячусь от ответственности, променяв карьеру на комфорт и миллионное состояние Снейка?
Но дело не в миллионах. Здесь я ничего не в силах изменить, а там я смогу быть полезен. Какая разница, в какое времяслужить своей стране, главное, чтобы страна в тебе нуждалась. И мне кажется, что та Россия нуждается во мне больше, чем нынешняя страна слепых. Там ждет меня та, которой я обещал вернуться.
Которая родит мне ребенка.
Которая будет гордиться мной.
Ради ее любви нестрашно набить еще тысячу шишек.
В этом и состоит моя маленькая тайна.
— Дядя Максим, это клево! — хохочет он, скатываясь с последнего препятствия. — Иначе будет не так клево, если знаешь, когда упадешь.
Я прекрасно понимаю, что малыш прав, но все равно волнуюсь, когда мамаша оставляет его на мое попечение. С другой стороны, я знаю, что с сыном Зинули ничего страшного случиться не может, и моя бестолковая охрана ему ни к чему. Он уже прожил свою жизнь и сделал свои открытия. Я не умею играть с детьми, зато у нас с Антохой общая тайна. Мы вместе сделали Железную тетрадь.
Антоха, высунув язык, затачивает надфиль. Не так-то просто корябать буквы на железе.
— Дядя Максим, а кому мы отправим железяку? Мне?
— Возможно, тебе, а возможно, она не достанется никому конкретно, — честно отвечаю я. — Просто пусть отправится в будущее, в далекое светлое завтра.
— Дядя Максим, а почему про будущее говорят «светлое завтра»? Никто же там не был, вдруг там нет ничего светлого?
— Потому что люди не смогли бы жить, если бы знали, что будущее сложится для них плохо.
Он водит инструментом и размышляет. Мне нравится, что он учится думать.
— Значит, ты тоже живешь потому, что не знаешь, какое будет завтра?
Я щурюсь на солнце и ищу свои темные очки.
— Как раз наоборот. Я знаю, что будет, потому и живу. Наточил? Давай сюда…
— А что будет, что?
— Все, иди покатайся, а мы с дядей Владом еще посидим.
— Что будет, дядя Максим, ну, скажи!
Он умеет приставать, как банный лист. Хорошее упрямство, познавательное.
— Пока рановато. — Тетрадь лязгает о стол. — Попозже тебе скажу. Только, если не поймешь, чур, не переспрашивать, идет?
Он убегает, прихватив свою игрушечную «Ямаху».
Мы с Вукичем переглядываемся и смотрим ему вслед, заслонясь от солнца кепками.
Завтра будешь ты… Я встретил Любу в аэропорту, и с тех пор мы периодически общаемся. Я так немного мог для нее сделать, чтобы искупить свою вину. Хотя меня никто не обвинял, ее муж сам подготовил свою смерть. Прошел почти год с его похорон, и Люба продолжает верить, что я был другом Антона. Почти год я разбирался в себе и завершал насущные дела. Таких дел оказалось так много, я и не ожидал, что майор Молин настолько крепко связан с десятками людей. Я редко видел своих стариков, но одно дело — иметь возможность прилететь в любой момент, и совсем другое — убить родителей своим исчезновением. Мать долго смотрела, словно почувствовала что-то, когда сын приехал второй раз за три месяца, привез новый телевизор. Большую часть накоплений я положил на сберкнижку, на ее имя. Не так-то много удалось скопить… Собственного ребенка мне в Штатах не найти, а если бы и нашел, что я ей скажу? Гроши мои дочери ни к чему.
Деньги от продажи «восьмерки», на которой я так и не успел поездить, российскому банку я не доверил. Антон Зинуля вырастет и получит их на свое восемнадцатилетие. Этот смешной мальчишка, сын Зинули, он меня чем-то притягивает. Наверное, тем, что между нами есть тайна, о которой он ничего не знает. Сейчас я в отпуске, в кармане лежат путевка и билет на поезд. Хотя я никуда не поеду, но все должны думать обратное. Мой любимый одноклассник Любановский легко нашел двух человек, согласившихся за небольшие деньги на недолгий вояж. Один завтра поедет по моим документам на юг необъятной родины и там затеряется. Майор Молин пропадет без вести. Другому подопечному Юрика, за честность которого он поручился, повезло больше. Ему я оплатил путевку в Бельгию. Завтра Железная тетрадь отправится в Брюссель. Я выбрал «Альт-Националь», мне представляется, эта лавочка имеет все шансы устоять в ближайшие столетия. Спервая склонялся махнуть в Швейцарию, но прочел, что «Националю», после ряда слияний, присвоены права чуть ли не Центробанка, и, кроме того, он выиграл тендер на управление активами Евросоюза.
Люба попросила нас посидеть в парке с сыном, это нормально. Ведь мы же друзья. Нас — это меня и Вукича, Влад так и не поправился окончательно, но наловчился довольно лихо гонять на своей импортной коляске. На работе мы скинулись, чтобы приобрести бывшему Старшему группы это чудо импортной техники. Влад — единственный, кто знает о моем решении, и единственный, чьим мнением я дорожу. Он меня не отговаривает, пьет свое пиво и посмеивается. Он даже не спрашивает, как дела в конторе, но пива проставил, видимо, Светочка Шаулина уже сообщила о моем очередном повышении.
Да, меня снова хотят повысить. Влада списали по ранению, а меня поставили на его место, затем предложили полковничью должность. Несколько месяцев я разгребал завалы и потихоньку готовил смену. Уволиться из Конторы невозможно, но я хотел, чтобы после моего ухода механизм тикал, как швейцарские часы. Мне может не нравиться то, что мы делаем, но ребята не должны пострадать. Восемнадцать человек, которые от меня зависят. Еще две недели назад нас было на троих больше. Ребята попали под действие СВЧ-модулятора; не хочется и вспоминать, что с ними стало. Отдел быстренько расформировали, чтоб скандал не затевать, потому как технотронные приемы идут под запретом. Когда я говорю «расформировали», это глупость, ясное дело. В одном месте закрыли для виду, в другом выплыло, почти сразу. Под шумок я отпросился в отпуск, взял два месяца. Подписали сразу, Молин давно не отдыхал. В клинику путевку предлагали, нервы подлечить. Самое смешное, что меня ценят и всерьез беспокоятся за драгоценное здоровье будущего подполковника. Молин продолжает выполнять служебный долг на «отлично»; никто даже не подозревает, какой фокус я им готовлю. И чем ближе намеченный день, тем качественнее я выполняю служебные обязанности. По секрету мне доложили, что генерал представил меня на орден, но из-за трагического случая с модулятором праздник отложился. Они думают, что я переживаю! Даже гадать боюсь, что они без меня сейчас изобретают, светлые головы. Я ведь помню,чем все кончилось.
Было бы неправдой сказать, что я на все сто спокоен. Но ведь советовал нам кто-то из великих во всем сомневаться! Вукич откопал в интернете большую статью. Англичане решили заниматься омоложением не на клеточном, а на молекулярном уровне. Кто-то у них выдвинул идею создания для каждого человека индивидуального информационного банка. Появляется возможность корректировать накопления возрастных мутаций, сверяясь с шаблоном, снятым с организма в юности. Да, умнее мне никак не выразить… Короче, если у англичан срастется, то это будет бомба! Зачем лечить болячки в старости, если достаточно раз в месяц просветиться, и компьютер, соединенный со всякими там приборами, выправит накопившиеся ошибки?
Это так просто на словах, я же понимаю, ученым еще до окончательных решений далеко. Гораздо больше меня занимают не англичане, а коллеги убитого Зинули. Их лаборатория не только не закрылась, но получила настоящий, официальный грант на исследования. К ним уже стоит очередь, люди едут отовсюду, в большинстве своем родственники везут заядлых наркоманов и, конченых алкоголиков. Очередь бесконечная, ведь грандиозная разработка Зинули, установка очистки, занимает целый дом, денег жрет — не то слово, а производительность покамест крайне низкая! От Шаулиной я знаю, что в институт уже японцы заглядывали, предлагали совместное что-то.
Слава богу, буржуи богатые, денег не жалеют.
В этом и состояло мое единственное переживание: имею я право, или нет, использовать оставшийся препарат. Последнюю бутылочку, которую я утаил от всех. А разрешила мои сомнения статья о Патрике Лессингтоне: парень синтезировал свой, новый, очищенный «барабан». Испытуемые просыпаются без побочных эффектов, кошмарные сновидения стали намного короче и не такие яркие, как при оригинальном составе. Люди просто спят, а затем проходят ряд процедур. Получается, что синий пузырек, который я сохранил на всякий случай — это последний ключик к двери в будущее. Патрик Лессингтон добился того же, что и Зинуля, самостоятельно. Только он наркоманами не занимается принципиально, родители со всей Европы везут детишек с отклонениями, ну, со слабой степенью слабоумия. Вроде как помогает. Так что Великого Цензора не обманешь, ребята, это точно…
Какое-то время назад я не на шутку испугался, потому что начал забывать. Великий Цензор постарался на славу, чтобы в моей бедной голове все как следует перепуталось. Порой казалось, что ничего этого не было, или, точнее, было, но совсем не со мной, а в старинном фильме, который в моем мозгу наложился на скучную действительность, чтобы хоть как-то раскрасить молодые годы. Порой я не был способен восстановить ничего, вдруг накатывала пелена, и тогда мне делалось по-настоящему страшно. Страшно, потому что я чувствовал — забывать нельзя.
В такие моменты я торопился к шкафу, отпирал ключиком нижний ящик. У меня есть одна маленькаятайна. Там, в целлофановом пакетике, лежит пожелтевшая журнальная фотография, вырезанная вместе с куском обшивки от чемодана. Эта бесполезная вещица помогла мне принять решение, удержала остатки памяти. Почему-то кажется очень важным удержаться, особенно когда накатывают сомнения, все ли правильно я сделал, не станет ли побег катастрофической ошибкой, наивным поиском убежища, куда я трусливо спрячусь от ответственности, променяв карьеру на комфорт и миллионное состояние Снейка?
Но дело не в миллионах. Здесь я ничего не в силах изменить, а там я смогу быть полезен. Какая разница, в какое времяслужить своей стране, главное, чтобы страна в тебе нуждалась. И мне кажется, что та Россия нуждается во мне больше, чем нынешняя страна слепых. Там ждет меня та, которой я обещал вернуться.
Которая родит мне ребенка.
Которая будет гордиться мной.
Ради ее любви нестрашно набить еще тысячу шишек.
В этом и состоит моя маленькая тайна.