Страница:
Квартал тотализаторов был выполнен в виде многоступенчатых мексиканских пирамид, причем каждая ступень у них вращалась, как гигантская головоломка Рубика. Ставки принимались на все — от собачьих забегов в Арктике до количества убитых на сегодняшнем празднике. Что интересно, деньги шли в ход, но мало кого интересовали, любой крупный куш обстругивался налогами, а на карманные расходы у всех и так хватало. Истинно увлеченные ставили на кон ресурсы Диипа, с воплями проигрывали сотни и тысячи гигов, а также неясные мне позиции в виртуальных играх. Играли на запрещенную наркоту, на драку с охраной, на выход в Зону Риска без защитных средств, на венерианскую эмиграцию, на рабство в эскорте…
Можно было поставить гражданство против ста миллионов, из которых в случае победы восемьдесят тут же отойдут государству. Прилавок, нельзя сказать, чтобы штурмовали, но ажиотаж наблюдался. Полицейская капсула дежурила поблизости, готовая отбуксировать свежих «иностранцев» в карантин. Чак показал мне два места, где играли на собственную жизнь против полумиллиарда евро. Как правило, сказал Чак, это парни из Глубины, многие давно потеряли связь с реалом, привыкли подыхать и возрождаться по десять раз за день…
— Зачем владельцам игры чужая жизнь?
Чак пожал плечами:
— А игрокам она зачем? Зачем вообще жизнь, бой?.. Я, например, понятия не имею, для чего она мне. Вот Снейк прыгал в Охоте, ему пиково было, теперь Охота кончилась, он, как и я, глушится. Я с детства мечтал смацать полный драйв по планете. И что? Везде побывал, скучно. Если ты имеешь в виду материальный профит, то игра не выглядит как «чет-нечет», это долгая комбинация, иногда на несколько дней. Права на трансляции выкуплены заранее, показ по платным каналам. Представь, как поднимается рейтинг какого-нибудь факнутого заплыва среди акул возле Австралии, если на кону чья-то судьба! Владельцы спортклубов сами из кожи вон лезут, платят тотализаторам, чтобы их включили в розыгрыш, только не всех берут. Харды этих ребят, — он кивнул на ближайшую пирамиду, — отлажены на выигрыш.
— Не настолько они и крутые! — встрял Изабель. — Чак райт говорит — суицидные психи почти все из Диипа, потому что они тоже вертят хардом, как хотят. Вот и надеются на бэст. Иногда, кстати, выигрывают…
Виды порой открывались поразительные. Христианский золоченый собор напротив нудистского бассейна с трамплинами и пенным наполнителем. За столиком, в окружении пышного розария, восседала компания престарелых матрон в розовом, монахини какой-то там конфессии, в жизни не выговорить, степенно передавали друг другу мундштук кальяна… И тут же, этажом выше, на металлической терраске двое намазанных маслом черных стегали плетками третьего, обвязанного цепями. Напротив сновали полчища кибер-официантов, гремел настоящий джаз-банд, на перекрестке открылась вдруг поверхность пруда с кипящей почти, подсвеченной водою. Полуголые люди стояли в очереди, бросались вниз парами, проносились по кругу в ревущей воронке и с дикими воплями исчезали за краем… Святые яйца! С той стороны пруд превращался в десятиметровый водопад, вода низвергалась в пруд ярусом ниже, и еще ниже…
— Что это? — Я дернул Чака за рукав «тельняшки». Навстречу нам, слегка припадая на передние мохнатые лапы, бежали два симпатичных паучка, размером с мотороллер.
— А… Крейзи, заколдованные,не обращай внимания… Пошли скорее, пропустим бой слонов!
— Как это — заколдованные? — Я не в силах был оторвать взгляда от жутких созданий. Из вздутых брюшек сочилась зеленая жидкость, шесть пар лап скрежетали по пластику. — Можно поверить в любую победу науки, но не в колдовство.
— Да нет никакого колдовства! — Изабель закапал в нос уже третий раз, его лодыжки все сильнее заплетались. — Это так говорится, что заколдованы они, на самом деле ты их так видишь, практика гипно-массовки…
Широкий проспект плавно спускался вниз, туда, где грохотала музыкой исполинская чаша, туда, где в блестящем под куполом шаре трое в шлемах с трезубцами кидались на одного озлобленного… тигра. Нет, тигров такой величины на Земле не существовало! Народ впускали группами, рассаживали в круглые кабинки с мягкими перильцами. Мне это напомнило колесо обозрения или фуникулер. Стационарных посадочных мест в колизее не было, тысячи кабинок медленно двигались по сложной траектории, сохраняя осевое вращение, перемещаясь от одного шоу к другому, то поднимаясь вверх, то планируя на сорокаметровую глубину вдоль бесконечного ряда разбегающихся галерей. В дальнем конце стадиона возвышалась исполинская ослепительно подсвеченная статуя Будды. На дне, сплетясь трехметровыми бивнями, поливая кровью арену, катались… нет, не слоны. Такими, по книжкам, я представлял себе мамонтов. Зрители визжали.
Парящая впереди нас кабинка пошла вниз, внутри развлекались две женские пары. Рыжеволосая, с палочкой Красного тиба во рту, устроилась на лице подружки. Это еще полбеды, а вот соседка… Соседка ласкала лежащую в полном отрубе девицу сразу четырьмяруками… Я потряс Чака.
— Гордость Церкви Хо! — прокричал он мне в ухо. — Мы первыми добились жизнеспособных дублей доисторических энималз. Саблезубые тигры, мамонты, даже ящеры… Мы берем первые призы на нью-йоркских Парадах жизни. Ангелы Хо посрамили и христиан и мусульман с их крейзиманией, что только Бог может быть криэйтором сущего…
— Четыре руки, Чак!
— Ее личное дело! Не дороже, чем сменить секс!
— Но тогда можно и две головы, и четыре ноги, черт возьми!
Изабель сменил курс, мы поднимались выше. Тигр прикончил одного из гладиаторов, двое оставшихся висели у него на загривке. Толпа в кабинках, зависших вокруг шара, неистово ревела. К нам, притормаживая крыльями, спускался официант.
— Две головы нельзя, зафризят в Психо. — Чак принял у робота поднос. — А с ногами делай что хочешь, но кентавры сейчас не в моде!
Я рассмотрел наконец вблизи устройство флай-кибера. Точно такие же, в сложенном виде, стояли у Чака дома, на взлетной площадке. Два широких маховых крыла, как у летучей мыши, поверх них — компактные лепестки для зависания и вертикального взлета. Скорее напоминает строение осы, чем птицы. Желваки псевдомускулов, укрытые в пластичную броню, и спереди, на брюхе, крепежные разъемы для люльки. Вместо человека в люльке находилась улыбающаяся официантка, из экономии выполненная без ног, но с шестью проворными ручками.
— Чак! — сказал я, поразмыслив. — Я не припомню, чтобы буддизм поощрял насилие!
— Йэп, бой! А ты поумнее Снейка. — Оба рассмеялись, Изабель заправлял в кальян листики коки. — Чтобы штекнуться, надо стать хотя бы Адептом первого круга… Скажем проще, в отличие от старой школы или от нашего противника, Церкви Бао, мы отрицаем карму.
— То есть за грехи не воздастся?
— Макс, Небесный Иерусалим давно построен! Как бы ты себя ни вел, Нирвана уже здесь! — Он постучал у себя за ухом. — Для того чтобы сеять мир в душах, идеи перевоплощения устарели.
— Эта мысль стара даже для моего времени! У нас миллионы людей тоже пили водку, висели годами в вирте, играли в игры вместо того, чтобы работать. А теперь они убеждают себя, что достигли блаженства… Это же тупик, Чак!
— Игры? — Чак отобрал у Изи кальян, медленно затянулся. — Нет, игры — это другое. У свободного гражданина есть право выбирать между реалом и виртом. Завтра я отведу тебя в Диип, ты воткнешься, оттуда реал кажется таким же фантомом, как Диип отсюда, только в реале достичь состояния Джана практически невозможно, а там на выбор триста миров. Там лучшие театры и лучшие мюзиклы, потому что в реале не создашь таких декораций, самые пиковые актеры дерутся за право играть в Глубине. С коллегами по креатуре Изабель встречается только там, даже семью новую завел. Йэп!
— Но это иллюзия!
— Не больше, чем реал! Какая разница, где стремиться к совершенству?! Ты часто юзишь слово «работа» , Макс! Откинься, бой, хомо джабил тысячи лет в надежде на отдых, а жрецы всех религий кормили его райскими глюками. Нирвана давно здесь, просто кайфуй и смотри Мистерию!
Я устал спорить. Тем более посмотреть было на что. Крылатый служитель культа парил вдоль ярусов, поджигая в жаровнях благовония. Слева по курсу, в следующем шаре, словно вытканном из золотой паутины, носился здоровенный птеродактиль. Его преследовала культуристка с флай-мускулом за спиной, с дубиной и нунчаками в руках. У обоих противников вовсю шла кровь. Десятка два девчонок, повиснув снаружи на паутине, давали советы, но их крики заглушал неистовый музыкальный фон. На арене один мамонт забодал наконец другого, на месте их сражения возник гигантский дансинг, с батутом вместо пола. Некоторые танцоры прыгали вверх метра на три. Мне показалось, среди беснующейся публики я приметил разнополые пары.
— Тут, на празднике, встретишь кого угодно… Выгонять их запрещено! — скривился Чак. — Там, на пятом ярусе, у уродов свои притоны…
Жужжа крыльями, вскинув разрядники, промчалось, в полном боевом, звено полицейских. На подвесной сцене справа трахались два парня, один сплошь покрытый бурой шерстью, точно медведь, и с когтями в три сантиметра. Очевидно, разыгрывался своего рода спектакль, потому что под хохот зрителей выпрыгнул третий, юркий, с хвостом, и напал на «медведя» сзади. Я отвел глаза, а потом поневоле обернулся. Мать вашу, это был совсем не хвост! Некоторые технологии будущего представляли несомненный интерес…
Прогремел гонг. Танцующая масса задрала головы. В вышине, в мельтешении кружащихся кабинок, статуя Будды медленно открывала сияющие глаза. По сторонам от вечной улыбки стена на глазах превращалась в соты. Распахивались одно за другим окошки, за каждым из которых притоптывал бритоголовый монах. Десятки, сотни окон, и открывались все новые. Сменился ритм музыки,в воздухе повеяло чем-то слегка узнаваемым, из мелодий нашихуличных кришнаитов. В кабинках, на прогулочных ярусах, внизу, на батуте, ударили в ладоши, принялись раскачиваться вместе с братией. Жаровни исторгали дым. Пучки света из глаз Будды устремились в возникший в противоположном конце зала циклопический кристалл. Тысячи вскочили на перила, синхронизируя хлопки. Из-под купола дождем посыпались лепестки роз, настоящих, с приторным ароматом, но еще сильнее забивал ноздри дым курильниц. Только сейчас я смог оценить истинные размеры чаши, где без труда разместилась бы пара олимпийских стадионов.
— Любви вам, братья и сестры!., ры… ры… ры…
— Любви!!!… ви… ви… ви-и…
Меня приятно порадовало, что с ума сходили не все. Еще одно полицейское звено спикировало вниз, волоча за собой парочку спеленутых арестантов. Изи и Чак в обнимку приплясывали на перильцах. Я освоился с управлением, направил нашу летающую веранду в сторону пятого яруса. Пора заводить знакомства, не век же взаперти куковать… На одном из мостков, свесив ноги в пропасть, выпивали и целовались несколько разнополых. Причалить пока мешала очередь к шестому ярусу. Откупорив пакетик с водкой, я запоздало нацепил наушники и обнаружил, что меня давно домогаются в личном допуске. Просто окружающий шум заглушал слабые писки компьютера.
— Снейки, мальчик! Это Серж! Ты обкурился?.. Узнаешь меня?
— Да, конечно… — Я поперхнулся водкой. Серж вышла из стационарного харда. Седую гриву заплела в косички и сменила цвет глаз.
— Где ты находишься? — В ее басе сквозила нервозность.
— На Мистерии.
— На какой из них?
Хороший вопрос! Мне бы в голову не пришло, что в городе могут одновременно происходить два мероприятия подобного масштаба. И что-то с дымом явно не так: я заметил, ноги сами отбивали чечетку.
— На этой… как ее… Церкви Хо!
Братия добавляла в чаши курилен бальзам. В груди поднималась волна веселья.
— А, эти факнутые искатели Аватары… С каких пор, Антонио, Чак заразил тебя своими глюками?
Я молчал. Настоящий Снейк знал бы, как ответить. Совсем иным языком.
— Ты ведь не Снейк, раит? — Она огляделась по сторонам. На левой щеке багровели свежие швы. — Слышишь, мальчик, ты же не Снейки? Ты же из пробоя, раит? Отвечай мне, или засунул язык в жопу своему косоглазому?
— Язык у меня на месте, — обиделся я. Судя по всему, полгорода знает, кто я такой.
— О'кей! Теперь слушай меня! Мне наплевать, что ты натворил в пансионе, но со Снейки мы большие друзья, и я не хочу, чтобы его зажарили, как убийцу, без суда, а так оно и будет! Ты же из порченых, раит? |
— Верно. Только я ничего не…
— Шат ап, пиявка! Тебе один вей — срочно найди порченых, пусть сведут тебя с Брониславом Воробьем, он спрячет, если сам в городе.
Водка застряла у меня в горле. Похоже, Серж угадывала мысли.
— Не вздумай ловить его в нэте! Личный допуск ты не знаешь, а в общем тебя мигом зафризят. И не покидай Мистерию, спрячься, иначе возьмут на пеленг с твоего сканера! Тебе жутко повезло, не выходи оттуда!
— Стой, Серж! Погоди, не отключайся! — Мои губы ворочались все тяжелее, сладкий дым забивал, ноздри. Вокруг вопили сотни глоток. — Серж! Я ничего не натворил, меня отпустили на поруки. Скажи мне, что случилось в пансионе?
Секунду она помедлила, кусая губы. Выражение нерешительности никак не шло к ее громоздкой фигуре.
— Йэп, мальчик. Меня допрашивали. Копы собрали в пансионе Гаутамы восемьсот пробитых, те устроили бунт и вырвались в город. Убито шестнадцать киберов охраны и несколько инспекторов, в том числе инспектор Караян, раньше она была ментором нашей стаи на Охоте. Идет облава, большинство уже поймали. У Караян на сканировании последним был ты, поэтому на Снейке подозрение в убийстве.
— Да я же весь день сидел в нэте, с Изабель…
— Полиция тебя возьмет на обеих квартирах… Бой, найди Воробья. У Снейка ноу проблем с законом, но прикончат-то именно тебя.
Taken: , 1
5. Марио
Можно было поставить гражданство против ста миллионов, из которых в случае победы восемьдесят тут же отойдут государству. Прилавок, нельзя сказать, чтобы штурмовали, но ажиотаж наблюдался. Полицейская капсула дежурила поблизости, готовая отбуксировать свежих «иностранцев» в карантин. Чак показал мне два места, где играли на собственную жизнь против полумиллиарда евро. Как правило, сказал Чак, это парни из Глубины, многие давно потеряли связь с реалом, привыкли подыхать и возрождаться по десять раз за день…
— Зачем владельцам игры чужая жизнь?
Чак пожал плечами:
— А игрокам она зачем? Зачем вообще жизнь, бой?.. Я, например, понятия не имею, для чего она мне. Вот Снейк прыгал в Охоте, ему пиково было, теперь Охота кончилась, он, как и я, глушится. Я с детства мечтал смацать полный драйв по планете. И что? Везде побывал, скучно. Если ты имеешь в виду материальный профит, то игра не выглядит как «чет-нечет», это долгая комбинация, иногда на несколько дней. Права на трансляции выкуплены заранее, показ по платным каналам. Представь, как поднимается рейтинг какого-нибудь факнутого заплыва среди акул возле Австралии, если на кону чья-то судьба! Владельцы спортклубов сами из кожи вон лезут, платят тотализаторам, чтобы их включили в розыгрыш, только не всех берут. Харды этих ребят, — он кивнул на ближайшую пирамиду, — отлажены на выигрыш.
— Не настолько они и крутые! — встрял Изабель. — Чак райт говорит — суицидные психи почти все из Диипа, потому что они тоже вертят хардом, как хотят. Вот и надеются на бэст. Иногда, кстати, выигрывают…
Виды порой открывались поразительные. Христианский золоченый собор напротив нудистского бассейна с трамплинами и пенным наполнителем. За столиком, в окружении пышного розария, восседала компания престарелых матрон в розовом, монахини какой-то там конфессии, в жизни не выговорить, степенно передавали друг другу мундштук кальяна… И тут же, этажом выше, на металлической терраске двое намазанных маслом черных стегали плетками третьего, обвязанного цепями. Напротив сновали полчища кибер-официантов, гремел настоящий джаз-банд, на перекрестке открылась вдруг поверхность пруда с кипящей почти, подсвеченной водою. Полуголые люди стояли в очереди, бросались вниз парами, проносились по кругу в ревущей воронке и с дикими воплями исчезали за краем… Святые яйца! С той стороны пруд превращался в десятиметровый водопад, вода низвергалась в пруд ярусом ниже, и еще ниже…
— Что это? — Я дернул Чака за рукав «тельняшки». Навстречу нам, слегка припадая на передние мохнатые лапы, бежали два симпатичных паучка, размером с мотороллер.
— А… Крейзи, заколдованные,не обращай внимания… Пошли скорее, пропустим бой слонов!
— Как это — заколдованные? — Я не в силах был оторвать взгляда от жутких созданий. Из вздутых брюшек сочилась зеленая жидкость, шесть пар лап скрежетали по пластику. — Можно поверить в любую победу науки, но не в колдовство.
— Да нет никакого колдовства! — Изабель закапал в нос уже третий раз, его лодыжки все сильнее заплетались. — Это так говорится, что заколдованы они, на самом деле ты их так видишь, практика гипно-массовки…
Широкий проспект плавно спускался вниз, туда, где грохотала музыкой исполинская чаша, туда, где в блестящем под куполом шаре трое в шлемах с трезубцами кидались на одного озлобленного… тигра. Нет, тигров такой величины на Земле не существовало! Народ впускали группами, рассаживали в круглые кабинки с мягкими перильцами. Мне это напомнило колесо обозрения или фуникулер. Стационарных посадочных мест в колизее не было, тысячи кабинок медленно двигались по сложной траектории, сохраняя осевое вращение, перемещаясь от одного шоу к другому, то поднимаясь вверх, то планируя на сорокаметровую глубину вдоль бесконечного ряда разбегающихся галерей. В дальнем конце стадиона возвышалась исполинская ослепительно подсвеченная статуя Будды. На дне, сплетясь трехметровыми бивнями, поливая кровью арену, катались… нет, не слоны. Такими, по книжкам, я представлял себе мамонтов. Зрители визжали.
Парящая впереди нас кабинка пошла вниз, внутри развлекались две женские пары. Рыжеволосая, с палочкой Красного тиба во рту, устроилась на лице подружки. Это еще полбеды, а вот соседка… Соседка ласкала лежащую в полном отрубе девицу сразу четырьмяруками… Я потряс Чака.
— Гордость Церкви Хо! — прокричал он мне в ухо. — Мы первыми добились жизнеспособных дублей доисторических энималз. Саблезубые тигры, мамонты, даже ящеры… Мы берем первые призы на нью-йоркских Парадах жизни. Ангелы Хо посрамили и христиан и мусульман с их крейзиманией, что только Бог может быть криэйтором сущего…
— Четыре руки, Чак!
— Ее личное дело! Не дороже, чем сменить секс!
— Но тогда можно и две головы, и четыре ноги, черт возьми!
Изабель сменил курс, мы поднимались выше. Тигр прикончил одного из гладиаторов, двое оставшихся висели у него на загривке. Толпа в кабинках, зависших вокруг шара, неистово ревела. К нам, притормаживая крыльями, спускался официант.
— Две головы нельзя, зафризят в Психо. — Чак принял у робота поднос. — А с ногами делай что хочешь, но кентавры сейчас не в моде!
Я рассмотрел наконец вблизи устройство флай-кибера. Точно такие же, в сложенном виде, стояли у Чака дома, на взлетной площадке. Два широких маховых крыла, как у летучей мыши, поверх них — компактные лепестки для зависания и вертикального взлета. Скорее напоминает строение осы, чем птицы. Желваки псевдомускулов, укрытые в пластичную броню, и спереди, на брюхе, крепежные разъемы для люльки. Вместо человека в люльке находилась улыбающаяся официантка, из экономии выполненная без ног, но с шестью проворными ручками.
— Чак! — сказал я, поразмыслив. — Я не припомню, чтобы буддизм поощрял насилие!
— Йэп, бой! А ты поумнее Снейка. — Оба рассмеялись, Изабель заправлял в кальян листики коки. — Чтобы штекнуться, надо стать хотя бы Адептом первого круга… Скажем проще, в отличие от старой школы или от нашего противника, Церкви Бао, мы отрицаем карму.
— То есть за грехи не воздастся?
— Макс, Небесный Иерусалим давно построен! Как бы ты себя ни вел, Нирвана уже здесь! — Он постучал у себя за ухом. — Для того чтобы сеять мир в душах, идеи перевоплощения устарели.
— Эта мысль стара даже для моего времени! У нас миллионы людей тоже пили водку, висели годами в вирте, играли в игры вместо того, чтобы работать. А теперь они убеждают себя, что достигли блаженства… Это же тупик, Чак!
— Игры? — Чак отобрал у Изи кальян, медленно затянулся. — Нет, игры — это другое. У свободного гражданина есть право выбирать между реалом и виртом. Завтра я отведу тебя в Диип, ты воткнешься, оттуда реал кажется таким же фантомом, как Диип отсюда, только в реале достичь состояния Джана практически невозможно, а там на выбор триста миров. Там лучшие театры и лучшие мюзиклы, потому что в реале не создашь таких декораций, самые пиковые актеры дерутся за право играть в Глубине. С коллегами по креатуре Изабель встречается только там, даже семью новую завел. Йэп!
— Но это иллюзия!
— Не больше, чем реал! Какая разница, где стремиться к совершенству?! Ты часто юзишь слово «работа» , Макс! Откинься, бой, хомо джабил тысячи лет в надежде на отдых, а жрецы всех религий кормили его райскими глюками. Нирвана давно здесь, просто кайфуй и смотри Мистерию!
Я устал спорить. Тем более посмотреть было на что. Крылатый служитель культа парил вдоль ярусов, поджигая в жаровнях благовония. Слева по курсу, в следующем шаре, словно вытканном из золотой паутины, носился здоровенный птеродактиль. Его преследовала культуристка с флай-мускулом за спиной, с дубиной и нунчаками в руках. У обоих противников вовсю шла кровь. Десятка два девчонок, повиснув снаружи на паутине, давали советы, но их крики заглушал неистовый музыкальный фон. На арене один мамонт забодал наконец другого, на месте их сражения возник гигантский дансинг, с батутом вместо пола. Некоторые танцоры прыгали вверх метра на три. Мне показалось, среди беснующейся публики я приметил разнополые пары.
— Тут, на празднике, встретишь кого угодно… Выгонять их запрещено! — скривился Чак. — Там, на пятом ярусе, у уродов свои притоны…
Жужжа крыльями, вскинув разрядники, промчалось, в полном боевом, звено полицейских. На подвесной сцене справа трахались два парня, один сплошь покрытый бурой шерстью, точно медведь, и с когтями в три сантиметра. Очевидно, разыгрывался своего рода спектакль, потому что под хохот зрителей выпрыгнул третий, юркий, с хвостом, и напал на «медведя» сзади. Я отвел глаза, а потом поневоле обернулся. Мать вашу, это был совсем не хвост! Некоторые технологии будущего представляли несомненный интерес…
Прогремел гонг. Танцующая масса задрала головы. В вышине, в мельтешении кружащихся кабинок, статуя Будды медленно открывала сияющие глаза. По сторонам от вечной улыбки стена на глазах превращалась в соты. Распахивались одно за другим окошки, за каждым из которых притоптывал бритоголовый монах. Десятки, сотни окон, и открывались все новые. Сменился ритм музыки,в воздухе повеяло чем-то слегка узнаваемым, из мелодий нашихуличных кришнаитов. В кабинках, на прогулочных ярусах, внизу, на батуте, ударили в ладоши, принялись раскачиваться вместе с братией. Жаровни исторгали дым. Пучки света из глаз Будды устремились в возникший в противоположном конце зала циклопический кристалл. Тысячи вскочили на перила, синхронизируя хлопки. Из-под купола дождем посыпались лепестки роз, настоящих, с приторным ароматом, но еще сильнее забивал ноздри дым курильниц. Только сейчас я смог оценить истинные размеры чаши, где без труда разместилась бы пара олимпийских стадионов.
— Любви вам, братья и сестры!., ры… ры… ры…
— Любви!!!… ви… ви… ви-и…
Меня приятно порадовало, что с ума сходили не все. Еще одно полицейское звено спикировало вниз, волоча за собой парочку спеленутых арестантов. Изи и Чак в обнимку приплясывали на перильцах. Я освоился с управлением, направил нашу летающую веранду в сторону пятого яруса. Пора заводить знакомства, не век же взаперти куковать… На одном из мостков, свесив ноги в пропасть, выпивали и целовались несколько разнополых. Причалить пока мешала очередь к шестому ярусу. Откупорив пакетик с водкой, я запоздало нацепил наушники и обнаружил, что меня давно домогаются в личном допуске. Просто окружающий шум заглушал слабые писки компьютера.
— Снейки, мальчик! Это Серж! Ты обкурился?.. Узнаешь меня?
— Да, конечно… — Я поперхнулся водкой. Серж вышла из стационарного харда. Седую гриву заплела в косички и сменила цвет глаз.
— Где ты находишься? — В ее басе сквозила нервозность.
— На Мистерии.
— На какой из них?
Хороший вопрос! Мне бы в голову не пришло, что в городе могут одновременно происходить два мероприятия подобного масштаба. И что-то с дымом явно не так: я заметил, ноги сами отбивали чечетку.
— На этой… как ее… Церкви Хо!
Братия добавляла в чаши курилен бальзам. В груди поднималась волна веселья.
— А, эти факнутые искатели Аватары… С каких пор, Антонио, Чак заразил тебя своими глюками?
Я молчал. Настоящий Снейк знал бы, как ответить. Совсем иным языком.
— Ты ведь не Снейк, раит? — Она огляделась по сторонам. На левой щеке багровели свежие швы. — Слышишь, мальчик, ты же не Снейки? Ты же из пробоя, раит? Отвечай мне, или засунул язык в жопу своему косоглазому?
— Язык у меня на месте, — обиделся я. Судя по всему, полгорода знает, кто я такой.
— О'кей! Теперь слушай меня! Мне наплевать, что ты натворил в пансионе, но со Снейки мы большие друзья, и я не хочу, чтобы его зажарили, как убийцу, без суда, а так оно и будет! Ты же из порченых, раит? |
— Верно. Только я ничего не…
— Шат ап, пиявка! Тебе один вей — срочно найди порченых, пусть сведут тебя с Брониславом Воробьем, он спрячет, если сам в городе.
Водка застряла у меня в горле. Похоже, Серж угадывала мысли.
— Не вздумай ловить его в нэте! Личный допуск ты не знаешь, а в общем тебя мигом зафризят. И не покидай Мистерию, спрячься, иначе возьмут на пеленг с твоего сканера! Тебе жутко повезло, не выходи оттуда!
— Стой, Серж! Погоди, не отключайся! — Мои губы ворочались все тяжелее, сладкий дым забивал, ноздри. Вокруг вопили сотни глоток. — Серж! Я ничего не натворил, меня отпустили на поруки. Скажи мне, что случилось в пансионе?
Секунду она помедлила, кусая губы. Выражение нерешительности никак не шло к ее громоздкой фигуре.
— Йэп, мальчик. Меня допрашивали. Копы собрали в пансионе Гаутамы восемьсот пробитых, те устроили бунт и вырвались в город. Убито шестнадцать киберов охраны и несколько инспекторов, в том числе инспектор Караян, раньше она была ментором нашей стаи на Охоте. Идет облава, большинство уже поймали. У Караян на сканировании последним был ты, поэтому на Снейке подозрение в убийстве.
— Да я же весь день сидел в нэте, с Изабель…
— Полиция тебя возьмет на обеих квартирах… Бой, найди Воробья. У Снейка ноу проблем с законом, но прикончат-то именно тебя.
Taken: , 1
5. Марио
— Ваш кофе, господа! — С акульей улыбкой кибер протягивал поднос. Изи и Чак пялились в обратном направлении, туда, где из-под статуи начала выползать процессия, шесть рядов охваченных огнем фигур… Луч от кружащего в вышине кристалла лизнул по лицу официанта. Это не был кибер, зрачки его сузились от света, во рту шевелился язык. Я ухмыльнулся в ответ, приподнялся, изображая качку, незаметно скосил глаза. Так и есть, два звена, шестеро полицейских в тяжелой броне, рассыпались в воздухе, зажимая в кольцо. Никто на них не обращал внимания, народ бился в экстазе.
Летучий халдей снизился к столику, я потянулся навстречу… Бородатый трюк. Мы отпустили поднос почти одновременно, но я чуточку опередил (кстати, Снейк двигался быстрее капитана Молина!) и успел сломать гаденышу кисть раньше, чем он выстрелил. Вот тебе и «непроизвольная» память! Разряд из браслета ушел в сторону. Позади меня на балконе женщина схватилась за ногу и сорвалась в пропасть, точнее, в объятия спасательного плота. Все это я видел краем глаза, потому что основное внимание сосредоточил на своем визави. Этот стервец прибыл на Мистерию вооруженным! Тайный агент или что-то в этом роде…
Тога на его плечах порвалась, ганы подпрыгнули в магнитных ловушках, их молочная поверхность сменилась сеткой, но в этот момент я кувыркнулся вокруг его руки, добавив парню перелом плеча. Стой он на ногах, рука осталась бы целой, он же сдуру продолжал висеть в воздухе, жужжа крыльями.
Ганы промазали самую малость. Левую лодыжку моментально свело, правая слушалась чуть лучше. Это оказалось очень кстати — было чем толкнуться; я подтянулся на его разинутой в крике челюсти и дважды ударами локтя сломал липовому официанту нос. Ганы пальнули еще разок и затихли вместе с хозяином. Стоявший в центре кабинке столик с кальяном разлетелся на куски. Мерзавец стрелял на поражение…
Чак повернул ко мне залитое потом лицо. Ближайший полицейский сложил крылья, до него оставался десяток метров. Я повис на застежках кибера и шагнул в пустоту. По инерции нас потащила в сторону яруса, голова агента болталась, неуправляемый мускул гонял крыльями воздух. Я отпустил его и приземлился в чужой кабинке, прямо на головы людям. Кто-то беззвучно завопил, музыкальная канонада заглушала все. Левая нога до колена почти потеряла чувствительность. Новый прыжок в следующую люльку; спасательный плот попытался поймать меня за пятку, в результате я остался без обуви. Справа возник еще один полицейский, из подствольного раструба уже разматывались в мою сторону черные глисты клейкой ленты. Я ухватил за ноги двух целующихся девиц, подкинул в воздухе перед собой, их мгновенно запеленало. Еще двух пришлось кинуть за борт, и пока разумная простыня возвращала их на сиденья, я осуществил над их головами последний, решающий прыжок. Со спортивными данными Макса такой номер бы не прошел. Метров восемь летел по диагонали, ожидая сотню вольт в спину, и… повис на балясине пятого яруса. Внизу толпа зааплодировала. Полицию везде крепко любят. Мне расчистили место для посадки.
На том месте, где я только что висел, в колонну воткнулась гигантская сопля, нечто вроде жидкого пластилина, и тут же затвердела. Слава богу, этипланируют взять живьем. Люди хлынули в стороны. Двое копов, отстегивая флай-мускулы, ступили на балкон почти одновременно. Впервые я рассмотрел их снаряжение вблизи. Без вспомогательных моторов в таких латах не сделать и шагу. Для разминки я швырнул на грудь первому копу трех человек, по очереди. Старался действовать аккуратно. Пока он от них избавлялся, я прошел двойное сальто вперед и угодил второму пятками в окуляры. Было очень больно, позже оказалось, что вывихнул палец. Его спич на тему добровольной сдачи в плен прервался; вылетая с балкона, коп железным затылком сбил с ног третьего. Секунду спустя оба, как ваньки-встаньки, были на ногах. Я дышал как паровоз. Драться с обладателями искусственных мышц не имело смысла.
Двое приземлились в соседнем секторе и теперь шли в обход. Еще двое плевались пластилином,зависнув в воздухе, поверх ограждения. Качая «маятник», распихивая людей, я метнулся по радиальному коридору.
За поворотом полутемного переулка ослепительно мелькали огни заведений. Навстречу из лифта двигались, перекрывая путь, трое в «штатском» —серебристая амуниция, как у пожарных или как у первых космонавтов. Из дверей бара вывалилась стайка пьяных тинейджеров, я пригнулся, пропуская их вперед. Ближайший «космонавт», весь в блестящей фольге, успел выстрелить трижды, совершенно беззвучно, прежде чем я до него добрался и придавил слегка шею. Пока летел, подростков подо мной разметало, словно из водомета. Я отобрал у кашляющего копа его пукалку, уложил прикладом двоих оставшихся, которые поливали липучей гадостью пол. В результате к полу приклеилось десятка два мирных граждан и спешившая на подмогу панцерная пехота. Прохожие шарахались к стенам, раненые с воем катались по земле. Впереди меня натертый светящимся маслом толстяк охнул и, трясясь мелкой дрожью, сложился вдвое.
Последний десяток метров тело Снейка преодолело по стене,вдоль открытых окон салунов, перелетая от одного карниза к другому, словно макака в джунглях. Оружие «космонавта» я прихватил и только в шахте лифта обнаружил, что таскаю за собой его самого, поскольку хрустящий скафандр составлял с пушкой одно целое…
Диафрагма лифта успела захлопнуться, но полицейский, прилипший коленками к полу, оказал мне большую услугу, выпустив подряд пять или шесть гранат. Он изрядно поторопился, не учтя наших «звериных» способностей. Я нырнул сквозь пролом в шахту, изображая криками свободное падение, давая врагу возможность собрать внизу подмогу. На самом деле я понятия не имел, в какую сторону отступать, поэтому выбрал путь наверх. Весьма неудобным оказалось отсутствие какой бы то ни было лесенки, пришлось прыгать от стены к стене. Снейк тоже не был железным, он начинал задыхаться. Наконец мы нашли то, что искали, узкий карниз со слабенькой дверцей наружу…Этажом выше царил рай, полная тишина. Шум праздника почти не достигал стриженых садиков и уютных курилен, стилизованных под старинные японские пагоды. Журчала вода, в ручейках сновали роскошные вуалехвосты. В гигантских кашпо истекали ароматом клумбы орхидей. За низкими столиками под искусственными созвездиями попивали пиво дамские компании. Над жаровнями колдовали напудренные девчонки в кимоно. Я трижды свернул, не замедляясь, миновал овальную площадь с гуляющими жирафами и через следующую лифтовую шахту вернулся обратно. Забираясь на крышу кабины, сделал ручкой. Обитательницы шестого яруса ошарашенно глядели вслед. Ни одногомужика…
Думаю, поменяй я направление движения, продержался бы на пару минут дольше. Здешние копы настойчивостью заметно отличались от своих питерских предшественников; кроме того, как выяснилось позже, за мной постоянно летала следящая камера. Спасибо, хоть не стреляла.
Пальнули в меня внизу, едва приоткрылась дверь, и сразу с трех точек. Руки отказали, я с тоской наблюдал, как скафандр с оружием провалился в щель и исчез в глубине. Очнулся без гипса, но с таким ощущением, будто внутренности превратились в трясущийся кисель, ни один предмет четко не различался, сердце отбивало ритм по синусоиде. Господи, сердце Снейка,которому противопоказаны нагрузки! Я впервые в жизни почувствовал, каково это, когда прихватывает «мотор»: ни вдохнуть, пардон, ни… выдохнуть. Висел, как подстреленный на охоте олень, за ноги и за шею подцепленный на крюк. Долго висел, затем возле меня из тумана показались бронированные рукавицы, с крюков сняли и вернули в сидячее положение. Хард за ухом непрерывно верещал, ноги не слушались, бросало то в пот, то в холод. Но самое неприятное: я продолжал ничего не видеть, пока не подошел коп с наперстком инъектора.
Допрашивать меня никто не собирался. Они подсоединили тончайший проводок к валику у меня за ухом, довольно болезненно оторвали хард и подсунули экранчик для подписи. На хранение типа… Покатили вместе со стулом под уклон. Действительность обретала нормальные очертания; в длинной трубе рядом со мной, так же плотно притянутые к сиденьям, коротали время десятки арестованных. Пол слегка подрагивал — нашу компанию этапировали в грузовой барже, переоборудованной под арестантский вагон. Многие находились в полной отключке, кто-то горланил песню, кто-то истерически просился на волю. Вот так вот, на старости лет угодил в милицию, сказал я, пробуя ватные челюсти. Слегка управляемыми оставались пальцы на левой руке; под ними на подлокотнике я различил три сенсорных клавиши. Судя по обозначениям, можно было попроситься в туалет, вызвать врача или…
Черт подери, на третьей клавише светилось изображение глаза, она включала стационарный компьютер, но без личного доступа и, образно говоря, без клавиатуры. Из подлокотника, под углом в сто двадцать градусов, выдвинулись три стерженька, между которыми немедленно возник нежно-зеленый конус света. Остаток пути, в отличие от нелюбопытных собратьев по несчастью, я провел крайне познавательно… Полиция предоставляла арестантам сугубо воспитательные программы.
Я выяснил, что завтра начинаются сразу четыре кинофорума, на одном представляются только картины подростков, на другом творчество тех, кто постоянно под «сплином»… В Эрмитажном театре фестиваль полиглотов, участвуют все желающие, главный приз — виза на содержание собаки… Фестиваль самодельных кибер-кукол, съезд клубов поваров, Рождественский парад, полуфинал Флай-гонок с препятствиями, футбольный Кубок, фестиваль водяной скульптуры, открытие сезона Охоты, Парад всех Войн… Черт подери, тут кто-нибудь работает?
Карантинный терминал одинаково походил на детский сад и «желтый» дом. Детский сад, потому что живой обслуги и киберов тут суетилось больше, чем арестантов, а хороших психиатров явно не хватало. Наш этаж занимали местные правонарушители, с левого входа непрерывно доставляли новых, освобождали от пут, распихивали по камерам; справа таким же бурным потоком выводили. Фемида функционировала круглосуточно и бесперебойно, словно мукомольное производство. Этажом выше толпы эмигрантов штурмовали пограничные турникеты.
Мой сосед слева, разбитной малый, весь увешанный деревянными калабашками, похвастал, что попадает сюда в седьмой раз и никогда не засиживается. Я спросил за что. Любитель дерева горделиво поведал, что протащил на себе, передвигаясь пешком из зоны риска, страшно занятную ржавую конструкцию, но без разрешения санитарной службы. Он послюнявил палец и принялся рисовать на спинке стула археологическую находку. Ничего интересного, отмахнулся я, это же велосипед! «Как это — «ничего интересного!» — завопил он, но тут мой стул выскочил из ряда и покатился направо.
— Снейк Ксения Антонио, к вам посетитель.
Надо же, родню пускают…
— Кто здесь Антонио? Зараза, это же меня!
— Разрешено пять минут.
Вот здорово! Неужели Чак так быстро успел узнать? И вдвойне здорово, что полицейские, не проведя расследования, допускают посещения…
Это был не Чак. Меня, привязанного, вынесло в отдельный кабинетик. Напротив стоял чернявый низкорослый парень, стальные глазки слегка навыкате, кулаки в карманах штанов. Штаны в другое время заняли бы мое внимание — любопытные с исторической точки зрения, эдакие замшевые бюргерские шаровары на помочах.
Летучий халдей снизился к столику, я потянулся навстречу… Бородатый трюк. Мы отпустили поднос почти одновременно, но я чуточку опередил (кстати, Снейк двигался быстрее капитана Молина!) и успел сломать гаденышу кисть раньше, чем он выстрелил. Вот тебе и «непроизвольная» память! Разряд из браслета ушел в сторону. Позади меня на балконе женщина схватилась за ногу и сорвалась в пропасть, точнее, в объятия спасательного плота. Все это я видел краем глаза, потому что основное внимание сосредоточил на своем визави. Этот стервец прибыл на Мистерию вооруженным! Тайный агент или что-то в этом роде…
Тога на его плечах порвалась, ганы подпрыгнули в магнитных ловушках, их молочная поверхность сменилась сеткой, но в этот момент я кувыркнулся вокруг его руки, добавив парню перелом плеча. Стой он на ногах, рука осталась бы целой, он же сдуру продолжал висеть в воздухе, жужжа крыльями.
Ганы промазали самую малость. Левую лодыжку моментально свело, правая слушалась чуть лучше. Это оказалось очень кстати — было чем толкнуться; я подтянулся на его разинутой в крике челюсти и дважды ударами локтя сломал липовому официанту нос. Ганы пальнули еще разок и затихли вместе с хозяином. Стоявший в центре кабинке столик с кальяном разлетелся на куски. Мерзавец стрелял на поражение…
Чак повернул ко мне залитое потом лицо. Ближайший полицейский сложил крылья, до него оставался десяток метров. Я повис на застежках кибера и шагнул в пустоту. По инерции нас потащила в сторону яруса, голова агента болталась, неуправляемый мускул гонял крыльями воздух. Я отпустил его и приземлился в чужой кабинке, прямо на головы людям. Кто-то беззвучно завопил, музыкальная канонада заглушала все. Левая нога до колена почти потеряла чувствительность. Новый прыжок в следующую люльку; спасательный плот попытался поймать меня за пятку, в результате я остался без обуви. Справа возник еще один полицейский, из подствольного раструба уже разматывались в мою сторону черные глисты клейкой ленты. Я ухватил за ноги двух целующихся девиц, подкинул в воздухе перед собой, их мгновенно запеленало. Еще двух пришлось кинуть за борт, и пока разумная простыня возвращала их на сиденья, я осуществил над их головами последний, решающий прыжок. Со спортивными данными Макса такой номер бы не прошел. Метров восемь летел по диагонали, ожидая сотню вольт в спину, и… повис на балясине пятого яруса. Внизу толпа зааплодировала. Полицию везде крепко любят. Мне расчистили место для посадки.
На том месте, где я только что висел, в колонну воткнулась гигантская сопля, нечто вроде жидкого пластилина, и тут же затвердела. Слава богу, этипланируют взять живьем. Люди хлынули в стороны. Двое копов, отстегивая флай-мускулы, ступили на балкон почти одновременно. Впервые я рассмотрел их снаряжение вблизи. Без вспомогательных моторов в таких латах не сделать и шагу. Для разминки я швырнул на грудь первому копу трех человек, по очереди. Старался действовать аккуратно. Пока он от них избавлялся, я прошел двойное сальто вперед и угодил второму пятками в окуляры. Было очень больно, позже оказалось, что вывихнул палец. Его спич на тему добровольной сдачи в плен прервался; вылетая с балкона, коп железным затылком сбил с ног третьего. Секунду спустя оба, как ваньки-встаньки, были на ногах. Я дышал как паровоз. Драться с обладателями искусственных мышц не имело смысла.
Двое приземлились в соседнем секторе и теперь шли в обход. Еще двое плевались пластилином,зависнув в воздухе, поверх ограждения. Качая «маятник», распихивая людей, я метнулся по радиальному коридору.
За поворотом полутемного переулка ослепительно мелькали огни заведений. Навстречу из лифта двигались, перекрывая путь, трое в «штатском» —серебристая амуниция, как у пожарных или как у первых космонавтов. Из дверей бара вывалилась стайка пьяных тинейджеров, я пригнулся, пропуская их вперед. Ближайший «космонавт», весь в блестящей фольге, успел выстрелить трижды, совершенно беззвучно, прежде чем я до него добрался и придавил слегка шею. Пока летел, подростков подо мной разметало, словно из водомета. Я отобрал у кашляющего копа его пукалку, уложил прикладом двоих оставшихся, которые поливали липучей гадостью пол. В результате к полу приклеилось десятка два мирных граждан и спешившая на подмогу панцерная пехота. Прохожие шарахались к стенам, раненые с воем катались по земле. Впереди меня натертый светящимся маслом толстяк охнул и, трясясь мелкой дрожью, сложился вдвое.
Последний десяток метров тело Снейка преодолело по стене,вдоль открытых окон салунов, перелетая от одного карниза к другому, словно макака в джунглях. Оружие «космонавта» я прихватил и только в шахте лифта обнаружил, что таскаю за собой его самого, поскольку хрустящий скафандр составлял с пушкой одно целое…
Диафрагма лифта успела захлопнуться, но полицейский, прилипший коленками к полу, оказал мне большую услугу, выпустив подряд пять или шесть гранат. Он изрядно поторопился, не учтя наших «звериных» способностей. Я нырнул сквозь пролом в шахту, изображая криками свободное падение, давая врагу возможность собрать внизу подмогу. На самом деле я понятия не имел, в какую сторону отступать, поэтому выбрал путь наверх. Весьма неудобным оказалось отсутствие какой бы то ни было лесенки, пришлось прыгать от стены к стене. Снейк тоже не был железным, он начинал задыхаться. Наконец мы нашли то, что искали, узкий карниз со слабенькой дверцей наружу…Этажом выше царил рай, полная тишина. Шум праздника почти не достигал стриженых садиков и уютных курилен, стилизованных под старинные японские пагоды. Журчала вода, в ручейках сновали роскошные вуалехвосты. В гигантских кашпо истекали ароматом клумбы орхидей. За низкими столиками под искусственными созвездиями попивали пиво дамские компании. Над жаровнями колдовали напудренные девчонки в кимоно. Я трижды свернул, не замедляясь, миновал овальную площадь с гуляющими жирафами и через следующую лифтовую шахту вернулся обратно. Забираясь на крышу кабины, сделал ручкой. Обитательницы шестого яруса ошарашенно глядели вслед. Ни одногомужика…
Думаю, поменяй я направление движения, продержался бы на пару минут дольше. Здешние копы настойчивостью заметно отличались от своих питерских предшественников; кроме того, как выяснилось позже, за мной постоянно летала следящая камера. Спасибо, хоть не стреляла.
Пальнули в меня внизу, едва приоткрылась дверь, и сразу с трех точек. Руки отказали, я с тоской наблюдал, как скафандр с оружием провалился в щель и исчез в глубине. Очнулся без гипса, но с таким ощущением, будто внутренности превратились в трясущийся кисель, ни один предмет четко не различался, сердце отбивало ритм по синусоиде. Господи, сердце Снейка,которому противопоказаны нагрузки! Я впервые в жизни почувствовал, каково это, когда прихватывает «мотор»: ни вдохнуть, пардон, ни… выдохнуть. Висел, как подстреленный на охоте олень, за ноги и за шею подцепленный на крюк. Долго висел, затем возле меня из тумана показались бронированные рукавицы, с крюков сняли и вернули в сидячее положение. Хард за ухом непрерывно верещал, ноги не слушались, бросало то в пот, то в холод. Но самое неприятное: я продолжал ничего не видеть, пока не подошел коп с наперстком инъектора.
Допрашивать меня никто не собирался. Они подсоединили тончайший проводок к валику у меня за ухом, довольно болезненно оторвали хард и подсунули экранчик для подписи. На хранение типа… Покатили вместе со стулом под уклон. Действительность обретала нормальные очертания; в длинной трубе рядом со мной, так же плотно притянутые к сиденьям, коротали время десятки арестованных. Пол слегка подрагивал — нашу компанию этапировали в грузовой барже, переоборудованной под арестантский вагон. Многие находились в полной отключке, кто-то горланил песню, кто-то истерически просился на волю. Вот так вот, на старости лет угодил в милицию, сказал я, пробуя ватные челюсти. Слегка управляемыми оставались пальцы на левой руке; под ними на подлокотнике я различил три сенсорных клавиши. Судя по обозначениям, можно было попроситься в туалет, вызвать врача или…
Черт подери, на третьей клавише светилось изображение глаза, она включала стационарный компьютер, но без личного доступа и, образно говоря, без клавиатуры. Из подлокотника, под углом в сто двадцать градусов, выдвинулись три стерженька, между которыми немедленно возник нежно-зеленый конус света. Остаток пути, в отличие от нелюбопытных собратьев по несчастью, я провел крайне познавательно… Полиция предоставляла арестантам сугубо воспитательные программы.
Я выяснил, что завтра начинаются сразу четыре кинофорума, на одном представляются только картины подростков, на другом творчество тех, кто постоянно под «сплином»… В Эрмитажном театре фестиваль полиглотов, участвуют все желающие, главный приз — виза на содержание собаки… Фестиваль самодельных кибер-кукол, съезд клубов поваров, Рождественский парад, полуфинал Флай-гонок с препятствиями, футбольный Кубок, фестиваль водяной скульптуры, открытие сезона Охоты, Парад всех Войн… Черт подери, тут кто-нибудь работает?
Карантинный терминал одинаково походил на детский сад и «желтый» дом. Детский сад, потому что живой обслуги и киберов тут суетилось больше, чем арестантов, а хороших психиатров явно не хватало. Наш этаж занимали местные правонарушители, с левого входа непрерывно доставляли новых, освобождали от пут, распихивали по камерам; справа таким же бурным потоком выводили. Фемида функционировала круглосуточно и бесперебойно, словно мукомольное производство. Этажом выше толпы эмигрантов штурмовали пограничные турникеты.
Мой сосед слева, разбитной малый, весь увешанный деревянными калабашками, похвастал, что попадает сюда в седьмой раз и никогда не засиживается. Я спросил за что. Любитель дерева горделиво поведал, что протащил на себе, передвигаясь пешком из зоны риска, страшно занятную ржавую конструкцию, но без разрешения санитарной службы. Он послюнявил палец и принялся рисовать на спинке стула археологическую находку. Ничего интересного, отмахнулся я, это же велосипед! «Как это — «ничего интересного!» — завопил он, но тут мой стул выскочил из ряда и покатился направо.
— Снейк Ксения Антонио, к вам посетитель.
Надо же, родню пускают…
— Кто здесь Антонио? Зараза, это же меня!
— Разрешено пять минут.
Вот здорово! Неужели Чак так быстро успел узнать? И вдвойне здорово, что полицейские, не проведя расследования, допускают посещения…
Это был не Чак. Меня, привязанного, вынесло в отдельный кабинетик. Напротив стоял чернявый низкорослый парень, стальные глазки слегка навыкате, кулаки в карманах штанов. Штаны в другое время заняли бы мое внимание — любопытные с исторической точки зрения, эдакие замшевые бюргерские шаровары на помочах.