Страница:
– Скажи бабке, что она старая сука, – нежно улыбнулась Катя и начала голосовать.
Кате повезло и она деловито уселась в первую же остановившуюся автомашину, на прощание помахав мне рукой из окошечка.
Я посмотрел на часы. Со времени нашего расставания с Горбачевым и компанией прошло не больше сорока минут. Наверняка сейчас вся братва заваливается к Французовой и начинается самое интересное.
Я просто не мог бросить ход дела на самотек и пропустить такое значительное событие и решил присоединиться к своим знакомым.
Мне всегда нравилось, когда много людей, имеющих друг к другу некоторые претензии собираются в одном помещении. Обычно в таких случаях переговоры значительно упрощаются и стороны достигают консенсуса. В том случае, конечно, если после переговоров остаются как минимум две стороны, а не одна.
По пути я решил продолжить беседу с Приятелем и, достав телефон, говорил, – а, вернее, больше слушал, – прямо на ходу.
Информация была настолько важной и интересной, что мне приходилось то и дело уклоняться от прохожих, так и норовивших толкнуть меня то в плечо, то в спину. Наверное, я казался им новым русским, ведь сотовые телефоны у нас – знак преуспевания, хотя на мой взгляд это не больше, чем производственная необходимость.
Выждав положенное количество гудков, я предствился и выслушал окончание информации, которую я мог бы получить еще дома, если бы вовремя позаботился об UPS, либо – не случись той злополучной аварии.
Пунктом третьим шел господин Павленко, магнат от кондитерской фабрики. На него материала было выше крыши, но, благодаря сильной волосатой руке в центральных органах власти, он крепко держался на ногах. Я даже думаю, что и сегодняшняя его резвость вполне бы могла остаться без внимания властей, – ведь автомобиль Павлина так и остался перед домом Горбачева.
Пункт четвертый меня особенно интересовал. Странноватая чета Мамыкиных была для меня темным пятном во всей этой истории. Мне было поведано, что супруги Мамыкины много лет страдают психическими заболеваниями, наблюдаются в психдиспансере и неоднократно являлись объектом внимания правоохранительных органов в связи с их неадекватным поведением. Особенно это касалось Леонида Ильича, – очевидно, из-за его пристрастия к спиртному.
Что касается господина Рукосуева, то Приятель выдал мне вереницу его судимостей. В последнее время этот деятель занимал довольно видный пост в одной фирме. Скорее всего, это было чистой формальностью, а на самом деле покойник продолжал предаваться своему излюбленному занятию – пополнению собственой коллекции ювелирных изделий за счет как государства, так и простых граждан.
Небезынтересно, что по делу Шаврыкина он проходил вместе с моим новым знакомцем – Горбачевым П.П. Не исключено, что именно старика Горбачева видела вместе с Рукосуевым Ольга Травкина.
На саму же Ольечку Травкину в анналах разнообразных служб и учреждений не было никакой значимой информации. Прописка, работа – больше ничегошеньки. Не буду скрывать, что я вздохнул с облегчением.
Роман Егорычев, царство ему небесное, до сих пор лежал в морге. Интересно, получил ли дежурный причитающиеся ему проценты?
– ПРЕДЛАГАЕТСЯ СЛЕДУЮЩАЯ СХЕМА ДЕЙСТВИЙ, – монотонно продолжал Приятель.
Я навострил слух. Надеюсь, мне не придется покидать пределы родного города. Хотя, может статься, Приятель может запросто отправить меня куда-нибудь на Гонолулу. И, что самое интересное, окажется прав.
– ПОСЛЕ РАЗБОРКИ У ФРАНЦУЗОВОЙ ИМЕЕТ СМЫСЛ ПОСЕТИТЬ ЗАГОРОДНЫЙ ДОМ МАМЫКИНЫХ И БОЛЬНИЦУ НОМЕР ШЕСТЬ, ПАЛАТА ВОСЕМНАДЦАТЬ.
– Угу, – подтвердил я, помечая цифры себе в блокноте. – Что-нибудь еще?
– ВНИМАНИЕ! – неожиданно раздалось в трубке. – ИМЕЕТСЯ СПЕЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ.
– Излагай, – насторожился я. Подобная форма свидетельствовала о крайней степени серьезности полученных Приятелем материалов.
– ИНФОРМАЦИЯ ПРЕДСТАВЛЯЕТ ИЗ СЕБЯ ВИДЕОМАТЕРИАЛ. СТЕПЕНЬ СРОЧНОСТИ ВЕСЬМА ВЫСОКА, – строго предупредил Приятель.
Но его последние слова я уже выслушивал, стоя у самого порога дома своей недобросовестной клиентки. Мне не терпелось проникнуть внутрь и увидеть то, что там происходит своими глазами.
– Хорошо, скоро буду. Сейчас – отбой, – проговорил я, нашаривая взглядом окна Французовой. И, немного помедлив, добавил: – Спасибо.
– ХАЙ, – меланхолично отозвался Приятель. – НЕ ПРОПАДАЙ НАДОЛГО.
Как ни странно, мне удалось проникнуть в квартиру Французовой совершенно беспрепятственно – Павлин оставил своих людей внизу в «джипе». Очевидно, ни Горбачев, ни Ида Яковлевна не представляли для него опасности и он мог пренебречь охраной.
Дверь была не заперта, лишь накинута цепочка, которую я, просунув руку в отверстие, быстренько снял. Не понимаю, зачем люди используют цепочки? Открыть труда не представляет, защиты никакой. Впрочем, выстрелить можно и в дверной глазок.
К моему приходу оживленная беседа в доме по улице Циолковского была в самом разгаре. Собеседники были настолько увлечены друг другом, что мое появление было замечено ими далеко не сразу.
Очевидно, все разумные аргументы были уже исчерпаны и теперь в дело пошли неконтролируемые эмоции. Именно так можно было охарактеризовать картину, которая предстала моим изумленным глазам.
Павел Андреевич Павленко стоял посреди комнаты, воздев руки к потолку. В одной руке у него мотался господин Горбачев, в другой – госпожа Французова. Оба пожилых человека, лишенные опоры, громко хрипели и пучили глаза. Особенно тяжко приходилось моей клиентке.
– Мне плевать на ваши застарелые дрязги! – кричал Павлин. – Уже полчаса я слушаю, как вы лаетесь и только зря теряю время!
Горбачев два раза широко открыл рот, но кроме звука, похожего на скрип несмазанной двери, ничего не смог из себя исторгнуть.
– Где моя девка? – орал разъяренный Павлин. – Если через полчаса вы не уладите свои проблемы, я вас стукну лбами друг об дружку так, что у вас мозги повылетают к чертовой матери!
С этими словами и шмякнул оба тела об пол и в изнеможении уселся на жалобно хрустнувший под тяжестью его тела диванчик.
– Вну-ученька моя, – хрипела Ида Яковлевна Французова, с усилием поднимаясь на четвереньки. – За что такие муки принимаю... Этот волчара ее захомутал, а мне теперь отвечать...
– Отдай камушки, получишь девку, – не поднимаясь с пола ответил Горбачев.
– Еще чего! – тут же вскипела старушка. – Ты сначала докажи, что...
– Ма-алчать! – заорал Павлин. – Вы что, снова за свое?
– Катенька, – продолжала горестно причитать Французова, – видно нам с тобой больше не свидеться. Ох, судьба моя стерва...
– То есть, не отдашь? – перевел ее завывания на деловой язык Горбачев.
Французова отрицательно помотала головой, не переставая плакать.
– Ну что я говорил! – посмотрел Горбачев на Павлина. – Упрямая, как ослица, скупая, как государство. Все, мое терпение на исходе.
– Мое тоже, – резко поднялся с места Павленко и, подойдя к стоящей на коленях Иде Яковлевне, с размаху ударил ее носком ботинка в лицо.
Французова отлетела в угол комнаты и упала очень неудачно – висок вписался как раз в угол тумбочки, которая использовалась как подставка для старенького черно-белого телевизора.
Сила удара была так велика, что на полировку брызнула кровь, а безжизненное тело Иды Яковлевны сползло по стене и она рухнула на пол возле Горбачева. Старик мгновенно оживился, приподнялся и осмотрел рану. Потом потрогал пульс и нагнулся над ее лицом.
– Мертва, – констатировал он и смахнул слезу. – Плакали мои побрякушки.
Павленко, убивший за день уже второго человека своими руками (впрочем, в этот раз – ногами), с раздражением смотрел на старика.
– Где? – спросил он мрачно и я понял, что больше он ничего уже спрашивать не будет, а просто вынет оружие и прибавит к списку трупов еще один.
Настала моя очередь вмешаться. Я сделал шаг вперед из коридора и кашлянул в кулак.
– Если вы про Катю, Павел Андреевич, то она в данный момент направилась в поликлинику номер десять забрать анализы, – скромно поведал я.
– Что за бред? – сморщился Павленко. – В какую еще поликлинику?
– В десятую, – повторил я. – Мы расстались с вашей подругой минут пятнадцать назад и, надо сказать, Катерина была сердита.
– Как вы здесь оказались, черт возьми! – закричал Павлин.
– Да надоело как-то сидеть в одиночестве, – пожал я плечами. – Кстати, в соседнем отсеке я обнаружил Катю, пока вы ехали сюда в надежде добиться от этих двух престарелых мерзавцев консенсуса насчет драгоценностей и выудить таким образом от этого хмыря местонахождение вашей... э-э... подруги.
– Так Катя на свободе?
– Разумеется.
– А она еще и сердится, – ухмыльнулся Горбачев. – Вот молодежь пошла.
– Сердится, сердится, – подтвердил я. – Очень была недовольна.
– Это еще почему же? – недоуменно взвыл Павлин. – Неужели плащик ей не подошел?
– Насчет плащика – не знаю, но сердита, – твердо ответил я.
За спиной у нас раздался тихий вскрик и все мы, словно по команде повернули головы.
В дверном проеме стояла Катя, в ужасе глядя на труп собственной бабушки.
– Ну знаете ли, – обвела она нас глазами, – это уж слишком.
– Видишь ли, Катюша, – начал Павлин, но она резко оборвала его.
– Заткнись, сифилюга! Где ты подцепил на конец, а? В баньке, когда с немцами контракт обмывали? Или тогда, на пленэре?
– Ты о чем? – недоуменно спросил Павел Андреевич. – Я что-то никак в толк не возьму... Кстати, тебе подошел плащик, который...
– Обмотай этой тряпкой свой конец и подожги, гадина! – заорала Катя. – Этого мне еще не хватало! Какую-то таиландскую дрянь вместо фирмы присылаешь, потом меня крадут буквально у тебя из-под носа, держат взаперти, в говне по уши...
– Но все ведь устроилось! – невразумительно возразил ей Павленко.
Горбачев уже, охая, встал на ноги и не без удовольствия наблюдал за перебранкой.
– Черта лысого устроилось! – заорала Катя, забирая голосом все выше и выше. – Прихожу в поликлинику, меня под белы рученьки два санитара и в кожвендиспансер на учет! Сифилис, мать твою!
Катерина швырнула в физиономию Павленко какие-то бланки с размытыми печатями и рухнула на стул. Она уже была на грани истерики.
– Теперь еще и бабку пришили! – продолжала она. – Вы что, другого места не могли подыскать. Что это за тип в моей квартире?
Она ткнула пальцем в Горбачева и в гневе уставилась на Павлина, ожидая ответа.
– Это старый приятель твоей бабушки, – объяснил ей Павленко. – Они много лет знают друг друга, решили встретиться, поговорить... Знаешь, как бывает между старыми знакомыми, которые вместе...
– ...зону топтали, – закончила его фразу Катя. – Поговорили, вижу.
Она кивнула на труп и разрыдалась. Павлин обнял ее за плечи и насильно вывел в ванную. Послышался плеск воды и завывания Кати, бившейся в истерике. Затем раздался звук пощечин и плач замолк.
Горбачев решил не терять времени даром и обратился ко мне:
– Я вижу, молодой человек, что я недооценил вас. Каюсь, – прижал он руки к груди. – Примите мои восхищения вашей сноровкой и...
– Короче, – прервал я его. – Что вы от меня хотите, Пал Палыч?
– Ну... если вам удалось выбраться из безвыходной ситуации, – с хитрецой посмотрел на меня Горбачев, – то не выберетесь ли вы еще из одной?
– Вы что, хотите меня нанять? – с отвращением спросил я.
– Именно, молодой человек, – Горбачев взял меня за локоть и отвел в сторону. – Видите ли, покойница унесла с собой в могилу некую тайну... Так вот, мы с Идой Франц во время оно пощипали одного ювелира. Взяли много, очень много. Понимаете, очень.
Горбачев подчеркнул это слово каким-то неуловимым тембром, придав ему особое значение. Старик явно не собирался сдаваться и теперь в его планы входило перетянуть меня на свою сторону.
– А тут возьми да и грянь война. Которая Великая Отечественная. Такая вот неприятность, – покачал головой старичок. – Жизнь нас раскидала, а потом вновь свела, да вот сами видите...
Он кивнул на тело Французовой и горестно вздохнул, мелко перекрестившись.
– Только-только я до нее добрался, – Горбачев сжал ладонь в кулак, – а она и уйди. Да так далеко, что отсюдова не достанешь. Чертов бугай, не мог повременить... Я к ней и так и этак... Еще ведь десять лет назад, – десять лет, молодой человек! – родственничков ее убрал – припугнуть вздумал. Куда там! Старуха была как железо – не отдам и все. Потом вот...
Но в это время из ванной вернулись Катя с Павлином. Одежда шоколадного магната была забрызгана водой, а сам он выглядел очень раздраженным. Катя безвольно обвисала, держа его за локоть.
– Этот вопрос мы обсудим позже, – строго сказал Павлин, заканчивая, очевидно, неприятный разговор, начатый в ванной.
– Все равно я от тебя уйду, – упрямо промолвила Катерина.
– Так я вас нанимаю? – быстрым зашептал мне на ухо Горбачев.
Я отрицательно покачал головой и отошел от Пал Палыча – уж больно он был мне противен.
– Все из-за денег, – сомнамбулически произнесла Катя, – все из-за проклятых денег. Бедная бабуся! Всю жизнь тряслась над ворованным... А пошли ли ей эти деньги впрок? Новую жизнь на них разве купишь?
Горбачев оживился.
– Ида Яковлевна, говорите, беспокоилась о сохранности своих ценностей? – спросил он украдкой. – Я ее понимаю. Время сами знаете какое...
– Прятала-прятала, – продолжала Катя, быстро стрельнув глазами в мою сторону, – а что теперь... Так и сгниют где-нибудь...
– Где именно? – потерял всякую осторожность Горбачев. – Где именно сгниют?
– Да хоть в пионерлагере, – бесстрастно произнесла Катя. – Бабка там сторожем одно время работала, так потом каждый год туда наведывалась. Раз и я с ней поехала. Жара была, помнится...
– Так-так, – подсел к ней поближе Горбачев. – И что вы там делали?
– Градусов тридцать, не меньше, – продолжала Катя. – К черту на рога, на край города... Что делали? Да гуляли, помнится. Бабка все возле одной скульптуры стояла, гладила ее, смотрела, как травка растет возле постамента. Пионер с горном, что возле столовой...
Павлин обменялся понимающим взглядом с Горбачевым и быстро направился к двери. Старик засеменил следом за ним. Из прихожей слышались их голоса:
– На сколько там?
– По весу килограмм на пятнадцать с половиной, – доносился удаляющийся голос Горбачева.
– Рыжье?
– Камушки...
– Посмотрим-посмотрим... Хоть какой от девки прок будет, – пробормотал себе под нос Павлин, – может, и расходы окупятся...
Внизу хлопнула дверь подъезда. Мы остались с Катей вдвоем, если не считать трупа.
Девушка последний раз шмыгнула покрасневшим носом, высморкалась, потом резко встала со стула и озорно посмотрела на меня.
– Ну что, – подмигнула она, – поехали? Или ты весь такой бескорыстный?
– К Мамыкиным? – спросил я наугад и явно попал в точку.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Катя. – Ах да, ты же ведь этот... Шерлок-Пуаро.
– А это? – я указал на окоченевшее тело своей бывшей клиентки.
– Павлин потом приберет, – просто ответила Катя. – Я еще немного с ним подружу, а потом подготовлю себе пути к отступлению. Сегодня я заявила, что уйду от него, так он – сразу на дыбы. А ведь я поняла, что он уже собирается меня бросить, и не сделай я первый ход, – точно бы расстались. Но теперь – хренушки.
Я только и мог, что подивиться таким глубинам психологии.
Мы не стали ждать автобуса и добрались к Мамыкиным на попутке. Ветхий домишко выглядел точно так же, как и во время моего прошлого посещения. Только теперь облезлая собачонка сидела на крыльце и, покачиваясь от порывистого ветра, жалобно выла.
– Это к беде, – серьезно сказала Катя. – Но мне уже ничего не страшно.
Она подошла к калитке и, своротив ее на сторону, решительно направилась к дому. Собака, не переставая выть, поджала хвост между ног и проворно скрылась в густых зарослях высокой конопли.
Хозяева сидели в горнице и смотрели по телевизору, как Президент зачитывает ежегодное послание Федеральному Собранию. Наше появление было встречено почти без эмоций, разве что Анна Павловна кивнула и указала нам на табуретки, стоявшие возле телевизора.
– Про всю про нашу жизнь объясняет, надо выслушать, – на мгновение повернулась к нам Мамыкина и снова уткнулась в экран.
Этого еще не хватало!
Я не исключал вероятности того, что Павлин с Горбачевым могут нагрянуть сюда, к Мамыкиным в самое ближайшее время. А до этого момента мне все же хотелось бы разобраться со злополучным кладом.
Хотя, честно говоря, с формальной стороны дела из моих клиентов оставалась только Ольга Травкина, заказавшая мне расследование убийства Романа Егорычева. Ида была мертва, а Кате я вернул кассету.
На наше счастье, Президент уже заканчивал. Он перевернул последний листок своей объемистой речи и, заметно, ускорив темп, продвигался к концу.
– А это кто? – спросил Леонид Ильич у супруги, указывая в телевизор.
– Самый главный человек, – уважительно и опасливо отозвалась Мамыкина.
Тут Катя выматерилась, быстро подошла к телевизору и выдернула шнур из розетки. Мамыкины продолжали сидеть на своих местах, уставясь теперь в пустой экран, как будто передача продолжалась.
Катя присела перед ними на корточки и, отчетливо выговаривая каждое слово и помогая себе при этом жестами рук, произнесла:
– Ида. Не так давно. Оставляла. У вас. Вещи. Было такое? Отвечайте же! – ее глаза напряженно смотрели на Мамыкиных.
Анна Павловна согласно кивнула, как загипнотизированная взглядом девушки.
– Она. Все. Забрала? – спросила с надеждой Катя. – Или. Что-то. Осталось?
– Ида взяла только часть, – тихо проговорила Мамыкина, не отрывая от нее глаз.
– Где? – почти пропела Катерина. – Где. Все. Остальное?
– Нету, – Мамыкина развела руками, словно механическая кукла.
– Было? – решила разобраться Катя в такой сложной логике.
– Было, – подтвердила Анна Павловна.
– Нету? – продолжала Катя свой нелегкий допрос.
– Нету, – снова кивнула Мамыкина.
– Так куда же это остальное подевалось, мать вашу? – заорала Катя. – Если Ида не брала и у вас дома нет, то где, где, где?!
– Так Ромочка же забрал, – заморгав, ответила Мамыкина. – О чем я тебе и толкую.
И в этот момент я понял, что Катя догадалась, где находится клад.
Не знаю, почему я пришел к такому заключению, – то ли ее лицо вдруг на миг посерьезнело, то ли глаза как-то странно загорелись, а потом снова погасли. Она тут же взяла себя в руки и, бессильно опустившись на табурет, уронила лицо в ладони.
– Все, – сказала она глухо, – теперь концов уже никто не сможет найти.
– Не очевидно, – уклончиво отозвался я, не желая дать девушке понять, что мне удалось уловить эту мгновенную реакцию.
Снаружи раздался жуткй вой собаки. Затем послышались приближающиеся шаги и одышливое дыхание. Скрипнула дверь, ноги топотали уже в сенях и вот, дверь горницы растворилась и на пороге возник Павлин. Сзади него маячил Пал Палыч Горбачев.
– Та-ак, – произнес задыхающийся Павлин, осматривая присутствующих. – Значит, вы уже тут. Тем лучше. Думали, что вы самые умные?
Горбачев проскользнул у него под рукой и подошел к неподвижно сидевшей на табуретке Кате. Девушка очень искусно изобразила полное непонимание и, подняв глаза на Павлина, спросила:
– Павлик, когда мы пойдем к врачу? У меня же сессия на носу, я не могу...
– На носу-у? – со злобой передразнил ее Павлин. – Скажи лучше, какого хрена ты наврала нам про статую в пионерлагере?
– Про какую статую? – изумленно переспросила Катерина, глядя на Павлина невинными глазами. – Разве я что-то говорила про статую?
– Про статую, под которой спрятан клад! – закричал Павлин.
– Павлик, миленький, – Катерина прижала руки к груди, – да я вовсе не говорила тебе, что под ней спрятан клад! Правда ведь?
Катя повернулась к Горбачеву, который стоял у нее за спиной.
– Я ведь только сказала, что моя бабка работала там сторожем и мы изредка гуляли в этих краях. А возле статуи она останавливалась, поскольку этот пионер напоминал ей себя в молодости... – сбивчиво пояснила Катерина. – Павлик, мне страшно... страшно за тебя... Может быть, болезнь уже влияет на мозг... Скажи мне, скажи мне честно, на какой стадии у тебя...
Павленко подскочил к ней и, схватив Катю за плечи, рывком поднял в воздух.
– Мы полчаса валили эту гипсовую х...вину! – орал шоколадный магнат, брызгая слюной. – Сто баксов я отдал завхозу, сто пятьдесят – этим сраным омоновцам из охраны! И что же?
Тут подал голос глава дома. Леонид Ильич, до сего времени сидевший в безмолвии, соизволил обратить свое внимание на происходящее.
– Жена, – подтолкнул он локтем свою супругу, – а чего это у нас столько гостей без угощения томятся? Ну-ка быстренько сообрази!
Анна Павловна согласно кивнула и, по пути смахнув со стола пыль фартуком, скрылась в сенях. Павленко насторожился и, отшвырнув Катерину на табурет, проводил взглядом Мамыкину.
А Пал Палыч Горбачев, прекратив тратить напрасные усилия на мою вербовку, присел рядом с плачущей Катей и принялся ее утешать, поглаживая по голове.
– Все еще устроится, – машинально приговаривал он, – милые бранятся – только тешатся... Я вот – сколько народу потерял – и ничего. Как вы можете убедиться, абсолютно спокоен. Вы читали Карнеги? Нет? Обязательно прочтите, американская школа!
– Кого вы потеряли? – не поняла Катя, сморкавшаяся в розовый платочек.
– Парней моих, – пояснил Горбачев и стал загибать пальцы, – Дрон, во-первых... Ах нет, пардон, еще на днях подельник мой по прежним еще временм коньки отбросил. Сам виноват, нужно было со мной по-людски говорить, а он в темную играть начал, вот и поплатился.
Я понял, что он говорит о Рукосуеве. Вот загадочная связь – Травкина ведь видела их вместе в банке. Рукосуев спонсировал Французову. Знал ли об этом Горбачев? Вряд ли, иначе он вел бы себя по-другому. Но почему же он тогда убрал старого приятеля?
– А сегодня сколько народу недосчитался – так целый букет, – продолжал старик. – Дрон погиб ни за грош, ваш бойфренд постарался. Впрочем, пользы от него было не так уж много, но все равно жаль. Потом Буба. Впрочем, вы уже с ним, кажется, познакомились.
Пал Палыч с хитрецой посмотрел на Катю, потом, слегка наклонившись, заглянул в вырез на ее кофточке и одобрительно покачал головой.
– А что, – медленно спросила Катя, – этот самый... как вы сказали? Боба?
– Буба, солнышко мое, – ласково поправил Катерину Горбачев, делая вид, что он решил поиграть в игру по ее правилам.
Я усмехнулся. Парень явно начал свою игру и начал ее давно. Мне это было ясно, как дважды два, но, похоже, некоторых участников всей этой истории еще ожидают упоительные открытия.
– Да-да, Буба, – как бы припоминая, повторила Катя, – так Буба тоже... погиб?
– Отнюдь нет, золотце мое, – ответил господин Горбачев, – но, честно говоря. еще неизвестно, что для него на самом деле лучше: бегать от меня по этой маленькой земле или честно принять смерть, которая рано или поздно и так всем суждена.
Выдержав паузу после этой банальной сентенции, Пал Палыч перешел к сути дела:
– Так я вот что хочу спросить, лапочка: где вы с ним договорились встретиться?
Павлин, услышав этот вопрос, подскочил к Кате и, с силой оттолкнув в сторону своего пожилого тезку, наотмашь ударил ее по щеке.
– Так ты с ним спала?!
В горнице появилась Анна Павловна с бутылью мутного самгона в одной руке и длинным французским батоном в другой. Водрузив спиртное на стол, она вынула из шкапчика рюмки и быстро разлила по ним жидкость. Обернувшись к гостям, которые приумолкли при ее появлении, Анна Павловна радостно провозгласила:
– Чем бог послал!
Заминка, впрочем, была быстро преодолена.
Катя вконец вышла из себя. Быстро вскочив с пола, она набросилась на Павлина, словно бесстрашная кошка на волкодава.
– Да, я спала с этим сопляком! И единственное, о чем я жалею, это то, что я заразила его! О-о, как он двигался, как слушался моего тела! – кричала она, вытаращив глаза и широко расставив руки.
Павлин опешил от такого поворота дела и даже не нашелся, что ответить. Да Катя и не была настроена на диалог, ей было необходимо выплеснуть накопившееся в ней за эти часы напряжение. Или, вернее, ей хотелось, чтобы окружающие именно так трактовали ее поведение.
– Не тебе чета! – захохотала она в лицо своему приятелю. – Ты мне еще заплатишь! За все, слышишь, за все заплатишь сполна! Рассказать им, что ты со мной выделывал, а? Рассказать про...
– Не надо, – твердо сказал Павлин. – Немедленно замолчи, или я...
– Что? – Катя выгнула вперед шею, словно собираясь вцепиться в Павлина зубами. – Ну, что ты со мной сделаешь? Убьешь? Как убил Дрона? Как убил Иду? Ты только и умеешь, что убивать! Конкурентов душишь деньгами, а кто попроще – в того можно и пулю всадить!
– Она не понимает, что говорит, – обернулся Павлин к ее родственникам. – Потеря близких вконец помутила ее разум. Еще бы! Сегодня в результате несчастного случая скончалась Ида Яковлевна, несколько дней назад убит Роман Егорычев...
– Ушел Ромочка, – горестно подтвердила Анна Павловна, – совсем от нас ушел. И с собой все унес, подмышкой, что Ида оставляла!
Кате повезло и она деловито уселась в первую же остановившуюся автомашину, на прощание помахав мне рукой из окошечка.
Я посмотрел на часы. Со времени нашего расставания с Горбачевым и компанией прошло не больше сорока минут. Наверняка сейчас вся братва заваливается к Французовой и начинается самое интересное.
Я просто не мог бросить ход дела на самотек и пропустить такое значительное событие и решил присоединиться к своим знакомым.
Мне всегда нравилось, когда много людей, имеющих друг к другу некоторые претензии собираются в одном помещении. Обычно в таких случаях переговоры значительно упрощаются и стороны достигают консенсуса. В том случае, конечно, если после переговоров остаются как минимум две стороны, а не одна.
По пути я решил продолжить беседу с Приятелем и, достав телефон, говорил, – а, вернее, больше слушал, – прямо на ходу.
Информация была настолько важной и интересной, что мне приходилось то и дело уклоняться от прохожих, так и норовивших толкнуть меня то в плечо, то в спину. Наверное, я казался им новым русским, ведь сотовые телефоны у нас – знак преуспевания, хотя на мой взгляд это не больше, чем производственная необходимость.
Выждав положенное количество гудков, я предствился и выслушал окончание информации, которую я мог бы получить еще дома, если бы вовремя позаботился об UPS, либо – не случись той злополучной аварии.
Пунктом третьим шел господин Павленко, магнат от кондитерской фабрики. На него материала было выше крыши, но, благодаря сильной волосатой руке в центральных органах власти, он крепко держался на ногах. Я даже думаю, что и сегодняшняя его резвость вполне бы могла остаться без внимания властей, – ведь автомобиль Павлина так и остался перед домом Горбачева.
Пункт четвертый меня особенно интересовал. Странноватая чета Мамыкиных была для меня темным пятном во всей этой истории. Мне было поведано, что супруги Мамыкины много лет страдают психическими заболеваниями, наблюдаются в психдиспансере и неоднократно являлись объектом внимания правоохранительных органов в связи с их неадекватным поведением. Особенно это касалось Леонида Ильича, – очевидно, из-за его пристрастия к спиртному.
Что касается господина Рукосуева, то Приятель выдал мне вереницу его судимостей. В последнее время этот деятель занимал довольно видный пост в одной фирме. Скорее всего, это было чистой формальностью, а на самом деле покойник продолжал предаваться своему излюбленному занятию – пополнению собственой коллекции ювелирных изделий за счет как государства, так и простых граждан.
Небезынтересно, что по делу Шаврыкина он проходил вместе с моим новым знакомцем – Горбачевым П.П. Не исключено, что именно старика Горбачева видела вместе с Рукосуевым Ольга Травкина.
На саму же Ольечку Травкину в анналах разнообразных служб и учреждений не было никакой значимой информации. Прописка, работа – больше ничегошеньки. Не буду скрывать, что я вздохнул с облегчением.
Роман Егорычев, царство ему небесное, до сих пор лежал в морге. Интересно, получил ли дежурный причитающиеся ему проценты?
– ПРЕДЛАГАЕТСЯ СЛЕДУЮЩАЯ СХЕМА ДЕЙСТВИЙ, – монотонно продолжал Приятель.
Я навострил слух. Надеюсь, мне не придется покидать пределы родного города. Хотя, может статься, Приятель может запросто отправить меня куда-нибудь на Гонолулу. И, что самое интересное, окажется прав.
– ПОСЛЕ РАЗБОРКИ У ФРАНЦУЗОВОЙ ИМЕЕТ СМЫСЛ ПОСЕТИТЬ ЗАГОРОДНЫЙ ДОМ МАМЫКИНЫХ И БОЛЬНИЦУ НОМЕР ШЕСТЬ, ПАЛАТА ВОСЕМНАДЦАТЬ.
– Угу, – подтвердил я, помечая цифры себе в блокноте. – Что-нибудь еще?
– ВНИМАНИЕ! – неожиданно раздалось в трубке. – ИМЕЕТСЯ СПЕЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ.
– Излагай, – насторожился я. Подобная форма свидетельствовала о крайней степени серьезности полученных Приятелем материалов.
– ИНФОРМАЦИЯ ПРЕДСТАВЛЯЕТ ИЗ СЕБЯ ВИДЕОМАТЕРИАЛ. СТЕПЕНЬ СРОЧНОСТИ ВЕСЬМА ВЫСОКА, – строго предупредил Приятель.
Но его последние слова я уже выслушивал, стоя у самого порога дома своей недобросовестной клиентки. Мне не терпелось проникнуть внутрь и увидеть то, что там происходит своими глазами.
– Хорошо, скоро буду. Сейчас – отбой, – проговорил я, нашаривая взглядом окна Французовой. И, немного помедлив, добавил: – Спасибо.
– ХАЙ, – меланхолично отозвался Приятель. – НЕ ПРОПАДАЙ НАДОЛГО.
Как ни странно, мне удалось проникнуть в квартиру Французовой совершенно беспрепятственно – Павлин оставил своих людей внизу в «джипе». Очевидно, ни Горбачев, ни Ида Яковлевна не представляли для него опасности и он мог пренебречь охраной.
Дверь была не заперта, лишь накинута цепочка, которую я, просунув руку в отверстие, быстренько снял. Не понимаю, зачем люди используют цепочки? Открыть труда не представляет, защиты никакой. Впрочем, выстрелить можно и в дверной глазок.
К моему приходу оживленная беседа в доме по улице Циолковского была в самом разгаре. Собеседники были настолько увлечены друг другом, что мое появление было замечено ими далеко не сразу.
Очевидно, все разумные аргументы были уже исчерпаны и теперь в дело пошли неконтролируемые эмоции. Именно так можно было охарактеризовать картину, которая предстала моим изумленным глазам.
Павел Андреевич Павленко стоял посреди комнаты, воздев руки к потолку. В одной руке у него мотался господин Горбачев, в другой – госпожа Французова. Оба пожилых человека, лишенные опоры, громко хрипели и пучили глаза. Особенно тяжко приходилось моей клиентке.
– Мне плевать на ваши застарелые дрязги! – кричал Павлин. – Уже полчаса я слушаю, как вы лаетесь и только зря теряю время!
Горбачев два раза широко открыл рот, но кроме звука, похожего на скрип несмазанной двери, ничего не смог из себя исторгнуть.
– Где моя девка? – орал разъяренный Павлин. – Если через полчаса вы не уладите свои проблемы, я вас стукну лбами друг об дружку так, что у вас мозги повылетают к чертовой матери!
С этими словами и шмякнул оба тела об пол и в изнеможении уселся на жалобно хрустнувший под тяжестью его тела диванчик.
– Вну-ученька моя, – хрипела Ида Яковлевна Французова, с усилием поднимаясь на четвереньки. – За что такие муки принимаю... Этот волчара ее захомутал, а мне теперь отвечать...
– Отдай камушки, получишь девку, – не поднимаясь с пола ответил Горбачев.
– Еще чего! – тут же вскипела старушка. – Ты сначала докажи, что...
– Ма-алчать! – заорал Павлин. – Вы что, снова за свое?
– Катенька, – продолжала горестно причитать Французова, – видно нам с тобой больше не свидеться. Ох, судьба моя стерва...
– То есть, не отдашь? – перевел ее завывания на деловой язык Горбачев.
Французова отрицательно помотала головой, не переставая плакать.
– Ну что я говорил! – посмотрел Горбачев на Павлина. – Упрямая, как ослица, скупая, как государство. Все, мое терпение на исходе.
– Мое тоже, – резко поднялся с места Павленко и, подойдя к стоящей на коленях Иде Яковлевне, с размаху ударил ее носком ботинка в лицо.
Французова отлетела в угол комнаты и упала очень неудачно – висок вписался как раз в угол тумбочки, которая использовалась как подставка для старенького черно-белого телевизора.
Сила удара была так велика, что на полировку брызнула кровь, а безжизненное тело Иды Яковлевны сползло по стене и она рухнула на пол возле Горбачева. Старик мгновенно оживился, приподнялся и осмотрел рану. Потом потрогал пульс и нагнулся над ее лицом.
– Мертва, – констатировал он и смахнул слезу. – Плакали мои побрякушки.
Павленко, убивший за день уже второго человека своими руками (впрочем, в этот раз – ногами), с раздражением смотрел на старика.
– Где? – спросил он мрачно и я понял, что больше он ничего уже спрашивать не будет, а просто вынет оружие и прибавит к списку трупов еще один.
Настала моя очередь вмешаться. Я сделал шаг вперед из коридора и кашлянул в кулак.
– Если вы про Катю, Павел Андреевич, то она в данный момент направилась в поликлинику номер десять забрать анализы, – скромно поведал я.
– Что за бред? – сморщился Павленко. – В какую еще поликлинику?
– В десятую, – повторил я. – Мы расстались с вашей подругой минут пятнадцать назад и, надо сказать, Катерина была сердита.
– Как вы здесь оказались, черт возьми! – закричал Павлин.
– Да надоело как-то сидеть в одиночестве, – пожал я плечами. – Кстати, в соседнем отсеке я обнаружил Катю, пока вы ехали сюда в надежде добиться от этих двух престарелых мерзавцев консенсуса насчет драгоценностей и выудить таким образом от этого хмыря местонахождение вашей... э-э... подруги.
– Так Катя на свободе?
– Разумеется.
– А она еще и сердится, – ухмыльнулся Горбачев. – Вот молодежь пошла.
– Сердится, сердится, – подтвердил я. – Очень была недовольна.
– Это еще почему же? – недоуменно взвыл Павлин. – Неужели плащик ей не подошел?
– Насчет плащика – не знаю, но сердита, – твердо ответил я.
За спиной у нас раздался тихий вскрик и все мы, словно по команде повернули головы.
В дверном проеме стояла Катя, в ужасе глядя на труп собственной бабушки.
– Ну знаете ли, – обвела она нас глазами, – это уж слишком.
– Видишь ли, Катюша, – начал Павлин, но она резко оборвала его.
– Заткнись, сифилюга! Где ты подцепил на конец, а? В баньке, когда с немцами контракт обмывали? Или тогда, на пленэре?
– Ты о чем? – недоуменно спросил Павел Андреевич. – Я что-то никак в толк не возьму... Кстати, тебе подошел плащик, который...
– Обмотай этой тряпкой свой конец и подожги, гадина! – заорала Катя. – Этого мне еще не хватало! Какую-то таиландскую дрянь вместо фирмы присылаешь, потом меня крадут буквально у тебя из-под носа, держат взаперти, в говне по уши...
– Но все ведь устроилось! – невразумительно возразил ей Павленко.
Горбачев уже, охая, встал на ноги и не без удовольствия наблюдал за перебранкой.
– Черта лысого устроилось! – заорала Катя, забирая голосом все выше и выше. – Прихожу в поликлинику, меня под белы рученьки два санитара и в кожвендиспансер на учет! Сифилис, мать твою!
Катерина швырнула в физиономию Павленко какие-то бланки с размытыми печатями и рухнула на стул. Она уже была на грани истерики.
– Теперь еще и бабку пришили! – продолжала она. – Вы что, другого места не могли подыскать. Что это за тип в моей квартире?
Она ткнула пальцем в Горбачева и в гневе уставилась на Павлина, ожидая ответа.
– Это старый приятель твоей бабушки, – объяснил ей Павленко. – Они много лет знают друг друга, решили встретиться, поговорить... Знаешь, как бывает между старыми знакомыми, которые вместе...
– ...зону топтали, – закончила его фразу Катя. – Поговорили, вижу.
Она кивнула на труп и разрыдалась. Павлин обнял ее за плечи и насильно вывел в ванную. Послышался плеск воды и завывания Кати, бившейся в истерике. Затем раздался звук пощечин и плач замолк.
Горбачев решил не терять времени даром и обратился ко мне:
– Я вижу, молодой человек, что я недооценил вас. Каюсь, – прижал он руки к груди. – Примите мои восхищения вашей сноровкой и...
– Короче, – прервал я его. – Что вы от меня хотите, Пал Палыч?
– Ну... если вам удалось выбраться из безвыходной ситуации, – с хитрецой посмотрел на меня Горбачев, – то не выберетесь ли вы еще из одной?
– Вы что, хотите меня нанять? – с отвращением спросил я.
– Именно, молодой человек, – Горбачев взял меня за локоть и отвел в сторону. – Видите ли, покойница унесла с собой в могилу некую тайну... Так вот, мы с Идой Франц во время оно пощипали одного ювелира. Взяли много, очень много. Понимаете, очень.
Горбачев подчеркнул это слово каким-то неуловимым тембром, придав ему особое значение. Старик явно не собирался сдаваться и теперь в его планы входило перетянуть меня на свою сторону.
– А тут возьми да и грянь война. Которая Великая Отечественная. Такая вот неприятность, – покачал головой старичок. – Жизнь нас раскидала, а потом вновь свела, да вот сами видите...
Он кивнул на тело Французовой и горестно вздохнул, мелко перекрестившись.
– Только-только я до нее добрался, – Горбачев сжал ладонь в кулак, – а она и уйди. Да так далеко, что отсюдова не достанешь. Чертов бугай, не мог повременить... Я к ней и так и этак... Еще ведь десять лет назад, – десять лет, молодой человек! – родственничков ее убрал – припугнуть вздумал. Куда там! Старуха была как железо – не отдам и все. Потом вот...
Но в это время из ванной вернулись Катя с Павлином. Одежда шоколадного магната была забрызгана водой, а сам он выглядел очень раздраженным. Катя безвольно обвисала, держа его за локоть.
– Этот вопрос мы обсудим позже, – строго сказал Павлин, заканчивая, очевидно, неприятный разговор, начатый в ванной.
– Все равно я от тебя уйду, – упрямо промолвила Катерина.
– Так я вас нанимаю? – быстрым зашептал мне на ухо Горбачев.
Я отрицательно покачал головой и отошел от Пал Палыча – уж больно он был мне противен.
– Все из-за денег, – сомнамбулически произнесла Катя, – все из-за проклятых денег. Бедная бабуся! Всю жизнь тряслась над ворованным... А пошли ли ей эти деньги впрок? Новую жизнь на них разве купишь?
Горбачев оживился.
– Ида Яковлевна, говорите, беспокоилась о сохранности своих ценностей? – спросил он украдкой. – Я ее понимаю. Время сами знаете какое...
– Прятала-прятала, – продолжала Катя, быстро стрельнув глазами в мою сторону, – а что теперь... Так и сгниют где-нибудь...
– Где именно? – потерял всякую осторожность Горбачев. – Где именно сгниют?
– Да хоть в пионерлагере, – бесстрастно произнесла Катя. – Бабка там сторожем одно время работала, так потом каждый год туда наведывалась. Раз и я с ней поехала. Жара была, помнится...
– Так-так, – подсел к ней поближе Горбачев. – И что вы там делали?
– Градусов тридцать, не меньше, – продолжала Катя. – К черту на рога, на край города... Что делали? Да гуляли, помнится. Бабка все возле одной скульптуры стояла, гладила ее, смотрела, как травка растет возле постамента. Пионер с горном, что возле столовой...
Павлин обменялся понимающим взглядом с Горбачевым и быстро направился к двери. Старик засеменил следом за ним. Из прихожей слышались их голоса:
– На сколько там?
– По весу килограмм на пятнадцать с половиной, – доносился удаляющийся голос Горбачева.
– Рыжье?
– Камушки...
– Посмотрим-посмотрим... Хоть какой от девки прок будет, – пробормотал себе под нос Павлин, – может, и расходы окупятся...
Внизу хлопнула дверь подъезда. Мы остались с Катей вдвоем, если не считать трупа.
Девушка последний раз шмыгнула покрасневшим носом, высморкалась, потом резко встала со стула и озорно посмотрела на меня.
– Ну что, – подмигнула она, – поехали? Или ты весь такой бескорыстный?
– К Мамыкиным? – спросил я наугад и явно попал в точку.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Катя. – Ах да, ты же ведь этот... Шерлок-Пуаро.
– А это? – я указал на окоченевшее тело своей бывшей клиентки.
– Павлин потом приберет, – просто ответила Катя. – Я еще немного с ним подружу, а потом подготовлю себе пути к отступлению. Сегодня я заявила, что уйду от него, так он – сразу на дыбы. А ведь я поняла, что он уже собирается меня бросить, и не сделай я первый ход, – точно бы расстались. Но теперь – хренушки.
Я только и мог, что подивиться таким глубинам психологии.
Мы не стали ждать автобуса и добрались к Мамыкиным на попутке. Ветхий домишко выглядел точно так же, как и во время моего прошлого посещения. Только теперь облезлая собачонка сидела на крыльце и, покачиваясь от порывистого ветра, жалобно выла.
– Это к беде, – серьезно сказала Катя. – Но мне уже ничего не страшно.
Она подошла к калитке и, своротив ее на сторону, решительно направилась к дому. Собака, не переставая выть, поджала хвост между ног и проворно скрылась в густых зарослях высокой конопли.
Хозяева сидели в горнице и смотрели по телевизору, как Президент зачитывает ежегодное послание Федеральному Собранию. Наше появление было встречено почти без эмоций, разве что Анна Павловна кивнула и указала нам на табуретки, стоявшие возле телевизора.
– Про всю про нашу жизнь объясняет, надо выслушать, – на мгновение повернулась к нам Мамыкина и снова уткнулась в экран.
Этого еще не хватало!
Я не исключал вероятности того, что Павлин с Горбачевым могут нагрянуть сюда, к Мамыкиным в самое ближайшее время. А до этого момента мне все же хотелось бы разобраться со злополучным кладом.
Хотя, честно говоря, с формальной стороны дела из моих клиентов оставалась только Ольга Травкина, заказавшая мне расследование убийства Романа Егорычева. Ида была мертва, а Кате я вернул кассету.
На наше счастье, Президент уже заканчивал. Он перевернул последний листок своей объемистой речи и, заметно, ускорив темп, продвигался к концу.
– А это кто? – спросил Леонид Ильич у супруги, указывая в телевизор.
– Самый главный человек, – уважительно и опасливо отозвалась Мамыкина.
Тут Катя выматерилась, быстро подошла к телевизору и выдернула шнур из розетки. Мамыкины продолжали сидеть на своих местах, уставясь теперь в пустой экран, как будто передача продолжалась.
Катя присела перед ними на корточки и, отчетливо выговаривая каждое слово и помогая себе при этом жестами рук, произнесла:
– Ида. Не так давно. Оставляла. У вас. Вещи. Было такое? Отвечайте же! – ее глаза напряженно смотрели на Мамыкиных.
Анна Павловна согласно кивнула, как загипнотизированная взглядом девушки.
– Она. Все. Забрала? – спросила с надеждой Катя. – Или. Что-то. Осталось?
– Ида взяла только часть, – тихо проговорила Мамыкина, не отрывая от нее глаз.
– Где? – почти пропела Катерина. – Где. Все. Остальное?
– Нету, – Мамыкина развела руками, словно механическая кукла.
– Было? – решила разобраться Катя в такой сложной логике.
– Было, – подтвердила Анна Павловна.
– Нету? – продолжала Катя свой нелегкий допрос.
– Нету, – снова кивнула Мамыкина.
– Так куда же это остальное подевалось, мать вашу? – заорала Катя. – Если Ида не брала и у вас дома нет, то где, где, где?!
– Так Ромочка же забрал, – заморгав, ответила Мамыкина. – О чем я тебе и толкую.
И в этот момент я понял, что Катя догадалась, где находится клад.
Не знаю, почему я пришел к такому заключению, – то ли ее лицо вдруг на миг посерьезнело, то ли глаза как-то странно загорелись, а потом снова погасли. Она тут же взяла себя в руки и, бессильно опустившись на табурет, уронила лицо в ладони.
– Все, – сказала она глухо, – теперь концов уже никто не сможет найти.
– Не очевидно, – уклончиво отозвался я, не желая дать девушке понять, что мне удалось уловить эту мгновенную реакцию.
Снаружи раздался жуткй вой собаки. Затем послышались приближающиеся шаги и одышливое дыхание. Скрипнула дверь, ноги топотали уже в сенях и вот, дверь горницы растворилась и на пороге возник Павлин. Сзади него маячил Пал Палыч Горбачев.
– Та-ак, – произнес задыхающийся Павлин, осматривая присутствующих. – Значит, вы уже тут. Тем лучше. Думали, что вы самые умные?
Горбачев проскользнул у него под рукой и подошел к неподвижно сидевшей на табуретке Кате. Девушка очень искусно изобразила полное непонимание и, подняв глаза на Павлина, спросила:
– Павлик, когда мы пойдем к врачу? У меня же сессия на носу, я не могу...
– На носу-у? – со злобой передразнил ее Павлин. – Скажи лучше, какого хрена ты наврала нам про статую в пионерлагере?
– Про какую статую? – изумленно переспросила Катерина, глядя на Павлина невинными глазами. – Разве я что-то говорила про статую?
– Про статую, под которой спрятан клад! – закричал Павлин.
– Павлик, миленький, – Катерина прижала руки к груди, – да я вовсе не говорила тебе, что под ней спрятан клад! Правда ведь?
Катя повернулась к Горбачеву, который стоял у нее за спиной.
– Я ведь только сказала, что моя бабка работала там сторожем и мы изредка гуляли в этих краях. А возле статуи она останавливалась, поскольку этот пионер напоминал ей себя в молодости... – сбивчиво пояснила Катерина. – Павлик, мне страшно... страшно за тебя... Может быть, болезнь уже влияет на мозг... Скажи мне, скажи мне честно, на какой стадии у тебя...
Павленко подскочил к ней и, схватив Катю за плечи, рывком поднял в воздух.
– Мы полчаса валили эту гипсовую х...вину! – орал шоколадный магнат, брызгая слюной. – Сто баксов я отдал завхозу, сто пятьдесят – этим сраным омоновцам из охраны! И что же?
Тут подал голос глава дома. Леонид Ильич, до сего времени сидевший в безмолвии, соизволил обратить свое внимание на происходящее.
– Жена, – подтолкнул он локтем свою супругу, – а чего это у нас столько гостей без угощения томятся? Ну-ка быстренько сообрази!
Анна Павловна согласно кивнула и, по пути смахнув со стола пыль фартуком, скрылась в сенях. Павленко насторожился и, отшвырнув Катерину на табурет, проводил взглядом Мамыкину.
А Пал Палыч Горбачев, прекратив тратить напрасные усилия на мою вербовку, присел рядом с плачущей Катей и принялся ее утешать, поглаживая по голове.
– Все еще устроится, – машинально приговаривал он, – милые бранятся – только тешатся... Я вот – сколько народу потерял – и ничего. Как вы можете убедиться, абсолютно спокоен. Вы читали Карнеги? Нет? Обязательно прочтите, американская школа!
– Кого вы потеряли? – не поняла Катя, сморкавшаяся в розовый платочек.
– Парней моих, – пояснил Горбачев и стал загибать пальцы, – Дрон, во-первых... Ах нет, пардон, еще на днях подельник мой по прежним еще временм коньки отбросил. Сам виноват, нужно было со мной по-людски говорить, а он в темную играть начал, вот и поплатился.
Я понял, что он говорит о Рукосуеве. Вот загадочная связь – Травкина ведь видела их вместе в банке. Рукосуев спонсировал Французову. Знал ли об этом Горбачев? Вряд ли, иначе он вел бы себя по-другому. Но почему же он тогда убрал старого приятеля?
– А сегодня сколько народу недосчитался – так целый букет, – продолжал старик. – Дрон погиб ни за грош, ваш бойфренд постарался. Впрочем, пользы от него было не так уж много, но все равно жаль. Потом Буба. Впрочем, вы уже с ним, кажется, познакомились.
Пал Палыч с хитрецой посмотрел на Катю, потом, слегка наклонившись, заглянул в вырез на ее кофточке и одобрительно покачал головой.
– А что, – медленно спросила Катя, – этот самый... как вы сказали? Боба?
– Буба, солнышко мое, – ласково поправил Катерину Горбачев, делая вид, что он решил поиграть в игру по ее правилам.
Я усмехнулся. Парень явно начал свою игру и начал ее давно. Мне это было ясно, как дважды два, но, похоже, некоторых участников всей этой истории еще ожидают упоительные открытия.
– Да-да, Буба, – как бы припоминая, повторила Катя, – так Буба тоже... погиб?
– Отнюдь нет, золотце мое, – ответил господин Горбачев, – но, честно говоря. еще неизвестно, что для него на самом деле лучше: бегать от меня по этой маленькой земле или честно принять смерть, которая рано или поздно и так всем суждена.
Выдержав паузу после этой банальной сентенции, Пал Палыч перешел к сути дела:
– Так я вот что хочу спросить, лапочка: где вы с ним договорились встретиться?
Павлин, услышав этот вопрос, подскочил к Кате и, с силой оттолкнув в сторону своего пожилого тезку, наотмашь ударил ее по щеке.
– Так ты с ним спала?!
В горнице появилась Анна Павловна с бутылью мутного самгона в одной руке и длинным французским батоном в другой. Водрузив спиртное на стол, она вынула из шкапчика рюмки и быстро разлила по ним жидкость. Обернувшись к гостям, которые приумолкли при ее появлении, Анна Павловна радостно провозгласила:
– Чем бог послал!
Заминка, впрочем, была быстро преодолена.
Катя вконец вышла из себя. Быстро вскочив с пола, она набросилась на Павлина, словно бесстрашная кошка на волкодава.
– Да, я спала с этим сопляком! И единственное, о чем я жалею, это то, что я заразила его! О-о, как он двигался, как слушался моего тела! – кричала она, вытаращив глаза и широко расставив руки.
Павлин опешил от такого поворота дела и даже не нашелся, что ответить. Да Катя и не была настроена на диалог, ей было необходимо выплеснуть накопившееся в ней за эти часы напряжение. Или, вернее, ей хотелось, чтобы окружающие именно так трактовали ее поведение.
– Не тебе чета! – захохотала она в лицо своему приятелю. – Ты мне еще заплатишь! За все, слышишь, за все заплатишь сполна! Рассказать им, что ты со мной выделывал, а? Рассказать про...
– Не надо, – твердо сказал Павлин. – Немедленно замолчи, или я...
– Что? – Катя выгнула вперед шею, словно собираясь вцепиться в Павлина зубами. – Ну, что ты со мной сделаешь? Убьешь? Как убил Дрона? Как убил Иду? Ты только и умеешь, что убивать! Конкурентов душишь деньгами, а кто попроще – в того можно и пулю всадить!
– Она не понимает, что говорит, – обернулся Павлин к ее родственникам. – Потеря близких вконец помутила ее разум. Еще бы! Сегодня в результате несчастного случая скончалась Ида Яковлевна, несколько дней назад убит Роман Егорычев...
– Ушел Ромочка, – горестно подтвердила Анна Павловна, – совсем от нас ушел. И с собой все унес, подмышкой, что Ида оставляла!