Книжная полка держала на своих досках книги по той же тематике. Отдельная папка была заполнена подшивками статей из газет на афганские темы.
Довершали картину три портрета: Бабрака Кармаля, Бориса Громова и Александра Лебедя.
Причем у последнего из лба торчала стрела – очевидно, Юра тренировался в дартс.
– Ну что, осмотрелись? – заглянула Лепко. – Мне вообще-то пора.
– Да-да, я зайду как-нибудь в другой раз, когда Юра будет дома, – засуетился я.
Уже на пороге я обернулся и решил все же внести последнее уточнение.
– Вот что еще. Знаете... боюсь, что неприятности могут быть у вашего старшего сына.
Лепко искренне удивилась.
– Да нет у меня больше детей. Только Юрка. Один-единственный. Мне хватило.
– А кто же тогда Лепко М.М.?
– Как кто? Да я и есть Лепко М.М. – Майя Михайловна. А Юрка вообще-то не Лепко, а Стингер. Он, когда паспорт после школы получал, взял фамилию моего второго мужа. Очень она ему нравилась, говорит, на ракету похожа. Я его отговаривала, как могла. Намучаешься, говорила, с такой фамилией в жизни. А он нулем. Хочу и все. Ну, я и согласилась. Это как раз с переездом совпало...
– Значит, вашего сына зовут Юрий Стингер, – задумчиво проговорил я.
– Не-ет, – покачала пальцем Майя Михайловна. – По паспорту он Георгий. Он и имя сменил. Как узнал, что Юрий и Георгий – одно имя, так и загорелся. Говорит, хочу, чтобы меня звали как маршала Жукова.
– И глухотой он не страдал, – подытожил я.
– Ни в жисть, – подтвердила Лепко.
– И плейер слушает, не переставая, – заключил я. – О Господи, как все просто.
– Слушает, преимущественно военные марши... Так когда вы заглянете?
Майя Михайловна Лепко свесилась через перила, с удивлением глядя, как я лихо сбегаю вниз, прыгая через три ступеньки.
Выскочив на улицу, я рванулся к автомобилю. Дверца заела, и я чуть не выдрал ее из корпуса.
«Стоп, – приказал я себе. – Не надо нервничать. Ты все равно не знаешь, куда тебе сейчас ехать. Лучше немного пройтись и освежить мозги».
Я внял голосу разума и двинулся вперед по Новостроевской вдоль шоссе.
Понемногу мысли в башке улеглись – или встречный ветер привел их в соответствующее расположение? – и вся картина преступления встала у меня перед глазами. Теперь я уже знал – кто и почему.
Но от этого было не легче.
Чем дольше я живу на свете, тем сильнее убеждаюсь, что большинство бед у наших сограждан происходит из-за почти полного отсутствия среди сферы услуг разветвленной сети психотерапевтов.
Казалось бы, посети Юрий-Георгий разок другой приличного психоаналитика – мир снова принял бы в его глазах реальные очертания.
А так – парень остается зашоренным в своем полубезумном мире и убивает людей.
Картина складывалась, действительно, на редкость безотрадная.
Юрий Лепко не имел друзей, у него не было девушки. Зато он придумывал себе какую-то мифическую платиновую фотомодель Виолетту.
Представляю, как реагировали на его рассказы те люди, с которыми он пытался завязать дружеские отношения. Даже Лида его раскусила!
Комплекс неполноценности усугубился раздвоением личности. Юрий Лепко «расслоился» на себя – такого как есть, со всеми своими проблемами и своего «старшего брата» Марка – выдуманный им персонаж.
Марк стал, так сказать, вторым идеальным Я, которое мало-помалу стало облекаться в его сознании плотью и стало более реальным, чем сам Лепко.
«Марк» был наделен всеми достоинствами, которых был лишен Юрий.
А тут еще подкатил призывной возраст, и Юрий делает попытку как-то самоутвердиться в этой жизни. И снова его ждет провал.
Тогда он наверстывает упущенное – афганскую романтику – через книги и видеофильмы.
Слушает по плееру военные марши, не вынимая наушники из ушей.
Черт, как я мог спутать банальные наушники со слуховым аппаратом тогда на кладбище!
Вот уж не везло, так не везло. Мне ведь даже не удалось содрать черные очки с его физиономии. Тогда бы я уже наверняка узнал в незнакомце парня Жору из розиной фирмы. Да-да, то самый тип, что узнавал про Лопухова. Роза тогда еще пыталась перекричать его плейер...
Добавим сюда еще и неупорядоченный образ жизни Майи Михайловны, которая, судя по моему впечатлению, не очень-то занималась своим чадом.
Но Юрия кое-что было и в активе. Всего один-единственный плюс.
Лепко умел неплохо стрелять.
Правда, и тут ему светили не больше, чем вторые и третьи места на соревнованиях – более удачливый во всех отношениях Андрей Князев обходил его и всегда поднимался на одну степньку пьедестала выше.
И мне, в общем-то, понятен азарт, с которым Лепко использовал предоставленную законом возможность смены фамилии при получении паспорта.
Стингер – это звучит сильно.
Впрочем, я полагаю, что Юрий здесь подсознательно надеялся на то, что со сменой имени и фамилии он сможет пережить некое внутреннее изменение.
И, когда этого не произошло, психический конфликт только усугубился.
Тогда и начались письма.
«Марк» в сознании Юрия занимал еще более выигрышную позицию, будучи брошенным невестой, оскорбленным, мертвым, наконец.
В этом случае Юрия брал на себя невероятно благородную роль последовательного защитника памяти своего старшего брата и, тем самым, получал некоторые из положительных качеств идеального Марка.
Даже более того – униженность и неблагополучность Юрия лишь оттеняли его «подвиг». Юрий, такой униженный и неблагополучный, мстит за своего брата, которому он и в подметки не годится.
А значит, выходит, что и годится. И даже, оказывается, может то, чего не может Марк.
Жертвы были намечены последовательно, хотя выбраны, судя по всему, случайно.
Во-первых, Виктория Петровна Гагарина.
Казалось бы, чем досадила старушка мальчику, который когда-то подметал за ней волосы в парикмахерской, где работала его мать?
Но когда Юрий узнал, что Виктория Петровна всю жизнь проработала судьей, то у него со временем сформировалась определенная мания, которая переросла в миф. Гагарина, наверняка имела среди скамеечников, как она называла подсудимых, каких-то парней, получивши срок за уклонение от воинской повинности.
Почему бы среди них не оказаться Марку?
И Юрий бомбардирует Викторию Петровну письмами, где угрозы чередуются со слезливой историей Марка. Недаром Виктория Петровна даже всплакнула над каким-то письмом. А то, что Юрий был дока в мелодраматических эффектах, я смог оценить по письмам к Лиде.
Пуля поставила точку в придуманной воспаленным сознанием Юрия истории.
Вторым был Андрей Князев. Постоянный соперник по стрельбе, причем, более удачливый, он в представлении Юрия сформировался как коварный обольститель, который увел у Марка любимую им девушку – Лиду. Да еще потом и бросил ее, чем подтвердил репутацию злобного ловеласа.
Разумеется, по логике Лепко, он заслуживал смерти. Это произошло.
Третьим адресатом...
Господи, неужели он убьет Лиду!
Дрожащими руками я вынул «сотку» и набрал номер телефона Лиды.
– Валерочка? – откликнулась Лида. – Солнышко, знаешь, какие мне цветы сегодня прислали? Не ты, часом?
– Господи, какие еще цветы? – ужаснулся я.
– Почему-то белые хризантемы, – ответила Лида. – Князев говорит, что не присылал, ты тоже отрицаешь... Значит, это он, мой таинственный поклонник!
– Какой ужас! – прокричал я. – Он что, тебе уже звонил?
– Еще нет, но я чувствую, что вот-вот должен позвонить, – игриво произнесла Лида. – Кстати, он мне еще и денег прислал.
– Почтовым переводом? – удивился я.
– Письмом! – воскликнула Лида. – Правда, почему-то мало, всего десять марок.
Я меня задроджала рука.
Десять марок – это был знак смерти. Дойчмарка означала Марк.
Все равно, что апельсиновые зернышки в рассказах Конан-Дойла.
– Немедленно перезванивай мне, слышишь? – закричал я. – Немедленно!
– Да что ты так волнуешься, солнышко? – сладко зевнула Лида. – Ну встретимся мы, может быть, познакомимся... Ты что, ревнуешь?
– Я хочу, чтобы ты была живой, понятно? – сказал я, как можно спокойнее, понимая, что спорить с ней сейчас бесполезно.
Если бы я даже стал рассказывать ей обо всех перепетиях этой истории, Лида бы решила, что просто-напросто ревную и отделалась бы шуткой.
Резкий удар вырвал телефон у меня из руки и отбросил его к стене дома в пяти метрах от меня.
Я подбежал и поднял треснувший аппарат, не понимая, что происходит.
Но когда я поднял глаза к кирпичной кладке, то на меня уставилась дырка в стене, из которой весело поблескивала предназначенная мне пуля.
Юрий был где-то рядом, возможно, видел, как я вхожу в дом.
Проследив за мной, он попытался устранить человека, который намеревался спутать ему карты. Наверняка, он помнил, как мне удалось чуть-чуть не обезвредить его еще там, на кладбище. И упускать шанс убрать меня с дороги перед третьим убийством он не мог.
Место было выбрано удачно.
Справа завод, слева забор. Впереди помойка, сзади пустырь. Народу никого.
Я юркнул за забор и, используя его, как прикрыте, помчался к своей автомашине по кромке земли, ежесекундно рискуя свалиться в свежевырытый котлован, наполовину заполненный дождевой водой.
Выстрела в спину не последовало.
Честно говоря, я предпочел бы, чтобы эта история закончилась здесь и сейчас. Но Юрий, очевидно, не хотел оставлять дело на полпути и пока я бегу к машине, он уже едет убивать Лиду.
До дома я гнал, как сумасшедший. Дважды проскочил на красный, один раз позволил себе правый обгон. Едва не сбил кошку.
Телефон, разумеется, не работал.
Оставалась надежда только на то, что у Лиды все же хватит ума позвонить мне. И Приятель запишет ее сообщение на автооответчик.
Я ввалился в дверь и, не раздеваясь, сразу бухнулся к монитору.
– ТЕБЕ ПОЛКАССЕТЫ АВТООТВЕТЧИКА ЗАМУСОРИЛИ, – поведал мне Приятель. – ВОСПРОИЗВОЖУ ВЫБОРОЧНО.
Раздалось тихое шуршание и я услышал веселый голос Лидочки:
– Солнышко-Валерочка, сегодня самый интересный день в моей жизни. Я, наконец-то всласть поболтала с моим таинственным незнакомцем. Мы решили встретиться и поговорить о жизни. Он такой разговорчивый, так меня смешил... Кто знает, может быть, я и оставлю Князева, если мой новый поклонник окажется достойным спутником жизни.
«Смерти, голубушка, – подумал я. – Но насчет самого интересного дня, это ты, пожалуй, права».
– Мы договорились с ним встретиться возле избушки в два... Сейчас я быстренько сбегаю в парикмахерскую, а потом побегу на свидание.
– Какой к черту избушки? – заорал я. – Ты что, совсем с ума сошла? Похмелилась после поминок?
Конечно, Лида меня не слышала.
Зато слышал Приятель и сделал необходимые выводы. Я увидел, как исчезла иконка меню «Анализ» в правом верхнем углу монитора.
А Лида так же беззаботно продолжала щебетать:
– И, знаешь что, давай ты дома посидишь? Вдруг мой новый друг тебя испугается и не захочет ко мне подойти? Так что считай, что я тебе ничего не говорила. Пока, лапушка, я тебе потом перезвоню.
– Да ты мне и так ничего не сказала! – завопил я, ударив кулаком по столу.
Часы звякнули циферблатом о полированную поверхность. Я сверился со временем и чуть не упал в обморок.
До назначенного времени свидания оставалось двадцать минут.
Лида уже выходит из парикмахерской. Звонить ей сейчас домой бессмысленно. Она уже двигается навстречу своей смерти.
Но куда именно?
Я в отчаянии закрыл лицо руками.
Неужели этот маньяк ухлопает бедную глупую Лиду среди бела дня?
Но Приятель вовремя внес ясность в столь запутанное обозначение местности.
На экране засветилась план какого-то участка. Один квадрат был обведен красной рамочкой.
– Так-так, – прильнул я к экрану. – Что же это у нас такое?
Ну конечно же!
Передо мной был план городского парка, где мы гуляли с Лидой и где нас потом чуть не сшиб грузовик, за рулем которого сидел Юрий Лепко.
Выделенный квадрат был той самой избушкой на курьих ножках, расположенной в «детском городке» городского парка, возле которой мы проходили с Лидой – как раз у воды, рядоя с русалкой, водяными и прочей нечистью.
– Спасибо, – сказал я Приятелю. Никогда я не был так искренен в выражении своего чувства благодарности, как в этот раз.
Теперь было было только в хронометраже.
Слава Богу, я успел.
Бросив машину у входа, я вбежал в центральные ворота горпарка.
Я остановился всего на секунду, чтобы перевести дыхание, но, завидев впереди смутное белое пятно, снова рванул вперед из последних сил.
Лида в светлом кожаном плаще стояла возле проклятой избушки на курьих ножках.
«Господи, неужели он сейчас выстрелит!» – подумал я, нащупыавя в кармане «макаров».
И, как назло – вокруг ни одного человека, не говоря уже о милиции, которая должна круглосуточно патрулировать парк согласно постановлению администрации. Звать на помощь, выходит, некого.
Значит, вся ответственность за то, что сейчас произойдет, ложится на твои, хакер, пусть и не хрупкие, но все же не очень широкие плечи.
Несмотря на то, что время уже слегка зашкаливало за намеченный срок, Герман не просматривался.
Может быть, удастся все и предотвратить, уклонившись от перестрелки.
– Лида! – заорал я, слодив ладони рупором возле рта. – Быстро ко мне?
Сволочной ветер унес мои слова куда-то к каруселям. До слуха невушки долетело только какое-то неопределенное завывание, но она все же обернулась.
Я со всех ног побежал вперед, продолжая кричать ту же фразу, но в этот момент из окна избушки высунулись две руки, которые подхватили завизжавшую Лиду подмушки и втащили в избушку.
Это был Юрка. Я успел разглядеть его лицо с неизменными наушниками в ушах. Одет он был ради такого случая в военную камуфляжную форму.
Я был уже совсем рядом с избушкой, когда Юрка высунул голову и дико завопил:
– Пошел вон, сука, а то и тебя замочу! Я до трех считать не буду, дерьмо собачье!
Кричал он, действительно, чересчур громко. Так обычно люди повышают до предела голос, когда у них в ушах грохочет музыка.
Нужно было срочно вернуть ему способность слышать обращенные к нему слова. Это могло бы хоть что-то изменить, если не исправить!
– Лида! – прокричал я. – Выдери у него наушники! Сделай это немедленно!
Слава Богу, хоть она меня услышала.
Из избушки раздались звуки какой-то возни и громкая брань.
Через окошко вылетели две кругленькие мембраны и рухнули к моим ногам.
Юрка теперь орал с надрывом, едва не заходясь в плаче, впрочем, не высовываясь из окна:
– Сволочь сраная! Пидорас! Ублюдок поганый! Я тебя по стене размажу, говном накормлю!
Я понял, что поступил правильно, лишив его аудиблокады в виде военных маршей.
Теперь парень растерян и не знает, что ему делать дальше. Убить просто так он не может. Значит, надо попробовать его уговорить.
– Юрий... – закричал я. – То есть, конечно же, Георгий! Я – друг Марка. Ты слышишь меня?
Мне показалось, что я слышу громкое сопение.
– Мы вместе с Марком в тюряге сидели, в крытке, а потом зону топтали. Это Марк помог мне бежать... – надрывался я во все горло.
Похоже, мой отчаянный манер удавался. Я привлек внимание Юрия и теперь оставалось каким-то образом уговорить его отпустить Лиду.
А дальше – посмотрим.
– Марк мне рассказывал про тебя, говорил, какой у него замечательный младший брат, – хрипло орал я из последних сил. – Марк тобой гордился, ты слышишь?
Я вдохнул воздуху в легкие и завопил на пределе напряжения голосовых связок:
– Никогда не поверю, чтобы ты мог так поступать с девушкой? Неужели Марк ошибся в тебе?! Марк бы не позволил так с его девушкой обращаться!
Никакого эффекта, кроме молчания.
Я был готов зарыдать от отчаяния. Набор аргументов был уже исчерпан и дальше я стал вопить просто уже что на ум взбредет:
– Марк бы не обижал девушку! Он бы ей стихи почитал! Пушкина! Я вас любил! Любовь еще, быть может...
Из окна избушки неловко вывалилась Лида.
Поскольку курьи ножки были довольно высокими, девушка брякнулась прямо на землю в своем белом плащике и едва не скатилась в воду.
Плача и всхлипывая, она поползла по берегу к высокому бордюру.
Я в напряжении вглядыывался в темные окна избушки. «Макаров» был у меня в руке, но мне очень не хотелось пускать его в ход. Сейчас я был готов отказаться от любого гонорара, лишь бы попытаться в дальнейшем помочь парню как-то поправить свою психику.
Но судьба рассудила иначе.
Из избушки раздался громкий щелчок взводимого курка.
– Мудак паршивый, – отчетливо донеслись до моего слуха слова Юрия.
И раздался выстрел.
Я выставил вперед руку с пистолетом, но понял, что все уже закончилось.
Юрий Лепко, он же Георгий Стингер лежал на замусореном полу детской избушки лицом вниз. Он был мерт. На его виске чернело входное отверстие пули.
Я так и не понял, кого он имел в виду в своих последних словах – меня, выдуманного им Марка, себя или Пушкина.
Довершали картину три портрета: Бабрака Кармаля, Бориса Громова и Александра Лебедя.
Причем у последнего из лба торчала стрела – очевидно, Юра тренировался в дартс.
– Ну что, осмотрелись? – заглянула Лепко. – Мне вообще-то пора.
– Да-да, я зайду как-нибудь в другой раз, когда Юра будет дома, – засуетился я.
Уже на пороге я обернулся и решил все же внести последнее уточнение.
– Вот что еще. Знаете... боюсь, что неприятности могут быть у вашего старшего сына.
Лепко искренне удивилась.
– Да нет у меня больше детей. Только Юрка. Один-единственный. Мне хватило.
– А кто же тогда Лепко М.М.?
– Как кто? Да я и есть Лепко М.М. – Майя Михайловна. А Юрка вообще-то не Лепко, а Стингер. Он, когда паспорт после школы получал, взял фамилию моего второго мужа. Очень она ему нравилась, говорит, на ракету похожа. Я его отговаривала, как могла. Намучаешься, говорила, с такой фамилией в жизни. А он нулем. Хочу и все. Ну, я и согласилась. Это как раз с переездом совпало...
– Значит, вашего сына зовут Юрий Стингер, – задумчиво проговорил я.
– Не-ет, – покачала пальцем Майя Михайловна. – По паспорту он Георгий. Он и имя сменил. Как узнал, что Юрий и Георгий – одно имя, так и загорелся. Говорит, хочу, чтобы меня звали как маршала Жукова.
– И глухотой он не страдал, – подытожил я.
– Ни в жисть, – подтвердила Лепко.
– И плейер слушает, не переставая, – заключил я. – О Господи, как все просто.
– Слушает, преимущественно военные марши... Так когда вы заглянете?
Майя Михайловна Лепко свесилась через перила, с удивлением глядя, как я лихо сбегаю вниз, прыгая через три ступеньки.
Выскочив на улицу, я рванулся к автомобилю. Дверца заела, и я чуть не выдрал ее из корпуса.
«Стоп, – приказал я себе. – Не надо нервничать. Ты все равно не знаешь, куда тебе сейчас ехать. Лучше немного пройтись и освежить мозги».
Я внял голосу разума и двинулся вперед по Новостроевской вдоль шоссе.
Понемногу мысли в башке улеглись – или встречный ветер привел их в соответствующее расположение? – и вся картина преступления встала у меня перед глазами. Теперь я уже знал – кто и почему.
Но от этого было не легче.
Чем дольше я живу на свете, тем сильнее убеждаюсь, что большинство бед у наших сограждан происходит из-за почти полного отсутствия среди сферы услуг разветвленной сети психотерапевтов.
Казалось бы, посети Юрий-Георгий разок другой приличного психоаналитика – мир снова принял бы в его глазах реальные очертания.
А так – парень остается зашоренным в своем полубезумном мире и убивает людей.
Картина складывалась, действительно, на редкость безотрадная.
Юрий Лепко не имел друзей, у него не было девушки. Зато он придумывал себе какую-то мифическую платиновую фотомодель Виолетту.
Представляю, как реагировали на его рассказы те люди, с которыми он пытался завязать дружеские отношения. Даже Лида его раскусила!
Комплекс неполноценности усугубился раздвоением личности. Юрий Лепко «расслоился» на себя – такого как есть, со всеми своими проблемами и своего «старшего брата» Марка – выдуманный им персонаж.
Марк стал, так сказать, вторым идеальным Я, которое мало-помалу стало облекаться в его сознании плотью и стало более реальным, чем сам Лепко.
«Марк» был наделен всеми достоинствами, которых был лишен Юрий.
А тут еще подкатил призывной возраст, и Юрий делает попытку как-то самоутвердиться в этой жизни. И снова его ждет провал.
Тогда он наверстывает упущенное – афганскую романтику – через книги и видеофильмы.
Слушает по плееру военные марши, не вынимая наушники из ушей.
Черт, как я мог спутать банальные наушники со слуховым аппаратом тогда на кладбище!
Вот уж не везло, так не везло. Мне ведь даже не удалось содрать черные очки с его физиономии. Тогда бы я уже наверняка узнал в незнакомце парня Жору из розиной фирмы. Да-да, то самый тип, что узнавал про Лопухова. Роза тогда еще пыталась перекричать его плейер...
Добавим сюда еще и неупорядоченный образ жизни Майи Михайловны, которая, судя по моему впечатлению, не очень-то занималась своим чадом.
Но Юрия кое-что было и в активе. Всего один-единственный плюс.
Лепко умел неплохо стрелять.
Правда, и тут ему светили не больше, чем вторые и третьи места на соревнованиях – более удачливый во всех отношениях Андрей Князев обходил его и всегда поднимался на одну степньку пьедестала выше.
И мне, в общем-то, понятен азарт, с которым Лепко использовал предоставленную законом возможность смены фамилии при получении паспорта.
Стингер – это звучит сильно.
Впрочем, я полагаю, что Юрий здесь подсознательно надеялся на то, что со сменой имени и фамилии он сможет пережить некое внутреннее изменение.
И, когда этого не произошло, психический конфликт только усугубился.
Тогда и начались письма.
«Марк» в сознании Юрия занимал еще более выигрышную позицию, будучи брошенным невестой, оскорбленным, мертвым, наконец.
В этом случае Юрия брал на себя невероятно благородную роль последовательного защитника памяти своего старшего брата и, тем самым, получал некоторые из положительных качеств идеального Марка.
Даже более того – униженность и неблагополучность Юрия лишь оттеняли его «подвиг». Юрий, такой униженный и неблагополучный, мстит за своего брата, которому он и в подметки не годится.
А значит, выходит, что и годится. И даже, оказывается, может то, чего не может Марк.
Жертвы были намечены последовательно, хотя выбраны, судя по всему, случайно.
Во-первых, Виктория Петровна Гагарина.
Казалось бы, чем досадила старушка мальчику, который когда-то подметал за ней волосы в парикмахерской, где работала его мать?
Но когда Юрий узнал, что Виктория Петровна всю жизнь проработала судьей, то у него со временем сформировалась определенная мания, которая переросла в миф. Гагарина, наверняка имела среди скамеечников, как она называла подсудимых, каких-то парней, получивши срок за уклонение от воинской повинности.
Почему бы среди них не оказаться Марку?
И Юрий бомбардирует Викторию Петровну письмами, где угрозы чередуются со слезливой историей Марка. Недаром Виктория Петровна даже всплакнула над каким-то письмом. А то, что Юрий был дока в мелодраматических эффектах, я смог оценить по письмам к Лиде.
Пуля поставила точку в придуманной воспаленным сознанием Юрия истории.
Вторым был Андрей Князев. Постоянный соперник по стрельбе, причем, более удачливый, он в представлении Юрия сформировался как коварный обольститель, который увел у Марка любимую им девушку – Лиду. Да еще потом и бросил ее, чем подтвердил репутацию злобного ловеласа.
Разумеется, по логике Лепко, он заслуживал смерти. Это произошло.
Третьим адресатом...
Господи, неужели он убьет Лиду!
Дрожащими руками я вынул «сотку» и набрал номер телефона Лиды.
– Валерочка? – откликнулась Лида. – Солнышко, знаешь, какие мне цветы сегодня прислали? Не ты, часом?
– Господи, какие еще цветы? – ужаснулся я.
– Почему-то белые хризантемы, – ответила Лида. – Князев говорит, что не присылал, ты тоже отрицаешь... Значит, это он, мой таинственный поклонник!
– Какой ужас! – прокричал я. – Он что, тебе уже звонил?
– Еще нет, но я чувствую, что вот-вот должен позвонить, – игриво произнесла Лида. – Кстати, он мне еще и денег прислал.
– Почтовым переводом? – удивился я.
– Письмом! – воскликнула Лида. – Правда, почему-то мало, всего десять марок.
Я меня задроджала рука.
Десять марок – это был знак смерти. Дойчмарка означала Марк.
Все равно, что апельсиновые зернышки в рассказах Конан-Дойла.
– Немедленно перезванивай мне, слышишь? – закричал я. – Немедленно!
– Да что ты так волнуешься, солнышко? – сладко зевнула Лида. – Ну встретимся мы, может быть, познакомимся... Ты что, ревнуешь?
– Я хочу, чтобы ты была живой, понятно? – сказал я, как можно спокойнее, понимая, что спорить с ней сейчас бесполезно.
Если бы я даже стал рассказывать ей обо всех перепетиях этой истории, Лида бы решила, что просто-напросто ревную и отделалась бы шуткой.
Резкий удар вырвал телефон у меня из руки и отбросил его к стене дома в пяти метрах от меня.
Я подбежал и поднял треснувший аппарат, не понимая, что происходит.
Но когда я поднял глаза к кирпичной кладке, то на меня уставилась дырка в стене, из которой весело поблескивала предназначенная мне пуля.
Юрий был где-то рядом, возможно, видел, как я вхожу в дом.
Проследив за мной, он попытался устранить человека, который намеревался спутать ему карты. Наверняка, он помнил, как мне удалось чуть-чуть не обезвредить его еще там, на кладбище. И упускать шанс убрать меня с дороги перед третьим убийством он не мог.
Место было выбрано удачно.
Справа завод, слева забор. Впереди помойка, сзади пустырь. Народу никого.
Я юркнул за забор и, используя его, как прикрыте, помчался к своей автомашине по кромке земли, ежесекундно рискуя свалиться в свежевырытый котлован, наполовину заполненный дождевой водой.
Выстрела в спину не последовало.
Честно говоря, я предпочел бы, чтобы эта история закончилась здесь и сейчас. Но Юрий, очевидно, не хотел оставлять дело на полпути и пока я бегу к машине, он уже едет убивать Лиду.
До дома я гнал, как сумасшедший. Дважды проскочил на красный, один раз позволил себе правый обгон. Едва не сбил кошку.
Телефон, разумеется, не работал.
Оставалась надежда только на то, что у Лиды все же хватит ума позвонить мне. И Приятель запишет ее сообщение на автооответчик.
Я ввалился в дверь и, не раздеваясь, сразу бухнулся к монитору.
– ТЕБЕ ПОЛКАССЕТЫ АВТООТВЕТЧИКА ЗАМУСОРИЛИ, – поведал мне Приятель. – ВОСПРОИЗВОЖУ ВЫБОРОЧНО.
Раздалось тихое шуршание и я услышал веселый голос Лидочки:
– Солнышко-Валерочка, сегодня самый интересный день в моей жизни. Я, наконец-то всласть поболтала с моим таинственным незнакомцем. Мы решили встретиться и поговорить о жизни. Он такой разговорчивый, так меня смешил... Кто знает, может быть, я и оставлю Князева, если мой новый поклонник окажется достойным спутником жизни.
«Смерти, голубушка, – подумал я. – Но насчет самого интересного дня, это ты, пожалуй, права».
– Мы договорились с ним встретиться возле избушки в два... Сейчас я быстренько сбегаю в парикмахерскую, а потом побегу на свидание.
– Какой к черту избушки? – заорал я. – Ты что, совсем с ума сошла? Похмелилась после поминок?
Конечно, Лида меня не слышала.
Зато слышал Приятель и сделал необходимые выводы. Я увидел, как исчезла иконка меню «Анализ» в правом верхнем углу монитора.
А Лида так же беззаботно продолжала щебетать:
– И, знаешь что, давай ты дома посидишь? Вдруг мой новый друг тебя испугается и не захочет ко мне подойти? Так что считай, что я тебе ничего не говорила. Пока, лапушка, я тебе потом перезвоню.
– Да ты мне и так ничего не сказала! – завопил я, ударив кулаком по столу.
Часы звякнули циферблатом о полированную поверхность. Я сверился со временем и чуть не упал в обморок.
До назначенного времени свидания оставалось двадцать минут.
Лида уже выходит из парикмахерской. Звонить ей сейчас домой бессмысленно. Она уже двигается навстречу своей смерти.
Но куда именно?
Я в отчаянии закрыл лицо руками.
Неужели этот маньяк ухлопает бедную глупую Лиду среди бела дня?
Но Приятель вовремя внес ясность в столь запутанное обозначение местности.
На экране засветилась план какого-то участка. Один квадрат был обведен красной рамочкой.
– Так-так, – прильнул я к экрану. – Что же это у нас такое?
Ну конечно же!
Передо мной был план городского парка, где мы гуляли с Лидой и где нас потом чуть не сшиб грузовик, за рулем которого сидел Юрий Лепко.
Выделенный квадрат был той самой избушкой на курьих ножках, расположенной в «детском городке» городского парка, возле которой мы проходили с Лидой – как раз у воды, рядоя с русалкой, водяными и прочей нечистью.
– Спасибо, – сказал я Приятелю. Никогда я не был так искренен в выражении своего чувства благодарности, как в этот раз.
Теперь было было только в хронометраже.
Слава Богу, я успел.
Бросив машину у входа, я вбежал в центральные ворота горпарка.
Я остановился всего на секунду, чтобы перевести дыхание, но, завидев впереди смутное белое пятно, снова рванул вперед из последних сил.
Лида в светлом кожаном плаще стояла возле проклятой избушки на курьих ножках.
«Господи, неужели он сейчас выстрелит!» – подумал я, нащупыавя в кармане «макаров».
И, как назло – вокруг ни одного человека, не говоря уже о милиции, которая должна круглосуточно патрулировать парк согласно постановлению администрации. Звать на помощь, выходит, некого.
Значит, вся ответственность за то, что сейчас произойдет, ложится на твои, хакер, пусть и не хрупкие, но все же не очень широкие плечи.
Несмотря на то, что время уже слегка зашкаливало за намеченный срок, Герман не просматривался.
Может быть, удастся все и предотвратить, уклонившись от перестрелки.
– Лида! – заорал я, слодив ладони рупором возле рта. – Быстро ко мне?
Сволочной ветер унес мои слова куда-то к каруселям. До слуха невушки долетело только какое-то неопределенное завывание, но она все же обернулась.
Я со всех ног побежал вперед, продолжая кричать ту же фразу, но в этот момент из окна избушки высунулись две руки, которые подхватили завизжавшую Лиду подмушки и втащили в избушку.
Это был Юрка. Я успел разглядеть его лицо с неизменными наушниками в ушах. Одет он был ради такого случая в военную камуфляжную форму.
Я был уже совсем рядом с избушкой, когда Юрка высунул голову и дико завопил:
– Пошел вон, сука, а то и тебя замочу! Я до трех считать не буду, дерьмо собачье!
Кричал он, действительно, чересчур громко. Так обычно люди повышают до предела голос, когда у них в ушах грохочет музыка.
Нужно было срочно вернуть ему способность слышать обращенные к нему слова. Это могло бы хоть что-то изменить, если не исправить!
– Лида! – прокричал я. – Выдери у него наушники! Сделай это немедленно!
Слава Богу, хоть она меня услышала.
Из избушки раздались звуки какой-то возни и громкая брань.
Через окошко вылетели две кругленькие мембраны и рухнули к моим ногам.
Юрка теперь орал с надрывом, едва не заходясь в плаче, впрочем, не высовываясь из окна:
– Сволочь сраная! Пидорас! Ублюдок поганый! Я тебя по стене размажу, говном накормлю!
Я понял, что поступил правильно, лишив его аудиблокады в виде военных маршей.
Теперь парень растерян и не знает, что ему делать дальше. Убить просто так он не может. Значит, надо попробовать его уговорить.
– Юрий... – закричал я. – То есть, конечно же, Георгий! Я – друг Марка. Ты слышишь меня?
Мне показалось, что я слышу громкое сопение.
– Мы вместе с Марком в тюряге сидели, в крытке, а потом зону топтали. Это Марк помог мне бежать... – надрывался я во все горло.
Похоже, мой отчаянный манер удавался. Я привлек внимание Юрия и теперь оставалось каким-то образом уговорить его отпустить Лиду.
А дальше – посмотрим.
– Марк мне рассказывал про тебя, говорил, какой у него замечательный младший брат, – хрипло орал я из последних сил. – Марк тобой гордился, ты слышишь?
Я вдохнул воздуху в легкие и завопил на пределе напряжения голосовых связок:
– Никогда не поверю, чтобы ты мог так поступать с девушкой? Неужели Марк ошибся в тебе?! Марк бы не позволил так с его девушкой обращаться!
Никакого эффекта, кроме молчания.
Я был готов зарыдать от отчаяния. Набор аргументов был уже исчерпан и дальше я стал вопить просто уже что на ум взбредет:
– Марк бы не обижал девушку! Он бы ей стихи почитал! Пушкина! Я вас любил! Любовь еще, быть может...
Из окна избушки неловко вывалилась Лида.
Поскольку курьи ножки были довольно высокими, девушка брякнулась прямо на землю в своем белом плащике и едва не скатилась в воду.
Плача и всхлипывая, она поползла по берегу к высокому бордюру.
Я в напряжении вглядыывался в темные окна избушки. «Макаров» был у меня в руке, но мне очень не хотелось пускать его в ход. Сейчас я был готов отказаться от любого гонорара, лишь бы попытаться в дальнейшем помочь парню как-то поправить свою психику.
Но судьба рассудила иначе.
Из избушки раздался громкий щелчок взводимого курка.
– Мудак паршивый, – отчетливо донеслись до моего слуха слова Юрия.
И раздался выстрел.
Я выставил вперед руку с пистолетом, но понял, что все уже закончилось.
Юрий Лепко, он же Георгий Стингер лежал на замусореном полу детской избушки лицом вниз. Он был мерт. На его виске чернело входное отверстие пули.
Я так и не понял, кого он имел в виду в своих последних словах – меня, выдуманного им Марка, себя или Пушкина.