Страница:
Уехали с дачи Паклин с Луновым рано утром, так как в городе обоих ждали дела, откладывать которые было никак нельзя. Чувствовали себя оба отвратительно, и несколько раз Паклин даже просил остановить машину. Луновой же бодрился и вида не подавал, но по зеленоватому цвета его лица было ясно, что все то, что Паклин делает на обочине дороги, сам полковник сделает в туалете своего ведомства.
Утром того дня, когда мучаемый похмельем Паклин возвращался в город с генеральской дачи, Илья нежился в своей постели, наслаждаясь последними минутами перед окончательным пробуждением. Рита лежала рядом и мирно посапывала, не ведая, что еще совсем чуть-чуть, и Илья разбудит ее своими поцелуями.
– Пора вставать. – Илья нежно приобнял Риты за плечи и тихонько потряс.
– Уже?.. – еще не проснувшись, отозвалась она.
Потом они завтракали яичницей, которую приготовила Рита, пока Далекий был в ванной.
– Слушай, Рит,- Далекий засунул в рот очередной кусок жаренного яйца, – а что ты думаешь о Бортковском?
– Я? – Рита насторожилась, что нельзя было не заметить. – Ничего не думаю. А ты что думаешь?
– Я тоже ничего не думаю, – соврал Илья. – Пока ничего – ведь сегодня только мой первый рабочий день.
– А к чему такие вопросы, Илюш?
– Да просто хотел знать твое мнение, вот и все.
До работы они доехали вместе на машине Далекого, но Рита вышла за несколько кварталов до редакции, объяснив это тем, что не хочет пустых разговоров.
– Сам понимаешь, – смеясь объяснила она. – Сегодня твой первый день, тебя еще никто не знает, а я уже у тебя в постели!
Илья с ней полностью был согласен, а потому, не сопротивляясь, высадил ее там, где она попросила, а сам поехал дальше.
Первым, с кем Далекий столкнулся, не успев еще войти в здание, оказался Лавочкин.
Выглядел он бодрым и даже веселым. От вчерашнего хмурого настроения, которое возникло у него в самом конце разговора с Ильей, и следа не осталось. Илья этому был рад, так как Илларион Сегизмундович был ему действительно симпатичен.
– Ну-с, молодой человек, с первым рабочим днем на новом месте! – бодро поприветствовал Лавочкин Илью.
– Спасибо, Илларион Сегизмундович! – искренне поблагодарил Илья.
– Давайте, осваивайтесь потихоньку, а ближе к обеду, может, и пересечемся с вами, а? как думаете? – Лавочкин подмигнул Далекому и захихикал.
– С удовольствием, – согласился Илья, тут же вспомнив, что пообедать обещал с Ритой. А потому решил исправиться:
– Если получится…
– Ну, конечно-конечно, – понимающе затряс бородкой Лавочкин. – Я все прекрасно понимаю – первый день!
На том и разошлись. Илья проследовал в свой новый кабинет, который оказался просто огромным, по сравнению с тем закутком, в котором он сидел, работая в "Паровозе".
Закрыв за собой дверь, он огляделся, вдохнул поглубже воздух и с головой окунулся в дела. Часы летели незаметно, так как работы было невпроворот, а потому обед Илья попросту пропустил. Разбирая материалы, написанные разными журналистами, редактируя их, сортируя, Далекий все острее чувствовал, что содержание их по большей части весьма сомнительно. Написано все профессионально – к форме не придерешься, но вот к сути… Пару раз у Ильи мелькнула мысль включить в номер хотя бы парочку небольших заметок, выдержанных не в общем духе издания, но он вовремя остановил себя, вспомнив, что его основной задачей на данный момент является закрепление на новом месте, втирание в доверие, так сказать. К вечеру подбор материалов был закончен и Илья с папкой статей, предназначенных для завтрашнего номера, поспешил к Компотову.
– А, Далекий, как бы, проходите.
– Спасибо. – Илья шмыгнул в кабинет и положил на стол папку.
– Готово, что ли? – с сомнением промямлил Компотов.
– Готово.
– Ну, так сказать, посмотрим, – Компотов придвинул к себе папку и начал потрошить ее толстыми пальцами. – Так, так, хорошо…а вот этого не надо…
Он отложил в сторону небольшую статейку, в содержании которой Илья первоначально не усмотрел ничего крамольного. Чуть подумав, он все же решил попытаться выяснить, что же не так с этой заметкой:
– Я извиняюсь, но почему этот материал не подходит? По-моему он вполне информативный и свежий.
– Что? – взгляд Компотова поверх очков выражал неподдельное удивление.
– Я говорю, – повторил Илья, – что статья свежая и интересная.
– И что? По-вашему, этого достаточно, чтобы она попала в номер?
– Нет, конечно,- увильнул от прямого ответа Далекий. – Но просто не совсем понятно, какие у нее недостатки.
– Вы ее внимательно читали?
– Внимательно.
– А раз так, то должны были заметить, что прямо во втором абзаце автор недвусмысленно намекает на кое-какие вещи, которые на взгляд редакции не должны подвергаться сомнению и уж тем более критике. Сами посмотрите.
Илья взял текст в руки, пробежал по нему глазами и только теперь понял, что не понравилось Компотову. Тот, тем временем, внимательно наблюдал за тем, как Илья читает, а, дождавшись, когда Далекий оторвется от листка, продолжил:
– Мы, Илья Андреевич, ведь не газета "Правда", так сказать.
– Я понимаю.
– Вот и прекрасно. Остальное, вроде, все, как бы, в порядке. Можете сдавать.
Неделя пролетела незаметно, и уже в пятницу Паклину на мобильный позвонил молодой человек, который вежливо сообщил, что, если Игорь Аркадьевич еще заинтересован, то можно встретиться и получить необходимые ему документы. Паклин, естественно, согласился и поздно вечером встретился с невысоким молодым человеком, одетым в строгий костюм, который, тем не менее, напрямую говорил о том, что работает он далеко не в офисе какой-нибудь компании, а в месте вполне определенном.
– Вот, – протянул посланник довольно внушительный плотно запечатанный бумажный пакет. – Александр Александрович просил передать, что здесь все, что вам необходимо.
– Спасибо. – Паклин открыл свой кожаный портфель, вместил в него пакет, а взамен выудил оттуда другой, не менее плотный, правда, меньший по размерам конверт. – Передайте это господину Сомову.
Вместо того, чтобы взять конверт, молодой человек как ошпаренный отскочил от Паклина.
– Уберите это, пожалуйста.
Паклин послушно сунул конверт обратно в портфель. Юноша вернулся на исходную позицию и незаметно протянул аккуратно сложенный листочек, который тут же попросил убрать.
– Что это? – недоуменно поинтересовался Паклин.
– Банковский счет. Деньги Александр Александрович просил перевести на него.
Паклин выругался про себя, сам не понимая, как мог допустить подобную оплошность.
"Выгляжу в глазах этого сопляка как полный идиот", – подумал он про себя.
Деньги поступили на счет Сомова в тот же вечер, так как Паклин не привык откладывать что-либо на потом. Перед тем как ехать домой, он заскочил в банк, где и сделал денежный перевод. Только после этого он, сидя на заднем сидении своего автомобиля, едущего по направлению к дому, распечатал пакет. В руках у него оказалась целая кипа документов, которая вполне могла помочь составить полную картину произошедшего на даче в ту роковую ночь. Часть бумаг Паклин даже не стал рассматривать, так как никой полезной информации в них не было. Это были в основном справки биографического содержания, всевозможные свидетельства о рождении, о смерти и так далее. Первое, что действительно привлекло его внимание, был список присутствующих на даче в ночь пожара. С удивлением Игорь Аркадьевич отметил, что кроме, собственно Мишки, его домработницы и охраны, которые все значились в списке как покойники, на даче был еще и некий Руслан. Пролистав еще целую кучу бумаг, Паклин с интересом узнал, что самого Руслана следствие так и не нашло (а вернее, как сразу догадался Паклин, и не пыталось найти).
Оказывается, о его присутствии на даче никто бы и не узнал, если бы не свидетельница с соседней дачи, которая и сообщила следователям, что в доме покойного гостил молодой человек, художник. Куда он делся, из бумаг понять было невозможно. Единственное, что стало ясно Паклину, что теперь у него появилась хоть какая-то зацепка во всем этом деле…
Просмотрев папку до конца, Игорь Аркадьевич в очередной раз убедился для себя, что дело было просто-напросто замято, так как, судя по документам, никакого реального расследования проведено не было. Бортковский элементарно купил следствие, что было очень легко сделать в те времена всеобщего бардака. Подумав об этом, Паклин горько усмехнулся – ведь сам он только что за не самые большие деньги на свете купил у генерала ФСБ целую пачку документов. Нет, ничего не изменилось.
Оказавшись дома, Паклин еще долго сидел в удобном кресле и размышлял, что же ему предпринять дальше. Выпив изрядное количество вина, он решил достать собранную им когда-то подборку материалов, рассказывающую о деятельности бизнесмена Михаила. Перекопав все ящики своего огромного стола, он вспомнил, что еще в прошлом году сам же убрал эту папку в свой архив. Покинув кабинет, Паклин прошел по коридору и оказался в небольшой комнатке, которая в любой другой обычной квартире могла бы служить чуланом. Именно ее Игорь Аркадьевич и называл архивом.
Комнатка была полностью переоборудована для хранения ценных бумаг. По стенам были сделаны специальные полочки, на который в ряд стояли разноцветные папки, с прикрепленными к ним ярлычками, на которых был подписан год. У дальней стенки, которая находилась прямо напротив двери, стоял огромный сейф, в котором хранились наиболее важные бумаги. Именно к нему и направился Паклин, оказавшись внутри. Выпитое вино давало о себе знать, а потому довольно долго Игорь Аркадьевич провозился с ключом, который никак не хотел попадать в скважину. Еще больше времени у него занял ввод кода на замке. Наконец, сейф был открыт, и Паклин извлек из него нужную папку. Закрыв сейф, он погасил в комнате свет и вернулся в кабинет, где вновь опустился в уютное кресло.
Папка, которую достал Паклин, представляла собой своеобразную подборку статей из самых разных изданий, в которых, так или иначе, рассматривались различные аспекты Мишкиной жизни и его бизнеса. Паклин брал по очереди каждую из статей и внимательно просматривал ее. По большому счету их содержание он знал наизусть, но что-то заставляло его в этот вечер снова и снова просматривать давно знакомые материалы.
После того как закончилась часть статей, посвященная профессиональной деятельности Мишки, начались различные интервью с ним, а так же просто статьи описательного характера, рассказывающие о жизни молодого успешного российского олигарха. Паклин уже собирался закрыть папку и отправиться спать, как почувствовал, будто через его тело пропустили электрический разряд. То, на что случайно упал его взгляд, когда он уже закрывал папку, потрясло его. Перед ним лежало одно из последних интервью Мишки, в котором он большей частью отвечал на вопросы, касающиеся его личной жизни:
" Корр.: Вы не могли бы рассказать немного о своих увлечениях?
М.: О, вы знаете, меня много что увлекает в этой жизни… Но, пожалуй, своим главным увлечением я считаю живопись.
Корр.: Живопись? Не могли бы вы рассказать об этом чуть подробнее?
М.: С удовольствием! Я должен вам признаться, что меня больше интересуют не классические полотна, а работы молодых художников. Классика слишком банальна, как мне кажется…
Корр.: Вас можно назвать коллекционером?
М. (смеется): В какой-то степени. Я часто посещаю вернисаж, где нет-нет, да прикуплю что-нибудь…" Паклин не мог поверить своим глазам. Такое везение было просто невероятным! Он только что сидел и ломал голову над тем, как ему найти этого самого Руслана и ответ нашелся сам собой! Конечно, далеко не факт, что Руслан все еще промышляет художественным делом, что он все еще продает картины на одном из московских вернисажей, но главное, что теперь определена начальная точка поиска! На следующее же утро Паклин решил попытаться напасть на след таинственного Руслана.
Лавочкин уже полчаса сидел в приемной Компотова, дожидаясь, пока тот закончит свои дела. Он нервно пощипывал свою бородку, пропуская отдельные волоски сквозь пальцы. Компотов вызвал его на доклад, как они и договаривались, в конце недели.
Поведать Лавочкину, конечно, было что, но сам он достигнутым результатом был не очень доволен – маловато сведений удалось добыть. Откровенно говоря, вплоть до последнего дня, то есть как раз до пятницы, у него вообще не было никаких сведений о том, что творится в жизни Далекого. Но, слава богу, буквально за несколько часов до того, как он должен был предстать перед Компотовым, Далекий сам выложил все свои карты перед Лавочкиным, хотя тот его об этом даже не просил.
Дело было так…
Придя с утра пораньше в редакцию, Лавочкин решил, что сегодня он кровь из носа должен добыть хоть какую-нибудь информацию. Потому он решил не идти сразу в свой отдел культуры, а подождать Илью около его кабинета, чтобы потом сделать вид, будто проходил тут абсолютно случайно. Сказано – сделано. Лавочкин поднялся на нужный этаж и подковылял к кабинету Далекого. И какого же было его удивление, когда он увидел, что дверь в него приоткрыта. До начала рабочего дня было еще почти пол часа, а как успел подметить Лавочкин, Илья никогда не приходил раньше.
Подумав, что возможно у Далекого возникли срочные дела, а потому он пришел раньше, Лавочкин робко постучался в чуть отворенную дверь. Ему никто не ответил.
Лавочкин повторил свою попытку, но и на этот раз в кабинете стояла гробовая тишина.
Окончательно убедившись, что внутри никого нет, Илларион Сегизмундович легонько толкнул дверь рукой, и та полностью открылась. Перед взором доносчика предстал весь рабочий кабинет Далекого, в торце которого стоял рабочий стол. Сперва Лавочкин решил, что в кабинете ему делать совершенно нечего, да и вообще это не в его стиле – рыться в чужих вещах. Но потом он заметил, что на практически пустом столе лежит какая-то папка, туго набитая бумагами. В мозгу у Лавочкина проскользнула мысль о том, что, вполне возможно, это какие-то рабочие материалы Далекого, но потом ум опытного следопыта пришел к выводу, что нужные материалы вот так лежать не могут. Уж больно небрежно лежала папка, на самом краю стола.
Как – будто ее хотели взять с собой, но в самый последний момент забыли…
Не долго думая, Лавочкин прошмыгнул в кабинет, схватил папку и пулей вылетел обратно в коридор. Оглядевшись по сторонам, он с облегчением подумал, что его никто не заметил. Быстро, насколько позволял ему возраст, Илларион Сегизмундович пошел в сторону своего отдела, стараясь не привлекать к себе особого внимания.
На его счастье, ни с кем из хороших знакомых он не столкнулся, а потому избежал ненужных вопросов о том, что за папка у него в руках. Уже оказавшись у себя, Лавочкин, наконец, отдышался, прежде заперев свой кабинет изнутри на ключ. Он открыл окно, так как спертый воздух сильно давил на его старое сердце, готовое и так выскочить из груди от только что проделанной пробежки. Лавочкин сел за стол, достал сигарету, прикурил и развязал веревочки, которые являлись единственной преградой на пути его всепоглощающего интереса. И интерес этот был удовлетворен сполна…
И вот теперь, сидя в приемной Компотова, Лавочкин тягостно размышлял о том, насколько полезной будет эта папка. Честно говоря, сам он ничего из того, что нашел внутри, понять так и не смог. В цифрах он был слабоват. Единственное, что он понимал наверняка, что никакого отношения сведения, изложенные на бумаге из папки, к непосредственной работе Далекого отношения не имеют. Но, с другой стороны, мало ли что это могли быть за статистические данные, да таблицы. Одним словом, Илларион Сегизмундович считал, что с его способностями и опытом наличие в руках одной папки не понятно с чем явно маловато.
Наконец, Компотов выглянул из своего укрытия и пригласил старика войти.
– Итак, дорогой вы наш, какие у нас результатики, так сказать?
– Вот, – Лавочкин протянул Компотову папку. – Это все, что удалось пока добыть.
– А что в ней? – поинтересовался Компотов.
– А черт его знает, – чистосердечно признался Лавочкин. – Бумаги с цифрами какими-то.
Это я в его кабинете нашел.
– Что значит нашли? – нахмурился Компотов. – Украли что ли?
– Ну, можно и так сказать…
Компотов развязал папку и принялся просматривать его содержимое. Он долго, то сводил, то разводил брови, сопел, пару раз откашлялся. Лавочкин все это время сидел и всматривался в лицо начальственной особы, надеясь прочитать на нем отношение к проделанной им работе. Тем временем Компотов отложил папку в сторону и обратился к замершему в ожидании старику:
– То, что вы принесли мне, Илларион Сегизмундович, является очень важным, так сказать, материалом. Сначала, честно говоря, я хотел вас, как бы, так сказать, отругать за воровство, но то, что вы добыли… Здесь, как говорится, все методы хороши.
– А что в папке? Вы меня, конечно, извините, за подобный вопрос.
– В папке клевета, дорогой Илларион Сегизмундович. Еще вопросы есть?
– Нет, – ответил Лавочкин, хотя так ничего и не понял. Впрочем, он уже давно сам для себя решил, что принцип "меньше знаешь – лучше спишь" является самым полезным из всех, изобретенным человечеством. А потому больше вопросов решил не задавать.
– Вот и прекрасно. А в понедельник зайдите к бухгалтеру – она вам премию хорошую выдаст. Как говорится, каждый труд должен быть вознагражден. Правильно я говорю?
– Конечно, – Лавочкин тяжело вздохнул и, не попрощавшись, вышел.
На душе у него было как-то слякотно и по-осеннему грустно. "Старость", – подумалось ему. Опечалившийся, он побрел в кафе через дорогу, чтобы выпить чего-нибудь горячительного. О деньгах теперь можно было не беспокоиться. Выйдя из здания редакции, он посмотрел на вечернее небо, и ему показалось, будто собирается дождь. Прохожие спешили по своим делам и некоторые из них толкали старика своими острыми плечами, отчего все тело Иллариона Сегизмундовича сотрясалось и ему становилось больно. Он все никак не мог понять причину накатившейся на него грусти. И похвалили его, вроде. И деньжат подкинули. А на душе скверно. И тут Лавочкин понял, что плохо ему от того, что он, дряхлый старик, донес на молодого парня, у которого еще столько всего впереди. Донес, и теперь будущее этого самого Ильи Далекого под большим вопросом. Что было в папке? "Эх, дурак ты старый, дурак",- отругал сам себя Лавочкин.
Так он стоял у входа в редакцию и размышлял. А потом и правда пошел дождь. И Илларион Сегизмундович все же решил переместиться в кафе. Он растерянно огляделся по сторонам и сошел с тротуара. Дождь усилился.
То, что сейчас он умрет, Лавочкин понял, когда услышал пронзительный визг тормозов, где-то совсем рядом с собой. Он еще успел оглянуться, удивленно посмотрев сквозь залитое дождем лобовое стекло, на водителя стремительно приближающейся машины. "Вот и поделом тебе", – пронеслось у него в голове, прежде чем его тело взлетело на несколько метров вверх, чтобы затем рухнуть со страшной силой на мостовую.
Машина резко затормозила и из нее выскочил всклокоченный мужичонка, который только и делал, что причитал, будто не заметил старика, который не весть откуда появился. Да все и так видели, что мужик ни в чем не виноват. Старик сам фактически бросился под колеса автомобиля.
Расхристанное тело Иллариона Лавочкина лежало посреди мостовой, а вокруг него толпились зеваки, которые все ждали приезда милиции. Из здания редакции на улицу высыпали сотрудники "Российских новостей", которые с выражением ужаса на застывших лицах смотрели на расколовшийся на части череп Лавочкина. Мужик все бегал вокруг и восклицал, что ни в чем не виноват:
– Он сам, сам!
– Да успокойтесь вы, – сказал ему один из стоявших в толпе. – И откройте зонт. А то вон дождь-то какой. Промокните…
Найти Руслана оказалось не так-то и просто. Впрочем, Паклин и сам не ждал быстрого результата. Первым делом он решил съездить на крупнейший московский вернисаж на Крымском валу. Здесь чутье его не подвело, да и вряд ли могло подвести – это было действительно не сложно. Сложно стало потом. Приехав к зданию Центрального дома художников, Паклин попросил водителя подождать, а сам направился к импровизированным рядам, раскинувшимся под летними навесами.
Суббота делала свое дело – народу было предостаточно. Но это было в данном случае даже хорошо, так как существовала большая вероятность того, что Руслан окажется среди десятков художников, выставляющих свои полотна на продажу.
Потолкавшись немного среди людей и посмотрев самые разные образцы художественной мысли, Паклин приступил к непосредственному поиску. Ходя по вернисажу, он присматривался к художникам, пытаясь выявить среди них старожил. Юных созданий он отмел сразу, так как вряд ли они могли оказаться полезными. А среди более пожилого контингента Паклину особенно понравился интеллигентного вида мужчина лет пятидесяти, продававший нечто в классическом стиле, но с легким налетом модернизма. Так, по крайней мере, показалось Паклину, а в живописи он кое-что понимал. Постояв несколько минут с видом знатока напротив работ художника, Игорь Аркадьевич, заинтересовал того настолько, чтобы он, наконец, обратился к нему:
– Что-нибудь приглянулось?
– Да, кое-что понравилось. Вот это полотно в какую цену? – Паклин указал рукой в сторону пейзажа, изображавшего какой-то уголок европейской части страны.
– Это дорого, – ответил художник, но тут же осекся, видимо, оценив внешний вид Игоря Аркадьевича, по которому вряд ли можно было сказать, что этот человек нуждается в денежных средствах. – Тысяча долларов.
– Очень хорошо. Я его беру.
Художник тут же засуетился, забегал. Взяв специальную длинную палку с крюком на конце, он ловко подцепил картину, которая висела достаточно высоко на металлической сетке, заменявшей стены. Аккуратно спустив картину вниз, он, под завистливые взгляды коллег, начал бережно упаковывать ее в бумагу. Видно было, что расставаться со своим творением ему действительно жалко… Закончив с упаковкой, художник обернулся к Паклину и поинтересовался:
– Раму не возьмете к ней? Есть одна – очень подходящая!
Вместо ответа Паклин молча отсчитал нужную сумму за картину, протянул ее художнику и лишь затем заговорил:
– Вы давно здесь торгуете?
– Лет пятнадцать уже, наверное, – ответил художник.
– Отлично. Я возьму у вас раму и даже еще несколько картин, так как они мне по-настоящему понравились, но взамен за небольшую услугу.
– Услугу? – удивился художник. – Что я могу для вас сделать?
– Пообедать со мной, – сказал Паклин, но, заметив недвусмысленный взгляд продавца картин, тут же поправился. – Не поймите меня неправильно – мне просто нужно с вами кое о чем поговорить.
– А почему именно со мной? – резонно поинтересовался живописец.
– Мне кажется, вы сможете помочь мне кое-что узнать. Но если вы не хотите, то я не в праве вас заставлять. А раму я куплю у вас в любом случае. Так каков ваш ответ?
– Хорошо. Я согласен. Во сколько и где?
– Давайте часика в два. Вас устроит?
– Вполне.
– Тогда в два за вами заедут. Всего доброго и спасибо за прекрасную картину!
Паклин подхватил полотно подмышку и пошел к выходу. Теперь ему оставалось только ждать обеденного часа и надеяться, что этот художник, имя которого он даже забыл спросить, поможет ему узнать хоть что-нибудь о Руслане.
Неделя пролетела незаметно и для Ильи. Он так увлекся производственным процессом, что единственное, что могло отвлечь его от любимого журналистского дела, была Рита. С ней он проводил все свое свободное время. Она практически перебралась к нему жить. Он помог перевести ей часть вещей, которые теперь размещались в самых неожиданных уголках его квартиры.
Кроме того, что Рита стала для него той любимой, в которой он так долго нуждался, но не мог найти, она оказалась и бесценным источником информации. А в информации Илья нуждался не меньше, чем любви.
Сначала Рита отказывалась даже разговаривать на тему передачи Илье хоть какого-то материала, с которым она работает.
– Зачем тебе? – спрашивала она. – Ты же в экономике ничего не понимаешь!
– Если прошу – значит надо, – отвечал он.
Сопротивление ее было сломлено в середине недели. Оказалось, что сделать это было достаточно просто – нужно было всего лишь рассказать правду. Ну, не всю, конечно же. Разговор между ними состоялся поздно вечером, когда Илья, наконец, добрался домой, после сдачи в печать очередного номера. Сидя на кухне и уплетая приготовленный Ритой ужин, он в сотый раз мысленно благодарил Бога за то, что тот послал ему в подарок эту женщину, а заодно и о том, что пора бы уже подключить Риту к делу.
– Ритусь, помнишь, я тебя уже спрашивал о твоем отношении к Бортковскому? – издалека начал Илья.
– Ты опять за свое?
– Нет, ты меня дослушай, – Илья отодвинул тарелку, так и не доев. – Я знаю, что у тебя есть контакты с самыми разными источниками информации. Я знаю, что ты можешь достать для меня цифры, которые могли бы пролить свет на некоторые дела Бортковского…
– Чтобы тебя застрелили? – перебила она его.
**********************
Утром того дня, когда мучаемый похмельем Паклин возвращался в город с генеральской дачи, Илья нежился в своей постели, наслаждаясь последними минутами перед окончательным пробуждением. Рита лежала рядом и мирно посапывала, не ведая, что еще совсем чуть-чуть, и Илья разбудит ее своими поцелуями.
– Пора вставать. – Илья нежно приобнял Риты за плечи и тихонько потряс.
– Уже?.. – еще не проснувшись, отозвалась она.
Потом они завтракали яичницей, которую приготовила Рита, пока Далекий был в ванной.
– Слушай, Рит,- Далекий засунул в рот очередной кусок жаренного яйца, – а что ты думаешь о Бортковском?
– Я? – Рита насторожилась, что нельзя было не заметить. – Ничего не думаю. А ты что думаешь?
– Я тоже ничего не думаю, – соврал Илья. – Пока ничего – ведь сегодня только мой первый рабочий день.
– А к чему такие вопросы, Илюш?
– Да просто хотел знать твое мнение, вот и все.
До работы они доехали вместе на машине Далекого, но Рита вышла за несколько кварталов до редакции, объяснив это тем, что не хочет пустых разговоров.
– Сам понимаешь, – смеясь объяснила она. – Сегодня твой первый день, тебя еще никто не знает, а я уже у тебя в постели!
Илья с ней полностью был согласен, а потому, не сопротивляясь, высадил ее там, где она попросила, а сам поехал дальше.
Первым, с кем Далекий столкнулся, не успев еще войти в здание, оказался Лавочкин.
Выглядел он бодрым и даже веселым. От вчерашнего хмурого настроения, которое возникло у него в самом конце разговора с Ильей, и следа не осталось. Илья этому был рад, так как Илларион Сегизмундович был ему действительно симпатичен.
– Ну-с, молодой человек, с первым рабочим днем на новом месте! – бодро поприветствовал Лавочкин Илью.
– Спасибо, Илларион Сегизмундович! – искренне поблагодарил Илья.
– Давайте, осваивайтесь потихоньку, а ближе к обеду, может, и пересечемся с вами, а? как думаете? – Лавочкин подмигнул Далекому и захихикал.
– С удовольствием, – согласился Илья, тут же вспомнив, что пообедать обещал с Ритой. А потому решил исправиться:
– Если получится…
– Ну, конечно-конечно, – понимающе затряс бородкой Лавочкин. – Я все прекрасно понимаю – первый день!
На том и разошлись. Илья проследовал в свой новый кабинет, который оказался просто огромным, по сравнению с тем закутком, в котором он сидел, работая в "Паровозе".
Закрыв за собой дверь, он огляделся, вдохнул поглубже воздух и с головой окунулся в дела. Часы летели незаметно, так как работы было невпроворот, а потому обед Илья попросту пропустил. Разбирая материалы, написанные разными журналистами, редактируя их, сортируя, Далекий все острее чувствовал, что содержание их по большей части весьма сомнительно. Написано все профессионально – к форме не придерешься, но вот к сути… Пару раз у Ильи мелькнула мысль включить в номер хотя бы парочку небольших заметок, выдержанных не в общем духе издания, но он вовремя остановил себя, вспомнив, что его основной задачей на данный момент является закрепление на новом месте, втирание в доверие, так сказать. К вечеру подбор материалов был закончен и Илья с папкой статей, предназначенных для завтрашнего номера, поспешил к Компотову.
– А, Далекий, как бы, проходите.
– Спасибо. – Илья шмыгнул в кабинет и положил на стол папку.
– Готово, что ли? – с сомнением промямлил Компотов.
– Готово.
– Ну, так сказать, посмотрим, – Компотов придвинул к себе папку и начал потрошить ее толстыми пальцами. – Так, так, хорошо…а вот этого не надо…
Он отложил в сторону небольшую статейку, в содержании которой Илья первоначально не усмотрел ничего крамольного. Чуть подумав, он все же решил попытаться выяснить, что же не так с этой заметкой:
– Я извиняюсь, но почему этот материал не подходит? По-моему он вполне информативный и свежий.
– Что? – взгляд Компотова поверх очков выражал неподдельное удивление.
– Я говорю, – повторил Илья, – что статья свежая и интересная.
– И что? По-вашему, этого достаточно, чтобы она попала в номер?
– Нет, конечно,- увильнул от прямого ответа Далекий. – Но просто не совсем понятно, какие у нее недостатки.
– Вы ее внимательно читали?
– Внимательно.
– А раз так, то должны были заметить, что прямо во втором абзаце автор недвусмысленно намекает на кое-какие вещи, которые на взгляд редакции не должны подвергаться сомнению и уж тем более критике. Сами посмотрите.
Илья взял текст в руки, пробежал по нему глазами и только теперь понял, что не понравилось Компотову. Тот, тем временем, внимательно наблюдал за тем, как Илья читает, а, дождавшись, когда Далекий оторвется от листка, продолжил:
– Мы, Илья Андреевич, ведь не газета "Правда", так сказать.
– Я понимаю.
– Вот и прекрасно. Остальное, вроде, все, как бы, в порядке. Можете сдавать.
*************************
Неделя пролетела незаметно, и уже в пятницу Паклину на мобильный позвонил молодой человек, который вежливо сообщил, что, если Игорь Аркадьевич еще заинтересован, то можно встретиться и получить необходимые ему документы. Паклин, естественно, согласился и поздно вечером встретился с невысоким молодым человеком, одетым в строгий костюм, который, тем не менее, напрямую говорил о том, что работает он далеко не в офисе какой-нибудь компании, а в месте вполне определенном.
– Вот, – протянул посланник довольно внушительный плотно запечатанный бумажный пакет. – Александр Александрович просил передать, что здесь все, что вам необходимо.
– Спасибо. – Паклин открыл свой кожаный портфель, вместил в него пакет, а взамен выудил оттуда другой, не менее плотный, правда, меньший по размерам конверт. – Передайте это господину Сомову.
Вместо того, чтобы взять конверт, молодой человек как ошпаренный отскочил от Паклина.
– Уберите это, пожалуйста.
Паклин послушно сунул конверт обратно в портфель. Юноша вернулся на исходную позицию и незаметно протянул аккуратно сложенный листочек, который тут же попросил убрать.
– Что это? – недоуменно поинтересовался Паклин.
– Банковский счет. Деньги Александр Александрович просил перевести на него.
Паклин выругался про себя, сам не понимая, как мог допустить подобную оплошность.
"Выгляжу в глазах этого сопляка как полный идиот", – подумал он про себя.
Деньги поступили на счет Сомова в тот же вечер, так как Паклин не привык откладывать что-либо на потом. Перед тем как ехать домой, он заскочил в банк, где и сделал денежный перевод. Только после этого он, сидя на заднем сидении своего автомобиля, едущего по направлению к дому, распечатал пакет. В руках у него оказалась целая кипа документов, которая вполне могла помочь составить полную картину произошедшего на даче в ту роковую ночь. Часть бумаг Паклин даже не стал рассматривать, так как никой полезной информации в них не было. Это были в основном справки биографического содержания, всевозможные свидетельства о рождении, о смерти и так далее. Первое, что действительно привлекло его внимание, был список присутствующих на даче в ночь пожара. С удивлением Игорь Аркадьевич отметил, что кроме, собственно Мишки, его домработницы и охраны, которые все значились в списке как покойники, на даче был еще и некий Руслан. Пролистав еще целую кучу бумаг, Паклин с интересом узнал, что самого Руслана следствие так и не нашло (а вернее, как сразу догадался Паклин, и не пыталось найти).
Оказывается, о его присутствии на даче никто бы и не узнал, если бы не свидетельница с соседней дачи, которая и сообщила следователям, что в доме покойного гостил молодой человек, художник. Куда он делся, из бумаг понять было невозможно. Единственное, что стало ясно Паклину, что теперь у него появилась хоть какая-то зацепка во всем этом деле…
Просмотрев папку до конца, Игорь Аркадьевич в очередной раз убедился для себя, что дело было просто-напросто замято, так как, судя по документам, никакого реального расследования проведено не было. Бортковский элементарно купил следствие, что было очень легко сделать в те времена всеобщего бардака. Подумав об этом, Паклин горько усмехнулся – ведь сам он только что за не самые большие деньги на свете купил у генерала ФСБ целую пачку документов. Нет, ничего не изменилось.
Оказавшись дома, Паклин еще долго сидел в удобном кресле и размышлял, что же ему предпринять дальше. Выпив изрядное количество вина, он решил достать собранную им когда-то подборку материалов, рассказывающую о деятельности бизнесмена Михаила. Перекопав все ящики своего огромного стола, он вспомнил, что еще в прошлом году сам же убрал эту папку в свой архив. Покинув кабинет, Паклин прошел по коридору и оказался в небольшой комнатке, которая в любой другой обычной квартире могла бы служить чуланом. Именно ее Игорь Аркадьевич и называл архивом.
Комнатка была полностью переоборудована для хранения ценных бумаг. По стенам были сделаны специальные полочки, на который в ряд стояли разноцветные папки, с прикрепленными к ним ярлычками, на которых был подписан год. У дальней стенки, которая находилась прямо напротив двери, стоял огромный сейф, в котором хранились наиболее важные бумаги. Именно к нему и направился Паклин, оказавшись внутри. Выпитое вино давало о себе знать, а потому довольно долго Игорь Аркадьевич провозился с ключом, который никак не хотел попадать в скважину. Еще больше времени у него занял ввод кода на замке. Наконец, сейф был открыт, и Паклин извлек из него нужную папку. Закрыв сейф, он погасил в комнате свет и вернулся в кабинет, где вновь опустился в уютное кресло.
Папка, которую достал Паклин, представляла собой своеобразную подборку статей из самых разных изданий, в которых, так или иначе, рассматривались различные аспекты Мишкиной жизни и его бизнеса. Паклин брал по очереди каждую из статей и внимательно просматривал ее. По большому счету их содержание он знал наизусть, но что-то заставляло его в этот вечер снова и снова просматривать давно знакомые материалы.
После того как закончилась часть статей, посвященная профессиональной деятельности Мишки, начались различные интервью с ним, а так же просто статьи описательного характера, рассказывающие о жизни молодого успешного российского олигарха. Паклин уже собирался закрыть папку и отправиться спать, как почувствовал, будто через его тело пропустили электрический разряд. То, на что случайно упал его взгляд, когда он уже закрывал папку, потрясло его. Перед ним лежало одно из последних интервью Мишки, в котором он большей частью отвечал на вопросы, касающиеся его личной жизни:
" Корр.: Вы не могли бы рассказать немного о своих увлечениях?
М.: О, вы знаете, меня много что увлекает в этой жизни… Но, пожалуй, своим главным увлечением я считаю живопись.
Корр.: Живопись? Не могли бы вы рассказать об этом чуть подробнее?
М.: С удовольствием! Я должен вам признаться, что меня больше интересуют не классические полотна, а работы молодых художников. Классика слишком банальна, как мне кажется…
Корр.: Вас можно назвать коллекционером?
М. (смеется): В какой-то степени. Я часто посещаю вернисаж, где нет-нет, да прикуплю что-нибудь…" Паклин не мог поверить своим глазам. Такое везение было просто невероятным! Он только что сидел и ломал голову над тем, как ему найти этого самого Руслана и ответ нашелся сам собой! Конечно, далеко не факт, что Руслан все еще промышляет художественным делом, что он все еще продает картины на одном из московских вернисажей, но главное, что теперь определена начальная точка поиска! На следующее же утро Паклин решил попытаться напасть на след таинственного Руслана.
***********************
Лавочкин уже полчаса сидел в приемной Компотова, дожидаясь, пока тот закончит свои дела. Он нервно пощипывал свою бородку, пропуская отдельные волоски сквозь пальцы. Компотов вызвал его на доклад, как они и договаривались, в конце недели.
Поведать Лавочкину, конечно, было что, но сам он достигнутым результатом был не очень доволен – маловато сведений удалось добыть. Откровенно говоря, вплоть до последнего дня, то есть как раз до пятницы, у него вообще не было никаких сведений о том, что творится в жизни Далекого. Но, слава богу, буквально за несколько часов до того, как он должен был предстать перед Компотовым, Далекий сам выложил все свои карты перед Лавочкиным, хотя тот его об этом даже не просил.
Дело было так…
Придя с утра пораньше в редакцию, Лавочкин решил, что сегодня он кровь из носа должен добыть хоть какую-нибудь информацию. Потому он решил не идти сразу в свой отдел культуры, а подождать Илью около его кабинета, чтобы потом сделать вид, будто проходил тут абсолютно случайно. Сказано – сделано. Лавочкин поднялся на нужный этаж и подковылял к кабинету Далекого. И какого же было его удивление, когда он увидел, что дверь в него приоткрыта. До начала рабочего дня было еще почти пол часа, а как успел подметить Лавочкин, Илья никогда не приходил раньше.
Подумав, что возможно у Далекого возникли срочные дела, а потому он пришел раньше, Лавочкин робко постучался в чуть отворенную дверь. Ему никто не ответил.
Лавочкин повторил свою попытку, но и на этот раз в кабинете стояла гробовая тишина.
Окончательно убедившись, что внутри никого нет, Илларион Сегизмундович легонько толкнул дверь рукой, и та полностью открылась. Перед взором доносчика предстал весь рабочий кабинет Далекого, в торце которого стоял рабочий стол. Сперва Лавочкин решил, что в кабинете ему делать совершенно нечего, да и вообще это не в его стиле – рыться в чужих вещах. Но потом он заметил, что на практически пустом столе лежит какая-то папка, туго набитая бумагами. В мозгу у Лавочкина проскользнула мысль о том, что, вполне возможно, это какие-то рабочие материалы Далекого, но потом ум опытного следопыта пришел к выводу, что нужные материалы вот так лежать не могут. Уж больно небрежно лежала папка, на самом краю стола.
Как – будто ее хотели взять с собой, но в самый последний момент забыли…
Не долго думая, Лавочкин прошмыгнул в кабинет, схватил папку и пулей вылетел обратно в коридор. Оглядевшись по сторонам, он с облегчением подумал, что его никто не заметил. Быстро, насколько позволял ему возраст, Илларион Сегизмундович пошел в сторону своего отдела, стараясь не привлекать к себе особого внимания.
На его счастье, ни с кем из хороших знакомых он не столкнулся, а потому избежал ненужных вопросов о том, что за папка у него в руках. Уже оказавшись у себя, Лавочкин, наконец, отдышался, прежде заперев свой кабинет изнутри на ключ. Он открыл окно, так как спертый воздух сильно давил на его старое сердце, готовое и так выскочить из груди от только что проделанной пробежки. Лавочкин сел за стол, достал сигарету, прикурил и развязал веревочки, которые являлись единственной преградой на пути его всепоглощающего интереса. И интерес этот был удовлетворен сполна…
И вот теперь, сидя в приемной Компотова, Лавочкин тягостно размышлял о том, насколько полезной будет эта папка. Честно говоря, сам он ничего из того, что нашел внутри, понять так и не смог. В цифрах он был слабоват. Единственное, что он понимал наверняка, что никакого отношения сведения, изложенные на бумаге из папки, к непосредственной работе Далекого отношения не имеют. Но, с другой стороны, мало ли что это могли быть за статистические данные, да таблицы. Одним словом, Илларион Сегизмундович считал, что с его способностями и опытом наличие в руках одной папки не понятно с чем явно маловато.
Наконец, Компотов выглянул из своего укрытия и пригласил старика войти.
– Итак, дорогой вы наш, какие у нас результатики, так сказать?
– Вот, – Лавочкин протянул Компотову папку. – Это все, что удалось пока добыть.
– А что в ней? – поинтересовался Компотов.
– А черт его знает, – чистосердечно признался Лавочкин. – Бумаги с цифрами какими-то.
Это я в его кабинете нашел.
– Что значит нашли? – нахмурился Компотов. – Украли что ли?
– Ну, можно и так сказать…
Компотов развязал папку и принялся просматривать его содержимое. Он долго, то сводил, то разводил брови, сопел, пару раз откашлялся. Лавочкин все это время сидел и всматривался в лицо начальственной особы, надеясь прочитать на нем отношение к проделанной им работе. Тем временем Компотов отложил папку в сторону и обратился к замершему в ожидании старику:
– То, что вы принесли мне, Илларион Сегизмундович, является очень важным, так сказать, материалом. Сначала, честно говоря, я хотел вас, как бы, так сказать, отругать за воровство, но то, что вы добыли… Здесь, как говорится, все методы хороши.
– А что в папке? Вы меня, конечно, извините, за подобный вопрос.
– В папке клевета, дорогой Илларион Сегизмундович. Еще вопросы есть?
– Нет, – ответил Лавочкин, хотя так ничего и не понял. Впрочем, он уже давно сам для себя решил, что принцип "меньше знаешь – лучше спишь" является самым полезным из всех, изобретенным человечеством. А потому больше вопросов решил не задавать.
– Вот и прекрасно. А в понедельник зайдите к бухгалтеру – она вам премию хорошую выдаст. Как говорится, каждый труд должен быть вознагражден. Правильно я говорю?
– Конечно, – Лавочкин тяжело вздохнул и, не попрощавшись, вышел.
На душе у него было как-то слякотно и по-осеннему грустно. "Старость", – подумалось ему. Опечалившийся, он побрел в кафе через дорогу, чтобы выпить чего-нибудь горячительного. О деньгах теперь можно было не беспокоиться. Выйдя из здания редакции, он посмотрел на вечернее небо, и ему показалось, будто собирается дождь. Прохожие спешили по своим делам и некоторые из них толкали старика своими острыми плечами, отчего все тело Иллариона Сегизмундовича сотрясалось и ему становилось больно. Он все никак не мог понять причину накатившейся на него грусти. И похвалили его, вроде. И деньжат подкинули. А на душе скверно. И тут Лавочкин понял, что плохо ему от того, что он, дряхлый старик, донес на молодого парня, у которого еще столько всего впереди. Донес, и теперь будущее этого самого Ильи Далекого под большим вопросом. Что было в папке? "Эх, дурак ты старый, дурак",- отругал сам себя Лавочкин.
Так он стоял у входа в редакцию и размышлял. А потом и правда пошел дождь. И Илларион Сегизмундович все же решил переместиться в кафе. Он растерянно огляделся по сторонам и сошел с тротуара. Дождь усилился.
То, что сейчас он умрет, Лавочкин понял, когда услышал пронзительный визг тормозов, где-то совсем рядом с собой. Он еще успел оглянуться, удивленно посмотрев сквозь залитое дождем лобовое стекло, на водителя стремительно приближающейся машины. "Вот и поделом тебе", – пронеслось у него в голове, прежде чем его тело взлетело на несколько метров вверх, чтобы затем рухнуть со страшной силой на мостовую.
Машина резко затормозила и из нее выскочил всклокоченный мужичонка, который только и делал, что причитал, будто не заметил старика, который не весть откуда появился. Да все и так видели, что мужик ни в чем не виноват. Старик сам фактически бросился под колеса автомобиля.
Расхристанное тело Иллариона Лавочкина лежало посреди мостовой, а вокруг него толпились зеваки, которые все ждали приезда милиции. Из здания редакции на улицу высыпали сотрудники "Российских новостей", которые с выражением ужаса на застывших лицах смотрели на расколовшийся на части череп Лавочкина. Мужик все бегал вокруг и восклицал, что ни в чем не виноват:
– Он сам, сам!
– Да успокойтесь вы, – сказал ему один из стоявших в толпе. – И откройте зонт. А то вон дождь-то какой. Промокните…
**************************
Найти Руслана оказалось не так-то и просто. Впрочем, Паклин и сам не ждал быстрого результата. Первым делом он решил съездить на крупнейший московский вернисаж на Крымском валу. Здесь чутье его не подвело, да и вряд ли могло подвести – это было действительно не сложно. Сложно стало потом. Приехав к зданию Центрального дома художников, Паклин попросил водителя подождать, а сам направился к импровизированным рядам, раскинувшимся под летними навесами.
Суббота делала свое дело – народу было предостаточно. Но это было в данном случае даже хорошо, так как существовала большая вероятность того, что Руслан окажется среди десятков художников, выставляющих свои полотна на продажу.
Потолкавшись немного среди людей и посмотрев самые разные образцы художественной мысли, Паклин приступил к непосредственному поиску. Ходя по вернисажу, он присматривался к художникам, пытаясь выявить среди них старожил. Юных созданий он отмел сразу, так как вряд ли они могли оказаться полезными. А среди более пожилого контингента Паклину особенно понравился интеллигентного вида мужчина лет пятидесяти, продававший нечто в классическом стиле, но с легким налетом модернизма. Так, по крайней мере, показалось Паклину, а в живописи он кое-что понимал. Постояв несколько минут с видом знатока напротив работ художника, Игорь Аркадьевич, заинтересовал того настолько, чтобы он, наконец, обратился к нему:
– Что-нибудь приглянулось?
– Да, кое-что понравилось. Вот это полотно в какую цену? – Паклин указал рукой в сторону пейзажа, изображавшего какой-то уголок европейской части страны.
– Это дорого, – ответил художник, но тут же осекся, видимо, оценив внешний вид Игоря Аркадьевича, по которому вряд ли можно было сказать, что этот человек нуждается в денежных средствах. – Тысяча долларов.
– Очень хорошо. Я его беру.
Художник тут же засуетился, забегал. Взяв специальную длинную палку с крюком на конце, он ловко подцепил картину, которая висела достаточно высоко на металлической сетке, заменявшей стены. Аккуратно спустив картину вниз, он, под завистливые взгляды коллег, начал бережно упаковывать ее в бумагу. Видно было, что расставаться со своим творением ему действительно жалко… Закончив с упаковкой, художник обернулся к Паклину и поинтересовался:
– Раму не возьмете к ней? Есть одна – очень подходящая!
Вместо ответа Паклин молча отсчитал нужную сумму за картину, протянул ее художнику и лишь затем заговорил:
– Вы давно здесь торгуете?
– Лет пятнадцать уже, наверное, – ответил художник.
– Отлично. Я возьму у вас раму и даже еще несколько картин, так как они мне по-настоящему понравились, но взамен за небольшую услугу.
– Услугу? – удивился художник. – Что я могу для вас сделать?
– Пообедать со мной, – сказал Паклин, но, заметив недвусмысленный взгляд продавца картин, тут же поправился. – Не поймите меня неправильно – мне просто нужно с вами кое о чем поговорить.
– А почему именно со мной? – резонно поинтересовался живописец.
– Мне кажется, вы сможете помочь мне кое-что узнать. Но если вы не хотите, то я не в праве вас заставлять. А раму я куплю у вас в любом случае. Так каков ваш ответ?
– Хорошо. Я согласен. Во сколько и где?
– Давайте часика в два. Вас устроит?
– Вполне.
– Тогда в два за вами заедут. Всего доброго и спасибо за прекрасную картину!
Паклин подхватил полотно подмышку и пошел к выходу. Теперь ему оставалось только ждать обеденного часа и надеяться, что этот художник, имя которого он даже забыл спросить, поможет ему узнать хоть что-нибудь о Руслане.
************************
Неделя пролетела незаметно и для Ильи. Он так увлекся производственным процессом, что единственное, что могло отвлечь его от любимого журналистского дела, была Рита. С ней он проводил все свое свободное время. Она практически перебралась к нему жить. Он помог перевести ей часть вещей, которые теперь размещались в самых неожиданных уголках его квартиры.
Кроме того, что Рита стала для него той любимой, в которой он так долго нуждался, но не мог найти, она оказалась и бесценным источником информации. А в информации Илья нуждался не меньше, чем любви.
Сначала Рита отказывалась даже разговаривать на тему передачи Илье хоть какого-то материала, с которым она работает.
– Зачем тебе? – спрашивала она. – Ты же в экономике ничего не понимаешь!
– Если прошу – значит надо, – отвечал он.
Сопротивление ее было сломлено в середине недели. Оказалось, что сделать это было достаточно просто – нужно было всего лишь рассказать правду. Ну, не всю, конечно же. Разговор между ними состоялся поздно вечером, когда Илья, наконец, добрался домой, после сдачи в печать очередного номера. Сидя на кухне и уплетая приготовленный Ритой ужин, он в сотый раз мысленно благодарил Бога за то, что тот послал ему в подарок эту женщину, а заодно и о том, что пора бы уже подключить Риту к делу.
– Ритусь, помнишь, я тебя уже спрашивал о твоем отношении к Бортковскому? – издалека начал Илья.
– Ты опять за свое?
– Нет, ты меня дослушай, – Илья отодвинул тарелку, так и не доев. – Я знаю, что у тебя есть контакты с самыми разными источниками информации. Я знаю, что ты можешь достать для меня цифры, которые могли бы пролить свет на некоторые дела Бортковского…
– Чтобы тебя застрелили? – перебила она его.