Страница:
Она хотела было пройтись по дому и поискать, но почувствовала сильную усталость и слабость. "Ладно", - решила она, - "Утром вымою." А утром пришла милиция.
Стоит ли говорить, что чашку не нашли? Разумеется, она исчезла.
Исчерпав тему до донышка, мы принялись помогать Нюсе с уборкой: Грета схватилась за веник, я - за тряпку, и общими усилиями кухня быстро приобрела благопристойный вид. Потом мы попили пустого чайку.
Нюся схватила авоську и пошла за продуктами, не оскверненными, как она выразилась, лиходеями. Тетя отправилась в спальню, сказав, что ей необходим длительный отдых. Макс и Грета куда-то засобирались.
Причем кузина добрых двадцать минут выбирала шелковый шарфик. Раньше подобного кокетства я за ней не замечала, но то раньше. Пора привыкать к волнительной мысли, что наша Гретка - невеста. С ума сойти.
Наконец, я осталась одна. Самое время перейти к упражнениям следующей ступени, то есть к созерцанию объекта мысли, что для меня представляется самым сложным во всей йоге. То объекты беснуются, то мысль кувыркается - до созерцания ли? Попробую, может, получится на этот раз. Напрягу извилины и поразмыслю, благо есть над чем. То, что Павлик выжил, свидетельствует о неопытности преступника. Что это дает? Правильно, ничего. Но может дать впоследствии... Балда! Забыла спросить у следователя, чем именно его отравили. Полезно было бы знать. Для общего, так сказать, развития. Ясно, что не уксусом. И не крысиной морилкой. Даже мои родственники при всей их безалаберности и непрактичности заподозрили бы неладное, во всяком случае не подумали бы на сердечный приступ.
История с чашкой лично у меня вызывает сомнение, скажу почему. То, что она пропала, указывает на постороннего отравителя, который ушел, прихватив с собой улику, чтобы избавиться от нее подальше от места преступления. Свой бы подсунул Нюсе, чтобы вымыла, - и дело в шляпе. Пусть потом милиция ломает голову, разыскивая концы. Но что за посторонний такой, - спрашиваю я, - который знает о мелких привычках кузена?
И как он, оставшись незамеченным, добрался до комнаты Павлика? Нет, что-то у меня не складывается.
Слушай, неужели я занялась собственным расследованием?! Какая глупость с моей стороны. Нет конечно, ни о каком расследовании не может быть и речи, мне просто интересно покопаться в происшедшем.
Разминка для ума, так сказать, ничего более, честное слово!
Заверещал дверной звонок. Я дернулась к выходу и охнула. Моя нога! Из-за волнений, связанных с обыском и допросом, я совсем про нее забыла. И она про меня, как видно, тоже. Но пришла пора нам обеим вспомнить.
За ночь нога опухла. Не вся, конечно, до этого дело пока не дошло, опух один сустав, но и этого хватило, чтобы любое движение вывихнутой конечности, даже самое пустяковое и невинное, вызывало острую боль, которая, ввинчиваясь стальным штопором, пронизывала меня от пятки до макушки.
Под настойчивую трель звонка я допрыгала на здоровой ноге до двери и встретила гостя. Это был Андрей собственной - выбритой, тщательно причесанной, разодетой и в меру сбрызнутой одеколоном - персоной.
Мускус и амбра, - потянув носом, определила я. Стойкий запах сильного, уравновешенного, уверенного в себе мужчины. На нем был парадный костюм, ослепительно белая рубашка, белый же галстук-бабочка и начищенные до блеска туфли. Ну и вырядился! - присвистнула я. Ничего удивительного - жених, ему по статусу положено. Вот женится - влезет в вечные тапочки, весь лоск сойдет, как будто его и не было. Обидно.
А пока взгляд карих глаз, испещренных солнечными крапинами, был чуть насмешлив, чуть надменен, чуть капризен. Бедовый взгляд сердцееда со стажем, который ласкает и манит, манит, манит (рефреном до конца следующей страницы) подавить инстинкт самосохранения, трижды плюнуть через левое плечо на дурацкие условности и - ах! - сигануть в бездонную пропасть любовного марева.
- Привет! - лучезарно улыбнулся он, блеснув зубами, одолженными у парня с рекламного плаката стоматологической клиники.
- Привет, - вяло ответила я, застыв, как озябшая цапля, на одной ноге. Непорядок. Второй раз Андрей воскрешает во мне подзабытое было чувство неполноценности. Второй раз он выглядит так, словно только что из джакузи, а я - словно из общественной парилки. Надо над собой поработать: причесаться и... Что еще?
Ладно, так и быть, причешусь, а там посмотрим, - Грета ушла две минуты назад, так что... - доложила я и совсем было собралась захлопнуть дверь, но сосед, уловив мое желание избавиться от него как можно скорее, поспешно облокотился на косяк.
- Болит нога? - участливо поинтересовался он.
- Болит, - коротко пожаловалась я. Не люблю распускать сопли. Особенно перед чужими женихами.
- Будем лечить, - сообщил он и продемонстрировал тюбик с мазью, который извлек из кармана парадного пиджака, - Держись крепче!
Он отлепился от косяка, сгреб меня в охапку и, не обращая внимание на громкие протесты, отнес на диван. Потом опустился на корточки, взял пульсирующую болью стопу в свои руки, ощупал, размял, помассировал и потянул на себя.
Оглушительно хрустнув, комната раскололась и обрушилась сотнями мелких осколков, которые, падая, вонзались в мою несчастную ногу.
- Сейчас пройдет, - в ответ на мои жалобные поскуливания заверил садист, быстрыми движениями втирая мазь в кожу. Боль послушно юркнула в свою норку и притаилась. Я перестала скулить.
- Готово, - сообщил Андрей, показывая мне мою собственную ногу, аккуратно стянутую тугой повязкой, - Полежи денек-другой и будешь как новенькая.
- Спасибо.
Говорить было не о чем, и мы неловко замолчали.
- ...А хочешь... я сделаю чай? - неожиданно предложил он.
Слащавый жених, спрыгнувший с глянцевых страниц не в меру женского журнала, да на кухне - ну уж нет, это слишком. К тому же я пила чай недавно и больше не хочу.
- Хочу.
И кто разберет нас, женщин? Чур, не я. Я не способна, несмотря на мощный интеллект (наверстывая упущенное, упомяну, что удельный вес моих извилин зашкаливает за линию горизонта), потрясающую проницательность и парадоксальную широту взглядов. Иногда сама удивляюсь: и как все это умещается во мне одной?
Андрей удалился на кухню и загремел посудой. Через четверть часа он появился с подносом, заставленным чайными принадлежностями, и полотенцем, перекинутым через согнутую в локте руку. Теперь он походил на официанта из фешенебельной, сияющей позолотой ресторации. Я вдоволь насладилась случившейся метаморфозой, старательно делая вид, что упиваюсь чаем.
- А что здесь было? - спросил Андрей, озираясь, - Ураган?
- Не-а. Это не ураган, это обыск.
- Да? И кто кого обыскивал?
Дурачок, он думает, я шучу.
- Милиция нас, естественно! Не мы же милицию.
- Ничего не понимаю, - покрутил головой Андрей.
- Не переживай, я тоже... О нашем Павлике знаешь? - он кивнул головой, - Так вот, не было у него сердечного приступа, отравили его... Да не пугайся ты так, не насмерть. В итоге Павлик - пострадавший, а мы подозреваемые со всеми вытекающими отсюда... м-м... неприятностями...
- Но кто?.. - его зрачки расширились.
- Не спрашивай - не знаю. Знала бы - придушила мерзавца голыми руками и не поморщилась. Если честно, нашего Павлика я терпеть не могу. Но родственников... о-хо-хо!.. не выбирают. Рано или поздно с ними смиряются. Во всяком случае, я давно смирилась и по привычке за любую седьмую воду на киселе готова глотку перегрызть. Вот если бы Павлика пристукнул кто-то из своих, - тогда другое дело... Родственные разборки, так сказать... Ну чего смотришь? Шучу я!.. (С чувством юмора у него не сложилось, однако.) ...Шучу!
Не мы это. Долго объяснять, но, поверь, не мы... Да! - спохватилась я, - Тебе не стоило приходить сюда. Кто знает, может, за нами следят, прощупывают вероятные связи с преступным миром и все такое.
- Ну дела! - восхитился Андрей. Во всяком случае, мне показалось, что восхитился.
- Да уж, дела...
...Как сажа бела.
- А как чай?
Значит, полчаса прошли. Это я к тому, что Андрей, как всякий мужчина репродуктивного возраста, и тридцати минут не может прожить без похвалы. Обыск? Ерунда! Павлик? Мелочь. Важно, что чай ему удался.
Так и быть, дружок, получай свой медовый пряник, но не рассчитывай, что щедрость войдет у меня в привычку.
- Спасибо, отличный.
Пусть видит, что я воспитанная особа, а не какая-нибудь там хухры-мухрыжка. Пусть знает, что Гретка из приличной семьи.
- Когда поправишься, приходи в гости, я угощу тебя настоящим чаем, предложил сосед. Интересно, а что я пью, если не чай... Надеюсь, не уксус и не синильную кислоту.
Пока я принюхивалась к чаю, сосед сиял от удовольствия и лучился блаженством. Не так уж много, если вдуматься, мужчине и нужно - плошка щей да ласковое слово. Но это пока он холост. Дальше - больше.
Уровень притязаний мужчины обычно зависит от степени его женатости. Не думаю, что Андрей - счастливое исключение. Таковых вообще не бывает.
- М-м... - проблеяла я.
Чудной родственничек мне достанется. Вместо того, чтобы крутить романтические шуры-муры с невестой, порхает вокруг меня - занимается то ногой, то чаем, опять же - в гости приглашает. Наверное, наводит мосты дружбы и взаимопонимания с будущей... Забыла, кем я буду ему приходиться, свояченицей?..
Видно, чудные родственники - мой крест и моя персональная голгофа.
- М-м... спасибо, приду. Вот закончится следствие, и приду. С Гретой, - добавила я тихо. Он вопросительно приподнял правую бровь, но вопрос не озвучил, а я сделала вид, что ничего не заметила.
- ...Брось, мне бояться нечего. Подумаешь, следствие! Я чист аки слеза младенца, если не чище.
Он еще и наивный. Газет не читает, что ли? Присказку про тюрьму и суму не знает?
- И, если хочешь знать, - продолжил Андрей, - Я не верю, что кто-то из вас мог покушаться на Павлика.
Не те вы люди... (А я что говорила? Слово в слово.) ...Покричать, поссориться, выплеснуть друг на друга отрицательные эмоции - да, на это вы мастера. Но все остальное - ментовский бред. Вам нужен хороший адвокат, который быстро вылечит всех, кто в этом нуждается.
А что, неплохая идея. Не так глуп этот Андрей. Но я не представляю, где и почем берут адвокатов, тем более хороших. Не знаю, есть ли деньги у тети, а моей наличности, - я быстро прикинула, но не потому что быстро считаю, а потому что считать было нечего, - хватит разве что на пупок от хорошего адвоката. И то не факт.
- Так ты придешь, Ни?
- Что? - не сразу поняла я, поскольку думала о своем.
- На чай придешь? Обещай, что придешь, как только пройдет нога. И, слушай, хотел попросить, давай отбросим условности.
- Что отбросим? - испугалась я. Вот оно! Ну, что я говорила? Дальше должно последовать галантное приглашение сигануть в пропасть. Или я совсем не разбираюсь в мужчинах.
- Все твои спасибо, пожалуйста, позвольте пройти, не стоит благодарности. К чему они?
- Хорошо, - покладисто согласилась я, прислушиваясь к неясному бормотанию и царапанью, - Отбросим... Кажется, Нюся опять завалила ключ покупками. Будь любезен, открой дверь.
Иногда воспитание из меня так и прет. Помимо желания.
- Тьфу ты, - в сердцах сплюнул Андрей.
***
Ушел Андрей, явились Макс и Грета. Все будто сговорились, чтобы не дать мне времени на размышление. Мелькают перед глазами, дергают, отвлекают, не дают, хоть тресни, сосредоточиться. Я почти дозрела до чего-то важного, но в таких условиях думать совершенно невозможно. Проблеск был и исчез.
Теперь не вспомнить. Черт...
Подтверждая худшие опасения, Макс заметался по дому со скоростью ошпаренного ежика. Опрокинул стул, на котором мирно посапывал Сем Семыч, обняв лапами круглое пузико, в котором переваривалась свежая телячья печенка, и прикрыв мордочку пушистым хвостом. Кот с испугу подпрыгнул, издав боевой клич, мягко приземлился, дернулся к окну, стремительно перебирая лапами, проехался попой по отполированному паркету, молниеносно вскарабкался по портьере и принялся истошно орать, зависнув под самым потолком. Тоже мне, нашел развлечение. Слезай, негодник!
Между тем неугомонный Макс перевернул ломберный столик. На пол посыпались карты, рубашками вниз упали дама, туз, валет и восьмерка, беспросветные трефы.
О-ей, какой неудачный расклад!
- Опять мамай прошел, - безучастно констатировала Нюся. Она подняла мебель, собрала карты с пола и уговорила Сем Семыча спуститься на грешную землю, наобещав ему с три короба - судачий хвост, куриную котлетку и упитанную мышку. Котлетка с хвостом - понятно, но где она возьмет мышь? Меня передернуло.
Сем Семычу надоело орать, он спрыгнул на крышку клавесина и замер в оборонительной позе, не сводя нагловато-настороженных глаз с мамая.
Покружив по комнате, кузен вышел, от души шарахнув дверью. Кто его, бедного, так допек? Ничего, перевернет дом вверх тормашками, чуток успокоится и как миленький выложит все свои неприятности. Его и спрашивать не придется.
Но сейчас меня интересует не он, а сестрица, которая до такой степени ушла в себя, что, казалось, не замечала ни меня, торжественно возлегающую на диванных подушках, ни истошно вопящего кота, ни мечущегося брата.
За окном затрещал мотоцикл, оповещая, что Макс поехал переворачивать чужой дом. Ну и ладно.
Нашему и без кузена досталось.
Для того, чтобы вызвать на откровение Грету, придется изрядно попотеть. Ни дыба, ни испанский сапожок, ни раскаленные щипцы не помогут расколоть скрытную сестрицу. Проверено неоднократно. Тут нужен нетрадиционный подход и целый вагон, нет, два вагона времени. Мне же не терпелось узнать, с кем Грета хотела встретиться, но, кажется, так и не встретилась. И кто (не я ли?) тому виной. Садистское желание, я понимаю, но ничего поделать с собой не могу.
Встретив осуждающий взгляд голубых глаз, в каждом из которых плавало по гигантскому айсбергу, я осеклась. Ладно, как-нибудь потом узнаю... Не к спеху... Да и вообще не важно...
В комнату торжественно вплыла тетя Лиза. Она была одета в приталенное льняное платье с легкомысленной вышивкой и высокие плетеные сандалии. В ее прическе красовалась садовая ромашка. Хм?..
Тетушка остановилась на полпути и, вскинув голову, замерла в ожидании одобрительных возгласов, но тут заметила мою ногу и кинулась с распросами.
- Ничего, тетушка, не волнуйся, - бодро ответила я, - Это всего лишь вывих, до свадьбы заживет.
- До чьей свадьбы? - оживилась тетя, от чего на ее щеках, покрытых тремя слоями тонального крема, румянами и пудрой, образовались лукавые ямочки. Как все дамы ее возраста, тетя обожала бракосочетания, несмотря на то, что ее собственный опыт в этом деле был крайне неудачным. Что там у них не заладилось, я не знаю, только отца Греты и Макса мне не довелось увидеть ни живьем, ни на фотографии. Но не это главное, правда? Важно услышать вальс Мендельсона, а потом - хоть трава не расти. Вот она и не растет.
- До чьей-нибудь, - ответила я туманно, - Я отметилась дважды. С меня, знаешь ли, хватит. Кто следующий? - повысила я голос, - Есть желающие?
Мы с тетей многозначительно смотрели на Грету, которая мучительно долго разминала сигаретку. Ее щеки пылали, но на прекрасном лице не дрогнул ни один мускул. Ну, что я говорила? Не девка - кремень.
Гвозди бы делать из этих людей... Далее - по тексту.
Грета нервно прикурила и вышла из комнаты. Мы проводили ее сочувственными взглядами.
- Мне кажется, у Греты появился кавалер, - доверительно прошептала тетушка и присела ко мне на диван. То, что Гретка влипла, видно невооруженным глазом. Только у влюбленной женщины может быть такой потерянный вид.
- Ты не представляешь, как трудно мне приходится с детьми, пожаловалась тетя, - После похорон их будто подменили... Мой дорогой брат умел с ними управляться. Иногда, каюсь, я думала, что он с ними слишком крут, что надо бы помягче, поласковей. Но вот его не стало - и все пошло наперекосяк. Дом опустел.
Иногда мне кажется, что наш дом - живое существо, потерявшее любимого хозяина... Дети отбились от рук. И я не знаю, где они, с кем и как проводят время... Они совсем не разговаривают со мной. Привет и пока - это все, что я слышу от них. Мне не о ком заботиться, не с кем поговорить. Целыми днями слоняюсь по дому и думаю, думаю, думаю... Так с ума сойти можно. Я бы и сошла, если бы не госпожа Ванда.
- А-а, тетя, - воскликнула я, - Ты еще не рассказала, как прошел сеанс потусторонней связи. Удалось ли вам установить контакт?
- О да! - просияла тетя Лиза, - Конечно! Ванда очень сильный медиум. Правда-правда! И мне... - замялась она, - Мне удалось поговорить с Генрихом.
- Да что ты говоришь? С дядюшкой?
Ексель-моксель! Только этого не хватало.
Тетя кивнула и продолжила:
- Ему там хорошо. Он сказал, что мы все сделали правильно. Кремация быстро и, главное, безболезненно избавила душу от тела, и теперь он по-настоящему свободен... Мой дорогой брат здесь, вокруг нас, - тетушка обвела быстрым взглядом комнату, - Он все видит. И, может быть, слушает нас.
- Э-э...
- Как я рада, что ты понимаешь меня!
Рано, тетя, обрадовалась.
- Э-э-э...
- Я так боялась, что ты поднимешь меня на смех! - со смущением призналась она.
- Видишь ли, тетя... - осторожно начала я, прикидывая на ходу что и как сказать, чтобы не соврать, но и не обидеть. Но закончить я не успела. Тетя не хотела слушать. Тетя хотела говорить.
- Генрих тоже смеялся. Вы с ним так похожи! Просто поразительно, до чего похожи. Генрих не просто любил тебя, как Макса, Павлика или Грету, он гордился тобой, деточка. Поначалу, грешным делом, я даже ревновала. Мне, конечно, хотелось, чтобы он гордился моими детьми, но не случилось. Не осуждай свою старую тетку, - попросила она покаянно, - В некотором смысле ты тоже мой ребенок, потому что выросла на моих глазах.
Чистая правда. Я росла в этом доме. В раннем детстве я смешила взрослых тем, что Нюсю называла мамой, а дядю - папой. Причем, этому меня никто не учил. Сама додумалась. Тогда мне казалось естественным иметь двух мам и двух пап сразу, а потом громадных трудов стоило разобраться в лабиринте родственных связей.
- Генрих очень любил тебя, дорогая. Вы часто ругались, я знаю. Когда тебе было три года, ты уже не давала ему спуску, да и он не делал скидку на то, что ты ребенок. Между вами будто электрический разряд пробегал сыпались искры и молнии сверкали. Но это от того, что вы были слишком похожи. Он не оставит тебя, думай о нем в трудную минуту, и он обязательно поможет, спрашивай совета, и он подскажет, направит в нужную сторону. Он будет с тобой всегда.
Одно из двух - либо у меня слуховые галлюцинации, либо у тети маразм. Советоваться с духом? Фу ты!
- Знаешь... - тетя замялась, решая, стоит говорить или нет. По всей видимости, она решила, что стоит, - Еще Генрих сказал, чтобы я не вмешивалась в жизнь детей, пусть они идут своей дорогой.
Ага, приехали. Мне проще поверить, что дух дяди Генриха витает над нами и подслушивает (при жизни-то не брезговал), чем поверить в то, что он сказал такое. Несомненная липа. Настоящий дядюшка всю жизнь только и делал, что строчил любовные романы и контролировал всех, кого мог. Даже меня пытался. На расстоянии. Это и пошатнуло его здоровье. Я имею в виду геморрой.
Поди разбери, зачем понадобилось Ванде подсовывать тете чужого духа. Ненавижу любую ложь. Даже самая невинная не правда ужасна для того, кому лгут, потому что не правда и потому что имеет противное свойство раскрываться в самый неподходящий момент. Но в конечном счете проигрывает лгущий. Его подхватывает стремительное течение, несет утлой лодочкой и швыряет о скалистые берега.
Возьмем, к примеру, Петренко, - подумала я и удивилась, впервые за несколько месяцев не почувствовав обжигающей боли. То ли время сделало свое дело, или это не время, а водоворот событий, в который я сама попала, но муж отвалился от сердца, как короста. Бывший муж. Теперь на самом деле бывший.
Ту-ту! Провожающих просим отойти от края платформы.
Так возьмем, к примеру, Петренко. Когда он завел любовницу, то стал врать также часто, как дышать. И чем чаще он врал, тем чаще дышал. А чем чаще дышал, тем, соответственно, чаще врал. Когда данный факт открылся мне во всей своей суровой неприглядности, первым делом я схватилась за женские журналы - что они посоветуют? Оказалось, что ничего страшного не произошло. О, мужчины моментально согласятся с этим утверждением, из чего я делаю вывод, что советы для женщин писал психолог-мужчина, который с точки зрения той же психологии естественным образом выгораживал своего блудливого собрата, а, значит, в какой-то степени и себя самого.
Читаю дальше и млею.
Подумаешь, трагедия - тут изменил, там соврал, а вон там немного побил. Если не изувечил - то и не страшно. Вполне возможно, что это от большой и чистой любви. А если не от большой и не чистой, то тоже не все потеряно, ведь муж продолжает испытывать к жене какой-то интерес. Какой-то! Хорошо, что не кое-какой. Чем бы утешился этот самый психолог, если бы ему изменила жена, - тем, что ничего страшного не произошло? А если бы при этом она его регулярно обманывала, придиралась по пустякам и время от времени поколачивала?
Далее предлагалось несколько способов, при помощи которых можно воскресить угасшие чувства.
Один совет глупее другого - вроде того, что забудьте о плохом и начните отношения с чистого листа. Э, психолог, я же не робот, которому какую программу задашь, такую он и выполнит. Я не умею забывать насильно. Ладно, думаю, попробую, раз психолог советует, - хуже не будет, хуже-то не куда. Пробую, а сама пристально посматриваю на блудного муженька, изучаю нюансы его реакций. И вдруг замечаю, что мой благоверный врет напропалую и вдохновенно. Это чертовски неприятно, но хотя бы объяснимо. Однако он врет не только, чтобы сходить налево, но и просто так, без определенной цели. Не знаю, по привычке, что ли, или ради искусства, или для поддержания спортивной формы. Короче, что я ни делала, он продолжал врать и гулять, гулять и врать.
Помыкалась я, воскрешая упертых мертвецов, но добилась только того, что довела себя до исступления. Чтобы укрепить психическую прану, Лялька посоветовала заняться йогой. Что ж, капелька нирваны мне не помешает, решила я.
И вот однажды, медленно вдыхая через левую ноздрю и растягивая вдох на восемь секунд, я достигла первой стадии просветления. Забыв выдохнуть через правую, я побежала выбрасывать журналы в мусорку - плохие они советчики, вредные у них советы. Чувства - они как люди: живут, стареют и умирают. Нельзя воскресить египетскую мумию, не стоит тревожить покой мертвецов, они этого не любят и по своему мстят.
Живому природой положено тянуться к живому, если ему не мешать - не сдерживать и не понукать, оно само пробьет себе новый путь. Собрала я вещички и, тихо прикрыв за собой дверь, вернулась в свою девичью квартиру.
Кто подумал, что Петренко обрадовался, освободившись от преевшейся жены, или хотя бы вздохнул с облегчением, тот совсем не знает мужчин. Дело не в воставших из гроба чувствах, дело в том, что в любовном треугольнике он чувствовал себя королем: две женщины отдавали ему две любви, две заботы и две ревности, которые тешили его дурное тщеславие. Когда треугольник распался, Петренко испытал настоящий шок. Не потому что лишился меня, а потому что уполовинилось его королевство. Караул, ограбили! После краткого шока он принялся отвоевывать потерянные земли. И я с таким трудом отбилась от бывшего муженька, что до сих пор не пойму - жива или мертва осталась. Вот почему я так остро ненавижу бабников и любую, даже свою собственную, ложь.
А Ванда врет. Если бы она хотела подбодрить растерянную тетю и помочь детям выбраться из паутины зависимостей, почему бы ей прямо ни сказать: так, мол, и так, Лизонька, твои дети выросли, пусть живут как могут. Вместо этого она предпочла воспользоваться именем дяди, по сути она солгала. Значит, ей движет некий шкурный интерес. Однозначно. Как бы выяснить какой?
Нет, я совсем сошла с ума, одни подозрения на уме.
Мои размышления прервал телефонный звонок. Звонил обеспокоенный Фаба, у которого успел побывать следователь. Оперативно, - вскользь отметила я и спросила, есть ли новости о завещании. Фаба ответил, что пока нет, но он не теряет надежды.
Тетя с удобствами устроилась возле телефона, подложив под спину подушку, из чего я сделала вывод, что это надолго, и поковыляла в свою спальню. Быстро прибралась там - хорошо, что вещей у меня немного.
Задвинула ящики комода, заглянула в сумку и проверила содержимое - все оказалось на месте, поправила Дали - его-то зачем трогали? Поговорила с Сем Семычем, потрепала его по загривку, потом переоделась в длинную широкую юбку - крупные маки на желтом - и свободную футболку, заколола волосы шпильками. И, между прочим, осталась довольна неземной красотой, отразившейся в зеркале.
Четверка с плюсом. Полбалла украл короста Петренко.
***
- Ника, мне очень неудобно, - начала Нюся, когда я спустилась на кухню, - Если бы я могла... Если бы у меня что-то было, то я бы, конечно... Но у меня ничего нет. И где взять? Ума не приложу.
- Нюсечка, давай проще. Что случилось?
- Ну это... - она смутилась.
- Нюся! - я шутливо погрозила ей пальцем.
- У меня кончились деньги, - наконец, решилась она.
- Деньги на хозяйство? - догадалась я. Она кивнула.
- Последний раз хозяин дал мне месяц назад. Я тянула во всю. Ты и сама видела - на столе никаких разносолов, не то что в прежние времена. Но не могу же я кормить вас одной картошкой! - пылко воскликнула она, - Вот, достала из недр буфета стопку листов бумаги, исписанных мелкими аккуратными буквами и передала ее мне.
Стоит ли говорить, что чашку не нашли? Разумеется, она исчезла.
Исчерпав тему до донышка, мы принялись помогать Нюсе с уборкой: Грета схватилась за веник, я - за тряпку, и общими усилиями кухня быстро приобрела благопристойный вид. Потом мы попили пустого чайку.
Нюся схватила авоську и пошла за продуктами, не оскверненными, как она выразилась, лиходеями. Тетя отправилась в спальню, сказав, что ей необходим длительный отдых. Макс и Грета куда-то засобирались.
Причем кузина добрых двадцать минут выбирала шелковый шарфик. Раньше подобного кокетства я за ней не замечала, но то раньше. Пора привыкать к волнительной мысли, что наша Гретка - невеста. С ума сойти.
Наконец, я осталась одна. Самое время перейти к упражнениям следующей ступени, то есть к созерцанию объекта мысли, что для меня представляется самым сложным во всей йоге. То объекты беснуются, то мысль кувыркается - до созерцания ли? Попробую, может, получится на этот раз. Напрягу извилины и поразмыслю, благо есть над чем. То, что Павлик выжил, свидетельствует о неопытности преступника. Что это дает? Правильно, ничего. Но может дать впоследствии... Балда! Забыла спросить у следователя, чем именно его отравили. Полезно было бы знать. Для общего, так сказать, развития. Ясно, что не уксусом. И не крысиной морилкой. Даже мои родственники при всей их безалаберности и непрактичности заподозрили бы неладное, во всяком случае не подумали бы на сердечный приступ.
История с чашкой лично у меня вызывает сомнение, скажу почему. То, что она пропала, указывает на постороннего отравителя, который ушел, прихватив с собой улику, чтобы избавиться от нее подальше от места преступления. Свой бы подсунул Нюсе, чтобы вымыла, - и дело в шляпе. Пусть потом милиция ломает голову, разыскивая концы. Но что за посторонний такой, - спрашиваю я, - который знает о мелких привычках кузена?
И как он, оставшись незамеченным, добрался до комнаты Павлика? Нет, что-то у меня не складывается.
Слушай, неужели я занялась собственным расследованием?! Какая глупость с моей стороны. Нет конечно, ни о каком расследовании не может быть и речи, мне просто интересно покопаться в происшедшем.
Разминка для ума, так сказать, ничего более, честное слово!
Заверещал дверной звонок. Я дернулась к выходу и охнула. Моя нога! Из-за волнений, связанных с обыском и допросом, я совсем про нее забыла. И она про меня, как видно, тоже. Но пришла пора нам обеим вспомнить.
За ночь нога опухла. Не вся, конечно, до этого дело пока не дошло, опух один сустав, но и этого хватило, чтобы любое движение вывихнутой конечности, даже самое пустяковое и невинное, вызывало острую боль, которая, ввинчиваясь стальным штопором, пронизывала меня от пятки до макушки.
Под настойчивую трель звонка я допрыгала на здоровой ноге до двери и встретила гостя. Это был Андрей собственной - выбритой, тщательно причесанной, разодетой и в меру сбрызнутой одеколоном - персоной.
Мускус и амбра, - потянув носом, определила я. Стойкий запах сильного, уравновешенного, уверенного в себе мужчины. На нем был парадный костюм, ослепительно белая рубашка, белый же галстук-бабочка и начищенные до блеска туфли. Ну и вырядился! - присвистнула я. Ничего удивительного - жених, ему по статусу положено. Вот женится - влезет в вечные тапочки, весь лоск сойдет, как будто его и не было. Обидно.
А пока взгляд карих глаз, испещренных солнечными крапинами, был чуть насмешлив, чуть надменен, чуть капризен. Бедовый взгляд сердцееда со стажем, который ласкает и манит, манит, манит (рефреном до конца следующей страницы) подавить инстинкт самосохранения, трижды плюнуть через левое плечо на дурацкие условности и - ах! - сигануть в бездонную пропасть любовного марева.
- Привет! - лучезарно улыбнулся он, блеснув зубами, одолженными у парня с рекламного плаката стоматологической клиники.
- Привет, - вяло ответила я, застыв, как озябшая цапля, на одной ноге. Непорядок. Второй раз Андрей воскрешает во мне подзабытое было чувство неполноценности. Второй раз он выглядит так, словно только что из джакузи, а я - словно из общественной парилки. Надо над собой поработать: причесаться и... Что еще?
Ладно, так и быть, причешусь, а там посмотрим, - Грета ушла две минуты назад, так что... - доложила я и совсем было собралась захлопнуть дверь, но сосед, уловив мое желание избавиться от него как можно скорее, поспешно облокотился на косяк.
- Болит нога? - участливо поинтересовался он.
- Болит, - коротко пожаловалась я. Не люблю распускать сопли. Особенно перед чужими женихами.
- Будем лечить, - сообщил он и продемонстрировал тюбик с мазью, который извлек из кармана парадного пиджака, - Держись крепче!
Он отлепился от косяка, сгреб меня в охапку и, не обращая внимание на громкие протесты, отнес на диван. Потом опустился на корточки, взял пульсирующую болью стопу в свои руки, ощупал, размял, помассировал и потянул на себя.
Оглушительно хрустнув, комната раскололась и обрушилась сотнями мелких осколков, которые, падая, вонзались в мою несчастную ногу.
- Сейчас пройдет, - в ответ на мои жалобные поскуливания заверил садист, быстрыми движениями втирая мазь в кожу. Боль послушно юркнула в свою норку и притаилась. Я перестала скулить.
- Готово, - сообщил Андрей, показывая мне мою собственную ногу, аккуратно стянутую тугой повязкой, - Полежи денек-другой и будешь как новенькая.
- Спасибо.
Говорить было не о чем, и мы неловко замолчали.
- ...А хочешь... я сделаю чай? - неожиданно предложил он.
Слащавый жених, спрыгнувший с глянцевых страниц не в меру женского журнала, да на кухне - ну уж нет, это слишком. К тому же я пила чай недавно и больше не хочу.
- Хочу.
И кто разберет нас, женщин? Чур, не я. Я не способна, несмотря на мощный интеллект (наверстывая упущенное, упомяну, что удельный вес моих извилин зашкаливает за линию горизонта), потрясающую проницательность и парадоксальную широту взглядов. Иногда сама удивляюсь: и как все это умещается во мне одной?
Андрей удалился на кухню и загремел посудой. Через четверть часа он появился с подносом, заставленным чайными принадлежностями, и полотенцем, перекинутым через согнутую в локте руку. Теперь он походил на официанта из фешенебельной, сияющей позолотой ресторации. Я вдоволь насладилась случившейся метаморфозой, старательно делая вид, что упиваюсь чаем.
- А что здесь было? - спросил Андрей, озираясь, - Ураган?
- Не-а. Это не ураган, это обыск.
- Да? И кто кого обыскивал?
Дурачок, он думает, я шучу.
- Милиция нас, естественно! Не мы же милицию.
- Ничего не понимаю, - покрутил головой Андрей.
- Не переживай, я тоже... О нашем Павлике знаешь? - он кивнул головой, - Так вот, не было у него сердечного приступа, отравили его... Да не пугайся ты так, не насмерть. В итоге Павлик - пострадавший, а мы подозреваемые со всеми вытекающими отсюда... м-м... неприятностями...
- Но кто?.. - его зрачки расширились.
- Не спрашивай - не знаю. Знала бы - придушила мерзавца голыми руками и не поморщилась. Если честно, нашего Павлика я терпеть не могу. Но родственников... о-хо-хо!.. не выбирают. Рано или поздно с ними смиряются. Во всяком случае, я давно смирилась и по привычке за любую седьмую воду на киселе готова глотку перегрызть. Вот если бы Павлика пристукнул кто-то из своих, - тогда другое дело... Родственные разборки, так сказать... Ну чего смотришь? Шучу я!.. (С чувством юмора у него не сложилось, однако.) ...Шучу!
Не мы это. Долго объяснять, но, поверь, не мы... Да! - спохватилась я, - Тебе не стоило приходить сюда. Кто знает, может, за нами следят, прощупывают вероятные связи с преступным миром и все такое.
- Ну дела! - восхитился Андрей. Во всяком случае, мне показалось, что восхитился.
- Да уж, дела...
...Как сажа бела.
- А как чай?
Значит, полчаса прошли. Это я к тому, что Андрей, как всякий мужчина репродуктивного возраста, и тридцати минут не может прожить без похвалы. Обыск? Ерунда! Павлик? Мелочь. Важно, что чай ему удался.
Так и быть, дружок, получай свой медовый пряник, но не рассчитывай, что щедрость войдет у меня в привычку.
- Спасибо, отличный.
Пусть видит, что я воспитанная особа, а не какая-нибудь там хухры-мухрыжка. Пусть знает, что Гретка из приличной семьи.
- Когда поправишься, приходи в гости, я угощу тебя настоящим чаем, предложил сосед. Интересно, а что я пью, если не чай... Надеюсь, не уксус и не синильную кислоту.
Пока я принюхивалась к чаю, сосед сиял от удовольствия и лучился блаженством. Не так уж много, если вдуматься, мужчине и нужно - плошка щей да ласковое слово. Но это пока он холост. Дальше - больше.
Уровень притязаний мужчины обычно зависит от степени его женатости. Не думаю, что Андрей - счастливое исключение. Таковых вообще не бывает.
- М-м... - проблеяла я.
Чудной родственничек мне достанется. Вместо того, чтобы крутить романтические шуры-муры с невестой, порхает вокруг меня - занимается то ногой, то чаем, опять же - в гости приглашает. Наверное, наводит мосты дружбы и взаимопонимания с будущей... Забыла, кем я буду ему приходиться, свояченицей?..
Видно, чудные родственники - мой крест и моя персональная голгофа.
- М-м... спасибо, приду. Вот закончится следствие, и приду. С Гретой, - добавила я тихо. Он вопросительно приподнял правую бровь, но вопрос не озвучил, а я сделала вид, что ничего не заметила.
- ...Брось, мне бояться нечего. Подумаешь, следствие! Я чист аки слеза младенца, если не чище.
Он еще и наивный. Газет не читает, что ли? Присказку про тюрьму и суму не знает?
- И, если хочешь знать, - продолжил Андрей, - Я не верю, что кто-то из вас мог покушаться на Павлика.
Не те вы люди... (А я что говорила? Слово в слово.) ...Покричать, поссориться, выплеснуть друг на друга отрицательные эмоции - да, на это вы мастера. Но все остальное - ментовский бред. Вам нужен хороший адвокат, который быстро вылечит всех, кто в этом нуждается.
А что, неплохая идея. Не так глуп этот Андрей. Но я не представляю, где и почем берут адвокатов, тем более хороших. Не знаю, есть ли деньги у тети, а моей наличности, - я быстро прикинула, но не потому что быстро считаю, а потому что считать было нечего, - хватит разве что на пупок от хорошего адвоката. И то не факт.
- Так ты придешь, Ни?
- Что? - не сразу поняла я, поскольку думала о своем.
- На чай придешь? Обещай, что придешь, как только пройдет нога. И, слушай, хотел попросить, давай отбросим условности.
- Что отбросим? - испугалась я. Вот оно! Ну, что я говорила? Дальше должно последовать галантное приглашение сигануть в пропасть. Или я совсем не разбираюсь в мужчинах.
- Все твои спасибо, пожалуйста, позвольте пройти, не стоит благодарности. К чему они?
- Хорошо, - покладисто согласилась я, прислушиваясь к неясному бормотанию и царапанью, - Отбросим... Кажется, Нюся опять завалила ключ покупками. Будь любезен, открой дверь.
Иногда воспитание из меня так и прет. Помимо желания.
- Тьфу ты, - в сердцах сплюнул Андрей.
***
Ушел Андрей, явились Макс и Грета. Все будто сговорились, чтобы не дать мне времени на размышление. Мелькают перед глазами, дергают, отвлекают, не дают, хоть тресни, сосредоточиться. Я почти дозрела до чего-то важного, но в таких условиях думать совершенно невозможно. Проблеск был и исчез.
Теперь не вспомнить. Черт...
Подтверждая худшие опасения, Макс заметался по дому со скоростью ошпаренного ежика. Опрокинул стул, на котором мирно посапывал Сем Семыч, обняв лапами круглое пузико, в котором переваривалась свежая телячья печенка, и прикрыв мордочку пушистым хвостом. Кот с испугу подпрыгнул, издав боевой клич, мягко приземлился, дернулся к окну, стремительно перебирая лапами, проехался попой по отполированному паркету, молниеносно вскарабкался по портьере и принялся истошно орать, зависнув под самым потолком. Тоже мне, нашел развлечение. Слезай, негодник!
Между тем неугомонный Макс перевернул ломберный столик. На пол посыпались карты, рубашками вниз упали дама, туз, валет и восьмерка, беспросветные трефы.
О-ей, какой неудачный расклад!
- Опять мамай прошел, - безучастно констатировала Нюся. Она подняла мебель, собрала карты с пола и уговорила Сем Семыча спуститься на грешную землю, наобещав ему с три короба - судачий хвост, куриную котлетку и упитанную мышку. Котлетка с хвостом - понятно, но где она возьмет мышь? Меня передернуло.
Сем Семычу надоело орать, он спрыгнул на крышку клавесина и замер в оборонительной позе, не сводя нагловато-настороженных глаз с мамая.
Покружив по комнате, кузен вышел, от души шарахнув дверью. Кто его, бедного, так допек? Ничего, перевернет дом вверх тормашками, чуток успокоится и как миленький выложит все свои неприятности. Его и спрашивать не придется.
Но сейчас меня интересует не он, а сестрица, которая до такой степени ушла в себя, что, казалось, не замечала ни меня, торжественно возлегающую на диванных подушках, ни истошно вопящего кота, ни мечущегося брата.
За окном затрещал мотоцикл, оповещая, что Макс поехал переворачивать чужой дом. Ну и ладно.
Нашему и без кузена досталось.
Для того, чтобы вызвать на откровение Грету, придется изрядно попотеть. Ни дыба, ни испанский сапожок, ни раскаленные щипцы не помогут расколоть скрытную сестрицу. Проверено неоднократно. Тут нужен нетрадиционный подход и целый вагон, нет, два вагона времени. Мне же не терпелось узнать, с кем Грета хотела встретиться, но, кажется, так и не встретилась. И кто (не я ли?) тому виной. Садистское желание, я понимаю, но ничего поделать с собой не могу.
Встретив осуждающий взгляд голубых глаз, в каждом из которых плавало по гигантскому айсбергу, я осеклась. Ладно, как-нибудь потом узнаю... Не к спеху... Да и вообще не важно...
В комнату торжественно вплыла тетя Лиза. Она была одета в приталенное льняное платье с легкомысленной вышивкой и высокие плетеные сандалии. В ее прическе красовалась садовая ромашка. Хм?..
Тетушка остановилась на полпути и, вскинув голову, замерла в ожидании одобрительных возгласов, но тут заметила мою ногу и кинулась с распросами.
- Ничего, тетушка, не волнуйся, - бодро ответила я, - Это всего лишь вывих, до свадьбы заживет.
- До чьей свадьбы? - оживилась тетя, от чего на ее щеках, покрытых тремя слоями тонального крема, румянами и пудрой, образовались лукавые ямочки. Как все дамы ее возраста, тетя обожала бракосочетания, несмотря на то, что ее собственный опыт в этом деле был крайне неудачным. Что там у них не заладилось, я не знаю, только отца Греты и Макса мне не довелось увидеть ни живьем, ни на фотографии. Но не это главное, правда? Важно услышать вальс Мендельсона, а потом - хоть трава не расти. Вот она и не растет.
- До чьей-нибудь, - ответила я туманно, - Я отметилась дважды. С меня, знаешь ли, хватит. Кто следующий? - повысила я голос, - Есть желающие?
Мы с тетей многозначительно смотрели на Грету, которая мучительно долго разминала сигаретку. Ее щеки пылали, но на прекрасном лице не дрогнул ни один мускул. Ну, что я говорила? Не девка - кремень.
Гвозди бы делать из этих людей... Далее - по тексту.
Грета нервно прикурила и вышла из комнаты. Мы проводили ее сочувственными взглядами.
- Мне кажется, у Греты появился кавалер, - доверительно прошептала тетушка и присела ко мне на диван. То, что Гретка влипла, видно невооруженным глазом. Только у влюбленной женщины может быть такой потерянный вид.
- Ты не представляешь, как трудно мне приходится с детьми, пожаловалась тетя, - После похорон их будто подменили... Мой дорогой брат умел с ними управляться. Иногда, каюсь, я думала, что он с ними слишком крут, что надо бы помягче, поласковей. Но вот его не стало - и все пошло наперекосяк. Дом опустел.
Иногда мне кажется, что наш дом - живое существо, потерявшее любимого хозяина... Дети отбились от рук. И я не знаю, где они, с кем и как проводят время... Они совсем не разговаривают со мной. Привет и пока - это все, что я слышу от них. Мне не о ком заботиться, не с кем поговорить. Целыми днями слоняюсь по дому и думаю, думаю, думаю... Так с ума сойти можно. Я бы и сошла, если бы не госпожа Ванда.
- А-а, тетя, - воскликнула я, - Ты еще не рассказала, как прошел сеанс потусторонней связи. Удалось ли вам установить контакт?
- О да! - просияла тетя Лиза, - Конечно! Ванда очень сильный медиум. Правда-правда! И мне... - замялась она, - Мне удалось поговорить с Генрихом.
- Да что ты говоришь? С дядюшкой?
Ексель-моксель! Только этого не хватало.
Тетя кивнула и продолжила:
- Ему там хорошо. Он сказал, что мы все сделали правильно. Кремация быстро и, главное, безболезненно избавила душу от тела, и теперь он по-настоящему свободен... Мой дорогой брат здесь, вокруг нас, - тетушка обвела быстрым взглядом комнату, - Он все видит. И, может быть, слушает нас.
- Э-э...
- Как я рада, что ты понимаешь меня!
Рано, тетя, обрадовалась.
- Э-э-э...
- Я так боялась, что ты поднимешь меня на смех! - со смущением призналась она.
- Видишь ли, тетя... - осторожно начала я, прикидывая на ходу что и как сказать, чтобы не соврать, но и не обидеть. Но закончить я не успела. Тетя не хотела слушать. Тетя хотела говорить.
- Генрих тоже смеялся. Вы с ним так похожи! Просто поразительно, до чего похожи. Генрих не просто любил тебя, как Макса, Павлика или Грету, он гордился тобой, деточка. Поначалу, грешным делом, я даже ревновала. Мне, конечно, хотелось, чтобы он гордился моими детьми, но не случилось. Не осуждай свою старую тетку, - попросила она покаянно, - В некотором смысле ты тоже мой ребенок, потому что выросла на моих глазах.
Чистая правда. Я росла в этом доме. В раннем детстве я смешила взрослых тем, что Нюсю называла мамой, а дядю - папой. Причем, этому меня никто не учил. Сама додумалась. Тогда мне казалось естественным иметь двух мам и двух пап сразу, а потом громадных трудов стоило разобраться в лабиринте родственных связей.
- Генрих очень любил тебя, дорогая. Вы часто ругались, я знаю. Когда тебе было три года, ты уже не давала ему спуску, да и он не делал скидку на то, что ты ребенок. Между вами будто электрический разряд пробегал сыпались искры и молнии сверкали. Но это от того, что вы были слишком похожи. Он не оставит тебя, думай о нем в трудную минуту, и он обязательно поможет, спрашивай совета, и он подскажет, направит в нужную сторону. Он будет с тобой всегда.
Одно из двух - либо у меня слуховые галлюцинации, либо у тети маразм. Советоваться с духом? Фу ты!
- Знаешь... - тетя замялась, решая, стоит говорить или нет. По всей видимости, она решила, что стоит, - Еще Генрих сказал, чтобы я не вмешивалась в жизнь детей, пусть они идут своей дорогой.
Ага, приехали. Мне проще поверить, что дух дяди Генриха витает над нами и подслушивает (при жизни-то не брезговал), чем поверить в то, что он сказал такое. Несомненная липа. Настоящий дядюшка всю жизнь только и делал, что строчил любовные романы и контролировал всех, кого мог. Даже меня пытался. На расстоянии. Это и пошатнуло его здоровье. Я имею в виду геморрой.
Поди разбери, зачем понадобилось Ванде подсовывать тете чужого духа. Ненавижу любую ложь. Даже самая невинная не правда ужасна для того, кому лгут, потому что не правда и потому что имеет противное свойство раскрываться в самый неподходящий момент. Но в конечном счете проигрывает лгущий. Его подхватывает стремительное течение, несет утлой лодочкой и швыряет о скалистые берега.
Возьмем, к примеру, Петренко, - подумала я и удивилась, впервые за несколько месяцев не почувствовав обжигающей боли. То ли время сделало свое дело, или это не время, а водоворот событий, в который я сама попала, но муж отвалился от сердца, как короста. Бывший муж. Теперь на самом деле бывший.
Ту-ту! Провожающих просим отойти от края платформы.
Так возьмем, к примеру, Петренко. Когда он завел любовницу, то стал врать также часто, как дышать. И чем чаще он врал, тем чаще дышал. А чем чаще дышал, тем, соответственно, чаще врал. Когда данный факт открылся мне во всей своей суровой неприглядности, первым делом я схватилась за женские журналы - что они посоветуют? Оказалось, что ничего страшного не произошло. О, мужчины моментально согласятся с этим утверждением, из чего я делаю вывод, что советы для женщин писал психолог-мужчина, который с точки зрения той же психологии естественным образом выгораживал своего блудливого собрата, а, значит, в какой-то степени и себя самого.
Читаю дальше и млею.
Подумаешь, трагедия - тут изменил, там соврал, а вон там немного побил. Если не изувечил - то и не страшно. Вполне возможно, что это от большой и чистой любви. А если не от большой и не чистой, то тоже не все потеряно, ведь муж продолжает испытывать к жене какой-то интерес. Какой-то! Хорошо, что не кое-какой. Чем бы утешился этот самый психолог, если бы ему изменила жена, - тем, что ничего страшного не произошло? А если бы при этом она его регулярно обманывала, придиралась по пустякам и время от времени поколачивала?
Далее предлагалось несколько способов, при помощи которых можно воскресить угасшие чувства.
Один совет глупее другого - вроде того, что забудьте о плохом и начните отношения с чистого листа. Э, психолог, я же не робот, которому какую программу задашь, такую он и выполнит. Я не умею забывать насильно. Ладно, думаю, попробую, раз психолог советует, - хуже не будет, хуже-то не куда. Пробую, а сама пристально посматриваю на блудного муженька, изучаю нюансы его реакций. И вдруг замечаю, что мой благоверный врет напропалую и вдохновенно. Это чертовски неприятно, но хотя бы объяснимо. Однако он врет не только, чтобы сходить налево, но и просто так, без определенной цели. Не знаю, по привычке, что ли, или ради искусства, или для поддержания спортивной формы. Короче, что я ни делала, он продолжал врать и гулять, гулять и врать.
Помыкалась я, воскрешая упертых мертвецов, но добилась только того, что довела себя до исступления. Чтобы укрепить психическую прану, Лялька посоветовала заняться йогой. Что ж, капелька нирваны мне не помешает, решила я.
И вот однажды, медленно вдыхая через левую ноздрю и растягивая вдох на восемь секунд, я достигла первой стадии просветления. Забыв выдохнуть через правую, я побежала выбрасывать журналы в мусорку - плохие они советчики, вредные у них советы. Чувства - они как люди: живут, стареют и умирают. Нельзя воскресить египетскую мумию, не стоит тревожить покой мертвецов, они этого не любят и по своему мстят.
Живому природой положено тянуться к живому, если ему не мешать - не сдерживать и не понукать, оно само пробьет себе новый путь. Собрала я вещички и, тихо прикрыв за собой дверь, вернулась в свою девичью квартиру.
Кто подумал, что Петренко обрадовался, освободившись от преевшейся жены, или хотя бы вздохнул с облегчением, тот совсем не знает мужчин. Дело не в воставших из гроба чувствах, дело в том, что в любовном треугольнике он чувствовал себя королем: две женщины отдавали ему две любви, две заботы и две ревности, которые тешили его дурное тщеславие. Когда треугольник распался, Петренко испытал настоящий шок. Не потому что лишился меня, а потому что уполовинилось его королевство. Караул, ограбили! После краткого шока он принялся отвоевывать потерянные земли. И я с таким трудом отбилась от бывшего муженька, что до сих пор не пойму - жива или мертва осталась. Вот почему я так остро ненавижу бабников и любую, даже свою собственную, ложь.
А Ванда врет. Если бы она хотела подбодрить растерянную тетю и помочь детям выбраться из паутины зависимостей, почему бы ей прямо ни сказать: так, мол, и так, Лизонька, твои дети выросли, пусть живут как могут. Вместо этого она предпочла воспользоваться именем дяди, по сути она солгала. Значит, ей движет некий шкурный интерес. Однозначно. Как бы выяснить какой?
Нет, я совсем сошла с ума, одни подозрения на уме.
Мои размышления прервал телефонный звонок. Звонил обеспокоенный Фаба, у которого успел побывать следователь. Оперативно, - вскользь отметила я и спросила, есть ли новости о завещании. Фаба ответил, что пока нет, но он не теряет надежды.
Тетя с удобствами устроилась возле телефона, подложив под спину подушку, из чего я сделала вывод, что это надолго, и поковыляла в свою спальню. Быстро прибралась там - хорошо, что вещей у меня немного.
Задвинула ящики комода, заглянула в сумку и проверила содержимое - все оказалось на месте, поправила Дали - его-то зачем трогали? Поговорила с Сем Семычем, потрепала его по загривку, потом переоделась в длинную широкую юбку - крупные маки на желтом - и свободную футболку, заколола волосы шпильками. И, между прочим, осталась довольна неземной красотой, отразившейся в зеркале.
Четверка с плюсом. Полбалла украл короста Петренко.
***
- Ника, мне очень неудобно, - начала Нюся, когда я спустилась на кухню, - Если бы я могла... Если бы у меня что-то было, то я бы, конечно... Но у меня ничего нет. И где взять? Ума не приложу.
- Нюсечка, давай проще. Что случилось?
- Ну это... - она смутилась.
- Нюся! - я шутливо погрозила ей пальцем.
- У меня кончились деньги, - наконец, решилась она.
- Деньги на хозяйство? - догадалась я. Она кивнула.
- Последний раз хозяин дал мне месяц назад. Я тянула во всю. Ты и сама видела - на столе никаких разносолов, не то что в прежние времена. Но не могу же я кормить вас одной картошкой! - пылко воскликнула она, - Вот, достала из недр буфета стопку листов бумаги, исписанных мелкими аккуратными буквами и передала ее мне.