Лорис тоже был печален.
   – Не ладится? – осторожно спросила Сова, стараясь не отставать от Лориса в лабиринте незнакомых коридоров и залов санатория.
   Он кивнул:
   – Три месяца сижу здесь. Клинику забросил. Оставил дома нового врача. Теперь летаю туда два раза в месяц, инспектирую. А здесь – не ладится.
   – Эпидемия? – Сова не знала предела его откровенности и была готова к тому, что он откажется отвечать.
   – Генетическая катастрофа. Мутация.
   Он старался говорить коротко, чтобы не сказать лишнего, но она понимала – ему хочется выговориться.
   – Заходи.
   Сова с недоумением оглядывала его лабораторию. Видимо, работа и вправду не ладилась – лаборатория была тщательно, до стерильной голубизны вычищена и пуста, приборы выключены.
   – Понимаешь, – Лорис не выдержал, – мы ведь до сих пор не знаем причины мутации. Мы повторили опыт твоего Симаргла. – У Совы хватило терпения не возразить на это: «Он – не мой». – Очень помогли данные по Димитре с диска. Мы научились убирать патологию. Но что толку? Это наследуемый признак! Нельзя же перевести всю планету на искусственное оплодотворение.
   – Почему нельзя? Земля, например… – начала Сова.
   – Это не Земля! – оборвал Лорис. – Здесь кет ни готовых центров рождаемости, ни специалистов в таком количестве, как на Земле. Ну, посчитай сама: с каждым эмбрионом сейчас работают три-четыре человека. Эта работа занимает около недели. И то мы не можем гарантировать результат. Процесс нельзя автоматизировать – все слишком индивидуально. Мы физически не способны обработать весь поток рождающихся на планете. У самого Киферона не было иного пути, как поставить барьер и уничтожать все, что не соответствует норме. Уничтожать, Сова! Уничтожать. И мы пока – уничтожаем.
   Он ходил мимо нее, сидящей в кресле у пустого монитора, ходил, стиснув свои длинные тонкие пальцы прирожденного хирурга, и не мог остановиться. Только сейчас Сова заметила, что на нем не было белого халата, а была обычная серая форма Ордена без всяких знаков отличия, и это было неспроста. Он был так недоволен тем, что делал, что надеть белый халат врача ему было стыдно, как будто в нем он становился невольным самозванцем, выдающим себя за спасителя.
   – Но должна же быть причина. – Ей очень хотелось помочь, но ее знания не давали повода даже для дилетантского совета. – Экология?
   – Смотрели. – Лорис безнадежно махнул рукой. – Тут три наших лаборатории экологов – по одной на каждом континенте. Нет, причина мутации в чем-то другом. За три месяца мы полностью воспроизвели генетическую историю киферонцев, с момента первой колонизации до сегодняшнего дня. Всю родословную, историю всех местных эпидемий. Есть куча версий. Например, что мутация возникла, как защитная реакция на эпидемию холеры Зумма. Или что мутация первоначально была благотворной, как результат приспособления колонизаторов к условиям новой планеты, и только впоследствии, из-за противоречия с каким-то другим мутировавшим геном вдруг возник такой эффект. Да и зачем мы ищем причину? Что, нам станет легче, если мы поймем, что это случайная мутация? Нам нужен механизм, восстанавливающий поврежденную мутацией ДНК. Причем механизм, передающийся по наследству. И у нас его – нет. Нам нужно заниматься не эмбрионами, нам нужно заниматься взрослыми – родителями.
   Лорис наконец выговорился и сел, сложил кисти рук на подлокотниках, и принялся смотреть на них по очереди с каким-то странным выражением лица Выражение было так несвойственно Лорису, что Сове потребовалось несколько секунд, чтобы понять: это отвращение.
   – Я вчера уничтожил три эмбриона, – устало произнес он. – Дольше нельзя было тянуть, можно было повредить здоровью матерей.
   Сова потянулась и просто накрыла его руку своей.
   – Давай я увезу тебя домой, – предложила она.
   Он решительно покачал головой.
   – Нет. Сейчас нужно быть здесь. Это я просто с тобой расслабился. – Он вскинул глаза и уже другим тоном бодро спросил: – Что ты мне привезла?
   Сова выложила ему все услышанное от Гауфмана и протянула диск.
   – Мне нужно поработать с этими материалами, – пояснила она. – И я не могу это делать под носом у Магистра – у него слишком хороший нюх. Мне можно тут остаться на пару недель?
   – Конечно. Я уже оформил тебя в группу реабилитации. Заодно пройдешь курс. С психологами побеседуешь. На пляже полежишь.
   – К черту пляж, – решительно заявила Сова.
   – Никаких чертей. Видел я тут ваших разведчиков – нервные, дерганые. Они даже на пляж ходят как на явку – по часам.
   Сова засмеялась.
   – Это не наши, – презрительно фыркнула она. – Наши внедряются и маскируются под обслуживающий персонал.
   – Вот и помаскируешься с недельку. Тебе полезно.
 
* * *
 
   Пляжи Киферона и в самом деле были лучшими в Федерации. Мелкий шелковистый песок играл всеми оттенками янтаря, а океанская вода плескалась под ногами как красное вино, рубиновыми каплями украшая тело. Когда-то этот кровавый океан с отвращением был описан первооткрывателем Киферона, землянином Андрэ Борквалем, привыкшим к голубым глубинам своей родины. Но с тех пор прошло много веков, за которые киферонцы умудрились навязать всему миру свое восхищение его багровыми приливами, его розовой дымкой на рассвете, его рыжими закатными сполохами.
   Сова расположилась на лежаке у самой кромки воды, где ее не беспокоили приверженцы волейбола, разносчики соков и любители знакомиться на пляжах. Электронное табло ее лежака, специально предназначенное для декларирования отношения к внешнему миру, украшала надпись: «Прошу не тревожить. Хочу побыть в одиночестве». Местный контингент отдыхающих был на редкость дисциплинирован и установленного запрета не нарушал. Поэтому когда на третий день по мокрому песку прошлепали чьи-то ноги и тень заслонила солнце, Сова очень удивилась. Вступать в разговор не хотелось, она постучала пальцами по пульту управления табло, вмонтированному в подлокотник лежака, считая это достаточным намеком для бестактного посетителя. Но тень осталась на месте.
   Пришлось сдвинуть козырек в сторону и поднять глаза вверх.
   Перед Совой стоял дряблый человек неопределенного возраста и пристально разглядывал ее. Он был не из Ордена – у военных никогда не бывает таких вялых запущенных тел и такого благостного выражения лица. «Проповедник, – уныло подумала Сова. – Из местных». Цветастые широкие шорты проповедника трепыхались на ветру, на впалой груди висел миникомп, под панамой прятались редкие волосы. В руках проповедник держал большой непрозрачный пакет.
   Как только она обратила на него внимание, он тут же качнулся в ее сторону и как-то вкрадчиво поинтересовался:
   – Вы – Лаэрта Эвери?
   Сова прищурилась. Неужели все-таки из Ордена?
   – Да. Я – Лаэрта Эвери, – подтвердила она и перешла на сухой официальный язык Ордена: – С кем имею честь?
   – Вы меня не знаете. – Незнакомец явно расценил ее ответ как позволение остаться и принялся усаживаться рядом с ее лежаком. – А у меня к вам дело.
   Нет, он все-таки был не из Ордена. Но Сова насторожилась.
   – Вы не представились, – напомнила она.
   – Ну какое это имеет значение? Меня зовут Кертис Халла. Разве мое имя вам о чем-то говорит? Давайте я назову вам другое имя, которое вам о многом скажет.
   – Ну, давайте. – Сова села на своем лежаке.
   – Дар Зорий, – так же безмятежно, как и ранее, произнес он.
   Сова смотрела на него, не шевелясь, стараясь не выдать себя лишним движением. Мало кто рисковал напоминать ей об этом имени и о ее тщательно похороненном прошлом. И в число напоминающих уж никак не смел входить пляжный проходимец.
   – Вам интересно? – спросил он, не дождавшись ее реакции.
   – Что именно? – с угрозой в голосе поинтересовалась она.
   – Где он находится.
   – Я знаю, где он находится.
   – Не совсем так. Вы знаете, где находится его тело. А я знаю, где осталось его сознание, сдублированное в первые минуты после смерти.
   Прошлое опять без спроса вломилось в ее новую, старательно огражденную от лишних привязанностей жизнь. «Чтобы порвать нити реальности, нужно основательно запутаться в них», – вспомнила она. Интересно, эта нить хоть когда-нибудь оборвется? Может, тогда ей удастся наконец примириться с тем, что было?
   – На Тонатосе, – сквозь зубы произнесла Сова.
   Он кивнул.
   – Вы оттуда?
   – Да. Я непосредственно занимался самой операцией по дублированию интеллекта. После чего имел честь беседовать с вашим супругом.
   – Это – вряд ли, – с большим сомнением протянула она.
   – Не сомневайтесь. Яд стремительно убивает тело, но не мозг. И если вовремя вмешаться в процесс, гибель сознания можно предотвратить. Осознание собственной смерти оказывает на мозг поразительный эффект: затормаживаются психологические, эмоциональные процессы, исчезают табу, освященные культурой, воспитанием, чувством долга. Вы бы узнали о своем муже много нового, если бы сейчас пообщались с ним.
   – Что вам от меня нужно?
   Сова слишком хорошо понимала: цель таких встреч – не обмен приветами от родственников.
   – Мне? – Ее собеседник изобразил на лице невинное удивление. – Абсолютно ничего. Я лишь выполняю его просьбу.
   – Какую?
   – Он просил передать вам, что до сих пор сожалеет о жучке.
   Она уже давно приучила себя не вздрагивать, не моргать от растерянности, не менять выражение лица. Она продолжала в упор смотреть на своего собеседника, вот только боковое зрение вдруг расплылось цветовыми пятнами так, будто не существовало вокруг больше ни пляжа с бодрыми отдыхающими, ни океана до самого горизонта.
   – Я не понимаю, что это значит, – добавил он, отворачиваясь, словно хотел сбросить с себя ее нервирующий взгляд. – Но вполне достаточно, что это явно понимаете вы.
   – Это все?
   Ей приходилось прилагать усилия, чтобы удержаться от нападения. Одна ментальная атака – и на песке останется дряблый труп потрошителя чужих мозгов. Сердечный приступ. Кровоизлияние в мозг. Отказ легких. Есть из чего выбрать.
   – Нет. Он просит вас о встрече.
   – Где?
   – На Тонатосе, естественно. Оборудование по дублированию интеллекта не настолько портативно, чтобы его можно было перевозить. У Дара Зория есть какая-то информация для вас, которую мы не можем получить – его сознание, даже в таком виде, как оно сейчас существует, до сих пор сопротивляется ментосканированию. Надо сказать, что в Ордене умеют ставить запретные блоки. Я бы не стал тревожить вас и подвергать риску себя, если бы у меня была другая возможность обойти эту защиту и добыть нужные мне сведения. Видите, я даже не скрываю от вас, что меня в его сознании интересует вовсе не история вашей супружеской жизни. Но ради того, что нужно мне, приходится торговаться и с ним, и с вами. А он хочет вас видеть перед смертью.
   – Почему перед смертью?
   – Ну, наука еще не нашла способа хранить сдублированный интеллект вечно. Это дефект носителя. Хотим мы того, или нет, но мозг – это не только идеальное сознание, но и биологический аппарат, заменить который силиконовые чипы пока не в состоянии. Сознание как бы угасает, опримитивливается. Это печальное явление мы можем наблюдать у стариков. Сдублированный интеллект очень быстро стареет.
   – А если я откажусь?
   Он развел руками.
   – Придется взламывать блок методом более жестким, чем я рассчитывал. У меня нет времени вас уговаривать. Мне любой ценой нужны сведения, которые сохранил его мозг. Даже ценой уничтожения самого носителя.
   – Неужто вы точно знаете, что искать?
   Этот вопрос был очень опасен, но не задать его Сова не могла. Она, как никто другой, знала, какие тайны могут всплыть на поверхность из глубин сознания Дара Зория. Под жарким солнцем Киферона Сова вдруг явственно почувствовала, как у нее холодеют конечности. Нет, ее пугало не то, что вскроются планы предстоящего переворота или детали покушения на жизнь лорда Тонатоса Дар Зорий обладал практически всей информацией о ней самой – о Лаэрте Эвери, трансогенете, невольной владелице набора уникальных генов, бесконечных энергетических каналов и тщательно засекреченной ментальной системы связи. Лорду Тонатоса останется лишь сопоставить эти сведения с результатами анализа ее ДНК (Сова невольно потянулась рукой к шее, но вовремя сдержалась). Будь прокляты его когти! Пока она тут проясняет историю его происхождения, он ведь тоже не сидит без дела. И если в его распоряжение попадут эти данные… Нет, Магистр не сошлет ее в шифровальное управление. Он навечно запрет ее на двадцать второй базе. В целях защиты, само собой! Из лучших побуждений! Для ее же безопасности! Потому что Симаргл – это не дилетанты-теоретики из НИИ Человека, и даже не спецслужбы старушки Земли. Когда ему что-то нужно, он взрывает планеты. И когда к нему попадет этот лакомый кусочек чужой тайны, он ни перед чем не остановится.
   Она поняла все это за доли секунды.
   Ее пляжный собеседник не успел еще и рта раскрыть для ответа.
   – Точной информации у меня, конечно, нет, – примирительно согласился он. – Но я уверен, что Дар Зорий был не последним человеком в Ордене и уровень его информированности довольно высок.
   Сова боялась радоваться: потрошитель явно говорил правду. Пусть не всю, но говорил он ее уверенно и спокойно, без злорадства человека, скрывающего свое информационное превосходство.
   – Допустим, – осторожно согласилась она. – Но ведь существует риск утраты не только носителя, но и самой памяти оригинала.
   – Пятьдесят на пятьдесят, – подтвердил он. – Я хотел увеличить свои шансы.
   Стоп! Сова стремительно прокрутила в памяти всю беседу. Обращаясь к собеседнику на «вы», на самом деле под этим «вы» она подразумевала не его одного, а всю компанию окопавшихся на Тонатосе уголовников с Симарглом во главе. Но имя лорда Тонатоса не прозвучало ни разу. Это было странно. На Тонатосе, насколько успела заметить Сова, его имя в среде подчиненных упоминалось постоянно. Ее пляжный знакомый ни разу не сказал, что он действует по поручению хозяина.
   Ей нужна была хоть пару минут, чтобы подумать. Зачем Симарглу заманивать ее на Тонатос, откуда он сам же ее и изгнал? Он хочет с ее помощью разблокировать память сдублированного интеллекта? Причина выглядит достоверной, но что мешало Симарглу предложить ей встречу с Зорием, пока она была на Тонатосе – меньше месяца назад? Он держал в рукаве такой козырь и не воспользовался им? Маловероятно.
   Значит, на Тонатосе есть силы, неподконтрольные Симарглу. И этот дряблый человечек действует по инициативе кого-то другого. Или вообще мошенник-одиночка. Тогда у нее еще есть шанс. Это стоило проверить.
   – Вы знаете, что Симаргл выслал меня с Тонатоса и запретил взъезд? – Сова молниеносно переменила тему.
   – Нет. – Мастер по чужим интеллектам искренне удивился.
   – Так что мой визит на Тонатос едва ли возможен.
   Он ненадолго задумался, но благодушного оптимизма не потерял. Видимо, то, что Сова вдруг стала изыскивать предлоги для отказа, внушило ему уверенность в том, что до согласия недалеко. Он пытался подцепить ее на крючок стандартным способом, предложив в качестве приманки близкого человека. Ну что ж, дорогой потрошитель, вас ждет большой сюрприз.
   – Это решаемая проблема, – пообещал он после некоторого молчания. – Пусть вас не пугает столь грозный запрет. На самом деле лорду Тонатоса только кажется, что он контролирует все на своей планете. К счастью, это далеко не так. Вот, например, зачем ему вникать в столь мелкие дела, как взлом сдублированного интеллекта? Ведь еще неизвестно, какую информацию я получу в итоге. А вот когда я ее получу, придет время ее выгодно продать. Симарглу, например. Или вашему Ордену, если он захочет ее купить. Я думаю, что Дару Зорию по роду его деятельности было известно много такого, что может заинтересовать обе стороны.
   Он сам не представлял, насколько близок к истине.
   – Вы не слишком боитесь Симаргла, – заметила Сова.
   – Поговаривают, что дни его сочтены. Он зря поссорился с пиратской корпорацией. Так что сегодня может быть выгоднее дружить с Орденом. И для этой цели вы, как представитель Ордена, подходите мне идеально. Вы сможете подтвердить своему руководству, что я действительно располагаю нужными сведениями. Ну а потом – кто больше предложит.
   Теперь Сова тщательно выверяла тон, который следовало взять: немного волнения, немного боли в голосе. Она – женщина, она должна проявлять слабость, иначе ей не поверят. А надо, чтобы поверили.
   – Когда я могу увидеться с мужем?
   Именно так. Именно в такой формулировке. Пусть думают, что она сдалась.
   – Когда захотите.
   – Как вы провезете меня на Тонатос через щит?
   – Возьму идентификатор своего корабля и поставлю его на ваш. Я же сюда не пешком пришел.
   – Киферон принимает частные яхты с Тонатоса? – подозрительно уточнила Сова.
   – Точнее Тонатос принимает частные яхты с Киферона Нынче на нашей мятежной планетке опасно иметь зарегистрированную собственность.
   – Мне нужен час, чтобы собраться. Встретимся в порту. Причал шестьдесят четыре.
   Сова решительно поднялась, но ее собеседник остался сидеть. Она требовательно смотрела на него.
   – Что еще?
   – Я не приду, – заявил он. – Я не настолько глуп, чтобы дать себя арестовать Ордену. За час вы переговорите со своими и примете решение меня брать. А я не готов стать вашим заложником.
   – Было бы чего брать, – презрительно бросила Сова. – Я и сейчас могу крикнуть – и вас возьмут. Могу не кричать, а взять вас сама. Только на какой черт вы мне сдались?
   – Тогда мы сразу отсюда отправимся в порт. У меня все с собой. – Он тряхнул пакетом. – А у вас на корабле наверняка есть все, необходимое вам. Я не хочу, чтобы вся федеральная полиция вместе с Орденом висела у нас на хвосте. Я хочу, чтобы вы никого не успели предупредить.
   Сова сделала вид, что колеблется. Знал бы ее пляжный знакомец, сколько времени ей нужно на предупреждения! Пусть пребывает в уверенности, что заманил ее в ловушку, припер к стенке, зацепил на крючок. Она позволит ему себя поймать. До известного, конечно, предела. Известны ли ему пределы ее возможностей?
   Она криво усмехнулась – и решительно кивнула сидевшему на песке «проповеднику»:
   – Идемте.
   Уже по дороге она беспрепятственно связалась с Лори-сом и предупредила, что на пару дней покинет Киферон.
 
   А проповедник-то оказался не робкого десятка. Свой глайдер с тонированными стеклами он уверенно припарковал на одной из посадочных площадок дворца правителя. Сова поняла, что он имеет наглость строить козни прямо под носом у Симаргла, в одной из Лабораторий, куда наверняка не раз заглядывал и хозяин.
   Всю дорогу от космопорта к лаборатории Сова с любопытством разглядывала Тонатос с высоты полета глайдера. До этого ее возили во дворец исключительно в шлеме с отключенным режимом прозрачности. Сверху столица Тонатоса ничем не отличалась от многих других крупных городов Федерации: те же прямые квадраты кварталов, посадочные площадки, небоскребы, башня телевидеоцентра… И сердце любой столицы – дом верховной власти. С небес резиденция Симаргла казалась огромным спрутом, чьи щупальца тянулись в разные стороны от центрального купола с золоченой вершиной Часть галерей дворца вплотную примыкала к городской черте – в них находились административные службы. Другие, вероятно, предназначались для отдыха и развлечений – вокруг был разбит большой парк с каскадом фонтанов. Щупальца дробили окружающее пространство на сектора, и в центре каждого сектора располагалась посадочная площадка.
   Потрошитель выключил мотор и принялся копаться в своем пакете. Сова, по-прежнему одетая в легкомысленный пляжный наряд, терпеливо ждала, когда он закончит. Может, ему необходимо переодеться? Но что мешало ему сделать это на борту «Водолея»? Сменить свою одежду Сове не пришлось: отправляясь на Киферон, она позаботилась исключительно о курортном гардеробе, и единственной сменой ему служил дежурный комплект формы Ордена. Памятуя свои прошлые посещения гостеприимного Тонатоса, она предпочла не рисковать.
   К полной неожиданности Совы потрошитель вытащил из пакета женский парик.
   – Вам нужно это надеть, – сообщил он.
   – Зачем? – Сова подозрительно косилась на волосатый комок в чужих руках.
   – Дворец под охраной, – пояснил ей пляжный мошенник, – Сюда не пускают кого попало. Но иногда я привожу к себе э-ээ… девочек. К этому охрана относится с пониманием, особенно если ей заранее заплатить. Сегодня дежурит нужная нам смена. Так что вам придется на некоторое время сделать вульгарное лицо. Сможете?
   Сова надела парик. Он придирчиво осмотрел ее с ног до головы, поправил какие-то пряди, взъерошил челку и только после этого открыл дверцу глайдера.
   – Держите меня за руку и улыбайтесь, – приказал он.
   Она растянула губы в улыбке. Ее спутник, как оказалось, обладал незаурядными актерскими талантами. Теперь он умело изображал любителя ночных бабочек: в его походке появилась суетливая радость, лицо приобрело выражение сальной гордости, рукой он все время подтягивал Сову поближе к себе, словно хотел, но не решался ее облапить. Охранники понимающе усмехнулись, оценивающе оглядели Сову с ног до головы – и вопросов не задавали.
   Ей не доводилось бывать в этом крыле здания. Внутри все было совершенно иным, чем в тех парадных апартаментах, где Сова жила раньше. Здесь были служебные и вспомогательные комнаты. Не было ни высоких потолков, ни лепнины, ни натурального паркета, ни картин. Гладкие стены, стеклянные автоматические двери, бесшумные лифты – одинаковые, похожие на сотни других таких же безликих человеческих обиталищ в любом уголке Федерации. Потрошитель вел ее лабиринтами коридоров куда-то вглубь, к центру спрута, так что Сова с трудом удерживала в памяти хотя бы направление.
   Лаборатории располагались во втором подвальном ярусе дворца. Сова стянула с себя ненавистный парик и огляделась.
   – Сюда, – пригласил ее спутник.
   Он уже перестал суетиться и нервно оглядываться и теперь вел себя по-хозяйски.
   – Где он? – Сова решила вернуться к избранной модели поведения и нервно закусила губу.
   – Здесь. Не волнуйтесь, – заверил он ее. – Вот эта камера – его глаза. Он вас видит. Вот тут микрофоны, чтобы он мог вас слышать. Вот тут вокализор, чтобы вы могли слышать его. Голос, конечно, механический. Если бы у меня были записи его настоящего голоса, можно было бы полностью воспроизвести интонации оригинала. Сейчас я включу усилитель и оставлю вас наедине.
   Сова скептически приподняла бровь.
   – Ну, не совсем наедине, – усмехнулся он. – Просто я буду тут неподалеку. – Он кивнул куда-то в даль большого зала, заполненного неизвестными Сове агрегатами. – Пока вы будете ворковать, я попытаюсь снять некоторые из ранее поставленных блоков. По времени это займет около получаса, если все пройдет удачно.
   – О чем мне с ним разговаривать?
   – О чем хотите. Чтобы снять блок, мне важен сам процесс растормаживания его памяти на уровне трехлетней давности и глубже. Воспоминания о вас залегают как раз в нужном слое. Он сам активизирует этот слой, а я буду вести ментосканирование.
   – Скажите, это и есть все то оборудование, о котором вы говорили? – Сова обвела взглядом огромный зал. – Здесь записан весь его интеллект?
   Она очень старалась, чтобы ее вопрос выглядел как простое любопытство дилетанта.
   – Да. – Он снисходительно и гордо оглядел свои владения. – Именно здесь. Это лучшая лаборатория во всей Федерации.
   – Я нельзя ли все-таки сохранить копию? – теперь ее голос дрожал от надежды и страха. – Мне бы хотелось…
   – Нет, увы. Чтобы хранить сдублированную копию интеллекта, нужна вся это очень громоздкая техника. Да и она пока не позволяет хранить копию вечно.
   Она очень надеялась, что потрошитель говорит правду. Он ушел в глубь лаборатории и пропал из поля ее зрения. Сова осторожно опустилась в кресло перед камерой.
   – Только учтите, – донеслось до нее издалека, – сейчас у него есть только интеллект. Есть память. Эмоциональная сфера очень слабая. У живого человека она слишком тесно связана с химическими процессами в организме. Знаете, например, влюбленность провоцируется повышенной концентрацией в головном мозге трех химических элементов: допамина, фенилтиламина и окитосина. Я, конечно, могу стимулировать мозг искусственно, но это уменьшит срок его жизни. Так что не ждите от него особенной активности – у него слишком заторможенные желания. Скорее, он будет отвечать на ваши вопросы. Вопрос-ответ, вопрос-ответ…
   Сова осторожно положила руки перед собой. Руки были словно чужими, и она не знала, куда их деть. У нее не было другого выхода, но то, что ей предстояло, оказалось сложнее, чем она думала. Столько лет… Она ни разу не разговаривала с Зорием после развода.
   – Здравствуй.
   Голос вокализора не напоминал ей прошлое. Чужой, незнакомый голос. Чужое, незнакомое место. Здесь не было ничего, что стоило бы беречь.
   – Ты меня знаешь? – спросила она.
   – Да, Лаэрта.
   – И что ты обо мне помнишь?
   – Все.
   Молчание.
   У него нет желаний. У него нет любопытства. У него нет эмоций. У него есть только память.
   – Мне нужно кое-что спросить у тебя.