Страница:
– Хорошо, – сказал шериф. – Если у тебя все, то пора приступать к делу.
– Финч был моим другом, моим единственным другом на всем белом свете! Я пытался спасти его, я слегка встряхнул его, чтобы привести в чувство. А когда он так и не пришел в себя, я, наверное, потерял голову, и тогда я расколошматил салун Мориарти и покалечил ребят. Но, клянусь Богом, я не причинял вреда Финчу!
– Ну, закончил ты наконец? – спросил шериф.
Стэк открыл рот, снова закрыл его и кивнул.
– Порядок, ребята! Приступай! – сказал шериф.
Люди взялись за фургон, на котором стоял Стэк. Стэк обвел толпу последним отчаянным взглядом и заметил Кромптона.
И сразу понял, кто это.
Лумис торопливо нашептывал Кромптону:
– Осторожно, не верь ему, ничего не делай, вспомни его прошлое, вспомни его историю, он погубит нас, разобьет нас на кусочки. Он подавит нас, он сильный и злобный, он убийца!
В памяти Кромптона неожиданно всплыли слова доктора Власека: «Попытка реинтеграции приведет вас к безумию, а то и к смерти».
– Совершенно погибший тип, – продолжал бубнить Лумис, – злой, никчемный, полная безнадега…
Но Стэк был частью его! Стэк страстно хотел измениться, победить свою натуру, терпел поражения и снова отдавался борьбе. Стэк был не более безнадежен, чем Лумис или он сам.
Однако правда ли все то, что говорил Стэк? Или этой вдохновенной речью он надеялся тронуть аудиторию и изменить приговор?
Он должен поверить Стэку. Он обязан протянуть ему руку помощи.
Как только фургон тронулся с места, глаза Стэка и Кромптона встретились. Кромптон быстро принял решение и впустил Стэка.
Толпа взревела, когда тело Стэка свалилось с повозки и после страшной короткой судороги безжизненно повисло на натянувшемся канате. А Кромптон пошатнулся от удара, когда сознание Стэка вошло в его мозг.
И упал в обморок.
Глава 13
Часть четвертая
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
– Финч был моим другом, моим единственным другом на всем белом свете! Я пытался спасти его, я слегка встряхнул его, чтобы привести в чувство. А когда он так и не пришел в себя, я, наверное, потерял голову, и тогда я расколошматил салун Мориарти и покалечил ребят. Но, клянусь Богом, я не причинял вреда Финчу!
– Ну, закончил ты наконец? – спросил шериф.
Стэк открыл рот, снова закрыл его и кивнул.
– Порядок, ребята! Приступай! – сказал шериф.
Люди взялись за фургон, на котором стоял Стэк. Стэк обвел толпу последним отчаянным взглядом и заметил Кромптона.
И сразу понял, кто это.
Лумис торопливо нашептывал Кромптону:
– Осторожно, не верь ему, ничего не делай, вспомни его прошлое, вспомни его историю, он погубит нас, разобьет нас на кусочки. Он подавит нас, он сильный и злобный, он убийца!
В памяти Кромптона неожиданно всплыли слова доктора Власека: «Попытка реинтеграции приведет вас к безумию, а то и к смерти».
– Совершенно погибший тип, – продолжал бубнить Лумис, – злой, никчемный, полная безнадега…
Но Стэк был частью его! Стэк страстно хотел измениться, победить свою натуру, терпел поражения и снова отдавался борьбе. Стэк был не более безнадежен, чем Лумис или он сам.
Однако правда ли все то, что говорил Стэк? Или этой вдохновенной речью он надеялся тронуть аудиторию и изменить приговор?
Он должен поверить Стэку. Он обязан протянуть ему руку помощи.
Как только фургон тронулся с места, глаза Стэка и Кромптона встретились. Кромптон быстро принял решение и впустил Стэка.
Толпа взревела, когда тело Стэка свалилось с повозки и после страшной короткой судороги безжизненно повисло на натянувшемся канате. А Кромптон пошатнулся от удара, когда сознание Стэка вошло в его мозг.
И упал в обморок.
Глава 13
Кромптон очнулся в небольшой полутемной комнатке на кровати.
– Как вы, в порядке? – услышал он чей-то голос.
В наклонившемся над ним человеке он узнал шерифа Тайлера.
– Да, в порядке, – автоматически ответил Кромптон.
– Оно и понятно, для такого цивилизованного человека повешение – вещь тяжелая. Теперь сможете обойтись без меня?
– Конечно, – вяло сказал Кромптон.
– Вот и хорошо. А то у меня там дел… Загляну к вам через часок-другой.
Тайлер ушел. Кромптон принялся тщательно обследовать самого себя.
Интеграция… Слияние… Завершение. Достиг ли он всего этого во время своего целительного обморока? Со всей осторожностью он занялся своими мозгами.
Он обнаружил там Лумиса, безутешно причитающего, безумно напуганного, лепечущего что-то об Оранжевой пустыне, о путешествиях и стоянках на Бриллиантовых горах, о женщинах, о роскоши, о чувствах и красоте. Был там я Стэк, тяжелый и неподвижный. Кромптон тут же понял, что Стэк абсолютно, ни на йоту не способен измениться, приобрести самоконтроль, выдержку. Он и сейчас, несмотря на все свои старания, был исполнен страстного желания отомстить. Его мысли яростно громыхали, контрастируя с визгливыми причитаниями Лумиса. Это были великие планы отмщения, дикие мечты разорвать проклятого шерифа Тайлера на мелкие кусочки, расстрелять из пулемета весь поселок, собрать вокруг себя преданных людей, армию почитателей СТЭКА, вооружить ее железной дисциплиной, перерезать глотки всем Бдительным и открыть полный простор убийствам, мести, ярости, террору во всем мире!
Раздираемый на части противоречивыми желаниями своих компонентов, Кромптон постарался восстановить равновесие, распространив свою власть на них обоих. Он начал борьбу за слияние их в единое, устойчивое целое. Но его составные части, в свою очередь, бились каждый за свою автономию. Линии расщепления углублялись, раскол становился непреодолимым, и Кромптон почувствовал, что зашаталась его собственная стабильность, что над его рассудком нависла угроза.
Потом вдруг у Дэна Стэка с его упорным, но тщетным стремлением к самосовершенствованию наступил момент просветления.
– Извини, – обратился он к Кромптону, – недостает еще одного, другого…
– Какого еще другого?
– Я ведь старался, – сказал Стэк. – Я старался измениться. Но слишком было во мне разного… Так что я пошел на расщепление.
– На что?
– Ты что, не слышишь? – сказал Стэк. – Я… я тоже был шизоид. Скрытый. Это проявилось здесь, на Йигге. Я поехал в Йиггавилль, обзавелся там еще одним телом Дюрьера и расщепился.
– Значит, есть еще один? – воскликнул Кромптон. – Вот почему мы не реинтегрируем! Кто он, где находится?
– Я старался, – стонал Стэк. – Ох, я же старался. Мы с ним были как братья, он и я. Я надеялся научиться у него, он был такой тихий, терпеливый и спокойный. И я учился. Потом он стал сдавать…
– Кто он? – спросил Кромптон.
– Как я старался ему помочь, выбить из него эту блажь! Но ему совсем не хотелось жить, он быстро терял силы, и я будто спятил, и встряхнул его, и пошел громить салун Мориарти. Но я не убивал Бартона Финча.
– Так Финч – наш последний компонент?
– Да! Вам нужно спешить, пока он не разрешил себе умереть, и надо принять его в свой мозг. Он лежит в задней комнатке, в лавке… Торопитесь…
И Стэк снова погряз в своих мечтах о кровавых побоищах, а Лумис забормотал о голубых пещерах Ксанаду.
Кромптон поднял свое тело с постели и дотащил его до двери. В конце улицы он разглядел лавку Стэка. «Доберись до лавки!» – приказал он себе и, спотыкаясь на каждом шагу, поплелся вдоль улицы.
Дорога растянулась на миллион миль. Тысячу лет полз он по горам, перебирался через реки, болота, спускался в пещеры, ведущие к центру Земли, и подымался наверх, и переплывал нескончаемые океаны до самых дальних берегов. А завершилось это путешествие в лавке Стэка.
В задней комнате, на кушетке, укрытый до самого подбородка простыней, лежал Финч – последняя надежда на реинтеграцию. Взглянув на него, Кромптон понял всю тщетность своих усилий.
Финч лежал совсем тихо, уставившись в пустоту отсутствующим, неуловимым взглядом. У него было белое, широкое, абсолютно ничего не выражающее лицо идиота. В плоских, как у Будды, чертах застыло нечеловеческое спокойствие – он ничего не хотел, ничего не ждал. Тонкая струйка слюны стекала изо рта, дыхание было почти незаметно. Самый неполноценный из четверых, он был олицетворением флегматичного Духа Земли, который делает человека пассивным и безразличным ко всему.
Кромптон подавил в себе подступающее безумие и подполз к кровати. Он вперил взгляд в глаза идиота, пытаясь заставить Финча посмотреть на него, узнать и соединиться с ним.
Финч ничего не видел.
Кромптон уронил свое измученное, усталое тело на постель рядом с идиотом и стал безучастно наблюдать, как его сознание погружается в мир иррационального.
В это мгновение Стэк пробудился от мечтаний о мщении и одновременно преисполнился реформаторским рвением. Вместе с Кромптоном он принялся побуждать Финча посмотреть и увидеть их. Даже Лумис собрался с силами и присоединился к ним, преодолев свое изнеможение и страх.
Усилия всех троих были направлены в одну точку. И Финч, пробужденный тремя четвертями своего «я», отчаянно взывающими к воссоединению, наконец ожил. В его глазах мелькнуло осмысленное выражение. Он узнал. И присоединился к своим измученным братьям.
– Как вы, в порядке? – услышал он чей-то голос.
В наклонившемся над ним человеке он узнал шерифа Тайлера.
– Да, в порядке, – автоматически ответил Кромптон.
– Оно и понятно, для такого цивилизованного человека повешение – вещь тяжелая. Теперь сможете обойтись без меня?
– Конечно, – вяло сказал Кромптон.
– Вот и хорошо. А то у меня там дел… Загляну к вам через часок-другой.
Тайлер ушел. Кромптон принялся тщательно обследовать самого себя.
Интеграция… Слияние… Завершение. Достиг ли он всего этого во время своего целительного обморока? Со всей осторожностью он занялся своими мозгами.
Он обнаружил там Лумиса, безутешно причитающего, безумно напуганного, лепечущего что-то об Оранжевой пустыне, о путешествиях и стоянках на Бриллиантовых горах, о женщинах, о роскоши, о чувствах и красоте. Был там я Стэк, тяжелый и неподвижный. Кромптон тут же понял, что Стэк абсолютно, ни на йоту не способен измениться, приобрести самоконтроль, выдержку. Он и сейчас, несмотря на все свои старания, был исполнен страстного желания отомстить. Его мысли яростно громыхали, контрастируя с визгливыми причитаниями Лумиса. Это были великие планы отмщения, дикие мечты разорвать проклятого шерифа Тайлера на мелкие кусочки, расстрелять из пулемета весь поселок, собрать вокруг себя преданных людей, армию почитателей СТЭКА, вооружить ее железной дисциплиной, перерезать глотки всем Бдительным и открыть полный простор убийствам, мести, ярости, террору во всем мире!
Раздираемый на части противоречивыми желаниями своих компонентов, Кромптон постарался восстановить равновесие, распространив свою власть на них обоих. Он начал борьбу за слияние их в единое, устойчивое целое. Но его составные части, в свою очередь, бились каждый за свою автономию. Линии расщепления углублялись, раскол становился непреодолимым, и Кромптон почувствовал, что зашаталась его собственная стабильность, что над его рассудком нависла угроза.
Потом вдруг у Дэна Стэка с его упорным, но тщетным стремлением к самосовершенствованию наступил момент просветления.
– Извини, – обратился он к Кромптону, – недостает еще одного, другого…
– Какого еще другого?
– Я ведь старался, – сказал Стэк. – Я старался измениться. Но слишком было во мне разного… Так что я пошел на расщепление.
– На что?
– Ты что, не слышишь? – сказал Стэк. – Я… я тоже был шизоид. Скрытый. Это проявилось здесь, на Йигге. Я поехал в Йиггавилль, обзавелся там еще одним телом Дюрьера и расщепился.
– Значит, есть еще один? – воскликнул Кромптон. – Вот почему мы не реинтегрируем! Кто он, где находится?
– Я старался, – стонал Стэк. – Ох, я же старался. Мы с ним были как братья, он и я. Я надеялся научиться у него, он был такой тихий, терпеливый и спокойный. И я учился. Потом он стал сдавать…
– Кто он? – спросил Кромптон.
– Как я старался ему помочь, выбить из него эту блажь! Но ему совсем не хотелось жить, он быстро терял силы, и я будто спятил, и встряхнул его, и пошел громить салун Мориарти. Но я не убивал Бартона Финча.
– Так Финч – наш последний компонент?
– Да! Вам нужно спешить, пока он не разрешил себе умереть, и надо принять его в свой мозг. Он лежит в задней комнатке, в лавке… Торопитесь…
И Стэк снова погряз в своих мечтах о кровавых побоищах, а Лумис забормотал о голубых пещерах Ксанаду.
Кромптон поднял свое тело с постели и дотащил его до двери. В конце улицы он разглядел лавку Стэка. «Доберись до лавки!» – приказал он себе и, спотыкаясь на каждом шагу, поплелся вдоль улицы.
Дорога растянулась на миллион миль. Тысячу лет полз он по горам, перебирался через реки, болота, спускался в пещеры, ведущие к центру Земли, и подымался наверх, и переплывал нескончаемые океаны до самых дальних берегов. А завершилось это путешествие в лавке Стэка.
В задней комнате, на кушетке, укрытый до самого подбородка простыней, лежал Финч – последняя надежда на реинтеграцию. Взглянув на него, Кромптон понял всю тщетность своих усилий.
Финч лежал совсем тихо, уставившись в пустоту отсутствующим, неуловимым взглядом. У него было белое, широкое, абсолютно ничего не выражающее лицо идиота. В плоских, как у Будды, чертах застыло нечеловеческое спокойствие – он ничего не хотел, ничего не ждал. Тонкая струйка слюны стекала изо рта, дыхание было почти незаметно. Самый неполноценный из четверых, он был олицетворением флегматичного Духа Земли, который делает человека пассивным и безразличным ко всему.
Кромптон подавил в себе подступающее безумие и подполз к кровати. Он вперил взгляд в глаза идиота, пытаясь заставить Финча посмотреть на него, узнать и соединиться с ним.
Финч ничего не видел.
Кромптон уронил свое измученное, усталое тело на постель рядом с идиотом и стал безучастно наблюдать, как его сознание погружается в мир иррационального.
В это мгновение Стэк пробудился от мечтаний о мщении и одновременно преисполнился реформаторским рвением. Вместе с Кромптоном он принялся побуждать Финча посмотреть и увидеть их. Даже Лумис собрался с силами и присоединился к ним, преодолев свое изнеможение и страх.
Усилия всех троих были направлены в одну точку. И Финч, пробужденный тремя четвертями своего «я», отчаянно взывающими к воссоединению, наконец ожил. В его глазах мелькнуло осмысленное выражение. Он узнал. И присоединился к своим измученным братьям.
Часть четвертая
Глава 1
Город Бренх'а расположен на восточном рукаве Инланд Зее, недалеко от устья Злобной реки, в широкий и неспешный поток которой стекаются воды всех болот Дикой Данаиды. Прозванный Жемчужиной Захолустья, он по сути представляет собой современный и быстро растущий международный пакгауз на краю ойкумены, обеспечивающий всем необходимым разношерстное население Йигги и прибывающих на планету путешественников. Фактически это первый – или последний, в зависимости от точки зрения, – аванпост цивилизации, улицы которого, особенно субботними вечерами, обычно забиты пестрыми толпами народа.
Самой известной достопримечательностью Бренх'а безусловно является ресторан «Караван-сарай Макса» на улице Литл Дог, сразу за памятником Джону Чивви, нежному певцу Бэдленда. «Макс» – это целый музей с анфиладой залов, в которых представлено кулинарное искусство двадцати четырех миров. Это единственное место на Йигги, где привередливый некчериз с планеты Рамбл может получить чашечку своей любимой скоблянки из мозгов и клубней, прибывший издалека моряк с Драмфитти насладится заливным из кошатинки, а ньюйоркцы с Сола III найдут свои родные пастрами, сувлаки и пикули с укропом.
И в это вот знаменитое заведение как-то вечером зашел сухопарый невысокий землянин. Судя по многочисленным красным пятнам на куртке, он явился сюда прямо с Кровавой реки. У него было суровое, неулыбчивое лицо клерка с крепко сжатыми губами. Ничего особо примечательного в нем не было, но какая-то атмосфера неуравновешенности, близкой к безумию, окружала его, и это не предвещало ничего хорошего.
Старший официант безошибочно учуял что-то неладное и сразу же отправил к посетителю Герту Симз.
Герта – крупная, полногрудая женщина с большим приятным лицом, обрамленным веселыми рыжими кудряшками, умела управляться с такими странными типами. Она и сама была немного странной.
– С чего начнем? – приветливо спросила она, протягивая Кромптону огромное сувенирное меню с тремя тысячами тремя названиями блюд. – Выпьете глоточек для аппетита? Напитки у нас – на любой вкус.
– Ни с чего не начнем, – жестко заявил Кромптон. Он внимательно изучал меню, пока не дошел до раздела «Земные лакомства». – Мне, пожалуйста, дуврский палтус без масла, зеленый салат без приправ и большой стакан молока. Еще кусочек прожаренного тоста и…
Он замолк на полуслове. Герта ждала с карандашом наготове. Она заметила, как исказилось лицо клиента. Похоже, в нем шла какая-то внутренняя борьба: лицо его менялось беспрестанно, будто он надевал на себя то одну, то другую маску.
– Я знаю, как это бывает, когда не знаешь, что выбрать, – посочувствовала Герта.
Клиент с большим усилием взял себя в руки.
– Вы должны извинить меня, – сказал Кромптон, – у нас тут возникли трудности… то есть, у меня возникли кое-какие трудности.
– Не надо спешить, – сказала Герта. – Вы прямо из пустыни? Там не больно повыбираешь, что поесть.
– Совершенно верно, – согласился Кромптон. – В первый раз возникла такая проблема.
Лицо его снова задергалось, различные гримасы сменяли друг друга с неуловимой скоростью. Похоже, будто два парня спорят друг с другом, подумала Герта.
– Ну ладно, – сказал клиент, – принесите нам фунт нью-йоркского бифштекса с кровью, без овощей.
– Очень хорошо, – сказала Герта.
– А также сычуанские[29] лакомства. И палтус, пожалуйста. Боюсь, вам такой набор кажется не совсем обычным.
– Ах, если бы вы знали историю моей жизни, – вздохнула Герта, – вы поняли бы, что никакими странностями меня не удивишь. Что будете пить?
Клиент снова изменился в лице, но быстро успокоился.
– Мы… я хотел бы кружечку «Лаки Лейджера», стакан молока и хорошего французского вина.
Когда стол был накрыт, Герта заметила, что клиент чередует разные блюда в строгой последовательности. Примечательно, как при этом менялось выражение его лица: вот оно расплылось от удовольствия – и тут же скривилось в гримасе отвращения. Еда, похоже, его не успокоила, поскольку он беспрерывно что-то бормотал себе под нос.
Герта прислушалась.
– Я просто не выношу запах этого мяса… – ворчал клиент. – Шел бы ты куда подальше со своими китайскими помоями… Что это за гадость? Разве сейчас твоя очередь? Лумис, ты сожрал вдвое больше, чем мы оба вместе взятые…
К концу обеда клиент весь покрылся потом, руки его тряслись, казалось, его вот-вот хватит кондрашка.
И Герта приняла решение – решение, которое она принимала всегда при виде одинокого, больного странника, которого никто не пожалеет, разве что родная мать.
– Послушайте, – сказала она, – похоже, вы порядком взвинчены. У вас есть где остановиться?
Клиент прекратил свое ворчанье и взглянул на нее страдальческими глазами.
– Пока нет. Вы знаете какой-нибудь тихий отель?
– Вы шутите? Да ни в каком отеле вам не только комнаты не дадут, вас в таком виде даже на порог не пустят. Вот, держите, – и она положила перед ним ключ.
– Что это?
– Это ключ от моей комнаты. Подниметесь по служебной лестнице, в конце коридора – моя комната. Согласны?
– Очень мило с вашей стороны… – замялся Кромптон. – Право же, я не знаю… – По лицу его прошла болезненная судорога, и он продолжил совсем другим тоном, обволакивающим и нежным: – Моя дорогая, как вы добры! Как только я немножко оправлюсь, я вам возмещу… – Тут голос снова изменился, на сей раз он был грубым и хриплым: – Большое спасибо, леди. Я вам не помешаю…
Клиент расплатился и неуверенной походкой направился к лестнице, позвякивая ключом, словно это был ключ к вратам рая. Герта провожала его взглядом. К ней подошел старший официант и тоже посмотрел ему вслед.
– Герта, – сказал он, – куда ты вляпалась на сей раз?
Она пожала плечами и нервно рассмеялась.
– Что это за парень? – спросил официант.
– Не знаю, Гарри. Может, безработный чревовещатель, к тому же чокнутый. Послушал бы ты, как он тут разговаривал на разные голоса!
Самой известной достопримечательностью Бренх'а безусловно является ресторан «Караван-сарай Макса» на улице Литл Дог, сразу за памятником Джону Чивви, нежному певцу Бэдленда. «Макс» – это целый музей с анфиладой залов, в которых представлено кулинарное искусство двадцати четырех миров. Это единственное место на Йигги, где привередливый некчериз с планеты Рамбл может получить чашечку своей любимой скоблянки из мозгов и клубней, прибывший издалека моряк с Драмфитти насладится заливным из кошатинки, а ньюйоркцы с Сола III найдут свои родные пастрами, сувлаки и пикули с укропом.
И в это вот знаменитое заведение как-то вечером зашел сухопарый невысокий землянин. Судя по многочисленным красным пятнам на куртке, он явился сюда прямо с Кровавой реки. У него было суровое, неулыбчивое лицо клерка с крепко сжатыми губами. Ничего особо примечательного в нем не было, но какая-то атмосфера неуравновешенности, близкой к безумию, окружала его, и это не предвещало ничего хорошего.
Старший официант безошибочно учуял что-то неладное и сразу же отправил к посетителю Герту Симз.
Герта – крупная, полногрудая женщина с большим приятным лицом, обрамленным веселыми рыжими кудряшками, умела управляться с такими странными типами. Она и сама была немного странной.
– С чего начнем? – приветливо спросила она, протягивая Кромптону огромное сувенирное меню с тремя тысячами тремя названиями блюд. – Выпьете глоточек для аппетита? Напитки у нас – на любой вкус.
– Ни с чего не начнем, – жестко заявил Кромптон. Он внимательно изучал меню, пока не дошел до раздела «Земные лакомства». – Мне, пожалуйста, дуврский палтус без масла, зеленый салат без приправ и большой стакан молока. Еще кусочек прожаренного тоста и…
Он замолк на полуслове. Герта ждала с карандашом наготове. Она заметила, как исказилось лицо клиента. Похоже, в нем шла какая-то внутренняя борьба: лицо его менялось беспрестанно, будто он надевал на себя то одну, то другую маску.
– Я знаю, как это бывает, когда не знаешь, что выбрать, – посочувствовала Герта.
Клиент с большим усилием взял себя в руки.
– Вы должны извинить меня, – сказал Кромптон, – у нас тут возникли трудности… то есть, у меня возникли кое-какие трудности.
– Не надо спешить, – сказала Герта. – Вы прямо из пустыни? Там не больно повыбираешь, что поесть.
– Совершенно верно, – согласился Кромптон. – В первый раз возникла такая проблема.
Лицо его снова задергалось, различные гримасы сменяли друг друга с неуловимой скоростью. Похоже, будто два парня спорят друг с другом, подумала Герта.
– Ну ладно, – сказал клиент, – принесите нам фунт нью-йоркского бифштекса с кровью, без овощей.
– Очень хорошо, – сказала Герта.
– А также сычуанские[29] лакомства. И палтус, пожалуйста. Боюсь, вам такой набор кажется не совсем обычным.
– Ах, если бы вы знали историю моей жизни, – вздохнула Герта, – вы поняли бы, что никакими странностями меня не удивишь. Что будете пить?
Клиент снова изменился в лице, но быстро успокоился.
– Мы… я хотел бы кружечку «Лаки Лейджера», стакан молока и хорошего французского вина.
Когда стол был накрыт, Герта заметила, что клиент чередует разные блюда в строгой последовательности. Примечательно, как при этом менялось выражение его лица: вот оно расплылось от удовольствия – и тут же скривилось в гримасе отвращения. Еда, похоже, его не успокоила, поскольку он беспрерывно что-то бормотал себе под нос.
Герта прислушалась.
– Я просто не выношу запах этого мяса… – ворчал клиент. – Шел бы ты куда подальше со своими китайскими помоями… Что это за гадость? Разве сейчас твоя очередь? Лумис, ты сожрал вдвое больше, чем мы оба вместе взятые…
К концу обеда клиент весь покрылся потом, руки его тряслись, казалось, его вот-вот хватит кондрашка.
И Герта приняла решение – решение, которое она принимала всегда при виде одинокого, больного странника, которого никто не пожалеет, разве что родная мать.
– Послушайте, – сказала она, – похоже, вы порядком взвинчены. У вас есть где остановиться?
Клиент прекратил свое ворчанье и взглянул на нее страдальческими глазами.
– Пока нет. Вы знаете какой-нибудь тихий отель?
– Вы шутите? Да ни в каком отеле вам не только комнаты не дадут, вас в таком виде даже на порог не пустят. Вот, держите, – и она положила перед ним ключ.
– Что это?
– Это ключ от моей комнаты. Подниметесь по служебной лестнице, в конце коридора – моя комната. Согласны?
– Очень мило с вашей стороны… – замялся Кромптон. – Право же, я не знаю… – По лицу его прошла болезненная судорога, и он продолжил совсем другим тоном, обволакивающим и нежным: – Моя дорогая, как вы добры! Как только я немножко оправлюсь, я вам возмещу… – Тут голос снова изменился, на сей раз он был грубым и хриплым: – Большое спасибо, леди. Я вам не помешаю…
Клиент расплатился и неуверенной походкой направился к лестнице, позвякивая ключом, словно это был ключ к вратам рая. Герта провожала его взглядом. К ней подошел старший официант и тоже посмотрел ему вслед.
– Герта, – сказал он, – куда ты вляпалась на сей раз?
Она пожала плечами и нервно рассмеялась.
– Что это за парень? – спросил официант.
– Не знаю, Гарри. Может, безработный чревовещатель, к тому же чокнутый. Послушал бы ты, как он тут разговаривал на разные голоса!
Глава 2
Вернувшись к себе, Герта обнаружила, что мужчина, которого она приютила, распростерся на полу в жестокой горячке. Она с трудом уложила его на кровать, а сама пристроилась рядом на стуле, вслушиваясь в его бессвязные речи.
Вскоре она уже различала три голоса, препиравшиеся между собой, причем у каждого было свое имя. Кромптон был тот, с кем она разговаривала в ресторане вначале. Казалось, он был главным, но двое остальных яростно оспаривали его лидерство. Он был педантичен, рационален, сдержан, говорил негромко и взвешенно. Лумис показался ей легкомысленным малым, рафинированным и опытным сердцеедом. Третий, Стэк, производил впечатление человека крутого и буйного, но было в нем и что-то мальчишеское, легко ранимое. В его голосе звучали сила, страсть и упрямство. Иногда они обращались к четвертому, Финчу. Он, по-видимому, был одним из них, но ни разу не произнес ни слова.
Герта решила, что она любит их всех, только каждого по-своему. Но фаворитом был Кромптон, его она жалела.
Казалось, их спор никогда не кончится. К рассвету, когда речной туман прокрался в комнату, Герта озябла. Три голоса все не умолкали. Она попыталась вмешаться в разговор, но они ее не заметили. Тогда, поразмыслив немного, она забралась к ним в кровать.
Это сразу прекратило ссору. Они переключили все свое внимание на нее, и весьма небезуспешно.
Позднее Герта никак не могла решить, было ли то, что произошло между ними, оргией. Но, как ни называй, это было хорошо: все эти мужчины давно не имели женщин. И все они были разными: Стэк был мужественным и любвеобильным, Лумис – искусным и забавным, а Кромптон, хотя и сопротивлялся поначалу, оказался неискушенным, ребячливым и бесконечно милым.
На следующий день Кромптон проснулся раньше других и поведал Герте обо всех своих мытарствах. Рыжеволосая женщина спокойно выслушала его рассказ.
– Что ж, – проговорила она, – пришлось вам хлебнуть, ничего не скажешь. Ну а теперь, когда все вы оказались в одной голове, что теперь будет?
– Мы должны слиться, – шепотом, чтобы не разбудить других, сказал Кромптон.
– Что это значит?
– Это значит, что мы должны стать одной цельной личностью. Но вот этого как раз и не получилось и, боюсь, не получится.
– А вы можете что-то сделать для этого?
Кромптон пожал плечами.
– Я сделал все, что только мог. Мой врач на Земле предупреждал, что шансы на успех реинтеграции невелики. Но я должен был попытаться.
– И что же теперь будет?
– Боюсь, я… мы сходим с ума. Ни один из нас не может взять верх. По идее, я самый устойчивый в этой команде, но я чувствую, что силы мои на исходе.
– А не могли бы вы, мальчики, как-нибудь договориться между собой? – спросила Герта.
– Мы пытались, – сказал Кромптон. – Но этого хватало ненадолго, даже в тех случаях, когда мы по очереди контролировали тело. Наши противоречия фактически неразрешимы. Герта, вы были добры к нам. А теперь я прошу вас – уйдите, пока остальные не проснулись. Они могут распалиться…
– Послушайте, у меня идея, – сказала Герта. – Почему бы вам не сходить к моему психиатру? Со мной он буквально сотворил чудеса.
– Это бесполезно, – сказал Кромптон. – Самые лучшие доктора на Земле занимались моим случаем и ничем не смогли мне помочь.
– Все равно, сходите к доктору Бейтсу! – сказала Герта. – А вдруг за это время что-то изменилось?
– Слишком поздно, – прошептал Кромптон. – Мои компоненты скоро проснутся, и это будет наше последнее представление. По совести говоря, я даже рад. Я так устал, что мне на все наплевать.
Кромптон уронил голову, глаза его закрылись, лицо погасло. Затем он внезапно сел и выпрямился. Широко открытые глаза смотрели в пространство со странным выражением, какого Герта у него еще не видела.
– Не пугайтесь, Герта, – произнес незнакомый голос, мягкий и глубокий.
– Кто вы?
– Герта, у вас должно быть такое лекарство – «Голубые сумерки».
– Это опасное средство. Откуда вы узнали, что оно у меня есть?
– Дайте им четыре капсулы.
– Черт возьми! Да это же огромная доза!
– Порошок не повредит им. Он подействует на них как снотворное.
– Я должна усыпить их? И что это даст?
– У Кромптона иммунитет к этой группе транквилизаторов. С помощью «Голубых сумерек» он продержится еще несколько дней и будет полностью контролировать тело,
– Я знаю, кто вы! – воскликнула Герта. – Вы Финч!
– Дайте им порошок, – настаивал глубокий, проникновенный голос. – Скажите Кромптону, что я советую ему навестить вашего доктора и последовать его рекомендациям.
Герта взяла снадобье и вложила Кромптону в рот четыре капсулы. Финч смотрел куда-то сквозь нее остановившимся бездумным взором.
– Почему вы раньше не помогали им? – спросила Герта. – Вы можете сделать для них еще что-нибудь? И что вы сами за личность?
– Я не личность, – сказал Финч. – Я даже не никто. Я ничего не сделал, а это уже кое-что. И вообще – может, все это просто приснилось вам.
И Финч исчез.
Когда Кромптон пришел в себя, Герта рассказала ему о Финче и «сумерках».
– Не нравится мне все это, – покачал головой Кромптон. – Финч вроде бы с нами, но он не вмешивается в наши разговоры. Я не знаю, чего он хочет.
– Думаю, он просто хочет жить, – сказала Герта.
– Сомневаюсь, что это его волнует… Но зато я действительно хочу жить!
Доктор Герты сразу согласился встретиться с Кромптоном.
– Четыре самостоятельные личности в одном теле! – воскликнул доктор Бейтс, откладывая в сторону когноскоп. – Явление редкое, но небеспрецедентное.
– Мы никак не можем соединиться, – объяснил ему Кромптон. – Мы даже не можем жить в согласии. Мы без конца деремся, и, кажется, конец наш близок. Вы можете помочь нам?
– Я бы с радостью, – ответил Бейте. – У нас на Йигге такие случаи – большая редкость. Но, честно говоря, у меня нет ни нужного оборудования, ни средств, чтобы помочь вам.
– Тогда что вы предлагаете? Вернуться на Землю и там заняться лечением?
Бейтс в задумчивости покачал головой.
– Здесь необходимо самое лучшее и передовое техническое оснащение. Оно есть только в одном месте. Это абсолютно новое и, по правде говоря, пока экспериментальное предприятие. Вы слыхали что-нибудь об Эйоне?
Вскоре она уже различала три голоса, препиравшиеся между собой, причем у каждого было свое имя. Кромптон был тот, с кем она разговаривала в ресторане вначале. Казалось, он был главным, но двое остальных яростно оспаривали его лидерство. Он был педантичен, рационален, сдержан, говорил негромко и взвешенно. Лумис показался ей легкомысленным малым, рафинированным и опытным сердцеедом. Третий, Стэк, производил впечатление человека крутого и буйного, но было в нем и что-то мальчишеское, легко ранимое. В его голосе звучали сила, страсть и упрямство. Иногда они обращались к четвертому, Финчу. Он, по-видимому, был одним из них, но ни разу не произнес ни слова.
Герта решила, что она любит их всех, только каждого по-своему. Но фаворитом был Кромптон, его она жалела.
Казалось, их спор никогда не кончится. К рассвету, когда речной туман прокрался в комнату, Герта озябла. Три голоса все не умолкали. Она попыталась вмешаться в разговор, но они ее не заметили. Тогда, поразмыслив немного, она забралась к ним в кровать.
Это сразу прекратило ссору. Они переключили все свое внимание на нее, и весьма небезуспешно.
Позднее Герта никак не могла решить, было ли то, что произошло между ними, оргией. Но, как ни называй, это было хорошо: все эти мужчины давно не имели женщин. И все они были разными: Стэк был мужественным и любвеобильным, Лумис – искусным и забавным, а Кромптон, хотя и сопротивлялся поначалу, оказался неискушенным, ребячливым и бесконечно милым.
На следующий день Кромптон проснулся раньше других и поведал Герте обо всех своих мытарствах. Рыжеволосая женщина спокойно выслушала его рассказ.
– Что ж, – проговорила она, – пришлось вам хлебнуть, ничего не скажешь. Ну а теперь, когда все вы оказались в одной голове, что теперь будет?
– Мы должны слиться, – шепотом, чтобы не разбудить других, сказал Кромптон.
– Что это значит?
– Это значит, что мы должны стать одной цельной личностью. Но вот этого как раз и не получилось и, боюсь, не получится.
– А вы можете что-то сделать для этого?
Кромптон пожал плечами.
– Я сделал все, что только мог. Мой врач на Земле предупреждал, что шансы на успех реинтеграции невелики. Но я должен был попытаться.
– И что же теперь будет?
– Боюсь, я… мы сходим с ума. Ни один из нас не может взять верх. По идее, я самый устойчивый в этой команде, но я чувствую, что силы мои на исходе.
– А не могли бы вы, мальчики, как-нибудь договориться между собой? – спросила Герта.
– Мы пытались, – сказал Кромптон. – Но этого хватало ненадолго, даже в тех случаях, когда мы по очереди контролировали тело. Наши противоречия фактически неразрешимы. Герта, вы были добры к нам. А теперь я прошу вас – уйдите, пока остальные не проснулись. Они могут распалиться…
– Послушайте, у меня идея, – сказала Герта. – Почему бы вам не сходить к моему психиатру? Со мной он буквально сотворил чудеса.
– Это бесполезно, – сказал Кромптон. – Самые лучшие доктора на Земле занимались моим случаем и ничем не смогли мне помочь.
– Все равно, сходите к доктору Бейтсу! – сказала Герта. – А вдруг за это время что-то изменилось?
– Слишком поздно, – прошептал Кромптон. – Мои компоненты скоро проснутся, и это будет наше последнее представление. По совести говоря, я даже рад. Я так устал, что мне на все наплевать.
Кромптон уронил голову, глаза его закрылись, лицо погасло. Затем он внезапно сел и выпрямился. Широко открытые глаза смотрели в пространство со странным выражением, какого Герта у него еще не видела.
– Не пугайтесь, Герта, – произнес незнакомый голос, мягкий и глубокий.
– Кто вы?
– Герта, у вас должно быть такое лекарство – «Голубые сумерки».
– Это опасное средство. Откуда вы узнали, что оно у меня есть?
– Дайте им четыре капсулы.
– Черт возьми! Да это же огромная доза!
– Порошок не повредит им. Он подействует на них как снотворное.
– Я должна усыпить их? И что это даст?
– У Кромптона иммунитет к этой группе транквилизаторов. С помощью «Голубых сумерек» он продержится еще несколько дней и будет полностью контролировать тело,
– Я знаю, кто вы! – воскликнула Герта. – Вы Финч!
– Дайте им порошок, – настаивал глубокий, проникновенный голос. – Скажите Кромптону, что я советую ему навестить вашего доктора и последовать его рекомендациям.
Герта взяла снадобье и вложила Кромптону в рот четыре капсулы. Финч смотрел куда-то сквозь нее остановившимся бездумным взором.
– Почему вы раньше не помогали им? – спросила Герта. – Вы можете сделать для них еще что-нибудь? И что вы сами за личность?
– Я не личность, – сказал Финч. – Я даже не никто. Я ничего не сделал, а это уже кое-что. И вообще – может, все это просто приснилось вам.
И Финч исчез.
Когда Кромптон пришел в себя, Герта рассказала ему о Финче и «сумерках».
– Не нравится мне все это, – покачал головой Кромптон. – Финч вроде бы с нами, но он не вмешивается в наши разговоры. Я не знаю, чего он хочет.
– Думаю, он просто хочет жить, – сказала Герта.
– Сомневаюсь, что это его волнует… Но зато я действительно хочу жить!
Доктор Герты сразу согласился встретиться с Кромптоном.
– Четыре самостоятельные личности в одном теле! – воскликнул доктор Бейтс, откладывая в сторону когноскоп. – Явление редкое, но небеспрецедентное.
– Мы никак не можем соединиться, – объяснил ему Кромптон. – Мы даже не можем жить в согласии. Мы без конца деремся, и, кажется, конец наш близок. Вы можете помочь нам?
– Я бы с радостью, – ответил Бейте. – У нас на Йигге такие случаи – большая редкость. Но, честно говоря, у меня нет ни нужного оборудования, ни средств, чтобы помочь вам.
– Тогда что вы предлагаете? Вернуться на Землю и там заняться лечением?
Бейтс в задумчивости покачал головой.
– Здесь необходимо самое лучшее и передовое техническое оснащение. Оно есть только в одном месте. Это абсолютно новое и, по правде говоря, пока экспериментальное предприятие. Вы слыхали что-нибудь об Эйоне?
Глава 3
Добраться до Эйона оказалось легче, чем предполагал Кромптон: на местном корабле он перелетел из Бренх'а в Йиггавилль, в ближайшем трансагентстве взял билет на космолет, в тот же день доставивший его на Танг-Бредер, как раз вовремя, чтобы пересесть на «Стар Вэлли Коннекшн», следующий до Эйона.
Путешествие было для Кромптона приятным отдыхом. Он подружился с корабельным доктором-андроидом, шотландцем и выпивохой, таким же фанатиком кроссвордов, как и сам Кромптон. Доктор снабдил его пачкой «Блотта-44», одного из новейших психостероидов. Благодаря его уникальному эффекту периферийного насыщения (ЭПН) Лумис и Стэк по-прежнему пребывали в глубокой спячке. На Финча это средство не действовало. Но Финча можно было не брать в расчет, хотя Кромптон постоянно ощущал его зловещее присутствие-отсутствие.
Впервые за много дней Кромптон был единоличным и полновластным хозяином своего ума и тела. Это доставляло ему истинное удовольствие, несмотря на побочные явления, такие, как сыпь на левой ноздре, зеленая слюна и зуд в указательных пальцах.
О, благословенные космические дни! Как бы хотелось Кромптону, чтобы этот полет длился вечно, и он оставался бы хозяином самому себе, отложив на время все свои заботы. Однако Кромптона предупредили, что через несколько дней Лумис и Стэк снова оживут и громогласно заявят о себе.
Он внимательно изучал брошюру об Эйоне, которую ему дали в трансагентстве. Она называлась «Предварительные заметки к статье о некоторых проблемах Эйона».
«Эйон, расположенный под куполом на непригодной для обитания планете Деметра V, раскинулся на десяти тысячах квадратных миль, пейзаж которых создавался по образу и подобию Калифорнии. В результате получилась зеленая благодатная местность с горами, долинами, чарующими пляжами, прекрасными ресторанами, самыми разнообразными развлечениями и – конечно же! – со всеми видами психотерапии.
В Эйон за помощью прибывают существа самого разного происхождения, наклонностей, и прочая, и прочая. И мы со всеми стараемся обращаться как можно более деликатно. По нашему мнению, все виды лечения – только разные аспекты одного Универсального Лечения, так же как все виды разумных существ – это лишь различные аспекты Универсального Разума.
Соответствует эта концепция истине или нет, она настолько красива, что над нею стоит призадуматься.
Мы здесь, в Эйоне, не формалисты и не слепые почитатели академических знаний. Мы не пишем учебников, не проводим конференций по психологии и стараемся не злоупотреблять словечком «символ». Мы не претендуем на фундаментальные знания, на какое-то особое мастерство и категорически отвергаем роль гуру, которую нам иногда навязывают пациенты в своем бесплодном стремлении найти легкую дорожку к самосовершенствованию. И все-таки, пусть даже это прозвучит несколько парадоксально, все, что велено сделать для вас, мы сделаем, а невозможное вы с нашей помощью сделаете для себя сами. И все это, заметьте, по вполне доступным ценам!
Мы надеемся, таким образом, что нам удалось развеять одно из наиболее распространенных заблуждений, касающихся Эйона. А потому разрешите нам закончить словами: «Добро пожаловать!» Вы не ошиблись, выбрав такое благословенное место, как Эйон. Постарайтесь воспользоваться этой счастливой возможностью в полной мере, работайте прилежно, чтобы обрести спасение!»
Кромптон подумал, что все это звучит довольно туманно, но многообещающе. В любом случае, деваться ему было некуда. Корабль приземлился, и Лумис что-то забормотал во сне.
Путешествие было для Кромптона приятным отдыхом. Он подружился с корабельным доктором-андроидом, шотландцем и выпивохой, таким же фанатиком кроссвордов, как и сам Кромптон. Доктор снабдил его пачкой «Блотта-44», одного из новейших психостероидов. Благодаря его уникальному эффекту периферийного насыщения (ЭПН) Лумис и Стэк по-прежнему пребывали в глубокой спячке. На Финча это средство не действовало. Но Финча можно было не брать в расчет, хотя Кромптон постоянно ощущал его зловещее присутствие-отсутствие.
Впервые за много дней Кромптон был единоличным и полновластным хозяином своего ума и тела. Это доставляло ему истинное удовольствие, несмотря на побочные явления, такие, как сыпь на левой ноздре, зеленая слюна и зуд в указательных пальцах.
О, благословенные космические дни! Как бы хотелось Кромптону, чтобы этот полет длился вечно, и он оставался бы хозяином самому себе, отложив на время все свои заботы. Однако Кромптона предупредили, что через несколько дней Лумис и Стэк снова оживут и громогласно заявят о себе.
Он внимательно изучал брошюру об Эйоне, которую ему дали в трансагентстве. Она называлась «Предварительные заметки к статье о некоторых проблемах Эйона».
«Эйон, расположенный под куполом на непригодной для обитания планете Деметра V, раскинулся на десяти тысячах квадратных миль, пейзаж которых создавался по образу и подобию Калифорнии. В результате получилась зеленая благодатная местность с горами, долинами, чарующими пляжами, прекрасными ресторанами, самыми разнообразными развлечениями и – конечно же! – со всеми видами психотерапии.
В Эйон за помощью прибывают существа самого разного происхождения, наклонностей, и прочая, и прочая. И мы со всеми стараемся обращаться как можно более деликатно. По нашему мнению, все виды лечения – только разные аспекты одного Универсального Лечения, так же как все виды разумных существ – это лишь различные аспекты Универсального Разума.
Соответствует эта концепция истине или нет, она настолько красива, что над нею стоит призадуматься.
Мы здесь, в Эйоне, не формалисты и не слепые почитатели академических знаний. Мы не пишем учебников, не проводим конференций по психологии и стараемся не злоупотреблять словечком «символ». Мы не претендуем на фундаментальные знания, на какое-то особое мастерство и категорически отвергаем роль гуру, которую нам иногда навязывают пациенты в своем бесплодном стремлении найти легкую дорожку к самосовершенствованию. И все-таки, пусть даже это прозвучит несколько парадоксально, все, что велено сделать для вас, мы сделаем, а невозможное вы с нашей помощью сделаете для себя сами. И все это, заметьте, по вполне доступным ценам!
Мы надеемся, таким образом, что нам удалось развеять одно из наиболее распространенных заблуждений, касающихся Эйона. А потому разрешите нам закончить словами: «Добро пожаловать!» Вы не ошиблись, выбрав такое благословенное место, как Эйон. Постарайтесь воспользоваться этой счастливой возможностью в полной мере, работайте прилежно, чтобы обрести спасение!»
Кромптон подумал, что все это звучит довольно туманно, но многообещающе. В любом случае, деваться ему было некуда. Корабль приземлился, и Лумис что-то забормотал во сне.
Глава 4
Кромптон прошел иммиграционные службы, таможню и карантин, а затем отправился в приемную, где хорошенькая блондинка в клетчатом трико помогла ему заполнить необходимые бумаги, получила с него плату (200 тысяч СВУ без сдачи) и вручила ему ключи от номера и карту с подробным описанием достопримечательностей Эйона, включая рестораны, модные лавки, кинотеатры, секс-шопы, кегельбаны, а также сотни разнообразных частных клиник, которые наперебой приглашали к себе на прием.
– Вы можете идти куда захотите, – сказала блондинка, – все оплачено вашим взносом. Центр свяжется с вами, как только вы устроитесь. Счастливо.
– А вы сами проходили лечение? – спросил Кромптон.
Она покачала головой.
– Они не приняли меня. Велели прийти тогда, когда возникнут настоящие проблемы. Негодяи! И смеют еще толковать о сострадании! Меня это просто взбесило: я-то знаю, какая глубокая драма скрывается за моим внешним спокойствием! Вы этого не заметили, совсем не заметили?
– Да нет, – признался Кромптон.
Она вздохнула.
– А, ладно. Вы, наверное, очень больны, да?
– Ну, – сказал Кромптон, – у меня параноидальная шизофрения, во мне обосновались три личности, не считая моей собственной. Думаю, мне придется несладко, когда они вырвутся на свободу.
– Четыре личности, и все разные! – воскликнула она, посмотрев на Кромптона с нескрываемым интересом.
– Должен сказать, что один из них не говорит ни слова, и с ним никаких проблем нет. А вот двое других – это сплошное наказание.
Глядя на него заблестевшими глазами, блондинка проворковала влажными губками:
– Вы и в самом деле тяжелый случай, не правда ли? Я это сразу поняла. Как только увидела вас. Вокруг тяжелых всегда особая аура… Между прочим, меня зовут Сью. Если хотите, приходите сегодня вечером ко мне. Я приготовлю ужин, мы повеселимся, и, может быть, вы поможете мне разобраться в моих болезнях. Я знаю, что в глубине души я сумасшедшая, но прямые симптомы у меня не проявляются.
– Вы можете идти куда захотите, – сказала блондинка, – все оплачено вашим взносом. Центр свяжется с вами, как только вы устроитесь. Счастливо.
– А вы сами проходили лечение? – спросил Кромптон.
Она покачала головой.
– Они не приняли меня. Велели прийти тогда, когда возникнут настоящие проблемы. Негодяи! И смеют еще толковать о сострадании! Меня это просто взбесило: я-то знаю, какая глубокая драма скрывается за моим внешним спокойствием! Вы этого не заметили, совсем не заметили?
– Да нет, – признался Кромптон.
Она вздохнула.
– А, ладно. Вы, наверное, очень больны, да?
– Ну, – сказал Кромптон, – у меня параноидальная шизофрения, во мне обосновались три личности, не считая моей собственной. Думаю, мне придется несладко, когда они вырвутся на свободу.
– Четыре личности, и все разные! – воскликнула она, посмотрев на Кромптона с нескрываемым интересом.
– Должен сказать, что один из них не говорит ни слова, и с ним никаких проблем нет. А вот двое других – это сплошное наказание.
Глядя на него заблестевшими глазами, блондинка проворковала влажными губками:
– Вы и в самом деле тяжелый случай, не правда ли? Я это сразу поняла. Как только увидела вас. Вокруг тяжелых всегда особая аура… Между прочим, меня зовут Сью. Если хотите, приходите сегодня вечером ко мне. Я приготовлю ужин, мы повеселимся, и, может быть, вы поможете мне разобраться в моих болезнях. Я знаю, что в глубине души я сумасшедшая, но прямые симптомы у меня не проявляются.