Страница:
От чести отказаться я готов:
К иным прибегнув средствам, одолею
Не яростью, так хитростью его.
1-й Воин
Он сущий дьявол!
Авфидий
Смелей его, хотя не так хитер.
Он доблесть отравил мою: позором
Он запятнал мне честь, и для него
Теперь я отрекаюсь от себя.
Будь в храме он, нагой иль безоружный,
В священном Капитолии, в часы
Молитв иль жертвоприношений, - все
Обычаи и ржавые законы,
Что ярости могли б служить помехой,
Меня не сдержат. Если б в доме я
Его нашел и защищал его
Мой брат родной, то даже там, забыв
Закон гостеприимства, у него
Свирепо в сердце руку бы омыл.
Идите в город и узнайте там -
Что там решили и кого для Рима
В заложники назначили.
1-й Воин
А ты
Идти не хочешь?
Авфидий
Нет, ждут меня здесь в роще кипарисов.
За городскими мельницами к югу
Я подожду известий. Там решу,
Что делать мне.
1-й Воин
Исполню непременно.
Уходят.
Рим. Площадь.
Входят Менений и народные трибуны Сициний и Брут.
Менений
Авгур сказал мне, что к вечеру будут вести.
Брут
Хорошие или дурные?
Менений
Не по вкусу народа, потому что он не любит Марция.
Сициний
Природа и зверей учит, как распознавать друзей.
Менений
А скажи мне, кого любит волк?
Сициний
Ягненка.
Менений
Да, чтобы пожрать его; так и голодные плебеи хотели бы уничтожить
благородного Марция.
Брут
Он - ягненок, который только блеет по-медвежьи. Он - медведь, который
живет по-овечьи. Вы оба - старики, - ответьте мне на один вопрос.
Оба трибуна
Спрашивай.
Менений
Какой гнусностью Марций беден, тогда как у вас она процветает?
Брут
Да он ни одной не беден, а всеми недостатками украшен.
Сициний
Особенно гордостью.
Брут
А хвастливостью и того больше.
Менений
Странно, а известно вам, за что осуждают вас в городе, - не все,
конечно, а мы, люди почтенные? Знаете?
Оба трибуна
Ну, за что же вы нас осуждаете?
Менений
Да вы, пожалуй, рассердитесь. Вы сейчас толковали как раз про гордость.
Оба трибуна
Ладно, ладно, продолжай.
Менений
И в самом деле, большой беды не будет, раз все равно малейший пустяк
может расхитить все ваше терпение. Дайте волю своему нраву и сердитесь себе
сколько угодно, если это может доставить вам удовольствие. Итак, вы
порицаете Марция за гордость?
Брут
Не одни мы.
Менений
Знаю, что одни вы не много значите. Помощников у вас много; не будь их,
все, что вы делаете, было бы только смешно. Ума у вас не больше, чем у
младенцев, и одни вы много не сделаете. Вы толкуете про гордость, а не плохо
бы было заглянуть в свои мешки за спинами и полюбоваться своими особами!
Очень не плохо было бы!
Брут
А что тогда было бы?
Менений
Да то, что тогда вы увидели бы пару недостойных, гордых, наглых,
злобных трибунов, - проще сказать, дураков, каких Рим еще не видывал.
Сициний
Мы тебя, Менений, хорошо знаем.
Менений
Меня все знают за весельчака-патриция, любителя кубка горячего вина, не
разбавленного ни одной каплей воды из Тибра {7}. Во мне считают недостатками
только то, что я т_а_ю от первой жалобы и вспыхиваю, как трут, из-за всякого
пустяка, что я больше знаком с хвостом ночи, чем со лбом утра; что я говорю
то, что думаю, а в сердцах молчать не умею. Встретив таких двух
государственных мужей, как вы (я не назову вас Ликургами), я морщусь от
напитка, который вы мне преподносите, ибо он мне не вкусу. Не могу же я
сказать, что речи ваших милостей искусны, когда в каждом звуке, издаваемом
вами, я слышу ослиный рев. И хотя я терпеливо слушаю, когда другие называют
вас людьми почтенными и серьезными, я все же скажу, что бесстыдно лгут
утверждающие, что у вас добродушные лица. Если вы все это замечаете на карте
моего малого мира {То есть моего лица.}, то следует ли отсюда, что вы меня
хорошо знаете? Какие же ваша безглазая проницательность сумела найти в моей
личности изъяны, позволяющие сказать, что вы меня хорошо знаете?
Брут
Брось, брось, мы тебя хорошо знаем.
Менений
Ни меня, ни себя, да и вообще ничего вы не знаете. Вам нравится, что
разные голяки вам кланяются. Вы способны целое утро убить, решая спор между
торговкой апельсинами и трактирщиком, я отложить тяжбу из-за трех грошей
на следующий день. Если при выслушивании сторон у вас схватит живот, - вы
начинаете гримасничать, словно шуты, теряете терпение, злитесь, шумно требуя
себе ночной горшок, распаляете тяжбу и, плохо прислушиваясь к говорящим, еще
больше запутываете дело. И правый и виноватый у вас оказываются мошенниками.
Да, вы замечательная парочка чудаков!
Брут
Ты, видно, и сам понимаешь, что тебе легче балагурить за столом, чем
дельно говорить в Капитолии.
Менений
Сами жрецы научатся смеяться, если будут иметь дело с такими чудаками,
как вы. Даже в вашей лучшей речи смысла меньше, чем в потряхивании ваших
бород; а бороды эти не заслуживают даже такой почтенной могилы, как дрянная
подушка или ослиное вьючное седло. А вы еще говорите, что Марций горд; да
он, по самому скромному суждению, лучше всех ваших предков, начиная с
Девкалиона {Согласно античному мифу, единственный человек, спасшийся от
потопа и сделавшийся таким образом прародителем человеческого рода.}, хотя
лучшие из них, кажется, были потомственными палачами. Пожелаю хам всего
хорошего, а то боюсь, как бы долгая беседа с вами, пастырями плебейского
стада, не замусорила моих мозгов. Будьте здоровы.
Брут и Сициний отходят в сторону.
Входят Волумния, Виргилия и Валерия.
Что с вами, прекрасные и благородные дамы, столь же чистые, как была бы
луна, если бы она спустилась на землю? Куда устремляются с таким нетерпением
ваши взоры?
Волумния
Почтеннейший Менений, мой сын Марций подходит к Риму. Ради Юноны, не
задерживай нас.
Менений
Как! Марций возвращается?
Волумния
Да, достойнейший Менений, и с великой славой.
Менений
(бросая вверх шапку)
Вот тебе шапка, Юпитер! Благодарю тебя. Неужели Марций к нам
возвращается?
Виргилия и Валерия
Да, да, это верно.
Волумния
Смотри, вот его письмо ко мне; в сенате получено другое, к его жене
пришло третье, да и тебя, наверно, дома письмо дожидается.
Менений
Весь дом мой сегодня запляшет от радости! Неужели письмо ко мне?
Виргилия
Да, да, письмо к тебе. Я видела его.
Менений
Письмо ко мне! Да оно сделает меня здоровым на семь лет, и я натяну нос
моему лекарю. Лучшие рецепты Галена по сравнению с этим - сущее шарлатанство
или, самое большее, слабительное для лошадей. А он не ранен? Он всегда
возвращается раненым.
Виргилия
Ах, нет, нет, нет.
Волумния
О, ранен, конечно, и я благодарю богов за это.
Менений
И я тоже, если раны не слишком тяжелые. А победу он принес в кармане?
Раны ему к лицу.
Волумния
Он принес победу на челе, Менений. Третий раз возвращается он с дубовым
венком.
Менений
А здорово он проучил Авфидия?
Волумния
Тит Ларций пишет, что они сразились в единоборстве, но что Авфидий
бежал.
Менений
И хорошо сделал, даю мое слово. Потому что, если бы он не сбежал,
Марций так бы его разавфидил, что я не согласился бы быть на месте Авфидия
за все кориольские ларцы с золотом. Знает ли обо всем этом сенат?
Волумния
(Валерии и Виргилии)
Идемте, милые. (Менению.) Да, да, да, сенат получил письма от
полководца, в которых он говорит, что вся слава этой войны принадлежит моему
сыну. В этом походе он превзошел свои прежние деяния.
Валерия
Действительно, о нем рассказывают чудеса.
Менений
Чудеса? Ручаюсь вам, что только самые правдивые!
Виргилия
Да подтвердят боги истину этих слов!
Волумния
Истину? Еще бы!
Менений
Истину? Могу поклясться, что это истина. - В какое место он ранен?
(Трибунам.) Привет вам, почтеннейшие! Марций возвращается, и теперь у него
еще больше причин гордиться. (Волумнии.) Куда же он ранен?
Волумния
В плечо и в левую руку; у него теперь достаточно рубцов, чтоб показать
их народу, когда он будет требовать себе консульского звания. Когда мы
отбивались от Тарквиния, Марций получил семь ран.
Менений
Одну - в шею и две - в бедро; всего девять, мне известных.
Волумния
У него еще до этого похода было двадцать пять ран.
Менений
Теперь их двадцать семь, и каждая из них была могилой для врага.
Крики и трубы за сценой.
Слушайте, трубы!..
Волумния
О Марции то вести. Перед ним
Ликуют все, а позади - рыдают.
Едва протянет руку всем на страх -
И гибнут люди под ее размах.
Трубы.
Входят Коминий и Тит Ларций; между ними Кориолан, увенчанный дубовым венком;
за ними - военачальники, воины и Глашатай.
Глашатай
Пусть знает Рим: в воротах кориольских
Один сражался Марции, и со славой
Он прозвищем почтенным награжден:
Добро пожаловать, Кориолан,
Желанный Риму, славный, знаменитый!
Трубы.
Все
Добро пожаловать, Кориолан!
Кориолан
Довольно! Это мне не по душе,
Прошу...
Коминий
Взгляни, вот мать твоя подходит!
Кориолан
О, знаю я, ты всех богов молила
Послать мне счастье!
Становится на колени.
Волумния
Встань, мой славный воин,
Мой Марций благородный, Кай достойный
И нареченный заново за подвиг...
Ну, как?.. Кориолан - так звать должна я?
Но вот твоя жена.
Кориолан
Привет тебе,
Прелестная молчальница моя!
При торжестве моем ты вся в слезах!
Ужель смеяться стала бы, когда б
В гробу к тебе я прибыл? Дорогая,
Так только вдовы в Кориолах плачут
И матери, лишенные детей.
Менений
Увенчан будь богами ты теперь.
Кориолан
Ты жив еще?
(Валерии.)
Прости, душа моя!
Волумния
Не знаю я, куда и повернуться...
(Коминию.)
Привет вернувшимся. И полководцу
Привет. Добро пожаловать вам всем!
Менений
Сто тысяч вам приветов! Я готов
И плакать и смеяться. Мне легко
И вместе тяжело. До корня сердца
Пусть будет проклят тот, кому с тобой
Теперь не весело при встрече станет!
А вас троих обязан до безумия
Весь Рим любить. Однако, наряду
С людьми честнейшими, здесь дома есть
И несколько дичков закоренелых;
Как пням, им не привить достоинств ваших.
Но это вздор! Всем воинам привет!
Ведь мы зовем крапиву лишь крапивой
И дурью - дурь глупцов.
Коминий
Всегда - он прям.
Кориолан
Всегда, во всем - Менений!
Глашатай
Вперед. Вперед! Дорогу!
Кориолан
(Волумнии и Виргилии)
Дайте руки!
Но прежде чем в тени родного дома
Главу склонить, мне надо навестить
Патрициев почтенных, от которых,
Помимо слов привета, получил
Я много почестей.
Волумния
Мне удалось
Дожить до исполненья всех желаний -
Того, о чем всегда мечтала я.
Недостает мне только одного;
Но, несомненно, Рим исполнит это.
Кориолан
Пойми, мать добрая моя, что лучше
По-своему служить я буду им,
Чем править с ними и по их указке.
Коминий
Идемте в Капитолий!
Трубы и рожки.
Все уходят в торжественной процессии.
Брут и Сициний выступают вперед.
Брут
Все говорят о нем. Слепые люди,
Чтоб на него взглянуть, очки надели.
О нем болтает нянька в восхищенье,
Не слыша криков своего малютки.
Глаза таращит с кухни судомойка,
Скрепив на потной шее грубый шарф
Булавкою, она на стену лезет.
Заполнены ларьки, прилавки, окна,
На крышах люди, на коньках верхом
Сидят на кровле: все кругом пестрит,
И все слилось в одном желанье жадном -
Его увидеть. Средь толпы народной
Затворники-жрецы явились нынче:
Пыхтят и ищут места поудобней.
Матроны в покрывалах отдают
Свое лицо, где белизна и алость
Воюют, жгучим поцелуям Феба.
Толпа шумит, как будто некий бог,
Ведущий Марция, в него проник,
Придав ему свое очарованье.
Сициний
Ручаюсь, скоро консулом он будет.
Брут
Достигнув власти, нашу должность он
Сведет к тому, что будем почивать.
Сициний
Он власть свою осуществлять разумно
И кончить так, как начал, не сумеет -
И потеряет то, что приобрел.
Брут
Все утешенье - в этом.
Сициний
Будь уверен:
Народ, который защищаем мы,
Народ, ему недавно так враждебный,
Забудет славу новую его
При первом поводе. А повод этот,
Поверь мне, явится: он сам создаст
Его своею гордостью.
Брут
Я слышал,
Как клялся он, что если пожелает
Он консульство искать, то никогда
Не выйдет он на рыночную площадь,
Надев смиренья ветхую одежду,
И не покажет ран (как подобает)
Народу, чтобы домогаться их
Вонючих голосов.
Сициний
Недурно это.
Брут
Он говорил, что консульскую должность
Он получить желает не иначе,
Как если знать о том его попросит
И станет уговаривать его.
Сициний
Желаю от души ему исполнить
Все это поскорее.
Брут
Так и будет.
Сициний
Его наверняка погубит это,
Как мы того хотим.
Брут
Одно из двух:
Иль он, иль наша власть. Для этой цели
Плебеям мы напоминать должны,
Что их всегда он ненавидел; если б
Он мог, их в мулов превратил бы он
И вольностей лишил бы, рот зажал бы
Защитникам народа, полагая,
Что по природе чернь к делам и к чести
Не более способна, чем верблюды,
Которых кормят при войсках за то,
Что тяжести они всегда таскают,
Хотя при этом бьют нещадно тех,
Что падают под грузом.
Сициний
Это все
Внушим народу мы, как только Марций
Его своею спесью оскорбит
(Случится скоро это, без сомненья),
И подстрекнем его, - а это просто,
Как натравить собаку на овцу:
Тогда плебеи вспыхнут, точно хворост,
И дымом закоптят его навек.
Входит Гонец.
Брут
В чем дело?
Гонец
Зовут вас в Капитолий. Полагают,
Что Марций консулом назначен будет;
Толпятся все: немые - чтоб взглянуть,
Слепые - чтоб послушать. От матрон,
Когда проходит он, летят перчатки;
От женщин, девушек - платки и шарфы;
Пред статуей Юпитера как будто
Склонилась знать пред ним. А из толпы
Дождем летят и шапки и приветы.
Я никогда подобного не видел!
Брут
Идем же в Капитолий. Пусть пока
И уши и глаза понаблюдают;
Сердца же наши будут наготове.
Сициний
Идем, идем.
Уходят.
Там же. Капитолий.
Входят два служителя с подушками для скамеек.
1-й Служитель
Скорей, скорей - они сейчас придут. А сколько всех, кто ищет
консульства?
2-й Служитель
Да, говорят, трое. Но все говорят, что будет избран Кориолан.
1-й Служитель
Он храбрый малый, но только дьявольски горд и не любит простого народа.
2-й Служитель
Сказать по правде, немало сильных людей льстили народу, а все-таки
народ их не любил; а других он любил неизвестно за что; так что можно
сказать: если народ любит без причины, то и ненавидит без всякого основания.
А Кориолан это знает: ему все равно, любит или ненавидит его народ, и из-за
своей благородной откровенности он не скрывает этого.
1-й Служитель
Если бы ему было все равно, любит или не любит его народ, он держался
бы в стороне и не делал бы ему ни добра, ни зла. Между тем он словно
добивается народной ненависти и не упускает ни малейшего случая показать это
своим врагам. А стараться пробудить к себе злобу и раздражение народа,
по-моему, так же плохо, как льстить тем, кого ненавидишь, чтобы добиться их
любви.
2-й Служитель
Он достойно послужил родине. И возвышение далось ему не так легко, как
многим другим, которые, любезничая с народом и всячески угождая ему, не
делают ничего такого, что должно было бы пробудить в народе уважение и
почтение к ним. А он так запечатлел свою славу в глазах народа и свои
подвиги в сердцах, что молчать и не признавать этого было бы черной
неблагодарностью; отзываться о нем иначе было бы злобой, которая сама себя
обличает во лжи, вызывая упрек и осуждение со стороны каждого, кто это
слушает.
1-й Служитель
Ну, довольно; он - достойнейший человек. Прочь с дороги, они идут.
Трубы.
Входят консул Коминий, предшествуемый ликторами, Менений, Кориолан,
сенаторы, Сициний и Брут. Сенаторы занимают свои места; трибуны садятся на
свои. Кориолан стоит.
Менений
Мы с вольсками покончили, и дан
Приказ вернуться Ларцию. Теперь
Собранью нашему осталось только
(И мы для этого еейчас сошлись) -
Вознаградить за славные заслуги
Того, кто так отважно постоял
За родину. А потому позвольте,
Почтенные и мудрые отцы,
Просить, чтоб здесь присутствующий консул
И полководец, ведший нас к победам,
Нам рассказал о подвигах достойных,
Которые Кориолан Кай Марций
Свершил; вот он стоит, и мы должны
Благодарить его и честь воздать,
Как следует.
1-й Сенатор
Коминий благородный,
Речь за тобой. Не сокращай рассказа
И убеди, что государство наше
Поистине не может слишком щедро
За доблестную службу наградить.
(Трибунам.)
У вас, избранники народа, просим
Вниманья благосклонного, затем -
Поддержки дружеской перед народом
Того, что мы решим.
Сициний
Готовы мы
Способствовать согласию всегда
И поддержать все то, что благородно
Решит собранье это.
Брут
Но охотней
Мы сделали бы это, если б Марций
Ценил и уважал народ побольше,
Чем до сих пор.
Менений
Некстати речь твоя!
Ты лучше помолчал бы. Что ж, желаешь
Коминия послушать?
Брут
Да, но все же
Мое уместней предостереженье,
Чем брань твоя.
Менений
Он любит твой народ,
Но спать не хочет с ним в одной постели.
Достойнейший Коминий, говори.
Кориолан встает, намереваясь уйти.
Нет, ты останься.
1-й Сенатор
Сядь, Кориолан,
И слушать не стесняйся никогда
О подвигах, свершенных благородно.
Кориолан
Прошу сенаторов простить меня:
Заняться лучше мне леченьем ран,
Чем слушать, как их получил.
Брут
Надеюсь,
Не речь моя тебя прогнала с места?
Кориолан
О нет, хотя, ударов не страшась,
От слов пустых я убегал нередко.
Ты мне не льстил, и, значит, ты меня
Не оскорблял. А твой народ - его я
Готов любить, когда того он стоит.
Менений
Прошу тебя - садись.
Кориолан
Сидеть бы я на солнце предпочел,
Почесывая голову, когда
Тревогу бьют, чем, праздно сидя здесь,
Делам моим ничтожным похвалу
Выслушивать.
Уходит.
Менений
Избранники народа,
Как может плодовитой мелюзге
Он угодить (на тысячу у них -
Один иль два достойных), если он,
Как видите, скорей во имя чести
Отважится отдать всего себя,
Чем краем уха слушать восхваленья
Своим делам? - Коминий, начинай.
Коминий
Мой голос слаб. Обыденною речью
Кориолана дел не передать.
Когда не ложь, что храбрость - добродетель,
Которая превыше всех достоинств,
То воин, о котором речь веду,
Себе подобных в мире не имеет.
Уже в шестнадцать лет, когда на Рим
Войною шел Тарквиний, он, сразившись,
Всех превзошел. Там был диктатор наш
Прославленный и видел сам, как Марций,
С лицом еще без бороды тогда,
Напоминавшим юных амазонок,
Гнал пред собой щетинистых врагов.
В сраженье увидав, что перед ним
Теснили римлянина, он рванулся
Ему помочь и трех врагов убил, -
Наш консул видел это. Сам Тарквиний
Был в стычке опрокинут им на землю
В тот славный день, когда с лицом своим
Он женщину играть бы мог на сцене.
На поле брани лучшим оказался
И был венком дубовым награжден.
Он начал так - и рос, подобно морю,
В семнадцати сражениях с тех пор
Отбив у всех венки. И наконец,
Сражаясь под стенами Кориол
И в городе самом (не знаю я,
Найду ль слова, достойные его),
Он беглецов остановил, заставив
Всех трусов редкостным своим примером
Их жалкий страх в отвагу обратить.
Как под плывущим кораблем - трава
Морская, так повиновались люди
И падали пред ним. Мечом своим -
Печатью смерти - всех он поражал;
Залитый кровью с головы до пят,
Движеньем каждым исторгая вопли
Предсмертные, ворвался он один
В ворота гибельные Кориол
И их отметил кровью - знаком рока,
Без помощи, один оттуда вышел,
И, сразу же собрав всю нашу рать,
Он, как планета, в город снова вторгся -
И Кориолы взял. Достиг всего!
Но тут он чутким ухом уловил
Шум битвы вдалеке; воспрянул вновь
Он духом, сжатым в утомленном теле,
И снова - в битву; там в крови носился
По грудам мертвых тел, что были словно
К иным прибегнув средствам, одолею
Не яростью, так хитростью его.
1-й Воин
Он сущий дьявол!
Авфидий
Смелей его, хотя не так хитер.
Он доблесть отравил мою: позором
Он запятнал мне честь, и для него
Теперь я отрекаюсь от себя.
Будь в храме он, нагой иль безоружный,
В священном Капитолии, в часы
Молитв иль жертвоприношений, - все
Обычаи и ржавые законы,
Что ярости могли б служить помехой,
Меня не сдержат. Если б в доме я
Его нашел и защищал его
Мой брат родной, то даже там, забыв
Закон гостеприимства, у него
Свирепо в сердце руку бы омыл.
Идите в город и узнайте там -
Что там решили и кого для Рима
В заложники назначили.
1-й Воин
А ты
Идти не хочешь?
Авфидий
Нет, ждут меня здесь в роще кипарисов.
За городскими мельницами к югу
Я подожду известий. Там решу,
Что делать мне.
1-й Воин
Исполню непременно.
Уходят.
Рим. Площадь.
Входят Менений и народные трибуны Сициний и Брут.
Менений
Авгур сказал мне, что к вечеру будут вести.
Брут
Хорошие или дурные?
Менений
Не по вкусу народа, потому что он не любит Марция.
Сициний
Природа и зверей учит, как распознавать друзей.
Менений
А скажи мне, кого любит волк?
Сициний
Ягненка.
Менений
Да, чтобы пожрать его; так и голодные плебеи хотели бы уничтожить
благородного Марция.
Брут
Он - ягненок, который только блеет по-медвежьи. Он - медведь, который
живет по-овечьи. Вы оба - старики, - ответьте мне на один вопрос.
Оба трибуна
Спрашивай.
Менений
Какой гнусностью Марций беден, тогда как у вас она процветает?
Брут
Да он ни одной не беден, а всеми недостатками украшен.
Сициний
Особенно гордостью.
Брут
А хвастливостью и того больше.
Менений
Странно, а известно вам, за что осуждают вас в городе, - не все,
конечно, а мы, люди почтенные? Знаете?
Оба трибуна
Ну, за что же вы нас осуждаете?
Менений
Да вы, пожалуй, рассердитесь. Вы сейчас толковали как раз про гордость.
Оба трибуна
Ладно, ладно, продолжай.
Менений
И в самом деле, большой беды не будет, раз все равно малейший пустяк
может расхитить все ваше терпение. Дайте волю своему нраву и сердитесь себе
сколько угодно, если это может доставить вам удовольствие. Итак, вы
порицаете Марция за гордость?
Брут
Не одни мы.
Менений
Знаю, что одни вы не много значите. Помощников у вас много; не будь их,
все, что вы делаете, было бы только смешно. Ума у вас не больше, чем у
младенцев, и одни вы много не сделаете. Вы толкуете про гордость, а не плохо
бы было заглянуть в свои мешки за спинами и полюбоваться своими особами!
Очень не плохо было бы!
Брут
А что тогда было бы?
Менений
Да то, что тогда вы увидели бы пару недостойных, гордых, наглых,
злобных трибунов, - проще сказать, дураков, каких Рим еще не видывал.
Сициний
Мы тебя, Менений, хорошо знаем.
Менений
Меня все знают за весельчака-патриция, любителя кубка горячего вина, не
разбавленного ни одной каплей воды из Тибра {7}. Во мне считают недостатками
только то, что я т_а_ю от первой жалобы и вспыхиваю, как трут, из-за всякого
пустяка, что я больше знаком с хвостом ночи, чем со лбом утра; что я говорю
то, что думаю, а в сердцах молчать не умею. Встретив таких двух
государственных мужей, как вы (я не назову вас Ликургами), я морщусь от
напитка, который вы мне преподносите, ибо он мне не вкусу. Не могу же я
сказать, что речи ваших милостей искусны, когда в каждом звуке, издаваемом
вами, я слышу ослиный рев. И хотя я терпеливо слушаю, когда другие называют
вас людьми почтенными и серьезными, я все же скажу, что бесстыдно лгут
утверждающие, что у вас добродушные лица. Если вы все это замечаете на карте
моего малого мира {То есть моего лица.}, то следует ли отсюда, что вы меня
хорошо знаете? Какие же ваша безглазая проницательность сумела найти в моей
личности изъяны, позволяющие сказать, что вы меня хорошо знаете?
Брут
Брось, брось, мы тебя хорошо знаем.
Менений
Ни меня, ни себя, да и вообще ничего вы не знаете. Вам нравится, что
разные голяки вам кланяются. Вы способны целое утро убить, решая спор между
торговкой апельсинами и трактирщиком, я отложить тяжбу из-за трех грошей
на следующий день. Если при выслушивании сторон у вас схватит живот, - вы
начинаете гримасничать, словно шуты, теряете терпение, злитесь, шумно требуя
себе ночной горшок, распаляете тяжбу и, плохо прислушиваясь к говорящим, еще
больше запутываете дело. И правый и виноватый у вас оказываются мошенниками.
Да, вы замечательная парочка чудаков!
Брут
Ты, видно, и сам понимаешь, что тебе легче балагурить за столом, чем
дельно говорить в Капитолии.
Менений
Сами жрецы научатся смеяться, если будут иметь дело с такими чудаками,
как вы. Даже в вашей лучшей речи смысла меньше, чем в потряхивании ваших
бород; а бороды эти не заслуживают даже такой почтенной могилы, как дрянная
подушка или ослиное вьючное седло. А вы еще говорите, что Марций горд; да
он, по самому скромному суждению, лучше всех ваших предков, начиная с
Девкалиона {Согласно античному мифу, единственный человек, спасшийся от
потопа и сделавшийся таким образом прародителем человеческого рода.}, хотя
лучшие из них, кажется, были потомственными палачами. Пожелаю хам всего
хорошего, а то боюсь, как бы долгая беседа с вами, пастырями плебейского
стада, не замусорила моих мозгов. Будьте здоровы.
Брут и Сициний отходят в сторону.
Входят Волумния, Виргилия и Валерия.
Что с вами, прекрасные и благородные дамы, столь же чистые, как была бы
луна, если бы она спустилась на землю? Куда устремляются с таким нетерпением
ваши взоры?
Волумния
Почтеннейший Менений, мой сын Марций подходит к Риму. Ради Юноны, не
задерживай нас.
Менений
Как! Марций возвращается?
Волумния
Да, достойнейший Менений, и с великой славой.
Менений
(бросая вверх шапку)
Вот тебе шапка, Юпитер! Благодарю тебя. Неужели Марций к нам
возвращается?
Виргилия и Валерия
Да, да, это верно.
Волумния
Смотри, вот его письмо ко мне; в сенате получено другое, к его жене
пришло третье, да и тебя, наверно, дома письмо дожидается.
Менений
Весь дом мой сегодня запляшет от радости! Неужели письмо ко мне?
Виргилия
Да, да, письмо к тебе. Я видела его.
Менений
Письмо ко мне! Да оно сделает меня здоровым на семь лет, и я натяну нос
моему лекарю. Лучшие рецепты Галена по сравнению с этим - сущее шарлатанство
или, самое большее, слабительное для лошадей. А он не ранен? Он всегда
возвращается раненым.
Виргилия
Ах, нет, нет, нет.
Волумния
О, ранен, конечно, и я благодарю богов за это.
Менений
И я тоже, если раны не слишком тяжелые. А победу он принес в кармане?
Раны ему к лицу.
Волумния
Он принес победу на челе, Менений. Третий раз возвращается он с дубовым
венком.
Менений
А здорово он проучил Авфидия?
Волумния
Тит Ларций пишет, что они сразились в единоборстве, но что Авфидий
бежал.
Менений
И хорошо сделал, даю мое слово. Потому что, если бы он не сбежал,
Марций так бы его разавфидил, что я не согласился бы быть на месте Авфидия
за все кориольские ларцы с золотом. Знает ли обо всем этом сенат?
Волумния
(Валерии и Виргилии)
Идемте, милые. (Менению.) Да, да, да, сенат получил письма от
полководца, в которых он говорит, что вся слава этой войны принадлежит моему
сыну. В этом походе он превзошел свои прежние деяния.
Валерия
Действительно, о нем рассказывают чудеса.
Менений
Чудеса? Ручаюсь вам, что только самые правдивые!
Виргилия
Да подтвердят боги истину этих слов!
Волумния
Истину? Еще бы!
Менений
Истину? Могу поклясться, что это истина. - В какое место он ранен?
(Трибунам.) Привет вам, почтеннейшие! Марций возвращается, и теперь у него
еще больше причин гордиться. (Волумнии.) Куда же он ранен?
Волумния
В плечо и в левую руку; у него теперь достаточно рубцов, чтоб показать
их народу, когда он будет требовать себе консульского звания. Когда мы
отбивались от Тарквиния, Марций получил семь ран.
Менений
Одну - в шею и две - в бедро; всего девять, мне известных.
Волумния
У него еще до этого похода было двадцать пять ран.
Менений
Теперь их двадцать семь, и каждая из них была могилой для врага.
Крики и трубы за сценой.
Слушайте, трубы!..
Волумния
О Марции то вести. Перед ним
Ликуют все, а позади - рыдают.
Едва протянет руку всем на страх -
И гибнут люди под ее размах.
Трубы.
Входят Коминий и Тит Ларций; между ними Кориолан, увенчанный дубовым венком;
за ними - военачальники, воины и Глашатай.
Глашатай
Пусть знает Рим: в воротах кориольских
Один сражался Марции, и со славой
Он прозвищем почтенным награжден:
Добро пожаловать, Кориолан,
Желанный Риму, славный, знаменитый!
Трубы.
Все
Добро пожаловать, Кориолан!
Кориолан
Довольно! Это мне не по душе,
Прошу...
Коминий
Взгляни, вот мать твоя подходит!
Кориолан
О, знаю я, ты всех богов молила
Послать мне счастье!
Становится на колени.
Волумния
Встань, мой славный воин,
Мой Марций благородный, Кай достойный
И нареченный заново за подвиг...
Ну, как?.. Кориолан - так звать должна я?
Но вот твоя жена.
Кориолан
Привет тебе,
Прелестная молчальница моя!
При торжестве моем ты вся в слезах!
Ужель смеяться стала бы, когда б
В гробу к тебе я прибыл? Дорогая,
Так только вдовы в Кориолах плачут
И матери, лишенные детей.
Менений
Увенчан будь богами ты теперь.
Кориолан
Ты жив еще?
(Валерии.)
Прости, душа моя!
Волумния
Не знаю я, куда и повернуться...
(Коминию.)
Привет вернувшимся. И полководцу
Привет. Добро пожаловать вам всем!
Менений
Сто тысяч вам приветов! Я готов
И плакать и смеяться. Мне легко
И вместе тяжело. До корня сердца
Пусть будет проклят тот, кому с тобой
Теперь не весело при встрече станет!
А вас троих обязан до безумия
Весь Рим любить. Однако, наряду
С людьми честнейшими, здесь дома есть
И несколько дичков закоренелых;
Как пням, им не привить достоинств ваших.
Но это вздор! Всем воинам привет!
Ведь мы зовем крапиву лишь крапивой
И дурью - дурь глупцов.
Коминий
Всегда - он прям.
Кориолан
Всегда, во всем - Менений!
Глашатай
Вперед. Вперед! Дорогу!
Кориолан
(Волумнии и Виргилии)
Дайте руки!
Но прежде чем в тени родного дома
Главу склонить, мне надо навестить
Патрициев почтенных, от которых,
Помимо слов привета, получил
Я много почестей.
Волумния
Мне удалось
Дожить до исполненья всех желаний -
Того, о чем всегда мечтала я.
Недостает мне только одного;
Но, несомненно, Рим исполнит это.
Кориолан
Пойми, мать добрая моя, что лучше
По-своему служить я буду им,
Чем править с ними и по их указке.
Коминий
Идемте в Капитолий!
Трубы и рожки.
Все уходят в торжественной процессии.
Брут и Сициний выступают вперед.
Брут
Все говорят о нем. Слепые люди,
Чтоб на него взглянуть, очки надели.
О нем болтает нянька в восхищенье,
Не слыша криков своего малютки.
Глаза таращит с кухни судомойка,
Скрепив на потной шее грубый шарф
Булавкою, она на стену лезет.
Заполнены ларьки, прилавки, окна,
На крышах люди, на коньках верхом
Сидят на кровле: все кругом пестрит,
И все слилось в одном желанье жадном -
Его увидеть. Средь толпы народной
Затворники-жрецы явились нынче:
Пыхтят и ищут места поудобней.
Матроны в покрывалах отдают
Свое лицо, где белизна и алость
Воюют, жгучим поцелуям Феба.
Толпа шумит, как будто некий бог,
Ведущий Марция, в него проник,
Придав ему свое очарованье.
Сициний
Ручаюсь, скоро консулом он будет.
Брут
Достигнув власти, нашу должность он
Сведет к тому, что будем почивать.
Сициний
Он власть свою осуществлять разумно
И кончить так, как начал, не сумеет -
И потеряет то, что приобрел.
Брут
Все утешенье - в этом.
Сициний
Будь уверен:
Народ, который защищаем мы,
Народ, ему недавно так враждебный,
Забудет славу новую его
При первом поводе. А повод этот,
Поверь мне, явится: он сам создаст
Его своею гордостью.
Брут
Я слышал,
Как клялся он, что если пожелает
Он консульство искать, то никогда
Не выйдет он на рыночную площадь,
Надев смиренья ветхую одежду,
И не покажет ран (как подобает)
Народу, чтобы домогаться их
Вонючих голосов.
Сициний
Недурно это.
Брут
Он говорил, что консульскую должность
Он получить желает не иначе,
Как если знать о том его попросит
И станет уговаривать его.
Сициний
Желаю от души ему исполнить
Все это поскорее.
Брут
Так и будет.
Сициний
Его наверняка погубит это,
Как мы того хотим.
Брут
Одно из двух:
Иль он, иль наша власть. Для этой цели
Плебеям мы напоминать должны,
Что их всегда он ненавидел; если б
Он мог, их в мулов превратил бы он
И вольностей лишил бы, рот зажал бы
Защитникам народа, полагая,
Что по природе чернь к делам и к чести
Не более способна, чем верблюды,
Которых кормят при войсках за то,
Что тяжести они всегда таскают,
Хотя при этом бьют нещадно тех,
Что падают под грузом.
Сициний
Это все
Внушим народу мы, как только Марций
Его своею спесью оскорбит
(Случится скоро это, без сомненья),
И подстрекнем его, - а это просто,
Как натравить собаку на овцу:
Тогда плебеи вспыхнут, точно хворост,
И дымом закоптят его навек.
Входит Гонец.
Брут
В чем дело?
Гонец
Зовут вас в Капитолий. Полагают,
Что Марций консулом назначен будет;
Толпятся все: немые - чтоб взглянуть,
Слепые - чтоб послушать. От матрон,
Когда проходит он, летят перчатки;
От женщин, девушек - платки и шарфы;
Пред статуей Юпитера как будто
Склонилась знать пред ним. А из толпы
Дождем летят и шапки и приветы.
Я никогда подобного не видел!
Брут
Идем же в Капитолий. Пусть пока
И уши и глаза понаблюдают;
Сердца же наши будут наготове.
Сициний
Идем, идем.
Уходят.
Там же. Капитолий.
Входят два служителя с подушками для скамеек.
1-й Служитель
Скорей, скорей - они сейчас придут. А сколько всех, кто ищет
консульства?
2-й Служитель
Да, говорят, трое. Но все говорят, что будет избран Кориолан.
1-й Служитель
Он храбрый малый, но только дьявольски горд и не любит простого народа.
2-й Служитель
Сказать по правде, немало сильных людей льстили народу, а все-таки
народ их не любил; а других он любил неизвестно за что; так что можно
сказать: если народ любит без причины, то и ненавидит без всякого основания.
А Кориолан это знает: ему все равно, любит или ненавидит его народ, и из-за
своей благородной откровенности он не скрывает этого.
1-й Служитель
Если бы ему было все равно, любит или не любит его народ, он держался
бы в стороне и не делал бы ему ни добра, ни зла. Между тем он словно
добивается народной ненависти и не упускает ни малейшего случая показать это
своим врагам. А стараться пробудить к себе злобу и раздражение народа,
по-моему, так же плохо, как льстить тем, кого ненавидишь, чтобы добиться их
любви.
2-й Служитель
Он достойно послужил родине. И возвышение далось ему не так легко, как
многим другим, которые, любезничая с народом и всячески угождая ему, не
делают ничего такого, что должно было бы пробудить в народе уважение и
почтение к ним. А он так запечатлел свою славу в глазах народа и свои
подвиги в сердцах, что молчать и не признавать этого было бы черной
неблагодарностью; отзываться о нем иначе было бы злобой, которая сама себя
обличает во лжи, вызывая упрек и осуждение со стороны каждого, кто это
слушает.
1-й Служитель
Ну, довольно; он - достойнейший человек. Прочь с дороги, они идут.
Трубы.
Входят консул Коминий, предшествуемый ликторами, Менений, Кориолан,
сенаторы, Сициний и Брут. Сенаторы занимают свои места; трибуны садятся на
свои. Кориолан стоит.
Менений
Мы с вольсками покончили, и дан
Приказ вернуться Ларцию. Теперь
Собранью нашему осталось только
(И мы для этого еейчас сошлись) -
Вознаградить за славные заслуги
Того, кто так отважно постоял
За родину. А потому позвольте,
Почтенные и мудрые отцы,
Просить, чтоб здесь присутствующий консул
И полководец, ведший нас к победам,
Нам рассказал о подвигах достойных,
Которые Кориолан Кай Марций
Свершил; вот он стоит, и мы должны
Благодарить его и честь воздать,
Как следует.
1-й Сенатор
Коминий благородный,
Речь за тобой. Не сокращай рассказа
И убеди, что государство наше
Поистине не может слишком щедро
За доблестную службу наградить.
(Трибунам.)
У вас, избранники народа, просим
Вниманья благосклонного, затем -
Поддержки дружеской перед народом
Того, что мы решим.
Сициний
Готовы мы
Способствовать согласию всегда
И поддержать все то, что благородно
Решит собранье это.
Брут
Но охотней
Мы сделали бы это, если б Марций
Ценил и уважал народ побольше,
Чем до сих пор.
Менений
Некстати речь твоя!
Ты лучше помолчал бы. Что ж, желаешь
Коминия послушать?
Брут
Да, но все же
Мое уместней предостереженье,
Чем брань твоя.
Менений
Он любит твой народ,
Но спать не хочет с ним в одной постели.
Достойнейший Коминий, говори.
Кориолан встает, намереваясь уйти.
Нет, ты останься.
1-й Сенатор
Сядь, Кориолан,
И слушать не стесняйся никогда
О подвигах, свершенных благородно.
Кориолан
Прошу сенаторов простить меня:
Заняться лучше мне леченьем ран,
Чем слушать, как их получил.
Брут
Надеюсь,
Не речь моя тебя прогнала с места?
Кориолан
О нет, хотя, ударов не страшась,
От слов пустых я убегал нередко.
Ты мне не льстил, и, значит, ты меня
Не оскорблял. А твой народ - его я
Готов любить, когда того он стоит.
Менений
Прошу тебя - садись.
Кориолан
Сидеть бы я на солнце предпочел,
Почесывая голову, когда
Тревогу бьют, чем, праздно сидя здесь,
Делам моим ничтожным похвалу
Выслушивать.
Уходит.
Менений
Избранники народа,
Как может плодовитой мелюзге
Он угодить (на тысячу у них -
Один иль два достойных), если он,
Как видите, скорей во имя чести
Отважится отдать всего себя,
Чем краем уха слушать восхваленья
Своим делам? - Коминий, начинай.
Коминий
Мой голос слаб. Обыденною речью
Кориолана дел не передать.
Когда не ложь, что храбрость - добродетель,
Которая превыше всех достоинств,
То воин, о котором речь веду,
Себе подобных в мире не имеет.
Уже в шестнадцать лет, когда на Рим
Войною шел Тарквиний, он, сразившись,
Всех превзошел. Там был диктатор наш
Прославленный и видел сам, как Марций,
С лицом еще без бороды тогда,
Напоминавшим юных амазонок,
Гнал пред собой щетинистых врагов.
В сраженье увидав, что перед ним
Теснили римлянина, он рванулся
Ему помочь и трех врагов убил, -
Наш консул видел это. Сам Тарквиний
Был в стычке опрокинут им на землю
В тот славный день, когда с лицом своим
Он женщину играть бы мог на сцене.
На поле брани лучшим оказался
И был венком дубовым награжден.
Он начал так - и рос, подобно морю,
В семнадцати сражениях с тех пор
Отбив у всех венки. И наконец,
Сражаясь под стенами Кориол
И в городе самом (не знаю я,
Найду ль слова, достойные его),
Он беглецов остановил, заставив
Всех трусов редкостным своим примером
Их жалкий страх в отвагу обратить.
Как под плывущим кораблем - трава
Морская, так повиновались люди
И падали пред ним. Мечом своим -
Печатью смерти - всех он поражал;
Залитый кровью с головы до пят,
Движеньем каждым исторгая вопли
Предсмертные, ворвался он один
В ворота гибельные Кориол
И их отметил кровью - знаком рока,
Без помощи, один оттуда вышел,
И, сразу же собрав всю нашу рать,
Он, как планета, в город снова вторгся -
И Кориолы взял. Достиг всего!
Но тут он чутким ухом уловил
Шум битвы вдалеке; воспрянул вновь
Он духом, сжатым в утомленном теле,
И снова - в битву; там в крови носился
По грудам мертвых тел, что были словно