Есть дело нечестиваго упрямства.
Такая скорбь - мущины недостойна,
Въ ней непокорство воли небесамъ,
Нетерпеливость духа, слабость сердца,
Необразованный и пошлый умъ.
Къ чему же намъ, въ строптивомъ противленьи,
То къ сердцу принимать, что неизбежно
Какъ знаемъ мы; что наконецъ обычно,
Какъ самая пустая вещь на свете.
О, стыдъ! Ведь это грехъ на небо, грехъ
Противъ усопшихъ и природы, грехъ
Противный разуму: иль смерть отцовъ
Не стала темой общихъ разсужденiй?
Иль разумъ не твердитъ намъ непрестанно
Отъ трупа перваго до человека,
Что умеръ нынче утромъ: "да, иначе
И быть не можетъ". И мы просимъ васъ,
Отбросьте эту тщетную печаль,
Считайте насъ отцомъ, и пусть все знаютъ,
Что вы ближайшiй человекъ къ престолу.
Я васъ люблю съ неменьшимъ благородствомъ,
Чемъ чувствуетъ отецъ дрожайшiй къ сыну -
Что до желанья вашего уехать снова
Учиться въ Виттенбергъ, - оно весьма
Противно нашему. Мы умоляемъ,
Принудьте же себя, останьтесь здесь
На радость и утеху нашимъ взорамъ,
Какъ первый при дворе, какъ нашъ племянникъ,
Какъ сынъ.

Королева.

Гамлетъ, не допусти, чтобъ мать
Просила по пустому. Согласись,
Останься здесь, не езди въ Виттенбергъ.

Гамлетъ.

Я повинуюсь вамъ отъ всей души.

Король.

Вотъ это славный, дружескiй ответъ!
И будьте въ Данiи, какъ сами мы. -
Пойдемте, государыня. О, это
Непринужденно-милое согласье
Отозвалось улыбкой въ нашемъ сердце.
А потому-то нынче что ни кубокъ
За здравье выпьетъ весело король,
То облакамъ о немъ разскажутъ пушки,
И небеса, въ ответъ земнымъ громамъ,
О нашей чаше возгремятъ. Пойдемте.
(Уходятъ: все, кроме Гамлета).

Гамлетъ.

О, если бъ это тело, черезчуръ
Ужъ плотное, могло растаять,
Расплавиться и разрешиться въ росу!
Иль если бы не возбранилъ Предвечный
Самоубiйства?.. Боже, Боже! Какъ
Изношено, потерто, безполезно
И плоско кажется мне все на свете!
Фу, мерзость! фу!..
Мiръ - садъ неполотый, где все растетъ
На семена; въ немъ место только
Дебелому да грубому. Могло же
До того дойти! Всего-то на-все
Два месяца какъ умеръ онъ, - нетъ, меньше
И двухъ-то нетъ!.. Король такой великiй,-
Въ сравненьи съ этимъ самъ Гиперiонъ
Передъ сатиромъ. Къ матери моей
Такъ неженъ былъ что радъ былъ запретить
Небеснымъ ветрамъ слишкомъ грубо
Ей дуть въ лицо. О, небо и земля!
Ужъ вспоминать ли мне? Она къ нему
Такъ льнула, будто, насыщаясь,
Желанiе росло. И черезъ месяцъ -
Нетъ, лучше и не думать! Хрупкость
И женщина - одно и тоже слово
Не больше месяца... Еще не износились
Те башмаки, въ которыхъ шла она
За теломъ, вся въ слезахъ, какъ Нiобея.
И вотъ она, она сама - о Боже!
Зверь, не умеющiй связать двухъ мыслей,
Грустилъ бы долее - ужъ вышла за-мужъ
За дядю, брата моего отца,
Который также на отца похожъ,
Какъ я на Геркулеса!.. Черезъ месяцъ...
И соль обманныхъ слезъ еще блеститъ
Въ ея натертыхъ до-красна глазахъ,
А замужемъ... О, гнусная поспешность!
Стремительно такъ броситься въ объятья
Прелюбодея... Нетъ, не хорошо,
Не поведетъ къ добру... Но, сердце, разорвись:
Мне надо придержать языкъ.

Входятъ: Горацiо, Марцеллъ, Бернардо.

Горацiо.

Примите
Приветъ нашъ, государь.

Гамлетъ.

Какъ радъ я вамъ!
Здоровы ль вы?.. Горацiо, иль память
Слаба становится...

Горацiо.

Онъ самый, принцъ.
Всегдашнiй вашъ слуга.

Гамлетъ.

Нетъ: добрый другъ,
Горацiо: ведь съ вами мы друзья.
Но чемъ же вамъ наскучилъ Виттенбергъ?..
Марцеллъ?..

Марцеллъ.

Мой добрый принцъ!..

Гамлетъ.

Какъ радъ я вамъ!..

Бернардо.

И вамъ... Но чемъ же, такъ, по правде
Вамъ Виттенбергъ наскучилъ?

Горацiо.

Добрый принцъ,
Лень одолела.

Гамлетъ.

Да такихъ речей
Отъ вашего врага я не желалъ бы слышать.
Такъ не насилуйте жъ моихъ ушей,
Ихъ верить заставляя обвиненьямъ
Что на себя вы взводите. Я знаю
Вы не ленивы... Въ Эльзиноръ зачемъ?
Что тутъ у васъ за дело? До отъезда
Мы васъ научимъ пьянствовать.

Горацiо.

Я ехалъ
На погребенье вашего отца.

Гамлетъ.

Пожалуйста, товарищъ, надо мною
Не надсмехайся такъ... Верней, чтобъ быть
На свадьбе матери моей.

Горацiо.

Одно
Вследъ за другимъ случилося такъ скоро.

Гамлетъ.

Разсчетъ, Горацiо, разсчетъ. Жаркое
Съ поминокъ - пригодилося холоднымъ
На свадебный обедъ. Мне легче бъ было
Увидеть злейшаго врага въ раю,
Чемъ этотъ день... Отецъ!.. Какъ будто
Его я вижу...

Горацiо.

Где, принцъ?

Гамлетъ.

Предъ очами
Души моей, Горацiо.

Горацiо.

И я
Видалъ его: онъ истый былъ король.

Гамлетъ.

Всегда во всемъ онъ человекомъ былъ
Ему подобнаго ужъ мне не видеть...

Горацiо.

А мне вотъ кажется, что прошлой ночью
Его я виделъ.

Гамлетъ.

Виделъ ты?.. Кого?

Горацiо.

Принцъ, вашего отца.

Гамлетъ.

Какъ моего отца?

Горацiо.

Умерьте ваше удивленье, принцъ,
И слушайте внимательно, пока
Я вамъ не разскажу объ этомъ чуде
Свидетели - вотъ эти господа.

Гамлетъ.

О, ради Бога!

Горацiо.

Эти господа,
Бернардо и Марцеллъ, две ночи кряду
Держали караулъ, и вотъ чему
Въ полночный, мертвый и пустынный часъ
Они свидетелями были. Образъ,
На вашего отца похожiй, въ полномъ
Вооруженьи, съ головы до пятъ,
Явился вдругъ, и важною походкой
Прошелъ предъ ними тихо, величаво.
И трижды проходилъ онъ передъ ихъ
Отъ страха неподвижными очами,
На разстояньи своего жезла;
И обливаяся холоднымъ потомъ,
Они молчали, говорить не смея;
И подъ строжайшей тайною потомъ
Все разсказали мне. На третью ночь
Я съ ними вместе въ караулъ пошелъ.
Тутъ, ихъ разсказъ до слова подтверждая,
И въ тотъ же часъ, и въ томъ же самомъ виде,
Явилось привиденiе; я зналъ
Покойнаго: похоже на него...
Какъ эти две руки.

Гамлетъ.

Где жъ это было?

Марцеллъ.

А на площадке, принцъ, где караулъ
Мы держимъ.

Гамлетъ.

Съ нимъ не говорили вы?

Горацiо.

Я говорилъ, но онъ не отвечалъ.
И только разъ, какъ показалось мне,
Онъ, голову поднявъ, зашевелился,
Какъ будто говорить хотелъ. Но тутъ
Петухъ запелъ передъ разсветомъ громко.
При звуке, онъ, издрогнувъ, заспешилъ.
И вдругъ исчезъ изъ вида.

Гамлетъ.

Очень странно.

Горацiо.

И такъ же верно, принцъ, какъ то, что я
Живу. И мы сочли, что долгъ повелеваетъ
Васъ известить объ этомъ, государь.

Гамлетъ.

Конечно, господа, конечно. Только это
Меня тревожитъ. Вы въ карауле нынче?

Все.

Да, государь.

Гамлетъ.

Вооруженъ, сказали вы?

Все.

Да, государь.

Гамлетъ.

Вполне?

Все.

Отъ головы до пятъ.

Гамлетъ.

Такъ вы лица не видели?

Горацiо.

Напротивъ:
Наличникъ поднятъ былъ.

Гамлетъ.

Что-жъ, хмуро
На васъ гляделъ?

Горацiо.

Нетъ, государь, скорее
Печальное, чемъ гневное лицо.

Гамлетъ.

И бледенъ, иль румянъ?

Горацiо.

Нетъ, очень бледенъ.

Гамлетъ.

И пристально гляделъ на васъ?

Горацiо.

Глазъ не сводилъ.

Гамлетъ.

О, будь тогда я съ вами!

Горацiо.

Вы были бы весьма поражены.

Гамлетъ.

Весьма, весьма возможно... Долго пробылъ?

Горацiо.

Не торопяся можно сотню счесть.

Марцеллъ, Бернардо.

Нетъ, дольше, дольше.

Горацiо.

Только не при мне.

Гамлетъ.

А борода седая?

Горацiо.

Какъ при жизни:
Чернь съ серебромъ.

Гамлетъ.

Я нынче въ карауле.
Быть-можетъ, явится опять.

Горацiо.

Наверно.

Гамлетъ.

И только приметъ благородный образъ
Покойнаго - я съ нимъ заговорю,
Хотя бъ самъ адъ своею пастью мне
Велелъ молчать. И я прошу васъ всехъ,
Когда объ этомъ вы пока молчали,
Храните тайну. Что бы ни случилось
Сегодня ночью, - понимайте только,
Но языкомъ ни слова. Я въ долгу
У васъ за дружбу. И затемъ, прощайте.
Въ двенадцатомъ часу къ вамъ на площадку
Я выйду.

Все.

Ваши слуги, государь.

Гамлетъ.

Нетъ, нетъ: друзья. Какъ я вашъ другъ. Прощайте.
(Уходятъ: Горацiо, Марцеллъ, Бернардо).

Гамлетъ (одинъ)

Духъ моего отца! Вооруженный!
Не ладно что-то. Чуется мне что-то
Тутъ гнусное. Скорей бы ночь! Пока же
Покойна будь душа. Зло станетъ явно,
Хотя бы вся земля его скрывала.
(Уходитъ.)


    СЦЕНА III.



Комната въ доме Полонiя.
(Входятъ: Офелiя и Лаэртъ.)

Лаэртъ.

Вся кладь моя на корабле; прощай.
И какъ услышишь, что попутный ветеръ
И случай есть, то не зевай, сестрица,
И о себе дай весточку.

Офелiя.

А ты
Могъ сомневаться въ томъ?

Лаэртъ.

Что до Гамлета
И легкомысленной его любви,
Считай ее - причудой, жаромъ крови,
Фiалкой вешней юности: и ранней,
Но далеко не прочной; и душистой
Да не на векъ; мгновенною забавой,
Не более.

Офелiя.

Не более?

Лаэртъ.

Поверь,
Не более. Въ природномъ нашемъ росте
Не только мускулы и остовъ крепнутъ,
Но, вместе съ храмомъ ширяся, растетъ
Служенiе и духа, и души.
Онъ, можетъ-быть, теперь тебя и любитъ,
И сила воли никакимъ лукавствомъ
Въ немъ не запятнана. Но бойся:
Какъ у великихъ мiра, у него
Своей нетъ воли, будучи рабомъ
Рожденья своего, - не властенъ онъ,
Какъ частное лицо, решить свой выборъ.
Ведь отъ него зависитъ
И святость, и здоровье государства.
А потому онъ долженъ подчинить
Свой выборъ голосу и мненью тела,
Котораго онъ будетъ головой.
И если скажетъ онъ тебе что любитъ,
То будь умна и верь ему настолько,
Насколько санъ и власть дозволить могутъ
Ему исполнить слово. То-есть, помни:
Что голосъ Данiи тутъ самый важный.
И взвесь теперь, какъ пострадаетъ честь,
Когда доверчиво ты станешь слушать
Его любезности: иль сердце сгубишь,
Иль чистое сокровище свое
Откроешь для неистовыхъ исканiй.
Страшись, Офелiя, страшись, сестрица,
Свою привязанность держи подальше,
Вне выстреловъ опаснаго желанья,
И самая невинная девица
Уже грешитъ, когда свои красы
Откроетъ месяцу; и добродетель
Подвержена ударамъ клеветы.
Червь часто губитъ первенцовъ весны,
Когда они еще не распустились.
На утре юности, когда роса влажна,
Прилипчивей дыханiе заразы.
Будь осторожна: безопасность въ страхе.
Где и соблазна нетъ, бунтуетъ юность.

Офелiя.

Я наставленья добрыя твои
Поставлю сторожемъ у сердца моего.
Но, милый брать, и ты не подражай
Темъ злымъ священникамъ что, указуя
Тернистый и тяжелый путь на небо,
Отважно и безстыдно идутъ сами
По первой же тропинке наслажденiй,
Забывъ урокъ.

Лаэртъ.

Не бойся за меня.
Но я замешкался... Вотъ и отецъ.

Входитъ: Полонiй.

Лаэртъ.

Въ двойномъ благословеньи,
Двойная благость. Случаю угодно
Чтобъ дважды мы простились съ вами.

Полонiй.

Ты здесь еще, Лаэртъ? Стыдись! Спеши:
Уселся ветер парусамъ на плечи,
И ждутъ тебя. (Возлагаетъ руки ему на голову.)
Прими благословенье
И въ памяти своей запечатлей
Вотъ эти правила. Не выражай
Словами думъ, не превращай въ дела
Несоразмерныхъ мыслей. Ласковъ будь,
Но никогда ни съ кемъ за панибрата.
Найдя друзей, ихъ дружбу испытавъ,
Стальными крючьями къ себе ихъ притяни,
Но рукъ не пачкай, угащая новыхъ,
Неоперившихся, чуть изъ яйца, друзей.
Остерегайся ссоры, а случится -
То такъ себя веди, чтобъ твой противникъ
Тебя остерегался. Слушай всехъ,
Но говори съ немногими. Советы
Отъ всехъ бери, храня свое сужденье
По кошельку одежду покупай,
Но чтобъ безъ вычуръ; дорого, но скромно:
Одежда можетъ выдать человека.
На этотъ счетъ французскiе вельможи
Изящества и роскоши примеръ.
Въ долгъ не бери, и не давай въ займы:
Мы съ долгомъ часто и друзей теряемъ,
Заемъ же притупляетъ бережливость.
А главное, Лаэртъ: будь веренъ
Ты самому себе; отсюда
Последуетъ, какъ ночь за днемъ, что ты
Ни передъ кемъ обманщикомъ не будешь.
Прощай. Да укрепитъ въ тебе
Мое благословенье эти мысли.

Лаэртъ.

Покорнейше прощаюсь, государь.

Полонiй.

Не терпитъ время, люди ждутъ: спеши.

Лаэртъ.

Прощай, Офелiя, и твердо помни
Что я сказалъ.

Офелiя.

Я въ памяти замкну
Твои слова, а ключъ возьми съ собою.

Лаэртъ.

Счастливо оставаться.
(Уходитъ: Лаэртъ.)

Полонiй.

А о чемъ,
Офелiя, онъ говорилъ съ тобою?

Офелiя.

Будь не во гневъ вамъ, государь, о принце.

Полонiй.

Марiя Дева! онъ напомнилъ кстати.
Мне говорили, что съ недавнихъ поръ
Онъ часто говоритъ наедине
Съ тобой; что на свиданья ты сама
Весьма щедра. И если это правда
(Какъ мне, остерегая, говорили),
То я вамъ принужденъ сказать, что вы
Не ясно понимаете себя; не такъ,
Какъ подобаетъ дочери моей
И вашей чести. Что тамъ между вами?
Всю правду говори.

Офелiя.

Онъ, государь,
Недавно мне представилъ не одинъ
Залогъ своей симпатiи.

Полонiй.

Скажите!..
Симпатiи!.. Ты судишь, какъ девчонка,
Которая опасности не знаетъ
Въ такихъ делахъ. Ну, что-жъ ты, веришь
Всемъ этимъ, какъ зовешь ты ихъ, залогамъ?

Офелiя.

Я и сама не знаю, государь,
Что думать мне о нихъ.

Полонiй.

Марiя Дева!
Я научу тебя: ты поступила,
Какъ малое дитя, и приняла
Не ценные залоги за наличность.
Цени себя дороже, а иначе
(Чтобъ мне въ конецъ не заморить, гоняя,
Несчастной фразы), при такой оценке,
Ты примешь и меня за дурака.

Офелiя.

Онъ часто о любви мне говорилъ,
Но въ благородномъ тоне, государь.

Полонiй.

Настраивалъ тебя; но дальше, дальше.

Офелiя.

Свои слова и речи, государь,
Онъ клятвами святыми подтверждалъ.

Полонiй.

Силки на глухарей! Когда въ насъ кровь
Кипитъ, то сердце языку обильно
Подсказываетъ клятвы. Эти блестки
И светятъ, да не греютъ, быстро гаснутъ
И въ обещаньи, какъ въ произношеньи.
Не принимай ихъ за огонь. Отныне
Будь поскупее на свиданья, дочка.
Считай свою беседу поважнее
Простаго приказанья говорить.
О принце же Гамлете можешь думать,
Что молодъ онъ; что поводъ у него
Куда длиннее твоего. А кратко,
Офелiя: не верь ты этимъ клятвамъ;
Они - барышники, и цветъ у нихъ
Совсемъ не тотъ, чемъ кажется снаружи.
Они ходатаи нечистыхъ мыслей;
Ихъ произносятъ, какъ обетъ священный,
Чтобъ обмануть верней. Разъ навсегда:
Я прямо говорю, что съ этихъ поръ
Такъ ограничу твой досугъ, что вамъ
Не будетъ времени болтать съ Гамлетомъ.
Гляди же, помни; ну, ступай себе.

Офелiя.

Я буду вамъ послушна, государь.
(Уходятъ.)

    СЦЕНА IV.



Платформа.
Входятъ: Гамлетъ, Горацiо и Марцеллъ.

Гамлетъ.

Какой жестокiй холодъ: такъ и щиплетъ.

Горацiо.

Пронзительный и резкiй ветеръ.

Гамлетъ.

Который часъ?

Горацiо.

Да скоро и двенадцать.

Марцеллъ.

Ужъ пробило.

Горацiо.

Неужто? Я не слышалъ.
Такъ близится ужъ часъ, когда обычно
Духъ появляется. (За сценой трубы и пушечный
выстрелъ).

Что это значитъ?

Гамлетъ.

Король всю ночь кутитъ, пьетъ полной чашей
И спотыкаяся, въ припрыжку шумно пляшетъ.
И только вытянетъ стопу рейнвейна, -
Заголосятъ и трубы и литавры
Его победу надъ заздравной чашей.

Горацiо.

Таковъ обычай?

Гамлетъ.

Да, но, право,
Хоть мне онъ и родной, и я рожденъ
Чтобъ соблюдать его, а больше чести,
По моему, такой обычай бросить,
Чемъ сохранять.

Входитъ: Духъ.

Горацiо.

Взгляните, принцъ: идетъ.

Гамлетъ.

Господни ангелы и слуги, защитите!
Кто бъ ни былъ ты: духъ добрый, или кобальдъ,
Несешь ли ты съ собой дыханье неба,
Иль адскiй вихрь, и къ благу или злу
Твои явленiя, но до того
Заманчивъ образъ твой, что я хочу
И говорить съ тобой, и звать тебя
Гамлетомъ, королемъ, отцомъ... Владыко Датскiй!
О, отвечай, не дай мне истомиться
Въ неведеньи! Скажи: зачемъ отпетый
И погребенный прахъ твой разорвалъ
Свой навощенный саванъ?..
Зачемъ тотъ склепъ,
Куда тебя мы съ миромъ опустили,
Раскрылъ свой мраморный тяжелый зевъ
И выбросилъ тебя на светъ? Зачемъ
Ты, мертвый трупъ, одетый сталью,
Сiянье месяца увиделъ снова,
И безобразишь ночь? А мы, шуты природы,
Зачемъ въ душе потрясены такъ страшно
Неразрешимымъ для ума вопросомъ?
Скажи-жъ, зачемъ? И что должны мы делать?

Горацiо.

Онъ вамъ киваетъ, чтобъ вы шли за нимъ,
Какъ будто хочетъ что-то вамъ сказать
Наедине.

Марцеллъ.

Взгляните, государь,
Какъ онъ приветливо заманиваетъ васъ,
Но не ходите съ нимъ.

Горацiо.

Нетъ, ни за что.

Гамлетъ.

Онъ говорить не хочетъ: я иду.

Горацiо.

Нетъ, государь.

Гамлетъ.

Но почему? Въ чемъ страхъ?
Я жизнь свою ценю никакъ не свыше
Булавки. А душа? Что онъ надъ нею?
Она безсмертна, какъ онъ самъ. Опять
Онъ манитъ, - я иду за нимъ.

Горацiо.

А если
Онъ въ реку завлечетъ васъ, государь?
Иль на вершину грознаго утеса,
Что свесился надъ моремъ? Если тамъ
Онъ приметъ вдругъ иной ужасный образъ,
И васъ, лишивъ владенiя разсудкомъ,
Въ безумiе повергнетъ? Что тогда?


Гамлетъ.

Онъ манитъ все. Иди: я за тобой.

Горацiо.

Вы не пойдете, государь.

Гамлетъ.

Прочь руки!

Марцеллъ.

Послушайтесь, и не ходите съ нимъ.

Гамлетъ.

Меня судьба зоветъ. И въ этомъ теле
Малейшая артерiя окрепла,
Какъ жилы льва немейскаго. (Духъ киваетъ головой.)
Опять
Зоветъ меня. Пустите, господа!
Иль въ призракъ обращу того, клянуся!
Кто помешаетъ. Прочь же, говорятъ!
Иди: я за тобой.
(Уходятъ: Духъ и Гамлетъ).

Горацiо.

Воображенье
Въ отчаянье его повергло.

Марцеллъ.

Намъ
Не следуетъ тутъ слушаться. Пойдемъ
За нимъ.

Горацiо.

Идемъ. Чемъ кончится все это?

Марцеллъ.

Гниль завелася въ Датскомъ королевстве.

Горацiо.

Спаси насъ, Господи!

Марцеллъ.

Идемте же, идемъ.


    СЦЕНА V.



Более отдаленная часть площадки.

(Входятъ Духъ и Гамлетъ.)

Гамлетъ.

Куда меня ведешь ты? Говори:
Я дальше не пойду.