Страница:
На этомъ пиршестве.
Король.
Иди-жъ на встречу
И самъ введи ихъ.
(Уходитъ Полонiй.)
Король.
Милая Гертруда,
Онъ говоритъ, что отыскалъ причину
И поводъ къ помешательству Гамлета.
Королева.
Я думаю, что вся причина въ смерти
Его отца и нашей спешной свадьбе.
Входятъ: Полонiй, Вольтимандъ, Корнелiй.
Король (королеве).
Ну, хорошо, мы разберемъ. - Добро
Пожаловать, любезные друзья!
Что, Вольтемандъ, намъ шлетъ Норвежскiй братъ?
Вольтимандъ.
Полнейшую отдачу всехъ приветствiй
И пожеланiй. Съ перваго-жъ свиданья
Онъ приказалъ племяннику пресечь
Наборъ, который самъ считалъ приготовленьемъ
Къ войне съ Поляками, но, разсмотревъ
Внимательней, нашелъ, что онъ безспорно
Былъ противъ вашего величества направленъ.
И огорченный, что его болезнь,
Безсилiе и старость были такъ
Обойдены, - онъ подъ арестъ велелъ
Взять Фортинбраса; тотъ повиновался.
Король ему далъ выговоръ, и онъ
Поклялся дяде никогда отныне
Не подымать оружiя на васъ.
Исполнясь радости, старикъ ему
Назначилъ содержанiе въ размере
Трехъ тысячъ кронъ, и поручилъ
Ужъ набранныхъ солдатъ вести на Польшу.
(Подавая грамоту.)
И въ этой грамоте, онъ проситъ васъ,
Чтобъ вы благоизволили дать пропускъ
Чрезъ ваши земли сказаннымъ войскамъ.
Здесь включены условiя, а также
Ручательство за безопасность.
Король.
Мы довольны,
И въ более удобный часъ прочтемъ,
Обсудимъ дело и дадимъ ответъ.
Благодаримъ, межъ темъ, за вашъ успешный трудъ;
Идите отдохнуть, а въ вечеру -
Пируемъ вместе. Милости прошу!
(Уходятъ: Вольтимандъ и Корнелiй).
Полонiй.
Все кончилось отлично. - Государь
И государыня, распространяться
Чемъ быть должно величество, въ чемъ долгъ,
Зачемъ день - день, ночь - ночь, и время - время, -
Была бы только трата дня и ночи,
И времени. Въ виду того, что краткость -
Душа ума, а многословье - члены
И внешнiя прикрасы, - буду кратокъ.
Вашъ благородный сынъ помешанъ; - такъ
Я выражаюсь, ибо если станемъ
Мы помешательство определять,
То впасть въ него и значитъ помешаться.
Но это мимо.
Королева.
Менее искусства,
Побольше дела.
Полонiй.
Тутъ, клянусь, искусства
Совсемъ нетъ, государыня. Итакъ,
Что онъ помешанъ, правда; правда, жаль;
И жаль, что правда (глупый оборотъ!
Но Богъ ужъ съ нимъ: забудемъ объ искусстве.)
Итакъ помешаннымъ онъ признанъ вами, -
Теперь намъ остается отыскать
Причину этого эффекта; или
Вернее: этого деффекта; ибо
Эффектъ-то этотъ, будучи деффектнымъ,
Не безъ причины; это намъ осталось,
А вотъ вамъ и остатокъ: взвесьте. Я
Имею дочь; пока она моя,
Ее имею я; по долгу послушанья,
Она мне отдала вотъ это. Ну-съ,
Извольте разсудить и заключайте.
(Читаетъ).
"Небесной и кумиру моей души, всемъ украшенной Офелiи",
Дурное выраженiе, пошлое выраженiе; "всемъ украшенной - пошлое
выраженiе; но прислушайтесь, (Читаетъ) "Эти строки къ ея великолепной
белой груди. Эти строки"...
Королева.
Какъ? это ей писалъ Гамлетъ?
Полонiй.
Вниманье:
Я буду, государыня, правдивъ.
(Читаетъ).
Не верь, что солнце не стоитъ
И что огонь въ звездахъ горитъ,
И ложью истину зови,
Но твердо верь моей любви!
"Офелiя, я плохо владею размеромъ; я не умею скандировать свои стоны;
но верь тому, что я въ тебя влюбленъ совершенно, о совершеннейшая!
"Твой на всегда, дражайшая девушка, пока душа въ теле, - Гамлетъ".
Мне дочь покорно показала это
И сверхъ того мне разсказала все
Его искательства: когда и где
И какъ онъ делалъ ихъ.
Король.
Какъ приняла
Она его любовь?
Полонiй.
Какого мненья
Вы обо мне?
Король.
Тебя считаю я
И вернымъ, и почтеннымъ человекомъ.
Полонiй.
Я радъ вамъ это доказать. Но что бы
Могли подумать вы, когда бы я, увидя,
Что пылкая любовь ужъ распустила крылья
(А надо вамъ сказать, что я заметилъ
Все это раньше, чемъ созналась дочь);
Что-бъ вы могли, иль ваша королева
И дорогая государыня моя,
Подумать, если-бъ я взялся за родъ
Конторки, иль альбома, иль, глухъ и немъ,
Имъ въ сердце потакалъ, иль посмотрелъ
На ихъ любовь сквозь пальцы? Что бы вы
Подумали? Нетъ, я за дело круто
Взялся, и барышне моей сказалъ:
"Гамлетъ - нашъ принцъ, и вне твоей планеты:
Не сметь впередъ!" И далъ ей наставленье
Чтобъ отъ его визитовъ запиралась,
Посольствъ не принимала, не брала
Подарковъ отъ него. И вследъ она вкусила
Плодъ отъ моихъ советовъ, а Гамлетъ,
Отверженный (я сокращу разсказъ)
Впалъ въ грусть; затем] лишился аппетита,
Затемъ безсонница; за нею слабость;
За ней разсеянность, а постепенно
И помешательство, что заставляетъ
Его безумствовать, а насъ - грустить.
Король. (Королеве).
Что, какъ по вашему?
Королева.
Весьма возможно.
Полонiй.
Желалъ бы знать я, было ли хоть разъ,
Когда я положительно скажу,
Что это такъ, а вышло бы иначе?
Король.
Ни разу, сколько помню.
Полонiй. (Указывая на голову и
плечи.)
Снимите это съ этого, коль это
Иначе выйдетъ. Я открою правду, -
Пусть только обстоятельства помогутъ -
Где-бъ ни скрывалася она, хотя бы
Она скрывалась въ самомъ центре.
Король.
Какъ же
Проверить намъ?
Полонiй.
Какъ знаете, онъ часто
Гуляетъ здесь, по этой галлерее,
Часа четыре кряду.
Королева.
Правда.
Полонiй.
Дочь выпущу къ нему, а вы и я,
Мы станемъ за ковромъ, и разговоръ
Подслушаемъ. И если спятилъ онъ
Не отъ любви, то мне отныне впредь
Сидеть не въ государственномъ совете,
А мызу и извощиковъ держать.
Король.
Попробуемъ.
(Входитъ Гамлетъ, читая книгу.)
Королева.
Взгляните, какъ онъ грустно
Идетъ, бедняжка, съ книгою въ рукахъ.
Полонiй.
Уйдите оба; умоляю васъ.
Сейчасъ къ нему причалю... Уходите-жъ.
(Уходятъ: Король, Королева и свита.)
Полонiй.
Какъ поживаеть, мой добрый принцъ Гамлетъ?
Гамлетъ.
Хорошо; слава Богу.
Полонiй.
Вы знаете меня, государь?
Гамлетъ.
Превосходно; вы рыбный торговецъ.
Полонiй.
Никакъ нетъ, государь.
Гамлетъ.
Такъ я желалъ бы, чтобы вы были такимъ же честнымъ человекомъ.
Полонiй.
Честнымъ, государь?
Гамлетъ.
Да, сударь; быть честнымъ человекомъ, по нынешнимъ временамъ, значитъ
быть выщипнутымъ изъ двухъ тысячъ.
Полонiй.
Вотъ сущая правда, государь.
Гамлетъ.
И если солнце порождаетъ червей въ дохлой собаке, въ этой сладостной
для целованiя падали... У васъ есть дочь?
Полонiй.
Есть, государь.
Гамлетъ.
Не пускайте ея гулять по солнцу: урожай - благодать, но не въ томъ
смысле, какъ это можетъ касаться вашей дочери... Другъ, сообразите это.
Полонiй.
Что вы хотите сказать этимъ? (Про себя). Нетъ, нетъ, и вернется къ моей
дочери. А сначала онъ не узналъ меня, сказалъ будто я рыбный торговецъ.
Далеко зашелъ, далеко зашелъ! По правде, и я въ молодости до крайности
страдалъ отъ любви; весьма недалеко отъ этого. Заговорю съ нимъ опять.
(Вслухъ). Что вы читаете, государь?
Гамлетъ.
Слова, слова, слова!
Полонiй.
В чемъ же дело, государь?
Гамлетъ.
Чье дело, съ кемъ?
Полонiй.
Я разумею дело, о которомъ вы читаете, государь,
Гамлетъ.
Злословiе, сударь. Этотъ мерзавецъ-сатирикъ говоритъ, что у стариковъ
седыя бороды; что у нихъ лица въ морщинахъ; что у нихъ изъ глазъ сочится
густая амбра или сливный клей, и что они обладаютъ полнымъ отсутствiемъ ума,
равно какъ и слабыми икрами. Хотя я и верю всему этому сильнейшимъ и
полнейшимъ образомъ, но считаю безчестнымъ писать объ этомъ; ведь вы сами,
сударь, могли бы стать такимъ же старикомъ, какъ я, если-бы сумели пятиться
какъ крабъ.
Полонiй (въ сторону).
Хотя это и помешательство, но въ немъ есть метода. (Громко.) Не угодно
ли вамъ выйти, государь?
Гамлетъ.
Въ могилу?
Полонiй.
Действительно, это значило бы вполне выйти. (Про себя.) Какъ порой его
ответы полны смысла! Такое счастье часто выпадаетъ на долю сумасшествiя, а
здравому уму не легко разрешиться такъ благополучно. Оставлю его и мигомъ
придумаю, какъ устроить его встречу съ моею дочерью. (Вслухъ.) Досточтимый
принцъ, беру смелость всепокорнейше разстаться съ вами.
Гамлетъ.
Вы ничего не могли бы взять у меня, съ чемъ бы я разстался также
охотно, кроме моей жизни, моей жизни.
Полонiй.
Счастливо оставаться, государь. (Идетъ.)
Гамлетъ.
Ахъ, эти скучные старые шуты!
Входятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ.
Полонiй.
Вы ищите принца Гамлета? Вотъ где онъ!
Розенкранцъ. Полонiю.
Спаси васъ Господи!
(Уходитъ Полонiй)
Гильденштернъ.
Достопочтенный принцъ!
Розенкранцъ.
Мой дражайшiй принцъ!
Гамлетъ.
Превосходнейшiе друзья мои! Какъ поживаешь, Гильденштернъ? А,
Розенкранцъ! Какъ вы оба поживаете, ребята?
Розенкранцъ.
Какъ дюжинныя дети земли.
Гильденштернъ.
Темъ счастливы, что нетъ избытка счастья:
Мы не верхушка колпака Фортуны.
Гамлетъ.
До и не подошва ея башмаковъ?
Розенкранцъ.
Ни то, ни другое, государь.
Гамлетъ.
Значитъ, вы живете около ея пояса, или въ средоточiи ея милости?..
Гильденштернъ.
Право же, мы ея рядовые...
Гамлетъ.
О, сущая правда!.. Она готова любить всехъ подъ рядъ... Что новаго?
Розенкранцъ.
Ничего, государь; разве то, что люди становятся честнее.
Гамлетъ.
Значитъ, скоро страшный судъ. Но ваша новость не верна. Позвольте
разспросить васъ подробнее: чемъ вы провинились предъ Фортуной, что она
отправила васъ сюда въ тюрьму.
Гильденштернъ.
Въ тюрьму, государь?
Гамлетъ.
Данiя, - тюрьма.
Розенкранцъ.
Значитъ, и весь светъ тюрьма.
Гамлетъ.
Превосходная; въ ней много келiй, коморокъ и ямъ. Данiя одна изъ
худшихъ.
Розенкранцъ.
Мы не того мненiя, государь.
Гамлетъ.
Что-жъ? значитъ, она и не тюрьма для васъ; ведь все хорошо или худо,
глядя по нашему пониманiю; для меня она тюрьма.
Розенкранцъ.
Въ такомъ случае ваше честолюбiе представляетъ ее тюрьмою она слишкомъ
тесна для вашего духа.
Гамлетъ.
О, Боже! меня могли бы заключить въ орешную скорлупу, и я считалъ бы
себя королемъ безконечнаго пространства; еслибы только не дурные сны.
Гильденштернъ.
А эти сны, конечно, честолюбiе; ведь самое существо честолюбца просто
тень сна.
Гамлетъ.
Самъ сонъ только тень.
Розенкранцъ.
Правда; и я считаю честолюбiе столь воздушнымъ и легковеснымъ, что оно
только тень тени.
Гамлетъ.
Значитъ наши нищiе - тела, а наши государи и напыщенные герои - тени
нищихъ. Не пойти ли намъ ко двору? честное слово, я не въ силахъ разсуждать.
Розенкранцъ и Гильденштернъ.
Мы къ вашимъ услугамъ.
Гамлетъ.
Этого не требуется: я не хочу смешивать васъ съ остальными моими
слугами, потому что, говоря какъ честный человекъ, мне ужасно прислуживаютъ.
Но, - по старой дружбе, - что васъ подвигло въ Эльзиноръ?
Розенкранцъ.
Прiехали навестить васъ, государь; другаго дела нетъ.
Гамлетъ.
Я нищiй, а потому беденъ даже на благодарность; но я благодарю васъ, и
право же, дорогiе друзья, моя благодарность весьма дорога - стоитъ полушку.
За вами не посылали? Вы по собственному влеченiю? Вы прiехали по воле?
Ну-же! будьте правдивы со мною; ну-же, ну, да говорите же.
Гильденштернъ.
Что мы должны сказать, государь?
Гамлетъ.
Хоть что-нибудь. Но только къ делу. За вами посылали; въ вашихъ
взглядахъ есть что-то въ роде признанiя, но у вашей скромности не хватаетъ
силы дать ему цветъ. Я знаю, добрые король и королева посылали за вами.
Розенкранцъ.
Съ какою целью, государь?
Гамлетъ.
Это вы должны объяснить мне. Но заклинаю васъ правами товарищества,
симпатiей нашей юности, долгомъ никогда не прерывавшейся любви нашей, и
всемъ более дорогимъ, чемъ бы могъ заклясть васъ лучшiй, чемъ я, ораторъ, -
будьте просты и прямы со мною: посылали за вами или нетъ?
Розенкранцъ, Гильденштерну.
Что скажете?
Гамлетъ, (про себя).
Э! я гляжу на васъ въ оба. (Вслухъ.) Если любите меня, не скрывайте.
Гильденштернъ.
Государь, - за нами посылали.
Гамлетъ.
Я скажу вамъ зачемъ; такимъ образомъ моя предупредительность избавитъ
васъ отъ открытiя обещанной королю и королеве тайны. Не меняйте перьевъ. Съ
недавнихъ поръ (но отчего не знаю) я лишился всякой веселости, забылъ все
обычныя упражненiя; и въ самомъ деле я въ такомъ тяжеломъ расположенiи духа,
что это чудное зданiе, земля, мне кажется безплоднымъ мысомъ; этотъ
великолепнейшiй пологъ, небо, - этотъ смелый навесъ, - этотъ величественный
сводъ съ резною работой изъ золотистаго огня, - ну, а мне онъ кажется
скопленiемъ гнилыхъ и заразительныхъ паровъ. Что за созданiе человекъ!
Какъ благороденъ по уму, какъ безконеченъ по способностямъ! Какъ
выразителенъ и удивителенъ по образу и движенiю! По деламъ какъ похожъ на
ангела, по пониманiю, - на Бога! краса мiра! образецъ живыхъ тварей! А что
же для меня эта квинтъэссенцiя праха? Мужчины не приводятъ меня въ восторгъ,
и женщины также; хотя, судя по вашей улыбке, - вы хотели сказать это.
Розенкранцъ.
У меня и въ мысляхъ не было ничего подобнаго, государь.
Гамлетъ.
Отчего-жъ вы усмехнулись, когда я сказалъ, что мущины не приводятъ меня
въ восторгъ.
Розенкранцъ.
Я подумалъ, государь, что если мужчины не приводятъ васъ въ восторгъ,
то какое постное угощенiе ждетъ актеровъ: мы обогнали ихъ по дороге; они
направлялись сюда, чтобы предложить вамъ свои услуги.
Гамлетъ.
Играющаго короля - милости прошу пожаловать; его величество получитъ
отъ меня подать; странствующiй рыцарь найдетъ дело для рапиры и щита;
любовникъ не станетъ вздыхать даромъ; забiяка мирно окончитъ свою роль; шутъ
заставитъ смеяться техъ, у кого щекотка въ глотке, и дама объяснитъ свободно
свое намеренiе: иначе белымъ стихамъ придется хромать. Что это за актеры?
Розенкранцъ.
Те самые, которыми вы часто восхищались, столичные трагики.
Гамлетъ.
Какъ же случилось, что они странствуютъ? Постоянное местожительство
было бы полезнее и для ихъ известности, и для ихъ доходовъ.
Розенкранцъ.
Кажется, имъ пришлось уехать вследствiе недавняго нововведенiя.
Гамлетъ.
Пользуются ли они темъ же уваженiемъ, какъ въ то время, когда я былъ въ
столице? Много-ль у нихъ бываетъ публики?
Розенкранцъ.
Говоря правду, - нетъ.
Гамлетъ.
Отчего же это? Или они позаржавели?
Розенкранцъ.
Нетъ, они относятся къ делу попрежнему; но завелось гнездо детей,
маленькихъ коршунятъ, которые кричатъ словно на пытке. И за это имъ хлопаютъ
самымъ жестокимъ образомъ. Они теперь въ моде и такъ вопятъ противъ
обыкновенныхъ (какъ они ихъ называютъ) театровъ, что многiе изъ имеющихъ
право носить шпагу до того испугались гусиныхъ перьевъ, что почти не смеютъ
ходить въ театръ.
Гамлетъ.
Какъ, они дети? Кто-жъ ихъ содержитъ? что имъ платятъ? Или они будутъ
продолжать свои занятiя только до техъ поръ, пока будутъ певчими? Разве имъ
не придется сказать впоследствiи, когда они сами выростутъ и станутъ такими
же, какъ все, актерами (а это весьма вероятно, если у нихъ нетъ лучшихъ
средствъ къ существованiю), что ихъ писатели принесли имъ вредъ, заставивъ
ихъ кричать противъ ихъ же будущихъ занятiй.
Розенкранцъ.
Говоря правду, много было шуму съ обеихъ сторонъ, и публика не считаетъ
грехомъ стравливать ихъ; одно время пiесы не делали сбора, если въ нихъ
поэты и актеры недоходили до кулачекъ изъ-за спорнаго пункта.
Гамлетъ.
Неужто?
Гильденштернъ.
О, тутъ порядочно пришлось шевелить мозгами.
Гамлетъ.
И мальчики победили?
Розенкранцъ.
Да, государь, и Геркулеса, и его ношу.
Гамлетъ.
Въ этомъ нетъ ничего удивительнаго; мой дядя сталъ датскимъ королемъ, и
те, что при жизни моего отца морщились при встрече съ нимъ, даютъ теперь,
каждый въ свою очередь, двадцать, сорокъ, сотню дукатовъ за его минiатюрный
портретъ. Въ этомъ есть что-то сверхъестественное, еслибы философiя сумела
до него добраться.
(За сценой трубы).
Гильденштернъ.
Вотъ и актеры.
Гамлетъ.
Добро пожаловать въ Эльзиноръ, господа. Ваши руки, ну же! Видите ли,
мода и церемонiя - принадлежности приветствiя, - позвольте же мне оказать
вамъ вежливость по всемъ правиламъ; иначе, мое обращенiе съ актерами, -
которое, предупреждаю васъ, со стороны покажется любезнымъ, - будетъ более
похоже на учтивость, чемъ обращенiе съ вами. Добро пожаловать; но мой
дядя-отецъ и тетка-мать ошибаются.
Гильденштернъ.
Въ чемъ, дорогой принцъ?
Гамлетъ.
Я помешанъ только при нордъ-нордъ-весте; когда ветеръ южный, я отличу
кречета отъ... ручной пилы.
(Входитъ Полонiй).
Полонiй.
Желаю вамъ всего хорошаго, господа!
Гамлетъ.
Слушайте, Гильденштернъ, и вы также - на каждое ухо по слушателю; этотъ
большой ребенокъ еще не вышелъ изъ пеленокъ.
Розенкранцъ.
Можетъ-быть, онъ вторично попалъ въ нихъ; говорятъ же, что старикъ
вдвойне дитя.
Гамлетъ.
Я предсказываю: - онъ пришелъ сказать мне объ актерахъ; заметьте. Ваша
правда, сударь; въ понедельникъ утромъ; действительно, такъ оно и было.
Полонiй.
Государь, я имею сообщить вамъ новость.
Гамлетъ.
И я имею сообщить вамъ новость. Когда Росцiй, римскiй актеръ...
Полонiй.
Къ намъ прiехали актеры, государь.
Гамлетъ.
Подите!...
Полонiй.
Честью...
Гамлетъ.
Итакъ, -
Прiехали актеры на ослахъ.
Полонiй.
Лучшiе актеры въ свете для трагедiи, комедiи, хроники, пасторали,
пасторальной комедiи, исторической пасторали, исторической трагедiи,
трагико-комико-исторической пасторали; для пiесъ съ единствомъ места и
неограниченныхъ поэмъ. Для нихъ и Сенека не черезъ-чуръ печаленъ, и Плавтъ
не черезъ-чуръ веселъ. Это единственные исполнители, какъ правильныхъ, такъ
и свободныхъ драмъ.
Гамлетъ.
О, Iеффай, судья Израильскiй! какимъ сокровищемъ ты обладалъ.
Полонiй.
Какимъ-же сокровищемъ онъ обладалъ, государь?
Гамлетъ.
Какъ?
Прекрасной дочерью единой,
Ее-жъ отменно онъ любилъ.
Полонiй (въ сторону).
Все о моей дочери.
Гамлетъ. -
Не правда-ли, старый Iеффай?
Полонiй.
Если вы зовете меня Iеффаемъ, государь, та у меня есть дочь, которую я
люблю отменно.
Гамлетъ.
Нетъ, это не следуетъ.
Полонiй.
Такъ что же следуетъ, сударь?
Гамлетъ.
Ну, -
Богъ зналъ, какъ жребiй палъ,
И затемъ, вы знаете:
Какъ гадалось, такъ и сталось.
Первая строчка духовнаго канта скажетъ вамъ больше... Но вотъ идутъ
коротатели моего времени.
(Входятъ: четыре, или пять актеровъ).
Гамлетъ.
Добро пожаловать, господа! всехъ милости прошу. Радъ, что вижу тебя
здоровымъ; добро пожаловать, добрые друзья. - О, старый другъ! твое лицо
возмужало съ техъ поръ, какъ я виделъ тебя въ последнiй разъ; ты явился въ
Данiю, чтобы показать мне свою бороду? А! молодая дама и госпожа! Клянусь
Богородицей, съ техъ поръ, какъ я виделъ васъ, вы стали ближе къ небесамъ на
целый каблукъ. Дай Богъ, чтобъ голосъ вашъ не надтреснулъ съ краю, какъ
червонецъ, котораго ужъ не берутъ. Добро пожаловать, господа. Мы, какъ
французскiе сокольничьи, бросимся на первое что попадется. Ну, представьте
же намъ образчикъ вашего искусства; что-жъ, трогательный монологъ.
Первый актеръ.
Какой монологъ, государь?
Гамлетъ.
Ты разъ читалъ мне монологъ, но пiесы никогда не играли, а если и
играли, то не больше раза; она, какъ помнится, не понравилась толпе: для нея
она оказалась слишкомъ тонкимъ блюдомъ. Но, по моему, и по мненiю техъ, чье
сужденье въ подобныхъ вещахъ беретъ верхъ надъ моимъ, - то была превосходная
пiеса: сцены были расположены прекрасно, и написаны и скромно, и умело. Я
помню, кто-то заметилъ, что въ стихахъ не было неприличныхъ выходокъ, въ
виде приправы къ содержанiю, но зато и въ выраженiяхъ ничего такого что
обличало бы въ авторе аффектацiю; онъ назвалъ ее честнымъ произведенiемъ,
столь-же здоровымъ, какъ прiятнымъ, и гораздо более милымъ, чемъ тонкимъ.
Мне особенно нравился одинъ монологъ, именно разсказъ Энея Дидоне, и въ немъ
особенно то место, где онъ говоритъ объ убiйстве Прiама; если оно живо въ
вашей памяти, то начните съ этой строчки... Позвольте, позвольте...
Жестокiй Пирръ, какъ зверь Гирканскiй... Нетъ, не такъ; но начинается
Пирромъ...
Жестокiй Пирръ, - чье темное оружье,
Черно какъ цель его, напоминало
Ту ночь, какъ въ роковомъ коне лежалъ онъ,
Теперь свой черный и ужасный обликъ
Окрасилъ въ более зловещiй цветъ:
Теперь багровъ онъ съ головы до ногъ;
Онъ весь въ крови отцовъ и матерей,
Сыновъ и дочерей: она на немъ
Сгустела въ тесто, и спеклась отъ жара
Горящихъ улицъ, кои озаряли
Своимъ жестокимъ и проклятымъ светомъ
Ихъ подлыя убiйства. Опаленный
И яростью, и пламенемъ, - и весь
Запекшейся сукровицей покрытый,
Король.
Иди-жъ на встречу
И самъ введи ихъ.
(Уходитъ Полонiй.)
Король.
Милая Гертруда,
Онъ говоритъ, что отыскалъ причину
И поводъ къ помешательству Гамлета.
Королева.
Я думаю, что вся причина въ смерти
Его отца и нашей спешной свадьбе.
Входятъ: Полонiй, Вольтимандъ, Корнелiй.
Король (королеве).
Ну, хорошо, мы разберемъ. - Добро
Пожаловать, любезные друзья!
Что, Вольтемандъ, намъ шлетъ Норвежскiй братъ?
Вольтимандъ.
Полнейшую отдачу всехъ приветствiй
И пожеланiй. Съ перваго-жъ свиданья
Онъ приказалъ племяннику пресечь
Наборъ, который самъ считалъ приготовленьемъ
Къ войне съ Поляками, но, разсмотревъ
Внимательней, нашелъ, что онъ безспорно
Былъ противъ вашего величества направленъ.
И огорченный, что его болезнь,
Безсилiе и старость были такъ
Обойдены, - онъ подъ арестъ велелъ
Взять Фортинбраса; тотъ повиновался.
Король ему далъ выговоръ, и онъ
Поклялся дяде никогда отныне
Не подымать оружiя на васъ.
Исполнясь радости, старикъ ему
Назначилъ содержанiе въ размере
Трехъ тысячъ кронъ, и поручилъ
Ужъ набранныхъ солдатъ вести на Польшу.
(Подавая грамоту.)
И въ этой грамоте, онъ проситъ васъ,
Чтобъ вы благоизволили дать пропускъ
Чрезъ ваши земли сказаннымъ войскамъ.
Здесь включены условiя, а также
Ручательство за безопасность.
Король.
Мы довольны,
И въ более удобный часъ прочтемъ,
Обсудимъ дело и дадимъ ответъ.
Благодаримъ, межъ темъ, за вашъ успешный трудъ;
Идите отдохнуть, а въ вечеру -
Пируемъ вместе. Милости прошу!
(Уходятъ: Вольтимандъ и Корнелiй).
Полонiй.
Все кончилось отлично. - Государь
И государыня, распространяться
Чемъ быть должно величество, въ чемъ долгъ,
Зачемъ день - день, ночь - ночь, и время - время, -
Была бы только трата дня и ночи,
И времени. Въ виду того, что краткость -
Душа ума, а многословье - члены
И внешнiя прикрасы, - буду кратокъ.
Вашъ благородный сынъ помешанъ; - такъ
Я выражаюсь, ибо если станемъ
Мы помешательство определять,
То впасть въ него и значитъ помешаться.
Но это мимо.
Королева.
Менее искусства,
Побольше дела.
Полонiй.
Тутъ, клянусь, искусства
Совсемъ нетъ, государыня. Итакъ,
Что онъ помешанъ, правда; правда, жаль;
И жаль, что правда (глупый оборотъ!
Но Богъ ужъ съ нимъ: забудемъ объ искусстве.)
Итакъ помешаннымъ онъ признанъ вами, -
Теперь намъ остается отыскать
Причину этого эффекта; или
Вернее: этого деффекта; ибо
Эффектъ-то этотъ, будучи деффектнымъ,
Не безъ причины; это намъ осталось,
А вотъ вамъ и остатокъ: взвесьте. Я
Имею дочь; пока она моя,
Ее имею я; по долгу послушанья,
Она мне отдала вотъ это. Ну-съ,
Извольте разсудить и заключайте.
(Читаетъ).
"Небесной и кумиру моей души, всемъ украшенной Офелiи",
Дурное выраженiе, пошлое выраженiе; "всемъ украшенной - пошлое
выраженiе; но прислушайтесь, (Читаетъ) "Эти строки къ ея великолепной
белой груди. Эти строки"...
Королева.
Какъ? это ей писалъ Гамлетъ?
Полонiй.
Вниманье:
Я буду, государыня, правдивъ.
(Читаетъ).
Не верь, что солнце не стоитъ
И что огонь въ звездахъ горитъ,
И ложью истину зови,
Но твердо верь моей любви!
"Офелiя, я плохо владею размеромъ; я не умею скандировать свои стоны;
но верь тому, что я въ тебя влюбленъ совершенно, о совершеннейшая!
"Твой на всегда, дражайшая девушка, пока душа въ теле, - Гамлетъ".
Мне дочь покорно показала это
И сверхъ того мне разсказала все
Его искательства: когда и где
И какъ онъ делалъ ихъ.
Король.
Какъ приняла
Она его любовь?
Полонiй.
Какого мненья
Вы обо мне?
Король.
Тебя считаю я
И вернымъ, и почтеннымъ человекомъ.
Полонiй.
Я радъ вамъ это доказать. Но что бы
Могли подумать вы, когда бы я, увидя,
Что пылкая любовь ужъ распустила крылья
(А надо вамъ сказать, что я заметилъ
Все это раньше, чемъ созналась дочь);
Что-бъ вы могли, иль ваша королева
И дорогая государыня моя,
Подумать, если-бъ я взялся за родъ
Конторки, иль альбома, иль, глухъ и немъ,
Имъ въ сердце потакалъ, иль посмотрелъ
На ихъ любовь сквозь пальцы? Что бы вы
Подумали? Нетъ, я за дело круто
Взялся, и барышне моей сказалъ:
"Гамлетъ - нашъ принцъ, и вне твоей планеты:
Не сметь впередъ!" И далъ ей наставленье
Чтобъ отъ его визитовъ запиралась,
Посольствъ не принимала, не брала
Подарковъ отъ него. И вследъ она вкусила
Плодъ отъ моихъ советовъ, а Гамлетъ,
Отверженный (я сокращу разсказъ)
Впалъ въ грусть; затем] лишился аппетита,
Затемъ безсонница; за нею слабость;
За ней разсеянность, а постепенно
И помешательство, что заставляетъ
Его безумствовать, а насъ - грустить.
Король. (Королеве).
Что, какъ по вашему?
Королева.
Весьма возможно.
Полонiй.
Желалъ бы знать я, было ли хоть разъ,
Когда я положительно скажу,
Что это такъ, а вышло бы иначе?
Король.
Ни разу, сколько помню.
Полонiй. (Указывая на голову и
плечи.)
Снимите это съ этого, коль это
Иначе выйдетъ. Я открою правду, -
Пусть только обстоятельства помогутъ -
Где-бъ ни скрывалася она, хотя бы
Она скрывалась въ самомъ центре.
Король.
Какъ же
Проверить намъ?
Полонiй.
Какъ знаете, онъ часто
Гуляетъ здесь, по этой галлерее,
Часа четыре кряду.
Королева.
Правда.
Полонiй.
Дочь выпущу къ нему, а вы и я,
Мы станемъ за ковромъ, и разговоръ
Подслушаемъ. И если спятилъ онъ
Не отъ любви, то мне отныне впредь
Сидеть не въ государственномъ совете,
А мызу и извощиковъ держать.
Король.
Попробуемъ.
(Входитъ Гамлетъ, читая книгу.)
Королева.
Взгляните, какъ онъ грустно
Идетъ, бедняжка, съ книгою въ рукахъ.
Полонiй.
Уйдите оба; умоляю васъ.
Сейчасъ къ нему причалю... Уходите-жъ.
(Уходятъ: Король, Королева и свита.)
Полонiй.
Какъ поживаеть, мой добрый принцъ Гамлетъ?
Гамлетъ.
Хорошо; слава Богу.
Полонiй.
Вы знаете меня, государь?
Гамлетъ.
Превосходно; вы рыбный торговецъ.
Полонiй.
Никакъ нетъ, государь.
Гамлетъ.
Такъ я желалъ бы, чтобы вы были такимъ же честнымъ человекомъ.
Полонiй.
Честнымъ, государь?
Гамлетъ.
Да, сударь; быть честнымъ человекомъ, по нынешнимъ временамъ, значитъ
быть выщипнутымъ изъ двухъ тысячъ.
Полонiй.
Вотъ сущая правда, государь.
Гамлетъ.
И если солнце порождаетъ червей въ дохлой собаке, въ этой сладостной
для целованiя падали... У васъ есть дочь?
Полонiй.
Есть, государь.
Гамлетъ.
Не пускайте ея гулять по солнцу: урожай - благодать, но не въ томъ
смысле, какъ это можетъ касаться вашей дочери... Другъ, сообразите это.
Полонiй.
Что вы хотите сказать этимъ? (Про себя). Нетъ, нетъ, и вернется къ моей
дочери. А сначала онъ не узналъ меня, сказалъ будто я рыбный торговецъ.
Далеко зашелъ, далеко зашелъ! По правде, и я въ молодости до крайности
страдалъ отъ любви; весьма недалеко отъ этого. Заговорю съ нимъ опять.
(Вслухъ). Что вы читаете, государь?
Гамлетъ.
Слова, слова, слова!
Полонiй.
В чемъ же дело, государь?
Гамлетъ.
Чье дело, съ кемъ?
Полонiй.
Я разумею дело, о которомъ вы читаете, государь,
Гамлетъ.
Злословiе, сударь. Этотъ мерзавецъ-сатирикъ говоритъ, что у стариковъ
седыя бороды; что у нихъ лица въ морщинахъ; что у нихъ изъ глазъ сочится
густая амбра или сливный клей, и что они обладаютъ полнымъ отсутствiемъ ума,
равно какъ и слабыми икрами. Хотя я и верю всему этому сильнейшимъ и
полнейшимъ образомъ, но считаю безчестнымъ писать объ этомъ; ведь вы сами,
сударь, могли бы стать такимъ же старикомъ, какъ я, если-бы сумели пятиться
какъ крабъ.
Полонiй (въ сторону).
Хотя это и помешательство, но въ немъ есть метода. (Громко.) Не угодно
ли вамъ выйти, государь?
Гамлетъ.
Въ могилу?
Полонiй.
Действительно, это значило бы вполне выйти. (Про себя.) Какъ порой его
ответы полны смысла! Такое счастье часто выпадаетъ на долю сумасшествiя, а
здравому уму не легко разрешиться такъ благополучно. Оставлю его и мигомъ
придумаю, какъ устроить его встречу съ моею дочерью. (Вслухъ.) Досточтимый
принцъ, беру смелость всепокорнейше разстаться съ вами.
Гамлетъ.
Вы ничего не могли бы взять у меня, съ чемъ бы я разстался также
охотно, кроме моей жизни, моей жизни.
Полонiй.
Счастливо оставаться, государь. (Идетъ.)
Гамлетъ.
Ахъ, эти скучные старые шуты!
Входятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ.
Полонiй.
Вы ищите принца Гамлета? Вотъ где онъ!
Розенкранцъ. Полонiю.
Спаси васъ Господи!
(Уходитъ Полонiй)
Гильденштернъ.
Достопочтенный принцъ!
Розенкранцъ.
Мой дражайшiй принцъ!
Гамлетъ.
Превосходнейшiе друзья мои! Какъ поживаешь, Гильденштернъ? А,
Розенкранцъ! Какъ вы оба поживаете, ребята?
Розенкранцъ.
Какъ дюжинныя дети земли.
Гильденштернъ.
Темъ счастливы, что нетъ избытка счастья:
Мы не верхушка колпака Фортуны.
Гамлетъ.
До и не подошва ея башмаковъ?
Розенкранцъ.
Ни то, ни другое, государь.
Гамлетъ.
Значитъ, вы живете около ея пояса, или въ средоточiи ея милости?..
Гильденштернъ.
Право же, мы ея рядовые...
Гамлетъ.
О, сущая правда!.. Она готова любить всехъ подъ рядъ... Что новаго?
Розенкранцъ.
Ничего, государь; разве то, что люди становятся честнее.
Гамлетъ.
Значитъ, скоро страшный судъ. Но ваша новость не верна. Позвольте
разспросить васъ подробнее: чемъ вы провинились предъ Фортуной, что она
отправила васъ сюда въ тюрьму.
Гильденштернъ.
Въ тюрьму, государь?
Гамлетъ.
Данiя, - тюрьма.
Розенкранцъ.
Значитъ, и весь светъ тюрьма.
Гамлетъ.
Превосходная; въ ней много келiй, коморокъ и ямъ. Данiя одна изъ
худшихъ.
Розенкранцъ.
Мы не того мненiя, государь.
Гамлетъ.
Что-жъ? значитъ, она и не тюрьма для васъ; ведь все хорошо или худо,
глядя по нашему пониманiю; для меня она тюрьма.
Розенкранцъ.
Въ такомъ случае ваше честолюбiе представляетъ ее тюрьмою она слишкомъ
тесна для вашего духа.
Гамлетъ.
О, Боже! меня могли бы заключить въ орешную скорлупу, и я считалъ бы
себя королемъ безконечнаго пространства; еслибы только не дурные сны.
Гильденштернъ.
А эти сны, конечно, честолюбiе; ведь самое существо честолюбца просто
тень сна.
Гамлетъ.
Самъ сонъ только тень.
Розенкранцъ.
Правда; и я считаю честолюбiе столь воздушнымъ и легковеснымъ, что оно
только тень тени.
Гамлетъ.
Значитъ наши нищiе - тела, а наши государи и напыщенные герои - тени
нищихъ. Не пойти ли намъ ко двору? честное слово, я не въ силахъ разсуждать.
Розенкранцъ и Гильденштернъ.
Мы къ вашимъ услугамъ.
Гамлетъ.
Этого не требуется: я не хочу смешивать васъ съ остальными моими
слугами, потому что, говоря какъ честный человекъ, мне ужасно прислуживаютъ.
Но, - по старой дружбе, - что васъ подвигло въ Эльзиноръ?
Розенкранцъ.
Прiехали навестить васъ, государь; другаго дела нетъ.
Гамлетъ.
Я нищiй, а потому беденъ даже на благодарность; но я благодарю васъ, и
право же, дорогiе друзья, моя благодарность весьма дорога - стоитъ полушку.
За вами не посылали? Вы по собственному влеченiю? Вы прiехали по воле?
Ну-же! будьте правдивы со мною; ну-же, ну, да говорите же.
Гильденштернъ.
Что мы должны сказать, государь?
Гамлетъ.
Хоть что-нибудь. Но только къ делу. За вами посылали; въ вашихъ
взглядахъ есть что-то въ роде признанiя, но у вашей скромности не хватаетъ
силы дать ему цветъ. Я знаю, добрые король и королева посылали за вами.
Розенкранцъ.
Съ какою целью, государь?
Гамлетъ.
Это вы должны объяснить мне. Но заклинаю васъ правами товарищества,
симпатiей нашей юности, долгомъ никогда не прерывавшейся любви нашей, и
всемъ более дорогимъ, чемъ бы могъ заклясть васъ лучшiй, чемъ я, ораторъ, -
будьте просты и прямы со мною: посылали за вами или нетъ?
Розенкранцъ, Гильденштерну.
Что скажете?
Гамлетъ, (про себя).
Э! я гляжу на васъ въ оба. (Вслухъ.) Если любите меня, не скрывайте.
Гильденштернъ.
Государь, - за нами посылали.
Гамлетъ.
Я скажу вамъ зачемъ; такимъ образомъ моя предупредительность избавитъ
васъ отъ открытiя обещанной королю и королеве тайны. Не меняйте перьевъ. Съ
недавнихъ поръ (но отчего не знаю) я лишился всякой веселости, забылъ все
обычныя упражненiя; и въ самомъ деле я въ такомъ тяжеломъ расположенiи духа,
что это чудное зданiе, земля, мне кажется безплоднымъ мысомъ; этотъ
великолепнейшiй пологъ, небо, - этотъ смелый навесъ, - этотъ величественный
сводъ съ резною работой изъ золотистаго огня, - ну, а мне онъ кажется
скопленiемъ гнилыхъ и заразительныхъ паровъ. Что за созданiе человекъ!
Какъ благороденъ по уму, какъ безконеченъ по способностямъ! Какъ
выразителенъ и удивителенъ по образу и движенiю! По деламъ какъ похожъ на
ангела, по пониманiю, - на Бога! краса мiра! образецъ живыхъ тварей! А что
же для меня эта квинтъэссенцiя праха? Мужчины не приводятъ меня въ восторгъ,
и женщины также; хотя, судя по вашей улыбке, - вы хотели сказать это.
Розенкранцъ.
У меня и въ мысляхъ не было ничего подобнаго, государь.
Гамлетъ.
Отчего-жъ вы усмехнулись, когда я сказалъ, что мущины не приводятъ меня
въ восторгъ.
Розенкранцъ.
Я подумалъ, государь, что если мужчины не приводятъ васъ въ восторгъ,
то какое постное угощенiе ждетъ актеровъ: мы обогнали ихъ по дороге; они
направлялись сюда, чтобы предложить вамъ свои услуги.
Гамлетъ.
Играющаго короля - милости прошу пожаловать; его величество получитъ
отъ меня подать; странствующiй рыцарь найдетъ дело для рапиры и щита;
любовникъ не станетъ вздыхать даромъ; забiяка мирно окончитъ свою роль; шутъ
заставитъ смеяться техъ, у кого щекотка въ глотке, и дама объяснитъ свободно
свое намеренiе: иначе белымъ стихамъ придется хромать. Что это за актеры?
Розенкранцъ.
Те самые, которыми вы часто восхищались, столичные трагики.
Гамлетъ.
Какъ же случилось, что они странствуютъ? Постоянное местожительство
было бы полезнее и для ихъ известности, и для ихъ доходовъ.
Розенкранцъ.
Кажется, имъ пришлось уехать вследствiе недавняго нововведенiя.
Гамлетъ.
Пользуются ли они темъ же уваженiемъ, какъ въ то время, когда я былъ въ
столице? Много-ль у нихъ бываетъ публики?
Розенкранцъ.
Говоря правду, - нетъ.
Гамлетъ.
Отчего же это? Или они позаржавели?
Розенкранцъ.
Нетъ, они относятся къ делу попрежнему; но завелось гнездо детей,
маленькихъ коршунятъ, которые кричатъ словно на пытке. И за это имъ хлопаютъ
самымъ жестокимъ образомъ. Они теперь въ моде и такъ вопятъ противъ
обыкновенныхъ (какъ они ихъ называютъ) театровъ, что многiе изъ имеющихъ
право носить шпагу до того испугались гусиныхъ перьевъ, что почти не смеютъ
ходить въ театръ.
Гамлетъ.
Какъ, они дети? Кто-жъ ихъ содержитъ? что имъ платятъ? Или они будутъ
продолжать свои занятiя только до техъ поръ, пока будутъ певчими? Разве имъ
не придется сказать впоследствiи, когда они сами выростутъ и станутъ такими
же, какъ все, актерами (а это весьма вероятно, если у нихъ нетъ лучшихъ
средствъ къ существованiю), что ихъ писатели принесли имъ вредъ, заставивъ
ихъ кричать противъ ихъ же будущихъ занятiй.
Розенкранцъ.
Говоря правду, много было шуму съ обеихъ сторонъ, и публика не считаетъ
грехомъ стравливать ихъ; одно время пiесы не делали сбора, если въ нихъ
поэты и актеры недоходили до кулачекъ изъ-за спорнаго пункта.
Гамлетъ.
Неужто?
Гильденштернъ.
О, тутъ порядочно пришлось шевелить мозгами.
Гамлетъ.
И мальчики победили?
Розенкранцъ.
Да, государь, и Геркулеса, и его ношу.
Гамлетъ.
Въ этомъ нетъ ничего удивительнаго; мой дядя сталъ датскимъ королемъ, и
те, что при жизни моего отца морщились при встрече съ нимъ, даютъ теперь,
каждый въ свою очередь, двадцать, сорокъ, сотню дукатовъ за его минiатюрный
портретъ. Въ этомъ есть что-то сверхъестественное, еслибы философiя сумела
до него добраться.
(За сценой трубы).
Гильденштернъ.
Вотъ и актеры.
Гамлетъ.
Добро пожаловать въ Эльзиноръ, господа. Ваши руки, ну же! Видите ли,
мода и церемонiя - принадлежности приветствiя, - позвольте же мне оказать
вамъ вежливость по всемъ правиламъ; иначе, мое обращенiе съ актерами, -
которое, предупреждаю васъ, со стороны покажется любезнымъ, - будетъ более
похоже на учтивость, чемъ обращенiе съ вами. Добро пожаловать; но мой
дядя-отецъ и тетка-мать ошибаются.
Гильденштернъ.
Въ чемъ, дорогой принцъ?
Гамлетъ.
Я помешанъ только при нордъ-нордъ-весте; когда ветеръ южный, я отличу
кречета отъ... ручной пилы.
(Входитъ Полонiй).
Полонiй.
Желаю вамъ всего хорошаго, господа!
Гамлетъ.
Слушайте, Гильденштернъ, и вы также - на каждое ухо по слушателю; этотъ
большой ребенокъ еще не вышелъ изъ пеленокъ.
Розенкранцъ.
Можетъ-быть, онъ вторично попалъ въ нихъ; говорятъ же, что старикъ
вдвойне дитя.
Гамлетъ.
Я предсказываю: - онъ пришелъ сказать мне объ актерахъ; заметьте. Ваша
правда, сударь; въ понедельникъ утромъ; действительно, такъ оно и было.
Полонiй.
Государь, я имею сообщить вамъ новость.
Гамлетъ.
И я имею сообщить вамъ новость. Когда Росцiй, римскiй актеръ...
Полонiй.
Къ намъ прiехали актеры, государь.
Гамлетъ.
Подите!...
Полонiй.
Честью...
Гамлетъ.
Итакъ, -
Прiехали актеры на ослахъ.
Полонiй.
Лучшiе актеры въ свете для трагедiи, комедiи, хроники, пасторали,
пасторальной комедiи, исторической пасторали, исторической трагедiи,
трагико-комико-исторической пасторали; для пiесъ съ единствомъ места и
неограниченныхъ поэмъ. Для нихъ и Сенека не черезъ-чуръ печаленъ, и Плавтъ
не черезъ-чуръ веселъ. Это единственные исполнители, какъ правильныхъ, такъ
и свободныхъ драмъ.
Гамлетъ.
О, Iеффай, судья Израильскiй! какимъ сокровищемъ ты обладалъ.
Полонiй.
Какимъ-же сокровищемъ онъ обладалъ, государь?
Гамлетъ.
Какъ?
Прекрасной дочерью единой,
Ее-жъ отменно онъ любилъ.
Полонiй (въ сторону).
Все о моей дочери.
Гамлетъ. -
Не правда-ли, старый Iеффай?
Полонiй.
Если вы зовете меня Iеффаемъ, государь, та у меня есть дочь, которую я
люблю отменно.
Гамлетъ.
Нетъ, это не следуетъ.
Полонiй.
Такъ что же следуетъ, сударь?
Гамлетъ.
Ну, -
Богъ зналъ, какъ жребiй палъ,
И затемъ, вы знаете:
Какъ гадалось, такъ и сталось.
Первая строчка духовнаго канта скажетъ вамъ больше... Но вотъ идутъ
коротатели моего времени.
(Входятъ: четыре, или пять актеровъ).
Гамлетъ.
Добро пожаловать, господа! всехъ милости прошу. Радъ, что вижу тебя
здоровымъ; добро пожаловать, добрые друзья. - О, старый другъ! твое лицо
возмужало съ техъ поръ, какъ я виделъ тебя въ последнiй разъ; ты явился въ
Данiю, чтобы показать мне свою бороду? А! молодая дама и госпожа! Клянусь
Богородицей, съ техъ поръ, какъ я виделъ васъ, вы стали ближе къ небесамъ на
целый каблукъ. Дай Богъ, чтобъ голосъ вашъ не надтреснулъ съ краю, какъ
червонецъ, котораго ужъ не берутъ. Добро пожаловать, господа. Мы, какъ
французскiе сокольничьи, бросимся на первое что попадется. Ну, представьте
же намъ образчикъ вашего искусства; что-жъ, трогательный монологъ.
Первый актеръ.
Какой монологъ, государь?
Гамлетъ.
Ты разъ читалъ мне монологъ, но пiесы никогда не играли, а если и
играли, то не больше раза; она, какъ помнится, не понравилась толпе: для нея
она оказалась слишкомъ тонкимъ блюдомъ. Но, по моему, и по мненiю техъ, чье
сужденье въ подобныхъ вещахъ беретъ верхъ надъ моимъ, - то была превосходная
пiеса: сцены были расположены прекрасно, и написаны и скромно, и умело. Я
помню, кто-то заметилъ, что въ стихахъ не было неприличныхъ выходокъ, въ
виде приправы къ содержанiю, но зато и въ выраженiяхъ ничего такого что
обличало бы въ авторе аффектацiю; онъ назвалъ ее честнымъ произведенiемъ,
столь-же здоровымъ, какъ прiятнымъ, и гораздо более милымъ, чемъ тонкимъ.
Мне особенно нравился одинъ монологъ, именно разсказъ Энея Дидоне, и въ немъ
особенно то место, где онъ говоритъ объ убiйстве Прiама; если оно живо въ
вашей памяти, то начните съ этой строчки... Позвольте, позвольте...
Жестокiй Пирръ, какъ зверь Гирканскiй... Нетъ, не такъ; но начинается
Пирромъ...
Жестокiй Пирръ, - чье темное оружье,
Черно какъ цель его, напоминало
Ту ночь, какъ въ роковомъ коне лежалъ онъ,
Теперь свой черный и ужасный обликъ
Окрасилъ въ более зловещiй цветъ:
Теперь багровъ онъ съ головы до ногъ;
Онъ весь въ крови отцовъ и матерей,
Сыновъ и дочерей: она на немъ
Сгустела въ тесто, и спеклась отъ жара
Горящихъ улицъ, кои озаряли
Своимъ жестокимъ и проклятымъ светомъ
Ихъ подлыя убiйства. Опаленный
И яростью, и пламенемъ, - и весь
Запекшейся сукровицей покрытый,