Страница:
ничтожество знатный человек, его покидают его любимцы. Повезет бедняку, и
враги его становятся его друзьями. И поскольку любовь зависит от судьбы,
постольку у человека, который не нуждается, никогда не будет недостатка в
друзьях. А тот, кто в нужде захочет испытать ложного друга, тотчас же
обнаружит в нем врага. Но чтобы кончить тем, с чего я начал: наши желания и
судьбы настолько не соответствуют друг другу, что наши намерения постоянно
рушатся. Наши мысли принадлежат нам, но выполнение их нам не принадлежит.
Так и ты думаешь сейчас, что не выйдешь замуж вторично, но эти мысли умрут
вместе с твоим первым мужем.
Королева на сцене. Да не даст мне земля пищи, небо - света. Да будут
запретны мне веселье и отдых днем и ночью! Да превратятся для меня вера и
надежда в отчаяние! Да будет у меня не больше радостей, чем у затворника в
темнице! Пусть любое мое стремление к счастью будет разрушено всеми теми
препятствиями, от которых бледнеет лицо радости! И пусть навсегда преследует
меня неудача, если, овдовев однажды, я вновь сделаюсь женой!
Гамлет. Что, если она нарушит клятву?
Король на сцене. Это страшная клятва. Любимая, оставь меня на время;
чувства мои становятся смутными, я охотно укоротил бы свой длинный день.
Королева на сцене. Да убаюкает сон твой мозг (король засыпает) и да не
разлучит нас несчастье! (Уходит.)
Гамлет. Госпожа, как вам нравится эта пьеса?
Королева. Мне кажется, что эта леди слишком много обещает.
Гамлет. О, но она сдержит слово!
Король. Вы знаете содержание пьесы? В ней нет ничего оскорбительного?
Гамлет. Нет, нет, они ведь только шутят, отравляют в шутку. Тут нет и
тени чего-нибудь оскорбительного {183}.
Король. Как называется пьеса?
Гамлет. Мышеловка. Черт возьми, в каком смысле? В иносказательном. Эта
пьеса изображает убийство. которое произошло в Вене {184}. Имя государя -
Гонзаго, а жены его - Баптиста. Вы сейчас увидите. Это коварное
произведение. Но что из этого? Ваше величество, как и мы, чисты душою, и нас
это не касается. Пусть вздрагивает от боли кляча, если у нее спина в
ссадинах, наш загривок цел {185}.
Входит Луциан.
Это некий Луциан, племянник короля.
Офелия. Вы прекрасно заменяете хор, милорд.
Гамлет. Я бы мог служить посредником между вами и вашим любовником,
если бы мог быть зрителем этой кукольной комедии.
Офелия. Вы остры, милорд, вы остры.
Гамлет. Вам пришлось бы постонать, чтобы притупить мое острие.
Офелия. Час от часу не легче {186}.
Гамлет. Так и вашим мужьям час от часу не легче. Начинай, убийца! Черт
возьми, перестань корчить проклятые рожи и начинай! Ну - "Каркающий ворон
взывает к мести" {187}.
Луциан. Мысли черны, крепки руки, надежен яд, благоприятно время. Оно
является моим сообщником, так как сейчас нет никого вокруг. Смесь гнусная,
составленная из трав, собранных в полночь, трижды проклятая Гекатой, трижды
отравленная, немедленно прояви свою натуральную магию и ужасные свойства,
чтобы похитить здоровую жизнь! (Вливает яд в ухо спящего.)
Гамлет. Он отравляет его в саду, чтобы завладеть его саном. Его имя -
Гонзаго. Эта повесть сохранилась и написана на весьма изысканном итальянском
языке. Сейчас вы увидите, как убийца добивается любви жены Гонзаго.
Офелия. Король встает.
Гамлет. Что, испугался искусственного огня?
Королева. Как вы себя чувствуете, милорд?
Полоний. Прекратите представление!
Король. Посветите мне. Идем!
Все. Огней, огней, огней! {188}
Уходят все, кроме Гамлета и Горацио.
Гамлет. "Пусть плачет раненый олень, невредимый играет; одним суждено
бодрствовать, другим - спать: на этом движется мир". Разве эта декламация,
сэр, и лес перьев на голове - если судьба станет ко мне враждебна, как
турок, - да две провансальские розы {189} на башмаках с вырезами не
обеспечат мне цельного пая {190} в актерской своре, сэр?
Горацио. Половину пая.
Гамлет. Нет, цельный пай. "Ибо ты должен знать, дорогой Дамон, что это
королевство лишилось самого Юпитера, и теперь здесь царствует настоящий,
настоящий... павлин" {191}.
Горацио. Вы могли бы и срифмовать.
Гамлет. О добрый Горацио, я готов биться об заклад на тысячу фунтов,
что призрак говорил правду. Ты заметил?
Горацио. Прекрасно заметил, милорд.
Гамлет. Когда заговорил об отравлении?
Горацио. Я очень внимательно следил за ним.
Гамлет. Ха-ха! Эй, музыка! Эй, флейтисты! "Ибо если королю не нравится
комедия, ну, значит, повидимому, она ему, черт возьми, не нравится". Эй,
музыка!
Входят Розенкранц и Гильденстерн.
Гильденстерн. Добрейший принц, удостойте выслушать одно слово.
Гамлет. Сэр, целую повесть.
Гильденстерн. Король, сэр...
Гамлет. Да, сэр, что с ним такое?
Гильденстерн. Он удалился к себе в очень тяжелом состоянии.
Гамлет. От вина, сэр?
Гильденстерн. Нет, милорд, скорее от желчи.
Гамлет. С вашей стороны было бы более мудро сообщить об этом врачу.
Ибо, если я примусь прочищать его, это, возможно, вызовет у него еще худшее
разлитие желчи.
Гильденстерн. Добрый милорд, введите свою речь в какие-нибудь рамки и
не отклоняйтесь так дико от моего дела.
Гамлет. Смиряюсь, сэр. Повествуйте.
Гильденстерн. Королева, ваша мать, в крайнем душевном огорчении послала
меня к вам.
Гамлет. Милости просим.
Гильденстерн. Нет, добрый милорд, эта любезность здесь не к месту. Если
вам угодно дать мне здравый ответ, я выполню приказ вашей матери. Если же
нет, то ваше разрешение мне удалиться и мой уход будут концом моего дела.
Гамлет. Сэр, я не могу.
Гильденстерн. Чего, милорд?
Гамлет. Дать вам здравый ответ. Мой ум болен. Но, сэр, тот ответ,
который я в состоянии вам дать, будет к вашим услугам. Или, как вы говорите,
к услугам моей матери. Поэтому довольно, пора к делу. Моя мать, говорите
вы...
Розенкранц. Вот что она говорит: поведение ваше повергло ее в
недоумение и изумление.
Гамлет. О, удивительный сын, который может так изумлять свою мать! Но
разве за этим материнским изумлением не следует по пятам еще чего-нибудь?
Сообщите.
Розенкранц. Она желает переговорить с вами у себя в комнате, прежде чем
вы ляжете спать.
Гамлет. Мы повинуемся, будь она хоть десять раз нашей матерью. У вас
еще есть к нам дело?
Розенкранц. Милорд, вы некогда любили меня.
Гамлет. И все еще люблю. (Показывая на свои руки {192}.) Клянусь этими
ворами и грабителями.
Розенкранц. Добрый милорд, в чем причина вашего расстройства? Вы сами
лишаете себя свободы, не делясь своей печалью с другом.
Гамлет. Сэр, я не продвигаюсь вперед.
Розенкранц. Как это возможно, когда сам король провозгласил вас
наследником датского престола!
Гамлет. Да, сэр, но "пока растет трава... {193}" Пословица эта немного
заплесневела.
Входят актеры с флейтами.
А, флейты! Дайте мне одну. Два слова с вами наедине. Что это вы заходите мне
в тыл по ветру, как будто хотите загнать меня в западню?
Гильденстерн. О милорд, если я слишком смел в исполнении моего долга,
то это потому, что любовь моя безыскусственна.
Гамлет. Я что-то этого не понимаю. Не сыграете ли вы на этой флейте?
Гильденстерн. Милорд, я не умею.
Гамлет. Прошу вас.
Гильденстерн. Поверьте мне, я не умею.
Гамлет. Умоляю вас.
Гильденстерн. Я к ней и прикоснуться не умею, милорд.
Гамлет. Это так же просто, как лгать. Перебирайте эти отверстия вашими
пальцами, дуйте в нее, и она заговорит красноречивой музыкой. Посмотрите,
вот это - клапаны.
Гильденстерн. Но я не знаю, как управлять ими, чтобы добиться гармонии.
Я не обладаю этим умением.
Гамлет. Ну, подумайте только, какой недостойной вещью считаете вы меня!
Вам хочется играть на мне: вам кажется, что вы знаете мою слабую сторону;
вам хочется вырвать сердце моей тайны; вам хочется исследовать все мои ноты
от самой нижней до верхней. В этом маленьком инструменте много музыки и у
него прекрасный голос. Однако вы не способны заставить его заговорить. Черт
возьми, неужели вы думаете, что на мне легче играть, чем на флейте?
Называйте меня каким угодно инструментом; вы можете расстроить меня, но вы
не можете играть на мне!
Входит Полоний.
Да благословит вас бог, сэр!
Полоний. Милорд, королева желает говорить с вами немедленно.
Гамлет. Видите то облако, похожее на верблюда?
Полоний. Клянусь мессой, в самом деле похоже на верблюда.
Гамлет. Мне кажется, что оно похоже на ласку.
Полоний. У него спина, как у ласки.
Гамлет. Или как у кита?
Полоний. Очень похоже на кита.
Гамлет. Ну, в таком случае я сейчас пойду к моей матери. (В сторону
{194}.) Они дурачат меня до предела моих сил. (Вслух.) Я приду сейчас.
Полоний. Я так и скажу. (Уходит.)
Гамлет. Легко сказать "сейчас". Оставьте меня, друзья.
Уходят все, кроме Гамлета.
Теперь настало колдовское время ночи, когда кладбища разверзают пасти и
когда сам ад дышит заразой на этот мир. Теперь я мог бы пить горячую кровь и
совершить такие горькие дела, на которые с трепетом взглянул бы день.
Спокойнее! Иду к матери. О сердце, не изменяй своей природе. Пусть никогда
душа Нерона {195} не вселится в эту непоколебимую грудь!.. Пусть буду я
жесток, но не поступлю против природы. В моих словах, обращенных к ней,
будут кинжалы, но я не употреблю кинжала. Пусть в этом мой язык и моя душа
лицемерят друг перед другом: как бы я ни порицал ее на словах, - не
скрепляй, моя душа, этих слов своим согласием! (Уходит.)
Входят король, Розенкранц и Гильденстерн.
Король. Я не люблю его, и для нас не безопасно давать волю его безумию.
Поэтому снаряжайтесь в путь. Я тотчас же велю приготовить ваши полномочия, и
он отправится в Англию вместе с вами. Интересы государства не позволяют,
чтобы ежечасно его безумные поступки грозили нам близкой опасностью.
Гильденстерн. Мы снарядимся в путь. Священным и благочестным является
страх за многих и многих людей, жизнь и пропитание которых зависят от вашего
величества.
Розенкранц. Отдельная, частная жизнь обязана всей силой и оружием ума
беречь себя от невзгод; тем более тот дух, от благополучия которого зависят
и на благополучии которого зиждутся жизни многих. Кончина короля не
происходит одиноко, но, как водоворот, увлекает все, что находится вокруг.
Это огромное колесо, установленное на вершине высочайшей горы, к гигантским
спицам которого подогнан и прикреплен десяток тысяч более мелких вещей. И
когда это колесо падает, все то мелкое, что связано с ним и ему подчинено,
следует за ним в его шумном крушении. Король никогда не вздыхал один, но
вздох его всегда вызывал всеобщий стон.
Король. Готовьтесь, прошу вас, к этому срочному путешествию. Мы закуем
в оковы этот страх, который сейчас пользуется излишней свободой.
Розенкранц. |
} Мы поспешим.
Гильденстерн. |
Уходят Розенкранц и Гильденстерн. Входит Полоний.
Полоний. Милорд, он собирается идти в комнату своей матери. Я спрячусь
за аррасским ковром, чтобы услыхать все, что произойдет. Ручаюсь, что она
образумит его своими укорами. Как вы сказали, - и это было мудро сказано, -
нужно, чтобы кто-нибудь, помимо матери, - поскольку природа создает матерей
пристрастными, - подслушал этот разговор из какого-нибудь удобного места.
Прощайте, мой повелитель. Я зайду к вам прежде, чем вы ляжете спать, и
расскажу вам то, что узнаю.
Король. Благодарю вас, дорогой милорд.
Полоний уходит.
О, преступление мое гнусно, оно смердит к небу. На нем лежит первоначальное,
древнейшее проклятие - убийство брата. Я не могу молиться, хотя и стремлюсь
к этому всей остротой воли. Стальное намерение оказывается побежденным более
сильным преступлением, и, как человек, обязанный исполнить двойное дело, я
стою в нерешительности, не зная, с чего начать, и не приступаю к делу. Если
бы эта проклятая рука была еще гуще покрыта кровью брата, разве не нашлось
бы достаточно дождя в благостных небесах, чтобы омыть ее и сделать белой,
как снег? К чему милосердие божие, как не для того, чтобы не отворачиваться
от преступлений? И что в молитве, как не двойная сила, спасающая нас от
падения или прощающая нас, если мы уже пали? Я подыму взоры ввысь. Мой грех
- в прошлом. Но - увы! - какая молитва может мне помочь? "Прости мне подлое
убийство?" Это невозможно, потому что я все еще владею всем тем, во имя чего
совершил убийство: моей короной, моим собственным честолюбием и моей
королевой. Может ли быть прощен тот, кто сохраняет плоды преступления? В
загрязненных потоках этого мира позлащенная рука преступления может
отстранить правосудие, и мы часто видим, как неправедная добыча подкупает
закон. Но не так в небесах. Там нет обмана, там поступок предстает в
истинной своей природе, и там мы должны до конца сознаться в своих грехах.
Что же мне делать? Что остается? Испытать, что может сделать раскаяние? Чего
оно не может? Однако что же может оно сделать, когда не можешь раскаяться? О
несчастное состояние! О сердце, черное, как смерть! О душа, как пойманная
клеем птица, которая, чем больше силится освободиться, тем больше вязнет.
Помогите, ангелы! Попробуем! Согнитесь, упрямые колени, а ты, сердце со
стальными жилами, стань мягким, как мышцы новорожденного младенца! Быть
может, все еще будет хорошо! (Становится на колени {196}.)
Входит Гамлет.
Гамлет. Сейчас я мог бы легко сделать это, - сейчас, когда он молится.
И сейчас я это сделаю. И он отправится на небеса, и так я буду отомщен? Это
следует тщательно обдумать. Злодей убивает моего отца. И в ответ на это я,
его единственный сын, посылаю этого самого злодея на небо. Ведь это награда,
а не месть! Мой отец был убит в нечестивом состоянии, с желудком, полным
пищи, со всеми своими грехами, расцветшими пышно и сочно, как месяц май, и
кто, кроме неба, знает, как он сейчас отчитывается за свои грехи! Если
судить по условиям нашей жизни и по нашему рассуждению, ему должно быть
сейчас тяжело. И разве я буду отомщен, если убью этого, когда он очищает
свою душу и подготовлен для перехода в другой мир? Нет. В ножны, мой меч,
изведай более страшный удар: когда он спит пьяный, или когда предается
гневу, или когда погружен в кровосмесительное наслаждение в своей постели;
когда он играет на деньги, ругается или занимается другим каким-нибудь
делом, в котором нет и намека на спасение души; тогда сшиби его, чтобы он
забрыкал пятками в небо и чтобы душа его стала такой же проклятой и черной,
как ад, куда она отправится. Моя мать ждет меня. Это лекарство лишь
продлевает дни твоей болезни. (Уходит.)
Входят королева и Полоний.
Полоний. Он сейчас придет. Смотрите же, внушите ему хорошенько. Скажите
ему, что его проказы чересчур необузданы и невозможно их дольше терпеть и
что ваша милость заступалась за него и защищала его от гнева короля. Я
притаюсь вот здесь. Прошу вас, говорите с ним прямо.
Гамлет (за сценой). Матушка, матушка, матушка!
Королева. Положитесь на меня, не беспокойтесь. Скройтесь, я слышу его
шаги.
Полоний прячется за ковер. Входит Гамлет.
Гамлет. Ну, матушка, что случилось?
Королева. Гамлет, ты оскорбил твоего отца.
Гамлет. Матушка, вы оскорбили моего отца.
Королева. Ну, довольно, вы отвечаете праздным языком.
Гамлет. Ну, довольно, вы спрашиваете злым языком.
Королева. Что это значит, Гамлет?
Гамлет. Что еще скажете?
Королева. Вы забыли, кто я?
Гамлет. Нет, клянусь распятием, не забыл. Вы - королева, жена брата
вашего мужа, а также - хотел бы я, чтобы этого не было! - вы - моя мать.
Королева. Нет, если так, я пошлю к вам тех, кто умеет говорить.
Гамлет. Ну-ну, садитесь. Вы не тронетесь с места. Вы не уйдете, пока я
не поставлю перед вами зеркало, в котором вы увидите самую сокровенную часть
вашей души.
Королева. Что ты хочешь сделать? Ты не убьешь меня? На помощь, на
помощь, хо!
Полоний (за ковром). Эй, хо! На помощь, на помощь, на помощь!
Гамлет (обнажая меч). Что такое? Крыса? (Пронзает мечом аррасский
ковер.) Мертва, ставлю дукат, что мертва!
Полоний (за ковром). О, я убит!
Королева. О, горе, что ты сделал!
Гамлет. Нет, я сам не знаю. Это король?
Королева. О, какой опрометчивый и кровавый поступок!
Гамлет. Кровавый поступок? Почти столь же дурной, добрая матушка, как
убить короля и выйти замуж за его брата.
Королева. Убить короля?
Гамлет. Да, госпожа, я так сказал. (Приподымает ковер и видит Полония.)
Ты, несчастный, безрассудный, сующийся в чужие дела глупец, прощай! Я принял
тебя за более важное лицо. Прими свою судьбу. Ты видишь: опасно вмешиваться
в чужие дела. Перестаньте ломать руки, успокойтесь, садитесь и дайте мне
выжать все из вашего сердца. Ибо так поступлю я, если ваше сердце сделано из
проницаемого вещества; если оно не затвердело, как медь, от проклятой
привычки и не стало недоступным для чувств.
Королева. Что совершила я такого, что ты смеешь обвинять меня, громко и
грубо болтая языком?
Гамлет. Такой поступок, который грязнит изящество и румянец скромности;
дает добродетели имя лицемерия; снимает розу с прекрасного чела невинной
любви и сажает на нем язву {197}; делает брачные обеты столь же лживыми, как
клятвы игроков в кости. О, такой поступок, благодаря которому брачный союз
лишается души и который превращает сладчайшую веру в бога в набор слов. Лицо
небес пылает от стыда. Да, эта прочная и состоящая из разных составов масса
{198} с лицом печальным {199}, как в день Страшного суда, больна при одной
мысли об этом поступке.
Королева. О, горе мне, какой же поступок, который так громко ревет и
гремит при первом же о нем упоминании?
Гамлет. Взгляните сюда, на этот портрет и на этот, на изображение двух
братьев. Посмотрите, каким изяществом отмечено это чело. Кудри Аполлона,
чело самого Юпитера, взор Марса, созданный, чтобы угрожать и приказывать.
Осанка, подобная вестнику Меркурию, только что опустившемуся на вершину
горы, целующей небо. Кажется, что на это сочетание качеств и на этот облик
каждый из богов поставил свою печать, чтобы удостоверить, что это
действительно был человек. Он был вашим мужем. Ну, а теперь посмотрите, что
за этим последовало. Вот ваш муж, подобный пораженному спорыньей колосу,
погубившему своего здорового брата. Где у вас глаза? Как могли вы перестать
питаться на этой прекрасной горе, чтобы жиреть на этом болоте? Ха! Где у вас
глаза? Вы не можете назвать это любовью, потому что в вашем возрасте огонь в
крови смирился, стал покорным и подчиняется суждению. А какое суждение может
предпочесть вот этого этому? У вас ведь есть чувства, иначе вы не могли бы
двигаться. Но эти чувства парализованы. Ибо не может до такой степени
заблуждаться безумие и чувство подпадать под власть неистовства, чтобы не
сохранять хотя бы некоторую долю способности делать выбор и не видеть здесь
различия. Какой это дьявол так обманул вас, играя в жмурки? Глаза без
ощущения, ощущение без зрения, уши без рук и глаз, обоняние без всех других
чувств или даже болезненная часть одного из чувств не могли бы так
заблуждаться! О стыд, где твой румянец? Мятежный ад, если ты так бунтуешь в
костях матроны, пусть тогда для пылкой юности добродетель будет воском и
растает в собственном огне. Не называйте же постыдным, когда бушует
неукротимый пыл, раз столь же бурно пылает и мороз и зрелый разум становится
сводником похотливого желания {200}.
Королева. О Гамлет, замолчи! Ты повернул мне глаза внутрь души, и я
вижу там такие черные, плотно въевшиеся пятна, которые не меняют своего
цвета.
Гамлет. Нет, слушайте: жить в зловонном поту засаленной постели,
загрязненной развратом, милуясь и ласкаясь к отвратительному хлеву...
Королева. О, не говори больше! Эти слова, как кинжалы, вонзаются мне в
уши. Больше не говори, милый Гамлет!
Гамлет. Убийца и подлец! Раб, который не стоит и двухсотой части вашего
первого мужа. Воплощение шутовства и порока среди королей {201}. Вор,
похитивший государственную власть, укравший с полки драгоценную корону и
спрятавший ее в карман!
Королева. Довольно!
Гамлет. Король в шутовской одежде из лоскутьев и заплат.
Входит Призрак {202}.
Спасите меня, витайте надо мной, осеняя меня крыльями, небесные хранители!
Чего хочет от меня ваш благостный образ?
Королева. Увы, он безумен!
Гамлет. Или вы пришли, чтобы упрекать вашего медлительного сына,
который пропускает время, позволяет страсти остыть и не исполняет вашего
строгого приказания? О, говорите!
Призрак. Не забывай: мое посещение должно заострить твое притупившееся
намерение. Но взгляни, твоя мать охвачена изумлением. О, встань между ней и
ее борющейся душой. Воображение особенно сильно у тех, кто слаб телом.
Заговори с ней, Гамлет!
Гамлет. Что с вами, госпожа?
Королева. Увы, что с вами? Вы устремили взор в пустоту и ведете беседу
с бесплотным воздухом. Из ваших глаз дико взирает ваша душа. И подобно
спавшим солдатам, разбуженным тревогой, ваши лежавшие волосы, как будто в
них есть жизнь, поднялись и стали дыбом. О милый сын, пролей прохладную
сдержанность на жаркий пламень твоего безумия. На что вы смотрите?
Гамлет. На него, на него! Посмотрите, как он бледен. Его печальный
образ и сама причина его печали, если бы они обратились с проповедью к
камням, пробудили бы в них чувство. Не глядите на меня, чтобы этим
вызывающим жалость взглядом не смягчить моего сурового намерения. Ведь тогда
поблекнет то, что я должен сделать, и я, быть может, пролью слезы вместо
крови.
Королева. Кому вы это говорите?
Гамлет. Разве вы там ничего не видите?
Королева. Ничего. Хотя я вижу все, что есть.
Гамлет. И вы ничего не слыхали?
Королева. Ничего, кроме наших собственных слов.
Гамлет. Ах, посмотрите туда! Посмотрите, как оно крадется прочь! Отец
мой, в той же одежде, как и при жизни. Посмотрите, вот он уходит, вот
сейчас, уходит в дверь!
Призрак уходит.
Королева. Это создание вашего мозга: исступление чувств искусно в
создании бесплотных образов.
Гамлет. Исступление чувств! Мой пульс, как и ваш, умеренно соблюдает
ритм и создает здоровую музыку. Я говорил не в безумии. Испытайте меня, и вы
убедитесь, что я все могу пересказать, тогда как сумасшедший человек
перепрыгивает с предмета на предмет. Матушка, ради бога, не прикладывайте к
душе снадобья самообмана, будто во мне говорит не совершенный вами грех, а
безумие. Это только покроет язву тонкой кожей, а гнусная порча, подрывая все
внутри, будет незримо распространять заразу. Исповедуйтесь перед небом.
Покайтесь в прошлом, остерегайтесь будущего. Не удобряйте плевелов, чтобы
они не росли еще гуще. Простите мне мою добродетель. Ибо в наши жирные,
отъевшиеся времена добродетели приходится пробить поощрения у порока, - да,
ей приходится склоняться перед ним и выпрашивать его позволения, когда она
хочет принести ему пользу.
Королева. О Гамлет, ты расколол мое сердце пополам!
Гамлет. О, отбросьте его худшую часть и живите более чистой жизнью с
другой его половиной. Доброй ночи. Но не ложитесь в постель моего дяди.
Примите вид добродетели, если в вас нет ее. Чудовище-привычка, которое
пожирает всякое чувство, этот дьявол, руководящий нашим поведением, является
и ангелом, так как привычка также делает честные и хорошие поступки столь же
для нас легкими, как удобная одежда. Воздержитесь сегодня ночью, и это
сделает для вас более легким воздержание в следующий раз. А дальше будет еще
легче. Ибо привычка в состоянии изменить печать природы и либо приютить
дьявола {203}, либо выбросить его с удивительной силой. Еще раз: доброй
ночи. И когда вам захочется, чтобы вас благословили, я попрошу благословения
у вас. Что же касается этого вельможи (указывает на Полония), я раскаиваюсь.
Но так захотело небо - наказать меня через него, а его через меня и сделать
меня бичом и слугой своим. Я уберу его и сумею ответить за его смерть. Итак,
еще раз - доброй ночи. Я должен быть жестоким только для того, чтобы быть
добрым. Так начинается злое, но худшее еще впереди. Еще одно слово, добрая
госпожа.
Королева. Что должна я делать?
Гамлет. Только не то, что я сейчас попрошу вас делать; пусть пухлый
король соблазнит вас опять лечь с ним в постель; пусть он похотливо ущипнет
вашу щеку, назовет вас своей мышкой; пусть он в награду за грязные поцелуи
или за то, что щупает вашу шею своими проклятыми пальцами, заставит вас
открыть ему, что на деле я не безумен, а только притворяюсь безумным. Было
бы хорошо, если бы вы ему об этом сообщили. Ведь разве будет королева,
прекрасная, скромная, мудрая, скрывать столь важную тайну от жабы, летучей
мыши, кота? Зачем скрывать? Нет, наперекор рассудку и соблюдению тайны,
раскройте корзину на крыше дома, выпустите птиц и, подобно знаменитой
обезьяне {204}, заползите ради опыта в корзину и сломайте себе шею.
Королева. Будь уверен: если слова создаются дыханием, а дыханье -
жизнью, во мне нет жизни, чтобы рассказать то, что ты сказал мне.
Гамлет. Я должен ехать в Англию. Вы об этом знаете?
Королева. Увы! Я совсем позабыла. Так решено.
Гамлет. Письма скреплены печатью. И два моих школьных товарища {205},
которым я доверяю, как зубастым гадюкам, везут приказ. Они расчищают мне
дорогу в западню и заманивают меня в нее. Пусть делают свое дело. Весело
заставить сапера взорваться на собственной мине. И как бы ни было трудно, я
проведу подкоп на один ярд глубже них и взорву их так, что они взлетах к
луне. О, какое наслаждение, когда два хитрых замысла встречаются прямо лицом
к лицу. (Указывает на Полония.) Этот человек ускорит мои сборы в Англию. Я
сложу эти потроха в соседней комнате. Матушка, доброй ночи. Этот
враги его становятся его друзьями. И поскольку любовь зависит от судьбы,
постольку у человека, который не нуждается, никогда не будет недостатка в
друзьях. А тот, кто в нужде захочет испытать ложного друга, тотчас же
обнаружит в нем врага. Но чтобы кончить тем, с чего я начал: наши желания и
судьбы настолько не соответствуют друг другу, что наши намерения постоянно
рушатся. Наши мысли принадлежат нам, но выполнение их нам не принадлежит.
Так и ты думаешь сейчас, что не выйдешь замуж вторично, но эти мысли умрут
вместе с твоим первым мужем.
Королева на сцене. Да не даст мне земля пищи, небо - света. Да будут
запретны мне веселье и отдых днем и ночью! Да превратятся для меня вера и
надежда в отчаяние! Да будет у меня не больше радостей, чем у затворника в
темнице! Пусть любое мое стремление к счастью будет разрушено всеми теми
препятствиями, от которых бледнеет лицо радости! И пусть навсегда преследует
меня неудача, если, овдовев однажды, я вновь сделаюсь женой!
Гамлет. Что, если она нарушит клятву?
Король на сцене. Это страшная клятва. Любимая, оставь меня на время;
чувства мои становятся смутными, я охотно укоротил бы свой длинный день.
Королева на сцене. Да убаюкает сон твой мозг (король засыпает) и да не
разлучит нас несчастье! (Уходит.)
Гамлет. Госпожа, как вам нравится эта пьеса?
Королева. Мне кажется, что эта леди слишком много обещает.
Гамлет. О, но она сдержит слово!
Король. Вы знаете содержание пьесы? В ней нет ничего оскорбительного?
Гамлет. Нет, нет, они ведь только шутят, отравляют в шутку. Тут нет и
тени чего-нибудь оскорбительного {183}.
Король. Как называется пьеса?
Гамлет. Мышеловка. Черт возьми, в каком смысле? В иносказательном. Эта
пьеса изображает убийство. которое произошло в Вене {184}. Имя государя -
Гонзаго, а жены его - Баптиста. Вы сейчас увидите. Это коварное
произведение. Но что из этого? Ваше величество, как и мы, чисты душою, и нас
это не касается. Пусть вздрагивает от боли кляча, если у нее спина в
ссадинах, наш загривок цел {185}.
Входит Луциан.
Это некий Луциан, племянник короля.
Офелия. Вы прекрасно заменяете хор, милорд.
Гамлет. Я бы мог служить посредником между вами и вашим любовником,
если бы мог быть зрителем этой кукольной комедии.
Офелия. Вы остры, милорд, вы остры.
Гамлет. Вам пришлось бы постонать, чтобы притупить мое острие.
Офелия. Час от часу не легче {186}.
Гамлет. Так и вашим мужьям час от часу не легче. Начинай, убийца! Черт
возьми, перестань корчить проклятые рожи и начинай! Ну - "Каркающий ворон
взывает к мести" {187}.
Луциан. Мысли черны, крепки руки, надежен яд, благоприятно время. Оно
является моим сообщником, так как сейчас нет никого вокруг. Смесь гнусная,
составленная из трав, собранных в полночь, трижды проклятая Гекатой, трижды
отравленная, немедленно прояви свою натуральную магию и ужасные свойства,
чтобы похитить здоровую жизнь! (Вливает яд в ухо спящего.)
Гамлет. Он отравляет его в саду, чтобы завладеть его саном. Его имя -
Гонзаго. Эта повесть сохранилась и написана на весьма изысканном итальянском
языке. Сейчас вы увидите, как убийца добивается любви жены Гонзаго.
Офелия. Король встает.
Гамлет. Что, испугался искусственного огня?
Королева. Как вы себя чувствуете, милорд?
Полоний. Прекратите представление!
Король. Посветите мне. Идем!
Все. Огней, огней, огней! {188}
Уходят все, кроме Гамлета и Горацио.
Гамлет. "Пусть плачет раненый олень, невредимый играет; одним суждено
бодрствовать, другим - спать: на этом движется мир". Разве эта декламация,
сэр, и лес перьев на голове - если судьба станет ко мне враждебна, как
турок, - да две провансальские розы {189} на башмаках с вырезами не
обеспечат мне цельного пая {190} в актерской своре, сэр?
Горацио. Половину пая.
Гамлет. Нет, цельный пай. "Ибо ты должен знать, дорогой Дамон, что это
королевство лишилось самого Юпитера, и теперь здесь царствует настоящий,
настоящий... павлин" {191}.
Горацио. Вы могли бы и срифмовать.
Гамлет. О добрый Горацио, я готов биться об заклад на тысячу фунтов,
что призрак говорил правду. Ты заметил?
Горацио. Прекрасно заметил, милорд.
Гамлет. Когда заговорил об отравлении?
Горацио. Я очень внимательно следил за ним.
Гамлет. Ха-ха! Эй, музыка! Эй, флейтисты! "Ибо если королю не нравится
комедия, ну, значит, повидимому, она ему, черт возьми, не нравится". Эй,
музыка!
Входят Розенкранц и Гильденстерн.
Гильденстерн. Добрейший принц, удостойте выслушать одно слово.
Гамлет. Сэр, целую повесть.
Гильденстерн. Король, сэр...
Гамлет. Да, сэр, что с ним такое?
Гильденстерн. Он удалился к себе в очень тяжелом состоянии.
Гамлет. От вина, сэр?
Гильденстерн. Нет, милорд, скорее от желчи.
Гамлет. С вашей стороны было бы более мудро сообщить об этом врачу.
Ибо, если я примусь прочищать его, это, возможно, вызовет у него еще худшее
разлитие желчи.
Гильденстерн. Добрый милорд, введите свою речь в какие-нибудь рамки и
не отклоняйтесь так дико от моего дела.
Гамлет. Смиряюсь, сэр. Повествуйте.
Гильденстерн. Королева, ваша мать, в крайнем душевном огорчении послала
меня к вам.
Гамлет. Милости просим.
Гильденстерн. Нет, добрый милорд, эта любезность здесь не к месту. Если
вам угодно дать мне здравый ответ, я выполню приказ вашей матери. Если же
нет, то ваше разрешение мне удалиться и мой уход будут концом моего дела.
Гамлет. Сэр, я не могу.
Гильденстерн. Чего, милорд?
Гамлет. Дать вам здравый ответ. Мой ум болен. Но, сэр, тот ответ,
который я в состоянии вам дать, будет к вашим услугам. Или, как вы говорите,
к услугам моей матери. Поэтому довольно, пора к делу. Моя мать, говорите
вы...
Розенкранц. Вот что она говорит: поведение ваше повергло ее в
недоумение и изумление.
Гамлет. О, удивительный сын, который может так изумлять свою мать! Но
разве за этим материнским изумлением не следует по пятам еще чего-нибудь?
Сообщите.
Розенкранц. Она желает переговорить с вами у себя в комнате, прежде чем
вы ляжете спать.
Гамлет. Мы повинуемся, будь она хоть десять раз нашей матерью. У вас
еще есть к нам дело?
Розенкранц. Милорд, вы некогда любили меня.
Гамлет. И все еще люблю. (Показывая на свои руки {192}.) Клянусь этими
ворами и грабителями.
Розенкранц. Добрый милорд, в чем причина вашего расстройства? Вы сами
лишаете себя свободы, не делясь своей печалью с другом.
Гамлет. Сэр, я не продвигаюсь вперед.
Розенкранц. Как это возможно, когда сам король провозгласил вас
наследником датского престола!
Гамлет. Да, сэр, но "пока растет трава... {193}" Пословица эта немного
заплесневела.
Входят актеры с флейтами.
А, флейты! Дайте мне одну. Два слова с вами наедине. Что это вы заходите мне
в тыл по ветру, как будто хотите загнать меня в западню?
Гильденстерн. О милорд, если я слишком смел в исполнении моего долга,
то это потому, что любовь моя безыскусственна.
Гамлет. Я что-то этого не понимаю. Не сыграете ли вы на этой флейте?
Гильденстерн. Милорд, я не умею.
Гамлет. Прошу вас.
Гильденстерн. Поверьте мне, я не умею.
Гамлет. Умоляю вас.
Гильденстерн. Я к ней и прикоснуться не умею, милорд.
Гамлет. Это так же просто, как лгать. Перебирайте эти отверстия вашими
пальцами, дуйте в нее, и она заговорит красноречивой музыкой. Посмотрите,
вот это - клапаны.
Гильденстерн. Но я не знаю, как управлять ими, чтобы добиться гармонии.
Я не обладаю этим умением.
Гамлет. Ну, подумайте только, какой недостойной вещью считаете вы меня!
Вам хочется играть на мне: вам кажется, что вы знаете мою слабую сторону;
вам хочется вырвать сердце моей тайны; вам хочется исследовать все мои ноты
от самой нижней до верхней. В этом маленьком инструменте много музыки и у
него прекрасный голос. Однако вы не способны заставить его заговорить. Черт
возьми, неужели вы думаете, что на мне легче играть, чем на флейте?
Называйте меня каким угодно инструментом; вы можете расстроить меня, но вы
не можете играть на мне!
Входит Полоний.
Да благословит вас бог, сэр!
Полоний. Милорд, королева желает говорить с вами немедленно.
Гамлет. Видите то облако, похожее на верблюда?
Полоний. Клянусь мессой, в самом деле похоже на верблюда.
Гамлет. Мне кажется, что оно похоже на ласку.
Полоний. У него спина, как у ласки.
Гамлет. Или как у кита?
Полоний. Очень похоже на кита.
Гамлет. Ну, в таком случае я сейчас пойду к моей матери. (В сторону
{194}.) Они дурачат меня до предела моих сил. (Вслух.) Я приду сейчас.
Полоний. Я так и скажу. (Уходит.)
Гамлет. Легко сказать "сейчас". Оставьте меня, друзья.
Уходят все, кроме Гамлета.
Теперь настало колдовское время ночи, когда кладбища разверзают пасти и
когда сам ад дышит заразой на этот мир. Теперь я мог бы пить горячую кровь и
совершить такие горькие дела, на которые с трепетом взглянул бы день.
Спокойнее! Иду к матери. О сердце, не изменяй своей природе. Пусть никогда
душа Нерона {195} не вселится в эту непоколебимую грудь!.. Пусть буду я
жесток, но не поступлю против природы. В моих словах, обращенных к ней,
будут кинжалы, но я не употреблю кинжала. Пусть в этом мой язык и моя душа
лицемерят друг перед другом: как бы я ни порицал ее на словах, - не
скрепляй, моя душа, этих слов своим согласием! (Уходит.)
Входят король, Розенкранц и Гильденстерн.
Король. Я не люблю его, и для нас не безопасно давать волю его безумию.
Поэтому снаряжайтесь в путь. Я тотчас же велю приготовить ваши полномочия, и
он отправится в Англию вместе с вами. Интересы государства не позволяют,
чтобы ежечасно его безумные поступки грозили нам близкой опасностью.
Гильденстерн. Мы снарядимся в путь. Священным и благочестным является
страх за многих и многих людей, жизнь и пропитание которых зависят от вашего
величества.
Розенкранц. Отдельная, частная жизнь обязана всей силой и оружием ума
беречь себя от невзгод; тем более тот дух, от благополучия которого зависят
и на благополучии которого зиждутся жизни многих. Кончина короля не
происходит одиноко, но, как водоворот, увлекает все, что находится вокруг.
Это огромное колесо, установленное на вершине высочайшей горы, к гигантским
спицам которого подогнан и прикреплен десяток тысяч более мелких вещей. И
когда это колесо падает, все то мелкое, что связано с ним и ему подчинено,
следует за ним в его шумном крушении. Король никогда не вздыхал один, но
вздох его всегда вызывал всеобщий стон.
Король. Готовьтесь, прошу вас, к этому срочному путешествию. Мы закуем
в оковы этот страх, который сейчас пользуется излишней свободой.
Розенкранц. |
} Мы поспешим.
Гильденстерн. |
Уходят Розенкранц и Гильденстерн. Входит Полоний.
Полоний. Милорд, он собирается идти в комнату своей матери. Я спрячусь
за аррасским ковром, чтобы услыхать все, что произойдет. Ручаюсь, что она
образумит его своими укорами. Как вы сказали, - и это было мудро сказано, -
нужно, чтобы кто-нибудь, помимо матери, - поскольку природа создает матерей
пристрастными, - подслушал этот разговор из какого-нибудь удобного места.
Прощайте, мой повелитель. Я зайду к вам прежде, чем вы ляжете спать, и
расскажу вам то, что узнаю.
Король. Благодарю вас, дорогой милорд.
Полоний уходит.
О, преступление мое гнусно, оно смердит к небу. На нем лежит первоначальное,
древнейшее проклятие - убийство брата. Я не могу молиться, хотя и стремлюсь
к этому всей остротой воли. Стальное намерение оказывается побежденным более
сильным преступлением, и, как человек, обязанный исполнить двойное дело, я
стою в нерешительности, не зная, с чего начать, и не приступаю к делу. Если
бы эта проклятая рука была еще гуще покрыта кровью брата, разве не нашлось
бы достаточно дождя в благостных небесах, чтобы омыть ее и сделать белой,
как снег? К чему милосердие божие, как не для того, чтобы не отворачиваться
от преступлений? И что в молитве, как не двойная сила, спасающая нас от
падения или прощающая нас, если мы уже пали? Я подыму взоры ввысь. Мой грех
- в прошлом. Но - увы! - какая молитва может мне помочь? "Прости мне подлое
убийство?" Это невозможно, потому что я все еще владею всем тем, во имя чего
совершил убийство: моей короной, моим собственным честолюбием и моей
королевой. Может ли быть прощен тот, кто сохраняет плоды преступления? В
загрязненных потоках этого мира позлащенная рука преступления может
отстранить правосудие, и мы часто видим, как неправедная добыча подкупает
закон. Но не так в небесах. Там нет обмана, там поступок предстает в
истинной своей природе, и там мы должны до конца сознаться в своих грехах.
Что же мне делать? Что остается? Испытать, что может сделать раскаяние? Чего
оно не может? Однако что же может оно сделать, когда не можешь раскаяться? О
несчастное состояние! О сердце, черное, как смерть! О душа, как пойманная
клеем птица, которая, чем больше силится освободиться, тем больше вязнет.
Помогите, ангелы! Попробуем! Согнитесь, упрямые колени, а ты, сердце со
стальными жилами, стань мягким, как мышцы новорожденного младенца! Быть
может, все еще будет хорошо! (Становится на колени {196}.)
Входит Гамлет.
Гамлет. Сейчас я мог бы легко сделать это, - сейчас, когда он молится.
И сейчас я это сделаю. И он отправится на небеса, и так я буду отомщен? Это
следует тщательно обдумать. Злодей убивает моего отца. И в ответ на это я,
его единственный сын, посылаю этого самого злодея на небо. Ведь это награда,
а не месть! Мой отец был убит в нечестивом состоянии, с желудком, полным
пищи, со всеми своими грехами, расцветшими пышно и сочно, как месяц май, и
кто, кроме неба, знает, как он сейчас отчитывается за свои грехи! Если
судить по условиям нашей жизни и по нашему рассуждению, ему должно быть
сейчас тяжело. И разве я буду отомщен, если убью этого, когда он очищает
свою душу и подготовлен для перехода в другой мир? Нет. В ножны, мой меч,
изведай более страшный удар: когда он спит пьяный, или когда предается
гневу, или когда погружен в кровосмесительное наслаждение в своей постели;
когда он играет на деньги, ругается или занимается другим каким-нибудь
делом, в котором нет и намека на спасение души; тогда сшиби его, чтобы он
забрыкал пятками в небо и чтобы душа его стала такой же проклятой и черной,
как ад, куда она отправится. Моя мать ждет меня. Это лекарство лишь
продлевает дни твоей болезни. (Уходит.)
Входят королева и Полоний.
Полоний. Он сейчас придет. Смотрите же, внушите ему хорошенько. Скажите
ему, что его проказы чересчур необузданы и невозможно их дольше терпеть и
что ваша милость заступалась за него и защищала его от гнева короля. Я
притаюсь вот здесь. Прошу вас, говорите с ним прямо.
Гамлет (за сценой). Матушка, матушка, матушка!
Королева. Положитесь на меня, не беспокойтесь. Скройтесь, я слышу его
шаги.
Полоний прячется за ковер. Входит Гамлет.
Гамлет. Ну, матушка, что случилось?
Королева. Гамлет, ты оскорбил твоего отца.
Гамлет. Матушка, вы оскорбили моего отца.
Королева. Ну, довольно, вы отвечаете праздным языком.
Гамлет. Ну, довольно, вы спрашиваете злым языком.
Королева. Что это значит, Гамлет?
Гамлет. Что еще скажете?
Королева. Вы забыли, кто я?
Гамлет. Нет, клянусь распятием, не забыл. Вы - королева, жена брата
вашего мужа, а также - хотел бы я, чтобы этого не было! - вы - моя мать.
Королева. Нет, если так, я пошлю к вам тех, кто умеет говорить.
Гамлет. Ну-ну, садитесь. Вы не тронетесь с места. Вы не уйдете, пока я
не поставлю перед вами зеркало, в котором вы увидите самую сокровенную часть
вашей души.
Королева. Что ты хочешь сделать? Ты не убьешь меня? На помощь, на
помощь, хо!
Полоний (за ковром). Эй, хо! На помощь, на помощь, на помощь!
Гамлет (обнажая меч). Что такое? Крыса? (Пронзает мечом аррасский
ковер.) Мертва, ставлю дукат, что мертва!
Полоний (за ковром). О, я убит!
Королева. О, горе, что ты сделал!
Гамлет. Нет, я сам не знаю. Это король?
Королева. О, какой опрометчивый и кровавый поступок!
Гамлет. Кровавый поступок? Почти столь же дурной, добрая матушка, как
убить короля и выйти замуж за его брата.
Королева. Убить короля?
Гамлет. Да, госпожа, я так сказал. (Приподымает ковер и видит Полония.)
Ты, несчастный, безрассудный, сующийся в чужие дела глупец, прощай! Я принял
тебя за более важное лицо. Прими свою судьбу. Ты видишь: опасно вмешиваться
в чужие дела. Перестаньте ломать руки, успокойтесь, садитесь и дайте мне
выжать все из вашего сердца. Ибо так поступлю я, если ваше сердце сделано из
проницаемого вещества; если оно не затвердело, как медь, от проклятой
привычки и не стало недоступным для чувств.
Королева. Что совершила я такого, что ты смеешь обвинять меня, громко и
грубо болтая языком?
Гамлет. Такой поступок, который грязнит изящество и румянец скромности;
дает добродетели имя лицемерия; снимает розу с прекрасного чела невинной
любви и сажает на нем язву {197}; делает брачные обеты столь же лживыми, как
клятвы игроков в кости. О, такой поступок, благодаря которому брачный союз
лишается души и который превращает сладчайшую веру в бога в набор слов. Лицо
небес пылает от стыда. Да, эта прочная и состоящая из разных составов масса
{198} с лицом печальным {199}, как в день Страшного суда, больна при одной
мысли об этом поступке.
Королева. О, горе мне, какой же поступок, который так громко ревет и
гремит при первом же о нем упоминании?
Гамлет. Взгляните сюда, на этот портрет и на этот, на изображение двух
братьев. Посмотрите, каким изяществом отмечено это чело. Кудри Аполлона,
чело самого Юпитера, взор Марса, созданный, чтобы угрожать и приказывать.
Осанка, подобная вестнику Меркурию, только что опустившемуся на вершину
горы, целующей небо. Кажется, что на это сочетание качеств и на этот облик
каждый из богов поставил свою печать, чтобы удостоверить, что это
действительно был человек. Он был вашим мужем. Ну, а теперь посмотрите, что
за этим последовало. Вот ваш муж, подобный пораженному спорыньей колосу,
погубившему своего здорового брата. Где у вас глаза? Как могли вы перестать
питаться на этой прекрасной горе, чтобы жиреть на этом болоте? Ха! Где у вас
глаза? Вы не можете назвать это любовью, потому что в вашем возрасте огонь в
крови смирился, стал покорным и подчиняется суждению. А какое суждение может
предпочесть вот этого этому? У вас ведь есть чувства, иначе вы не могли бы
двигаться. Но эти чувства парализованы. Ибо не может до такой степени
заблуждаться безумие и чувство подпадать под власть неистовства, чтобы не
сохранять хотя бы некоторую долю способности делать выбор и не видеть здесь
различия. Какой это дьявол так обманул вас, играя в жмурки? Глаза без
ощущения, ощущение без зрения, уши без рук и глаз, обоняние без всех других
чувств или даже болезненная часть одного из чувств не могли бы так
заблуждаться! О стыд, где твой румянец? Мятежный ад, если ты так бунтуешь в
костях матроны, пусть тогда для пылкой юности добродетель будет воском и
растает в собственном огне. Не называйте же постыдным, когда бушует
неукротимый пыл, раз столь же бурно пылает и мороз и зрелый разум становится
сводником похотливого желания {200}.
Королева. О Гамлет, замолчи! Ты повернул мне глаза внутрь души, и я
вижу там такие черные, плотно въевшиеся пятна, которые не меняют своего
цвета.
Гамлет. Нет, слушайте: жить в зловонном поту засаленной постели,
загрязненной развратом, милуясь и ласкаясь к отвратительному хлеву...
Королева. О, не говори больше! Эти слова, как кинжалы, вонзаются мне в
уши. Больше не говори, милый Гамлет!
Гамлет. Убийца и подлец! Раб, который не стоит и двухсотой части вашего
первого мужа. Воплощение шутовства и порока среди королей {201}. Вор,
похитивший государственную власть, укравший с полки драгоценную корону и
спрятавший ее в карман!
Королева. Довольно!
Гамлет. Король в шутовской одежде из лоскутьев и заплат.
Входит Призрак {202}.
Спасите меня, витайте надо мной, осеняя меня крыльями, небесные хранители!
Чего хочет от меня ваш благостный образ?
Королева. Увы, он безумен!
Гамлет. Или вы пришли, чтобы упрекать вашего медлительного сына,
который пропускает время, позволяет страсти остыть и не исполняет вашего
строгого приказания? О, говорите!
Призрак. Не забывай: мое посещение должно заострить твое притупившееся
намерение. Но взгляни, твоя мать охвачена изумлением. О, встань между ней и
ее борющейся душой. Воображение особенно сильно у тех, кто слаб телом.
Заговори с ней, Гамлет!
Гамлет. Что с вами, госпожа?
Королева. Увы, что с вами? Вы устремили взор в пустоту и ведете беседу
с бесплотным воздухом. Из ваших глаз дико взирает ваша душа. И подобно
спавшим солдатам, разбуженным тревогой, ваши лежавшие волосы, как будто в
них есть жизнь, поднялись и стали дыбом. О милый сын, пролей прохладную
сдержанность на жаркий пламень твоего безумия. На что вы смотрите?
Гамлет. На него, на него! Посмотрите, как он бледен. Его печальный
образ и сама причина его печали, если бы они обратились с проповедью к
камням, пробудили бы в них чувство. Не глядите на меня, чтобы этим
вызывающим жалость взглядом не смягчить моего сурового намерения. Ведь тогда
поблекнет то, что я должен сделать, и я, быть может, пролью слезы вместо
крови.
Королева. Кому вы это говорите?
Гамлет. Разве вы там ничего не видите?
Королева. Ничего. Хотя я вижу все, что есть.
Гамлет. И вы ничего не слыхали?
Королева. Ничего, кроме наших собственных слов.
Гамлет. Ах, посмотрите туда! Посмотрите, как оно крадется прочь! Отец
мой, в той же одежде, как и при жизни. Посмотрите, вот он уходит, вот
сейчас, уходит в дверь!
Призрак уходит.
Королева. Это создание вашего мозга: исступление чувств искусно в
создании бесплотных образов.
Гамлет. Исступление чувств! Мой пульс, как и ваш, умеренно соблюдает
ритм и создает здоровую музыку. Я говорил не в безумии. Испытайте меня, и вы
убедитесь, что я все могу пересказать, тогда как сумасшедший человек
перепрыгивает с предмета на предмет. Матушка, ради бога, не прикладывайте к
душе снадобья самообмана, будто во мне говорит не совершенный вами грех, а
безумие. Это только покроет язву тонкой кожей, а гнусная порча, подрывая все
внутри, будет незримо распространять заразу. Исповедуйтесь перед небом.
Покайтесь в прошлом, остерегайтесь будущего. Не удобряйте плевелов, чтобы
они не росли еще гуще. Простите мне мою добродетель. Ибо в наши жирные,
отъевшиеся времена добродетели приходится пробить поощрения у порока, - да,
ей приходится склоняться перед ним и выпрашивать его позволения, когда она
хочет принести ему пользу.
Королева. О Гамлет, ты расколол мое сердце пополам!
Гамлет. О, отбросьте его худшую часть и живите более чистой жизнью с
другой его половиной. Доброй ночи. Но не ложитесь в постель моего дяди.
Примите вид добродетели, если в вас нет ее. Чудовище-привычка, которое
пожирает всякое чувство, этот дьявол, руководящий нашим поведением, является
и ангелом, так как привычка также делает честные и хорошие поступки столь же
для нас легкими, как удобная одежда. Воздержитесь сегодня ночью, и это
сделает для вас более легким воздержание в следующий раз. А дальше будет еще
легче. Ибо привычка в состоянии изменить печать природы и либо приютить
дьявола {203}, либо выбросить его с удивительной силой. Еще раз: доброй
ночи. И когда вам захочется, чтобы вас благословили, я попрошу благословения
у вас. Что же касается этого вельможи (указывает на Полония), я раскаиваюсь.
Но так захотело небо - наказать меня через него, а его через меня и сделать
меня бичом и слугой своим. Я уберу его и сумею ответить за его смерть. Итак,
еще раз - доброй ночи. Я должен быть жестоким только для того, чтобы быть
добрым. Так начинается злое, но худшее еще впереди. Еще одно слово, добрая
госпожа.
Королева. Что должна я делать?
Гамлет. Только не то, что я сейчас попрошу вас делать; пусть пухлый
король соблазнит вас опять лечь с ним в постель; пусть он похотливо ущипнет
вашу щеку, назовет вас своей мышкой; пусть он в награду за грязные поцелуи
или за то, что щупает вашу шею своими проклятыми пальцами, заставит вас
открыть ему, что на деле я не безумен, а только притворяюсь безумным. Было
бы хорошо, если бы вы ему об этом сообщили. Ведь разве будет королева,
прекрасная, скромная, мудрая, скрывать столь важную тайну от жабы, летучей
мыши, кота? Зачем скрывать? Нет, наперекор рассудку и соблюдению тайны,
раскройте корзину на крыше дома, выпустите птиц и, подобно знаменитой
обезьяне {204}, заползите ради опыта в корзину и сломайте себе шею.
Королева. Будь уверен: если слова создаются дыханием, а дыханье -
жизнью, во мне нет жизни, чтобы рассказать то, что ты сказал мне.
Гамлет. Я должен ехать в Англию. Вы об этом знаете?
Королева. Увы! Я совсем позабыла. Так решено.
Гамлет. Письма скреплены печатью. И два моих школьных товарища {205},
которым я доверяю, как зубастым гадюкам, везут приказ. Они расчищают мне
дорогу в западню и заманивают меня в нее. Пусть делают свое дело. Весело
заставить сапера взорваться на собственной мине. И как бы ни было трудно, я
проведу подкоп на один ярд глубже них и взорву их так, что они взлетах к
луне. О, какое наслаждение, когда два хитрых замысла встречаются прямо лицом
к лицу. (Указывает на Полония.) Этот человек ускорит мои сборы в Англию. Я
сложу эти потроха в соседней комнате. Матушка, доброй ночи. Этот