Страница:
— По правде сказать, сэр, я недоумеваю, как Вы во мне моряка заподозрили, — откровенно удивился Герман.
— Элементарно — по походке, — объяснил незнакомец. — Необходимость передвигаться по качающейся палубе во время качек и штормов вырабатывает у моряков особенную походку.
— Ну а почему военный моряк?
— Здесь я был менее уверен. У Вас военная выправка, у гражданских моряков она редко встречается.
— А недавно в Лондоне?
— У Вас вся одежда лондонская, но абсолютно новая. Для жителя города это совершенно нехарактерно.
— Верно, я по приезде сразу же полностью обновил свой гардероб.
Герман хотел продолжить, однако в этот момент его внимание переключилось на проходящую мимо подавальщицу.
— Будьте любезны, — рявкнул он командирским голосом. Девушка от неожиданности чуть не выронила поднос с грязной посудой, но в последний момент сумела удержать его в руках и повернулась на голос.
— Что Вам угодно, сэр?
— Бифштекс у вас есть?
— Конечно, сэр, — в голосе подавальщицы проскользнула обида.
— Вот бифштекс с картофелем и давайте. И кружку эля.
— Бифштекс и эль, — девушка уже вполне овладела собой и, кивнув, двинулась дальше.
Герман перевел взгляд на сотрапезника, тот, доев горячее, достал изогнутую трубку-калабаш и стал не спеша набивать её табаком.
— Как это просто выглядит, когда всё объяснят, — продолжил разговор моряк, — прямо как в книжке. Недавно я читал что-то подобное.
— У Эдгара По, я полагаю, — без видимого интереса откликнулся незнакомец. — Что-нибудь вроде "Убийства на улице Морг".
— Нет, По я читал уже давно. Кстати, Вы абсолютно правы, рассказы про Дюпона. Там еще было про похищенное письмо… Но я имел в виду другую книгу, я купил её здесь, в Лондоне. И она вышла совсем недавно… Вспомнил. Роман Артура Конан Дойля и Джона Уотсона "Этюд в багровых тонах". Вы не читали, сэр?
Собеседник несколько мгновений молчал, занятый раскуриванием трубки. Потом откинулся назад, выпустил клубы ароматного дыма и произнес:
— Вот Вы о чем. Читал я эту книгу.
— Ну и как Вам она?
— Слабая книга, — англичанин снова пыхнул дымом и уточнил. — Я имею в виду не её художественные достоинства, в этом я не разбираюсь. Но дедуктивный метод показан там совершенно недостаточно и неправильно.
— Недостаточно? — изумился Герман. — Да ведь ему вся книга посвящена.
— Ничего подобного, большая часть книги — это разговоры вокруг метода, только затуманивающие его суть. Да еще и эта американская история…
— Но без неё решительно невозможно понять, что же двигало Хоупом.
— Чтобы понять это, достаточно было прочитать десяток строк телеграммы из Кливленда.
— Право, мистер, — с нескрываемой досадой произнес Лорингер, — Вы, безусловно, наблюдательный человек, возможно, Ваша книга о расследовании какого-нибудь преступления была бы гораздо интереснее, а метод — эффективнее, но дедуктивный метод всё же придумали Конан Дойль и Уотсон, и не стоит их осуждать за то, что они показали своё изобретение так, как считают нужным.
Худое лицо собеседника озарила улыбка.
— Отнюдь. Ни Конан Дойль, ни Уотсон не изобрели дедуктивного метода — оба они никогда не занимались раскрытием преступлений.
— А кто же его изобрел?
— Как и написано в повести — Шерлок Холмс.
— А почему Вы в этом так уверены?
— Главная причина моей уверенности в том, что Шерлок Холмс — это я. Одиннадцать лет назад я действительно расследовал убийства Эноха Дреббера и Джозефа Стэнджерсона.
Герман несколько мгновений довольно оторопело смотрел на собеседника, ожидая признания в розыгрыше, но тот, как ни в чем не бывало продолжать курить свой калабаш, и моряк понял, что с ним не шутят. Вспомнилось описание Холмса в книге. Ну да, высокий (насколько можно судить о росте сидящего человека), худощавый, с орлиным носом… Уже не молод, но действие повести и впрямь происходило в семьдесят седьмом году… Эх, было время… И небо было голубее, и голуби небеснее…
— Лейтенант российского флота Герман фон Лорингер, — представился он и неуверенно добавил: — Честное слово, каким-то нереальным все это кажется… Неужели в этой повести — все правда?
— Да нет, — снова улыбнулся Холмс, — кое-что там, конечно, придумано, куда же в художественном произведении без этого. Впрочем, в изложении фактов Джон точен, профессия врача приучила его к пунктуальности.
Подошедшая подавальщица поставила перед Германом блюдо с бифштексом и жареным картофелем и оловянную кружку с элем: старую, немного сужающуюся кверху и с многочисленными вмятинами на стенках — следами застолий давно минувших дней.
— Принесите мне еще кофе, — попросил ее Холмс.
— И мне, пожалуй, тоже, — присоединился Герман. В самом деле, горячее в такую погоду не повредит. Показав кивком, что заказ принят, девушка удалилась.
— Наверное, после выхода книги Вы стали очень известны?
— Да нет, практически ничего не изменилось. Во-первых, книга вышла совсем небольшим тиражом, а, во-вторых, и до её выхода у меня была вполне сложившаяся репутация… в определенных кругах. Те же, кто далек от мира криминала, полагаю, так же как и Вы уверены, что Шерлок Холмс — авторский вымысел.
Герман отрезал кусок бифштекса — более чем сносно. Видимо и в этих трущобах были свои заведения высокого по местным меркам уровня, к числу которых принадлежал и "Пьяный пони".
— Мистер Холмс, извините, если я навязчив, но мне очень бы хотелось узнать, почему Вам не нравится, как в книге описан Ваш дедуктивный метод?
— Да нет, мистер Лорингер, я с удовольствием расскажу, только зачем это Вам? Думаете сменить профессию?
— Ну уж нет, — улыбнулся Герман, — кто в море походил, того на берег только хворь загонит. Дома долго мне нельзя, сердце просится в моря. А Вы так по-прежнему и не интересуетесь ничем, что выходит за рамки Вашей профессии?
— В рамках профессии сыщика нужно знать весьма многое, мистер Лорингер. Поэтому я не считаю возможным тратить внимание на то, что к ней не относится. И это не раз мне помогало.
— Помогало?
— Представьте себе. Четыре года назад мне пришлось расследовать одно весьма запутанное убийство. Главной сложностью было то, что там убийца использовал болотную гадюку, которую потом подманивал обратно свистом. [39]На этот свист обратили внимание свидетели. Но уже по окончании расследования, Уотсон объяснил мне, что змеи глухи. Знай бы я об этом раньше, раскрыть это дело мне было бы труднее.
— Мне кажется, это исключение, которое подтверждает правило. Замыкаясь только на своей профессии, мы обедняем себя. Кроме того, жизнь порой выдает совершенно неожиданные повороты, и знания, которые раньше казались бесполезными, могут оказаться жизненно необходимы. Неужели с Вами такого не случалось?
Холмс с ироничной улыбкой покачал головой.
— Я занимаюсь раскрытием преступлений почти пятнадцать лет, и, пока что, мне ни разу не приходилось сожалеть об отсутствии знаний в области политики, экономики или, скажем, коневодства. Даже когда я расследовал дела, так или иначе со всем этим связанные.
— Коневодства? — заинтересовался Герман.
— Была одна история, связанная со скачками. Для раскрытия дела главным оказались знания о ядах, а не о подготовке беговых лошадей.
— А политика?
— Ну, политическими преступлениями в наш просвещенный век никого не удивишь, к сожалению. Примерно год назад я пытался спасти жизнь одного молодого человека, на которого покушались по совершенно безумным политическим мотивам. Настолько безумным, что он так до конца не смог поверить в серьезность ситуации и нарушил мои инструкции, в результате чего погиб. [40]
От этих слов у лейтенанта по коже пробежал холодок.
— Это была одна из самых болезненных моих неудач, за которую мне до сих пор стыдно, — закончил сыщик.
— Наверное, неудачи редки в Вашей практике, если Вы так остро их переживаете? — предположил моряк.
— Не сочтите за хвастовство, но редко кому из преступников меня удается обмануть. Однажды я обманулся сам, приняв за преступление страх перед предрассудками, в другой раз меня провела очень незаурядная женщина, но и там было не столько преступление, сколько несчастная любовь… [41]И в том неудачном деле молодого человека, собственно, единственной моей ошибкой было то, что я недооценил изобретательность нескольких мерзавцев, всё остальное было сделано правильно. Мне случалось распутывать узлы, завязанные куда более изощренными умами, нежели те убийцы.
Снова появилась подавальщица, на подносе у которой было две небольших медных чашечки с горячим кофе, над которыми клубился легкий парок.
— А не выпить ли нам за знакомство? — предложил Герман.
— Неплохая идея, — согласился Холмс. — И что же пьют русские морские офицеры?
— Всё что угодно, кроме воды и керосина, — рассмеялся Лорингер, вспомнив старую корабельную шутку. — Если ничего кроме этого нет — придется керосин. Но только не воду.
— Сэр, в нашем заведении большой выбор напитков, керосин мы используем только для освещения, — с уморительной серьезностью произнесла девушка.
— В таком случае, принесите нам два виски, — попросил Холмс.
— Да, сэр, — подавальщица величественно удалилась.
— Скажите, а в чем все же суть Вашего дедуктивного метода? Раз Вы говорите, что Уотсон описал его неверно?
— Неверно — не совсем то слово. Неполно — так правильнее. Уотсон постоянно повторяет две ошибки. Во-первых, показывая цепочку моих рассуждений, он всегда начинает с первого звена.
— А откуда же начинать, если не с первого звена? — поразился Герман.
— С его поиска. Вспомните, что, прибыв на место убийства Дреббера, я сначала осмотрел парк перед домом. После этого я почти наверняка знал профессию убийцы. Разумеется, не всегда так везет, но осматривать место преступления снаружи просто необходимо. Метод — это набор правил. Не только правил построения выводов из улик, но и правил поиска этих улик. А в Скотланд-Ярде до сих пор осмотр места преступления производится, как сыщику заблагорассудится…
— И улики не должны уничтожаться, раньше, чем будут всесторонне исследованы, — задумчиво произнес Герман.
Холмс помрачнел.
— Вы имеете в виду надпись около трупа Кэтрин Эдоус?
— Именно, — подтвердил Герман. — Я понимаю, что политические последствия этой надписи весьма неприятны, но, может быть, она могла дать дополнительные пути к поиску убийцы.
— Расследовать громкие преступления всегда тяжело, — вздохнул Шерлок Холмс. — Обычные преступления мало интересуют репортеров и публику, но вокруг таких дел прямо-таки кишат всякие искатели сенсаций, возбуждая нездоровые страсти.
— Для меня до сих пор загадка, понимают ли они, что своими действиями они только мешают осуществлению правосудия, — признался лейтенант.
— Тут не все так просто. Бывают ситуации, когда журналисты и огласка оказываются очень полезными. Важно только, чтобы они не брали на себя ту работу, которую они не должны и не умеют исполнять.
— Но в случае с Джеком-Потрошителем газетчики именно это и делают, — горячо возразил Герман. — Каждый день печатают версии одна нелепее другой. Я слышал, что среди жителей Ист-Энда уже начались волнения, собираются какие-то дружины самообороны. Нет, я понимаю тех людей, рядом с которыми изо дня в день ходит это чудовище, а полиция не может их защитить. Но ведь их гнев направляют не на самого Потрошителя, а на чужаков, а это может очень плохо кончиться.
— Направляют на чужаков? — удивился Холмс. — О чем Вы говорите?
— Я говорю про версию «Кроникл», что Потрошитель — это русский врач Михаил Острог, якобы являющийся тайным агентом и, по заданию российского министерства внутренних дел, возбуждающий таким способом ненависть англичан к евреям. На мой взгляд, такие заметки как раз возбуждают ненависть англичан к русским.
— Я понимаю Ваши патриотические чувства, господин лейтенант, но, думаю, что, принимая столь бредовые идеи всерьез, Вы невольно становитесь на один уровень с теми, кто их измышляет. Поймите, если Вы действительно хотите поставить точку в этом кровавом безумии, то надо искать не русского или еврея, масона или тайного агента, а преступника. И судить его надо за то, что он — убийца, а не за что-либо иное. В старой доброй Англии уже много лет можно встретить масонов, евреев, русских и даже тайных агентов. Но таких преступлений еще не бывало.
— Вы уверены?
— Конечно уверен, — одними губами улыбнулся Холмс. — История преступлений входит в круг моих профессиональных интересов, я стараюсь максимально подробно изучить всю информацию об уголовных преступлениях, которую только могу найти, не только о том, что произошло в Соединенном Королевстве, но и в других государствах.
— В том числе и в Российской Империи?
— Несомненно. У вас было немало весьма занятных случаев. Например, недавнее убийство в Петербурге содержательницы ломбарда. Или дело капитана Копейкина…
— Извините, ничего не слышал, — развел руками Герман. — Я слишком много времени провожу в море, поэтому не обременяю себя знанием криминальной хроники.
— Ну вот видите, наши точки зрения совпали, — улыбнулся Холмс.
К столику вновь подошла подавальщица.
— Ваш виски, сэр, — произнесла она, ставя толстостенный стакан перед сыщиком, затем повернулась к Герману, повторила ту же фразу, поставила стакан с темно-янтарной жидкостью на столик, забрала пустые тарелку и кружку и важно удалилась.
— Что это с ней? — не понял моряк.
— Она вошла в роль, обслуживает джентльменов, — пояснил Холмс. — Это одно из лучших заведений в Ист-Энде, но все же джентльмены сюда заглядывают не слишком часто. Так что теперь, чтобы поддержать марку, надо будет накинуть ей на чай не меньше пары шиллингов.
— Понятно, — кивнул лейтенант. — А вот насчет совпадения взглядов — Вы не правы. Уголовная хроника меня действительно не интересует, но зато есть многое другое, не имеющее отношение к морскому делу, что мне интересно. Например, древняя история.
— Что может быть там интересного? — легонько пожал плечами сыщик.
— Ну как же, старинные предания. У нас в России их множество, да и Британия ими не обижена. Неужели Вы хотя бы в детстве ими не увлекались? Великий Мерлин, король Артур, фея Моргана…
Собственно, весь разговор Герман ждал возможности поднять эту тему. Кем бы ни был потомок дэргов, но об эпохе заката державы Пэндра он должен был знать… Если только он знал о том, что он дэрг.
— Это, пожалуйста, к Конан Дойлю, он еще и исторические повести пишет. Мне — не до этого. Тем более, с точки зрения расследования преступлений, то время было совершенно диким. Полагаю, что даже Лестрейд, абсолютно неспособный к серьезным аналитическим выкладкам, при дворе этого самого Артура смотрелся бы величайшим сыщиком.
Герман пригубил виски. Шерлок Холмс, несомненно, был потомком логрского рода, но, столь же несомненно, дэргская кровь в нем спала. Не так спокойно, как в тех нескольких людях, которых лейтенант фон Лорингер ранее повстречал в Лондоне. Там от могущества дэргов были лишь слабые следы, заметные, наверное, только логру, постоянно настороженному на поиск себе подобных. Здесь же сон крови был беспокоен, волнителен и всё же это был сон. Если дэргская кровь разбавлена человеческой, то пробудить её от сна самому человеку без определенных ритуалов не под силу. Несомненно, Холмс не знал ритуалов и не подозревал о своём глубоко скрытом могуществе. Но в нём сыщик и не нуждался: у него было другое призвание, освещающее всю его жизнь. Не обретя себя в дэргской истории, он состоялся в истории человеческой. Ведь вполне может статься, что сыщики будущего, двадцатого столетия, будут прилежно изучать дедуктивный метод, впервые сформулированный Шерлоком Холмсом.
Они еще немного о чем-то поговорили, затем покинули паб и расстались. Герман продолжил поиски Белова. Холмс, разумеется, не сказал, что ему понадобилось среди ночи в Ист-Енде, но лейтенант полагал, что ответ очевиден. Не надо было виртуозно владеть дедуктивным методом, чтобы понять, что в это время и в этом месте сыщик мог заниматься только одним делом: поиском Джека-Потрошителя.
Сергея удалось разыскать в каком-то борделе через пару часов. Увы, скрыть инцидент не удалось, и спустя два дня, пятого ноября, лейтенанты Белов и фон Лорингер покинули Лондон. Герман так и не успел воспользоваться любезным предложением Шерлока Холмса и посетить его квартиру на Бейкер-стрит в доме 221-б. Еще через четыре дня, девятого ноября, убийством Мэри Келли в деле Джека Потрошителя была поставлена последняя кровавая точка, точнее, многоточие: имя убийцы так и не было названо. Впоследствии, когда рассказы и романы Конан Дойля и Джона Уотсона разошлись по всему миру, Герман покупал каждое новое издание, в надежде узнать разгадку тайны, к которой ему удалось мельком прикоснуться той ночью в туманном лондонском ноябре. Но, видимо, тайна оказалась слишком серьезной — ничего о расследовании Холмсом дела Джека-Потрошителя так и не было опубликовано. С тех пор Лорингер несколько раз бывал в Лондоне, но заглянуть к Холмсу не решился: имя сыщика уже вовсю гремело в Европе и Америке, вероятно, его ужасно раздражали непрошеные посетители, не хотелось попасть в их число. В последний раз возможность снова поговорить с Холмсом он упустил в девятьсот первом, когда посетил театр «Лицеум» на Стренде, где американец Уильям Жилетт представлял пьесу "Шерлок Холмс". Сам знаменитый сыщик скромно наблюдал за игрой актеров из партера. Время наложило свою печать на его облик, но Герман сразу его узнал. Увы, в антракте в курительной комнате вокруг Холмса сразу образовалась плотная и шумная толпа почитателей, толкаться в ней капитану первого ранга барону Герману фон Лорингеру не захотелось. Он досмотрел спектакль до конца, от души похлопал актерам, особенно юному исполнителю роли уличного мальчишки Билли Чарльзу Чаплину и вернулся в гостиницу. Вскоре капитан получил назначение на Дальний Восток, с которого в родную Лифляндию уже не вернулся — он погиб через четыре года при обороне Порт-Артура
ДОРОГА.
— Элементарно — по походке, — объяснил незнакомец. — Необходимость передвигаться по качающейся палубе во время качек и штормов вырабатывает у моряков особенную походку.
— Ну а почему военный моряк?
— Здесь я был менее уверен. У Вас военная выправка, у гражданских моряков она редко встречается.
— А недавно в Лондоне?
— У Вас вся одежда лондонская, но абсолютно новая. Для жителя города это совершенно нехарактерно.
— Верно, я по приезде сразу же полностью обновил свой гардероб.
Герман хотел продолжить, однако в этот момент его внимание переключилось на проходящую мимо подавальщицу.
— Будьте любезны, — рявкнул он командирским голосом. Девушка от неожиданности чуть не выронила поднос с грязной посудой, но в последний момент сумела удержать его в руках и повернулась на голос.
— Что Вам угодно, сэр?
— Бифштекс у вас есть?
— Конечно, сэр, — в голосе подавальщицы проскользнула обида.
— Вот бифштекс с картофелем и давайте. И кружку эля.
— Бифштекс и эль, — девушка уже вполне овладела собой и, кивнув, двинулась дальше.
Герман перевел взгляд на сотрапезника, тот, доев горячее, достал изогнутую трубку-калабаш и стал не спеша набивать её табаком.
— Как это просто выглядит, когда всё объяснят, — продолжил разговор моряк, — прямо как в книжке. Недавно я читал что-то подобное.
— У Эдгара По, я полагаю, — без видимого интереса откликнулся незнакомец. — Что-нибудь вроде "Убийства на улице Морг".
— Нет, По я читал уже давно. Кстати, Вы абсолютно правы, рассказы про Дюпона. Там еще было про похищенное письмо… Но я имел в виду другую книгу, я купил её здесь, в Лондоне. И она вышла совсем недавно… Вспомнил. Роман Артура Конан Дойля и Джона Уотсона "Этюд в багровых тонах". Вы не читали, сэр?
Собеседник несколько мгновений молчал, занятый раскуриванием трубки. Потом откинулся назад, выпустил клубы ароматного дыма и произнес:
— Вот Вы о чем. Читал я эту книгу.
— Ну и как Вам она?
— Слабая книга, — англичанин снова пыхнул дымом и уточнил. — Я имею в виду не её художественные достоинства, в этом я не разбираюсь. Но дедуктивный метод показан там совершенно недостаточно и неправильно.
— Недостаточно? — изумился Герман. — Да ведь ему вся книга посвящена.
— Ничего подобного, большая часть книги — это разговоры вокруг метода, только затуманивающие его суть. Да еще и эта американская история…
— Но без неё решительно невозможно понять, что же двигало Хоупом.
— Чтобы понять это, достаточно было прочитать десяток строк телеграммы из Кливленда.
— Право, мистер, — с нескрываемой досадой произнес Лорингер, — Вы, безусловно, наблюдательный человек, возможно, Ваша книга о расследовании какого-нибудь преступления была бы гораздо интереснее, а метод — эффективнее, но дедуктивный метод всё же придумали Конан Дойль и Уотсон, и не стоит их осуждать за то, что они показали своё изобретение так, как считают нужным.
Худое лицо собеседника озарила улыбка.
— Отнюдь. Ни Конан Дойль, ни Уотсон не изобрели дедуктивного метода — оба они никогда не занимались раскрытием преступлений.
— А кто же его изобрел?
— Как и написано в повести — Шерлок Холмс.
— А почему Вы в этом так уверены?
— Главная причина моей уверенности в том, что Шерлок Холмс — это я. Одиннадцать лет назад я действительно расследовал убийства Эноха Дреббера и Джозефа Стэнджерсона.
Герман несколько мгновений довольно оторопело смотрел на собеседника, ожидая признания в розыгрыше, но тот, как ни в чем не бывало продолжать курить свой калабаш, и моряк понял, что с ним не шутят. Вспомнилось описание Холмса в книге. Ну да, высокий (насколько можно судить о росте сидящего человека), худощавый, с орлиным носом… Уже не молод, но действие повести и впрямь происходило в семьдесят седьмом году… Эх, было время… И небо было голубее, и голуби небеснее…
— Лейтенант российского флота Герман фон Лорингер, — представился он и неуверенно добавил: — Честное слово, каким-то нереальным все это кажется… Неужели в этой повести — все правда?
— Да нет, — снова улыбнулся Холмс, — кое-что там, конечно, придумано, куда же в художественном произведении без этого. Впрочем, в изложении фактов Джон точен, профессия врача приучила его к пунктуальности.
Подошедшая подавальщица поставила перед Германом блюдо с бифштексом и жареным картофелем и оловянную кружку с элем: старую, немного сужающуюся кверху и с многочисленными вмятинами на стенках — следами застолий давно минувших дней.
— Принесите мне еще кофе, — попросил ее Холмс.
— И мне, пожалуй, тоже, — присоединился Герман. В самом деле, горячее в такую погоду не повредит. Показав кивком, что заказ принят, девушка удалилась.
— Наверное, после выхода книги Вы стали очень известны?
— Да нет, практически ничего не изменилось. Во-первых, книга вышла совсем небольшим тиражом, а, во-вторых, и до её выхода у меня была вполне сложившаяся репутация… в определенных кругах. Те же, кто далек от мира криминала, полагаю, так же как и Вы уверены, что Шерлок Холмс — авторский вымысел.
Герман отрезал кусок бифштекса — более чем сносно. Видимо и в этих трущобах были свои заведения высокого по местным меркам уровня, к числу которых принадлежал и "Пьяный пони".
— Мистер Холмс, извините, если я навязчив, но мне очень бы хотелось узнать, почему Вам не нравится, как в книге описан Ваш дедуктивный метод?
— Да нет, мистер Лорингер, я с удовольствием расскажу, только зачем это Вам? Думаете сменить профессию?
— Ну уж нет, — улыбнулся Герман, — кто в море походил, того на берег только хворь загонит. Дома долго мне нельзя, сердце просится в моря. А Вы так по-прежнему и не интересуетесь ничем, что выходит за рамки Вашей профессии?
— В рамках профессии сыщика нужно знать весьма многое, мистер Лорингер. Поэтому я не считаю возможным тратить внимание на то, что к ней не относится. И это не раз мне помогало.
— Помогало?
— Представьте себе. Четыре года назад мне пришлось расследовать одно весьма запутанное убийство. Главной сложностью было то, что там убийца использовал болотную гадюку, которую потом подманивал обратно свистом. [39]На этот свист обратили внимание свидетели. Но уже по окончании расследования, Уотсон объяснил мне, что змеи глухи. Знай бы я об этом раньше, раскрыть это дело мне было бы труднее.
— Мне кажется, это исключение, которое подтверждает правило. Замыкаясь только на своей профессии, мы обедняем себя. Кроме того, жизнь порой выдает совершенно неожиданные повороты, и знания, которые раньше казались бесполезными, могут оказаться жизненно необходимы. Неужели с Вами такого не случалось?
Холмс с ироничной улыбкой покачал головой.
— Я занимаюсь раскрытием преступлений почти пятнадцать лет, и, пока что, мне ни разу не приходилось сожалеть об отсутствии знаний в области политики, экономики или, скажем, коневодства. Даже когда я расследовал дела, так или иначе со всем этим связанные.
— Коневодства? — заинтересовался Герман.
— Была одна история, связанная со скачками. Для раскрытия дела главным оказались знания о ядах, а не о подготовке беговых лошадей.
— А политика?
— Ну, политическими преступлениями в наш просвещенный век никого не удивишь, к сожалению. Примерно год назад я пытался спасти жизнь одного молодого человека, на которого покушались по совершенно безумным политическим мотивам. Настолько безумным, что он так до конца не смог поверить в серьезность ситуации и нарушил мои инструкции, в результате чего погиб. [40]
От этих слов у лейтенанта по коже пробежал холодок.
— Это была одна из самых болезненных моих неудач, за которую мне до сих пор стыдно, — закончил сыщик.
— Наверное, неудачи редки в Вашей практике, если Вы так остро их переживаете? — предположил моряк.
— Не сочтите за хвастовство, но редко кому из преступников меня удается обмануть. Однажды я обманулся сам, приняв за преступление страх перед предрассудками, в другой раз меня провела очень незаурядная женщина, но и там было не столько преступление, сколько несчастная любовь… [41]И в том неудачном деле молодого человека, собственно, единственной моей ошибкой было то, что я недооценил изобретательность нескольких мерзавцев, всё остальное было сделано правильно. Мне случалось распутывать узлы, завязанные куда более изощренными умами, нежели те убийцы.
Снова появилась подавальщица, на подносе у которой было две небольших медных чашечки с горячим кофе, над которыми клубился легкий парок.
— А не выпить ли нам за знакомство? — предложил Герман.
— Неплохая идея, — согласился Холмс. — И что же пьют русские морские офицеры?
— Всё что угодно, кроме воды и керосина, — рассмеялся Лорингер, вспомнив старую корабельную шутку. — Если ничего кроме этого нет — придется керосин. Но только не воду.
— Сэр, в нашем заведении большой выбор напитков, керосин мы используем только для освещения, — с уморительной серьезностью произнесла девушка.
— В таком случае, принесите нам два виски, — попросил Холмс.
— Да, сэр, — подавальщица величественно удалилась.
— Скажите, а в чем все же суть Вашего дедуктивного метода? Раз Вы говорите, что Уотсон описал его неверно?
— Неверно — не совсем то слово. Неполно — так правильнее. Уотсон постоянно повторяет две ошибки. Во-первых, показывая цепочку моих рассуждений, он всегда начинает с первого звена.
— А откуда же начинать, если не с первого звена? — поразился Герман.
— С его поиска. Вспомните, что, прибыв на место убийства Дреббера, я сначала осмотрел парк перед домом. После этого я почти наверняка знал профессию убийцы. Разумеется, не всегда так везет, но осматривать место преступления снаружи просто необходимо. Метод — это набор правил. Не только правил построения выводов из улик, но и правил поиска этих улик. А в Скотланд-Ярде до сих пор осмотр места преступления производится, как сыщику заблагорассудится…
— И улики не должны уничтожаться, раньше, чем будут всесторонне исследованы, — задумчиво произнес Герман.
Холмс помрачнел.
— Вы имеете в виду надпись около трупа Кэтрин Эдоус?
— Именно, — подтвердил Герман. — Я понимаю, что политические последствия этой надписи весьма неприятны, но, может быть, она могла дать дополнительные пути к поиску убийцы.
— Расследовать громкие преступления всегда тяжело, — вздохнул Шерлок Холмс. — Обычные преступления мало интересуют репортеров и публику, но вокруг таких дел прямо-таки кишат всякие искатели сенсаций, возбуждая нездоровые страсти.
— Для меня до сих пор загадка, понимают ли они, что своими действиями они только мешают осуществлению правосудия, — признался лейтенант.
— Тут не все так просто. Бывают ситуации, когда журналисты и огласка оказываются очень полезными. Важно только, чтобы они не брали на себя ту работу, которую они не должны и не умеют исполнять.
— Но в случае с Джеком-Потрошителем газетчики именно это и делают, — горячо возразил Герман. — Каждый день печатают версии одна нелепее другой. Я слышал, что среди жителей Ист-Энда уже начались волнения, собираются какие-то дружины самообороны. Нет, я понимаю тех людей, рядом с которыми изо дня в день ходит это чудовище, а полиция не может их защитить. Но ведь их гнев направляют не на самого Потрошителя, а на чужаков, а это может очень плохо кончиться.
— Направляют на чужаков? — удивился Холмс. — О чем Вы говорите?
— Я говорю про версию «Кроникл», что Потрошитель — это русский врач Михаил Острог, якобы являющийся тайным агентом и, по заданию российского министерства внутренних дел, возбуждающий таким способом ненависть англичан к евреям. На мой взгляд, такие заметки как раз возбуждают ненависть англичан к русским.
— Я понимаю Ваши патриотические чувства, господин лейтенант, но, думаю, что, принимая столь бредовые идеи всерьез, Вы невольно становитесь на один уровень с теми, кто их измышляет. Поймите, если Вы действительно хотите поставить точку в этом кровавом безумии, то надо искать не русского или еврея, масона или тайного агента, а преступника. И судить его надо за то, что он — убийца, а не за что-либо иное. В старой доброй Англии уже много лет можно встретить масонов, евреев, русских и даже тайных агентов. Но таких преступлений еще не бывало.
— Вы уверены?
— Конечно уверен, — одними губами улыбнулся Холмс. — История преступлений входит в круг моих профессиональных интересов, я стараюсь максимально подробно изучить всю информацию об уголовных преступлениях, которую только могу найти, не только о том, что произошло в Соединенном Королевстве, но и в других государствах.
— В том числе и в Российской Империи?
— Несомненно. У вас было немало весьма занятных случаев. Например, недавнее убийство в Петербурге содержательницы ломбарда. Или дело капитана Копейкина…
— Извините, ничего не слышал, — развел руками Герман. — Я слишком много времени провожу в море, поэтому не обременяю себя знанием криминальной хроники.
— Ну вот видите, наши точки зрения совпали, — улыбнулся Холмс.
К столику вновь подошла подавальщица.
— Ваш виски, сэр, — произнесла она, ставя толстостенный стакан перед сыщиком, затем повернулась к Герману, повторила ту же фразу, поставила стакан с темно-янтарной жидкостью на столик, забрала пустые тарелку и кружку и важно удалилась.
— Что это с ней? — не понял моряк.
— Она вошла в роль, обслуживает джентльменов, — пояснил Холмс. — Это одно из лучших заведений в Ист-Энде, но все же джентльмены сюда заглядывают не слишком часто. Так что теперь, чтобы поддержать марку, надо будет накинуть ей на чай не меньше пары шиллингов.
— Понятно, — кивнул лейтенант. — А вот насчет совпадения взглядов — Вы не правы. Уголовная хроника меня действительно не интересует, но зато есть многое другое, не имеющее отношение к морскому делу, что мне интересно. Например, древняя история.
— Что может быть там интересного? — легонько пожал плечами сыщик.
— Ну как же, старинные предания. У нас в России их множество, да и Британия ими не обижена. Неужели Вы хотя бы в детстве ими не увлекались? Великий Мерлин, король Артур, фея Моргана…
Собственно, весь разговор Герман ждал возможности поднять эту тему. Кем бы ни был потомок дэргов, но об эпохе заката державы Пэндра он должен был знать… Если только он знал о том, что он дэрг.
— Это, пожалуйста, к Конан Дойлю, он еще и исторические повести пишет. Мне — не до этого. Тем более, с точки зрения расследования преступлений, то время было совершенно диким. Полагаю, что даже Лестрейд, абсолютно неспособный к серьезным аналитическим выкладкам, при дворе этого самого Артура смотрелся бы величайшим сыщиком.
Герман пригубил виски. Шерлок Холмс, несомненно, был потомком логрского рода, но, столь же несомненно, дэргская кровь в нем спала. Не так спокойно, как в тех нескольких людях, которых лейтенант фон Лорингер ранее повстречал в Лондоне. Там от могущества дэргов были лишь слабые следы, заметные, наверное, только логру, постоянно настороженному на поиск себе подобных. Здесь же сон крови был беспокоен, волнителен и всё же это был сон. Если дэргская кровь разбавлена человеческой, то пробудить её от сна самому человеку без определенных ритуалов не под силу. Несомненно, Холмс не знал ритуалов и не подозревал о своём глубоко скрытом могуществе. Но в нём сыщик и не нуждался: у него было другое призвание, освещающее всю его жизнь. Не обретя себя в дэргской истории, он состоялся в истории человеческой. Ведь вполне может статься, что сыщики будущего, двадцатого столетия, будут прилежно изучать дедуктивный метод, впервые сформулированный Шерлоком Холмсом.
Они еще немного о чем-то поговорили, затем покинули паб и расстались. Герман продолжил поиски Белова. Холмс, разумеется, не сказал, что ему понадобилось среди ночи в Ист-Енде, но лейтенант полагал, что ответ очевиден. Не надо было виртуозно владеть дедуктивным методом, чтобы понять, что в это время и в этом месте сыщик мог заниматься только одним делом: поиском Джека-Потрошителя.
Сергея удалось разыскать в каком-то борделе через пару часов. Увы, скрыть инцидент не удалось, и спустя два дня, пятого ноября, лейтенанты Белов и фон Лорингер покинули Лондон. Герман так и не успел воспользоваться любезным предложением Шерлока Холмса и посетить его квартиру на Бейкер-стрит в доме 221-б. Еще через четыре дня, девятого ноября, убийством Мэри Келли в деле Джека Потрошителя была поставлена последняя кровавая точка, точнее, многоточие: имя убийцы так и не было названо. Впоследствии, когда рассказы и романы Конан Дойля и Джона Уотсона разошлись по всему миру, Герман покупал каждое новое издание, в надежде узнать разгадку тайны, к которой ему удалось мельком прикоснуться той ночью в туманном лондонском ноябре. Но, видимо, тайна оказалась слишком серьезной — ничего о расследовании Холмсом дела Джека-Потрошителя так и не было опубликовано. С тех пор Лорингер несколько раз бывал в Лондоне, но заглянуть к Холмсу не решился: имя сыщика уже вовсю гремело в Европе и Америке, вероятно, его ужасно раздражали непрошеные посетители, не хотелось попасть в их число. В последний раз возможность снова поговорить с Холмсом он упустил в девятьсот первом, когда посетил театр «Лицеум» на Стренде, где американец Уильям Жилетт представлял пьесу "Шерлок Холмс". Сам знаменитый сыщик скромно наблюдал за игрой актеров из партера. Время наложило свою печать на его облик, но Герман сразу его узнал. Увы, в антракте в курительной комнате вокруг Холмса сразу образовалась плотная и шумная толпа почитателей, толкаться в ней капитану первого ранга барону Герману фон Лорингеру не захотелось. Он досмотрел спектакль до конца, от души похлопал актерам, особенно юному исполнителю роли уличного мальчишки Билли Чарльзу Чаплину и вернулся в гостиницу. Вскоре капитан получил назначение на Дальний Восток, с которого в родную Лифляндию уже не вернулся — он погиб через четыре года при обороне Порт-Артура
ДОРОГА.
Проснувшись, Балис на удивление четко вспомнил почти все, что произошло с ним накануне. Разве что переход ко сну остался в памяти в каких-то обрывках: усталость, с которой он боролся почти весь день, нахлынула вдруг столь внезапно и сильно, что справится с ней было выше человеческих сил.
Приподняв голову, Гаяускас огляделся вокруг. Красноватое светило поднялось уже довольно высоко, однако, утомленные ночным разговором, все, похоже, еще спали. По сторонам слегка дымящегося костра, завернувшись в одеяла, залегли Мирон и его «лоцман» (Балису врезалось в память это морское прозвище юного спутника Нижниченко). Сережка посапывал под фургончиком, укутавшись в неизвестно откуда взятый плед в крупные белые, синие и красные клетки. Таинственный Наромарт и его спутники, надо полагать, смотрели сны внутри повозки.
Немного в стороне отчетливо наблюдалась поросшая кустами лощина, в ней, скорее всего, протекал ручей. Пожалуй, именно оттуда следовало начать новый день.
Надев сапоги, он направился к лощине, заодно заводя наручные часы, которые показывали половину девятого. Стрелка компаса по-прежнему никак не могла определиться с направлением на север, но сейчас это его уже почти не беспокоило, хватало и других тем для размышления.
Дойдя до края лощины, Балис убедился в правоте своего предположения: по дну и впрямь протекал небольшой ручеек. Однако, внимание привлекало совсем не это: оказывается, капитан был отнюдь не первым из спутников, проснувшимся этим утром.
Внизу разминался Наромарт. Плащ, в который незнакомец кутался накануне, висел на кустах, сейчас «маг» был одет в какое-то подобие футболки, обтягивающие рейтузы и высокие кожаные сапоги, все темных тонов, под цвет черной коже самого мага. В левой руке он держал длинный меч, который по ходу тренировки то двигался медленно и плавно, то вдруг начинал мелькать столь быстро, что уследить за клинком было невозможно, тот словно превращался в сверкающее облако. Все это дополнялось перемещениями самого бойца, то лениво-замедленными, то резко ускоренными и словно превращалось в странный танец, непонятный и по-своему очаровательный, одного взгляда на который хватало, чтобы понять — тренируется тот, кто действительно умеет работать мечом.
Это было тем более удивительно, что когда Наромарт остался без плаща, сразу бросалось в глаза его страшное увечье. Правая рука «мага» беспомощно болталась вдоль туловища, вся покрытая старыми шрамами. Такие же шрамы уничтожили и половину лица Наромарта, точнее всю правую половину головы. Даже с расстояния нескольких метров на него было трудно смотреть без содрогания, и Балис с ужасом подумал, как могла бы сложиться их встреча, если бы вчера вечером у костра Наромарту бы взбрело в голову откинуть капюшон плаща.
На фоне такого зрелища чёрный цвет кожи «мага» воспринимался без удивления. А то раньше Балис чернокожих не видел. Шрамы — другое дело. Тут было чему поразиться и над чем подумать.
Между тем, негр то ли закончил упражнения, то ли решил сделать перерыв. Повернувшись в сторону Балиса, он призывно махнул левой рукой.
— Спускайтесь!
Гаяускас, несколько удивленный тем, что его так быстро заметили (все-таки, во время тренировки не очень обращаешь внимание на то, что творится вокруг), сбежал вниз по склону.
— Доброго утра.
— И Вам.
— Что ж это Вы так рано встали?
Вблизи шрамы Наромарта гляделись еще страшнее. Не было ни правого глаза, ни правого уха. Рот, справа выглядел просто как щель среди шрамов, слева смотрелся почти обычно, только настораживал цвет губ — какой-то темно-фиолетовый. Шея справа так же была покрыта рубцами, уходящими вниз, под бархатную черную жилетку. К тому же теперь было видно, что негр прихрамывает на правую ногу, хотя, когда он выполнял упражнения, это было совершенно незаметно.
— Привычка… А Вы?
— Я же эльф, нам не нужен долгий сон. Три часа по вашим меркам мне вполне достаточно, чтобы быть бодрым в течение двух суток. Конечно, если за это время не придется заниматься, например, разгрузкой торгового судна. Это, знаете ли, здорово выматывает.
— Догадываюсь, — кивнул Балис. — Только, знаете ли, эльф, маг… В это как-то тяжело верится.
— А что делать? — пожал плечами Наромарт. — Я ведь действительно эльф. И я не виноват, что мой народ или никогда не жил в вашем мире или, что более вероятно, давно его покинул.
— Почему второе вам кажется более вероятным?
— Ваш мир очень похож на Женин, а с ним мы много разговаривали на эту тему. У вас много сказок про эльфов, гномов, драконов. Согласитесь, из ничего эти истории вряд ли бы возникли.
Капитан недоверчиво хмыкнул.
— Знаете, вспоминается мне одна наша сказочка про эльфов. Дюймовочка называется. Так вот, что-то на описанного в ней эльфийского принца ростом три сантиметра и с крылышками за спиной Вы не очень то похожи.
— Простите, а три сантиметра — это сколько?
Усмехнувшись, Балис развел на правой руке большой и указательный пальцы, демонстрируя примерно рост андерсеновского героя.
— Так это спрайты были, — объяснил чернокожий эльф. — Вообще-то эльфами их обычно не называют, но они наши дальние родственники.
— Странновато с вашим ростом таких родственников иметь.
— Ну, уж какие уродились… Родственников себе не выбирают… Кстати, если я не эльф, то кто я по-вашему?
— Человек, разумеется…
— С таким-то ухом?
Наромарт повернул голову, демонстрируя Балису сохранившееся ухо, которое и впрямь мало походило на человеческое: большое, с вытянутым вверх и заостренным кончиком, без мочки.
— Убедительно? Или нужно еще доказательство? Чтобы Вы окончательно поверили?
— Если окончательно, то нужно.
— Хорошо, подержите, — эльф протянул человеку свой меч.
Балис принял оружие, невольно залюбовавшись его оформлением: клинок покрыт сложным узором, гарду образовывало переплетение многочисленных посеребрённых дужек, в которые то тут, то там были вкраплены мелкие разноцветные драгоценные камушки, рукоятка обтянута кожей с золотым тиснением, а в серебряный набалдашник на ее навершье был вделан темно-красный камушек размером с крупный фундук.
— Э, что Вы делаете?
Увлекшись разглядыванием оружия, Балис на мгновение упустил из виду действия его хозяина. А Наромарт тем временем достал из прикрепленных к поясу ножен кинжал и легонько уколол себя в плечо.
— Ничего страшного. Зато теперь у Вас не должно быть никаких сомнений.
Балис смотрел на выступившую капельку крови. Маленькую капельку темно-синей крови. Сомнений действительно не оставалось. Уши — это только уши, мало ли какими они вырасти могут, бывает, люди и хвостатыми рождаются; а вот цвет крови — это сильный аргумент. Можно сказать — сногсшибательный. Так что, придется поверить в существование двухметрового чернокожего эльфа. Правда, какой он там маг, еще неизвестно, зато, несомненно, отличный воин. Хотя, опять же, велик ли толк от меча при наличии огнестрельного оружия? Вслух, однако, Балис сказал только:
Приподняв голову, Гаяускас огляделся вокруг. Красноватое светило поднялось уже довольно высоко, однако, утомленные ночным разговором, все, похоже, еще спали. По сторонам слегка дымящегося костра, завернувшись в одеяла, залегли Мирон и его «лоцман» (Балису врезалось в память это морское прозвище юного спутника Нижниченко). Сережка посапывал под фургончиком, укутавшись в неизвестно откуда взятый плед в крупные белые, синие и красные клетки. Таинственный Наромарт и его спутники, надо полагать, смотрели сны внутри повозки.
Немного в стороне отчетливо наблюдалась поросшая кустами лощина, в ней, скорее всего, протекал ручей. Пожалуй, именно оттуда следовало начать новый день.
Надев сапоги, он направился к лощине, заодно заводя наручные часы, которые показывали половину девятого. Стрелка компаса по-прежнему никак не могла определиться с направлением на север, но сейчас это его уже почти не беспокоило, хватало и других тем для размышления.
Дойдя до края лощины, Балис убедился в правоте своего предположения: по дну и впрямь протекал небольшой ручеек. Однако, внимание привлекало совсем не это: оказывается, капитан был отнюдь не первым из спутников, проснувшимся этим утром.
Внизу разминался Наромарт. Плащ, в который незнакомец кутался накануне, висел на кустах, сейчас «маг» был одет в какое-то подобие футболки, обтягивающие рейтузы и высокие кожаные сапоги, все темных тонов, под цвет черной коже самого мага. В левой руке он держал длинный меч, который по ходу тренировки то двигался медленно и плавно, то вдруг начинал мелькать столь быстро, что уследить за клинком было невозможно, тот словно превращался в сверкающее облако. Все это дополнялось перемещениями самого бойца, то лениво-замедленными, то резко ускоренными и словно превращалось в странный танец, непонятный и по-своему очаровательный, одного взгляда на который хватало, чтобы понять — тренируется тот, кто действительно умеет работать мечом.
Это было тем более удивительно, что когда Наромарт остался без плаща, сразу бросалось в глаза его страшное увечье. Правая рука «мага» беспомощно болталась вдоль туловища, вся покрытая старыми шрамами. Такие же шрамы уничтожили и половину лица Наромарта, точнее всю правую половину головы. Даже с расстояния нескольких метров на него было трудно смотреть без содрогания, и Балис с ужасом подумал, как могла бы сложиться их встреча, если бы вчера вечером у костра Наромарту бы взбрело в голову откинуть капюшон плаща.
На фоне такого зрелища чёрный цвет кожи «мага» воспринимался без удивления. А то раньше Балис чернокожих не видел. Шрамы — другое дело. Тут было чему поразиться и над чем подумать.
Между тем, негр то ли закончил упражнения, то ли решил сделать перерыв. Повернувшись в сторону Балиса, он призывно махнул левой рукой.
— Спускайтесь!
Гаяускас, несколько удивленный тем, что его так быстро заметили (все-таки, во время тренировки не очень обращаешь внимание на то, что творится вокруг), сбежал вниз по склону.
— Доброго утра.
— И Вам.
— Что ж это Вы так рано встали?
Вблизи шрамы Наромарта гляделись еще страшнее. Не было ни правого глаза, ни правого уха. Рот, справа выглядел просто как щель среди шрамов, слева смотрелся почти обычно, только настораживал цвет губ — какой-то темно-фиолетовый. Шея справа так же была покрыта рубцами, уходящими вниз, под бархатную черную жилетку. К тому же теперь было видно, что негр прихрамывает на правую ногу, хотя, когда он выполнял упражнения, это было совершенно незаметно.
— Привычка… А Вы?
— Я же эльф, нам не нужен долгий сон. Три часа по вашим меркам мне вполне достаточно, чтобы быть бодрым в течение двух суток. Конечно, если за это время не придется заниматься, например, разгрузкой торгового судна. Это, знаете ли, здорово выматывает.
— Догадываюсь, — кивнул Балис. — Только, знаете ли, эльф, маг… В это как-то тяжело верится.
— А что делать? — пожал плечами Наромарт. — Я ведь действительно эльф. И я не виноват, что мой народ или никогда не жил в вашем мире или, что более вероятно, давно его покинул.
— Почему второе вам кажется более вероятным?
— Ваш мир очень похож на Женин, а с ним мы много разговаривали на эту тему. У вас много сказок про эльфов, гномов, драконов. Согласитесь, из ничего эти истории вряд ли бы возникли.
Капитан недоверчиво хмыкнул.
— Знаете, вспоминается мне одна наша сказочка про эльфов. Дюймовочка называется. Так вот, что-то на описанного в ней эльфийского принца ростом три сантиметра и с крылышками за спиной Вы не очень то похожи.
— Простите, а три сантиметра — это сколько?
Усмехнувшись, Балис развел на правой руке большой и указательный пальцы, демонстрируя примерно рост андерсеновского героя.
— Так это спрайты были, — объяснил чернокожий эльф. — Вообще-то эльфами их обычно не называют, но они наши дальние родственники.
— Странновато с вашим ростом таких родственников иметь.
— Ну, уж какие уродились… Родственников себе не выбирают… Кстати, если я не эльф, то кто я по-вашему?
— Человек, разумеется…
— С таким-то ухом?
Наромарт повернул голову, демонстрируя Балису сохранившееся ухо, которое и впрямь мало походило на человеческое: большое, с вытянутым вверх и заостренным кончиком, без мочки.
— Убедительно? Или нужно еще доказательство? Чтобы Вы окончательно поверили?
— Если окончательно, то нужно.
— Хорошо, подержите, — эльф протянул человеку свой меч.
Балис принял оружие, невольно залюбовавшись его оформлением: клинок покрыт сложным узором, гарду образовывало переплетение многочисленных посеребрённых дужек, в которые то тут, то там были вкраплены мелкие разноцветные драгоценные камушки, рукоятка обтянута кожей с золотым тиснением, а в серебряный набалдашник на ее навершье был вделан темно-красный камушек размером с крупный фундук.
— Э, что Вы делаете?
Увлекшись разглядыванием оружия, Балис на мгновение упустил из виду действия его хозяина. А Наромарт тем временем достал из прикрепленных к поясу ножен кинжал и легонько уколол себя в плечо.
— Ничего страшного. Зато теперь у Вас не должно быть никаких сомнений.
Балис смотрел на выступившую капельку крови. Маленькую капельку темно-синей крови. Сомнений действительно не оставалось. Уши — это только уши, мало ли какими они вырасти могут, бывает, люди и хвостатыми рождаются; а вот цвет крови — это сильный аргумент. Можно сказать — сногсшибательный. Так что, придется поверить в существование двухметрового чернокожего эльфа. Правда, какой он там маг, еще неизвестно, зато, несомненно, отличный воин. Хотя, опять же, велик ли толк от меча при наличии огнестрельного оружия? Вслух, однако, Балис сказал только: