Страница:
В 1936 году эпицентр приближающейся всемирной бури все больше перемещался в гитлеровскую Германию. 7 марта Гитлер ввел войска в демилитаризованную Рейнскую зону. Был нарушен не только Версальский договор, но и Локарнские соглашения.
Теперь уже и слепцы должны были понять, куда идет Германия. Но европейская дипломатия продолжала вести политику поощрения нацистов. Англичане начали переговоры с Германией, предложили созвать Совет Лиги наций в Лондоне, пригласить туда гитлеровских дипломатов. В результате переговоров была принята резолюция, которая ограничилась признанием факта нарушения Версальского и Локарнского договоров. Таким образом, западные державы отказались считать действия Германии угрозой миру. А между тем это был тот случай, когда Гитлера можно было заставить немедленно отступить. Как позже стало известно, командиры дивизий вермахта, вступивших в Рейнскую зону, имели секретный приказ Гитлера, который предписывал им немедленно отвести войска в случае, если выступит французская армия.
Как завороженная удавом, притихла капиталистическая Европа, с апатией и безнадежностью взирая на агрессора. Лишь Советский Союз, его дипломаты продолжали настойчиво действовать. Но в Женеве их превосходительства по-прежнему совершали по утрам свой моцион, на террасах шикарных отелей дипломаты угощались аперитивами и расточали друг другу комплименты…
В 1936 году советская дипломатия приняла меры для укрепления позиций Советского Союза в одном из важнейших для обороны страны районе – в бассейне Черного моря. Отношения Советского Союза с Турцией были хорошими. Основатель Турецкой Республики Кемаль Ататюрк ценил бескорыстную помощь, оказанную Советской Россией его стране как в годы вооруженной борьбы против империалистической интервенции, так и позднее, после завоевания независимости. В начале 30-х годов Советский Союз предоставил Турции беспроцентный кредит и техническую помощь для постройки текстильных комбинатов, помогал возрождающейся стране создавать новые отрасли промышленности. Турецкий народ отвечал симпатией и благодарностью. Почти одновременно с поездкой Литвинова в Вашингтон другая советская делегация выехала в Турцию. Делегацию возглавил Ворошилов. Его избрали почетным гражданином города Измира.
Дружба Советского Союза с Турцией крайне беспокоила врагов СССР. Англия вела непрерывные интриги в Анкаре, пытаясь вбить клин в советско-турецкие отношения. Резко активизировала свою деятельность в этом районе и гитлеровская дипломатия. В самом турецком правительстве постепенно усиливались прозападные тенденции.
В таких условиях 22 июня 1936 года в швейцарском городе Монтрё открылась международная конференция о режиме черноморских проливов. Перед советской дипломатией стояла цель: поддержать Турцию в восстановлении ее полного суверенитета в зоне проливов, обеспечить интересы СССР и других черноморских стран, добиться ограничения тоннажа военного флота нечерноморских держав, допускаемого в Черное море в мирное время.
Литвинов, как обычно, сформировал очень маленькую делегацию. Максим Максимович вызвал в Монтрё главного секретаря Наркоминдела, одного эксперта по общим вопросам, крупнейшего специалиста по Турции Анатолия Филипповича Миллера и трех экспертов по военным вопросам. Ни переводчика, ни референта Литвинов на конференцию на взял. Он считал, что сотрудник Наркоминдела должен свободно владеть иностранными языками и быть референтом в своей области. Секретарь-стенографистка и технический канцелярский работник дополняли советскую делегацию.
Кроме Советского Союза и Турции в конференции участвовали Англия, Франция, Япония, Болгария, Румыния, Югославия, Греция и даже Австралия, приглашенная англичанами. Англия прислала в Монтрё своих лучших дипломатов, в том числе постоянного заместителя министра иностранных дел Кадогана, но «душой» и фактическим руководителем делегации был Рэндэл, заведовавший отделом Востока во внешнеполитическом ведомстве Англии. Позже, во время второй мировой войны, Рэндэл возглавлял английскую секретную службу на Балканах.
Колоритной фигурой был глава турецкой делегации Тевфик Рюштю Арас. Человек гибкий, блестяще владеющий приемами восточной дипломатии, Тевфик Рюштю Арас хотел замаскировать намечавшееся сближение Турции с Англией и заявлял, что хочет «удовлетворить все делегации». Однако больше всего турецкая делегация заигрывала с Англией, считая, что только от нее зависит принятие выгодного для Турции решения. Доходило до того, что Арас вел за спиной Литвинова тайные переговоры с англичанами, которые добивались срыва советского плана.
Во время очередного заседания, когда обсуждался вопрос о проходе советских военных кораблей крупного тоннажа через проливы, Арас предложил добавить слова «существующего флота».
– Как понять ваше заявление? – спросил Литвинов. – А если мы построим новые военные корабли, вы их не будете пропускать?
Турецкий дипломат замялся:
– Я хотел сказать, что слово «существующего» не следует понимать как «нынешнего».
– Значит, – продолжал Литвинов, – вы снимаете слово «существующего»?
– Снимаю, – неуверенно заявил Арас.
В этот момент со своего места поднялся Рэндэл. Обращаясь к турецкому министру иностранных дел, он раздраженно спросил:
– Как это вы снимаете свою формулировку? Ведь мы с вами договорились, что она обязательно будет в тексте соглашения.
Турецкий дипломат смешался, пытаясь что-то объяснить, но все это выглядело невразумительно. Дело кончилось тем, что Арасу пришлось извиниться и перед Литвиновым, и перед Рэндэлом и попросить председателя исключить всю эту дискуссию из протокола заседания.
Конференция в Монтрё затянулась. Литвинов уехал в Женеву, а на конференции осталась так называемая Рабочая комиссия. Когда Литвинов в середине июля возвратился в Монтрё, ему стало окончательно ясно, что английская дипломатия может провалить конференцию.
В эти критические дни Литвинов пригласил корреспондента ТАСС Эндрю Ротштейна и сказал ему:
– Пойдите к вашим журналистам и сообщите им, что Литвинов упаковывает чемодан. Я уезжаю из Монтрё и больше сюда не вернусь.
На следующий день во всех газетах появилось сообщение, что Литвинов уезжает, конференция под угрозой срыва. Литвинов выбрал удачный момент для «пробного шара». Из Германии продолжали поступать грозные вести. Папен в Вене подписал соглашение, фактически предрешившее аншлюс. Обстановка в Европе все больше накалялась. В итоге Англия вынуждена была в Монтрё пойти на попятный. Получив инструкцию из Анкары, отступила и турецкая делегация. Основные советские предложения были приняты, и 20 июля конференция благополучно завершила свою работу подписанием новой конвенции о проливах. Мировая печать много писала об успехе Советского Союза. Даже корреспондент белогвардейской парижской газеты «Последние новости» Незнамов отметил, что такого блестящего успеха не знала история русской дипломатии.
17 июля 1936 года Литвинову исполнилось шестьдесят лет. Он был решительным противником всяких юбилеев. Но сотрудники решили хоть как-нибудь отметить 60-летие Максима Максимовича. Повару «Монтрёпалас», где жили советские дипломаты, тайком заказали любимый Литвиновым чечевичный суп. Владелец отеля, узнав о юбилее, был потрясен и все повторял: «Господину министру шестьдесят лет – и к обеду только чечевица. Это невозможно!»
За столом собрались сотрудники Литвинова, «монтрёйцы», как он их называл. Литвинова поздравили. Он коротко ответил: «Спасибо, товарищи!» И на этом юбилей был завершен.
В тот день Максим Максимович получил из Москвы приветственное письмо: «В день Вашего шестидесятилетия Совет Народных Комиссаров Союза ССР и ЦК ВКП(б) приветствует Вас, старейшего деятеля большевистской партии, руководителя советской дипломатии, неустанного борца против войны и за дело мира в интересах всех трудящихся. Желаем Вам здоровья и дальнейших успехов…»
За выдающиеся заслуги в борьбе за мир на посту наркома по иностранным делам ЦИК наградил Литвинова орденом Ленина. А потом пришло еще много телеграмм из Советского Союза. Литвинова приветствовали государственные деятели, дипломаты, военные, рабочие, писатели, колхозники и пионерские организации. Наркоминдел сообщил, что дружеских приветствий столько, что передать их все просто невозможно, они будут ждать Литвинова в Москве.
Максим Максимович позвонил Ротштейну и сказал, что хочет ответить соотечественникам, попросил через ТАСС передать в Москву его письмо.
«Дорогие друзья и товарищи, – писал Литвинов. – Я глубоко тронут выраженными вами чувствами и добрыми пожеланиями. Многие из вас знают, как я не люблю юбилеи и чествования. Юбилейные заметки в печати мне даже иногда кажутся проектами некрологов, но живой юбиляр, конечно, лучше воспримет их, нежели покойник, и может дать ответ на них. Конечно, неособенно приятно в день 60-летия, измеряя жизненный путь, лишний раз убедиться в том, что остающийся путь значительно короче пройденного. Но если верно изречение Оскара Уайльда, что человек имеет столько лет, сколько он их чувствует, то ваши поздравления по поводу моего 60-летия весьма преждевременны. К тому же энтузиазм работы, которым мы все охвачены при строительстве социализма на нашей родине, молодит всех нас и гонит всякие мысли о конце жизни, ибо наша личная жизнь целиком сливается с жизнью нашего великого коллектива страны трудящихся, а эта жизнь бесконечна…
В особенности это сознает человек, подобный мне, который 35 лет своей жизни, то есть почти всю сознательную жизнь, прожил большевиком и не может мыслить себя вне марксистско-большевистского миросозерцания. Чем дальше мы продвигаемся в осуществлении наших идеалов, тем содержательнее и полноценнее становятся проживаемые нами годы, которые должны измеряться не количеством, а качеством. По этим соображениям прошу скинуть мне половину годов и 60-летним не считать.
Еще раз благодарю вас за память обо мне в сегодняшний день и желаю вам всем встретить свой 60-летний и дальнейшие юбилеи с таким же чувством бодрости, молодости и веры в наше светлое будущее, какое испытываю я сегодня.
Жму вам всем руки.
Литвинов».
Вечером к Литвинову примчался Дэлл, уговорил его поехать в городок Вильнев. Туда приехали и некоторые другие журналисты, дружески относившиеся к Советскому Союзу. Заказали легкое вино. Дэлл все порывался произнести речь, но Литвинов отшучивался, говорил, что не нужно никаких речей, рассказывал о Москве, о чарующей русской природе…
На следующий день, 18 июля, Литвинову принесли экстренные выпуски газет. Они сообщали, что в Испании вспыхнул мятеж против республиканского правительства.
Литвинов помрачнел и сказал «монтрёйцам»: «Грядут трудные времена…»
Глава десятая
Трудные годы
Летом 1936 года Испания навсегда вошла в сердца советских людей. Повсюду проходили митинги солидарности, все хотели ехать в Испанию, быть рядом с Хосе Диасом и Пасионарией. «Но пасаран!» – с чисто испанским темпераментом скандировали на митингах в Рязани и Туле, следили по карте за маршрутом парохода «Комсомолец», который вез медикаменты в Испанию, и завидовали его матросам. Река Мансанарес стала такой же родной и близкой, как Нева или Волга, а когда итальянский корпус разгромили под Гвадалахарой, советский народ ликовал. На каждой улице появились доморощенные стратеги, предсказывавшие ход военных событий.
А потом в Москву, в Иваново и в другие города привезли черноглазых ребятишек из Мадрида, Валенсии, Аликанте и других испанских городов. Тысячи людей предложили взять их в свои семьи. Для испанских детей были созданы все условия для жизни и учебы, Советская страна стала для них матерью, согрела и одарила любовью. А когда юные испанцы появлялись на собраниях и митингах с поднятыми вверх крепко сжатыми маленькими смуглыми кулачками, поднимался лес рук в ответном приветствии.
Фашистский мятеж и последовавшая итало-германская интервенция в Испанию преследовали цель не только ликвидировать испанскую демократию, но и отрезать Англию и Францию от их колониальных владений, создать угрозу Франции с тыла. Вместе с тем Испания рассматривалась Гитлером и Муссолини как полигон для испытания оружия, необходимого в будущей большой войне.
В 1936 году эту войну можно было задушить в зародыше. Италия была основательно потрепана в эфиопской войне, переживала серьезные экономические трудности, в стране росло недовольство авантюрой Муссолини. Германия не была достаточно сильна, чтобы осмелиться противостоять фронту демократических стран. К концу 1936 года вермахт насчитывал четырнадцать армейских корпусов, в общей сложности миллион солдат. Германия не была готова к большой войне. Решительные действия Англии и Франции, которые обладали мощными военно-морскими флотами в Атлантике и Средиземном море, сразу же парализовали бы итало-германскую интервенцию в Испании.
Позиция СССР в этом вопросе была предельно ясной: Советское правительство призвало к решительным действиям против любых агрессоров и готово было поддержать санкции против фашистских держав.
Однако европейская трагедия началась не в ночь на 18 июля 1936 года. Она была заложена в антисоветизме европейских держав, которые не отказались от мысли любой ценой, любым путем если не уничтожить, то по крайней мере предельно ослабить Советский Союз, сделать его второстепенной державой. Этой цели и должна была послужить Германия.
Успехи демократических сил во Франции и Народного фронта в Испании, свергнувшего диктатуру Примо де Ривера, испугали реакционные круги во всем мире, активизировали антисоветские силы в Англии, Франции, США. За месяц до начала фашистского мятежа английская газета «Дейли мейл» писала: «Если зараза коммунизма, распространяющаяся сейчас в Испании и Франции, перекинется на другие страны, то самыми полезными друзьями Для нас оказались бы два правительства – германское и итальянское, уничтожившие эту заразу на своей земле».
Три года – с момента фашистского мятежа в Испании до начала второй мировой войны – отмечены последовательной борьбой Советского Союза и его дипломатии за мир, против происков агрессоров в различных районах земного шара. Литвинов был одним из активнейших участников этой борьбы.
27 ноября 1936 года республиканское правительство Испании поставило на Ассамблее Лиги наций вопрос об итало-германской интервенции. Советский Союз поддержал испанского делегата. На чрезвычайной сессии Совета Лиги наций в декабре 1936 года советский делегат потребовал принятия срочных мер против интервенции фашистских держав.
Усилия советской дипломатии сразу же натолкнулись на противодействие правящих кругов Англии и Франции. Вопрос об итало-германской интервенции был изъят из ведения Лиги наций и передан в специально созданный Комитет по невмешательству в испанские дела.
Советский Союз вошел в Комитет по невмешательству, чтобы хоть как-то влиять на политику западных держав, предотвратить расширение агрессии. Но Англия и Франция делали все возможное, чтобы превратить этот орган в ширму, прикрываясь которой можно было прекратить всякую помощь испанскому правительству.
В те дни Александра Михайловна Коллонтай, находившаяся в составе советской делегации в Лиге наций, писала в Стокгольм своему близкому другу и секретарю Эмми Лоренсон: «Фаталистический» взгляд на мировую обстановку типичен для Женевы. Сердце обливается кровью, когда видишь, как здесь обращаются с Испанией… Страшно. Я просто несчастна и возмущена…»
Литвинов большую часть времени проводит в Женеве. Там идет сейчас сражение против главного врага – Гитлера. Он вдохновитель войны в Испании – прелюдии к мировому пожару, и с трибуны Лиги наций эту мысль надо донести до сознания всех народов.
Основные положения внешней политики Советского Союза определены правительством. В соответствии с этими положениями и действует Литвинов, мобилизует в этом направлении весь дипломатический аппарат, готовит свои речи здесь же, в Женеве.
Перед заседаниями он обычно прогуливается по набережной Женевского озера. Там он может сосредоточиться, подготовиться к очередному выступлению. Иногда уезжает в деревушку Грей возле Ниццы. В маленьком деревенском ресторанчике его хорошо знают. Он заказывает кружку пива и какое-нибудь острое блюдо. Перечитывает газеты, размышляет. Вокруг тишина: горы, внизу стелется долина. Повсюду безмятежная радость бытия. Но он знает, как обманчив покой: Европа и мир идут к большой войне. Английские и французские представители продолжали опасную игру, неизменно пытались доказать, что Литвинов преувеличивает опасность, исходящую из Германии, сгущает краски.
– Не следует опасаться рейха. Гитлер говорит, и только. Надо помнить, что лающие собаки не кусаются, – говорили ему.
– Я знаю, что лающие собаки не кусаются. Но я не уверен в том, что это знают собаки, – парировал Литвинов.
Советское правительство оказывало помощь испанскому народу, предоставило кредит на сумму в 85 миллионов долларов для закупки оружия, советские добровольцы сражались за республиканскую Испанию, военные советники оказали огромную помощь в создании регулярной Народной армии. В Испанию отправлялись пароходы, груженные медикаментами и продовольственными товарами. Италия и Германия начали пиратские нападения на торговые суда разных стран. Некоторые английские и французские корабли вместе со своими экипажами пошли на дно. Были потоплены советские пароходы «Тимирязев» и «Благоев».
Англия и Франция предложили созвать конференцию средиземноморских и черноморских держав и обсудить вопрос о мерах обеспечения безопасности мореплавания. Конференция проходила в Нионе с 10 по 14 сентября 1937 года. Литвинов выехал в этот небольшой городок близ Женевы. Как всегда, добивался конкретных решений.
Телеграфируя в НКИД о начале работы, Литвинов информировал: «Сегодня делались попытки убедить меня отказаться от всякого выступления на конференции… Мотивировка – важно быстро провести конференцию и немедленно приступить к охране Средиземного моря. Я им ответил, что стою тоже за быстроту действий, но что если охрана Средиземного моря начнется на полчаса позже, то никто нас в этом упрекать не будет. Конференция была созвана без консультации с нами, и мы не можем, как статисты, молча выслушать речь председателя без определения отношения моего правительства к проблемам, связанным с конференцией…
Я раскритиковал пункт об уничтожении подводных лодок только в случае несоблюдения Лондонской конвенции, которая имела в виду военное, а не мирное время.
Я охарактеризовал это предложение как «гуманизацию войны в мирное время», ибо весь смысл в том, чтобы подлодки предоставляли возможность командам спасаться. Я также указал, что это путь подготовки легализации войны и признания прав воюющей стороны за Франко. Мои возражения вызвали сильную растерянность и смущение среди англичан, которые признали, что я затронул большой принципиальный вопрос».
Уже 11 сентября Литвинов телеграфировал: «Многие из моих возражений в тексте учтены, и особенно выпукло отмечено непризнание прав воюющих сторон».
Принятое на конференции соглашение обязало всех ее участников принять решительные меры против пиратских действий на Средиземном море.
Фашистская агрессия в Испании до предела обострила обстановку в Европе. Все больше накалялась атмосфера и в Азии. 25 ноября 1936 года в Берлине было подписано соглашение между Германией, Италией и Японией. Оформился «Антикоминтерновский пакт». Незадолго до этого один из главарей гитлеровской Германии, Геринг, заявил на заседании кабинета в Берлине, что «столкновение с Россией неизбежно». Летом 1937 года Япония начала новую войну против Китая. Усилилось итало-германское вмешательство в дела Испании, интервенты окончательно сбросили маску, теперь уже открыто посылали Франко войска и оружие.
Литвинов – в разъездах. Встречи с дипломатами, конференции, заседания Лиги наций следуют непрерывной чередой. Он появляется в Москве на несколько дней и снова уезжает в Варшаву, Париж, Женеву, мобилизует аппарат полпредств. Майский в Лондоне действует не только по линии дипломатической, но и организует встречи с общественными деятелями, представителями творческой интеллигенции, которые начинают требовать от своего правительства энергичных действий против гитлеровской Германии. Во Франции советские дипломаты при помощи выдающихся ученых и общественных деятелей организуют нажим на правительство Блюма, заставляют его заявить, что Франция будет противиться германской агрессии.
В ноябре 1937 года в Брюсселе Лига наций созвала конференцию в связи с японской агрессией в Китае. Опасная игра западных держав была продолжена и в этом регионе. США, Англия и другие капиталистические страны показали, что они не намерены противодействовать агрессору в Азии, как они это делают в Европе. В декларации, принятой 24 ноября, конференция призвала Китай и Японию «прекратить враждебные действия и прибегнуть к мирным методам». И только.
Но при всей сложности положения на Дальнем Востоке Литвинов был убежден, что враг находится все же в Европе. В декабре 1937 года он дает интервью иностранному корреспонденту по поводу ситуации, сложившейся на Дальнем Востоке. Выдержка из этой беседы появилась в иностранной печати в канун войны. Литвинов сказал, что «Антикоминтерновский пакт» – это угроза отнюдь не только Советскому Союзу, а в первую очередь Франции и Англии. Идеология мало значит для фашистских разбойников. Гитлер милитаризировал рейх и встал на путь грубого гангстеризма Муссолини и японцы идут за ним, ибо надеются получить свою долю в награбленной добыче. Но жертвами этих завоеваний в первую очередь станут богатые капиталистические страны. Английский и французский народы бездействуют, а их лидеры ослеплены. Гитлеровская Германия в первую очередь нападет на Францию и Англию, ограбит эти страны. Советский Союз будет последней страной, на которую нападет гитлеровская Германия. Литвинов закончил свое интервью следующими словами: «У нас есть Красная Армия и огромная территория…»
Тем временем Япония все больше осложняет отношения с Соединенными Штатами Америки. Конфликт между ними становится неизбежным. Литвинов предупреждает об этом американского посла Дэвиса. Но тот отшучивается. У Дэвиса много других забот. Его жена, известная американская миллионерша, пригнала из Западного полушария в Одессу роскошную парусную яхту. Миссис Дэвис любит рекламу, и в мировой печати появилось множество статей об этом вояже и яхте, экипаж которой насчитывает сорок матросов и офицеров. Об этом западные журналисты пишут больше, чем о вопросах европейской безопасности и положении на Дальнем Востоке. Литвинов обращает внимание Дэвиса на тот факт, что в сложнейшей ситуации в мире американская пресса занята пустяками. Дэвис успокаивает советского дипломата: Литвинов не должен так мрачно смотреть на вещи. Все как-нибудь уладится.
Каждый раз, возвращаясь в Москву из заграничной поездки, Литвинов пристально всматривался в окружавший его мир, от которого он все же был оторван по той причине, что, будучи «специалистом партии» по дипломатическим делам, много времени проводил за границей. Но тем глубже, конкретнее хотелось ему проникнуть в ту повседневную жизненную атмосферу, в которой жила страна, ее люди.
Как-то в очередной приезд из Женевы Литвинов был на приеме в Московском Совете. С живым интересом он слушал ораторов, расспрашивал о каждом выступавшем, интересовался его возрастом, профессией, служебным положением, пристально вглядывался в лица этих молодых людей, как он их называл, которые завтра должны были прийти на смену старшему поколению большевиков и стать у руля страны. В творческие силы народа он верил безгранично.
Но другое все больше беспокоило Литвинова в те годы. Он видел, какие чуждые духу ленинизма процессы начались в стране. Людьми начали овладевать страх, неуверенность, подозрительность. Эти явления становились все более ощутимыми, они сковывали, мешали работать и жить, отдавать сполна свои способности строительству нового общества, ради чего и была совершена революция.
Однажды Литвинов должен был пойти на прием в иностранное посольство. Он спросил у Крестинского, кто из сотрудников Наркоминдела приглашен на этот прием.
– Приглашены многие, но пойдут не все, – сказал Крестинский.
– Почему? – спросил Литвинов.
– Боятся, – ответил Крестинский.
С тех пор Литвинову пришлось в приказном порядке отправлять своих сотрудников на дипломатические приемы.
Положение Литвинова, руководителя советской дипломатии, казалось прочным и незыблемым, признание его заслуг всячески подчеркивалось. В 1936 году на VIII Чрезвычайном съезде Советов Литвинов был избран в президиум съезда, вошел в редакционную комиссию для установления окончательного текста Конституции. Он выступил с большой речью, изложение которой «Правда» опубликовала на первой полосе. 6 декабря 1936 года «Правда» поместила фотографию, на которой Сталин, Молотов, Ворошилов, Буденный и Литвинов голосовали за окончательный текст Конституции Советского Союза.
Свои отношения со Сталиным Литвинов понимал как отношения двух коммунистов, связанных общей идеей. Признавая руководящее положение Сталина как Генерального секретаря партии, Литвинов никогда не лебезил перед ним Об этом свидетельствуют все, кто наблюдал их отношения.
А потом в Москву, в Иваново и в другие города привезли черноглазых ребятишек из Мадрида, Валенсии, Аликанте и других испанских городов. Тысячи людей предложили взять их в свои семьи. Для испанских детей были созданы все условия для жизни и учебы, Советская страна стала для них матерью, согрела и одарила любовью. А когда юные испанцы появлялись на собраниях и митингах с поднятыми вверх крепко сжатыми маленькими смуглыми кулачками, поднимался лес рук в ответном приветствии.
Фашистский мятеж и последовавшая итало-германская интервенция в Испанию преследовали цель не только ликвидировать испанскую демократию, но и отрезать Англию и Францию от их колониальных владений, создать угрозу Франции с тыла. Вместе с тем Испания рассматривалась Гитлером и Муссолини как полигон для испытания оружия, необходимого в будущей большой войне.
В 1936 году эту войну можно было задушить в зародыше. Италия была основательно потрепана в эфиопской войне, переживала серьезные экономические трудности, в стране росло недовольство авантюрой Муссолини. Германия не была достаточно сильна, чтобы осмелиться противостоять фронту демократических стран. К концу 1936 года вермахт насчитывал четырнадцать армейских корпусов, в общей сложности миллион солдат. Германия не была готова к большой войне. Решительные действия Англии и Франции, которые обладали мощными военно-морскими флотами в Атлантике и Средиземном море, сразу же парализовали бы итало-германскую интервенцию в Испании.
Позиция СССР в этом вопросе была предельно ясной: Советское правительство призвало к решительным действиям против любых агрессоров и готово было поддержать санкции против фашистских держав.
Однако европейская трагедия началась не в ночь на 18 июля 1936 года. Она была заложена в антисоветизме европейских держав, которые не отказались от мысли любой ценой, любым путем если не уничтожить, то по крайней мере предельно ослабить Советский Союз, сделать его второстепенной державой. Этой цели и должна была послужить Германия.
Успехи демократических сил во Франции и Народного фронта в Испании, свергнувшего диктатуру Примо де Ривера, испугали реакционные круги во всем мире, активизировали антисоветские силы в Англии, Франции, США. За месяц до начала фашистского мятежа английская газета «Дейли мейл» писала: «Если зараза коммунизма, распространяющаяся сейчас в Испании и Франции, перекинется на другие страны, то самыми полезными друзьями Для нас оказались бы два правительства – германское и итальянское, уничтожившие эту заразу на своей земле».
Три года – с момента фашистского мятежа в Испании до начала второй мировой войны – отмечены последовательной борьбой Советского Союза и его дипломатии за мир, против происков агрессоров в различных районах земного шара. Литвинов был одним из активнейших участников этой борьбы.
27 ноября 1936 года республиканское правительство Испании поставило на Ассамблее Лиги наций вопрос об итало-германской интервенции. Советский Союз поддержал испанского делегата. На чрезвычайной сессии Совета Лиги наций в декабре 1936 года советский делегат потребовал принятия срочных мер против интервенции фашистских держав.
Усилия советской дипломатии сразу же натолкнулись на противодействие правящих кругов Англии и Франции. Вопрос об итало-германской интервенции был изъят из ведения Лиги наций и передан в специально созданный Комитет по невмешательству в испанские дела.
Советский Союз вошел в Комитет по невмешательству, чтобы хоть как-то влиять на политику западных держав, предотвратить расширение агрессии. Но Англия и Франция делали все возможное, чтобы превратить этот орган в ширму, прикрываясь которой можно было прекратить всякую помощь испанскому правительству.
В те дни Александра Михайловна Коллонтай, находившаяся в составе советской делегации в Лиге наций, писала в Стокгольм своему близкому другу и секретарю Эмми Лоренсон: «Фаталистический» взгляд на мировую обстановку типичен для Женевы. Сердце обливается кровью, когда видишь, как здесь обращаются с Испанией… Страшно. Я просто несчастна и возмущена…»
Литвинов большую часть времени проводит в Женеве. Там идет сейчас сражение против главного врага – Гитлера. Он вдохновитель войны в Испании – прелюдии к мировому пожару, и с трибуны Лиги наций эту мысль надо донести до сознания всех народов.
Основные положения внешней политики Советского Союза определены правительством. В соответствии с этими положениями и действует Литвинов, мобилизует в этом направлении весь дипломатический аппарат, готовит свои речи здесь же, в Женеве.
Перед заседаниями он обычно прогуливается по набережной Женевского озера. Там он может сосредоточиться, подготовиться к очередному выступлению. Иногда уезжает в деревушку Грей возле Ниццы. В маленьком деревенском ресторанчике его хорошо знают. Он заказывает кружку пива и какое-нибудь острое блюдо. Перечитывает газеты, размышляет. Вокруг тишина: горы, внизу стелется долина. Повсюду безмятежная радость бытия. Но он знает, как обманчив покой: Европа и мир идут к большой войне. Английские и французские представители продолжали опасную игру, неизменно пытались доказать, что Литвинов преувеличивает опасность, исходящую из Германии, сгущает краски.
– Не следует опасаться рейха. Гитлер говорит, и только. Надо помнить, что лающие собаки не кусаются, – говорили ему.
– Я знаю, что лающие собаки не кусаются. Но я не уверен в том, что это знают собаки, – парировал Литвинов.
Советское правительство оказывало помощь испанскому народу, предоставило кредит на сумму в 85 миллионов долларов для закупки оружия, советские добровольцы сражались за республиканскую Испанию, военные советники оказали огромную помощь в создании регулярной Народной армии. В Испанию отправлялись пароходы, груженные медикаментами и продовольственными товарами. Италия и Германия начали пиратские нападения на торговые суда разных стран. Некоторые английские и французские корабли вместе со своими экипажами пошли на дно. Были потоплены советские пароходы «Тимирязев» и «Благоев».
Англия и Франция предложили созвать конференцию средиземноморских и черноморских держав и обсудить вопрос о мерах обеспечения безопасности мореплавания. Конференция проходила в Нионе с 10 по 14 сентября 1937 года. Литвинов выехал в этот небольшой городок близ Женевы. Как всегда, добивался конкретных решений.
Телеграфируя в НКИД о начале работы, Литвинов информировал: «Сегодня делались попытки убедить меня отказаться от всякого выступления на конференции… Мотивировка – важно быстро провести конференцию и немедленно приступить к охране Средиземного моря. Я им ответил, что стою тоже за быстроту действий, но что если охрана Средиземного моря начнется на полчаса позже, то никто нас в этом упрекать не будет. Конференция была созвана без консультации с нами, и мы не можем, как статисты, молча выслушать речь председателя без определения отношения моего правительства к проблемам, связанным с конференцией…
Я раскритиковал пункт об уничтожении подводных лодок только в случае несоблюдения Лондонской конвенции, которая имела в виду военное, а не мирное время.
Я охарактеризовал это предложение как «гуманизацию войны в мирное время», ибо весь смысл в том, чтобы подлодки предоставляли возможность командам спасаться. Я также указал, что это путь подготовки легализации войны и признания прав воюющей стороны за Франко. Мои возражения вызвали сильную растерянность и смущение среди англичан, которые признали, что я затронул большой принципиальный вопрос».
Уже 11 сентября Литвинов телеграфировал: «Многие из моих возражений в тексте учтены, и особенно выпукло отмечено непризнание прав воюющих сторон».
Принятое на конференции соглашение обязало всех ее участников принять решительные меры против пиратских действий на Средиземном море.
Фашистская агрессия в Испании до предела обострила обстановку в Европе. Все больше накалялась атмосфера и в Азии. 25 ноября 1936 года в Берлине было подписано соглашение между Германией, Италией и Японией. Оформился «Антикоминтерновский пакт». Незадолго до этого один из главарей гитлеровской Германии, Геринг, заявил на заседании кабинета в Берлине, что «столкновение с Россией неизбежно». Летом 1937 года Япония начала новую войну против Китая. Усилилось итало-германское вмешательство в дела Испании, интервенты окончательно сбросили маску, теперь уже открыто посылали Франко войска и оружие.
Литвинов – в разъездах. Встречи с дипломатами, конференции, заседания Лиги наций следуют непрерывной чередой. Он появляется в Москве на несколько дней и снова уезжает в Варшаву, Париж, Женеву, мобилизует аппарат полпредств. Майский в Лондоне действует не только по линии дипломатической, но и организует встречи с общественными деятелями, представителями творческой интеллигенции, которые начинают требовать от своего правительства энергичных действий против гитлеровской Германии. Во Франции советские дипломаты при помощи выдающихся ученых и общественных деятелей организуют нажим на правительство Блюма, заставляют его заявить, что Франция будет противиться германской агрессии.
В ноябре 1937 года в Брюсселе Лига наций созвала конференцию в связи с японской агрессией в Китае. Опасная игра западных держав была продолжена и в этом регионе. США, Англия и другие капиталистические страны показали, что они не намерены противодействовать агрессору в Азии, как они это делают в Европе. В декларации, принятой 24 ноября, конференция призвала Китай и Японию «прекратить враждебные действия и прибегнуть к мирным методам». И только.
Но при всей сложности положения на Дальнем Востоке Литвинов был убежден, что враг находится все же в Европе. В декабре 1937 года он дает интервью иностранному корреспонденту по поводу ситуации, сложившейся на Дальнем Востоке. Выдержка из этой беседы появилась в иностранной печати в канун войны. Литвинов сказал, что «Антикоминтерновский пакт» – это угроза отнюдь не только Советскому Союзу, а в первую очередь Франции и Англии. Идеология мало значит для фашистских разбойников. Гитлер милитаризировал рейх и встал на путь грубого гангстеризма Муссолини и японцы идут за ним, ибо надеются получить свою долю в награбленной добыче. Но жертвами этих завоеваний в первую очередь станут богатые капиталистические страны. Английский и французский народы бездействуют, а их лидеры ослеплены. Гитлеровская Германия в первую очередь нападет на Францию и Англию, ограбит эти страны. Советский Союз будет последней страной, на которую нападет гитлеровская Германия. Литвинов закончил свое интервью следующими словами: «У нас есть Красная Армия и огромная территория…»
Тем временем Япония все больше осложняет отношения с Соединенными Штатами Америки. Конфликт между ними становится неизбежным. Литвинов предупреждает об этом американского посла Дэвиса. Но тот отшучивается. У Дэвиса много других забот. Его жена, известная американская миллионерша, пригнала из Западного полушария в Одессу роскошную парусную яхту. Миссис Дэвис любит рекламу, и в мировой печати появилось множество статей об этом вояже и яхте, экипаж которой насчитывает сорок матросов и офицеров. Об этом западные журналисты пишут больше, чем о вопросах европейской безопасности и положении на Дальнем Востоке. Литвинов обращает внимание Дэвиса на тот факт, что в сложнейшей ситуации в мире американская пресса занята пустяками. Дэвис успокаивает советского дипломата: Литвинов не должен так мрачно смотреть на вещи. Все как-нибудь уладится.
Каждый раз, возвращаясь в Москву из заграничной поездки, Литвинов пристально всматривался в окружавший его мир, от которого он все же был оторван по той причине, что, будучи «специалистом партии» по дипломатическим делам, много времени проводил за границей. Но тем глубже, конкретнее хотелось ему проникнуть в ту повседневную жизненную атмосферу, в которой жила страна, ее люди.
Как-то в очередной приезд из Женевы Литвинов был на приеме в Московском Совете. С живым интересом он слушал ораторов, расспрашивал о каждом выступавшем, интересовался его возрастом, профессией, служебным положением, пристально вглядывался в лица этих молодых людей, как он их называл, которые завтра должны были прийти на смену старшему поколению большевиков и стать у руля страны. В творческие силы народа он верил безгранично.
Но другое все больше беспокоило Литвинова в те годы. Он видел, какие чуждые духу ленинизма процессы начались в стране. Людьми начали овладевать страх, неуверенность, подозрительность. Эти явления становились все более ощутимыми, они сковывали, мешали работать и жить, отдавать сполна свои способности строительству нового общества, ради чего и была совершена революция.
Однажды Литвинов должен был пойти на прием в иностранное посольство. Он спросил у Крестинского, кто из сотрудников Наркоминдела приглашен на этот прием.
– Приглашены многие, но пойдут не все, – сказал Крестинский.
– Почему? – спросил Литвинов.
– Боятся, – ответил Крестинский.
С тех пор Литвинову пришлось в приказном порядке отправлять своих сотрудников на дипломатические приемы.
Положение Литвинова, руководителя советской дипломатии, казалось прочным и незыблемым, признание его заслуг всячески подчеркивалось. В 1936 году на VIII Чрезвычайном съезде Советов Литвинов был избран в президиум съезда, вошел в редакционную комиссию для установления окончательного текста Конституции. Он выступил с большой речью, изложение которой «Правда» опубликовала на первой полосе. 6 декабря 1936 года «Правда» поместила фотографию, на которой Сталин, Молотов, Ворошилов, Буденный и Литвинов голосовали за окончательный текст Конституции Советского Союза.
Свои отношения со Сталиным Литвинов понимал как отношения двух коммунистов, связанных общей идеей. Признавая руководящее положение Сталина как Генерального секретаря партии, Литвинов никогда не лебезил перед ним Об этом свидетельствуют все, кто наблюдал их отношения.