Шхиян Сергей. Нити судьбы

   – Конечно, – ответила девушка, скрывая удивление наивности вопроса, – при каждой спальне своя ванная комната. Если вы предпочитаете русскую баню или финскую сауну, то они в цокольном этаже, – она кивнула на уходящую вниз резную лестницу из седого дуба, – там же и бассейн, только, к сожалению, он общий.
   – Ничего, мы как-нибудь обойдемся, – не без иронии, сказал я.
   – Вот и хорошо, тогда окажите мне честь осмотреть свои апартаменты.
   Меня удивила такая подчеркнутая, даже, витиеватая вежливость, но возразить было нечего. В конце концов, каждый монастырь имеет право на свой устав.
   Мы пошли за горничной вглубь дома и, в конце концов, попали в наши комнаты.
   Ладно, не буду дразнить читателей описанием роскошных интерьеров, мягкими персидскими коврами, огромными турецкими диванами, венецианским зеркалами, продуманной негой техногенной эры, все тем комфортом, которого так не хватало россиянам последнюю тысячу лет. Кто доживет до нового времени, сам все это увидит и оценит...
   – Пожалуйста, располагайтесь, мы бесконечно рады, что вы оказали нам честь своим прибытием, – говорила, лучась доброжелательностью, горничная. – Если вам что-нибудь понадобится, я всегда буду, счастлива вам помочь. Я жду ваших приказаний в соседней комнате, меня можно позвать в любое время.
   Девушка так и святилась искренним гостеприимством. От обилия впечатлений я слегка обалдел, и не спросил ее имени. Исправил оплошность, когда она уже выходила из наших апартаментов. Горничная почему-то смутилась, тревожно посмотрела по сторонам, но ответила:
   – Меня зовут, Электра, но можно обращаться и без имени.
   – Электра, красиво звучит, – отпустил я дежурный комплимент, смутно припоминая, что так звали дочь Агамемнона и Клитемнестры, ставшей излюбленной героиней греческих трагедий. – Вас так назвали в честь древней гречанки?
   Девушка вопроса не поняла, во всяком случае, с ответом замялась. Потом все-таки объяснила:
   – Маме это имя очень нравится, когда она была мной беременна, любила смотреть мультфильм об Электре.
   В названии мультфильма было что-то знакомое, и я и нашел уместным задать вопрос, который в эту минуту пришел в голову:
   – Если не секрет, в каком году вы родились?
   Девушка опять непонятно чему удивилась:
   – В десятом. О, я уже совсем старая!
   – Неужели? Глядя на вас, и не скажешь, – лицемерно воскликнул я, – думал, вы много моложе.
   Горничная комплименту улыбнулась, но без обычной профессиональной радости и торопливо ушла к себе. На вид девушке было лет тридцать, хотя выглядела она и правда неплохо. Получалось, что если мы попали в двадцать первый век, а не в двадцать второй, то сейчас середина сороковых годов. Не так уж далеко от нашего времени!
   Пока мы разговаривали с горничной, Марфа как неприкаянная, стояла посередине спальни. Лишь только та вышла, зарыдала.
   – Марфонька, что это с тобой? – спросил я, обнимая ее за плечи. – Не нужно плакать, у нас все хорошо. Посмотри, какая тут красивая светлица, а какие большие мягкие полати! Представляешь, как на них хорошо будет заниматься.... ну, этим самым...
   – Да, тебе хорошо! – говорила она сквозь слезы. – У тебя других забот нет, как только на полатях нежиться! Ты видел, какие у здешних баб сарафаны, особенно у рыжей?! А посмотри, во что я одета! Не зря рыжая мне глаза корила!
   – С чего ты взяла, что она тебя корила? – удивлённо, спросил я. – Ты же их языка не знаешь. Они совсем не о тебе разговаривали.
   – Да, ты думаешь, я дура, и ничего не понимаю?!
   То, что она не дура и все понимает, было ясно. Женщина женщину поймет и без второй сигнальной системы.
   – Подумаешь сарафан! – попытался я ее успокоить, – Мы тебе самый лучший купим, красный в цветах! Шубу вывернем соболями наверх, все здешние бабы от зависти умрут!
   – Не нужен мне красный, – сообщила мне Марфа, на время, забывая всхлипывать, – сейчас красное не носят. Мужички будут в таких, – она поискала в старорусском лексиконе слово, скорее всего означающее элегантность, не нашла соответствующего и объяснила по-своему, – мужички будут в барских поневах щеголять, а я воеводская дочь в красном сарафане?!
   Слезы у Марфы разом высохли, она гордо распрямилась и задрала подбородок. В той одежде, что была на ней, жест выразительным не получился.
   – С чего ты решила, что они мужички? – искренне поразился я такой оценке лощеной, рафинированной хозяйки и вполне цивильной горничной.
   – С того! Ты хоть и окольничий, только видать из простых, и в родовой крови ничего не понимаешь! Что я благородную жену от холопьей бабы не отличу?!
   – Ну, ты даешь! – возмущенно воскликнул я. – Аристократка, блин! Да мы таких в семнадцатом году!... Кровь у тебя голубая! Меня от ваших царей и князей уже с души воротит!
   – А мне на ваши дворцы смотреть противно. В камне как, как... – она замялась подбирая сравнение, – ...как медведи живете и бабы у вас страховидные, и холопы у вас куцые!
   – Да ты знаешь!.. – окончательно возмутился я.
   – Баба смердит! – картаво заявил Полкан, явно, беря сторону Марфы.
   – Это кто смердит! – закричал я. – Что ты понимаешь во французских духах лесная образина! Да, для вас собак лучший аромат тухлая рыба. Тоже мне эстет нашелся! Додумался же такое женщине сказать! Где тебя воспитывали?! В леску? Тьфу, черт, вы мне совсем голову заморочили. Не нравится здесь, можете спать во дворе, а я пошел в баню!
   От возмущения я топнул ногой и ушел в соседнюю комнату.
   В дверях тотчас возникла горничная:
   – Что-нибудь нужно, милостивый государь?
   – А это ты, Электра! Ты как относишься к говорящим собакам? – спросил я, возмущенно глядя на волчью морду выглядывающую из соседней спальни.
   – Для нас любой гость желанен и дорог, – дипломатично, ответила горничная, – А разве собаки умеют разговаривать?
   – Хорошие, слава богу, не умеют, а вот такие уроды... – показал я на Полкана.
   – Сам дурак, – пророкотал пес, подумал и добавил, – и эта смердит.
   – Да я тебя! – начал я, но договорить не успел. Электра побледнела, взялась за сердце и опустилась в ближайшее кресло.
   – Марфа! – крикнул я. – Там на столе графин с водой, принеси, пожалуйста!
   – Нет, не надо, мне нельзя, – прошептала девушка, пытаясь встать. – Простите меня, я сама не знаю, как это случилось.
   Я помог ей подняться и отвел в соседнюю комнату. Там оказалась скромная обстановка, напоминающая интерьер номера двухзвездочной гостиницы. Девушка казалось такой напуганной, что я поспешил ее успокоить:
   – Вы его не бойтесь, Полкан не кусается. Это его ваш охранник электрошоком шарахнул, вот он почему-то и заговорил. Атак он пес добрый, только ему запах духов почему-то не нравится.
   – Я не собаки... – начала она, но, не произнесла слово: «боюсь», – ...простите, мне нужно работать, если увидят... – она движением зрачка показало куда-то в сторону, – вам лучше уйти...
   Я понял и намек, и то, что ее беспокоит, согласно кивнул и быстро вышел из подсобки. Похоже, порядки в этом показательном имении царят драконовские, об этом стоило подумать.
   – Я не понимаю, что ты просишь! – возмущенно заявила Марфа, лишь только я вернулся в свою спальню.
   – Воду, всего лишь воду, – смиренно объяснил я. – Ты пойдешь со мной в баню или останешься здесь?
   Вопрос был глупый, одна Марфа не осталась бы ни за что на свете.
   Я огляделся, надеясь, что тут как в хорошей гостинице могут оказаться необходимые банные принадлежности. Звать Электру мне не хотелось, нужно было дать ей время привести нервы в порядок. Однако она вошла сама, словно почувствовала, что в ней есть нужда. Спросила, будто слышала наш разговор:
   – Вы хотите помыться?
   Улыбалась горничная, как и раньше лучезарно, но теперь не так яростно. Кажется, она начинала понимать, что мы не совсем обычные гости. Я давно заметил, что доброжелательное и уважительное отношение к людям, особенно подневольным, приносит хорошие дивиденды, Если ты видишь в ком-то человека, то и тебя перестают воспринимать как огородное пугало, набитое спесью и снобизмом.
   – Да, хотим сходить в баньку. Здесь есть халаты, полотенца?
   – Конечно есть, все внизу, если позволите, я вас провожу. Вы предпочитаете сауну или русскую баню?
   – Баню, – ответил я.
   Марфа вслушивалась в наш разговор, выхватывая из него отдельные, понятные слова. Когда мы пошли к выходу, спросила:
   – Ты идешь топить баню?
   – Она уже натоплена, – ответил я, крепко беря ее под руку. Воеводиной дочери предстояло испытать очередной культурный шок.

Глава 4

   Стоит ли рассказывать о русской бане будущего? Не знаю, возможно, я по натуре ретроград, почвенник, пещерный человек, но белоснежные мраморные стены, десятки датчиков влажности, давления, температуры и еще бог весть чего, браслеты на руках, долженствующие предупреждать о любых негативных реакция организма, мне не понравились, Цивилизованная баня будущего – это ароматизированный пар, распыленные антисептические препараты и стерильные пластиковые веники с запахами березы, дуба, эвкалипта – кому что нравится.
   Электра завела нас в предбанник, помещение, походившее на салон элитного клуба, и с рук на руки передала двум женщинам в белоснежных халатах. Сначала это меня немного напрягло, но банщицы вели себя так индифферентно, что смущение быстро прошло, и я скинул свои заскорузлые лохмотья. Марфа разделась еще свободнее. Не знаю, что думали о нас банщицы, пока мы раздевались, ни на Марфе, ни на мне не было никакого нижнего белья. Шелковые подштанники которыми я щеголял в семнадцатом веке, как-то в одночасье исчезли, будто сами собой. Разбираться, кто их подрезал, в тот момент времени не было, так что я остался только в верхнем платье, Марфа, как и все женщины ее эпохи, белье не носила, так что разоблачиться нам с ней было минутным делом.
   Ну а дальше как положено: парная, бассейн, отдых за прохладительными и горячительным напитками. Всё было продуманно и пристойно. Банщицы своим вниманием нам не мешали, они, как только мы разделись, скрылись за какими-то пультами и наблюдали за приборами.
   Массажистки, явившиеся с предложением профессиональных услуг, оказались более коммуникабельны и вполне приятными девушками. Возможно, строгому ценителю женской красоты их тела могли показаться излишне идеальными, в чем виделась не столько щедрость природы, сколько искусство пластического хирурга, но смотреть на них было приятно. Обе массажистки были одеты в кокетливые, полупрозрачные халатики. С их бельем я не разобрался, однако оно на них, несомненно, было. Во всяком случае, по одной маленькой ленточке на самом интимном месте я разглядел.
   Марфа долго не понимала, что с ней собираются делать, в конце концов, после моих объяснений, согласилась отдаться в руки служанок и после массажа в общий зал вернулась затуманенная. Впрочем, как и я. Не знаю, как называется такой массаж, но на лечебный, он как-то не походил...
   Далее, все вновь повторилось почти по той же программе: парная, бассейн, отдых. Добавился только парикмахер.
   Марфе необычная баня понравилась, она взлетела на небо уже от одних только шампуней, гелей, кремов и прочих парфюмерных изысков, в назначении которых я даже не пытался разобраться. Массаж ее доконал. Я же быстро охладел к унифицированной радости гигиенического омовения и радовался только парикмахеру, сумевшему придать моей, стриженной «под скобку» шевелюре хоть какое-то подобие прически.
   В какой-то момент обе банщицы незаметно исчезли и мы с Марфой остались одни в большом зале, центр которого занимал стильный ассиметричный бассейн, стилизованный под лесное озеро. Мы отдыхали в шезлонгах возле воды, под яркими лампами, имитирующими солнечный свет. Марфа лежала на спине, сушила феном и расчесывала свои роскошные волосы. Как ей удалось сразу разобраться с назначением фена, я так и не понял. Считать до ста она до сей поры не научилась, а тайну включения и работы фена на разных режимах – постигла сразу.
   У нее уже наступило пресыщение от новых впечатлений, и она больше ничему не удивлялась. Я еще удивляться мог, да здесь и было чему, но расслабляющая обстановка брала свое и меня сморил сон. Сколько времени я проспал – не знаю, думаю, всего несколько минут, проснулся же, когда над нами потухли лампы. Привычка всегда быть настороже сработала и сейчас, как только поменялась обстановка, я вскочил на ноги.
   – Что случилось? – спросил я Марфу, уже кончившую возиться со своей бесконечной косой.
   – Почему-то потухло, – лаконично ответила она, показав на потолок.
   Теперь все здесь погрузилось в полумрак. Светилась только вода в бассейне. Зрелище получилось впечатляющее: нежно-голубая чаша освещала потолок и стены каким-то неземным, космическим светом. Я невольно залюбовался необыкновенным зрелищем и пропустил момент, когда с противоположного края бассейна, два легких, неземных тела, одновременно, почти без брызг пронзили воду. Отчетливо разглядел их только тогда, когда ныряльщики доплыли до середины бассейна.
   Не знаю, какой был там использован световой эффект, но нагие тела мужчины и женщины, легко и красиво извивающиеся в толще голубой воды, показались мне бронзово-золотыми.
   – Ой, посмотри, что это?! – воскликнула Марфа, роняя собранные в пучок волосы, и бросилась к краю бассейна. – Это кто?
   Я обернулся полотенцем, подошел к ней, встал рядом и вблизи наблюдал отточенные до совершенства, грациозные движения синхронных золотых пловцов. Вот уж действительно, «красота – это страшная сила», особенно, когда она усилена подлинным искусством. Только к концу подводного танца я понял, чьи золотые тела резвятся в лазурной невесомости.
   – Это здешние хозяева, – тихо сказал я Марфе, зачарованно наблюдавшей за подводным балетом.
   Спектакль продолжался минут десять. Не знаю, какими техническими средствами пользовались ныряльщики, но они ни разу не поднялись на поверхность вдохнуть воздух. На их нагих телах не было ничего даже отдаленно напоминающее дыхательные аппараты.
   Наконец пловцы кончили выступление и одновременно подплыли к нашему «берегу». Первой из воды выходила женщина. Она медленно, плавно, будто выплывая из синевы, поднималась по ступенькам узкой лесенки, и с ее золотого тела стекали голубые струйки воды. Наконец она оказалась на бортике бассейна, почти рядом с нами и жадно дышала, отчего высоко вздымались две весьма симпатичные... Как их там называют, во множественном числе? Кажется, молочные железы.
   – Помоги мне вытереться, – обращаясь ко мне как к своему, на ты, попросила она.
   «Ах ты... – мстительно подумал я, добавив к личному местоимению второго лица, не совсем цензурный эпитет, – похоже, тебя потянуло-таки на грубого и грязного мужика! Ладно, я тебя сейчас вытру!»
   Я не чинясь, снял со своих бедер полотенце и приступил к осушению усталого, нервно вздрагивающего от нескромных прикосновений тела. Освещение между тем быстро менялось, темнела вода в бассейне, и делалось заметно светлее в зале. Тело хозяйки начинало приобретать естественный цвет. Я не жалел ни хозяйского полотенца, ни хозяйской кожи, так что рыжая блудница вздрагивала все сильнее и норовила прижаться ко мне грудью. Я посмотрел на ее мужа и едва не присвистнул, этого козла вытирала Марфа! Лихо! Похоже, что сибариты пристроились эксплуатировать труд гостей!
   Хозяйка, воспользовавшись невольной паузой, прижалась-таки ко мне «всеми своими членами».
   – Э, милая, ты, что это делаешь? – спросил я, пытаясь легонько отстранить ее на безопасное расстояние.
   Она промычал что-то невразумительное, обхватила мне торс и принялась жадно целовать грудь. Ситуация стремительно перерастала в неуправляемую. Женщинам в таких случаях легче, послала нахала куда подальше – и все дела, мужчинам же приходится соблюдать видимость приличия.
   – Ну, ты что, голубушка, разве так можно, мы ведь не одни, – проникновенно убеждал я, целенаправленно отпихивая от себя прекрасное тело.
   Однако хозяйку это не остановило, напротив она вцепилась в меня еще сильнее и начала сползать вниз, не переставая осыпать все, что по пути попадалось ее губам «лобзаньями, глухими к укоризне». Я просительно посмотрел на мужа, надеясь, что может быть он, урезонит свою разгорячившуюся супругу. Однако тот уже в полной мужской готовности, таращился не на свое, а на мое сокровище!
   Я далеко не ангел, мало того, не моралист и вообще, как мне казалось, не совсем нравственный человек, но к такой сексуально свободе и открытости оказался совершенно не готовым.
   – Эй, ты что это делаешь! – закричал я, непонятно к кому обращаясь. Хозяйка уже опустилась на колени, продолжая целовать все, что ни попадя, а ее муженек притянул к себе Марфу. – А ну, отвали! – теряя остатки толерантности, заорал я. – Забыла, коза, что Je sale, grossier et le moujik!
   – Обожаю, грубых, грязных, вонючих мужиков! – на секунду отпустив меня, зыбким истеричным голосом закричала хозяйка, и опять присосалась ко мне как клещ.
   – А ну, убери руки, смерд! – словно ей в ответ, завопила Марфа и едва обсохший хозяин, снова оказался в бассейне. – Ты, это чего мужичка с Лешей делаешь! Тварь бесстыжая! Да я тебя за это на костре сожгут! – теперь уже к хозяйке, обратилась разгневанная боярышня. Марфа бросилась к нам, схватила рыжую за волосы, отволокла ее от меня и швырнула на пол. Потом вернулась ко мне, – Это что же такое делается! Как ты? Не успела откусить вампирша?
   Я не ответил, любуясь прекрасной разъяренной фурией. Гибкая, сильная, с развевающимися волосами, Марфа походила на какую-то древнюю богиню-воительницу.
   – Ну, слава Богу, а то я так испугалась! – воскликнула она, убедившись, что у меня все на месте. – Ты знаешь, куда мне вон тот смерд, свою руку сунул?! – спросила она, показывая на пытающегося вылезти из воды хозяина.
   Куда обычно пытаются попасть мужские руки, я примерно представлял, потому, подробности выяснять не стал. К тому же нам нужно было заканчивать помывку и идти собирать вещи. То, что нас теперь вышвырнут из милого, гостеприимного дома – можно было не сомневаться. Предоставив хозяйке помогать мужу, выбираться из бассейна, мы с Марфой оделись и вернулись в свои апартаменты.
   – Чего это они такое делали? – спросила девушка, начиная понимать, что произошло что-то недоступное ее пониманию.
   – Другое время, другие нравы, – ответил я, не зная, как можно в двух словах объяснить чужую и, главное, чуждую культуру. – Они живут по-своему, мы по-своему. Я ведь просил тебя не удивляться.
   Однако девушку, оказывается, волновал еще один вопрос:
   – А она, та мужичка, хотела тебе откусить?
   – Не думаю, скорее всего, ей так делать было приятно самой.
   – Чего ж в таком приятного? – искренне удивилась Марфа.
   – Ну, как тебе сказать, ты пока мало знаешь, может со временем, и сама так будешь делать.
   – Никогда! – возмущенно воскликнула Марфа. – Лучше в омут с головой!
   Три часа назад она обещала «помереть», если ей придется надеть современное платье. Теперь броситься в омут головой от разновидностей любви. Я начал бояться, что бедолага не протянет на этом свете и до следующей недели.
   Полагая, что нас с минуту на минуту попросят выметаться, я предложил целомудренной подруге подкрепить силы ветчиной. Не успели мы вытащить и разложить на столе припасы, как явился ливрейный мажордом. Выглядел он необыкновенно торжественно.
   – Сейчас пообедаем и уйдем, – сказал я, не давая ему открыть рта.
   Он ничего не ответил и, выдержав паузу, будто не услышал того, что я сказал, передал приглашение хозяев присутствовать сегодня вечером на званном ужине.
   Было похоже на то, что недавний конфликт сошел нам с рук без последствий. Однако ни на какие приемы я идти не собирался, уже по той причине, что не хотел выглядеть ярмарочным медведем.
   – Передайте, своим господам нашу благодарность, но, к сожалению, у нас на этот вечер другие планы.
   – Чего ему нужно? – поинтересовалась Марфа, на которую белые чулки управляющего почему-то производили завораживающее впечатление.
   Я для нее перевел хозяйское приглашения и объяснил, почему отказался. Не знаю, каким образом, но мажордом меня понял.
   – Если вас смущает одежда, – сказал он, – то могу вас уверить, прием будет для узкого круга лиц и можно прийти запросто. Вполне достаточно обычного смокинга.
   – Ты что! Издеваешься?! – воскликнул я. – Какой смокинг! У меня нет ничего кроме этого старого камзола, в котором не пойдешь даже на рыбалку, всю рыбу распугаешь!
   Управляющий искренне удивился:
   – Если вы пожелаете, то новая одежда будет готова через час. Я тотчас же пришлю портного.
   Теперь удивился я:
   – Что значит, новая? Перешьют чью-то старую? Спасибо, но чужих обносков нам не нужно.
   Мажордом озабоченно нахмурил лоб, потом что-то понял и объяснил:
   – Вы, наверное, долго жили в провинции потому, не в курсе дела, у нас тут в имении есть свой мастер, которому можно заказать любое платье. Одежду шьют автоматы по заданной программе. Для этого нужно знать только размер и выбрать фасон...
   – Мне нужно новое платье и белье! – вмешалась в разговор Марфа на вполне современном русском языке.
   Управляющий поклонился, а я посмотрел на девушку примерно так же, как Электра недавно смотрела на говорящего Полкана.
   – Тогда позвольте сейчас же прислать портного, – сказал он, будто вопрос о нашем присутствии на приеме уже решился.
   – Ладно, присылайте, – вынуждено согласился я.
   – Ты откуда знаешь, такие слова? – лишь только за мажордомом закрылась дверь, спросил я Марфу.
   – Какие еще слова? – не поняла она.
   – Ты только что сказала, что тебе нужно новое платье и белье!
   – А что я должна ходить как черница? Сам посмотри, во что они здесь одеваются! Та же Электорка! Им, значит, все можно, а мне вообще ничего нельзя?!
   – Во-первых, не Электорка, а Электра, ты её ещё электричкой назови, а во-вторых...
   В этот момент я вспомнил, как булгаковский Воланд общался с москвичками во время сеанса белой и черной магии и решил провести эксперимент:
   – А тебе какие духи больше всего нравятся?
   – Духи? – переспросила Марфа. – Ну, не знаю, – она задумалась, – пожалуй, «Кристиан Диор», ну, а если проще, «Шанель».
   Что тут можно было сказать? Первый день в новом времени Марфа прожила не зря! Всего час общения с массажисткой, и какие потрясающие результаты!
   Не успели мы, что называется «мявкнуть», как пришел портной. Хороший такой портной, с аршином под мышкой, сантиметром на шее, в «смазных» сапогах и почему-то с моноклем на шнурке.
   Как и положено портному, он чахоточно подкашливал, источал миазмы самогонного перегара и через слово матерился. В этом, как мне показалось, он, создавая образ старинного мастерового, перепутал портного с сапожником.
   – Шиться будем или как? – спросил он, ни к месту, добавив пару матерных слов.
   – Будем, – согласился я.
   – Тебе поддевка, а бабе сарафан?
   – Мне смокинг, а даме вечернее платье, – подтвердил я. – Можно посмотреть модели?
   – Это нам раз плюнуть, – небрежно ответил он и, развернул принесенный с собой экран и повесил его на стену.
   – Кому сначала будем выбирать, тебе или бабе?
   – Если можно, то мне, – поспешно попросил я, предполагая какое время, может занять рассматривание женских мод. – Сначала выберем мне смокинг, а потом дама...
   Марфу гибкий белый экран заинтересовал, и она внимательно его осмотрела, кажется, надеясь как-то использовать для пошива платья. Но, подумав, отвергла:
   – Слишком толстая холстина, будет топорщиться.
   Портной ее протест проигнорировал и вывел на монитор модели смокингов. Марфа увидев человека прямо на стене, потеряла дар речи.
   – Вот такой сшейте, – решил я, остановившись уже на третьей предложенной модели.
   Теперь начиналось самое интересное. Портной вставил в глаз монокль и осмотрел Марфу. Свои впечатления он сформулировал одним кратким междометием: «Гм». Я его понял. Понять, что скрывается под балахоном черного сарафана и повязанным до глаз платком, можно было только при помощи рентгена. Однако уверенности портной не потерял, спросил:
   – Шить будем что-нибудь подобное? У меня найдётся пара подходящих моделей.
   – Что это он такое говорит? – подозрительно спросила меня Марфа.
   – Интересуется, что ты хочешь сшить.
   – Пусть покажет, что другие боярышни носят.
   Я перевел.
   – Но, у меня несколько десятков тысяч моделей! Пусть эта... пардон, не знаю, как назвать, бабушка, скажет что искать!
   – Марфа, тебе, пожалуй, придется раздеться, а то он не знает какая у тебя фигура, думает, что ты старуха, – насмешливо сказал я.
   – Пусть все покажет!
   – Все его картинки посмотреть и недели не хватит.
   Я с интересом ждал, что предпримет Марфа. Она сердито посмотрела на нас с портным, помедлила, видимо, не зная на что решиться и, вдруг, ничуть не стесняясь, сбросила с себя сарафан и размотала платок.
   Я просто не учел того, что ради великой цели любая настоящая женщина не остановится ни перед чем!
   – Э... – начал что-то говорить портной и замолчал. Монокль выскочил из его глазницы и закачался на шнурке, а он забыв и о нем, и об образе чахоточного пьяницы, сразу превратился в обычного молодого парня, смутился и отступил на несколько шагов.
   – Теперь он видит, что я не старуха?! – гордо спросила Марфа.
   Девушка, что ни говори, был чудо как хороша. Особенно теперь в мягком свете, с поднятой головой и распущенными волосами, пышными и воздушными после хороших шампуней.