Страница:
Саметомо вернулся через несколько мгновений с Сакагурой и еще двумя воинами, неся длинную веревку. Сверкнула молния, и Дзебу различил прямо впереди них скалистый берег между Хакатой и Хакосаки. «Красный Тигр» совершал последний путь. Он разобьется о скалы или затонет здесь, в глубокой воде, вместе с ними. Шестеро мужчин привязали себя к румпелю. Судно сидело в воде глубже, чем раньше. Взрывы черного пороха пробили дыры под палубой. Скопившаяся внизу вода действовала как балласт, придавая кораблю устойчивость против порывов ветра и ударов волн, налетавших со всех сторон, увеличивая его массу и помогая удерживать судно на курсе.
Были мгновения, когда огромная лодка балансировала на гребне волны, её корма и нос повисали над водой, и руль без пользы разрезал воздух. Дзебу попытался представить размер волны, которая может поднять такое огромное судно над водой. Он никогда не слышал о волнах такой величины и о ветрах такой силы, как эти. По веской причине, подумал он. Никому еще не удавалось встретиться с ними и выжить, чтобы рассказать о них. Вода перекатывалась через корму, сбивая воинов с ног. Веревки удерживали их у румпеля, но румпель грозил сломать им ребра. Руки Дзебу вцепились в длинное бревно, как когти. При каждой вспышке молнии обнаруживалось, что скалистый берег ещё немного приблизился. Однажды, когда волны отхлынули, молния осветила морское дно и подножие огромных черных скал близ берега. Ветер шевелил черные бороды водорослей на скалах. Высоко сбоку к одной из скал пристала куча деревянных обломков, которая когда-то, может быть, была кораблем. Ещё одна вспышка – и вокруг было море, наступившее на сушу, – как стена, скалы были полностью покрыты, пляж исчез под бурлящей, пенящейся водой. Временами даже стена исчезала под водой, только смотровые башни поднимались над волнами. Дзебу вспомнил, что за этой частью стены поднимался высокий лес. Теперь там не было деревьев. Лес исчез, деревья сдуло под корень. Что же случилось с городом? – спросил он себя. Что с самураями? Неужели эта чудовищная буря убила всех на берегу?
Раздался треск, громкий, как выстрел хуа пао, и задняя мачта, стоявшая прямо перед ними, переломилась. К изумлению Дзебу, она не упала. Ветер проник под парус, всё еще прикреплённый к мачте, и поднял её, как воздушного змея, уронив в волны на некотором расстоянии. Ещё один оглушающий треск, и переломилась и улетела ещё одна мачта. Ещё, ещё одна. Мачты уносились одна за другой, треща, как солома, устремляясь в воздух. С каждым похожим на выстрел треском, с каждым полетом деревянного столба под хлопающим, как крыло летучей мыши, парусом корабль замедлял свою гонку к берегу. Теперь осталось только три мачты. На эти три паруса возлагалась их последняя надежда достичь берега раньше, чем корабль потонет или разобьётся о скалы. Сакагура крикнул:
– Все на нос! Нам придется прыгать, когда корабль ударится о берег! – Дзебу, Саметомо и остальные отвязали себя от румпеля. Вместе с Сакагурой они увлекли к носу тех, кто выжил, столпившихся на палубе. Раздался еще один умопомрачительный треск, и одна из оставшихся мачт свалилась на убегающих людей, как срубленное дерево. Дзебу оглянулся. Мачта обрушилась на троих воинов. Их раздавило. Но четвертому придавило только ногу. Дзебу похолодел. Это был Саметомо! Их глаза встретились, и Саметомо покачал головой и сделал Дзебу знак уходить. Не в состоянии перекричать вулканический рёв шторма, Дзебу схватил Каге и Сакагуру и резко дёрнул их, чтобы они остановились, потом потянул назад, чтобы они помогли ему спасти Саметомо. Их увидели другие и присоединились к ним. Все просунули руки под мачту и попытались приподнять ее. Она не двигалась.
– Спасайтесь сами! Я вам приказываю! – кричал Саметомо.
– Нет! – отозвался Дзебу. Саметомо казался изумленным, как будто сделал внезапное ошеломляющее открытие.
Корабль ударился о землю. Всех бросило на палубу. Мачта, придавившая Саметомо, опрокинулась и вывалилась в море. Крови у мальчика не было, кожа не была повреждена. Возможно, кость была сломана, но Саметомо придется ковылять, как он сможет. Обвив руками Дзебу и Сакагуру, Саметомо начал двигаться к носу корабля. У них было всего несколько мгновений, чтобы спрыгнуть, прежде чем корабль будет смыт обратно следующей большой волной. Переломились и свалились последние две мачты – передняя и стоявшая за ней. «Красный Тигр» выбросился на берег. Его приподняло над скалами и опустило на песок. Два человека подбежали к сломанным мачтам, залезли на них и спустились по ним с носа «Красного Тигра» на землю, как по мосткам. Почти как откидные мачты, придуманные Моко. Моко!
– Твой отец! – крикнул Дзебу Сакагуре. – Мы не можем оставить его, чтобы его унесло в море!
Оставив Саметомо на попечение Каге и еще одного бывшего зиндзя, Дзебу и Сакагура помчались к каюте, где лежал Моко. Маленькое тело, скорчившись, лежало в углу, куда его сбросила бешеная качка судна. Дзебу поднял Моко на руки, благодаря богов, что рана, убившая его, перевязана. Голова Моко, белая, как лист бумаги, откинулась назад, рот открылся. Он был так лёгок, что Дзебу мог бы нести его в одиночку. Дзебу взял тело за голову, Сакагура – за ноги, они вышли из каюты и побежали по палубе. Дзебу оглянулся через плечо. Из черного неба на них падала волна, высокая, как гора Фудзи. Кормовая каюта «Красного Тигра» исчезла под водой, и корабль под ними поднялся. Дзебу, отчаянно державшийся за тело Моко, чуть не был смыт за борт. Когда он и Сакагура встали и побежали к носу, они с ужасом увидели, что берег удаляется, а чёрные зубцы скал мчатся с боков корабля, уносимого в море. Затем еще одна волна подхватила «Красного Тигра» и бросила его, как дротик, обратно на берег. Когда он ударился о берег с ужасающим треском, Сакагура и Дзебу с телом Моко уже добрались до носа. Они ничего не могли сделать, кроме как поднять тело над поручнями и сбросить его вниз. Затем они спрыгнули на песок с высоты в пять человеческих ростов. Когда они упали и покатились, лишь мягкий влажный песок и боевая подготовка спасли их от переломов. Еще одна колоссальная волна надвинулась на них. Она подхватила корабль и потащила его в воду. Их сбило с ног и чуть не унесло в море. Отчаянно борясь, вцепившись каждый в одну из рук Моко, они царапали песок, ползли и барахтались, пытаясь достичь безопасной стены, казавшейся теперь невообразимо далекой. Наконец вода неохотно отпустила их, схлынув обратно в бухту. Дзебу увидел, как алый нос «Красного Тигра» исчез за стеной зелёно-чёрной воды. Он со вздохом опустился на песок.
«Красный Тигр» снова очутился над ними. Мчась на гребне еще одной волны, нос корабля вырисовывался над ним, как гора, угрожая упасть на них и раздавить. Дзебу как-то ухитрился привести в движение свои онемевшие члены и помочь Сакагуре с телом Моко. С громоподобным грохотом и треском древесины «Красный Тигр» рухнул на пляж прямо позади них. Буря играет огромной джонкой, как игрушкой, подумал Дзебу, пробираясь к стене, она медленно растаскивает её на куски, как кошка съедает мышь.
Они не решились снова остановиться на отдых. Волны одна за другой гнали их по пляжу, хватая их и оттаскивая назад. Самые крупные волны проносились мимо них и разбивались об основание стены. Они снова и снова сбивали Дзебу и Сакагуру с ног, так что они достигли стены окровавленными и полумертвыми от усталости. Люди в набедренных повязках спустили с верха стены деревянную лестницу и помогли им взобраться. Под наставленным на них острием меча они назвали себя самураям, все еще не имея представления о том, что произошло с монголами, и им было дозволено искать убежища на подветренной стороне стены. Бережно положив тело Моко, Дзебу и Сакагура в изнеможении опустились на землю.
Голос сзади них произнес:
– Я боялся, что больше никогда не увижу вас, шике Дзебу! – Это был Саметомо. Его нога была привязана к обломку доски белой шелковой лентой, обвивавшей ее несколько раз. Морщась от боли, он подполз к Дзебу на руках и коленях, волоча за собой сломанную ногу. Дзебу закрыл глаза и откинул голову назад, на грубый камень стены, у которой он сидел.
– Я тоже счастлив видеть вас, ваша светлость. Прошу простить меня за то, что допустил, чтобы ваша нога сломалась.
– Не говори глупостей, Дзебу! – Дзебу открыл глаза и увидел, что глаза Саметомо светятся по-кошачьи, глядя на него. Он действительно похож на Танико. – Слышал ли ты о том, как Е-шу сказал «нет»?
– Нет. То есть я никогда не слышал этого.
– Это кунг-ан дзен, заданная мне Ейзеном.
Саметомо рассказал ему историю о «нет».
– С тех пор я пытаюсь отрабатывать её. На верхушке мачты, куда меня повесил Аргун, я всё время думал о том, как Е-шу сказал «нет». Снова и снова я говорил себе: «Нет. Нет. Нет». Только это помогло мне не сойти с ума. Сегодня я понял, что «нет» может утверждать, а не только отрицать. Спасибо тебе за то, что ты помог мне это понять.
– Я слуга вашей светлости, – устало сказал Дзебу: он хотел спать, а не обсуждать философские вопросы.
– Если бы у меня не было этого небольшого сатори, мне было бы ужасно тяжело нести бремя моей признательности тебе, учитель Дзебу. Я был глуп. Я пренебрегал твоими советами. А теперь много храбрых людей погибло из-за меня. Из-за меня погиб дядя Моко. – Голос Саметомо надломился. – Я виноват во всём, что произошло!
Дзебу покорно открыл глаза. Спасение не окончено. Дух мальчика тоже нуждается в помощи.
– Когда ты прошлой ночью пустился в плавание с Сакагурой, ты думал, что поступаешь правильно. Сожалеть о том, что твои действия не принесли желаемых результатов, значит только терять время. Всё, что ты искренне можешь сказать, это то, что в следующий раз ты поступишь по-другому. Не существует ни правды, ни неправды.
– Ни правды, ни неправды? – Саметомо казался взволнованным.
– Тогда не существует ни «да», ни «нет». И «да», и «нет» – это всё «да»! Понимаю, понимаю! – Безумно смеясь, он пополз прочь. Дзебу поглядел ему вслед, наблюдая, как он болезненно карабкается на самый верх стены и там заставляет себя встать на ноги, опираясь на сломанную ногу. Он замахал руками и что-то закричал прямо в пасть шторму.
Одно слово или звук, снова и снова. Дзебу не мог расслышать его, но, зная Саметомо, он знал, что крик может быть только один:
– Кватц! Кватц! Кватц!
Глава 23
Были мгновения, когда огромная лодка балансировала на гребне волны, её корма и нос повисали над водой, и руль без пользы разрезал воздух. Дзебу попытался представить размер волны, которая может поднять такое огромное судно над водой. Он никогда не слышал о волнах такой величины и о ветрах такой силы, как эти. По веской причине, подумал он. Никому еще не удавалось встретиться с ними и выжить, чтобы рассказать о них. Вода перекатывалась через корму, сбивая воинов с ног. Веревки удерживали их у румпеля, но румпель грозил сломать им ребра. Руки Дзебу вцепились в длинное бревно, как когти. При каждой вспышке молнии обнаруживалось, что скалистый берег ещё немного приблизился. Однажды, когда волны отхлынули, молния осветила морское дно и подножие огромных черных скал близ берега. Ветер шевелил черные бороды водорослей на скалах. Высоко сбоку к одной из скал пристала куча деревянных обломков, которая когда-то, может быть, была кораблем. Ещё одна вспышка – и вокруг было море, наступившее на сушу, – как стена, скалы были полностью покрыты, пляж исчез под бурлящей, пенящейся водой. Временами даже стена исчезала под водой, только смотровые башни поднимались над волнами. Дзебу вспомнил, что за этой частью стены поднимался высокий лес. Теперь там не было деревьев. Лес исчез, деревья сдуло под корень. Что же случилось с городом? – спросил он себя. Что с самураями? Неужели эта чудовищная буря убила всех на берегу?
Раздался треск, громкий, как выстрел хуа пао, и задняя мачта, стоявшая прямо перед ними, переломилась. К изумлению Дзебу, она не упала. Ветер проник под парус, всё еще прикреплённый к мачте, и поднял её, как воздушного змея, уронив в волны на некотором расстоянии. Ещё один оглушающий треск, и переломилась и улетела ещё одна мачта. Ещё, ещё одна. Мачты уносились одна за другой, треща, как солома, устремляясь в воздух. С каждым похожим на выстрел треском, с каждым полетом деревянного столба под хлопающим, как крыло летучей мыши, парусом корабль замедлял свою гонку к берегу. Теперь осталось только три мачты. На эти три паруса возлагалась их последняя надежда достичь берега раньше, чем корабль потонет или разобьётся о скалы. Сакагура крикнул:
– Все на нос! Нам придется прыгать, когда корабль ударится о берег! – Дзебу, Саметомо и остальные отвязали себя от румпеля. Вместе с Сакагурой они увлекли к носу тех, кто выжил, столпившихся на палубе. Раздался еще один умопомрачительный треск, и одна из оставшихся мачт свалилась на убегающих людей, как срубленное дерево. Дзебу оглянулся. Мачта обрушилась на троих воинов. Их раздавило. Но четвертому придавило только ногу. Дзебу похолодел. Это был Саметомо! Их глаза встретились, и Саметомо покачал головой и сделал Дзебу знак уходить. Не в состоянии перекричать вулканический рёв шторма, Дзебу схватил Каге и Сакагуру и резко дёрнул их, чтобы они остановились, потом потянул назад, чтобы они помогли ему спасти Саметомо. Их увидели другие и присоединились к ним. Все просунули руки под мачту и попытались приподнять ее. Она не двигалась.
– Спасайтесь сами! Я вам приказываю! – кричал Саметомо.
– Нет! – отозвался Дзебу. Саметомо казался изумленным, как будто сделал внезапное ошеломляющее открытие.
Корабль ударился о землю. Всех бросило на палубу. Мачта, придавившая Саметомо, опрокинулась и вывалилась в море. Крови у мальчика не было, кожа не была повреждена. Возможно, кость была сломана, но Саметомо придется ковылять, как он сможет. Обвив руками Дзебу и Сакагуру, Саметомо начал двигаться к носу корабля. У них было всего несколько мгновений, чтобы спрыгнуть, прежде чем корабль будет смыт обратно следующей большой волной. Переломились и свалились последние две мачты – передняя и стоявшая за ней. «Красный Тигр» выбросился на берег. Его приподняло над скалами и опустило на песок. Два человека подбежали к сломанным мачтам, залезли на них и спустились по ним с носа «Красного Тигра» на землю, как по мосткам. Почти как откидные мачты, придуманные Моко. Моко!
– Твой отец! – крикнул Дзебу Сакагуре. – Мы не можем оставить его, чтобы его унесло в море!
Оставив Саметомо на попечение Каге и еще одного бывшего зиндзя, Дзебу и Сакагура помчались к каюте, где лежал Моко. Маленькое тело, скорчившись, лежало в углу, куда его сбросила бешеная качка судна. Дзебу поднял Моко на руки, благодаря богов, что рана, убившая его, перевязана. Голова Моко, белая, как лист бумаги, откинулась назад, рот открылся. Он был так лёгок, что Дзебу мог бы нести его в одиночку. Дзебу взял тело за голову, Сакагура – за ноги, они вышли из каюты и побежали по палубе. Дзебу оглянулся через плечо. Из черного неба на них падала волна, высокая, как гора Фудзи. Кормовая каюта «Красного Тигра» исчезла под водой, и корабль под ними поднялся. Дзебу, отчаянно державшийся за тело Моко, чуть не был смыт за борт. Когда он и Сакагура встали и побежали к носу, они с ужасом увидели, что берег удаляется, а чёрные зубцы скал мчатся с боков корабля, уносимого в море. Затем еще одна волна подхватила «Красного Тигра» и бросила его, как дротик, обратно на берег. Когда он ударился о берег с ужасающим треском, Сакагура и Дзебу с телом Моко уже добрались до носа. Они ничего не могли сделать, кроме как поднять тело над поручнями и сбросить его вниз. Затем они спрыгнули на песок с высоты в пять человеческих ростов. Когда они упали и покатились, лишь мягкий влажный песок и боевая подготовка спасли их от переломов. Еще одна колоссальная волна надвинулась на них. Она подхватила корабль и потащила его в воду. Их сбило с ног и чуть не унесло в море. Отчаянно борясь, вцепившись каждый в одну из рук Моко, они царапали песок, ползли и барахтались, пытаясь достичь безопасной стены, казавшейся теперь невообразимо далекой. Наконец вода неохотно отпустила их, схлынув обратно в бухту. Дзебу увидел, как алый нос «Красного Тигра» исчез за стеной зелёно-чёрной воды. Он со вздохом опустился на песок.
«Красный Тигр» снова очутился над ними. Мчась на гребне еще одной волны, нос корабля вырисовывался над ним, как гора, угрожая упасть на них и раздавить. Дзебу как-то ухитрился привести в движение свои онемевшие члены и помочь Сакагуре с телом Моко. С громоподобным грохотом и треском древесины «Красный Тигр» рухнул на пляж прямо позади них. Буря играет огромной джонкой, как игрушкой, подумал Дзебу, пробираясь к стене, она медленно растаскивает её на куски, как кошка съедает мышь.
Они не решились снова остановиться на отдых. Волны одна за другой гнали их по пляжу, хватая их и оттаскивая назад. Самые крупные волны проносились мимо них и разбивались об основание стены. Они снова и снова сбивали Дзебу и Сакагуру с ног, так что они достигли стены окровавленными и полумертвыми от усталости. Люди в набедренных повязках спустили с верха стены деревянную лестницу и помогли им взобраться. Под наставленным на них острием меча они назвали себя самураям, все еще не имея представления о том, что произошло с монголами, и им было дозволено искать убежища на подветренной стороне стены. Бережно положив тело Моко, Дзебу и Сакагура в изнеможении опустились на землю.
Голос сзади них произнес:
– Я боялся, что больше никогда не увижу вас, шике Дзебу! – Это был Саметомо. Его нога была привязана к обломку доски белой шелковой лентой, обвивавшей ее несколько раз. Морщась от боли, он подполз к Дзебу на руках и коленях, волоча за собой сломанную ногу. Дзебу закрыл глаза и откинул голову назад, на грубый камень стены, у которой он сидел.
– Я тоже счастлив видеть вас, ваша светлость. Прошу простить меня за то, что допустил, чтобы ваша нога сломалась.
– Не говори глупостей, Дзебу! – Дзебу открыл глаза и увидел, что глаза Саметомо светятся по-кошачьи, глядя на него. Он действительно похож на Танико. – Слышал ли ты о том, как Е-шу сказал «нет»?
– Нет. То есть я никогда не слышал этого.
– Это кунг-ан дзен, заданная мне Ейзеном.
Саметомо рассказал ему историю о «нет».
– С тех пор я пытаюсь отрабатывать её. На верхушке мачты, куда меня повесил Аргун, я всё время думал о том, как Е-шу сказал «нет». Снова и снова я говорил себе: «Нет. Нет. Нет». Только это помогло мне не сойти с ума. Сегодня я понял, что «нет» может утверждать, а не только отрицать. Спасибо тебе за то, что ты помог мне это понять.
– Я слуга вашей светлости, – устало сказал Дзебу: он хотел спать, а не обсуждать философские вопросы.
– Если бы у меня не было этого небольшого сатори, мне было бы ужасно тяжело нести бремя моей признательности тебе, учитель Дзебу. Я был глуп. Я пренебрегал твоими советами. А теперь много храбрых людей погибло из-за меня. Из-за меня погиб дядя Моко. – Голос Саметомо надломился. – Я виноват во всём, что произошло!
Дзебу покорно открыл глаза. Спасение не окончено. Дух мальчика тоже нуждается в помощи.
– Когда ты прошлой ночью пустился в плавание с Сакагурой, ты думал, что поступаешь правильно. Сожалеть о том, что твои действия не принесли желаемых результатов, значит только терять время. Всё, что ты искренне можешь сказать, это то, что в следующий раз ты поступишь по-другому. Не существует ни правды, ни неправды.
– Ни правды, ни неправды? – Саметомо казался взволнованным.
– Тогда не существует ни «да», ни «нет». И «да», и «нет» – это всё «да»! Понимаю, понимаю! – Безумно смеясь, он пополз прочь. Дзебу поглядел ему вслед, наблюдая, как он болезненно карабкается на самый верх стены и там заставляет себя встать на ноги, опираясь на сломанную ногу. Он замахал руками и что-то закричал прямо в пасть шторму.
Одно слово или звук, снова и снова. Дзебу не мог расслышать его, но, зная Саметомо, он знал, что крик может быть только один:
– Кватц! Кватц! Кватц!
Глава 23
Хотя Дзебу понимал, что давно должно наступить утро, в спальне Танико было темно, как в полночь. Она, проснувшись, лежала рядом с ним, и он слышал, что она тихонько всхлипывает. Старый особняк в Дацайфу трещал под напором ветра, и барабанный стук дождя по крыше был так громок и не прекращался так долго, что он забыл о нём. То тут, то там в углах комнаты сквозь щели в крыше в лужи падали капли воды, и странно было слышать этот звук, различимый даже на фоне рёва тайфуна.
– Ты плачешь о Моко? – спросил он её.
– О, Дзебу, почему он должен был умереть? Ему даже не нужно было идти с тобой. Он не был воином!
– Он сказал, что убьёт себя, если мы не возьмем его, и я думаю, он бы так и поступил. Хотя он не был воином, он напал на Аргуна с голыми руками. Если бы он не сделал этого, может быть, Саметомо и я погибли бы.
– Я потеряла так много любимых! – сказала Танико. – Почему мужчины убивают, убивают и убивают? – Когда она сказала это, Дзебу увидел внутренним зрением океан крови.
– Мой Орден существует для того, чтобы найти ответ, – сказал он. – Если я сделаю хоть что-нибудь, чтобы найти его, я буду знать, что моя жизнь прошла не напрасно.
Яростный тайфун снёс почти все дома в Хакосаки до основания. Слуги Танико настояли, чтобы она вернулась в глубь страны, в хорошо защищенный дворец губернатора Дацайфу. Как только к Дзебу вернулись силы, он отвез Саметомо в Дацайфу в повозке. Они прибыли среди ночи, Саметомо уснул непробудным сном, Танико передала приемного сына на попечение жрецов и отвела Дзебу в свою спальню, где он в изнеможении рухнул и сразу же уснул, пока Танико почти всю ночь лежала без сна, оплакивая смерть Моко.
Теперь её руки в темноте обвились вокруг него, она прижала свое влажное лицо к его лицу.
– Ты вернул Саметомо из самого сердца преисподней! Ты вернул мне мою жизнь! Я не думала, что смогу любить тебя сильнее, чем любила до сих пор, но, оказывается, любовь может становиться глубже, подобно просвещённости.
– А я люблю тебя всё сильнее с каждым днём и с каждой ночью, – сказал Дзебу, крепко обнимая её.
В дверь спальни постучала служанка.
– Госпожа, вестник из Хакаты спрашивает шике Дзебу.
– Они уже даже не притворяются, будто не знают, что ты здесь, – сказала Танико. – Боюсь, наша любовь уже ни для кого не секрет.
Вестника прислал Миура Цумиоши. Хотя в бухте Хаката всё ещё бушевал шторм, оборонные войска решили начать атаку на прибрежный плацдарм монголов в Хакате. Вчера они видели неисчислимые толпы монголов и китайцев, плывущих к своим джонкам в страхе, что флот, отступающий перед тайфуном, оставит их. Переполненные джонки переворачивались вверх дном, некоторые становились полем битвы, когда находившиеся в них старались не пустить туда больше никого. Оставшиеся на берегу пускали стрелы и даже ракеты из осадных машин в своих уходящих товарищей. Сообщение гонца напомнило Дзебу о бегстве Такаши при Итиноте. Теперь на плацдарме монголов не много людей, и он легко уязвим, Никто не знает, что случилось с монгольским флотом. Когда шторм утихнет, они могут вернуться. Наступило время уничтожить их силы на суше. Возможно, удастся склонить монголов в Хакате к сдаче в плен, и Дзебу был нужен, как один из немногих воинов, говорящих по-монгольски.
Его доспехи, подумал он, скорее всего, пропали среди обломков кораблекрушения в лагере Хакосаки. Танико помогла ему найти старые латы и наплечники, а также нагинату в хорошем состоянии в арсенале губернатора Дацайфу. Дзебу надел соломенную шляпу и соломенный плащ. Он попрощался с Танико и поскакал с гонцом на запад.
Ранним утром, в час Лошади, самураи прислонили длинные лестницы к блестящим от влаги черным камням стены, окружающей Хакату, и полезли на них. Захватчики пытались слабо обороняться, бросая камни и метая копья в карабкающихся воинов. Но было слишком поздно. Перед Дзебу промелькнула молниеносная схватка на верху стены, вскоре после этого ворота распахнулись, и несколько сотен самураев, собранных Цумиоши для этого штурма, тяжело топая по грязи, вошли в разрушенный город.
Внутри все было серо-чёрным от пепла. Пожар сровнял город с землей. Среди обугленных обломков кое-где поднимались остатки стен и почерневшие каменные статуи. Первая встреченная ими группа захватчиков при их приближении бросила оружие и опустилась на колени под ливнем. Самураи взмахнули мечами и ожидали приказа начать отрубать головы. Дзебу допросил человека средних лет, чьи промокшие от дождя халаты, похоже, когда-то были роскошной боевой одеждой. Они китайцы, сказал он Дзебу. Их силой заставили прийти сюда, пригрозив смертью им и их семьям, У них нет причин для ссоры с благородными воинами Страны Восходящего Солнца. Они молили о милосердии.
– Мы всегда убиваем пленных, – сказал Цумиоши, когда Дзебу попросил его оставить китайцев в живых.
– Они не по своей воле подняли оружие против нас, – сказал Дзебу. – Истинный самурай сострадает несчастным, а эти люди оказались здесь по воле злой судьбы. Эти китайцы – умелые, трудолюбивые и цивилизованные люди. Их убийство принесет огромный ущерб!
– Короче, – сказал Цумиоши, – из них выйдут хорошие рабы. Бакуфу имеет слишком мало земли, чтобы преподнести её в награду нашим победоносным воинам. Вместо земли мы преподнесем им бесплатную рабочую силу. Возьмите их и отведите в Хакосаки.
«Я не это имел в виду, – подумал Дзебу, – но жизнь на таких условиях для этих людей лучше, чем немедленная смерть».
Тела валялись везде. В грязной пепельной жиже в них трудно было разглядеть что-то человеческое. Гражданских было мало, потому что при приближении монгольского флота большая часть населения портовых городов была эвакуирована. У многих мёртвых самураев были сорваны доспехи, руки связаны за спиной, а тела покрыты ранами от монгольских стрел, причем сами стрелы были вытащены. Бойня, учинённая над их беспомощными товарищами, привела самураев в ярость, хотя сами они поступили бы точно так же с любыми пленными монголами.
Было взято в плен несколько сотен корейцев. Они ещё более громко обвиняли своих монгольских повелителей. Оставшиеся в живых монголы, сообщили они самураям, собирались держать последнюю оборону на западной стороне разрушенного города, близко к воде, на случай, если флот вернется.
– Эти корейцы не желают ничего другого, кроме как завоевать нас, – кисло сказал Цумиоши. – Они предоставили корабли и моряков для двух флотов захватчиков. Они всегда ненавидели нас!
Тем не менее снова аргументы Дзебу возобладали. Пленные принесут больше пользы живыми.
Потом они наткнулись на монголов, которые притаились под дождем мокрыми коричневыми рядами, держа копья и мечи наготове, воспользовавшись тем небольшим прикрытием, какое давали разрушенные стены храма. Их было более тысячи, тех, кто остался или был оставлен на берегу, когда флот захватчиков уходил, спасаясь от шторма.
– Приканчивая их, мы потеряем много людей, – сказал Дзебу.
– Сегодня наши люди хотят пролить кровь! – прорычал Цумиоши. – Они злы, они пришли сюда в эту бурю, чтобы сражаться, и они хотят убивать монголов!
– Я пришел сюда в эту бурю, потому что я могу говорить с монголами и могу убедить их сдаться в плен, – сказал Дзебу. – Один из самых древних военных принципов повелевает никогда не нападать на загнанного в угол врага. Это слишком дорого обходится.
– Ну, тогда действуй! – Цумиоши с отвращением отвернулся.
Дзебу выбрал место на полпути между самураями и монголами. Он положил нагинату на землю и постарался обдумать аргументы, которые могут повлиять на захватчиков.
– Мы знаем, как воздать честь смелому врагу, – сказал он. – Вы напрасно отдадите свои жизни, если будете продолжать сражаться. Шторм уничтожил ваш флот. Вы последние из своей армии остались па берегу. Мы охотно примем вашу почётную сдачу в плен. В этом нет позора. Глупо бесцельно проливать кровь.
Кто-то откликнулся:
– Вы сделаете из нас рабов. Мы лучше умрём!
Под дождём просвистело копьё, хорошо нацеленное и с силой брошенное. Дзебу отразил его своей нагинатой. Полетели ещё копья. Позади себя он услышал боевой клич самураев. Они бежали мимо него, с трудом двигаясь по мокрому серому пеплу, ряд за рядом, держа наготове мечи и нагинаты.
В рукопашном ближнем бою боевой стиль самураев значительно превосходил монгольский. Без лошадей, с бесполезными под дождем и ветром луками и стрелами, монголы были слабее. И их было меньше. Мечи самураев поднимались и опускались, как серпы крестьян на поле, где созрел урожай. У Дзебу сегодня не было никакого желания сражаться, да он и не был нужен. Хотя его тошнило от убийства, он стоял на месте и наблюдал.
В середине толпы монголов на небольшой груде камней стоял, выкрикивая приказы и подбадривания, знакомый седобородый человек – Торлук. Дзебу слышал, что Торлук получил командование над китайскими войсками и Южным флотом Янцзы. Этот важный плацдарм находился под его началом, и сейчас он собирался умереть, защищая его. Молотя направо и налево рукояткой нагинаты, Дзебу пробирался сквозь толпу сражающихся. Он расталкивал людей в стороны, пока не оказался в переднем ряду самураев.
– Торлук! – позвал он. – Торлук, подойди ко мне!
Их глаза встретились. Торлук был потрясен, узнав его. Старый монгол с рёвом соскочил с коня и бросился на Дзебу, размахивая саблей. Дзебу бросил нагинату стоящему рядом испуганному самураю и ожидал нападения Торлука, выставив вперед безоружные руки.
Подозревая западню, Торлук ослабил натиск и начал медленно кружить вокруг Дзебу. Возраст, подумал Дзебу, сказался на Торлуке сильнее, чем на Аргуне. Он двигался медленнее, менее уверенно, чем раньше. Дрожь суеверного страха пробежала по его лицу.
– Значит, ты ещё жив, – сказал Торлук. – Я слышал, что ты жив, но не мог поверить в это!
– Да, я жив, а твой хозяин, Аргун, мёртв, – сказал Дзебу.
Что-то – страх, горе? – исказило лицо Торлука, но было вытеснено решительным, сосредоточенным взглядом профессионального бойца.
– А теперь ты собираешься убить меня и завершить свою месть?
Дзебу засмеялся.
– Конечно же, ты хочешь умереть в битве, но я приготовил тебе более жестокую участь.
При этих словах Торлук бросился на него, подняв саблю и нацелившись ударить в шею Дзебу. Дзебу отклонился вправо от Торлука, так что сабля монгольского военачальника лишь слегка оцарапала грудь зиндзя. Дзебу поймал руку Торлука с протянутой саблей в захват, выкручивающий запястье, поворачивая бородача вокруг себя и медленно увеличивая усилие, чтобы заставить его выронить саблю. Торлук извернулся в объятиях Дзебу, склонившись ему за спину. На мгновение Дзебу через плечо заметил кинжал, блеснувший в левой руке Торлука, и острие клинка ударило в латы Дзебу, но не пробило их. Дзебу подставил плечо под Торлука и перебросил его через себя; тот упал на спину с глухим стуком. Пока Торлук лежал оглушенный, Дзебу вынул оружие у него из рук и быстро связал монгола его же собственным арканом из сыромятной кожи.
Вокруг сражались самураи и монголы. Дзебу в отчаянии отвернулся. Произошло то, о чем он предупреждал Цумиоши: истребление последних монголов обойдется дорого. Даже хотя самураи превосходили монголов численностью и военным искусством, каждый убитый монгол забирал с собой по крайней мере одного самурая. Они сражались с силой, которую дает сознание того, что они уже мертвы. Кольцо сражающихся воинов становилось всё меньше и меньше. Его окружало гораздо более широкое кольцо погибших. Самураи и монголы лежали бок о бок в смерти, как никогда не смогли бы лежать в жизни. Океаны крови, подумал Дзебу. Океаны крови!
Когда Дзебу притащил к нему взятого в плен Торлука, Цумиоши сказал:
– Теперь я понимаю, почему эти пришедшие из пустыни варвары завоевали полмира. У них есть истинный боевой дух. Этого нельзя сказать о человеке, пока не прижмёшь его спиной к стене. Кто это тут?
– Командующий этим плацдармом, гурхан Торлук, – сказал Дзебу. – Теперь, когда их вождь у нас в руках, может быть, остальные сдадутся.
Торлук понимал язык Страны Восходящего Солнца и говорил на нём, хоть и с акцентом.
– Мне не повезло – я попал в плен, хотя надеялся умереть в битве. Эти люди, мои бойцы, никогда не сдадутся! А наши пустынные земли вскормят еще десятки тысяч воинов. Не думайте, что вы, самураи, сегодня одержали окончательную победу. Когда новость о нашей гибели достигнет ушей Кублай-хана, его ярость будет ужасной, как этот тайфун. Мы вернемся! Мы вернемся снова и снова, пока не победим!
– Мы тоже никогда не сдадимся, приятель, – сказал Миура Цумиоши, вытаскивая длинный меч.
– Подождите! – быстро сказал Дзебу. Цумиоши повернул к Дзебу оскорбленное лицо.
– Ты же не думаешь, что я оставлю этого человека в живых? Он один из тех, кто развязал эту войну с нами.
Цумиоши прошипел:
– К тому же он даже не хочет жить!
– Я знаю, – сказал Дзебу. – Но, генерал, я настоятельно советую вам отправить его обратно к Великому Хану, и, может быть, еще нескольких пленных монголов. Я хочу, чтобы Великий Хан из первых рук получил известие о том, что произошло здесь с его флотом и его армией. Ему сообщат, что мы никогда не сдадимся и что мы уничтожим любую посланную им экспедицию так же, как уничтожили эту. Что, как вы думаете, почувствует гурхан Торлук, будучи единственным оставшимся в живых монгольским полководцем и принеся Кублай-хану весть о поражении? Это будет достаточным наказанием за его участие в этой войне! Конечно, он хочет умереть. Это будет гораздо менее болезненно для него…
– Мне это не нравится, – сказал Миура Цумиоши, – но в том, что ты говоришь, есть резон.
Он повернулся к Торлуку:
– Я приказываю тебе вернуться к твоему Великому Хану и рассказать ему, как велико было это поражение. Сообщи, что самураи никогда не сдадутся ему!
– Вам не нужно приказывать ему, – сказал Дзебу. – Он доложит все это Великому Хану, потому что таков его долг монгола!
Битва всё ещё продолжалась. Под проливным дождем толпа самураев окружила небольшой кружок обречённых монголов. Дзебу вопросительно посмотрел на Цумиоши, тот кивнул. Дзебу шагнул к сражающимся воинам. Он прокладывал путь к переднему ряду самураев, крича, чтобы те прекратили бой. Почва под ногами была настолько пропитана кровью, что даже ливень не мог смыть её.
Наконец он взглянул в лица немногих оставшихся монголов, злых, напуганных, обречённых, готовых умереть. Он жестом разорвал кольцо самураев, ощетинившееся мечами и нагинатами.
– Довольно! – сказал он по-монгольски, повышая голос, чтобы его расслышали сквозь ветер и дождь. – Хватит сражаться! Ваш гурхан Торлук взят в плен. Он отправляется домой, и те из вас, кто остался в живых, пойдут с ним.
– Ты плачешь о Моко? – спросил он её.
– О, Дзебу, почему он должен был умереть? Ему даже не нужно было идти с тобой. Он не был воином!
– Он сказал, что убьёт себя, если мы не возьмем его, и я думаю, он бы так и поступил. Хотя он не был воином, он напал на Аргуна с голыми руками. Если бы он не сделал этого, может быть, Саметомо и я погибли бы.
– Я потеряла так много любимых! – сказала Танико. – Почему мужчины убивают, убивают и убивают? – Когда она сказала это, Дзебу увидел внутренним зрением океан крови.
– Мой Орден существует для того, чтобы найти ответ, – сказал он. – Если я сделаю хоть что-нибудь, чтобы найти его, я буду знать, что моя жизнь прошла не напрасно.
Яростный тайфун снёс почти все дома в Хакосаки до основания. Слуги Танико настояли, чтобы она вернулась в глубь страны, в хорошо защищенный дворец губернатора Дацайфу. Как только к Дзебу вернулись силы, он отвез Саметомо в Дацайфу в повозке. Они прибыли среди ночи, Саметомо уснул непробудным сном, Танико передала приемного сына на попечение жрецов и отвела Дзебу в свою спальню, где он в изнеможении рухнул и сразу же уснул, пока Танико почти всю ночь лежала без сна, оплакивая смерть Моко.
Теперь её руки в темноте обвились вокруг него, она прижала свое влажное лицо к его лицу.
– Ты вернул Саметомо из самого сердца преисподней! Ты вернул мне мою жизнь! Я не думала, что смогу любить тебя сильнее, чем любила до сих пор, но, оказывается, любовь может становиться глубже, подобно просвещённости.
– А я люблю тебя всё сильнее с каждым днём и с каждой ночью, – сказал Дзебу, крепко обнимая её.
В дверь спальни постучала служанка.
– Госпожа, вестник из Хакаты спрашивает шике Дзебу.
– Они уже даже не притворяются, будто не знают, что ты здесь, – сказала Танико. – Боюсь, наша любовь уже ни для кого не секрет.
Вестника прислал Миура Цумиоши. Хотя в бухте Хаката всё ещё бушевал шторм, оборонные войска решили начать атаку на прибрежный плацдарм монголов в Хакате. Вчера они видели неисчислимые толпы монголов и китайцев, плывущих к своим джонкам в страхе, что флот, отступающий перед тайфуном, оставит их. Переполненные джонки переворачивались вверх дном, некоторые становились полем битвы, когда находившиеся в них старались не пустить туда больше никого. Оставшиеся на берегу пускали стрелы и даже ракеты из осадных машин в своих уходящих товарищей. Сообщение гонца напомнило Дзебу о бегстве Такаши при Итиноте. Теперь на плацдарме монголов не много людей, и он легко уязвим, Никто не знает, что случилось с монгольским флотом. Когда шторм утихнет, они могут вернуться. Наступило время уничтожить их силы на суше. Возможно, удастся склонить монголов в Хакате к сдаче в плен, и Дзебу был нужен, как один из немногих воинов, говорящих по-монгольски.
Его доспехи, подумал он, скорее всего, пропали среди обломков кораблекрушения в лагере Хакосаки. Танико помогла ему найти старые латы и наплечники, а также нагинату в хорошем состоянии в арсенале губернатора Дацайфу. Дзебу надел соломенную шляпу и соломенный плащ. Он попрощался с Танико и поскакал с гонцом на запад.
Ранним утром, в час Лошади, самураи прислонили длинные лестницы к блестящим от влаги черным камням стены, окружающей Хакату, и полезли на них. Захватчики пытались слабо обороняться, бросая камни и метая копья в карабкающихся воинов. Но было слишком поздно. Перед Дзебу промелькнула молниеносная схватка на верху стены, вскоре после этого ворота распахнулись, и несколько сотен самураев, собранных Цумиоши для этого штурма, тяжело топая по грязи, вошли в разрушенный город.
Внутри все было серо-чёрным от пепла. Пожар сровнял город с землей. Среди обугленных обломков кое-где поднимались остатки стен и почерневшие каменные статуи. Первая встреченная ими группа захватчиков при их приближении бросила оружие и опустилась на колени под ливнем. Самураи взмахнули мечами и ожидали приказа начать отрубать головы. Дзебу допросил человека средних лет, чьи промокшие от дождя халаты, похоже, когда-то были роскошной боевой одеждой. Они китайцы, сказал он Дзебу. Их силой заставили прийти сюда, пригрозив смертью им и их семьям, У них нет причин для ссоры с благородными воинами Страны Восходящего Солнца. Они молили о милосердии.
– Мы всегда убиваем пленных, – сказал Цумиоши, когда Дзебу попросил его оставить китайцев в живых.
– Они не по своей воле подняли оружие против нас, – сказал Дзебу. – Истинный самурай сострадает несчастным, а эти люди оказались здесь по воле злой судьбы. Эти китайцы – умелые, трудолюбивые и цивилизованные люди. Их убийство принесет огромный ущерб!
– Короче, – сказал Цумиоши, – из них выйдут хорошие рабы. Бакуфу имеет слишком мало земли, чтобы преподнести её в награду нашим победоносным воинам. Вместо земли мы преподнесем им бесплатную рабочую силу. Возьмите их и отведите в Хакосаки.
«Я не это имел в виду, – подумал Дзебу, – но жизнь на таких условиях для этих людей лучше, чем немедленная смерть».
Тела валялись везде. В грязной пепельной жиже в них трудно было разглядеть что-то человеческое. Гражданских было мало, потому что при приближении монгольского флота большая часть населения портовых городов была эвакуирована. У многих мёртвых самураев были сорваны доспехи, руки связаны за спиной, а тела покрыты ранами от монгольских стрел, причем сами стрелы были вытащены. Бойня, учинённая над их беспомощными товарищами, привела самураев в ярость, хотя сами они поступили бы точно так же с любыми пленными монголами.
Было взято в плен несколько сотен корейцев. Они ещё более громко обвиняли своих монгольских повелителей. Оставшиеся в живых монголы, сообщили они самураям, собирались держать последнюю оборону на западной стороне разрушенного города, близко к воде, на случай, если флот вернется.
– Эти корейцы не желают ничего другого, кроме как завоевать нас, – кисло сказал Цумиоши. – Они предоставили корабли и моряков для двух флотов захватчиков. Они всегда ненавидели нас!
Тем не менее снова аргументы Дзебу возобладали. Пленные принесут больше пользы живыми.
Потом они наткнулись на монголов, которые притаились под дождем мокрыми коричневыми рядами, держа копья и мечи наготове, воспользовавшись тем небольшим прикрытием, какое давали разрушенные стены храма. Их было более тысячи, тех, кто остался или был оставлен на берегу, когда флот захватчиков уходил, спасаясь от шторма.
– Приканчивая их, мы потеряем много людей, – сказал Дзебу.
– Сегодня наши люди хотят пролить кровь! – прорычал Цумиоши. – Они злы, они пришли сюда в эту бурю, чтобы сражаться, и они хотят убивать монголов!
– Я пришел сюда в эту бурю, потому что я могу говорить с монголами и могу убедить их сдаться в плен, – сказал Дзебу. – Один из самых древних военных принципов повелевает никогда не нападать на загнанного в угол врага. Это слишком дорого обходится.
– Ну, тогда действуй! – Цумиоши с отвращением отвернулся.
Дзебу выбрал место на полпути между самураями и монголами. Он положил нагинату на землю и постарался обдумать аргументы, которые могут повлиять на захватчиков.
– Мы знаем, как воздать честь смелому врагу, – сказал он. – Вы напрасно отдадите свои жизни, если будете продолжать сражаться. Шторм уничтожил ваш флот. Вы последние из своей армии остались па берегу. Мы охотно примем вашу почётную сдачу в плен. В этом нет позора. Глупо бесцельно проливать кровь.
Кто-то откликнулся:
– Вы сделаете из нас рабов. Мы лучше умрём!
Под дождём просвистело копьё, хорошо нацеленное и с силой брошенное. Дзебу отразил его своей нагинатой. Полетели ещё копья. Позади себя он услышал боевой клич самураев. Они бежали мимо него, с трудом двигаясь по мокрому серому пеплу, ряд за рядом, держа наготове мечи и нагинаты.
В рукопашном ближнем бою боевой стиль самураев значительно превосходил монгольский. Без лошадей, с бесполезными под дождем и ветром луками и стрелами, монголы были слабее. И их было меньше. Мечи самураев поднимались и опускались, как серпы крестьян на поле, где созрел урожай. У Дзебу сегодня не было никакого желания сражаться, да он и не был нужен. Хотя его тошнило от убийства, он стоял на месте и наблюдал.
В середине толпы монголов на небольшой груде камней стоял, выкрикивая приказы и подбадривания, знакомый седобородый человек – Торлук. Дзебу слышал, что Торлук получил командование над китайскими войсками и Южным флотом Янцзы. Этот важный плацдарм находился под его началом, и сейчас он собирался умереть, защищая его. Молотя направо и налево рукояткой нагинаты, Дзебу пробирался сквозь толпу сражающихся. Он расталкивал людей в стороны, пока не оказался в переднем ряду самураев.
– Торлук! – позвал он. – Торлук, подойди ко мне!
Их глаза встретились. Торлук был потрясен, узнав его. Старый монгол с рёвом соскочил с коня и бросился на Дзебу, размахивая саблей. Дзебу бросил нагинату стоящему рядом испуганному самураю и ожидал нападения Торлука, выставив вперед безоружные руки.
Подозревая западню, Торлук ослабил натиск и начал медленно кружить вокруг Дзебу. Возраст, подумал Дзебу, сказался на Торлуке сильнее, чем на Аргуне. Он двигался медленнее, менее уверенно, чем раньше. Дрожь суеверного страха пробежала по его лицу.
– Значит, ты ещё жив, – сказал Торлук. – Я слышал, что ты жив, но не мог поверить в это!
– Да, я жив, а твой хозяин, Аргун, мёртв, – сказал Дзебу.
Что-то – страх, горе? – исказило лицо Торлука, но было вытеснено решительным, сосредоточенным взглядом профессионального бойца.
– А теперь ты собираешься убить меня и завершить свою месть?
Дзебу засмеялся.
– Конечно же, ты хочешь умереть в битве, но я приготовил тебе более жестокую участь.
При этих словах Торлук бросился на него, подняв саблю и нацелившись ударить в шею Дзебу. Дзебу отклонился вправо от Торлука, так что сабля монгольского военачальника лишь слегка оцарапала грудь зиндзя. Дзебу поймал руку Торлука с протянутой саблей в захват, выкручивающий запястье, поворачивая бородача вокруг себя и медленно увеличивая усилие, чтобы заставить его выронить саблю. Торлук извернулся в объятиях Дзебу, склонившись ему за спину. На мгновение Дзебу через плечо заметил кинжал, блеснувший в левой руке Торлука, и острие клинка ударило в латы Дзебу, но не пробило их. Дзебу подставил плечо под Торлука и перебросил его через себя; тот упал на спину с глухим стуком. Пока Торлук лежал оглушенный, Дзебу вынул оружие у него из рук и быстро связал монгола его же собственным арканом из сыромятной кожи.
Вокруг сражались самураи и монголы. Дзебу в отчаянии отвернулся. Произошло то, о чем он предупреждал Цумиоши: истребление последних монголов обойдется дорого. Даже хотя самураи превосходили монголов численностью и военным искусством, каждый убитый монгол забирал с собой по крайней мере одного самурая. Они сражались с силой, которую дает сознание того, что они уже мертвы. Кольцо сражающихся воинов становилось всё меньше и меньше. Его окружало гораздо более широкое кольцо погибших. Самураи и монголы лежали бок о бок в смерти, как никогда не смогли бы лежать в жизни. Океаны крови, подумал Дзебу. Океаны крови!
Когда Дзебу притащил к нему взятого в плен Торлука, Цумиоши сказал:
– Теперь я понимаю, почему эти пришедшие из пустыни варвары завоевали полмира. У них есть истинный боевой дух. Этого нельзя сказать о человеке, пока не прижмёшь его спиной к стене. Кто это тут?
– Командующий этим плацдармом, гурхан Торлук, – сказал Дзебу. – Теперь, когда их вождь у нас в руках, может быть, остальные сдадутся.
Торлук понимал язык Страны Восходящего Солнца и говорил на нём, хоть и с акцентом.
– Мне не повезло – я попал в плен, хотя надеялся умереть в битве. Эти люди, мои бойцы, никогда не сдадутся! А наши пустынные земли вскормят еще десятки тысяч воинов. Не думайте, что вы, самураи, сегодня одержали окончательную победу. Когда новость о нашей гибели достигнет ушей Кублай-хана, его ярость будет ужасной, как этот тайфун. Мы вернемся! Мы вернемся снова и снова, пока не победим!
– Мы тоже никогда не сдадимся, приятель, – сказал Миура Цумиоши, вытаскивая длинный меч.
– Подождите! – быстро сказал Дзебу. Цумиоши повернул к Дзебу оскорбленное лицо.
– Ты же не думаешь, что я оставлю этого человека в живых? Он один из тех, кто развязал эту войну с нами.
Цумиоши прошипел:
– К тому же он даже не хочет жить!
– Я знаю, – сказал Дзебу. – Но, генерал, я настоятельно советую вам отправить его обратно к Великому Хану, и, может быть, еще нескольких пленных монголов. Я хочу, чтобы Великий Хан из первых рук получил известие о том, что произошло здесь с его флотом и его армией. Ему сообщат, что мы никогда не сдадимся и что мы уничтожим любую посланную им экспедицию так же, как уничтожили эту. Что, как вы думаете, почувствует гурхан Торлук, будучи единственным оставшимся в живых монгольским полководцем и принеся Кублай-хану весть о поражении? Это будет достаточным наказанием за его участие в этой войне! Конечно, он хочет умереть. Это будет гораздо менее болезненно для него…
– Мне это не нравится, – сказал Миура Цумиоши, – но в том, что ты говоришь, есть резон.
Он повернулся к Торлуку:
– Я приказываю тебе вернуться к твоему Великому Хану и рассказать ему, как велико было это поражение. Сообщи, что самураи никогда не сдадутся ему!
– Вам не нужно приказывать ему, – сказал Дзебу. – Он доложит все это Великому Хану, потому что таков его долг монгола!
Битва всё ещё продолжалась. Под проливным дождем толпа самураев окружила небольшой кружок обречённых монголов. Дзебу вопросительно посмотрел на Цумиоши, тот кивнул. Дзебу шагнул к сражающимся воинам. Он прокладывал путь к переднему ряду самураев, крича, чтобы те прекратили бой. Почва под ногами была настолько пропитана кровью, что даже ливень не мог смыть её.
Наконец он взглянул в лица немногих оставшихся монголов, злых, напуганных, обречённых, готовых умереть. Он жестом разорвал кольцо самураев, ощетинившееся мечами и нагинатами.
– Довольно! – сказал он по-монгольски, повышая голос, чтобы его расслышали сквозь ветер и дождь. – Хватит сражаться! Ваш гурхан Торлук взят в плен. Он отправляется домой, и те из вас, кто остался в живых, пойдут с ним.