Шидловский Дмитрий. Противостояние

   Грохот аплодисментов прокатился под сводами цеха. Несколько раз кивнув толпе с трибуны, Павел быстро сошел с нее и, к ужасу охраны, направился не к выходу, а вниз, к толпе. Стена людей тут же расступилась перед ним, телохранители принялись прокладывать дорогу к неизвестной им пока, намеченной шефом точке. Павел решительно шагнул к своему старому фронтовому знакомому.
   — Ну здравствуй, Василий, — произнес он, протягивая руку старому бойцу. — Как живешь?
   — Хорошо живем, товарищ президент, — смущенно ответил разведчик, пожимая руку Павлу.
   Вокруг засверкали вспышки фотоаппаратов, фиксирующих рукопожатие президента и простого рабочего.
   — Давно ты здесь, на заводе? — поинтересовался; Павел.
   — С демобилизации. С сорок шестого, — пробасил Василий.
   — Ну и как?
   — Работаем, товарищ президент.
   — Хорошо. — Павел понял, что разговор сворачивается, но чтобы закончить его на мажорной ноте, произнес: — А, что скажешь об изменениях, происходящих в последнее время?
   — Да чего тут говорить, — пожал плечами сибиряк. — Народ здесь хороший, порядочный. Страна чистая, богатая. Только я вот думаю, чего мы со своим уставом сюда приперлись? Они и раньше не худо жили.
   У стоящих вокруг людей вытянулись лица. Павел отчетливо заметил, как все больше агентов МГБ пробираются к ним и отсекают стоящую вокруг группу от остальной толпы. Впрочем, было ясно, что одними полицейскими мерами положения не выправишь. Широко улыбнувшись, Павел громко произнес:
   — Очень правильно говорите, товарищ. Принятые нами меры по социалистическому строительству непременно повысят уровень благосостояния трудящихся и приведут нашу замечательную страну к подлинному процветанию.
   Он снова крепко пожал руку опешившему Василию, развернулся и решительным шагом направился к выходу.
   Когда он проходил через проходную, его нагнал верный Кордия. Улыбнувшись своей обычной доброй улыбкой, он произнес:
   — Товарищ президент, того, с кем вы говорили, и тех, кто был рядом, уже взяли. Они сейчас в особом отделе.
   — Хорошо, — кивнул Павел. — Выясните личности. Если надежные товарищи, проведите разъяснительную работу и отпустите. Если неблагонадежные, лучше, конечно, выслать.
   — Ясно. А его самого?
   Павел остановился, на несколько секунд задумался, после чего произнес:
   — Свяжитесь с советскими товарищами. Его надо бы вернуть на родину, в Сибирь. Только домой, а не в лагерь. Он за нас воевал все-таки.
   — Слушаюсь, — щелкнул каблуками Кордия и заспешил назад, к зданию заводоуправления, а на его месте тут же возник адъютант для особых поручений Славин.
   — Товарищ президент, — одними губами произнес он, склонившись к самому уху Павла, — из Архангельского пограничного округа передали. Из их расположения бежал капитан советской армии Антипов. Связист. Группу захвата послали, но он успел пересечь границу и вступить в контакт с пограничниками. Выполняя ваш приказ от второго июня сорок шестого года, группа захвата перешла границу и вступила в бой. Однако к противнику подоспела подмога с заставы. Округ просит разрешения направить в район боя дополнительные части.
   — Конечно, — кивнул Павел. — Задержать перебежчика, изменника родины — наш долг. Передайте, я разрешил.

* * *

   Президентский «руссо-балт» в сопровождении трех машин охраны на предельной скорости несся к Мраморному дворцу. Движение автомобилей на магистрали было перекрыто, хотя пешеходов на тротуарах в этот воскресный летний день было достаточно много. Вообще-то уже почти полтора года при проезде президентского кортежа движение обычно не перекрывали. Однако сейчас, повинуясь интуиции, Алексей приказал перекрыть движение на пути следования, чтобы быстрее добраться до президентского дворца. Глядя через окно лимузина на неспешно бредущих по улице прохожих, не без интереса рассматривающих кортеж, Алексей думал: «Что будет завтра? Что происходит сейчас? Опыт моего мира уже малопригоден. Слишком непохоже начали здесь развиваться события. Надо анализировать самостоятельно. Провокация? Наверное. Данные разведки не говорят о готовящемся вторжении, но сама международная ситуация сейчас такова, что маленькая искра может вызвать большой взрыв. Этого допустить нельзя. Иначе все полетит к черту, сгорит в огне ядерного пожара. Нет, я не допущу. Я сохраню ваш покой любой ценой. Я добуду вам мир. Я не откажусь от задуманного сейчас, когда так близок к цели».
   Лишь чуть-чуть снизив скорость огромного автомобиля, водитель въехал во двор президентского дворца и ловко притормозил напротив главного входа. Не дожидаясь телохранителя, Алексей сам распахнул дверцу, выскочил из машины и почти бегом бросился в здание.
   Влетая в приемную, он уже знал, что ему скажет секретарь:
   — На проводе маршал Маклай, господин президент. Не ответив ни слова, Алексей проскочил в кабинет, захлопнул за собой дверь и сорвал трубку телефонного аппарата.
   — Татищев слушает.
   — Господин президент, — раздался чуть надтреснутый голос старого вояки, — роте, посланной на помощь третьей заставе, пробиться не удалось. Ее встретили огнем части североросской народной армии. Предположительно, также около роты. Полагаю, действует четвертый пехотный полк. С заставы передали, что их окружило около взвода спецназа МГБ восточной Северороссии и еще, предположительно, один-два взвода пехоты североросской народной армии. Пограничники заняли круговую оборону и ведут бой. Они хорошо укреплены и, если противник не применит артиллерию и авиацию, могут продержаться до вечера. Командир заставы капитан Ранге сообщил, что вторжение связано с переходом границы советским капитаном Антиповым. Он попросил политическое убежище. Выполняя вашу директиву номер двенадцать от шестого июня сорок шестого года, застава отказалась выдать перебежчика и приняла его под свою защиту.
   — Правильно, — с облегчением произнес Алексей. — Как ведет себя перебежчик?
   — Капитан докладывает, что сразу после перехода границы его разоружили. Но когда застава была окружена и начала нести потери, Антипов взял автомат у одного из убитых и вступил в бой на стороне пограничников.
   — Понятно. Что намерены делать?
   — Командир роты, посланной на помощь заставе, запросил поддержку бронетехники и легкой артиллерии. Я разрешил. Сейчас туда направлены четыре бронетранспортера, оборудованные легкими пушками и станковыми пулеметами, и еще одна пехотная рота. Думаю, прорвутся.
   — Все правильно, — буркнул Алексей. — Приведите в состояние боевой готовности части округа.
   — Уже сделано, господин президент.
   — Хорошо, информируйте меня о всем происходящем немедленно.
   — Есть.
   Алексей повесил трубку и вытянулся в кресле. «Надеюсь, тем и ограничится», — довольно подумал он.

* * *

   Вернувшись в свой кабинет в Новгородском кремле, Павел тут же приказал связать его с командующим Архангельским военным округом. Организовать резиденцию в Кремле было давней мечтой Павла, которую он осуществил в сорок шестом. Почему-то ему казалось, что если правительство СССР заседает в Московском кремле, то и ему необходимо работать в кремле Новгородском. Сейчас, осматривая стены средневекового кабинета, оборудованного в полном соответствии с советской «партийной модой», он подумал, что эта его резиденция как бы символизирует необходимость наполнить старую форму новым содержанием.
   Телефон на столе тихо запищал. Подняв трубку, Павел произнес:
   — Слушаю.
   — На проводе командующий Архангельским военным округом, — доложил секретарь.
   — Соединяйте.
   Через несколько секунд в трубке послышался напористый голос генерала Иншакова:
   — Слушаю, товарищ президент.
   — Как дела на границе?
   — Застава хорошо укреплена, взять ее пока не удалось, — доложил Иншаков. — Но посланную ей на помощь армейскую роту отбили. По данным радиоперехвата, противник направил в этот район четыре бронетранспортера с легкими орудиями и еще одну пехотную роту. Против них наши могут не устоять. Я распорядился перекинуть через границу еще роту с противотанковыми ружьями, а к заставе подтянуть пехотные гранатометы. Иначе можем долго провозиться.
   — Все правильно, — одобрил Павел. — Не затягивайте. Серьезный вооруженный конфликт нам сейчас не нужен. Держите меня в курсе.
   Он повесил трубку. «Ладно, — подумал он, — еще один предатель. Надо быстрее дело закончить, чтобы конфликт не разрастался».
   На столе снова запел телефон.
   — Слушаю, — сорвал трубку Павел.
   — Вас из Москвы, — доложил секретарь, — товарищ Берия.
   — Соединяй. — Павел вытянулся в кресле и поправил галстук.
   Через минуту он услышал знакомый голос:
   — Слушай, что у тебя на границе?
   — Перебежчик, товарищ Берия. Из состава советского контингента. Ушел на территорию противника. Преследуем. Вступили в бой с заставой, где он укрылся.
   — Слушай, — просипел в трубку Берия, — это не простой офицерик. Он связист, имевший доступ к секретным кодам. Что бы ни произошло, живым он уйти не должен. Действуй.
   В трубке раздались короткие гудки. Посидев минуту в кресле, с трубкой в руках, Павел с трудом привел мысли в порядок, после чего нажал на рычаг и гаркнул в трубку:
   — Генерала Иншакова.
   Когда командующий округом отозвался на другом конце провода, Павел произнес:
   — Генерал, приказываю нанести удар по заставе противника силами эскадрильи штурмовиков, базирующихся у границы. Территорию противника не покидать, не арестовав изменника или не завладев его трупом.

* * *

   Телефонный звонок вывел Алексея из глубокой задумчивости.
   — Татищев, — сорвал он трубку.
   — Это Маклай, — отозвался аппарат.
   — Слушаю.
   — Десяти минут назад с третьей заставы передали, что они подверглись налету эскадрильи «Ил-вторых» с опознавательными знаками восточной Северороссии. ПВО подтверждает, что двадцать минут назад в наше воздушное пространство через восточную границу вошло несколько самолетов.
   — Что?!
   — Это так, господин президент. Радиоконтакт с заставой прервался через три минуты после этого сообщения. Думаю, там камня на камне не осталось. «Ил-два» — это серьезно. А если кто и выжил, их сейчас добивает спецназ противника. Считайте, заставы нет. Я приказал поднять два звена истребителей, чтобы уничтожить самолеты противника, но, боюсь, они успеют уйти в восточное воздушное пространство. Две роты, посланные на спасение заставы, ведут бой, но смогли продвинуться только на один километр. Их потери: один бронетранспортер, двенадцать человек убитыми и двадцать один ранеными. Каковы будут ваши приказания?
   В трубке установилась тишина. Алексей тоже молчал, ощущая лишь, как кровь пульсирует в висках. После продолжительной паузы, облизнув внезапно пересохшие губы, он проговорил:
   — Этого мало. Поднимайте бомбардировочную авиацию ближнего радиуса действия. Обеспечьте их истребителями прикрытия. Пользуйтесь только закрытыми средствами связи, чтобы избежать радиоперехвата. Аэродром, с которого производился налет, уничтожить. Подвергнуть бомбардировке основные базы ПВО и радарную станцию в Североморске. Когда авиация войдет в зону видимости ПВО противника, поднимите все войска Карельского округа в ружье. Здесь уже включайте радио на полную катушку, чтобы на востоке знали, какую игру затеяли. Пусть войска занимают позиции согласно плану «В». Беломорскому флоту действовать в соответствии с той же директивой. Войска всех остальных округов привести в полную боевую готовность.
   План «В» предполагал распорядок действий на случай вторжения советских и восточносевероросских войск. Фактически, Алексей отдал приказ войскам, расположенным в Карелии, вести себя так, как они должны были действовать при полномасштабной войне. Маклай понял это и после секундной пазы произнес:
   — Но ведь свою задачу они решили и скоро покинут нашу территорию и воздушное пространство. Конфликт, так сказать, исчерпан. Вы отдаете себе отчет, господин президент, к каким последствиям может привести…
   — Я отдаю себе отчет, — сухо прервал его Алексей, — что если мы не будем отвечать, то вскоре их разведгруппы будут разгуливать по Невскому проспекту, а самолеты-разведчики — дневать и ночевать в нашем небе. Роскошь не принимать брошенный вызов принадлежит только самым сильным людям и государствам. Мы себе этого позволить не можем. Если враг позволил себе нарушить наш статус-кво, он должен знать, что мы всегда заставим его ответить за это. Выполняйте приказание.
   — Есть.
   Теперь в голосе старого вояки уже не звучало ни тени сомнения или робости. Он услышал то, чего хотел. Президент разрешил действовать в соответствии с условиями военного времени. «Сейчас он почувствует себя в своей тарелке, ощутит вкус войны, — быстро прикинул Алексей, — и может наломать дров. Ситуация критическая, но войны еще можно избежать. Это конфликт, но еще не полнокровное военное столкновение. Здесь тонкая грань, а военные ее могут не почувствовать. Ситуацию нельзя выпускать из-под контроля». Откашлявшись, он быстро проговорил:
   — После того как отдадите необходимые распоряжения, немедленно направляйтесь сюда. В связи с чрезвычайной обстановкой на границе я создаю штаб по разрешению кризиса. Главой его назначаю себя. Мой заместитель — премьер-министр. Вы, командующий ВМФ, командующий погранвойсками, министр внутренних дел, начальник Управления госбезопасности, министр иностранных дел — его члены. И проинформируйте о происходящем командование войск союзников. Передайте мою просьбу привести их части в полную боевую готовность.
   Уже осенью сорок шестого, после президентских выборов, Алексей подписал с США и Великобританией договоры, по которым их войска, расположенные на территории Северороссии, теряли статус оккупационных и становились союзническими войсками, базирующимися на основании межгосударственного договора. Этим он поднимал свой статус, превратив себя из главы местной администрации на оккупированных территориях в полноправного руководителя государства. Англичане и американцы пошли на сделку, прекрасно понимая, что без их поддержки западной Северороссии все равно не выжить. Однако, как водится, Вашингтон выторговал для себя самые выгодные условия. Теперь в западной Северороссии стояла только одна британская дивизия и две американские, включавшие в себя четыре танковых полка. А на одном из военных аэродромов под Лугой была создана американская база, где базировались стратегические бомбардировщики США с запасом ядерных бомб — что было большим секретом, впрочем, как всегда, секретом Полишинеля. Командовал всеми союзными войсками американский генерал О'Нейл. Такая перемена вызвала бурю негодования в Москве и Новгороде и большое неудовлетворение у Алексея. Менее всего ему хотелось делать свою страну «аэродромом подскока» для американской авиации. Однако это была плата за возможность проведения собственной внутренней политики и за поддержку на внешней арене. Скрепя сердце Алексей подписал договор. Теперь, назначая себя «главой штаба» и привлекая союзников, Алексей как бы давал понять собственным военным, что происходящее сейчас на границе уже не является локальным конфликтом, а имеет общегосударственное и даже международное значение, и не им здесь играть первую роль. «Военные необходимы государству, — иногда говорил Алексей, — но если они начинают это чувствовать, то пытаются захватить власть и заставить всю страну жить по своим законам. Это недопустимо, потому что основной закон военного — это война». Вот и сейчас, подчиняя генералов политикам и дипломатам, он давал им понять: ситуация критическая, но еще не настолько, чтобы вы могли определять все действия. Вы умеете воевать, но наша задача сейчас — избежать войны. Очевидно, поняв это, Маклай на противоположном конце провода отозвался чуть сникшим голосом:
   — Все ясно. Разрешите выполнять?
   — Действуйте, — буркнул Алексей и повесил трубку.

* * *

   — Товарищ президент, — голос секретаря в трубке был явно тревожный, — вас срочно просит командующий сухопутными войсками генерал Цанге.
   — Соединяйте, — буркнул Павел, бросив взгляд на часы.
   «Без пяти четыре, — подумал он, — авиация отбомбилась по заставе больше часа назад. Спецназ должен был ее взять уже не менее чем полчаса назад. Наверное, собирается доложить об успехе. Тогда можно будет отводить части за линию границы. Потом уже работа дипломатов — доказывать, отмазывать, писать ноты. Хорошо бы все этим и кончилось. До бомбежки объектов на западной территории мы еще не доходили. Ничего, вот заодно и проверим на вшивость Алексея. Как он на это отреагирует. Кстати, почему докладывает Цанге?»
   — Товарищ президент, — голос генерала в трубке возник внезапно, — из Архангельского округа только что передали, что четверть часа назад границу с запада пересекло шесть эскадрилий ближних бомбардировщиков западной Северороссии, под прикрытием истребителей. Две из них уже нанесли удар по аэродрому в Холмяновке. Еще две движутся в направлении Архангельска. Две остальные атакуют наши приграничные батареи ПВО.
   — Что?!
   — По данным радиоперехвата, войска Карельского военного округа противника подняты в ружье и стягиваются к границе.
   Павел похолодел. Впервые он почувствовал, насколько близко они подошли к войне. Он не испугался, но лишь одна мысль гвоздем засела в мозгу: «Сейчас не время, сейчас нельзя начинать войну. Но и спасовать, показать слабость нельзя».
   — Какие вести с границы? — сухо спросил он.
   — Застава взята, объект не обнаружен, — ответил Цанге.
   — Генерал, — скомандовал Павел, — войска в ружье. Выходите на позиции по плану «О». Авианалеты отразить. Границу, за исключением места побега капитана Антипова, не переходить. Объект искать.
   План «О» означал «оборона». В отличие от плана «А», «атака», предполагавшего вторжение на территорию западной Северороссии и считавшегося основным, план «О» был составлен на тот маловероятный случай, когда войска западного блока пойдут в наступление, а стратегические интересы потребуют обороны с последующим контрударом.
   — Мне только что донесли, — сообщил после секундной паузы генерал, — радарная база в Североморске уничтожена авианалетом. Наши истребители опоздали.
   — Ясно, — буркнул Павел, — выполняйте приказ.
   — А может, ответить авианалетом? — В голосе Цанге зазвучала надежда.
   — Нет, — отрезал Павел, — не время. Но пошлите батарею самоходок и танки к переходному пункту на Петербургском шоссе, и пусть нацелят орудия прямой наводкой на их погранзаставу. В Петербурге должны знать, что мы не отступим. Я отдам приказ флоту выйти на позиции для обстрела вражеского берега. Надеюсь, они образумятся.

* * *

   — Господин президент, — взгляды сидящих в кабинете у Алексея членов чрезвычайного штаба устремились на вошедшего Маклая, — на Новгородском шоссе, прямо у границы, встали танки народной армии восточной Северороссии. Держат под прицелом орудий объекты на нашей территории.
   — Ясно, — буркнул Алексей. — Что с ударными авиагруппами?
   — Первая и вторая волны отбомбились удачно. Уничтожены: радарная станция противника и его аэродром в Холмяновке, со всей находившейся на нем техникой. Ликвидировано четыре батареи ПВО противника.
   — Наши потери? — не отставал Алексей.
   — Два ближних бомбардировщика, три истребителя.
   — Что с экипажами?
   — Очевидно, попали в плен. Хотя есть надежда, что летчикам с двух самолетов, упавших в лесу, удалось уйти от преследования.
   — Выслать спецназ на вертолетах для спасения, — приказал Алексей.
   — Уже сделано, — доложил Маклай.
   — Ясно. Что в районе третьей заставы?
   — Идет бой. По нашим оценкам, там сейчас находится не менее батальона противника. Заняли круговую оборону на подступах к заставе. Стоят насмерть. Их позиции атакует седьмой пехотный полк при поддержке бронетранспортеров. Его потери составили: убитыми и ранеными уже около ста пятидесяти человек. Подбито три наших бронетранспортера.
   — Вести с заставы есть?
   — Никак нет.
   — Вы убеждены, что живых там не осталось?
   — После налета штурмовиков? Если кто и выжил, то они уже в плену, на восточной территории, в застенках МГБ.
   — Понятно. — Алексей с шумом втянул воздух и повернулся к начальнику Управления госбезопасности генералу Свечникову. — Как вы считаете, что бы они сделали, если бы взяли своего перебежчика живым или нашли его тело?
   — Вылазка явно не подготовлена, — покачал головой Свечников. — Думаю, они бы ушли на свою территорию.
   — Я тоже так думаю, — согласился Алексей. — Может, еще и кто-то из заставы скрывается в том лесу.
   — Может, — неопределенно пожал плечами Мак-лай. — Командир седьмого полка полковник Плеве докладывает, что большой отряд противника замечен при прочесывании северной части леса. Он не стал им препятствовать — пропустил с целью окружения.
   — Это хорошо, — кивнул Алексей. — Пусть берет побольше пленных, чтобы было на кого обменивать наших пилотов. Как полковник оценивает обстановку?
   — Его части ведут бой уже больше восьми часов, если считать от соприкосновения с противником первой роты. Докладывает, что прорвать оборону противника он в состоянии, но без поддержки артиллерии или авиации это приведет к значительным потерям.
   — В лесу могут быть еще наши пограничники, — задумчиво проговорил Алексей.
   — Могут быть, а могут не быть, — хмыкнул Мак-лай. — А вот если вы хотите выбросить противника с нашей территории с наименьшими потерями, бомбить все же придется.
   — Вы правы. — Алексей откинулся в кресле. — Дайте указание авиации и артиллерии поддержать пехоту. Цели пусть согласуют с Плеве. Налеты на территорию восточной Северороссии прекратить. На Новгородском шоссе вывести противотанковые орудия и танковую роту на прямую наводку на технику противника. Снабдить боекомплектом, но дать строжайший приказ без моего личного указания огня не открывать.
   — Если противник откроет огонь, — возразил Мак-лай, — пока они свяжутся со штабом, их полностью уничтожат.
   — Вы правы. — Алексей поморщился как от зубной боли. — Действуйте как считаете нужным, но первыми мы не должны стрелять.
   — Есть.
   — Что-нибудь еще? — удивленно поднял брови Алексей, заметив, что генерал не садится на свое место, не идет на пункт связи.
   — Там, в приемной, генерал О'Нейл. Он просит включить его в состав чрезвычайного штаба.
   — Мне уже звонил американский посол, — снова поморщился Алексей. — Всякий раз, когда в Европе какая-нибудь домохозяйка заваривает суп не так, как это запланировано в Вашингтоне, над ее домом сразу повисает американская эскадрилья.
   Присутствующие сдержанно рассмеялись, однако среди общего веселья Алексей разглядел укоризненный взгляд министра иностранных дел.
   — Ладно. — недовольно согласился он, — зовите… в качестве наблюдателя.

* * *

   — Итак, товарищи, — Павел переводил сумрачный взгляд с Цанге на министра государственной безопасности Кренца и затем на командующего группой советских войск в Североросской Народной Республике генерала Григорьянца, — я слушаю ваши предложения.
   — После того как противник ввел в бой на границе авиацию и артиллерию, — начал Цанге, — положение наших частей осложнилось до чрезвычайности. Убитыми и ранеными потеряно уже более двухсот человек. Я перекинул туда еще две роты, но без подавления батарей противника и без поддержки авиации они обречены. Чего вы ждете, товарищ президент? Давно пора им ответить за бомбежку нашей территории.
   — Сейчас они прекратили налеты. Как только нашу границу пересечет первый самолет или первый снаряд противника, они получат сполна, — ответил Павел. — По доводить конфликт до полномасштабной войны без санкции Москвы я не буду.
   — Несколько вертолетов противника пересекли границу, — нахмурился Цанге. — Они увели экипаж одного из сбитых бомбардировщиков противника прямо из-под носа у нашей группы захвата. Я считаю, что это можно рассматривать как прямую агрессию и действовать соответственно.
   Григорьянц согласно кивнул.
   — Объект пока не обнаружен, — вступил Кренц. — Более того, два взвода спецназа МГВ, искавшие предателя, попали в засаду, окружены и ведут бой с превосходящими силами противника.
   — Почему им не оказали поддержку? — сдвинул брови Павел.
   — Роту, посланную на помощь, прижали к земле пулеметным и накрыли артиллерийским огнем, — молитвенно сложил руки Цанге. — Я же вам говорил, у войны свои законы. Пока не введем в дело авиацию и артиллерию, мы бессильны. Только людей погубим.
   Павел откинулся в кресле и решительно произнес:
   — Я говорил с Москвой. Их позиция неизменна. Предателя надо уничтожить или арестовать, но до войны нельзя доводить ни в коем случае. Это мнение самого хозяина.
   В кабинете воцарилась тишина, которую после минутной паузы нарушил Цанге:
   — Я хоть дивизию в этот лес могу загнать. Если противник будет применять артиллерию и авиацию, а мы нет, только людей попусту положим.
   — И столько бед из-за одного изменника, — фыркнул Григорьянц.
   — А вы куда смотрели? — вскинулся Кренц. — Вы же знали, что у него мать из дворян и осуждена как враг народа. Почему допустили к секретам? Почему оставили без присмотра вблизи от границы?
   — Да он всю войну до Берлина прошел! — вскричал Григорьянц. — Одним из лучших был. У него вся грудь в орденах.