Летом 1916 года по Его почину была учреждена комиссия по подготовке будущей конференции с предложениями России, которые включали: передачу в ее владения Константинополя и проливов, Святой земли, Турецкой Армении, личную унию единого Польского королевства с Россией, восстановление Восточной Галиции, Северной Буковины и Карпатской Руси в составе России, восстановление Чехословацкого королевства (и формировались уже его полки), поддержку Франции в деле об Рейнской области. Государь и Его правительство каким-то внутренним зрением как бы видели будущее мира и пытались его спасти от надвигавшихся неисчислимых бед: и в поверженной на 70 лет России, и в ожесточенном на десятилетия Ливане, и в несчастной также десятилетиями Палестине, и в задымившемся недавно Кувейте, и на современных охваченных жестокими распрями Балканах. Да была ли бы вообще вторая мировая война? Нет, не была бы! Государь 4 декабря 1916 года, пробыв в столице 10 дней, уехал в Ставку, чтобы победоносно довершить дела России, поставленные войною. 12 декабря Он издал приказ по армии, который гласил: "Враг еще не изгнан из захваченных им областей, достижение Россией созданных войною задач, обладание Царьградом и проливами, равно как и создание свободной Польши из всех трех ныне разрозненных ее областей, еще не обеспечено". Полномочия думы, поставившей цель сменить Верховную власть и самозвано присвоить ее себе, кончались в начале 1917 года, и Государь предупредил правительство, что если дума не прекратит выступления против Него, то будет распущена. Но ревдемократы всех мастей не унимались и активно вербовали в свои ряды тех, кто потерял национальное самосознание и верил измышлениям продажной прессы. Часть делегатов союза городов распространила резолюцию, в которой утверждалось: "Государственная дума должна с неослабной энергией и силой довести до конца свою борьбу с постыдным режимом. В этой борьбе вся Россия с ней" (они преступно выдавали себя за Россию. - Ф. Ш.) На исходе 1916 года в устах Милюкова появились слова "единый фронт" (почти что теперешний "народный фронт"! - Ф. Ш.). Этот "фронт" - рассадник смуты - захватил и среду, близкую к Государю, где под ширмой "патриотических" соображений говорили о желательности переворота. Отповедь ненавистникам исторической России была слаба и редка. Так, лишь депутат Г. Г. Замысловский говорил: "Когда во время войны вы занимались революционными митингами, правительство должно бы вас спросить: глупость это или измена?" Охранительные силы Верховной власти, ведомой Государем, были также слабы и разрозненны. В январе 1917 года лишь Курское дворянство поддержало незыблемость этой власти да монархические организации высказались за роспуск думы. Большая часть прессы давно уже была антироссийской и прямо писала, что главной "темной силой" является сам Государь! Многие одурманенные члены думы еле-еле держались на пороге государственного преступления. Только вековой остаток монархической силы удерживал их на том пороге. В недрах тайных организаций, поставивших целью свержение Царя, развал России и убийство ее нации, уже был разработан план преступного устранения Государя. Гучков о нем проговорился: "Провести это было трудно технически... план заключался в том (я только имен называть не буду), чтобы захватить по дороге между Царским Селом и Ставкой Императорский поезд, вынудить отречение, затем одновременно, при посредстве воинских частей, на которые в Петрограде можно было рассчитывать, арестовать существующее правительство и затем объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собой правительство..." Наседали на Государя и послы в деле уступки "общественному мнению". Английскому послу Дж. Бьюкенену Государь ответил: "А не так ли обстоит дело, что Моему народу следовало бы заслужить Мое доверие?" В этом была великая истина: в истории России на троне действительно был такой Государь, который появляется только раз в несколько столетий и который останется в веках недосягаемым по вере и духу в народном сознании. В думе продолжал выползать на трибуну Кирбис-Керенский, неистово призывая к открытой борьбе с Верховной властыо: "...у вас есть гораздо более сильный враг, чем немецкое влияние, - это система" (то есть историческая Верховная власть! - Ф. Ш.). Но робкое требование правительства о привлечении к суду Кирбиса осталось в думе без ответа. Он был явный преступник Отечества, и к нему надо было применить власть по всем нормам российских законов, ту которую употребляли к преступникам в столыпинское время. Государь попытался спасти положение. Он приказал отвести из столицы часть запасных батальонов гвардейских полков, не имевших ничего общего с гвардейскими полками юго-западного фронта, и направить в нее гвардейскую кавалерию. Этот приказ Государя не выполнили: генерал Хабалов мотивировал его невыполнение тем, что якобы для нее нет помещений. Прибыл только Гвардейский экипаж! 22 февраля 1917 года Государь выехал в Ставку, а 23-го в столице начались уличные демонстрации под лозунгами "Хлеба!". Кто-то распорядился, чтоб вовремя не подвозили хлеб, которого в России было предостаточно. На ряде столичных заводов кучка социал-демократов мутила рабочих и звала их на бунт, и демонстрации стали принимать политический характер, появились красные полотнища с лозунгами: "Долой самодержавие!", "Долой войну!" И хлебом завалили Петроград, но бунт расширялся, перерастая в кровавый террор: 23 и 24 февраля были убиты 28 городовых. Знаменская площадь столицы (теперь Октябрьская) превратилась в беспрерывный митинг, на котором все время призывали к бунту какие-то типы. 26 февраля взбунтовалась рота запасного батальона Павловского полка, а 27 февраля - запасные батальоны Волынского полка (там орудовал некий унтер-офицер Кирпичников). К ним присоединились запасники Литовского полка и некоторые рабочие. В целом это была ничтожная кучка людей, оравшая и галдевшая до паралича на улицах и площадях Петрограда. Она подвергла осаде думу, которая и приказала долго жить. Тем не менее от имени бывшей думы представители "блока" и крайних левых образовали "Временный комитет", в который вошли председатель М. В. Родзянко и члены "избранники народа" - Н. В. Некрасов, И. И. Дмитриев, В. А. Ржевский, Н. С. Чхеидзе, А. Ф. Керенский, П. Н. Милюков, А. И. Коновалов, М. А. Караулов, С. Л. Шидловский, В. В. Шульгин, В. Н. Львов. Этот самозваный "комитет" разослал во все концы мирно трудившейся России телеграммы, искажавшие положение дел в граде на Неве. Рабочая группа военно-промышленного комитета, освобожденная из тюрьмы "Кресты", самовольно образовала вместе с депутатами-социалистами и некоторыми представителями крайне левых партий "исполнительный комитет совета рабочих депутатов", который и предложил немедленно провести "выборы" в совет. На заводы помчались агитаторы из "верных людей", и к вечеру 27 февраля был готов первенец "новой власти" - столичный "совдеп рабочих". Чтобы поддержать бунт в солдатской массе, фактически дезертировавшей из армии и подлежащей военному суду за измену Родине, бесноватый совдеп занялся реквизицией запасов продовольствия для "революционной армии", то есть грабежом интендантских складов, превратив Таврический дворец в "пункт питания". А как же: за бунт надо было платить! Обманутые русские отщепенцы в солдатских шинелях продались за краюху хлеба интернациональной нечисти. Тем и установилась связь между первым совдепом и солдатской массой. Вечером 27 февраля в Мариинском дворце собрался на последнее заседание Совет Министров России под председательством кн. Н. Д. Голицына, а в Таврическом дворце - незаконный, самовольный совет рабочих депутатов. Этот совдеп избрал "центральный исполнительный комитет", в который вошли в основном инородцы - председатель Чхеидзе (грузин?) и члены Дан-Гурвич (еврей), Либер-Гольдман (еврей), Гоц (еврей), Розенфельд-Каменев (еврей), Саакан (армянин?), Крушинский (поляк?) и Никольский (национальность не установлена?). Главную роль в совдепе играли страшные ненавистники России, предатели Родины, социалисты-интернационалисты и большевики-евреи Нахамкес-Стеклов, Гиммер-Суханов, Александрович и другие. Они избрали "литературную комиссию", занявшуюся подготовкой "манифеста" и "Известиями совета". 27 февраля 1917 года горстка российских войск под командованием генералов Хабалова, Занкевича и Беляева сложила оружие под предлогом избежания ущерба Зимнему дворцу, а затем - и Адмиралтейству, о чем их просили Вел. кн. Михаил Александрович и адмирал Григорович. Таврический дворец превратился в первый прообраз застенка, куда свозили пойманных министров и сановников. Хотя дума не существовала, но под ее прикрытием заседал самочинный совдеп. Под диктовку этого сборища 28 февраля "Временным комитетом" сочинялась версия событий: все якобы началось с указа о "роспуске думы", которая не подчинилась ему. Народ же якобы поддержал думу, а полки предоставили себя в ее распоряжение. Депутат-"прогрессист" Бубликов разослал телеграммы; "По поручению комитета думы сего числа я занял министерство путей сообщения". От имени Родзянко он объявил, что "государственная дума взяла в руки создание новой власти". В это время взбунтовавшиеся солдаты, объединившись в злобную и трусливую толпу, грабили склады спиртных напитков, вылавливали и избивали офицеров. Матросы Кронштадта убили генерала Вирена и многих офицеров. Остальных заточили в казематы. В столице господствовала анархия. Единственной "властью" был совет рабочих и солдатских депутатов, которым заправляли Нахамкес и Гиммер. Они-то и дезинформировали Алексеева в Ставке, донося ему: "В Петрограде полное спокойствие, войска примкнули к временному правительству в полном составе". Неискушенный в политических провокациях Алексеев, опираясь на эти лживые донесения, сообщал верхам армии об "успокоении". Тайно, скрытно от россиян вокруг Государя сжималась петля преступного плана захвата. Требование Государя об отправке Его поезда из Могилева 27 февраля Ставка не исполнила, так как уже знала, что участь Его решена на переговорах между думским "комитетом" и совдеповцами. Императорский поезд вышел в сторону Царского Села только утром 28 февраля, то есть с опозданием на 9 часов. Это позволило заправилам "комитета" узнать о намерениях Государя и не допустить Его свидания с Императрицей. Взбунтовавшимся под диктовку совдеповцев думцам эта умышленная задержка Государя нужна была для инсценировки "народной революции", направленной против Него, а также дала выигрыш времени для закрепления своих притязаний в совершившемся факте самодержавного народоправства. 1 марта Императорский поезд был остановлен на станции Дно, якобы по причине порчи пути восставшим населением. Поезд повернул на Бологое в намерении пройти на Тосно и к Царскому Селу. Но на станции Малая Вишера Государю доложили, что якобы и Тосно занято революционными войсками, враждебными Ему. Тогда Государь понял, что думский "комитет" и совдеп злонамеренно отделяют Его от Александры Федоровны с целью совершения насилия над Его сознанием, волей и духом, вынуждая Его на отречение. Он познал всю глубину совершаемого государственного преступления кучкой злодеев и ненавистников исторической России. Он приказал вернуть свой поезд снова на ст. Дно, куда Он просил приехать Родзянко. Государь здесь не встретил Родзянки, но зато узнал, что Совет Министров России низложен и что некоторые министры и высшие должностные лица арестованы "комитетом", а войска гарнизона прекратили сопротивление. Он повелел следовать поезду на Псков и прибыть туда Родзянке. Тут Он рассчитывал получить помощь от Главнокомандующего северным фронтом генерала Рузского и войти в связь со столицей и Могилевом, со всем государством. Но в Пскове Он попал в "лапы" первого Своего тюремщика, предателя в генеральских погонах - Рузского. Здесь началось издевательство и насилие над Державным Кормчим России, который совершил в сем древнем граде бессмертный духовный подвиг - принес Себя в жертву ради спасения Своего народа, Своего любимого Отечества, ради будущего Родины. В Петрограде свирепствовала дьявольщина. 1 марта в названии совета рабочих депутатов появилось добавление: "солдатских". Этот самочинный совдеп с двойственным наименованием все также прикрывался именем "Временного комитета". Вел. князь Кирилл Владимирович и сдал этому "комитету" в плен ближайшую защиту трона - Гвардейский экипаж. В этот же день появился "Приказ № 1" о развале российской армии. "Временный комитет" и совдеп вели переговоры о составе "Временного правительства". Совдеп предложил "комитету" открыто порвать связь с законностью, заставил Родзянко послать телеграмму Рузскому, в распоряжении которого находился Государь, следующего содержания: "Правительственная власть перешла в настоящее время к временному комитету государственной думы". Бывшая дума все больше использовалась как ширма, за которой скрывались гадливые существа, окопавшиеся в Петрограде. В Москве 28 февраля также образовался совет рабочих депутатов, к которому присоединилась часть запасных полков гарнизона. То же произошло в Харькове и Нижнем Новгороде. В Твери разъяренная полупьяная толпа убила губернатора Н. Г. Бюнтинга. Но в других градах и весях было относительно спокойно. Рузский, фактически арестовав Государя, стал управлять Россией и ее войсками своевольно, но от Его имени. Так, стоявшему с отрядом войск в Царском Селе генералу Иванову был отдан приказ: "Никаких мер не предпринимать", а посланные войска на Петроград было ведено вернуть и больше их туда не направлять. В Ставку пошла депеша: "Государь согласился поручить Родзянко составить кабинет из лиц, пользующихся доверием всей России". 1 марта сам Родзянко оказался пленником совдепа. Ему не предоставили возможности поехать на станцию Дно к Государю, запретили говорить по телефону с Рузским. За каждым его шагом следили "совдепаты". Они и заставили его дать предательскую телеграмму Рузскому: "Ненависть к династии дошла до крайних пределов". Алексеев самовольно, но по чьей-то подсказке разослал циркуляр о необходимости отречения Государя, закончив его словами: "обстановка, по-видимому, не допускает иного решения". Командующие фронтами Вел. кн. Николай Николаевич, генералы Брусилов, Эверт, Сахаров дали на то свое согласие! Вице-адмирал Непенин по своему почину послал телеграмму генералам Алексееву и Рузскому, требуя отречения Государя. Рузский не пропускал к Государю никакой информации и не выпускал ее от Него. Ни один Его приказ по войскам не передавался, ни одно обращение к россиянам не возглашалось. Точно так же не подносились Ему обращения и телеграммы подданных. А они шли к Нему и доныне умалчиваются. Государь почувствовал полную безнадежность! Телеграммы Государя Алексееву и Родзянко не были отправлены: в Псков выехали столичные споспешники Его ареста, предатели России "думовцы" Гучков и Шульгин.
   В ночь с 1 на 2 марта 1917 года в Петрограде царила жуткая картина беззаконности и преступности: развевались красные флаги предвестники кровавых оргий, исполнительный комитет совдепа отказался войти в правительство с "цензовыми элементами", но потребовал поставить себя вместо самодержавного монарха, предоставляя "думскому комитету" роль министерства. И опять до одурения, до хрипоты, до угрожающих криков, до оскорблений продолжалось обсуждение программы правительства. И, наконец, сошлись на одном: "неразоружение и невывоз из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении". Российская армия числом до 8 миллионов воинов, отдавая все свои силы для победы над жестоким недругом, стояла стеной за будущее державы, а 200тысячное солдатское отрепье, умышленно сосредоточенное в столицах и распропагандированное ненавистниками России, предало свою Родину за чечевичную похлебку, став у "корыта совдепа". "Чудо" совершилось: "новая власть" запретила отправку на фронт нравственно разложившихся солдат! Это преступление и расхлебывает российский народ до сих пор! И не только расхлебывает, но и кланяется в ноги тем предателям и вдохновителям, которых и ныне расхваливает совдеповская литература. 2 марта 1917 года "Временный комитет" членов Государственной думы назначил, а Петроградский совдеп санкционировал "Общественный кабинет", в составе председателя Совета министров и министра внутренних дел Г. Е. Львова и министров иностранных дел П. Н. Милюкова, военного и морского А. И. Гучкова, путей сообщения Н. В. Некрасова, торговли и промышленности А. И. Коновалова, народного просвещения А. И. Мануйлова, финансов М. И. Терещенко, земледелия А. И. Шингарева, юстиции А. Ф. Керенского, государственного контроля И. А. Годнева, по делам Финляндии Ф. И. Родичева и обер-прокурора Священного Синода Вл. Н. Львова. Это были те, кто добивался учредить власть "милостью народною" и на том построить Российскую государственность. Они были творцами окаянных дней для России и пособниками религии Лжи, навязанной россиянам. Государю, насильно отправленному в Псков, нагло и вероломно задержанному здесь, оставалось только одно: обратиться к россиянам со своим последним словом. Но и этого Ему не дали! Гучков, сопровождаемый Шульгиным, привез Ему давно взлелеянный манифест об отречении, а Алексеев - свой. Они, заперев Его в "темницу", действовали как политические жулики и разбойники, шипя: "Кошелек иль жизнь!" Гучков заявил Самодержцу Российскому: "Я останусь час или полтора, и ко времени моего отъезда нужно, чтобы документ (отречение. - Ф. Ш.) был в моих руках". Двум предателям Родины, прибывшим по воле совдепа, Государь спокойно ответил: "Нет такой жертвы, которую бы Я не принес за Мою Россию... Во имя блага, спокойствия и спасения России Я принял решение отречься от престола..." Под духовно-могучим взором Государя Гучков и Шульгин выглядели как жалкие существа, как нравственные уроды. Они понимали, что шли на самое страшное преступление, какое выпадает на долю человека, но не могли ничего поделать с собой. Они в те минуты не могли прямо смотреть на Него, как на лучезарное солнце, краснели и бледнели, вертясь, как ужи на раскаленной сковородке. Они испытывали муки ада, который и послал их сюда. Текст "отречения" Государь написал еще в 3 часа дня 2 марта 1917 года, но вручил его тем посланцам преисподней в 24 часа ночи. В эти роковые 9 часов Государь сделал все, чтобы обеспечить восприемственность правительственной власти и благоденствие России. Он назначил Л. Г. Корнилова командующим войсками Петроградского округа, князя Львова председателем Совета Министров, Вел. кн. Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим и обратился к войскам с призывом бороться до конца с врагом и верно служить новому правительству. Государь доподлинно знал, куда клонили заговорщики против исторической Верховной власти. Он также ведал, что они не остановятся ни перед чем, чтобы искоренить эту власть в России. И, предвидя это, Он в те горестные для Него часы оказался на недосягаемой высоте: Он "отрекался" от престола в пользу брата Михаила Александровича. В стане Его ниспровергателей поднялся переполох. Скрыто от Государя Алексеев издал приказ: "Манифест, разосланный ночью, не объявлять и войска к присяге царю Михаилу не приводить". Таинственная, темная сила, воплощавшаяся в зловещие действия, неумолимо толкала Россию к погибели. Закаленные в огне многолетних боев командиры рот, батальонов, бригад, полков, дивизий, корпусов, армий не знали, что происходило с Государем и Отечеством. Прославленные воины. такие, как Корнилов, Деникин, Лечицкий, Каледин, Назаров, Эрдели, Келлер, Краснов, Марков, Кутепов, Врангель, Казанович, Дроздовский, Ионов, Кириенко, Неженцев, Чернецов, и другие не ведали, что творили ненавистники России и, их доморощенные пособники. Прибывшему в Ставку Государю, чтоб проститься в ее лице с армией, Алексеев сообщил, что, по словам Родзянко, Вел. кн. Михаил Александрович отказался принять престол до решения этого вопроса Учредительным собранием. Когда упитанный, холеный, самоуверенный Гучков и блуждавший впотьмах и фрондировавший монархист Шульгин привезли думским содельцам, не спавшим всю ночь, решение Государя, они впали в шок, но оправившись, подвергли "патриотическому" разносу скромного, невластолюбивого Вел. кн. Михаила Александровича и решили, что Он в Цари не годился. Родзянко, резюмируя итоги обсуждения, сказал: "Надо Его убедить отказаться от принятия трона и задержать опубликование манифеста". "Надо не убеждать, а потребовать!" - злобно заявил Кирбис-Керенский, уже мнивший себя властелином России. 3 марта около полудня (или не ранним утром) члены "Временного комитета" Родзянко, Ефремов, Караулов (называют еще Шидловского и Ржевского) и члены "правительства" - кн. Львов, Милюков, Керенский, Некрасов, Терещенко, Годнев, Вл. Львов и позднее присоединившиеся к ним Гучков и Шульгин взяли "мертвой хваткой" Вел. кн. Михаила Александровича на Миллионной улице (дом 12), где он тогда находился, и продиктовали ему, разумеется, под давлением преступников, засевших в совдепе, манифест об отказе от Верховной власти. Да что же их так беспокоило, если все они одной дружной шайкой, взбудораженные, трясущиеся, прилетели на Миллионную? Они чувствовали, что не откажись Михаил Александрович от престола, не протащить они исключительность воли человеческой, наипервенство идеи власти "народной над государственной, и тогда выкинет их история, как заразные и разлагающие элементы в народе. Государь, узнав об отречении брата от Алексеева, записал: "Бог знает, кто надоумил Его подписать такую гадость". Что за "деятели" тогдашней мятущейся демократии прибыли на Миллионную улицу Петрограда? Это были думские смутьяны, властолюбцы, мечтавшие занять высокие посты в государстве (Родзянко и Гучков, видимо, мнили себя первыми президентами Российской республики!), предатели Родины, составлявшие "масонское ядро" думы, то есть отступившие от веры отцов и дедов и избравшие себе противное Отечеству и гибельное для нации вероподобие. Они были безродными отщепенцами, ставшими злейшими врагами исторического государства! И многое из того, что тогда случилось с Россией, пока скрывается в глубокой тайне. Но просветилось то, что план заговора против исторической Российской государственности был разработан еще в 1916 году и в тот же год было составлено "Временное правительство". Корни же этого заговора уходят в 1912 год, когда в строжайшей тайне был создан "Верховный Совет народов России", который контролировался масонским Конвентом, где "секретарями" оказались Керенский, Терещенко и Некрасов. Съезды "Верховного Совета народов России" собирались в 1912, 1914 и 1916 годах. Керенский из "секретарей" даже возвысился до его члена, а затем и Некрасов вошел туда же. В первом составе "Временного правительства" из 11 его членов 10 были масонами (кроме Милюкова), а в последнем - все, кроме Карташева. Накануне трагических февральских событий 1917 года в России имелось 28 лож, подчиненных "Великому Востоку" и "Великой ложе Франции". "Великий Восток народов России" был отделением "Великого Востока Франции". В думе действовала "думская" ложа, а в военном ведомстве и в армии - "военная". Была еще и "литературная" ложа. "Верховный Совет народов России", будучи тайным, тем не менее формировал пресловутое "общественное мнение" и был формой сплоченного политического союза, направленного против исторической Верховной власти России. Такие генералы, как Алексеев, Рузский, Брусилов, Поливанов, Крымов, адмирал Вердеревский и многие другие были активными членами "военной" ложи. Могли ли они вкупе с думскими авантюристами не пойти на предательство своего Государя, исторической государственности, заветов отцов и дедов? Если бы не пошли, то как тогда нести неотвратную ответственность перед мировым масонством, которое они подпирали в России? Они "спасали" не Родину, которую они предали, а свои гнусные "животишки"! И, не зная всего этого, трудно понять их поведение в февральско-мартовские дни 1917 года. И то, что появлялось на исторической сцене во вратах "власти" в те дни, было лишь "накипью", а глубины политического "кипения" творились втайне, за кулисами, куда не всякому дано заглядывать и тем более простодушному, мирному, доверчивому, кроткому российскому народу. Так, Российский трон оказался без Божию Милостью Царя Православного! Вникнем поглубже да попристальней в то скорбное для России событие. Оно имело и доныне имеет мировое значение, но до сих пор представляется в ложном свете! Отрекался ли на самом деле нравственно и юридически - Государь? Отречение от Верховной власти и по нравственным устоям нации, и по российским законам признавалось только тогда, когда оно совершалось по воле Самого монарха. Однако знаем, что Государя насилием, издевательствами, мытарствами, заключением принудили к "отречению". Этого никто не может оспаривать, и потому отречения как такового по собственной Его воле не было, то есть с нравственной точки зрения. Если кто-нибудь насилием исторгал у монарха какой-либо законодательный документ, то такой акт являлся нравственно незаконным, ибо тут отсутствовала воля Самого монарха, который один может устанавливать законы. Таков и был акт "отречения" Государя! Он не мог быть признан нравственно законным: ни тогда, в 1917 году, ни ныне, ни в будущем! Царь поставлен Богом для исполнения задач истории нации, и никто, кроме Бога не имел и не имеет права отстранять Его от решения этих задач. Но скажут: все же "отречение" было! Да, случилось, но нравственно незаконно! Он лишь в застенке отказался от Себя, говоря, как и Великий Петр: "Мне ничего не надо лишь бы в славе и благоденствии жила Матушка-Россия"! Более того, не Он отказался от исторической России, а ее нравственно разложившаяся, небольшая часть нации которая отреклась от Него в лице предателей, давших Ему присягу верности.