Правда и то, что именно дионисийство в практике нашего автора выглядит, как мне кажется, наименее привлекательным. Это там, конечно, где он идет на известные уступки "моде", то есть порчам времени. А ведь в этом он не одинок! Так и хочется иной раз обратиться к поэтам-ругателям (если в остальном они ярки или справедливы): - побойтесь Бога! Да. Жизнь нынче безобразная. Но зачем же делить с негодяями, проходимцами, испортившими ее, их словарь, их бесстыжие "ценности"? зачем ублажать их слух сладкими для них речами и звуками? Зачем (с той готовностью, с какой всех толстосумов мы сегодня так спешим назвать почему-то "новыми русскими"!!!) - подпевать еще и современному сквернолюбию? (Так я это иногда называю.) Коли вам и самим видны злые замашки вербовщиков, - зачем вербоваться? Оставьте-ка их лучше на голодном пайке, это им не повредит. Никто и так не сомневается, что у них на уме одни гадости...
Нельзя выразить через мовизм - благородное негодование. И вообще достойное через недостойное выразить нельзя. Хотя бы уж поэтому - негоже людям думающим и честным попадать иногда в ногу, во един шаг - со злонамеренными мерзолюбами, со стихотворцами-физиологами в частности, с хитрецами, открывшими для себя неслыханное удобство: избирательности в грехах. У них-то, впрочем, и выхода иного нет, как только опираться на гнилые подпорки! Но с чего они взяли, что в день Страшного Стыда (см. стихи Виктора Широкова) одни грехи им зачтутся, а другие - нет? Не зачтутся грешникам только потому, что они их своим ногтем отметили? Но Господь Бог сие самообъявленное "сотрудничество" с Ним может ведь и не одобрить. Вот и спрашивается: для чего настоящему поэту (каким я без сомнения считаю Виктора Широкова) пополнять собою их унылые, поразительно однообразные ряды?
Чтобы позже, мучась от тоски, распроститься с нажитым хозяйством,
не об этом (а получается, что и об этом) говорит Широков в "Оде на совесть"; и продолжает:
Но занозы совести остры. Не спасут любые рукавицы. Ни рубанки и ни топоры гладко не затешут половицы. Не утешат, не утишат зуд совести, мук нравственных, коллизий вечных, и от судеб не спасут ни при соц., ни при капитализме.
Да. Это-то, впрочем, относится к значительно более широкому кругу забот, совести подлежащих, нежели сфера нескромной откровенности и ругательств. Но именно все, а не какую-то часть, должна бы вмещать эта тема.
Признаться, не все писатели, коим Виктор Широков делает великолепные подчас посвящения, мне по душе. Насчет некоторых из них я сказала бы "Гм", насчет иных - "Брр!", но как-то не хочется уделять им здесь лишнее (не лишнее!) время. Зато в посвящениях Л. Мартынову, Н. Глазкову - я гораздо охотнее ловлю созвучия и находки! А то, что даже ДВА стихотворения Широков обращает к удивительному Евгению Витковскому, - неисчерпаемому открывателю в истории литературы, яркому, но до сих пор неоцененному, мне кажется, по заслугам прозаику, дивному переводчику поэзии, остроумнейшему собеседнику и эрудиту, а сверх всего - современнику нашему, - особенно обрадовало. Воистину:
На имя наложить табу
не сможет время!
что в книге Виктора Широкова обретает - в связи с названными посвящениями - двойную силу.
Сравнительно небольшая - в 158 страниц - книжка Широкова вместила в себя множество различных сторон его таланта. Множество подходов к возможностям письма, со всеми попутными автопортретными воплощениями и перевоплощениями, с хулиганствами, с игрой то веселой, то грустной... здесь мы видим стихи, сочиненные за десять лет (с 1989 по 90-е годы включительно). И можем проследить картину изменений, вкравшихся за это время в авторскую стилистику и тематику (если, конечно, можно вкрасться открыто)! При всем при том раздел 1995 года представляется мне самым сильным: жаль, что так мало я успела из него процитировать! Жаль вообще, что "нельзя объять необъятное", что нет времени поговорить, например, о широковских переводах, также включенных в книгу, - (лучшими бы я назвала переводы из Китса!) И даже о, видимо, особо важном для автора (а, может быть, и для нас) большом стихотворении "Редактор, читатель и поэт", уже в названии которого слышится влиятельная классика. (Но здесь ведь нам предложен для размышления сугубо современный вариант вечных вопросов литературы)... Не удается пока сказать ни об интереснейшей прозе Виктора Широкова, - и автобиографичной, и публицистичной, и фантастичной, а главное - очень современной! Ни об его разносторонней литературно-общественной деятельности. И мало ли о чем еще не успевается, когда рискуешь судить о развивающейся на глазах Традиции, - о творчестве движущемся, живом, самокритичном...
И это, наверное, ничего, что не "подался" поэт "в Дон-Кихоты". (Хотя, может быть, сколько-то и подался? Как знать!) И что "с ветряками" не спорит. Хотя, возможно, уже и спорит? И, авось, - не с ними одними? Потому что все равно:
Струятся бесценные зерна,
и времечко мелет муку,
чтоб каждый прожил не позорно,
а дело свершил на веку.
(Подчеркнуто мною. - Н. М.)
Август 2002 года
ARS POETICA
Чашечка кофе в кафе "Марс".
Жизнь на Голгофе не жизнь - фарс.
Хочешь, не хочешь - держи форс,
выпятив мощный торс.
Круг повторяется - круг крут.
Крепче, седок. Обхвати круп.
Помни, что подешевел креп;
случай давно слеп.
В рифму сказал - получай балл.
Не угадал - покидай бал.
Скажут потом: "Человек был,
Не умерял пыл".
Чашечка кофе в кафе "Марс".
Жизнь для поэта порой фарс.
Если всерьез, то - свивать трос
весь из шипов роз.
2.09.74
* * *
Фонтаны осенью - простудная забава
подсвечены отсутствием листвы.
То слева падают дождливинки, то справа...
Фантасмагория октябрьская, увы!
Я по-пингвиньи на скамеечку усядусь,
со струями сыграю я в пинг-понг,
пусть падает без солнца бедный градус,
а, впрочем, градусник давно ударил в гонг.
Пора в Гонконг, а может - в Гваделупу,
там пригласить друзей на файф-о-клок,
и форточку рассматривая в лупу,
найти случайно шерсти рыжий клок.
Как далеко несет воображенье!
Меня всегда заносит не туда,
зато в итоге есть стихотворенье,
продукт не только моего труда.
18 октября
Спасибо за "Веретено судьбы" и за надпись на нем. Наконец-то Самиздат стал законным, печатным и тиражным.
Книга хорошая, с добротной поэтикой, с верными суждениями о себе и о жизни. Многое мне по душе.
Давид Самойлов
Благодарю Вас за стихи Ваши. По тональности они мне очень близки, мне все время чудится за ними энтузиазм Василия Каменского. Вы и родом, кажется, оттуда же. Энтузиазм, радость в стихах - сейчас редчайшее свойство. Обычно мы видим в стихах какие-то наркотические вскрики, а у Вас все естественно и чисто.
Виктор Соснора
"Веретено судьбы"... получил. Книжку прочел с интересом. Мне кажется, она Вам удалась, у нее есть свое лицо. По содержанию она многообразна - и в то же время она как бы едина в себе. Есть в ней внутренняя цельность. Поздравляю Вас с этой книжкой!
Вадим Шефнер
Нельзя выразить через мовизм - благородное негодование. И вообще достойное через недостойное выразить нельзя. Хотя бы уж поэтому - негоже людям думающим и честным попадать иногда в ногу, во един шаг - со злонамеренными мерзолюбами, со стихотворцами-физиологами в частности, с хитрецами, открывшими для себя неслыханное удобство: избирательности в грехах. У них-то, впрочем, и выхода иного нет, как только опираться на гнилые подпорки! Но с чего они взяли, что в день Страшного Стыда (см. стихи Виктора Широкова) одни грехи им зачтутся, а другие - нет? Не зачтутся грешникам только потому, что они их своим ногтем отметили? Но Господь Бог сие самообъявленное "сотрудничество" с Ним может ведь и не одобрить. Вот и спрашивается: для чего настоящему поэту (каким я без сомнения считаю Виктора Широкова) пополнять собою их унылые, поразительно однообразные ряды?
Чтобы позже, мучась от тоски, распроститься с нажитым хозяйством,
не об этом (а получается, что и об этом) говорит Широков в "Оде на совесть"; и продолжает:
Но занозы совести остры. Не спасут любые рукавицы. Ни рубанки и ни топоры гладко не затешут половицы. Не утешат, не утишат зуд совести, мук нравственных, коллизий вечных, и от судеб не спасут ни при соц., ни при капитализме.
Да. Это-то, впрочем, относится к значительно более широкому кругу забот, совести подлежащих, нежели сфера нескромной откровенности и ругательств. Но именно все, а не какую-то часть, должна бы вмещать эта тема.
Признаться, не все писатели, коим Виктор Широков делает великолепные подчас посвящения, мне по душе. Насчет некоторых из них я сказала бы "Гм", насчет иных - "Брр!", но как-то не хочется уделять им здесь лишнее (не лишнее!) время. Зато в посвящениях Л. Мартынову, Н. Глазкову - я гораздо охотнее ловлю созвучия и находки! А то, что даже ДВА стихотворения Широков обращает к удивительному Евгению Витковскому, - неисчерпаемому открывателю в истории литературы, яркому, но до сих пор неоцененному, мне кажется, по заслугам прозаику, дивному переводчику поэзии, остроумнейшему собеседнику и эрудиту, а сверх всего - современнику нашему, - особенно обрадовало. Воистину:
На имя наложить табу
не сможет время!
что в книге Виктора Широкова обретает - в связи с названными посвящениями - двойную силу.
Сравнительно небольшая - в 158 страниц - книжка Широкова вместила в себя множество различных сторон его таланта. Множество подходов к возможностям письма, со всеми попутными автопортретными воплощениями и перевоплощениями, с хулиганствами, с игрой то веселой, то грустной... здесь мы видим стихи, сочиненные за десять лет (с 1989 по 90-е годы включительно). И можем проследить картину изменений, вкравшихся за это время в авторскую стилистику и тематику (если, конечно, можно вкрасться открыто)! При всем при том раздел 1995 года представляется мне самым сильным: жаль, что так мало я успела из него процитировать! Жаль вообще, что "нельзя объять необъятное", что нет времени поговорить, например, о широковских переводах, также включенных в книгу, - (лучшими бы я назвала переводы из Китса!) И даже о, видимо, особо важном для автора (а, может быть, и для нас) большом стихотворении "Редактор, читатель и поэт", уже в названии которого слышится влиятельная классика. (Но здесь ведь нам предложен для размышления сугубо современный вариант вечных вопросов литературы)... Не удается пока сказать ни об интереснейшей прозе Виктора Широкова, - и автобиографичной, и публицистичной, и фантастичной, а главное - очень современной! Ни об его разносторонней литературно-общественной деятельности. И мало ли о чем еще не успевается, когда рискуешь судить о развивающейся на глазах Традиции, - о творчестве движущемся, живом, самокритичном...
И это, наверное, ничего, что не "подался" поэт "в Дон-Кихоты". (Хотя, может быть, сколько-то и подался? Как знать!) И что "с ветряками" не спорит. Хотя, возможно, уже и спорит? И, авось, - не с ними одними? Потому что все равно:
Струятся бесценные зерна,
и времечко мелет муку,
чтоб каждый прожил не позорно,
а дело свершил на веку.
(Подчеркнуто мною. - Н. М.)
Август 2002 года
ARS POETICA
Чашечка кофе в кафе "Марс".
Жизнь на Голгофе не жизнь - фарс.
Хочешь, не хочешь - держи форс,
выпятив мощный торс.
Круг повторяется - круг крут.
Крепче, седок. Обхвати круп.
Помни, что подешевел креп;
случай давно слеп.
В рифму сказал - получай балл.
Не угадал - покидай бал.
Скажут потом: "Человек был,
Не умерял пыл".
Чашечка кофе в кафе "Марс".
Жизнь для поэта порой фарс.
Если всерьез, то - свивать трос
весь из шипов роз.
2.09.74
* * *
Фонтаны осенью - простудная забава
подсвечены отсутствием листвы.
То слева падают дождливинки, то справа...
Фантасмагория октябрьская, увы!
Я по-пингвиньи на скамеечку усядусь,
со струями сыграю я в пинг-понг,
пусть падает без солнца бедный градус,
а, впрочем, градусник давно ударил в гонг.
Пора в Гонконг, а может - в Гваделупу,
там пригласить друзей на файф-о-клок,
и форточку рассматривая в лупу,
найти случайно шерсти рыжий клок.
Как далеко несет воображенье!
Меня всегда заносит не туда,
зато в итоге есть стихотворенье,
продукт не только моего труда.
18 октября
Спасибо за "Веретено судьбы" и за надпись на нем. Наконец-то Самиздат стал законным, печатным и тиражным.
Книга хорошая, с добротной поэтикой, с верными суждениями о себе и о жизни. Многое мне по душе.
Давид Самойлов
Благодарю Вас за стихи Ваши. По тональности они мне очень близки, мне все время чудится за ними энтузиазм Василия Каменского. Вы и родом, кажется, оттуда же. Энтузиазм, радость в стихах - сейчас редчайшее свойство. Обычно мы видим в стихах какие-то наркотические вскрики, а у Вас все естественно и чисто.
Виктор Соснора
"Веретено судьбы"... получил. Книжку прочел с интересом. Мне кажется, она Вам удалась, у нее есть свое лицо. По содержанию она многообразна - и в то же время она как бы едина в себе. Есть в ней внутренняя цельность. Поздравляю Вас с этой книжкой!
Вадим Шефнер