Что еще понаблюдать? Нет? В гости зайти? Винта попробовать? Отчислен. И ты отчислена! И что, что теоретически?! Сегодня теория, завтра – практика. Вы же обязаны сохранять научный подход. Нет, никаких апелляций!
С кем только приходится работать?
А сейчас я зачту вам один очень показательный документ, снятый с помощью длиннофокусного объектива. Итак, слушайте внимательно! Не канючить. Свободны. Теперь вы сами такое сочинять будете. Все! До свидания! Я за вами еще понаблюдаю!
Итак, приступим:
12. Кручение бычков в темноте
13. Человеки из коробок
14. Наркоманы-пидорасы
Едва Шантору Червицу открыли дверь, как он понял, что во второй раз вряд ли здесь появится. Но делать было нечего, не разворачиваться же? И он, напустив на себя мину крутого варщика, переступил порог.
– Ты, штоль, Шантор Червиц? – Спросил его открывший, детина поперек себя шире, с торсом разжиревшего слона и таким же серым по цвету из-за плотного ковра расплывшихся за давностью лет татуировок. Одного взгляда Шантору Червицу не хватило, чтобы прочесть по наколкам историю этого деятеля. Малолетка, отрицалово, гоп-стоп, позвоночник, три ходки, наркоман: Были еще какие-то рисунки, смысл которых Шантору Червицу не удалось определить даже с третьего взгляда.
– Я. – Хмуро процедил Шантор Червиц. – Сколько вас тут? Где Спонсор?
Теперь уже детина окинул варщика недобрым взглядом от макушки до мысков:
– А те-то какое дело? Ты сюда варить пришел. Вот и вари.
– Пока я не увижу всех – варки не будет! – Спокойно отрезал Шантор Червиц.
– Да ты чего, борзый что ли? – Удивился Детина. – А ну, дуй на кухню! Мухой!
– Зови Спонсора. – Невозмутимо проронил Шантор Червиц и одним движением уселся по-турецки на половик.
Детина изумленно посмотрел на Шантора Червица, но охранный инстинкт продолжал работать и отступать Детина не собирался:
– А хуя не хочешь?
– Наезд? – Спросил сам себя Шантор Червиц и сам себе же ответил. – Наезд.
Варщик таким же плавным движением вновь встал на ноги и, повернувшись к Детине спиной, заявил:
– Я здесь варить не буду! Отворяй дверь.
– Это что за базар?! – Взревел Детина, проворно загораживая своей тушей дверь и могутной грудью начиная выдавливать Шантора Червица на кухню.
– Я чернушный винт не варю. – Уперся Шантор Червиц, врастая в паркет.
– Ты у меня сейчас все сваришь! Чернушный, белушный! Всякий! – Взорал бывший зек, тесня Шантора Червеца от вожделенного выхода, – Ты у меня щас на кровяке своей варить будешь!
– Что тут происходит? – Из комнаты появился парень в адидасовском спортивном костюме. По тому, с каким раздражением он выдал свою фразу, да и по всей повадке незнакомца, Шантор Червиц понял – перед ним Спонсор.
– Да вот, козлина, варить чего-то не хочет! – Прорычал детина.
– Чего-то? – Передразнил Шантор Червиц. – Не «чего-то», а говна из-за тебя я варить не хочу! Расскажи-ка своему хозяину какой косяк ты с порога запорол?
– Чего это, из-за меня? – Детина отступил на шаг и Шантор Червиц с трудом сохранил равновесие.
– Какой косяк? – Хором спросили Спонсор и Детина.
– Ну? – Нетерпеливо проронил Спонсор.
Шантор Червиц молчал и говорить пришлось Детине.
– Так он, эта: Он ваще наглый, как мент какой! С порога стал спрашивать, кто тут, да сколько нас: А на хуя ему это все?
Шантор Червиц продолжал молчать. В коридоре появились еще два участника представления. Потрясающей красоты длинноногая девка и близнец встретившего Шантора Червеца обормота.
– Кто Спонсор? – Спросил Шантор Червиц, хотя все и так было понятно.
– Я. – Ответил Спонсор.
– Если кто-то приглашает меня, – Сказал Шантор Червиц уставившись в глаза Спонсора, – Он должен знать и выполнять мои условия.
– Чо за условия, нах? – Взрычал Детина 1.
– Ша! – Рыкнул на него Спонсор. – Ну, я знаю, что варщику с компотом
– половина: Без компота – четверть… Варщик ставится первым…
Шантор Червиц удрученно покачал головой:
– И это все? Видать, настоящих варщиков здесь не было…
– Да, все вы с заебами! – Детина 2 шмыгнул носом, набрал полон рот соплей и, постеснявшись сплюнуть на пол, вынужденно проглотил их. – Всяк крутого из себя корчит.
– Стухни! – Цыкнул на него Спонсор и, уже начиная терять терпение, обратился к Шанторц Червицу:
– Какие твои условия?
– Вы все делаете то, что я скажу. – Очень мягко проговорил Шантор Червиц.
– Сразу и безоговорочно. Это – первое и основное условие. Если кому-то вдруг мои требования покажутся странными – я все объясню. Но только после процесса. И это – второе условие.
Мне до фени, кто тут к чему привык, но если пришел я: То все будут делать, как я сказал:
– А не много ты на себя берешь? – Скривился Спонсор.
– Я не варю говно. – Четко произнес Шантор Червиц. – Я делаю качественный продукт. Кто хочет травиться, гробить здоровье – флаг в руки! Только я тут не при делах. Приглашайте другого. Он все сделает за пять минут, плющить будет часа два, а потом полетят почки-печенки-щитовидки в теплые края…
– Ладно… – Со скрипом согласился Спонсор. – Но, смотри…
– Я живу по понятиям. – Перебил его Шантор Червиц, правда, не уточняя, по каким именно.
И, получив молчаливое согласие, варщик принялся за дело.
Отбивать Шантору Червицу пришлось из двух банок. Пока он тряс пузыри с тягой и красавкой, за этим процессом хмуро наблюдали Детина 1 и Детина 2. На процесс взвешивания получившегося пороха пригласили и Спонсора. Девушка, как на то надеялся Шантор Червиц, не появилась. Впрочем, он и не думал, что она появится. Слишком уж она была красива, чтобы Спонсор
мог позволить глазеть на нее какому-то варщику, пусть и временно распоряжавшемуся здесь всем. Но варщики приходят и уходят…
– Грамм и четыреста восемьдесят сотых. – Провозгласил Шантор Червиц.
– Можно считать, что полтора граммушника у нас есть. Итого, выход – восемьдесят пять процентов.
– Ишь-ты! – Подал голос Детина 2. – Это чего же? С двух банок – пятнадцать кубов??? А у нас…
– Знатно. – Кивнул Спонсор.
– Вторяки на потом оставить? – Поинтересовался Шантор Червиц.
– Да, забирай. – Великодушно махнул рукой Спонсор.
– А теперь так… – Варщик оглядел присутствующих. – Вы все отсюда выходите. Я завожу реакцию, и все мы ровно на час идем гулять и при этом, как аристотелевские перипатетики, будем предаваться возвышенным философским размышлениям.
Возникла мощная пауза. Такая долгая и гнетущая, что за ее время мог родиться, как минимум, целый дородный генерал-полковник милиции.
Блатные пытались переваривать шуршащими ошметками проширяных мозгов слова с дюжиной и более букв, стараясь при этом делать вид, будто поняли все и сразу и при этом без излишнего шевеления спрямленными извилинами. Шантор Червиц, спровоцировавший эту изнурительную работу серого во всех смыслах вещества, тоже старался не подать виду, что внутри он захлебывается от смеха, созерцая ортогонально-фронтальные эволюции лицевых частей блатарей.
– А ты что, хочешь один в квартире остаться? – Подозрительно поинтересовался Спонсор.
– Откроить хочешь?! – Подался вперед Детина 2.
Шантор Червиц едва не вздохнул.
«Безнадежны.» – Понял он про себя. Ведь никто так и не спросил, кто такие перипатетики и для чего гуляя во время винтоварного процесса надо думать о высоких абстрактных истинах и материях.
Но следовало отвечать, и Шантор Червиц выпустил из груди едва не закаменевший в ней воздух:
– Мы что, в пионерском лагере?
– Почему пионерском? – Возмутился Детина 1, но эта реплика пропала втуне.
– А я вам массовик-затейник?
– Что ты гонишь? – Теперь рассердился Спонсор.
– Я не веду, нах, кружок кройки и шитья!
– Какой кружок? – Не понял Детина 2.
– Если бы я хотел откроить, отсыпать, отщелочить, замылить – я мог бы сделать это в любой момент! – Пояснил Шантор Червиц. – И никто из вас и не рюхнулся бы!
– А-а: – Частично успокоился Спонсор.
– Но мы – люди серьезные и такими пустяками не занимаемся. Правильно?
Все единократно, как и положено серьезным людям, кивнули.
– А гулять мы идем все вместе. – Повторил Шантор Червиц и, чтобы даже самым непонятливым все стало ясно, растолковал. – И вы, и я!
– А кто будет за реакцией следить? – Напрягся Спонсор.
– А чего за ней следить? – Пожал плечами Шантор Червиц. – Чай не суп
– не сбежит.
– А если фурь лопнет? – Подозрительно скривился Детина 2.
– На моей ответственности. – Заверил его и Спонсора Шантор Червиц и тихонько и нежненько принялся выпихивать всех из винтоварни.
Когда дверь за уходившим последним и все время оборачивающимся Детиной 2 затворилась, варщик расслабился. На самом-то деле он откроил. И откроил не меньше полуграмма. Весь секрет был в… Волшебных пузырьках…
Что, интересно, как?
Ха, так я и буду выдавать чужие секреты!
Но намек, так уж и быть, дам.
Все дело в соли. Обычной. Поваренной.
А вот как Шантору Червицу удалось при слежке в четыре глаза провернуть это – спрашивайте у него сами.
Лирика кончилась, продолжим практику: М-м-м: На чем я остановился?
Ссыпая порох с чашки весов на сигаретную фольгу, Шантор Червиц поймал себя на мысли, что есть у него желание отомстить блатарям. Не Спонсору, Спонсор-то оказался вполне понятливым, хотя и не дал до сей поры половить сеансы на телку, хотя, с другой стороны, каков хозяин – такие и тараканы, а обоим Детинам. Слишком уж они были кичливые. Слишком уж они были дебильные. Впрочем, что еще ожидать от быков?
План мести созрел в три момента. В первый Шантор Червиц решил откроить-таки еще пороху. В следующий момент он отмел эту мысль, ибо за кухонной дверью раздался слишком знакомый звук пожирания соплей. В третий:
Тасуем колоду.
Давным-давно, когда Шантор Червиц еще только учился варить хороший винт, он слышал тюльку о том, что раствору можно придать, при желании, любые свойства. Сперва, как любой нормальный человек без высшего алхимического образования, он не поверил. Но годы шли, факты накапливались, они проходили шанторчервицевский анализатор, и теперь, после многочисленных вводов и выводов, Шантор Червиц без труда и сам мог добиться от винта любого нужного ему воздействия на клиента.
Но сейчас варщик оказался в затруднении. Предстало сварить такой винт, чтобы на одних он подействовал по одному, на других – по-другому, а на самого Шантора Червица – как обычно. Задача трудная, но не невыполнимая.
Даже не начав уравновешивать весы, дабы отмерить красный, Шантор Червиц начал чудить. Для начала, положив завернутый в фольгу порох на полу, Шантор Червиц некоторое время на него смотрел, потом передвинул на насколько сантиметров. Присмотрелся снова. Удовлетворенно кивнув сам себе, варщик исполнил вокруг кулька безмолвный шаманский танец с резкими выбрасываниями рук и ног. Закончив это действо, Шантор Червиц приложил фольгу с эфедрином ко лбу дико завращал глазами и зашевелил губами, словно творя некую молитву.
На самом деле он ничего не говорил, даже мысленно. Но на наблюдателей за щелью в двери это должно было произвести либо устрашающее впечатление, или они должны были сдохнуть от смеха. Но последнего Шантор Червиц не должен был допустить всеми силами воображения.
Он несколько раз переставлял весы. И, наконец, найдя нужное место где-то под столом, Шантор Червиц пробормотал:
– Во имя Люцифера Светоносного! – И начал взвешивать красный.
За дверью раздалось активное шевеление. Кто-то попытался бесшумно отойти и потом послышались громкие шаги и голос Детины 2 спросил:
– Ну, скоро ты там?
– Скоро, скоро! – Самым раздраженным голосом, на который он был способен, ответил Шантор Червиц. – Отойди от двери. Тут сейчас опасно для непосвященных!
– Взорвется что ли? – Ехидно поинтересовался Детина 2.
– Яйца отвалятся! – Рявкнул Шантор Червиц.
– Ну-ну… – Недоверчиво пробурчал Детина 2 и затаился.
– Во имя Аида Темнопутного! – Провозгласил Шантор Червиц, и принялся отвешивать черный.
Все следующее представление сопровождалось завываниями в полголоса, дикими телодвижениями и вскриками:
– Шамбала!.. Мандала!.. Камбала!..
Все это не мешало Шантору Червицу заниматься своим делом. Во время исступленного шаманствования он тщательно смешал красный и порох, растолок черный, смешал их в реакторе и завел реакцию на кошачий винт.
С кем только приходится работать?
А сейчас я зачту вам один очень показательный документ, снятый с помощью длиннофокусного объектива. Итак, слушайте внимательно! Не канючить. Свободны. Теперь вы сами такое сочинять будете. Все! До свидания! Я за вами еще понаблюдаю!
Итак, приступим:
«Винтовые приметы:
Увидел голубя – к вмазке.
Увидел воробья – к вмазке.
Увидел синицу – к вмазке.
Увидел ворону – к вмазке.
Увидел кота – к вмазке.
Увидел мента – к вмазке.
Увидел кобеля – к вмазке.
Увидел кошку – к вмазке.
Увидел суку – к вмазке.
Увидел мужика – к вмазке.
Увидел тетку – к вмазке.
Увидел мужика в шляпе – к вмазке.
Увидел мужика без шляпы – к вмазке.
Увидел мужика в галстуке – к вмазке.
Увидел мужика без галстука – к вмазке.
Увидел тетку в шляпе – к вмазке.
Увидел тетку без шляпы – к вмазке.
Увидел тетку в галстуке – к вмазке.
Увидел тетку без галстука – к вмазке.
Увидел тетку в платке – к вмазке.
Увидел тетку без платка – к вмазке.
Увидел мужика в платке – к вмазке.
Увидел мужика без платка – к вмазке.
Увидел тетку в косынке – к вмазке.
Увидел тетку без косынки – к вмазке.
Увидел мужика в косынке – к вмазке.
Увидел мужика без косынки – к вмазке.
Увидел мужика в брюках – к вмазке.
Увидел тетку в брюках – к вмазке.
Увидел мужика без брюк – к вмазке.
Увидел тетку без брюк – к вмазке.
Увидел тетку в юбке – к вмазке.
Увидел тетку без юбки – к вмазке.
Увидел мужика в юбке – к вмазке.
Увидел мужика без юбки – к вмазке.
Увидел мужика в шали – к вмазке.
Увидел тетку в галошах – к вмазке.
Увидел тетку без галош – к вмазке.
Увидел тетку в одной галоше – к вмазке.
Увидел мужика в одной галоше – к вмазке.
Увидел мужика с паспортом – к вмазке.
Пацан ест на улице мороженое – к вмазке.
Девчонка ест яблоко – к вмазке.
Парень пьет на улице пиво – к вмазке.
Мужик пьет водку из горла – к вмазке.
Тетка жрет йогурт пальцами – к вмазке.
Выпал волосок – к вмазке.
Выпал зуб – к вмазке.
Отпал нос – к вмазке.
Отвалились почки – к вмазке.
Вывалилась печень – к вмазке.
Прокисли мозги – к вмазке.
Выпали кишки – к вмазке.
Все органы на месте – к вмазке.
Проехал «Запорожец» – к вмазке.
Проехал «Мерин» – к вмазке.
Проехал автобус – к вмазке.
Проехал троллейбус – к вмазке.
Проехал велосипед – к вмазке.
Никто не едет – к вмазке.
Чешется нос – к вмазке.
Чешется подбородок – к вмазке.
Чешется щека – к вмазке.
Чешется лоб – к вмазке.
Чешется ладонь – к вмазке.
Чешется плечо – к вмазке.
Чешется подмышка – к вмазке.
Чешется запястье – к вмазке.
Чешется рука – к вмазке.
Чешется стопа – к вмазке.
Чешется бедро – к вмазке.
Чешется голень – к вмазке.
Чешется нога – к вмазке.
Чешется бровь – к вмазке.
Чешется живот – к вмазке.
Чешется грудь – к вмазке.
Чешется спина – к вмазке.
Чешется жопа – к вмазке.
Чешется ухо – к вмазке.
Чешется хуй – к вмазке.
Чешется пизда – к вмазке.
Чешется язык – к вмазке.
Чешутся прыщи – к вмазке.
Не чешутся прыщи – к вмазке.
Ничего не чешется – к вмазке.
Хочется ссать – к вмазке.
Хочется срать – к вмазке.
Хочется блевать – к вмазке.
Хочется пить – к вмазке.
Хочется жрать – к вмазке.
Хочется сморкаться – к вмазке.
Хочется дрочить – к вмазке.
Хочется ебать – к вмазке.
Хочется рыдать – к вмазке.
Хочется плевать – к вмазке.
Хочется вмазаться – к вмазке.
Ничего не хочется – к вмазке…»
Остальное завтра дочитаю. Все свободны.
12. Кручение бычков в темноте
В общем, этого до сих пор никто не понимает.
А в чем суть? Суть в том, что как-то приходовался Клочкед в темноте. И бычок с прихода курил. И надо было ему пепел стряхнуть, а то негоже всему в нем изваляться. Вот, Клочкед глаза отверз, стал пепелац искать на ощупь. Нашел-таки. Понес к нему бычок. Стряхнул пепел. И назад, в рот, бычок этот и понес. И видит – за бычком, за угольком этим бычковым,
след в воздухе тянется. Синий. Ну, не совсем синий, а голубоватый. Бледно-голубой. А ведь бычковый уголек-то красно-оранжевый!
Клочкед тогда затянулся, уголек поярче вспыхнул, и стал Клочкед этим бычком в водить туда-сюда. И видит, один хрен, уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой. То ли глюка, то ли нет. Непонятно.
Принялся тогда Клочкед бычком круги описывать. Вращает бычок и наблюдает. Все то же самое: уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой. И мало того, линия вдруг появилась. Синяя и касательная к тому кругу, овалу или эллипсу, по которому уголек от бычка летает.
Позвал Клочкед Павку Карапуззз. Ее по полному Павлиной Карапуззз звали, а по короткому – Павка Карапуззз.
Павка Карапуззз смотрит, действительно: уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой.
Не глюка, видать.
А по трезвяку – ничего подобного. Красно-оранжевое все. И никакой голубизны!
А по увинченому – снова – уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой.
Несколько месяцев Клочкед бычки в темноте крутил. Не курил, а крутил и крутил бычки. Массу сигарет извел. Всех знакомых винтовых на это дело подсадил. И никто ничего понять не может, отчего уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой!?
Только Семарь-Здрахарь посмотрел на это безобразие и веско сказал:
– Это работает эффект Доплера.
Объяснил, тоже мне. Один хуй никто ничего не понял. Причем тут Доплер? К нему самому же не попрешься, выяснять, по какой такой причине уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой.
Но с тех пор все торчки бычки в темноте крутят. Эффект Доплера изучают. Наука, бля. Красиво, но непонятно!..
А в чем суть? Суть в том, что как-то приходовался Клочкед в темноте. И бычок с прихода курил. И надо было ему пепел стряхнуть, а то негоже всему в нем изваляться. Вот, Клочкед глаза отверз, стал пепелац искать на ощупь. Нашел-таки. Понес к нему бычок. Стряхнул пепел. И назад, в рот, бычок этот и понес. И видит – за бычком, за угольком этим бычковым,
след в воздухе тянется. Синий. Ну, не совсем синий, а голубоватый. Бледно-голубой. А ведь бычковый уголек-то красно-оранжевый!
Клочкед тогда затянулся, уголек поярче вспыхнул, и стал Клочкед этим бычком в водить туда-сюда. И видит, один хрен, уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой. То ли глюка, то ли нет. Непонятно.
Принялся тогда Клочкед бычком круги описывать. Вращает бычок и наблюдает. Все то же самое: уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой. И мало того, линия вдруг появилась. Синяя и касательная к тому кругу, овалу или эллипсу, по которому уголек от бычка летает.
Позвал Клочкед Павку Карапуззз. Ее по полному Павлиной Карапуззз звали, а по короткому – Павка Карапуззз.
Павка Карапуззз смотрит, действительно: уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой.
Не глюка, видать.
А по трезвяку – ничего подобного. Красно-оранжевое все. И никакой голубизны!
А по увинченому – снова – уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой.
Несколько месяцев Клочкед бычки в темноте крутил. Не курил, а крутил и крутил бычки. Массу сигарет извел. Всех знакомых винтовых на это дело подсадил. И никто ничего понять не может, отчего уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой!?
Только Семарь-Здрахарь посмотрел на это безобразие и веско сказал:
– Это работает эффект Доплера.
Объяснил, тоже мне. Один хуй никто ничего не понял. Причем тут Доплер? К нему самому же не попрешься, выяснять, по какой такой причине уголек красно-оранжевый, а след за ним – бледно-голубой.
Но с тех пор все торчки бычки в темноте крутят. Эффект Доплера изучают. Наука, бля. Красиво, но непонятно!..
13. Человеки из коробок
Я стоял на крыше, и над моей головой кружились ангелы.
Что еще добавить?!
Как это возможно описать!?
Любые слова покажутся пресными, если даже попытаться объять ими то величественное сияние, которым озаряли они меня. Поэтому, я и пытаться даже не буду. Пусть текут эти буквы, пусть складываются в эти неказистые конструкции, что зовутся речью человеческой. Пусть.
А я стоял, и они летели.
Нет, конечно, не просто так я стоял. Нет, не просто так.
Буквально минут десять назад мы с Элеонорой Парадиззз поднялись на чердак четырнадцатиэтажки, неся с собой баяны и винт. Буквально восемь минут назад я ее втрескал. Буквально пять минут назад я втрескался сам и пошел приходоваться под открытое небо.
И оно открылось.
Сперва небо было совсем обычным. Чистым, голубым. С несколькими перистыми облачками. Лето ведь. Июнь.
А потом… Потом я понял, что сделал себе чуток больше, чем следовало.
Элеонора Парадиззз лежала тут же, рядом со мной, в рубероидном желобе для стока воды и тоже смотрела в небо. Не знаю, видела ли она то же, что и я, мы об этом потом никогда не разговаривали, но смотрела она вверх такими зачарованными глазами, с таким сияющим лицом, что я не удивлюсь, если созерцали мы одни и те же великолепные картины.
Не думаю, что это кому-то будет интересно, но если уж я начал эту повесть, то негоже завершать ее, едва начав. Это будет неправильно. Это будет проявление трусости. И поэтому, разорвав пополам свою душу, я, макая в ее кровь пальцы, вывожу эти слова на ступенях лестницы, ведущей тебя, читатель, странные и стремные глубины созерцательного существа, винтового торчка: Безупречно.
Небо, небо:
Пролетел реактивный самолет. Быстро-быстро. Он оставил после себя белый дым инверсионного следа. И след этот, прямой и скругленный одновременно, будто застежка-молния, разделил горние дали на две части. Нет, какое «разделил»? Он приотворил завесу неба. Рассек ту голубую парашу, что вечно маячит над головами, и выпустил сюда, в пределы поднебесной тверди, ангелов:
Но не сразу.
Сперва от следа самолета стали расходиться розовые перья. Не знаю, как еще назвать такое явление. Полосы розоватого света, словно волны от брошенной в небо палки, начали вибрировать, заполняя все видимое пространство.
Вскоре розовое стало светиться все сильнее. В его сиянии появилась странная мощь и вдруг я понял, что это уже не розовый свет, хотя розового там все еще оставалось предостаточно, а чисто-фиолетовый. Спектрально чистый фиолетовый. Пронзительный.
И когда поле моего зрения все оказалось заполнено преходящими друг в друга ветвистыми и перистыми полосами розового и фиолетового, появились они. Ангелы.
Мощные и нежные человекоптицы, они бесшумно завели хоровод надо мной.
Я хотел услышать ангельское пение. Я хотел услышать хоть звук: Но безмолвны были ангелы. Не было им нужды говорить со мной. Они лишь смотрели в мои глаза, чьи зрачки занимали почти всю поверхность радужки, своими неописуемыми очами. И молчали.
И простер я к ним свои руки. Свалились с них рукава рубахи, упали до плеч манжеты рукавов, показалась моя кожа, сплошь покрытая рубцами от старых дорог, да синяками от недавних вмазок. Но не отреагировали они на это простирание. Они продолжали немотствовать и вести хоровод.
И я, понимая, что любой звук сможет: Нет, не спугнуть их, хуй спугнешь ангела, коли тот прилетел, а разбить своими мудацкими эхами ту хрупкую идиллию, в средоточии которой я нежданно очутился: Я молчал тоже.
И вдруг они стали спускаться ниже.
Нет, не вдруг! Они давно уже спускались, нарезая спирали надо мной, просто я не замечал этого, восхищенный немыслимой картиной.
Они подлетели совсем близко. Так, что я мог разглядеть каждую жилку на их могутных крылах. И каждая жилка эта оказалась:
Ага. Именно тем самым:
И каждая жилка эта оказалась заполненным чем-то баяном.
И тогда перестал я простирать к ним руки, а развел их по сторонам. Взмахнули ангелы крылами, и полетели вниз сонмы баянов. Вонзались их иглы в тело мое. Вонзались и, словно шприц-пули, вдавливали в мое тело свое содержимое.
(Вообще-то в этом месте должен был появиться наркоништяк. Но нет его тут. Сбежал куда-то по обыкновению своему.)
И от восторга того, что вызвал влитый в меня ангелами раствор, я лишился чувств.
Очнулся я все так же, глядя в небо. Только уже не было в нем ангелов. Обычное то было небо. И лишь на фоне его шевелила губами голова Элеоноры Парадиззз.
Я ей улыбнулся.
– Слава богу. – Сказала Элеонора Парадиззз.
– Я вернулся. – Сказал я.
– Все закончилось. – Сказал я.
– Пойдем? – Сказал я.
– Да, куда тебе?! – Всплеснула руками Элеонора Парадиззз. – Ты же на ногах не держишься! Да и зенки у тебя бешеные.
Я посмотрелся в ее зеркальце и вынужден был признать ее правоту на счет последнего.
Некоторое время я еще пытался созерцать небо. В понятно что тщетной надежде вновь узреть ангелов. Но теперь его свет резал мне глаза. И я стал смотреть на землю.
Там, внизу, ходили люди, играли дети. Дворничиха возилась на помойке. И помойка эта оказалась полна каких-то картонных коробок.
Но едва дворничиха отошла, коробки эти зашевелились.
И из них вылез голый мужик. Он осмотрелся. Я быстренько спрятался за край крыши, чтобы он меня не заметил, но все равно продолжал наблюдать. Голый мужик протянул руку в коробку и вытащил оттуда голую девку. И, обнявшись, они пошли прочь.
Я не мог понять, как же они там поместились? Коробки, вроде, небольшие, из-под телевизоров. Ну, не влезть туда целиковому мужику и бабе. Только по частям. Что же, эти части там жили отдельно, а как только убедились, что поблизости никого нет – решили соединиться и пойти прогуляться?
Непонятно.
И снова коробки задрожали. Но теперь другие. Соседние. На сей раз вылезли сразу две обнаженные девчонки, а за ними – парень. Из других тоже стали появляться нагие люди. Коробки все вибрировали. Из них появлялись все новые и новые персонажи. Появлялись, и тут же удалялись по своим каким-то делам.
Десятки людей, оказывается скрывались в хаотически наваленных коробках на помойке. Но что же их туда привело? Почему они голые? Неужели они прямо там и живут? Нет, немыслимо!
Наверное, они предварительно скрепили всю эту конструкцию, якобы хаотическую, скотчем, прорезали в коробках дырки, чтобы помещались и руки, и ноги, и занимались там дикой оргией.
Хм… Какая оргия?! Ведь тогда все на помойке ходило бы ходуном!
Нет! Они, скорее всего, прорыли подземный ход в канализацию и там купались и еблись напропалую.
Но в канализации же вода, а выглядели эти существа из коробок сухими.
А-а-а! Наверное, они действительно прорыли. Но не ход, а пещеру. С ходом, конечно. И теперь каждый день туда спускаются!
Везет же.
Хм… А мне, что? Разве не везет? Ведь рядом со мной Элеонора Парадиззз!
Элеонора Парадиззз не сопротивлялась, когда я ее раздел. Не сопротивлялась она, когда мы ебались в рубероидовом желобе для стока воды.
Прошел дождь, пришла ночь, а мы все еблись и еблись…
Когда мы, наконец, спустились, помойка была пуста. Не было там ни коробок, никого. Я поискал несколько минут вход в вырытую голыми людьми из коробок пещеру, но, как видно, его хорошенько замаскировали. И мы с Элеонорой Парадиззз пошли к ней домой. Доставиться остатками винта. И варить новый.
Что еще добавить?!
Как это возможно описать!?
Любые слова покажутся пресными, если даже попытаться объять ими то величественное сияние, которым озаряли они меня. Поэтому, я и пытаться даже не буду. Пусть текут эти буквы, пусть складываются в эти неказистые конструкции, что зовутся речью человеческой. Пусть.
А я стоял, и они летели.
Нет, конечно, не просто так я стоял. Нет, не просто так.
Буквально минут десять назад мы с Элеонорой Парадиззз поднялись на чердак четырнадцатиэтажки, неся с собой баяны и винт. Буквально восемь минут назад я ее втрескал. Буквально пять минут назад я втрескался сам и пошел приходоваться под открытое небо.
И оно открылось.
Сперва небо было совсем обычным. Чистым, голубым. С несколькими перистыми облачками. Лето ведь. Июнь.
А потом… Потом я понял, что сделал себе чуток больше, чем следовало.
Элеонора Парадиззз лежала тут же, рядом со мной, в рубероидном желобе для стока воды и тоже смотрела в небо. Не знаю, видела ли она то же, что и я, мы об этом потом никогда не разговаривали, но смотрела она вверх такими зачарованными глазами, с таким сияющим лицом, что я не удивлюсь, если созерцали мы одни и те же великолепные картины.
Не думаю, что это кому-то будет интересно, но если уж я начал эту повесть, то негоже завершать ее, едва начав. Это будет неправильно. Это будет проявление трусости. И поэтому, разорвав пополам свою душу, я, макая в ее кровь пальцы, вывожу эти слова на ступенях лестницы, ведущей тебя, читатель, странные и стремные глубины созерцательного существа, винтового торчка: Безупречно.
Небо, небо:
Пролетел реактивный самолет. Быстро-быстро. Он оставил после себя белый дым инверсионного следа. И след этот, прямой и скругленный одновременно, будто застежка-молния, разделил горние дали на две части. Нет, какое «разделил»? Он приотворил завесу неба. Рассек ту голубую парашу, что вечно маячит над головами, и выпустил сюда, в пределы поднебесной тверди, ангелов:
Но не сразу.
Сперва от следа самолета стали расходиться розовые перья. Не знаю, как еще назвать такое явление. Полосы розоватого света, словно волны от брошенной в небо палки, начали вибрировать, заполняя все видимое пространство.
Вскоре розовое стало светиться все сильнее. В его сиянии появилась странная мощь и вдруг я понял, что это уже не розовый свет, хотя розового там все еще оставалось предостаточно, а чисто-фиолетовый. Спектрально чистый фиолетовый. Пронзительный.
И когда поле моего зрения все оказалось заполнено преходящими друг в друга ветвистыми и перистыми полосами розового и фиолетового, появились они. Ангелы.
Мощные и нежные человекоптицы, они бесшумно завели хоровод надо мной.
Я хотел услышать ангельское пение. Я хотел услышать хоть звук: Но безмолвны были ангелы. Не было им нужды говорить со мной. Они лишь смотрели в мои глаза, чьи зрачки занимали почти всю поверхность радужки, своими неописуемыми очами. И молчали.
И простер я к ним свои руки. Свалились с них рукава рубахи, упали до плеч манжеты рукавов, показалась моя кожа, сплошь покрытая рубцами от старых дорог, да синяками от недавних вмазок. Но не отреагировали они на это простирание. Они продолжали немотствовать и вести хоровод.
И я, понимая, что любой звук сможет: Нет, не спугнуть их, хуй спугнешь ангела, коли тот прилетел, а разбить своими мудацкими эхами ту хрупкую идиллию, в средоточии которой я нежданно очутился: Я молчал тоже.
И вдруг они стали спускаться ниже.
Нет, не вдруг! Они давно уже спускались, нарезая спирали надо мной, просто я не замечал этого, восхищенный немыслимой картиной.
Они подлетели совсем близко. Так, что я мог разглядеть каждую жилку на их могутных крылах. И каждая жилка эта оказалась:
Ага. Именно тем самым:
И каждая жилка эта оказалась заполненным чем-то баяном.
И тогда перестал я простирать к ним руки, а развел их по сторонам. Взмахнули ангелы крылами, и полетели вниз сонмы баянов. Вонзались их иглы в тело мое. Вонзались и, словно шприц-пули, вдавливали в мое тело свое содержимое.
(Вообще-то в этом месте должен был появиться наркоништяк. Но нет его тут. Сбежал куда-то по обыкновению своему.)
И от восторга того, что вызвал влитый в меня ангелами раствор, я лишился чувств.
Очнулся я все так же, глядя в небо. Только уже не было в нем ангелов. Обычное то было небо. И лишь на фоне его шевелила губами голова Элеоноры Парадиззз.
Я ей улыбнулся.
– Слава богу. – Сказала Элеонора Парадиззз.
– Я вернулся. – Сказал я.
– Все закончилось. – Сказал я.
– Пойдем? – Сказал я.
– Да, куда тебе?! – Всплеснула руками Элеонора Парадиззз. – Ты же на ногах не держишься! Да и зенки у тебя бешеные.
Я посмотрелся в ее зеркальце и вынужден был признать ее правоту на счет последнего.
Некоторое время я еще пытался созерцать небо. В понятно что тщетной надежде вновь узреть ангелов. Но теперь его свет резал мне глаза. И я стал смотреть на землю.
Там, внизу, ходили люди, играли дети. Дворничиха возилась на помойке. И помойка эта оказалась полна каких-то картонных коробок.
Но едва дворничиха отошла, коробки эти зашевелились.
И из них вылез голый мужик. Он осмотрелся. Я быстренько спрятался за край крыши, чтобы он меня не заметил, но все равно продолжал наблюдать. Голый мужик протянул руку в коробку и вытащил оттуда голую девку. И, обнявшись, они пошли прочь.
Я не мог понять, как же они там поместились? Коробки, вроде, небольшие, из-под телевизоров. Ну, не влезть туда целиковому мужику и бабе. Только по частям. Что же, эти части там жили отдельно, а как только убедились, что поблизости никого нет – решили соединиться и пойти прогуляться?
Непонятно.
И снова коробки задрожали. Но теперь другие. Соседние. На сей раз вылезли сразу две обнаженные девчонки, а за ними – парень. Из других тоже стали появляться нагие люди. Коробки все вибрировали. Из них появлялись все новые и новые персонажи. Появлялись, и тут же удалялись по своим каким-то делам.
Десятки людей, оказывается скрывались в хаотически наваленных коробках на помойке. Но что же их туда привело? Почему они голые? Неужели они прямо там и живут? Нет, немыслимо!
Наверное, они предварительно скрепили всю эту конструкцию, якобы хаотическую, скотчем, прорезали в коробках дырки, чтобы помещались и руки, и ноги, и занимались там дикой оргией.
Хм… Какая оргия?! Ведь тогда все на помойке ходило бы ходуном!
Нет! Они, скорее всего, прорыли подземный ход в канализацию и там купались и еблись напропалую.
Но в канализации же вода, а выглядели эти существа из коробок сухими.
А-а-а! Наверное, они действительно прорыли. Но не ход, а пещеру. С ходом, конечно. И теперь каждый день туда спускаются!
Везет же.
Хм… А мне, что? Разве не везет? Ведь рядом со мной Элеонора Парадиззз!
Элеонора Парадиззз не сопротивлялась, когда я ее раздел. Не сопротивлялась она, когда мы ебались в рубероидовом желобе для стока воды.
Прошел дождь, пришла ночь, а мы все еблись и еблись…
Когда мы, наконец, спустились, помойка была пуста. Не было там ни коробок, никого. Я поискал несколько минут вход в вырытую голыми людьми из коробок пещеру, но, как видно, его хорошенько замаскировали. И мы с Элеонорой Парадиззз пошли к ней домой. Доставиться остатками винта. И варить новый.
14. Наркоманы-пидорасы
Распечатываем колоду. Рассматриваем карты.
Если ты в зоне
Пробовал кожаный шприц –
Не наркоман ты! (Клочкед)
Едва Шантору Червицу открыли дверь, как он понял, что во второй раз вряд ли здесь появится. Но делать было нечего, не разворачиваться же? И он, напустив на себя мину крутого варщика, переступил порог.
– Ты, штоль, Шантор Червиц? – Спросил его открывший, детина поперек себя шире, с торсом разжиревшего слона и таким же серым по цвету из-за плотного ковра расплывшихся за давностью лет татуировок. Одного взгляда Шантору Червицу не хватило, чтобы прочесть по наколкам историю этого деятеля. Малолетка, отрицалово, гоп-стоп, позвоночник, три ходки, наркоман: Были еще какие-то рисунки, смысл которых Шантору Червицу не удалось определить даже с третьего взгляда.
– Я. – Хмуро процедил Шантор Червиц. – Сколько вас тут? Где Спонсор?
Теперь уже детина окинул варщика недобрым взглядом от макушки до мысков:
– А те-то какое дело? Ты сюда варить пришел. Вот и вари.
– Пока я не увижу всех – варки не будет! – Спокойно отрезал Шантор Червиц.
– Да ты чего, борзый что ли? – Удивился Детина. – А ну, дуй на кухню! Мухой!
– Зови Спонсора. – Невозмутимо проронил Шантор Червиц и одним движением уселся по-турецки на половик.
Детина изумленно посмотрел на Шантора Червица, но охранный инстинкт продолжал работать и отступать Детина не собирался:
– А хуя не хочешь?
– Наезд? – Спросил сам себя Шантор Червиц и сам себе же ответил. – Наезд.
Варщик таким же плавным движением вновь встал на ноги и, повернувшись к Детине спиной, заявил:
– Я здесь варить не буду! Отворяй дверь.
– Это что за базар?! – Взревел Детина, проворно загораживая своей тушей дверь и могутной грудью начиная выдавливать Шантора Червица на кухню.
– Я чернушный винт не варю. – Уперся Шантор Червиц, врастая в паркет.
– Ты у меня сейчас все сваришь! Чернушный, белушный! Всякий! – Взорал бывший зек, тесня Шантора Червеца от вожделенного выхода, – Ты у меня щас на кровяке своей варить будешь!
– Что тут происходит? – Из комнаты появился парень в адидасовском спортивном костюме. По тому, с каким раздражением он выдал свою фразу, да и по всей повадке незнакомца, Шантор Червиц понял – перед ним Спонсор.
– Да вот, козлина, варить чего-то не хочет! – Прорычал детина.
– Чего-то? – Передразнил Шантор Червиц. – Не «чего-то», а говна из-за тебя я варить не хочу! Расскажи-ка своему хозяину какой косяк ты с порога запорол?
– Чего это, из-за меня? – Детина отступил на шаг и Шантор Червиц с трудом сохранил равновесие.
– Какой косяк? – Хором спросили Спонсор и Детина.
– Ну? – Нетерпеливо проронил Спонсор.
Шантор Червиц молчал и говорить пришлось Детине.
– Так он, эта: Он ваще наглый, как мент какой! С порога стал спрашивать, кто тут, да сколько нас: А на хуя ему это все?
Шантор Червиц продолжал молчать. В коридоре появились еще два участника представления. Потрясающей красоты длинноногая девка и близнец встретившего Шантора Червеца обормота.
– Кто Спонсор? – Спросил Шантор Червиц, хотя все и так было понятно.
– Я. – Ответил Спонсор.
– Если кто-то приглашает меня, – Сказал Шантор Червиц уставившись в глаза Спонсора, – Он должен знать и выполнять мои условия.
– Чо за условия, нах? – Взрычал Детина 1.
– Ша! – Рыкнул на него Спонсор. – Ну, я знаю, что варщику с компотом
– половина: Без компота – четверть… Варщик ставится первым…
Шантор Червиц удрученно покачал головой:
– И это все? Видать, настоящих варщиков здесь не было…
– Да, все вы с заебами! – Детина 2 шмыгнул носом, набрал полон рот соплей и, постеснявшись сплюнуть на пол, вынужденно проглотил их. – Всяк крутого из себя корчит.
– Стухни! – Цыкнул на него Спонсор и, уже начиная терять терпение, обратился к Шанторц Червицу:
– Какие твои условия?
– Вы все делаете то, что я скажу. – Очень мягко проговорил Шантор Червиц.
– Сразу и безоговорочно. Это – первое и основное условие. Если кому-то вдруг мои требования покажутся странными – я все объясню. Но только после процесса. И это – второе условие.
Мне до фени, кто тут к чему привык, но если пришел я: То все будут делать, как я сказал:
– А не много ты на себя берешь? – Скривился Спонсор.
– Я не варю говно. – Четко произнес Шантор Червиц. – Я делаю качественный продукт. Кто хочет травиться, гробить здоровье – флаг в руки! Только я тут не при делах. Приглашайте другого. Он все сделает за пять минут, плющить будет часа два, а потом полетят почки-печенки-щитовидки в теплые края…
– Ладно… – Со скрипом согласился Спонсор. – Но, смотри…
– Я живу по понятиям. – Перебил его Шантор Червиц, правда, не уточняя, по каким именно.
И, получив молчаливое согласие, варщик принялся за дело.
Отбивать Шантору Червицу пришлось из двух банок. Пока он тряс пузыри с тягой и красавкой, за этим процессом хмуро наблюдали Детина 1 и Детина 2. На процесс взвешивания получившегося пороха пригласили и Спонсора. Девушка, как на то надеялся Шантор Червиц, не появилась. Впрочем, он и не думал, что она появится. Слишком уж она была красива, чтобы Спонсор
мог позволить глазеть на нее какому-то варщику, пусть и временно распоряжавшемуся здесь всем. Но варщики приходят и уходят…
– Грамм и четыреста восемьдесят сотых. – Провозгласил Шантор Червиц.
– Можно считать, что полтора граммушника у нас есть. Итого, выход – восемьдесят пять процентов.
– Ишь-ты! – Подал голос Детина 2. – Это чего же? С двух банок – пятнадцать кубов??? А у нас…
– Знатно. – Кивнул Спонсор.
– Вторяки на потом оставить? – Поинтересовался Шантор Червиц.
– Да, забирай. – Великодушно махнул рукой Спонсор.
– А теперь так… – Варщик оглядел присутствующих. – Вы все отсюда выходите. Я завожу реакцию, и все мы ровно на час идем гулять и при этом, как аристотелевские перипатетики, будем предаваться возвышенным философским размышлениям.
Возникла мощная пауза. Такая долгая и гнетущая, что за ее время мог родиться, как минимум, целый дородный генерал-полковник милиции.
Блатные пытались переваривать шуршащими ошметками проширяных мозгов слова с дюжиной и более букв, стараясь при этом делать вид, будто поняли все и сразу и при этом без излишнего шевеления спрямленными извилинами. Шантор Червиц, спровоцировавший эту изнурительную работу серого во всех смыслах вещества, тоже старался не подать виду, что внутри он захлебывается от смеха, созерцая ортогонально-фронтальные эволюции лицевых частей блатарей.
– А ты что, хочешь один в квартире остаться? – Подозрительно поинтересовался Спонсор.
– Откроить хочешь?! – Подался вперед Детина 2.
Шантор Червиц едва не вздохнул.
«Безнадежны.» – Понял он про себя. Ведь никто так и не спросил, кто такие перипатетики и для чего гуляя во время винтоварного процесса надо думать о высоких абстрактных истинах и материях.
Но следовало отвечать, и Шантор Червиц выпустил из груди едва не закаменевший в ней воздух:
– Мы что, в пионерском лагере?
– Почему пионерском? – Возмутился Детина 1, но эта реплика пропала втуне.
– А я вам массовик-затейник?
– Что ты гонишь? – Теперь рассердился Спонсор.
– Я не веду, нах, кружок кройки и шитья!
– Какой кружок? – Не понял Детина 2.
– Если бы я хотел откроить, отсыпать, отщелочить, замылить – я мог бы сделать это в любой момент! – Пояснил Шантор Червиц. – И никто из вас и не рюхнулся бы!
– А-а: – Частично успокоился Спонсор.
– Но мы – люди серьезные и такими пустяками не занимаемся. Правильно?
Все единократно, как и положено серьезным людям, кивнули.
– А гулять мы идем все вместе. – Повторил Шантор Червиц и, чтобы даже самым непонятливым все стало ясно, растолковал. – И вы, и я!
– А кто будет за реакцией следить? – Напрягся Спонсор.
– А чего за ней следить? – Пожал плечами Шантор Червиц. – Чай не суп
– не сбежит.
– А если фурь лопнет? – Подозрительно скривился Детина 2.
– На моей ответственности. – Заверил его и Спонсора Шантор Червиц и тихонько и нежненько принялся выпихивать всех из винтоварни.
Когда дверь за уходившим последним и все время оборачивающимся Детиной 2 затворилась, варщик расслабился. На самом-то деле он откроил. И откроил не меньше полуграмма. Весь секрет был в… Волшебных пузырьках…
Что, интересно, как?
Ха, так я и буду выдавать чужие секреты!
Но намек, так уж и быть, дам.
Все дело в соли. Обычной. Поваренной.
А вот как Шантору Червицу удалось при слежке в четыре глаза провернуть это – спрашивайте у него сами.
Лирика кончилась, продолжим практику: М-м-м: На чем я остановился?
Ссыпая порох с чашки весов на сигаретную фольгу, Шантор Червиц поймал себя на мысли, что есть у него желание отомстить блатарям. Не Спонсору, Спонсор-то оказался вполне понятливым, хотя и не дал до сей поры половить сеансы на телку, хотя, с другой стороны, каков хозяин – такие и тараканы, а обоим Детинам. Слишком уж они были кичливые. Слишком уж они были дебильные. Впрочем, что еще ожидать от быков?
План мести созрел в три момента. В первый Шантор Червиц решил откроить-таки еще пороху. В следующий момент он отмел эту мысль, ибо за кухонной дверью раздался слишком знакомый звук пожирания соплей. В третий:
Тасуем колоду.
Давным-давно, когда Шантор Червиц еще только учился варить хороший винт, он слышал тюльку о том, что раствору можно придать, при желании, любые свойства. Сперва, как любой нормальный человек без высшего алхимического образования, он не поверил. Но годы шли, факты накапливались, они проходили шанторчервицевский анализатор, и теперь, после многочисленных вводов и выводов, Шантор Червиц без труда и сам мог добиться от винта любого нужного ему воздействия на клиента.
Но сейчас варщик оказался в затруднении. Предстало сварить такой винт, чтобы на одних он подействовал по одному, на других – по-другому, а на самого Шантора Червица – как обычно. Задача трудная, но не невыполнимая.
Даже не начав уравновешивать весы, дабы отмерить красный, Шантор Червиц начал чудить. Для начала, положив завернутый в фольгу порох на полу, Шантор Червиц некоторое время на него смотрел, потом передвинул на насколько сантиметров. Присмотрелся снова. Удовлетворенно кивнув сам себе, варщик исполнил вокруг кулька безмолвный шаманский танец с резкими выбрасываниями рук и ног. Закончив это действо, Шантор Червиц приложил фольгу с эфедрином ко лбу дико завращал глазами и зашевелил губами, словно творя некую молитву.
На самом деле он ничего не говорил, даже мысленно. Но на наблюдателей за щелью в двери это должно было произвести либо устрашающее впечатление, или они должны были сдохнуть от смеха. Но последнего Шантор Червиц не должен был допустить всеми силами воображения.
Он несколько раз переставлял весы. И, наконец, найдя нужное место где-то под столом, Шантор Червиц пробормотал:
– Во имя Люцифера Светоносного! – И начал взвешивать красный.
За дверью раздалось активное шевеление. Кто-то попытался бесшумно отойти и потом послышались громкие шаги и голос Детины 2 спросил:
– Ну, скоро ты там?
– Скоро, скоро! – Самым раздраженным голосом, на который он был способен, ответил Шантор Червиц. – Отойди от двери. Тут сейчас опасно для непосвященных!
– Взорвется что ли? – Ехидно поинтересовался Детина 2.
– Яйца отвалятся! – Рявкнул Шантор Червиц.
– Ну-ну… – Недоверчиво пробурчал Детина 2 и затаился.
– Во имя Аида Темнопутного! – Провозгласил Шантор Червиц, и принялся отвешивать черный.
Все следующее представление сопровождалось завываниями в полголоса, дикими телодвижениями и вскриками:
– Шамбала!.. Мандала!.. Камбала!..
Все это не мешало Шантору Червицу заниматься своим делом. Во время исступленного шаманствования он тщательно смешал красный и порох, растолок черный, смешал их в реакторе и завел реакцию на кошачий винт.