Страница:
Тем болезненнее поразил войска, уже было почувствовавших свое превосходство над неприятелем, приказ Куропаткина отступать…»
Проигрыш артиллерийской дуэли не остановил решимости генерала Ясукаты Оку начать наступление в тот день. К вечеру в атаку на русские позиции пошли главные силы его армии. Первый удар японцы нанесли по расположению Барнаульского пехотного полка, рассчитывая именно здесь прорвать оборону противника. Но барнаульцы, подлинные герои боя при Дашичао, сумели отразить залповым огнем в упор с дистанции в 500 – 600 метров одну за другой четыре вражеские атаки. Особенно отличились полковые охотничьи команды, которые заходили во фланг атакующим цепям японской пехоты и открывали продольный ружейный огонь.
На следующий день японцы возобновили свои атаки, но вновь безуспешно. Неприятельская пехота стала отходить от Дашичао за гребень ближайших невысоких гор. Потери в двухдневном бою у этого китайского селения оказались примерно равными: у русских – 1050, у японцев – 1189 человек. Русские успешно отстояли свои позиции.
В такой, в общем-то ничейной ситуации командир Южной группы генерал Н.П. Зарубаев, еще не израсходовавший свой резерв, принял пораженческое решение об оставлении позиции под Дашичао и отходе на север к Хайчену. Однако такое решение генерал Зарубаев принял на основании указаний командующего Маньчжурской армией, который не требовал от войск Южной группы стойкой и упорной обороны занимаемых позиций у Дашичао.
Куропаткин требовательно указывал на «важность сбережения сил… для решительного боя». «…Если отступление необходимо, – указывал он, – то оно должно быть произведено без боя».
Адмирал Алексеев остро воспринял отход русских войск от Дашичао к Хайчену. Он доносил за своей подписью императору Николаю II буквально следующее:
«Я не могу не прийти к заключению, что отступление двух наших корпусов не вызывалось ни превосходством сил неприятеля, ни его действиями.
10 июля японцы вели наступление полутора дивизиями на 1-й корпус и всего одной дивизией на 4-й. Наступление не отличалось настойчивостью и не перешло в атаку. 11 июля неприятель хотя и настойчиво атаковал центр наших войск двумя дивизиями, но был с успехом отбит войсками 4-го корпуса, а против 1-го корпуса ограничился одной канонадой. Что касается артиллерийского боя, то здесь мы в первый раз не уступили японцам и, по-видимому, имели даже некоторый перевес.
Таким образом, ход боя не вызывал необходимости отхода, а для противодействия наступлению неприятеля со стороны Далинского и Пханлинского перевалов, которое велось, по-видимому, лишь демонстративно, оставался еще весь 2-й корпус у Симучена и бригада 35-й дивизии у Хайчена.
Между тем такое оставление наших позиций у Ташичао дало право японцам считать это своим большим успехом и лишило нас важного в политическом и экономическом отношении порта Инкоу. Генерал Зарубаев начал отступление по своей инициативе, в силу общих указаний, данных ему командующим армией».
Результатом отступления Южной группы стал захват противником порта Инкоу, через который морем русским командованием осуществлялась, хотя и с перебоями, связь с блокированным Порт-Артуром. Переход же портового города Инкоу к японцам заметно облегчил снабжение их армий в Южной Маньчжурии.
После отхода от Дашичао три русских корпуса сосредоточили у Хайчена по обе стороны железной дороги. Численность Южной группы Маньчжурской армии в эти дни составляла 48 тысяч человек и 200 орудий. Ей теперь противостояли две японские армии: 42-тысячная 2-я армия генерала Оку и 26-тысячная 4-я армия генерала Нодзу, в состав которой вошла Дагушаньская группа.
Главнокомандующий маршал Ояма решил продолжить наступление и приказал генералу Нодзу овладеть Симученом. Тот имел достаточно сведений о противнике и его расположении, и потому массированный удар было решено нанести в стык между 4-м и 2-м Сибирскими армейскими корпусами, промежуток между которыми составлял 18 километров, прикрытый в условиях холмистой местности всего 9 батальонами пехоты, 16 кавалерийскими эскадронами и 4 орудиями.
После упорного сопротивления заградительные отряды русских отступили, что повлекло за собой новый, мало чем оправданный отход к Хайчену и 2-го Сибирского армейского корпуса. Как оказалось, его командование не располагало достоверной информацией о сложившейся обстановке. Победа у селения Семучен далась генералу Нодзу потерями всего в 857 человек, тогда как русские потеряли 1671 человек.
Этот бой лишний раз подтвердил приверженность военачальников русской Маньчжурской армии к пассивной оборонительной тактике. Командир отступившего первым 2-го Сибирского армейского корпуса генерал Засулич так и не решился ввести в бой 18 пехотных батальонов своего бездействовавшего в тот день левого фланга. Контрудар этих батальонов пехоты (6 полков трехбатальонного состава, полторы пехотной дивизии) мог бы изменить картину боя в пользу русского оружия.
Такую же пассивность проявил под Семученом и командир Южной группы генерал Н.П. Зарубаев, хотя имел хорошие возможности сманеврировать войсками, оказавшимися не у дел, для отражения удара 4-й японской армии. Тем более, что многочисленностью армия генерала Нодзу не отличалась. Оправданием ему могло быть только то, что по имеющимся в штабе группы сведениям численность противостоявшего противника была сильно завышена.
Ляоянская операция началась для генерала барона Тамесады Куроки боями на горных перевалах Феншуйлинского и Сюньешанского хребтов. В их направлении двигались авангарды 1-й японской армии, за которой тысячи солдат-носильщиков катили тележки со всеми необходимыми припасами. Армия состояла из трех дивизий: Гвардейской генерал-лейтенанта барона Хасегавы, 2-й и 12-й пехотных по две бригады в каждой. Дивизии имели в своих составах по одному кавалерийскому и артиллерийскому полку.
Все эти хорошо подготовленные к войне войска имели опыт недавних боев на реке Ялу. Гвардейской дивизии была придана артиллерийская батарея под неофициальным названием «Хидиката» (по имени ее командира), сформированная из орудий, отбитых у русских.
1-й японской армии противостояла Восточная группа под командованием сначала генерала Ф.Э. Келлера, затем генерала А.А. Биль-дерлинга. Задача перед Восточной группой была поставлена командующим Маньчжурской армией столь же неопреденно, как и перед Южной группой. Куропаткин предписывал бой вести только демонстрационно, а наступление японцев сдерживать только арьергардными отрядами.
Английский генерал Я. Гамильтон (главный британский представитель при императорской армии), находившийся при штабе 1-й японской армии, в своих мемуарах о русско-японской войне «Записная книжка штабного офицера 1904 – 1905 гг.» так описывает один из боев, который ему довелось наблюдать лично:
«…Другая половина бригады, или полк, имея два батальона в боевой части и один в резерве, в 4 часа утра оставила свои окопы в 2000 м к востоку от Макураямы. Левый батальон двигался прямо на большой холм Макураямы, достиг Фучапутзу незадолго до рассвета и, не будучи никем обнаружен, развернулся по обе стороны Фучапутзу и лег здесь на землю, прикрываясь мертвым пространство и ожидая событий на прочих участках поля сражения. Ему не пришлось долго ждать.
Первый батальон вскарабкался на холмы северной части долины и, двигаясь вдоль них к западу, с рассветом наскочил на слабую русскую заставу. Эта застава расположилась на крутой и высокой возвышенности, приблизительно в 300 м к востоку от Макуроямской седловины. Застава эта была захвачена врасплох, раньше чем ее люди успели приготовиться к обороне. На том месте, где застали заставу, было найдено чучело часового, сделанное из соломы и одетое в изодранный русский мундир. Каждый небрежно проверяющий линию сторожевого охранения с соседней высоты к западу от Макураямы должен был заключить, видя эти чучела часовых, что войска охраняются очень тщательно. Этот соломенный человек произвел на меня сильное впечатление, будучи очень эмблематичной персоной.
В 300 м к юго-западу от наступавших японцев находилась Макураямская седловина, а в 250 м позади ее (хотя японцы об этом и не знали) располагались два русских батальона, которым была поручена оборона этой части русской позиции. Оба этих русских батальона погружены были в глубокий сон. Если бы даже японцы были всеведущими, то они не могли бы действовать с большей быстротой. Не теряя ни одной минуты они, как стая собак, отчаянно пустились преследовать убегавшую к Макураямской седловине заставу.
Звук выстрелов на русской заставе произвел тревогу по ту сторону седловины. Беспорядочной толпой, полураздетые, полупроснувшиеся русские, совершенно в таком же виде, как британцы под Маджубой, взбирались поспешно с запада на седловину. Даже в такой критический момент дело во многом зависело от случая. Подобно тому состязанию за достижение хребта, которое происходило между нашей кавалерией и бурами у Уэлькомской фермы в Южной Африке, первая добравшаяся до вершины сторона, будь это только на 10 м, получала бы огромное преимущество. Как обыкновенно, счастье оказалось на стороне японцев, и они достигли вершины ранее русских на эти самые 10 м.
Взобравшись на седловину, японцы, к своему крайнему удивлению, очутились лицом к лицу с полураздетой, беспорядочной толпой русских, задыхавшейся от бега и, видимо, без офицеров. В одно мгновение японцы спустились вниз и начали стрелять на выбор в открыто стоявшую массу людей, находившуюся чуть ли не прямо под дулами их ружей. Хотя русских было в два раза больше, но, казалось, все слагалось против них. Их люди были в замешательстве, среди них не было всем известного начальника, который мог бы отдать приказания. Солдаты не могли как следует себе уяснить, что такое происходило кругом, и с ними не было их ротных офицеров. Японцы же, наоборот, были в полном порядке, бодры и отлично знали, что им делать.
То обстоятельство, что при подобных условиях у русских все-таки не было паники, нужно отнести к большой их чести. Они энергично, по меньшей мере в продолжение получаса, боролись за седловину (хотя им не разу не удалось овладеть ее хребтом)…»
Генерал Куроки, осведомленный о расположении русских войск, главный у дар своей пехоты и артиллерии нанес по расположению 10-го корпуса, который сильным атакующим ударом противника был застигнут врасплох и понес большие потери. Командир корпуса генерал К.К. Случевский ночью отвел войска за реку Ланхэ.
Однако на правом, северном фланге Восточной группы наступавшая впереди других сил японской армии Гвардейская дивизия встретила такое упорное сопротивление, что за день упорного с обеих сторон боя не смогла продвинуться вперед. Но свой бой императорские гвардейцы все же неожиданно выиграли, поскольку сражавшиеся с ними русские войска получили приказ отступить на новые позиции.
Русским войскам, и прежде всего их командирам – от ротного до полкового, – приходилось учиться воевать. Поручик 9-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Борейша в описании боевых действий 17 августа на Цофангунской (передовой Ляоянской) позиции рассказывал о таком боевом эпизоде:
«Моей роте было указано идти из резерва на поддержку 24-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Рота двинулась во взводной колонне и в этом строю неожиданно оказалась в районе действия японской шрапнели. Разрывы шрапнели стали сосредотачиваться вокруг нас. Я и солдаты мои были так смущены, что мы бессознательно продолжали движение в этом неудобном строю, неся потери.
Командир 24-го полка полковник Лечицкий, заметив наше неискусное движение, подошел к роте и спокойным голосом разъяснил, что ротные колонны – строй, который нельзя применять в сфере действительного артиллерийского огня; что на этом удалении от японцев выгоднее всего движение повзводно змейками. Он приказал перестроить роту и указал выгодный подступ для подхода к стрелковой цепи. Под потоком шрапнели полковник Лечицкий удивительно напоминал мне учителя русского языка, исправляющего диктовку ученика приготовительного класса».
Войска русской Маньчжурской армии почти всюду оставляли занимаемые позиции и отходили на север к Ляояну. Японское командование осторожничало, хотя и добилось захвата стратегически важных позиций в Южной Маньчжурии. О настроении командования Маньчжурской армии можно хорошо судить по донесению генерала А.А. Бильдерлинга в штаб армии на имя командующего генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина:
«Убедительно прошу, если только по общему ходу дел на театре войны представляется возможность, разрешить мне снять утомленные войска с позиций и без боя, в виде обыкновенного марш-маневра, отвести их на указанные нам позиции под Ляояном. Поведу войска с музыкой, с песнями, весело, не торопясь, и надеюсь привести их бодрыми, сильными духом для решительного боя».
Куропаткин первоначально планировал дать противнику новый бой у Хайчена, но почти сразу же отказался от такой мысли: 1-я японская армия, которая нанесла поражение 10-му корпусу и потеснила Восточную группу, оказалась всего в 35 километрах от Ляояна. Командующий приказывает Южной группе оставить Хайчен и, совершив два перехода, занять для обороны позиции у Айсянцзяна.
Такие беспричинные для нижних чинов и младших офицеров отступления без упорных боев все дальше на север надломили боевой дух русских войск. К тому же длительные переходы по раскисшим от частых дождей дорогам изматывали людей физически. Участник ля-оянских боев А.А. Игнатьев писал об отходе войск к Ляояну:
«Войска Маньчжурской армии с глухим сознанием какой-то несправедливости отступали по приказанию начальства даже там, где противник был успешно отбит стройными залпами и могучим штыком наших сибиряков».
Ляоянский укрепленный район состоял из трех оборонительных позиций полевого типа: арьергардная, передовая и 15-километровая главная. Окопы были вырыты, как правило, полного профиля, перед ними местность для обстрела была на 200 – 500 метров расчищена от зарослей гаоляна, служившего прекрасным укрытием для японской пехоты.
Первая линия обороны имела 8 приспособленных для круговой обороны земляных фортов. Они находились друг от друга на расстоянии в 2 – 3 километра и полукругом охватывали город и железнодорожную станцию Ляоян с ее армейскими складами. Подступы к фортам затруднялись «волчьими ямами», фугасами, проволочными заграждениями, рвами. Гарнизон такого полевого форта обычно состоял из двух рот пехоты с пушками и пулеметами.
При всех своих инженерных достоинства Ляоянская позиция русской Маньчжурской армии имела два существенных недостатка: открытые фланги и возможность обстрела противником самого Ляояна из дальнобойной артиллерии. Кроме того, русские войска оказались «прикованными» к единственной железнодорожной магистрали, которая связывала Ляоян с Мукденом, главной тыловой базой Маньчжурской армии и где находился ее армейский резерв – 5-й Сибирский корпус.
План генерала А.Н. Куропаткина и его армейского штаба на Ляо-янское сражение от 11 августа вновь оказался чисто оборонительным. Поэтому почти третья часть штыков и около половины артиллерии оказались в составе не боевых сил, а в резерве. В куропаткинском плане даже мысли не было о возможности перехода от обороны к наступлению. План же маршала Оямы был чисто наступательным, рассчитанном на окружение и полный разгром русских в Ляояне. Однако в этом и заключалась его нереальность.
События под Ляояном начали развиваться следующим образом. 11 и 12 августа японская сторона провела против русской оборонительной позиции в ряде мест сильную разведку боем и заняла несколько высот. Один из таких боевых эпизодов описывается А.А. Игнатьевым так:
«На рассвете загорелся серьезный бой. Японские горные батареи на перевале с деревом, найдя, что оно слишком далеко от позиции русских, подошли ближе и орудия на гребне открыли огонь по двум русским орудиям к северо-востоку от д. Пегоу. Эти орудия, в свою очередь, нанесли некоторое поражение правофланговой роте 46-го полка и заставили ее отойти на восточную сторону кряжа. Тамбовский полк на высоте 1900 очутился под ружейным огнем с северной стороны ущелья и батальона, занимавшего Сурибаши-яму.
К 10 ч. утра полковник Клембовский вызвал из резерва три роты, и в то же время роты, расположенные на высотах, ударили в штыки и отбросили часть атакующих к сопке, на которой стояли горные орудия. Но эта атака облегчила положение полка только временно, так как японцы снова перешли в наступление, и бой разгорелся с таким упорством, что нередко бойцов разделяли каких-нибудь 5 ярдов. По временам русские скатывали вниз камни, и у японцев оказалось много раненных и убитых этим способом.
Узнав к 11 ч. утра об отходе 9-й дивизии с передовой позиции, полковник Клембовский счел необходимым усилить свой правый фланг ротой из резерва. В его распоряжении осталась только полурота, так как одна рота находилась в прикрытии артиллерии. Японцы также израсходовали все свои резервы, и незадолго до полудня бой прекратился как бы по обоюдному уговору».
В ночь на 13 августа японцы атаковали позиции Восточной и Южной групп войск Маньчжурской армии. Общее наступление трех неприятельских армий сопровождалось артиллерийской подготовкой, в которой участвовало до тысячи орудий разных калибров. В течение 13 августа было выпущено свыше 100 тысяч снарядов. На направлении главных ударов атакующие смогли создать над оборонявшимися русскими превосходство в пехоте и артиллерии в 2 раза.
После полудня дивизии 2-й армии генерала Оку атаковали правый фланг 1-го Сибирского армейского корпуса и потеснили его в ряде мест. Генерал Штакельберг запросил помощи у командующего, и Куропаткин прислал на помощь 15 батальонов пехоты из резерва. Они с ходу пошли в бой и восстановили положение. Японцы с большими потерями откатились на исходные позиции. Однако оборонявшиеся этому не придали значения и не нанесли по противнику контрудар.
Японцам в атаке в большинстве случаев удалось добиться частных тактических успехов. Однако их Гвардейская дивизия потерпела серьезную неудачу. Когда она обходила правый фланг 3-го Сибирского корпуса (переименованные войска Восточного отряда), то сама попала под фланговый удар русского резервного полка полковника Е.И. Мартынова. Императорские гвардейцы ударом в штыки были обращены в паническое бегство.
Правый фланг 3-го корпуса начал было продвижение вперед, но был остановлен корпусным командиром генералом Н.И. Ивановым. Тот не имел на этот счет приказа командующего армией. Так инициатива в бою вновь оказалась утраченной.
Бой завершился повсеместно с полным наступлением темноты. Атакующие за один день потеряли более 8 тысяч солдат и офицеров. К вечеру у русского командования была хорошая возможность перейти в контрнаступление против 1-й японской армии, которая понесла наибольшие потери, но А.Н. Куропаткин не рискну л на такой шаг. Более того, он потребовал от генерала Штакельберга возвратить с передовой посланные ему резервные батальоны, не взирая при этом на вполне резонные возражения корпусного командира.
Утром бой повсеместно возобновился. Особенно кровопролитным он оказался на горе Кустарной. Японская пехота вклинилась здесь в оборону русских, но попала в искусно созданный русскими артиллеристами огневой мешок. Положение японцев на высоте усугубилось еще и тем, что по ней открыли огонь и свои батареи. Атакующим с большими потерями пришлось оставить гору.
За день все атаки японцев были отбиты, и противнику так и не удалось взломать передовые ляоянские оборонительные позиции. С наступлением темноты русские войска оставили их и без потерь перешли по наведенным мостам на правый берег реки Тайдзыхе.
Настроение солдат и офицеров было подавленное, росло возмущение высшим начальством, которое вновь приказало отступить, на сей раз перед избитым за день и выдохшимся врагом. По приказу Куропаткина русские войска без боя оставили Айсянцзянский участок обороны Ляояна.
Трудность движения обозов и артиллерии по размытым продолжительными дождями грунтовым дорогам превзошла всякие ожидания. Лошади и люди выбивались из последних сил. Порой в простое полевое орудие приходилось впрягать по 24 лошади, и те не могли тащить за собой увязшую в непролазной грязи пушку. Бывали нередкие случаи, когда такие орудия приходилось бросать по пути отступления и они становились «трофеями» наступавшего во след противника.
Вечером 15 августа войска Южной и Восточной групп заняли передовую оборонительную позицию, которая находилась всего в 7 – 9 километрах от города. Теперь Ляоянское сражение переместилось с горной местности на равнину. Это давало преимущество прежде всего атакующей стороне, поскольку ей теперь не приходилось с большими потерями в людях штурмовать высоты. Одновременно отход русских ближе к Ляояну позволил японским 1-й, 2-й и 3-й армиям сомкнуть фланги. Уже одно это являлось большим тактическим успехом.
Начался второй этап Ляоянского сражения. Командующий Маньчжурской армии вновь немалую часть своих сил оставил в армейском резерве и для наблюдения за флангами: 2-й и 4-й Сибирские, 17-й армейский и прибывавшие полки 10-го армейского корпуса. Опыт же предыдущих боев на полях Маньчжурии наглядно показывал, что резервные войска в них обычно не использовались, а сохранялись «на всякий случай». На передовой позиции оказались только три корпуса – 1-й и 3-й Сибирские и 10-й армейский.
К 17 августа 1904 года численность русской армии под Ляояном достигала 180 тысяч человек при 644 орудиях. Три японские армии имели в своем составе 130 тысяч человек при 484 орудиях. Общее соотношение сил было в пользу русских по пехоте 1, 4: 1, по артиллерии 1, 3: 1. Правда, штаб Маньчжурской армии опять располагал преувеличенными данными о противнике. По данным разведывательного отдела армии японцы имели под Ляояном 153 тысячи человек, 568 орудий и 2900 сабель.
План маршала Оямы заключался в том, чтобы окружить русскую армию или, по крайней мере, вынудить ее отойти на более слабую позицию. Главный удар наносился по позиции 1-го Сибирского корпуса в направлении станции Шахэ и города Ляояна. На рассвете 17 августа японцы перешли в наступление, используя для внезапности атак заросли гаоляна перед русскими позициями.
Попытка японцев нанести сильный удар в стык между 3-м Сибирским и 10-м армейским корпусами успеха не имела. Сибирские стрелковые полки залповым ружейным огнем отбили все попытки вражеской пехоты сблизиться с ними. В 10 часов утра противник захватил на позиции 1-го Сибирского корпуса деревню Чжуцзяпунцы и стал закрепляться в ней. Однако подошедший из армейского резерва 12-й пехотный Барнаульский полк с двумя полевыми батареями атакующим ударом выбил японцев из деревни.
Весь день 17 августа под Ляояном шли жаркие бои. Русская артиллерия вновь выиграла у противника контрбатарейную борьбу, ведя огонь с закрытых позиций. 3-я батарея 90-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады за один день боя произвела 1776 выстрелов.
В районе селения Гоцяки русская пулеметная рота буквально выкосила на расстоянии 750 шагов целую вражескую атакующую колонну.
В тот день Ляоянского сражения японцы потеряли убитыми и ранеными 5100 человек. Потери русских составили 3100 солдат и офицеров. Уже одно это можно было смело назвать успехом.
Русские корпуса удержали за собой ляоянские позиции и 18 августа. На сей раз 1-я армия генерала Куроки изменила место главной атаки, переправившись за ночь на противоположный берег реки Тай-цзыхэ. О переправе противника в штабе 17-го армейского корпуса стало известно лишь в 9 часов утра. Но и этот день Ляоянского сражения не дал маршалу Ивао Ояме победного результата.
«Помог» ему уже в который раз командующий русской армией. Под предлогом того, что неприятель появился на противоположном берегу реки Тайцзыхэ, А.Н. Куропаткин приказал войскам оставить передовую позицию (в безуспешной 2-дневной борьбе за нее японцы потеряли 11 900 человек, а русские 6 540 человек) и перейти на главную линию обороны Ляояна.
Решающие события Ляоянского сражения разыгрались 19 – 21 августа. На этот раз «осторожный» Куропаткин планировал нанести удар по силам японцев, которые перешли на другой берег Тайцзыхэ, имевшей близ города много бродов. Генерал Куроки имел здесь 23 500 человек пехоты, 600 кавалеристов и всего лишь 60 полевых орудий.
Русская группировка для нанесения контрудара насчитывала 57 тысяч пехоты, 5 тысяч кавалерии и 352 орудия. Эти войска были сосредоточены в районе Яньтайских копей. Такого «наступательного порыва» своего командующего Маньчжурская армия ждала с самого начала войны.
Однако Куропаткин так и не решился атаковать превосходящими силами противника за рекой. События под Ляояном тем временем разворачивались не в пользу его защитников. Генерал Куроки и его армейская разведка не подозревали, что над главными силами 1-й армией нависла серьезная угроза со стороны Яньтайских копей. По всем наблюдаемым признакам он решил, что русский командующий начал новый отход в северном направлении.
Поэтому Куроки не стал задумываться об организации обороны на речном берегу, но стал опасаться, как бы ему не отстать от успешно наступавших, по его мнению, 2-й и 4-й армий генералов Оку и Нодзу (связи с ними у штаба 1-й армии на тот час не было). В таком положении командующий 1-й армии решил всеми силами продвинуться вперед.
Проигрыш артиллерийской дуэли не остановил решимости генерала Ясукаты Оку начать наступление в тот день. К вечеру в атаку на русские позиции пошли главные силы его армии. Первый удар японцы нанесли по расположению Барнаульского пехотного полка, рассчитывая именно здесь прорвать оборону противника. Но барнаульцы, подлинные герои боя при Дашичао, сумели отразить залповым огнем в упор с дистанции в 500 – 600 метров одну за другой четыре вражеские атаки. Особенно отличились полковые охотничьи команды, которые заходили во фланг атакующим цепям японской пехоты и открывали продольный ружейный огонь.
На следующий день японцы возобновили свои атаки, но вновь безуспешно. Неприятельская пехота стала отходить от Дашичао за гребень ближайших невысоких гор. Потери в двухдневном бою у этого китайского селения оказались примерно равными: у русских – 1050, у японцев – 1189 человек. Русские успешно отстояли свои позиции.
В такой, в общем-то ничейной ситуации командир Южной группы генерал Н.П. Зарубаев, еще не израсходовавший свой резерв, принял пораженческое решение об оставлении позиции под Дашичао и отходе на север к Хайчену. Однако такое решение генерал Зарубаев принял на основании указаний командующего Маньчжурской армией, который не требовал от войск Южной группы стойкой и упорной обороны занимаемых позиций у Дашичао.
Куропаткин требовательно указывал на «важность сбережения сил… для решительного боя». «…Если отступление необходимо, – указывал он, – то оно должно быть произведено без боя».
Адмирал Алексеев остро воспринял отход русских войск от Дашичао к Хайчену. Он доносил за своей подписью императору Николаю II буквально следующее:
«Я не могу не прийти к заключению, что отступление двух наших корпусов не вызывалось ни превосходством сил неприятеля, ни его действиями.
10 июля японцы вели наступление полутора дивизиями на 1-й корпус и всего одной дивизией на 4-й. Наступление не отличалось настойчивостью и не перешло в атаку. 11 июля неприятель хотя и настойчиво атаковал центр наших войск двумя дивизиями, но был с успехом отбит войсками 4-го корпуса, а против 1-го корпуса ограничился одной канонадой. Что касается артиллерийского боя, то здесь мы в первый раз не уступили японцам и, по-видимому, имели даже некоторый перевес.
Таким образом, ход боя не вызывал необходимости отхода, а для противодействия наступлению неприятеля со стороны Далинского и Пханлинского перевалов, которое велось, по-видимому, лишь демонстративно, оставался еще весь 2-й корпус у Симучена и бригада 35-й дивизии у Хайчена.
Между тем такое оставление наших позиций у Ташичао дало право японцам считать это своим большим успехом и лишило нас важного в политическом и экономическом отношении порта Инкоу. Генерал Зарубаев начал отступление по своей инициативе, в силу общих указаний, данных ему командующим армией».
Результатом отступления Южной группы стал захват противником порта Инкоу, через который морем русским командованием осуществлялась, хотя и с перебоями, связь с блокированным Порт-Артуром. Переход же портового города Инкоу к японцам заметно облегчил снабжение их армий в Южной Маньчжурии.
После отхода от Дашичао три русских корпуса сосредоточили у Хайчена по обе стороны железной дороги. Численность Южной группы Маньчжурской армии в эти дни составляла 48 тысяч человек и 200 орудий. Ей теперь противостояли две японские армии: 42-тысячная 2-я армия генерала Оку и 26-тысячная 4-я армия генерала Нодзу, в состав которой вошла Дагушаньская группа.
Главнокомандующий маршал Ояма решил продолжить наступление и приказал генералу Нодзу овладеть Симученом. Тот имел достаточно сведений о противнике и его расположении, и потому массированный удар было решено нанести в стык между 4-м и 2-м Сибирскими армейскими корпусами, промежуток между которыми составлял 18 километров, прикрытый в условиях холмистой местности всего 9 батальонами пехоты, 16 кавалерийскими эскадронами и 4 орудиями.
После упорного сопротивления заградительные отряды русских отступили, что повлекло за собой новый, мало чем оправданный отход к Хайчену и 2-го Сибирского армейского корпуса. Как оказалось, его командование не располагало достоверной информацией о сложившейся обстановке. Победа у селения Семучен далась генералу Нодзу потерями всего в 857 человек, тогда как русские потеряли 1671 человек.
Этот бой лишний раз подтвердил приверженность военачальников русской Маньчжурской армии к пассивной оборонительной тактике. Командир отступившего первым 2-го Сибирского армейского корпуса генерал Засулич так и не решился ввести в бой 18 пехотных батальонов своего бездействовавшего в тот день левого фланга. Контрудар этих батальонов пехоты (6 полков трехбатальонного состава, полторы пехотной дивизии) мог бы изменить картину боя в пользу русского оружия.
Такую же пассивность проявил под Семученом и командир Южной группы генерал Н.П. Зарубаев, хотя имел хорошие возможности сманеврировать войсками, оказавшимися не у дел, для отражения удара 4-й японской армии. Тем более, что многочисленностью армия генерала Нодзу не отличалась. Оправданием ему могло быть только то, что по имеющимся в штабе группы сведениям численность противостоявшего противника была сильно завышена.
Ляоянская операция началась для генерала барона Тамесады Куроки боями на горных перевалах Феншуйлинского и Сюньешанского хребтов. В их направлении двигались авангарды 1-й японской армии, за которой тысячи солдат-носильщиков катили тележки со всеми необходимыми припасами. Армия состояла из трех дивизий: Гвардейской генерал-лейтенанта барона Хасегавы, 2-й и 12-й пехотных по две бригады в каждой. Дивизии имели в своих составах по одному кавалерийскому и артиллерийскому полку.
Все эти хорошо подготовленные к войне войска имели опыт недавних боев на реке Ялу. Гвардейской дивизии была придана артиллерийская батарея под неофициальным названием «Хидиката» (по имени ее командира), сформированная из орудий, отбитых у русских.
1-й японской армии противостояла Восточная группа под командованием сначала генерала Ф.Э. Келлера, затем генерала А.А. Биль-дерлинга. Задача перед Восточной группой была поставлена командующим Маньчжурской армией столь же неопреденно, как и перед Южной группой. Куропаткин предписывал бой вести только демонстрационно, а наступление японцев сдерживать только арьергардными отрядами.
Английский генерал Я. Гамильтон (главный британский представитель при императорской армии), находившийся при штабе 1-й японской армии, в своих мемуарах о русско-японской войне «Записная книжка штабного офицера 1904 – 1905 гг.» так описывает один из боев, который ему довелось наблюдать лично:
«…Другая половина бригады, или полк, имея два батальона в боевой части и один в резерве, в 4 часа утра оставила свои окопы в 2000 м к востоку от Макураямы. Левый батальон двигался прямо на большой холм Макураямы, достиг Фучапутзу незадолго до рассвета и, не будучи никем обнаружен, развернулся по обе стороны Фучапутзу и лег здесь на землю, прикрываясь мертвым пространство и ожидая событий на прочих участках поля сражения. Ему не пришлось долго ждать.
Первый батальон вскарабкался на холмы северной части долины и, двигаясь вдоль них к западу, с рассветом наскочил на слабую русскую заставу. Эта застава расположилась на крутой и высокой возвышенности, приблизительно в 300 м к востоку от Макуроямской седловины. Застава эта была захвачена врасплох, раньше чем ее люди успели приготовиться к обороне. На том месте, где застали заставу, было найдено чучело часового, сделанное из соломы и одетое в изодранный русский мундир. Каждый небрежно проверяющий линию сторожевого охранения с соседней высоты к западу от Макураямы должен был заключить, видя эти чучела часовых, что войска охраняются очень тщательно. Этот соломенный человек произвел на меня сильное впечатление, будучи очень эмблематичной персоной.
В 300 м к юго-западу от наступавших японцев находилась Макураямская седловина, а в 250 м позади ее (хотя японцы об этом и не знали) располагались два русских батальона, которым была поручена оборона этой части русской позиции. Оба этих русских батальона погружены были в глубокий сон. Если бы даже японцы были всеведущими, то они не могли бы действовать с большей быстротой. Не теряя ни одной минуты они, как стая собак, отчаянно пустились преследовать убегавшую к Макураямской седловине заставу.
Звук выстрелов на русской заставе произвел тревогу по ту сторону седловины. Беспорядочной толпой, полураздетые, полупроснувшиеся русские, совершенно в таком же виде, как британцы под Маджубой, взбирались поспешно с запада на седловину. Даже в такой критический момент дело во многом зависело от случая. Подобно тому состязанию за достижение хребта, которое происходило между нашей кавалерией и бурами у Уэлькомской фермы в Южной Африке, первая добравшаяся до вершины сторона, будь это только на 10 м, получала бы огромное преимущество. Как обыкновенно, счастье оказалось на стороне японцев, и они достигли вершины ранее русских на эти самые 10 м.
Взобравшись на седловину, японцы, к своему крайнему удивлению, очутились лицом к лицу с полураздетой, беспорядочной толпой русских, задыхавшейся от бега и, видимо, без офицеров. В одно мгновение японцы спустились вниз и начали стрелять на выбор в открыто стоявшую массу людей, находившуюся чуть ли не прямо под дулами их ружей. Хотя русских было в два раза больше, но, казалось, все слагалось против них. Их люди были в замешательстве, среди них не было всем известного начальника, который мог бы отдать приказания. Солдаты не могли как следует себе уяснить, что такое происходило кругом, и с ними не было их ротных офицеров. Японцы же, наоборот, были в полном порядке, бодры и отлично знали, что им делать.
То обстоятельство, что при подобных условиях у русских все-таки не было паники, нужно отнести к большой их чести. Они энергично, по меньшей мере в продолжение получаса, боролись за седловину (хотя им не разу не удалось овладеть ее хребтом)…»
Генерал Куроки, осведомленный о расположении русских войск, главный у дар своей пехоты и артиллерии нанес по расположению 10-го корпуса, который сильным атакующим ударом противника был застигнут врасплох и понес большие потери. Командир корпуса генерал К.К. Случевский ночью отвел войска за реку Ланхэ.
Однако на правом, северном фланге Восточной группы наступавшая впереди других сил японской армии Гвардейская дивизия встретила такое упорное сопротивление, что за день упорного с обеих сторон боя не смогла продвинуться вперед. Но свой бой императорские гвардейцы все же неожиданно выиграли, поскольку сражавшиеся с ними русские войска получили приказ отступить на новые позиции.
Русским войскам, и прежде всего их командирам – от ротного до полкового, – приходилось учиться воевать. Поручик 9-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Борейша в описании боевых действий 17 августа на Цофангунской (передовой Ляоянской) позиции рассказывал о таком боевом эпизоде:
«Моей роте было указано идти из резерва на поддержку 24-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Рота двинулась во взводной колонне и в этом строю неожиданно оказалась в районе действия японской шрапнели. Разрывы шрапнели стали сосредотачиваться вокруг нас. Я и солдаты мои были так смущены, что мы бессознательно продолжали движение в этом неудобном строю, неся потери.
Командир 24-го полка полковник Лечицкий, заметив наше неискусное движение, подошел к роте и спокойным голосом разъяснил, что ротные колонны – строй, который нельзя применять в сфере действительного артиллерийского огня; что на этом удалении от японцев выгоднее всего движение повзводно змейками. Он приказал перестроить роту и указал выгодный подступ для подхода к стрелковой цепи. Под потоком шрапнели полковник Лечицкий удивительно напоминал мне учителя русского языка, исправляющего диктовку ученика приготовительного класса».
Войска русской Маньчжурской армии почти всюду оставляли занимаемые позиции и отходили на север к Ляояну. Японское командование осторожничало, хотя и добилось захвата стратегически важных позиций в Южной Маньчжурии. О настроении командования Маньчжурской армии можно хорошо судить по донесению генерала А.А. Бильдерлинга в штаб армии на имя командующего генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина:
«Убедительно прошу, если только по общему ходу дел на театре войны представляется возможность, разрешить мне снять утомленные войска с позиций и без боя, в виде обыкновенного марш-маневра, отвести их на указанные нам позиции под Ляояном. Поведу войска с музыкой, с песнями, весело, не торопясь, и надеюсь привести их бодрыми, сильными духом для решительного боя».
Куропаткин первоначально планировал дать противнику новый бой у Хайчена, но почти сразу же отказался от такой мысли: 1-я японская армия, которая нанесла поражение 10-му корпусу и потеснила Восточную группу, оказалась всего в 35 километрах от Ляояна. Командующий приказывает Южной группе оставить Хайчен и, совершив два перехода, занять для обороны позиции у Айсянцзяна.
Такие беспричинные для нижних чинов и младших офицеров отступления без упорных боев все дальше на север надломили боевой дух русских войск. К тому же длительные переходы по раскисшим от частых дождей дорогам изматывали людей физически. Участник ля-оянских боев А.А. Игнатьев писал об отходе войск к Ляояну:
«Войска Маньчжурской армии с глухим сознанием какой-то несправедливости отступали по приказанию начальства даже там, где противник был успешно отбит стройными залпами и могучим штыком наших сибиряков».
Ляоянский укрепленный район состоял из трех оборонительных позиций полевого типа: арьергардная, передовая и 15-километровая главная. Окопы были вырыты, как правило, полного профиля, перед ними местность для обстрела была на 200 – 500 метров расчищена от зарослей гаоляна, служившего прекрасным укрытием для японской пехоты.
Первая линия обороны имела 8 приспособленных для круговой обороны земляных фортов. Они находились друг от друга на расстоянии в 2 – 3 километра и полукругом охватывали город и железнодорожную станцию Ляоян с ее армейскими складами. Подступы к фортам затруднялись «волчьими ямами», фугасами, проволочными заграждениями, рвами. Гарнизон такого полевого форта обычно состоял из двух рот пехоты с пушками и пулеметами.
При всех своих инженерных достоинства Ляоянская позиция русской Маньчжурской армии имела два существенных недостатка: открытые фланги и возможность обстрела противником самого Ляояна из дальнобойной артиллерии. Кроме того, русские войска оказались «прикованными» к единственной железнодорожной магистрали, которая связывала Ляоян с Мукденом, главной тыловой базой Маньчжурской армии и где находился ее армейский резерв – 5-й Сибирский корпус.
План генерала А.Н. Куропаткина и его армейского штаба на Ляо-янское сражение от 11 августа вновь оказался чисто оборонительным. Поэтому почти третья часть штыков и около половины артиллерии оказались в составе не боевых сил, а в резерве. В куропаткинском плане даже мысли не было о возможности перехода от обороны к наступлению. План же маршала Оямы был чисто наступательным, рассчитанном на окружение и полный разгром русских в Ляояне. Однако в этом и заключалась его нереальность.
События под Ляояном начали развиваться следующим образом. 11 и 12 августа японская сторона провела против русской оборонительной позиции в ряде мест сильную разведку боем и заняла несколько высот. Один из таких боевых эпизодов описывается А.А. Игнатьевым так:
«На рассвете загорелся серьезный бой. Японские горные батареи на перевале с деревом, найдя, что оно слишком далеко от позиции русских, подошли ближе и орудия на гребне открыли огонь по двум русским орудиям к северо-востоку от д. Пегоу. Эти орудия, в свою очередь, нанесли некоторое поражение правофланговой роте 46-го полка и заставили ее отойти на восточную сторону кряжа. Тамбовский полк на высоте 1900 очутился под ружейным огнем с северной стороны ущелья и батальона, занимавшего Сурибаши-яму.
К 10 ч. утра полковник Клембовский вызвал из резерва три роты, и в то же время роты, расположенные на высотах, ударили в штыки и отбросили часть атакующих к сопке, на которой стояли горные орудия. Но эта атака облегчила положение полка только временно, так как японцы снова перешли в наступление, и бой разгорелся с таким упорством, что нередко бойцов разделяли каких-нибудь 5 ярдов. По временам русские скатывали вниз камни, и у японцев оказалось много раненных и убитых этим способом.
Узнав к 11 ч. утра об отходе 9-й дивизии с передовой позиции, полковник Клембовский счел необходимым усилить свой правый фланг ротой из резерва. В его распоряжении осталась только полурота, так как одна рота находилась в прикрытии артиллерии. Японцы также израсходовали все свои резервы, и незадолго до полудня бой прекратился как бы по обоюдному уговору».
В ночь на 13 августа японцы атаковали позиции Восточной и Южной групп войск Маньчжурской армии. Общее наступление трех неприятельских армий сопровождалось артиллерийской подготовкой, в которой участвовало до тысячи орудий разных калибров. В течение 13 августа было выпущено свыше 100 тысяч снарядов. На направлении главных ударов атакующие смогли создать над оборонявшимися русскими превосходство в пехоте и артиллерии в 2 раза.
После полудня дивизии 2-й армии генерала Оку атаковали правый фланг 1-го Сибирского армейского корпуса и потеснили его в ряде мест. Генерал Штакельберг запросил помощи у командующего, и Куропаткин прислал на помощь 15 батальонов пехоты из резерва. Они с ходу пошли в бой и восстановили положение. Японцы с большими потерями откатились на исходные позиции. Однако оборонявшиеся этому не придали значения и не нанесли по противнику контрудар.
Японцам в атаке в большинстве случаев удалось добиться частных тактических успехов. Однако их Гвардейская дивизия потерпела серьезную неудачу. Когда она обходила правый фланг 3-го Сибирского корпуса (переименованные войска Восточного отряда), то сама попала под фланговый удар русского резервного полка полковника Е.И. Мартынова. Императорские гвардейцы ударом в штыки были обращены в паническое бегство.
Правый фланг 3-го корпуса начал было продвижение вперед, но был остановлен корпусным командиром генералом Н.И. Ивановым. Тот не имел на этот счет приказа командующего армией. Так инициатива в бою вновь оказалась утраченной.
Бой завершился повсеместно с полным наступлением темноты. Атакующие за один день потеряли более 8 тысяч солдат и офицеров. К вечеру у русского командования была хорошая возможность перейти в контрнаступление против 1-й японской армии, которая понесла наибольшие потери, но А.Н. Куропаткин не рискну л на такой шаг. Более того, он потребовал от генерала Штакельберга возвратить с передовой посланные ему резервные батальоны, не взирая при этом на вполне резонные возражения корпусного командира.
Утром бой повсеместно возобновился. Особенно кровопролитным он оказался на горе Кустарной. Японская пехота вклинилась здесь в оборону русских, но попала в искусно созданный русскими артиллеристами огневой мешок. Положение японцев на высоте усугубилось еще и тем, что по ней открыли огонь и свои батареи. Атакующим с большими потерями пришлось оставить гору.
За день все атаки японцев были отбиты, и противнику так и не удалось взломать передовые ляоянские оборонительные позиции. С наступлением темноты русские войска оставили их и без потерь перешли по наведенным мостам на правый берег реки Тайдзыхе.
Настроение солдат и офицеров было подавленное, росло возмущение высшим начальством, которое вновь приказало отступить, на сей раз перед избитым за день и выдохшимся врагом. По приказу Куропаткина русские войска без боя оставили Айсянцзянский участок обороны Ляояна.
Трудность движения обозов и артиллерии по размытым продолжительными дождями грунтовым дорогам превзошла всякие ожидания. Лошади и люди выбивались из последних сил. Порой в простое полевое орудие приходилось впрягать по 24 лошади, и те не могли тащить за собой увязшую в непролазной грязи пушку. Бывали нередкие случаи, когда такие орудия приходилось бросать по пути отступления и они становились «трофеями» наступавшего во след противника.
Вечером 15 августа войска Южной и Восточной групп заняли передовую оборонительную позицию, которая находилась всего в 7 – 9 километрах от города. Теперь Ляоянское сражение переместилось с горной местности на равнину. Это давало преимущество прежде всего атакующей стороне, поскольку ей теперь не приходилось с большими потерями в людях штурмовать высоты. Одновременно отход русских ближе к Ляояну позволил японским 1-й, 2-й и 3-й армиям сомкнуть фланги. Уже одно это являлось большим тактическим успехом.
Начался второй этап Ляоянского сражения. Командующий Маньчжурской армии вновь немалую часть своих сил оставил в армейском резерве и для наблюдения за флангами: 2-й и 4-й Сибирские, 17-й армейский и прибывавшие полки 10-го армейского корпуса. Опыт же предыдущих боев на полях Маньчжурии наглядно показывал, что резервные войска в них обычно не использовались, а сохранялись «на всякий случай». На передовой позиции оказались только три корпуса – 1-й и 3-й Сибирские и 10-й армейский.
К 17 августа 1904 года численность русской армии под Ляояном достигала 180 тысяч человек при 644 орудиях. Три японские армии имели в своем составе 130 тысяч человек при 484 орудиях. Общее соотношение сил было в пользу русских по пехоте 1, 4: 1, по артиллерии 1, 3: 1. Правда, штаб Маньчжурской армии опять располагал преувеличенными данными о противнике. По данным разведывательного отдела армии японцы имели под Ляояном 153 тысячи человек, 568 орудий и 2900 сабель.
План маршала Оямы заключался в том, чтобы окружить русскую армию или, по крайней мере, вынудить ее отойти на более слабую позицию. Главный удар наносился по позиции 1-го Сибирского корпуса в направлении станции Шахэ и города Ляояна. На рассвете 17 августа японцы перешли в наступление, используя для внезапности атак заросли гаоляна перед русскими позициями.
Попытка японцев нанести сильный удар в стык между 3-м Сибирским и 10-м армейским корпусами успеха не имела. Сибирские стрелковые полки залповым ружейным огнем отбили все попытки вражеской пехоты сблизиться с ними. В 10 часов утра противник захватил на позиции 1-го Сибирского корпуса деревню Чжуцзяпунцы и стал закрепляться в ней. Однако подошедший из армейского резерва 12-й пехотный Барнаульский полк с двумя полевыми батареями атакующим ударом выбил японцев из деревни.
Весь день 17 августа под Ляояном шли жаркие бои. Русская артиллерия вновь выиграла у противника контрбатарейную борьбу, ведя огонь с закрытых позиций. 3-я батарея 90-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады за один день боя произвела 1776 выстрелов.
В районе селения Гоцяки русская пулеметная рота буквально выкосила на расстоянии 750 шагов целую вражескую атакующую колонну.
В тот день Ляоянского сражения японцы потеряли убитыми и ранеными 5100 человек. Потери русских составили 3100 солдат и офицеров. Уже одно это можно было смело назвать успехом.
Русские корпуса удержали за собой ляоянские позиции и 18 августа. На сей раз 1-я армия генерала Куроки изменила место главной атаки, переправившись за ночь на противоположный берег реки Тай-цзыхэ. О переправе противника в штабе 17-го армейского корпуса стало известно лишь в 9 часов утра. Но и этот день Ляоянского сражения не дал маршалу Ивао Ояме победного результата.
«Помог» ему уже в который раз командующий русской армией. Под предлогом того, что неприятель появился на противоположном берегу реки Тайцзыхэ, А.Н. Куропаткин приказал войскам оставить передовую позицию (в безуспешной 2-дневной борьбе за нее японцы потеряли 11 900 человек, а русские 6 540 человек) и перейти на главную линию обороны Ляояна.
Решающие события Ляоянского сражения разыгрались 19 – 21 августа. На этот раз «осторожный» Куропаткин планировал нанести удар по силам японцев, которые перешли на другой берег Тайцзыхэ, имевшей близ города много бродов. Генерал Куроки имел здесь 23 500 человек пехоты, 600 кавалеристов и всего лишь 60 полевых орудий.
Русская группировка для нанесения контрудара насчитывала 57 тысяч пехоты, 5 тысяч кавалерии и 352 орудия. Эти войска были сосредоточены в районе Яньтайских копей. Такого «наступательного порыва» своего командующего Маньчжурская армия ждала с самого начала войны.
Однако Куропаткин так и не решился атаковать превосходящими силами противника за рекой. События под Ляояном тем временем разворачивались не в пользу его защитников. Генерал Куроки и его армейская разведка не подозревали, что над главными силами 1-й армией нависла серьезная угроза со стороны Яньтайских копей. По всем наблюдаемым признакам он решил, что русский командующий начал новый отход в северном направлении.
Поэтому Куроки не стал задумываться об организации обороны на речном берегу, но стал опасаться, как бы ему не отстать от успешно наступавших, по его мнению, 2-й и 4-й армий генералов Оку и Нодзу (связи с ними у штаба 1-й армии на тот час не было). В таком положении командующий 1-й армии решил всеми силами продвинуться вперед.