Страница:
В первые годы правления царя Михаил Федорович служил вполне успешно. В 1614 г. был воеводой сторожевого полка в Новосили, в 1616 г. получил боярство, и сидел за столом при приеме английского посла, был воеводой в Переславле-Рязанском (1618).
В 1622 г. Хворостинина постигла опала. «Вины» князя подробно перечислены в указе 1626 г.: «Впал в ересь, и в вере пошатнулся, православную веру хулил, постов и христианского обычая не хранил… образа римского письма почитал наравне с образами греческими письма… говорил, что молиться не для чего и воскресения мертвых не будет… в 1622 г. всю Страстную неделю пил без просыпу, накануне Светлого воскресенья был пьян и до света за два часа ел мясное кушанье и пил вино прежде Пасхи… промышлял, как бы… отъехать в Литву… говорил в разговорах, будто на Москве людей нет, все люд глупый… будто же московские люди сеют землю рожью, а живут все ложью…» Иван Андреевич был сослан «на исправление» в Кирилло-Белозерский монастырь, и после «истязания в вере» обещал держаться православия.
Стремясь обелить себя от подозрений в западнических симпатиях, князь Иван Андреевич составил сочинение о Смутном времени, главным положительным героем которого является патриарх Гермоген – опора православия и русской государственности. Другое произведение Хворостинина – стихотворный трактат (один из первых в русской литературе) «Изложение на еретики-злохульниик», направленный против католичества, служило той же цели – оправдаться от обвинений и показать себя истинным приверженцем православия.
Авантюрист Михаил Андреевич Молчанов
Тушинцы
Стрелецкие головы
В 1622 г. Хворостинина постигла опала. «Вины» князя подробно перечислены в указе 1626 г.: «Впал в ересь, и в вере пошатнулся, православную веру хулил, постов и христианского обычая не хранил… образа римского письма почитал наравне с образами греческими письма… говорил, что молиться не для чего и воскресения мертвых не будет… в 1622 г. всю Страстную неделю пил без просыпу, накануне Светлого воскресенья был пьян и до света за два часа ел мясное кушанье и пил вино прежде Пасхи… промышлял, как бы… отъехать в Литву… говорил в разговорах, будто на Москве людей нет, все люд глупый… будто же московские люди сеют землю рожью, а живут все ложью…» Иван Андреевич был сослан «на исправление» в Кирилло-Белозерский монастырь, и после «истязания в вере» обещал держаться православия.
Стремясь обелить себя от подозрений в западнических симпатиях, князь Иван Андреевич составил сочинение о Смутном времени, главным положительным героем которого является патриарх Гермоген – опора православия и русской государственности. Другое произведение Хворостинина – стихотворный трактат (один из первых в русской литературе) «Изложение на еретики-злохульниик», направленный против католичества, служило той же цели – оправдаться от обвинений и показать себя истинным приверженцем православия.
Авантюрист Михаил Андреевич Молчанов
Михаила Молчанова не назовешь мятущимся человеком. Это весьма типичная для Смуты, цельная фигура авантюриста и негодяя, не останавливавшегося ни перед чем ради собственной выгоды. Приближенный обеих Лжедмитриев, Михаил Молчанов оказал большое влияние на развитие событий в Смуту. Его преступная деятельность была хорошо известна современникам, не остается сомнений, что при царе Михаиле Молчанова ожидала бы плаха. Однако судьбе было угодно распорядиться иначе – ярый сторонник поляков, Молчанов был убит во время Московского восстания 1611 г.
Родство М. А. Молчанова весьма знаменательно. Его предки служили боярами у ростовских князей, а в XV в. перешли на службу к московским. Большинство однородцев этого корня – Грязные, Ильины, Ошанины, Молчановы – служили в уделах, но в XVI в. приблизились к царскому престолу. В 1566 г. в число опричников попадает Василий Григорьевич Грязной. Ему удалось сделать хорошую карьеру. Он участвовал в карательных экспедициях, расправах и оргиях. К 1570 г. Грязной и М. Скуратов заняли первенствующее положение в опричном руководстве. Василий Григорьевич получил чин думного дворянина – на большее он не мог рассчитывать из-за своего худородства (конечно, относительно «московских чинов»). За собой В. Г. Грязной потянул многочисленную родню – Г. Б. Грязной, его сын Н. Б. Грязной, В. Ф. Ошанин-Ильин, В. И. и И. И. Молчановы – также служили в опричнине.
В 1572 г. вскоре после гибели Малюты Скуратова под стенами ливонской крепости Пайды, фавор Грязного заканчивается. Григорий и Никита Грязные, Василий Ошанин-Ильин были казнены, а сам Василий Грязной отправлен на воеводство на Донец. Во время разведки в степи бывший царский любимец был взят в плен татарами. Узнав, что к ним попал думный дворянин и приближенный царя, татары решили обменять его на знаменитого крымского полководца Дивей-мурзу, взятого в плен в битве при Молодях, либо отдать за огромный выкуп – в 100 тысяч рублей. Содержание этих требований и передал Василий Грязной в своем первом послании. Первое письмо Грязного вызвало ответную отповедь царя и положило начало их переписке, не менее знаменитой, чем переписка Грозного с Андреем Курбским. Грязным было отправлено в Москву три письма, Грозным в Крым – одно. Особенность этой переписки в том, что в отличие от переписки Грозного с Курбским, рассчитанной на широкую аудиторию, переписка с Василием Грязным носит частный характер. Это и привлекало ученых, искавших в писаниях обоих авторов отражение их взглядов и позиций, высказанных в приватном диалоге государя и подданного.
Неизвестно, вернулся ли Грязной из крымского плена, однако, его родня, воспользовавшись временным возвышением Василия Григорьевича, сумела подвинуться на ступеньку выше при московском дворе. Михаил Молчанов начал свою карьеру при дворе Бориса Годунова уже в чине стольника (1601). Есть известия, что Молчанов смог войти в доверие к царю Борису благодаря своим познаниям в чернокнижии. Согласно многим свидетельствам, Годунов неоднократно обращался к чернокнижникам и астрологам.
В 1605 г. Молчанов переходит на сторону Лжедмитрия I. Вероятно, это произошло во время мятежа в Кромах. По крайней мере, на пути в Москву Лжедмитрий I отправил в столицу князя В. В. Голицына, П. Ф. Басманова, князя В. М. Рубца Мосальского, М. А. Молчанова и дьяка А. В. Шерефединова с тем, чтобы они низложили патриарха Иова, а затем расправились с арестованной семьей царя Бориса. Убийцы прибыли в Москву 10 июня. Взяв с собой трех стрельцов, они явились на старый двор Бориса Годунова, где содержалась арестованная царская семья. Годуновых развели по комнатам и удавили. Путь самозванцу был расчищен.
При Лжедмитрии I Молчанов стал одним из самых близких к самозванцу людей. По свидетельству И. Массы, Лжедмитрий I и Молчанов предавались грубому разврату. По приказу самозванца во дворец каждую ночь приводили понравившихся ему женщин, насильно захваченных на улицах, не взирая ни на замужество, ни на монашеский сан. Русские источники повествуют о том, что Молчанов при дворе Лжедмитрия I занимался чернокнижием. Именно за чернокнижие он был бит кнутом сразу же после низложения самозванца. Однако спустя несколько дней Молчанову удалось бежать из Москвы. Поляк И. Хвалибога пишет, что исчезновение царского любимца вызвало «всегласную весть в столице» о том, что «Димитрий с Молчановым и несколькими другими потаенно ушел…».
Михаил Молчанов обосновался в Самборе и на свой страх и риск начал новый этап самозванческой авантюры. И Молчанов, и приютившая его жена Ю. Мнишека, знали, что самозванец был убит во время московского восстания, но жажда мести и стремление восстановить свое высокое положение, подвигли их на возрождение призрака. В Самборе Молчанов выдавал себя за чудесно спасшегося «царя Дмитрия Ивановича». Он был осторожен и не часто показывался на публике, понимая, что его могут легко разоблачить. Однако слухи о том, что «истинный царь» во второй раз избегнул смерти и скрывается в Польше вскоре всколыхнули южную «украйну» Российского государства. Активно поддержал новую самозванческую интригу князь Г. П. Шаховской, также приближенный Лжедмитрия I, сумевший бежать из Москвы и обосноваться в Путивле. Ряд источников сообщают, что в суматохе переворота Шаховскому удалось выкрасть государственную печать, поэтому его путивльские грамоты от имени «царя Дмитрия» внушали доверие.
Правительство Василия Шуйского довольно скоро разобралось в происходящем и выяснило, кто выдает себя за покойного самозванца. Послу в Речь Посполитую князю Г. К. Волконскому на слова поляков о том, что Лжедмитрий I спасся и укрывается в Самборе было велено отвечать, что «самборский вор» не кто иной, как Михалко Молчанов. Посол приводил и словесные портреты Лжедмитрия и Молчанова с тем, чтобы доказать, что это разные лица. Согласно описанию Волконского, Молчанов был «возрастом не мал, рожеем смугол, нос немного покляп (горбатый), брови черны, не малы, нависли, глаза невелики, волосы на голове черны курчевавы, ото лба вверх взглаживает, ус чорн, а бороду стрижет, на щеке бородавка с волосы». Отмечалась и образованность Молчанова: «По полски говорить и грамоте полской горазд, и по латыне говорити умеет…»
Как можно видеть, Молчанов был вовсе не похож на Лжедмитрия I. Он мог обмануть только тех, кто никогда не видел первого самозванца, и вообще мало слышал о нем. Вскоре в Самборе произошла знаменательная встреча Молчанова с таким человеком, сыгравшим впоследствии огромную роль в событиях Смуты. Это был Иван Болотников, пробиравшийся из турецкого плена на родину. Молчанов изобразил перед ним царя, пожаловал страннику 30 дукатов, саблю, бурку и письмо, по которому поручил ему командование войсками против Шуйского. Вероятно, Молчанов сумел разглядеть в Болотникове полководческий талант, поскольку уже через несколько месяцев его армия осаждала царя в столице Российского государства.
Молчанов далеко не сразу примкнул к Лжедмитрию II. Он пытался действовать самостоятельно, плел интриги, и в 1608 г. объявился в Москве в числе заговорщиков против царя Василия. Заговор был раскрыт, а его участники схвачены. Молчанову довелось вновь отведать кнута, но он сохранил жизнь и, поправившись, поспешил на новые приключения. В 1609 г. Молчанов объявился в отряде польского гетмана Яна-Петра Сапега, откуда перешел в Тушинский лагерь Лжедмитрия II. От Тушинского вора Молчанов получил окольничество.
Когда после вступления Сигизмунда III на российскую территорию в Тушинском стане начался конфликт, Молчанов примкнул к пропольской партии тушинских бояр, возглавляемой М. Г. Салтыковым. Посольство от тушинских бояр (М. Г. Салтыков, князь Ю. Д. Хворостинин, князь В. М. Рубец-Мосальский, М. А. Молчанов, И. Т. Грамотин и другие) отправилось под Смоленск и предложило российскую корону королевичу Владиславу, сыну Сигизмунда III. Соответствующий договор был заключен 4 февраля 1610 г.
В польской администрации Москвы Молчанов получил должность управляющего ранее не существовавшим Панским приказом. Судя по его названию, он занимался вопросами, связанными с пребыванием поляков в Москве и государстве. Дальнейшая судьба Молчанова позволяет предполагать, что он не очень заботился об интересах русского населения и держал сторону поляков.
В «Новом летописце» содержится рассказ о том, как несколько бывших тушинцев, перешедших на сторону короля, пришли получить благословение у патриарха Гермогена. Тот поначалу отказался благословить изменников, но Михаилу Салтыкову удалось убедить патриарха в чистоте их намерений. Гермоген благословил пришедших, но заметил при этом: «…А если вы пришли с ложью, и разрушение православной христианской вере будет в вашем умысле, то не будет на вас милость Божия и Пречистой Богородицы и будете вы прокляты от всего вселенского собора». Когда же святитель увидел среди пришедших Михаила Молчанова, он проклял его и повелел с позором выгнать из церкви – в исправление этого негодяя патриарх не верил. Летописец сообщает, что пророчество патриарха сбылось – все, кто стремился установить в России польское владычество, умерли «злой» смертью. Одним из первых погиб Михаил Молчанов – он был убит во время восстания москвичей против поляков на Страстной неделе 1611 г.
Склонность к политическим авантюрам была, по-видимому, общей родовой чертой Грязных-Молчановых. Родственник Михаила Андреевича – сын крымского «полоняника» Тимофей Васильевич – в 1600 г. был приставом при опальном князе И. В. Сицком (следовательно, пользовался доверием Бориса Годунова). В 1609 г. Грязной участвовал в неудачной попытке свергнуть царя Василия Шуйского с престола, а затем бежал в Тушино. Как и Молчанов, Тимофей Грязной принес присягу королевичу Владиславу и получил от него чин окольничего, однако, после освобождения Москвы от поляков был лишен окольничества и земель, пожалованных ему Лжедмитрием II и королевичем Владиславом. Не отставал от отца и сын Т. В. Грязного – Борис – в 1634 г. во время Смоленской войны он бежал в Литву.
Родство М. А. Молчанова весьма знаменательно. Его предки служили боярами у ростовских князей, а в XV в. перешли на службу к московским. Большинство однородцев этого корня – Грязные, Ильины, Ошанины, Молчановы – служили в уделах, но в XVI в. приблизились к царскому престолу. В 1566 г. в число опричников попадает Василий Григорьевич Грязной. Ему удалось сделать хорошую карьеру. Он участвовал в карательных экспедициях, расправах и оргиях. К 1570 г. Грязной и М. Скуратов заняли первенствующее положение в опричном руководстве. Василий Григорьевич получил чин думного дворянина – на большее он не мог рассчитывать из-за своего худородства (конечно, относительно «московских чинов»). За собой В. Г. Грязной потянул многочисленную родню – Г. Б. Грязной, его сын Н. Б. Грязной, В. Ф. Ошанин-Ильин, В. И. и И. И. Молчановы – также служили в опричнине.
В 1572 г. вскоре после гибели Малюты Скуратова под стенами ливонской крепости Пайды, фавор Грязного заканчивается. Григорий и Никита Грязные, Василий Ошанин-Ильин были казнены, а сам Василий Грязной отправлен на воеводство на Донец. Во время разведки в степи бывший царский любимец был взят в плен татарами. Узнав, что к ним попал думный дворянин и приближенный царя, татары решили обменять его на знаменитого крымского полководца Дивей-мурзу, взятого в плен в битве при Молодях, либо отдать за огромный выкуп – в 100 тысяч рублей. Содержание этих требований и передал Василий Грязной в своем первом послании. Первое письмо Грязного вызвало ответную отповедь царя и положило начало их переписке, не менее знаменитой, чем переписка Грозного с Андреем Курбским. Грязным было отправлено в Москву три письма, Грозным в Крым – одно. Особенность этой переписки в том, что в отличие от переписки Грозного с Курбским, рассчитанной на широкую аудиторию, переписка с Василием Грязным носит частный характер. Это и привлекало ученых, искавших в писаниях обоих авторов отражение их взглядов и позиций, высказанных в приватном диалоге государя и подданного.
Неизвестно, вернулся ли Грязной из крымского плена, однако, его родня, воспользовавшись временным возвышением Василия Григорьевича, сумела подвинуться на ступеньку выше при московском дворе. Михаил Молчанов начал свою карьеру при дворе Бориса Годунова уже в чине стольника (1601). Есть известия, что Молчанов смог войти в доверие к царю Борису благодаря своим познаниям в чернокнижии. Согласно многим свидетельствам, Годунов неоднократно обращался к чернокнижникам и астрологам.
В 1605 г. Молчанов переходит на сторону Лжедмитрия I. Вероятно, это произошло во время мятежа в Кромах. По крайней мере, на пути в Москву Лжедмитрий I отправил в столицу князя В. В. Голицына, П. Ф. Басманова, князя В. М. Рубца Мосальского, М. А. Молчанова и дьяка А. В. Шерефединова с тем, чтобы они низложили патриарха Иова, а затем расправились с арестованной семьей царя Бориса. Убийцы прибыли в Москву 10 июня. Взяв с собой трех стрельцов, они явились на старый двор Бориса Годунова, где содержалась арестованная царская семья. Годуновых развели по комнатам и удавили. Путь самозванцу был расчищен.
При Лжедмитрии I Молчанов стал одним из самых близких к самозванцу людей. По свидетельству И. Массы, Лжедмитрий I и Молчанов предавались грубому разврату. По приказу самозванца во дворец каждую ночь приводили понравившихся ему женщин, насильно захваченных на улицах, не взирая ни на замужество, ни на монашеский сан. Русские источники повествуют о том, что Молчанов при дворе Лжедмитрия I занимался чернокнижием. Именно за чернокнижие он был бит кнутом сразу же после низложения самозванца. Однако спустя несколько дней Молчанову удалось бежать из Москвы. Поляк И. Хвалибога пишет, что исчезновение царского любимца вызвало «всегласную весть в столице» о том, что «Димитрий с Молчановым и несколькими другими потаенно ушел…».
Михаил Молчанов обосновался в Самборе и на свой страх и риск начал новый этап самозванческой авантюры. И Молчанов, и приютившая его жена Ю. Мнишека, знали, что самозванец был убит во время московского восстания, но жажда мести и стремление восстановить свое высокое положение, подвигли их на возрождение призрака. В Самборе Молчанов выдавал себя за чудесно спасшегося «царя Дмитрия Ивановича». Он был осторожен и не часто показывался на публике, понимая, что его могут легко разоблачить. Однако слухи о том, что «истинный царь» во второй раз избегнул смерти и скрывается в Польше вскоре всколыхнули южную «украйну» Российского государства. Активно поддержал новую самозванческую интригу князь Г. П. Шаховской, также приближенный Лжедмитрия I, сумевший бежать из Москвы и обосноваться в Путивле. Ряд источников сообщают, что в суматохе переворота Шаховскому удалось выкрасть государственную печать, поэтому его путивльские грамоты от имени «царя Дмитрия» внушали доверие.
Правительство Василия Шуйского довольно скоро разобралось в происходящем и выяснило, кто выдает себя за покойного самозванца. Послу в Речь Посполитую князю Г. К. Волконскому на слова поляков о том, что Лжедмитрий I спасся и укрывается в Самборе было велено отвечать, что «самборский вор» не кто иной, как Михалко Молчанов. Посол приводил и словесные портреты Лжедмитрия и Молчанова с тем, чтобы доказать, что это разные лица. Согласно описанию Волконского, Молчанов был «возрастом не мал, рожеем смугол, нос немного покляп (горбатый), брови черны, не малы, нависли, глаза невелики, волосы на голове черны курчевавы, ото лба вверх взглаживает, ус чорн, а бороду стрижет, на щеке бородавка с волосы». Отмечалась и образованность Молчанова: «По полски говорить и грамоте полской горазд, и по латыне говорити умеет…»
Как можно видеть, Молчанов был вовсе не похож на Лжедмитрия I. Он мог обмануть только тех, кто никогда не видел первого самозванца, и вообще мало слышал о нем. Вскоре в Самборе произошла знаменательная встреча Молчанова с таким человеком, сыгравшим впоследствии огромную роль в событиях Смуты. Это был Иван Болотников, пробиравшийся из турецкого плена на родину. Молчанов изобразил перед ним царя, пожаловал страннику 30 дукатов, саблю, бурку и письмо, по которому поручил ему командование войсками против Шуйского. Вероятно, Молчанов сумел разглядеть в Болотникове полководческий талант, поскольку уже через несколько месяцев его армия осаждала царя в столице Российского государства.
Молчанов далеко не сразу примкнул к Лжедмитрию II. Он пытался действовать самостоятельно, плел интриги, и в 1608 г. объявился в Москве в числе заговорщиков против царя Василия. Заговор был раскрыт, а его участники схвачены. Молчанову довелось вновь отведать кнута, но он сохранил жизнь и, поправившись, поспешил на новые приключения. В 1609 г. Молчанов объявился в отряде польского гетмана Яна-Петра Сапега, откуда перешел в Тушинский лагерь Лжедмитрия II. От Тушинского вора Молчанов получил окольничество.
Когда после вступления Сигизмунда III на российскую территорию в Тушинском стане начался конфликт, Молчанов примкнул к пропольской партии тушинских бояр, возглавляемой М. Г. Салтыковым. Посольство от тушинских бояр (М. Г. Салтыков, князь Ю. Д. Хворостинин, князь В. М. Рубец-Мосальский, М. А. Молчанов, И. Т. Грамотин и другие) отправилось под Смоленск и предложило российскую корону королевичу Владиславу, сыну Сигизмунда III. Соответствующий договор был заключен 4 февраля 1610 г.
В польской администрации Москвы Молчанов получил должность управляющего ранее не существовавшим Панским приказом. Судя по его названию, он занимался вопросами, связанными с пребыванием поляков в Москве и государстве. Дальнейшая судьба Молчанова позволяет предполагать, что он не очень заботился об интересах русского населения и держал сторону поляков.
В «Новом летописце» содержится рассказ о том, как несколько бывших тушинцев, перешедших на сторону короля, пришли получить благословение у патриарха Гермогена. Тот поначалу отказался благословить изменников, но Михаилу Салтыкову удалось убедить патриарха в чистоте их намерений. Гермоген благословил пришедших, но заметил при этом: «…А если вы пришли с ложью, и разрушение православной христианской вере будет в вашем умысле, то не будет на вас милость Божия и Пречистой Богородицы и будете вы прокляты от всего вселенского собора». Когда же святитель увидел среди пришедших Михаила Молчанова, он проклял его и повелел с позором выгнать из церкви – в исправление этого негодяя патриарх не верил. Летописец сообщает, что пророчество патриарха сбылось – все, кто стремился установить в России польское владычество, умерли «злой» смертью. Одним из первых погиб Михаил Молчанов – он был убит во время восстания москвичей против поляков на Страстной неделе 1611 г.
Склонность к политическим авантюрам была, по-видимому, общей родовой чертой Грязных-Молчановых. Родственник Михаила Андреевича – сын крымского «полоняника» Тимофей Васильевич – в 1600 г. был приставом при опальном князе И. В. Сицком (следовательно, пользовался доверием Бориса Годунова). В 1609 г. Грязной участвовал в неудачной попытке свергнуть царя Василия Шуйского с престола, а затем бежал в Тушино. Как и Молчанов, Тимофей Грязной принес присягу королевичу Владиславу и получил от него чин окольничего, однако, после освобождения Москвы от поляков был лишен окольничества и земель, пожалованных ему Лжедмитрием II и королевичем Владиславом. Не отставал от отца и сын Т. В. Грязного – Борис – в 1634 г. во время Смоленской войны он бежал в Литву.
Тушинцы
Тушинцами принято называть сторонников Лжедмитрия II. После распада Тушинского лагеря многие из них последовали за «вором» в Калугу, а после его смерти активно участвовали в освободительном движении и своим ратным трудом искупили грех клятвопреступления, совершенный при переходе от Василия Шуйского к Лжедмитрию II. Впрочем, далеко не все приверженцы самозванца прониклись патриотической идеей спасения Отечества от поляков. Многие из них настолько привыкли к вольной жизни при самозванцах, что не желали восстановления прежнего порядка, и вступили в борьбу с поляками, преследуя собственные цели, а не национальные интересы. Ярчайший тому пример – атаман Заруцкий. Этот недюжинный человек понимал, что после восстановления российской государственности в тех формах, в которых она была до Смуты, он потеряет свою власть и влияние. Это и привело его к противостоянию Второму ополчению, а затем и к борьбе против царских воевод под знаменами «царевича Ивана Дмитриевича», сына Марины Мнишек и Лжедмитрия II.
По-иному сложилась судьба главенствовавшего в тушинской «Боярской Думе» князя Д. Т. Трубецкого. Возглавив наряду с Заруцким Первое ополчение, он оставался под Москвой вплоть до подхода Второго ополчения. Затем, несмотря на трения с Пожарским, сумел договориться с ним о совместных действиях против поляков, а после освобождения Москвы был одним из кандидатов на престол, имевшим большие шансы на избрание. Поражение на Избирательном соборе определило дальнейшую судьбу Трубецкого – несмотря на оказанные ему почести, боярин не пользовался влиянием на государственные дела. В 1625 г. Трубецкого отправили в почетную ссылку – на воеводство в Тобольск, – где он и умер.
Членами «воровской» Думы были представители старомосковского боярского рода Плещеевых, еще в XVI в. перешедшего в состав фамилий, служивших по «московскому списку». Это – Иван Васильевич Глазун-Плещеев, Матвей Иванович Колодкин-Плещеев, Федор Кириллович Смердов-Плещеев. Иван и Матвей Плещеевы примкнули к Первому ополчению. В 1612 г. И. В. Глазун-Плещеев был послан в Псков для выяснения личности Лжедмитрия III («Псковского вора»). Воевода поначалу присягнул «вору», но затем арестовал самозванца и самолично привез его в Москву. Его подпись стоит под избирательной грамотой царя Михаила Романова, при котором Плещеев служил воеводой в Тюмени и Пскове. В Первом ополчении М. И. Колодкин-Плещеев «прославился» жестокими мерами против казаков – его попытка расправы над казаками, пойманными на грабеже, спровоцировала конфликт и распад ополчения. Впоследствии Матвей Колодкин-Плещеев присоединился ко Второму ополчению.
В освободительном движении участвовал и Ф. К. Плещеев, громивший в 1606– 1608 гг. восстания земцев против самозванца в Суздальской округе. В 1613 г. он был послан против шведов в Тихвин, а при Михаиле Романове стал воеводой в Белгороде и Тобольске.
Полна превратностей и судьба Михаила Матвеевича Бутурлина, одного из ближайших сподручников Тушинского вора. В 1610 г. он захватил для самозванца Калугу и собственноручно убил тамошнего воеводу И. И. Годунова. В том же году по приказу Лжедмитрия II Бутурлин лишил жизни касимовского царя Ураз-Мухаммеда. А в 1612 г. мы уже видим М. М. Бутурлина в составе Второго ополчения: он отбил от Переславля-Залесского казачий отряд Заруцкого. В 1614 г. вместе с князем Д. М. Черкасским Бутурлин воевал против польско-литовских отрядов на западной «украйне». При штурме крепости Белой на Смоленском рубеже он был тяжело ранен – ядром ему вырвало часть головы – и, покинув войско, из-за увечья был вынужден отправиться на излечение в Москву. В 1618 г. он участвовал в обороне столицы от королевича Владислава. Патриарх Филарет не жаловал Бутурлина, памятуя ему смерть И. И. Годунова, бывшего свойственником Филарета по Черкасским. Окольничество Михаил Матвеевич получил лишь при Алексее Михайловиче.
С 1608 г. и вплоть до смерти самозванца его поддерживал князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский, впоследствии один из видных воевод Второго ополчения. В 1613–1615 гг. он воевал с поляками на западных рубежах. С 1619 г. – боярин и один из государственных деятелей эпохи Михаила Романова.
В составе Первого и Второго ополчений сражались И. И. Волынский, Ю. Беззубцев, И. Ф. Наумов, князь Ф. И. Волконский-Мерин и другие видные воеводы, бывшие активные сторонники Тушинского вора. Таким образом, пройдя через искушение самозванчеством в Тушине и Калуге, многие дворяне объединились в борьбе за судьбу державы. Некоторые из них затем сошли с этого пути и вновь уклонились в «смуту», но большинство твердо стояли за национальное возрождение и поддерживали освободительные движения.
По-иному сложилась судьба главенствовавшего в тушинской «Боярской Думе» князя Д. Т. Трубецкого. Возглавив наряду с Заруцким Первое ополчение, он оставался под Москвой вплоть до подхода Второго ополчения. Затем, несмотря на трения с Пожарским, сумел договориться с ним о совместных действиях против поляков, а после освобождения Москвы был одним из кандидатов на престол, имевшим большие шансы на избрание. Поражение на Избирательном соборе определило дальнейшую судьбу Трубецкого – несмотря на оказанные ему почести, боярин не пользовался влиянием на государственные дела. В 1625 г. Трубецкого отправили в почетную ссылку – на воеводство в Тобольск, – где он и умер.
Членами «воровской» Думы были представители старомосковского боярского рода Плещеевых, еще в XVI в. перешедшего в состав фамилий, служивших по «московскому списку». Это – Иван Васильевич Глазун-Плещеев, Матвей Иванович Колодкин-Плещеев, Федор Кириллович Смердов-Плещеев. Иван и Матвей Плещеевы примкнули к Первому ополчению. В 1612 г. И. В. Глазун-Плещеев был послан в Псков для выяснения личности Лжедмитрия III («Псковского вора»). Воевода поначалу присягнул «вору», но затем арестовал самозванца и самолично привез его в Москву. Его подпись стоит под избирательной грамотой царя Михаила Романова, при котором Плещеев служил воеводой в Тюмени и Пскове. В Первом ополчении М. И. Колодкин-Плещеев «прославился» жестокими мерами против казаков – его попытка расправы над казаками, пойманными на грабеже, спровоцировала конфликт и распад ополчения. Впоследствии Матвей Колодкин-Плещеев присоединился ко Второму ополчению.
В освободительном движении участвовал и Ф. К. Плещеев, громивший в 1606– 1608 гг. восстания земцев против самозванца в Суздальской округе. В 1613 г. он был послан против шведов в Тихвин, а при Михаиле Романове стал воеводой в Белгороде и Тобольске.
Полна превратностей и судьба Михаила Матвеевича Бутурлина, одного из ближайших сподручников Тушинского вора. В 1610 г. он захватил для самозванца Калугу и собственноручно убил тамошнего воеводу И. И. Годунова. В том же году по приказу Лжедмитрия II Бутурлин лишил жизни касимовского царя Ураз-Мухаммеда. А в 1612 г. мы уже видим М. М. Бутурлина в составе Второго ополчения: он отбил от Переславля-Залесского казачий отряд Заруцкого. В 1614 г. вместе с князем Д. М. Черкасским Бутурлин воевал против польско-литовских отрядов на западной «украйне». При штурме крепости Белой на Смоленском рубеже он был тяжело ранен – ядром ему вырвало часть головы – и, покинув войско, из-за увечья был вынужден отправиться на излечение в Москву. В 1618 г. он участвовал в обороне столицы от королевича Владислава. Патриарх Филарет не жаловал Бутурлина, памятуя ему смерть И. И. Годунова, бывшего свойственником Филарета по Черкасским. Окольничество Михаил Матвеевич получил лишь при Алексее Михайловиче.
С 1608 г. и вплоть до смерти самозванца его поддерживал князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский, впоследствии один из видных воевод Второго ополчения. В 1613–1615 гг. он воевал с поляками на западных рубежах. С 1619 г. – боярин и один из государственных деятелей эпохи Михаила Романова.
В составе Первого и Второго ополчений сражались И. И. Волынский, Ю. Беззубцев, И. Ф. Наумов, князь Ф. И. Волконский-Мерин и другие видные воеводы, бывшие активные сторонники Тушинского вора. Таким образом, пройдя через искушение самозванчеством в Тушине и Калуге, многие дворяне объединились в борьбе за судьбу державы. Некоторые из них затем сошли с этого пути и вновь уклонились в «смуту», но большинство твердо стояли за национальное возрождение и поддерживали освободительные движения.
Стрелецкие головы
В исторической литературе неоднократно отмечалось особое положение московских стрельцов, выполнявших роль царской гвардии. Видный петербургский историк А. П. Павлов указывал на то, что стрелецкие головы были верной опорой Бориса Годунова на его пути к верховной власти. В то же время, есть основания развить изучение этой темы, поскольку, источники показывают, что головы московских стрельцов в конце XVI в. не просто были верной опорой Годунова, но и исполняли особо деликатные поручения правителя, а затем и царя Бориса. Стрельцы набирались, в основном, из посадских людей. В то же время большинство голов (позднее – полковников и полуполковников) принадлежали к дворянскому сословию. Судьбы этих людей, их большое значение в событиях Смуты (особенно в первый период – династический (боярская смута) показывают не только большую роль московских стрельцов в политической борьбе того времени, но и особое положение самих голов, сравнимое только с гвардейскими офицерами при Петре I и его преемниках, вплоть до Павла I. Как можно видеть, в придворной борьбе как в начале XVII в., так и в XVIII в. роль гвардии была решающей.
Стрелецкое войско в количестве шести «статей» (позднее, приказов) по 500 человек было учреждено в 1550 г. К 1584 г., по свидетельству англичанина Д. Флетчера, московские стрельцы составляли 20 тысяч человек. Московские стрельцы, несшие охранную дворцовую службу, получали жалование по 7 рублей в год, что в десять раз превышало жалование рядовых стрельцов в городах. Уже при Иване IV из московских стрельцов выделился двухтысячный полк стремянных, т. е. верховых стрельцов, сопровождавших его во всех походах. При введении опричнины часть стрельцов вошла в состав опричного войска. Свидетели-иностранцы Генрих Штаден и Альберт Шлихтинг сообщают об участии в опричных расправах. Упоминаются особые дворовые Стрелецкие приказы; один из которых находился в 1573 г., сразу после отмены опричнины, в ведении Сулеша Артакова, занесенного в список «двора» (своеобразное продолжение опричнины) Ивана Грозного с высоким окладом в 100 рублей. Свидетельство польского посла Л. Сапеги о событиях, последовавших после смерти Ивана Грозного также показывает особое положение московских стрельцов: согласно Сапеге, после смерти царя Б. Я. Бельский склонил на свою сторону стрельцов, пообещав им «великое жалование» и привилегии, которыми они были пожалованы при Грозном, а царя Федора уговаривал держать двор и опричнину, как держал отец.
Роль стрельцов как воинского подразделения, облеченного особым доверием государя отчетливо видна в событиях воцарения и правления Лжедмитрия I. Когда посланные самозванцем князь В. В. Голицын, П. Ф. Басманов, А. В. Шерефединов и М. А. Молчанов отправились убивать Марию и Федора Годуновых, то они взяли с собой трех стрельцов. Лжедмитрий I уделял особое внимание стрельцам, поручив им охрану своей особы. Главой Стрелецкого приказа был назначен один из ближайших к самозванцу людей – Петр Федорович Басманов. Помимо обязанностей главы Стрелецкого приказа П. Ф. Басманов руководил и политическим сыском.
По спискам первой четверти XVII в. известно двадцать голов московских стрельцов, служивших при царях Иване IV и Федоре Ивановиче. Восемь из них активно действовали в политической борьбе конца XVI – начала XVII в. Их биографии примечательны.
Голова Федор Брянчанинов (Брянцев, Брянцов?) упоминается голландцем И. Массой как капитан охраны Лжедмитрия I, что показательно еще и тем, что вместе с ним упоминается Р. Дуров.
Ратман (Роман?) Михайлович (Федорович?) Дуров в 1598 г. расписался на утвержденной грамоте Бориса Годунова. В 1601 г. он был приставом при опальном Федоре Никитиче Романове и доставил его в Антоньев-Сийский монастырь на пострижение. В 1602 г. исполнял обязанности пристава у герцога Иоанна. По списку 1604 г. его денежный оклад жалования был равен 27 рублей 6 алтын и 2 деньги, причем из него были вычтены 6 алтын и 4 деньги за «опальную рухлядь», т. е. имущество, доставшееся Дурову, скорее всего, при конфискации имущества Романовых и других опальных по этому делу. В 1604 г. – стрелецкий голова в войске, посланном против Лжедмитрия I, в 1605 г. стрелецкий голова в Новгороде-Северском, находился под командой князя Н. Р. Трубецкого и П. Ф. Басманова во время знаменитой обороны города от Лжедмитрия I. В 1605–1606 гг. упоминается «капитан» охраны Лжедмитрия. В 1608 г. голова у Яузских ворот в московской осаде. Его сын Федор Ратманович в 1606 г. был послан в Литву с известием об убийстве и обличениями самозванца и подвергся длительному заточению.
Голова Темир Васильевич Засецкий в 1588–1589 гг. был приставом у грузинского посла. В 1591 г. сразу же после получения из Углича известий об убийстве царевича Дмитрия и народном восстании, в город был послан Темир Засецкий во главе стрелецкого отряда. В его обязанности вменялось наведение порядка и сбережение улик для следственной комиссии. В 1593 г. участвовал в церемонии приема турецкого посла. В 1598 г. подписал избирательную грамоту Бориса Годунова.
Леонтий Лодыженский упоминается в должности головы в 1585 г. В 1586 г. дворянин в посольстве, посланном на берег р. Плюс для переговоров со шведами. Посланник в Крым, возвратился в августе 1598 г. Его подпись стоит на утвержденной грамоте Бориса Годунова. В 1601 г. пристав у Александра Никитича Романова в Усолье-Луде, где удавил опального вельможу. В 1603 г. дьяк Разрядного приказа.
Биография следующего деятеля изумляет своими неожиданными поворотами. Голова Смирной Юрьевич Маматов в 1587 г. был приставом у князя Андрея Ивановича Шуйского, которого удавил в тюрьме. В 1598 г. вместо него на утвержденной грамоте царя Бориса расписался голова П. Г. Огарев. В 1601–1602 гг. – пристав у Ивана Никитича и Василия Никитича Романовых в Пелыме. Сохранились весьма красноречивые «отписки» Маматова об исполнении им этой миссии, после прочтения которых остается удивляться тому, что один из братьев – Иван Никитич все-таки выжил в тех условиях. В Пелым Василия Романова доставил к Маматову сотник Иван Некрасов, в Пелыме Маматов «посадил Василья Романова с братом, с Иваном, в одной избе на чепях же по углам». Состояние опального было крайне тяжелым. Мама-тов доносил: «Взял я, холоп твой, у Ивана, у Некрасова твоего государева изменника Василия Романова… больна, только чють жива, на чепи, опох с ног; и я, холоп твой, для болезни его, чепь с него снял… и преставился февраля 15-е число». Тяжело болел и брат скончавшегося: «А изменник твой государев, Иван Раманов болен старою болезнию, рукою не владеет, на ногу маленко приступает».
В 1604–1605 гг. в походе на Дагестан Маматов был головой. В бою при Тарках он был взят в плен. Очевидно, храбростью Маматов не отличался: чтобы спасти свою жизнь, он принял ислам и женился в Персии. Боевые товарищи Маматова – воеводы князья Владимир Бахтеяров и Владимир Долгорукий попали в тюрьму. Впоследствии пленники вернулись на родину, а вероотступника постигла заслуженная кара. Он был взят в плен русскими и казнен по приказу царя Бориса – Маматова долго мучили, а напоследок сожгли. Несомненно, царь Борис не мог не обратить внимание на измену человека, которому доверял самые подлые и темные поручения.
Григорий Иванович Микулин составляет достойную компанию С. Ю. Мама-тову. Он начал свою карьеру еще в 1569/ 1570 г., когда был поддатнем (помощником) у рынды царевича Ивана Ивановича в опричном походе на Новгород. В 1591 г. голова у черемис и мордвы. В 1600– 1601 гг. Микулин был послом в Англию. Сохранился портрет посланника, исполненный английским художником. Он изображает мужчину средних лет с широким лицом, заросшим щетиной, густыми черными усами и в расшитой шапке – типичного «хитрого московита». В 1602 г., в числе других послов Маматов, встречался с польскими послами на рубеже. В 1604 г. – голова в Орле, перешел на сторону Лжедмитрия I. За ревность при искоренении измены среди стрельцов пожалован Лжедмитрием I в думные дворяне. Согласно «Новому летописцу» Микулин своими руками убил («рассек на части») стрельцов, заподозренных в измене, за что был достойно награжден самозванцем: «той же Рострига ево пожаловал и от головства ево оставил и даде ему думное дворянство»). После свержения самозванца Микулин пытался бежать в Польшу, но в дороге был пойман в селе Вяземы. Очевидно, это был человек того же склада, что Маматов и Молчанов, единственно, чего нельзя отнять у Микулина – его дипломатических способностей. Проанализировав «статейный список» (отчет) посольства в Англию, Д. С. Лихачев писал, что миссия Микулина показывает в нем «ум, такт и умение с достоинством соблюдать интересы Русского государства».
Казарин Давыдович Бегичев в 1593– 1598 гг. был стрелецким головой в Смоленске. В 1604 г. упоминается как голова в Москве. Перешел на сторону Лжедмитрия II, а в 1611 г. находился в таборах кн. Д. Т. Трубецкого под Москвой. При появлении Лжедмитрия III, Иван Глазун Плещеев и Бегичев были послан в Псков, где признали (по словам «Нового летописца»: «не пожалев души своей и старости») в этом самозванце истинного царя. Псковский вор недолго смущал умы. Привыкшие к вольному обращению с «цариками», эмиссары Трубецкого передумали, схватили самозванца и в оковах доставили в Москву.
Стрелецкое войско в количестве шести «статей» (позднее, приказов) по 500 человек было учреждено в 1550 г. К 1584 г., по свидетельству англичанина Д. Флетчера, московские стрельцы составляли 20 тысяч человек. Московские стрельцы, несшие охранную дворцовую службу, получали жалование по 7 рублей в год, что в десять раз превышало жалование рядовых стрельцов в городах. Уже при Иване IV из московских стрельцов выделился двухтысячный полк стремянных, т. е. верховых стрельцов, сопровождавших его во всех походах. При введении опричнины часть стрельцов вошла в состав опричного войска. Свидетели-иностранцы Генрих Штаден и Альберт Шлихтинг сообщают об участии в опричных расправах. Упоминаются особые дворовые Стрелецкие приказы; один из которых находился в 1573 г., сразу после отмены опричнины, в ведении Сулеша Артакова, занесенного в список «двора» (своеобразное продолжение опричнины) Ивана Грозного с высоким окладом в 100 рублей. Свидетельство польского посла Л. Сапеги о событиях, последовавших после смерти Ивана Грозного также показывает особое положение московских стрельцов: согласно Сапеге, после смерти царя Б. Я. Бельский склонил на свою сторону стрельцов, пообещав им «великое жалование» и привилегии, которыми они были пожалованы при Грозном, а царя Федора уговаривал держать двор и опричнину, как держал отец.
Роль стрельцов как воинского подразделения, облеченного особым доверием государя отчетливо видна в событиях воцарения и правления Лжедмитрия I. Когда посланные самозванцем князь В. В. Голицын, П. Ф. Басманов, А. В. Шерефединов и М. А. Молчанов отправились убивать Марию и Федора Годуновых, то они взяли с собой трех стрельцов. Лжедмитрий I уделял особое внимание стрельцам, поручив им охрану своей особы. Главой Стрелецкого приказа был назначен один из ближайших к самозванцу людей – Петр Федорович Басманов. Помимо обязанностей главы Стрелецкого приказа П. Ф. Басманов руководил и политическим сыском.
По спискам первой четверти XVII в. известно двадцать голов московских стрельцов, служивших при царях Иване IV и Федоре Ивановиче. Восемь из них активно действовали в политической борьбе конца XVI – начала XVII в. Их биографии примечательны.
Голова Федор Брянчанинов (Брянцев, Брянцов?) упоминается голландцем И. Массой как капитан охраны Лжедмитрия I, что показательно еще и тем, что вместе с ним упоминается Р. Дуров.
Ратман (Роман?) Михайлович (Федорович?) Дуров в 1598 г. расписался на утвержденной грамоте Бориса Годунова. В 1601 г. он был приставом при опальном Федоре Никитиче Романове и доставил его в Антоньев-Сийский монастырь на пострижение. В 1602 г. исполнял обязанности пристава у герцога Иоанна. По списку 1604 г. его денежный оклад жалования был равен 27 рублей 6 алтын и 2 деньги, причем из него были вычтены 6 алтын и 4 деньги за «опальную рухлядь», т. е. имущество, доставшееся Дурову, скорее всего, при конфискации имущества Романовых и других опальных по этому делу. В 1604 г. – стрелецкий голова в войске, посланном против Лжедмитрия I, в 1605 г. стрелецкий голова в Новгороде-Северском, находился под командой князя Н. Р. Трубецкого и П. Ф. Басманова во время знаменитой обороны города от Лжедмитрия I. В 1605–1606 гг. упоминается «капитан» охраны Лжедмитрия. В 1608 г. голова у Яузских ворот в московской осаде. Его сын Федор Ратманович в 1606 г. был послан в Литву с известием об убийстве и обличениями самозванца и подвергся длительному заточению.
Голова Темир Васильевич Засецкий в 1588–1589 гг. был приставом у грузинского посла. В 1591 г. сразу же после получения из Углича известий об убийстве царевича Дмитрия и народном восстании, в город был послан Темир Засецкий во главе стрелецкого отряда. В его обязанности вменялось наведение порядка и сбережение улик для следственной комиссии. В 1593 г. участвовал в церемонии приема турецкого посла. В 1598 г. подписал избирательную грамоту Бориса Годунова.
Леонтий Лодыженский упоминается в должности головы в 1585 г. В 1586 г. дворянин в посольстве, посланном на берег р. Плюс для переговоров со шведами. Посланник в Крым, возвратился в августе 1598 г. Его подпись стоит на утвержденной грамоте Бориса Годунова. В 1601 г. пристав у Александра Никитича Романова в Усолье-Луде, где удавил опального вельможу. В 1603 г. дьяк Разрядного приказа.
Биография следующего деятеля изумляет своими неожиданными поворотами. Голова Смирной Юрьевич Маматов в 1587 г. был приставом у князя Андрея Ивановича Шуйского, которого удавил в тюрьме. В 1598 г. вместо него на утвержденной грамоте царя Бориса расписался голова П. Г. Огарев. В 1601–1602 гг. – пристав у Ивана Никитича и Василия Никитича Романовых в Пелыме. Сохранились весьма красноречивые «отписки» Маматова об исполнении им этой миссии, после прочтения которых остается удивляться тому, что один из братьев – Иван Никитич все-таки выжил в тех условиях. В Пелым Василия Романова доставил к Маматову сотник Иван Некрасов, в Пелыме Маматов «посадил Василья Романова с братом, с Иваном, в одной избе на чепях же по углам». Состояние опального было крайне тяжелым. Мама-тов доносил: «Взял я, холоп твой, у Ивана, у Некрасова твоего государева изменника Василия Романова… больна, только чють жива, на чепи, опох с ног; и я, холоп твой, для болезни его, чепь с него снял… и преставился февраля 15-е число». Тяжело болел и брат скончавшегося: «А изменник твой государев, Иван Раманов болен старою болезнию, рукою не владеет, на ногу маленко приступает».
В 1604–1605 гг. в походе на Дагестан Маматов был головой. В бою при Тарках он был взят в плен. Очевидно, храбростью Маматов не отличался: чтобы спасти свою жизнь, он принял ислам и женился в Персии. Боевые товарищи Маматова – воеводы князья Владимир Бахтеяров и Владимир Долгорукий попали в тюрьму. Впоследствии пленники вернулись на родину, а вероотступника постигла заслуженная кара. Он был взят в плен русскими и казнен по приказу царя Бориса – Маматова долго мучили, а напоследок сожгли. Несомненно, царь Борис не мог не обратить внимание на измену человека, которому доверял самые подлые и темные поручения.
Григорий Иванович Микулин составляет достойную компанию С. Ю. Мама-тову. Он начал свою карьеру еще в 1569/ 1570 г., когда был поддатнем (помощником) у рынды царевича Ивана Ивановича в опричном походе на Новгород. В 1591 г. голова у черемис и мордвы. В 1600– 1601 гг. Микулин был послом в Англию. Сохранился портрет посланника, исполненный английским художником. Он изображает мужчину средних лет с широким лицом, заросшим щетиной, густыми черными усами и в расшитой шапке – типичного «хитрого московита». В 1602 г., в числе других послов Маматов, встречался с польскими послами на рубеже. В 1604 г. – голова в Орле, перешел на сторону Лжедмитрия I. За ревность при искоренении измены среди стрельцов пожалован Лжедмитрием I в думные дворяне. Согласно «Новому летописцу» Микулин своими руками убил («рассек на части») стрельцов, заподозренных в измене, за что был достойно награжден самозванцем: «той же Рострига ево пожаловал и от головства ево оставил и даде ему думное дворянство»). После свержения самозванца Микулин пытался бежать в Польшу, но в дороге был пойман в селе Вяземы. Очевидно, это был человек того же склада, что Маматов и Молчанов, единственно, чего нельзя отнять у Микулина – его дипломатических способностей. Проанализировав «статейный список» (отчет) посольства в Англию, Д. С. Лихачев писал, что миссия Микулина показывает в нем «ум, такт и умение с достоинством соблюдать интересы Русского государства».
Казарин Давыдович Бегичев в 1593– 1598 гг. был стрелецким головой в Смоленске. В 1604 г. упоминается как голова в Москве. Перешел на сторону Лжедмитрия II, а в 1611 г. находился в таборах кн. Д. Т. Трубецкого под Москвой. При появлении Лжедмитрия III, Иван Глазун Плещеев и Бегичев были послан в Псков, где признали (по словам «Нового летописца»: «не пожалев души своей и старости») в этом самозванце истинного царя. Псковский вор недолго смущал умы. Привыкшие к вольному обращению с «цариками», эмиссары Трубецкого передумали, схватили самозванца и в оковах доставили в Москву.