– Нет, Ной, – сказала Таскани, – это носят не так.
   Она спрыгнула с кровати и подошла к нему. Он так и застыл у двери, парализованный борющимся в нем желанием и страхом. Она взяла его руку. Он смотрел, как ее маленькие пальцы справляются с пуговицами рукава. Расстегнув их, она закатала ткань один раз, потом второй, пока на середине предплечья не образовался плотный валик. Затем проделала то же самое со второй рукой. Откинув белокурые волосы, она расстегнула пуговицу, губы у нее при этом слегка раздвинулись. Раз, два – и вот уже второй манжет на одном уровне с первым. Она отступила на шаг и, упершись одной рукой в бедра, а другую подняв к багровевшему на плече синяку, оценила Ноя. Покачала годовой, опустила длинные ресницы.
   – Нет, не то. Ну-ка сядьте.
   Она указала на свою кровать. Ной повиновался и сел, положив ладони на колени.
   В зеркале на стене он видел, как Таскани встала на колени у него за спиной и принялась покрывать его волосы муссом, массируя кожу и вытягивая пряди, так что они падали ему на лоб беспорядочной и лоснящейся массой. Сейчас он был похож на приготовишку в летнем лагере. Она погляделась вместе с ним в зеркало и расплылась в профессиональной улыбке, словно стилист из салона красоты: «Вот так-то лучше».
   Она стояла перед Ноем, и он точно знал, что на ней нет лифчика. «Да, еще кое-что». – Она нагнулась к нему. Губы ее оказались совсем рядом с губами Ноя, он ощутил запах фруктов, что она ела на завтрак: папайю или манго. Она смотрела на его шею, ее пальцы взялись за верхнюю пуговку, скользнули по плечам. Пуговица была расстегнута. Таскани на мгновение задержала руки на его плечах, словно проверяя, ожидая, что он станет делать. От ее волос шел легкий, свежий запах. Ною страстно захотелось ее обнять. Это было бы так легко – прижать ее к себе, удержать ее. Он положил руки на колени и теперь уже почти ее обнимал. Он почти осязал изящные линии ее талии, теплую, худенькую поясницу. Но он тут же убрал руки. Что ей меньше всего нужно – так это объятия еще одного взрослого мужчины. Ною даже плохо стало – так он ее хотел. Таскани выпрямилась. Лицо ее ничего не выражало.
   – Поднимайтесь, – скомандовала она.
   Ной поднялся, и они вместе поглядели в зеркало. Преображение было полным. Ной выглядел так, как мог бы выглядеть любой из друзей Дилана – или сам Дилан. Рубашка аккуратно облегала плечи, подчеркивая их ширину и узость талии. Из рукавов выглядывали загоревшие под солнцем Южной Франции запястья. Рубашка доходила ему до бедер и заканчивалась аккуратной кромкой. Тяжелая материя шуршала, когда он двигался.
   – Ух ты, – сказал Ной, – хороший выбор.
   – Спасибо. Мы с мамой хотели отблагодарить вас за поездку. Ну, выбирала, конечно, я, и все такое, но она тоже участвовала. Вам здорово идет.
   Ной посмотрел на Таскани. В последний раз такая симпатия к ученице закончилась тем, что он вызвался сдавать экзамен за Монро. Он не мог допустить, чтобы симпатия переросла в нечто большее. Это чувство было лишь бледным и мимолетным подобием того, что он испытывал к Олене. Его никогда не будет тянуть к Таскани по-настоящему. Он не Федерико: он способен оценить возможные последствия и обуздать свои чувства. Таскани в ответ посмотрела на него, потянулась за сигаретой и принялась искать глазами зажигалку. Ной сказал ей, что сегодня они будут заниматься в кухне, – предлогом послужило то, что они сегодня должны были строить модели молекул, а на столе у Таскани «было слишком мало места». Таскани подняла брови, мгновенно распознав обман, но когда они спустились в более безопасную кухню, заметно повеселела.
***
   Ной был рад, когда часы наконец пробили половину первого. Он затолкал свою прежнюю рубашку в портфель, быстро попрощался с Таскани и нырнул в подземку. В киоске на углу он купил хот-дог (Агнесс утке больше не приносила ему обед, а беспокоить Фуэн ему не хотелось) и поспешил в лифт здания, где находился офис мистера Тейера. Его почтительно провели по отделанному хромированным металлом и оклеенному шелковыми обоями коридору до самой двери. На нем все еще была розовая рубашка.
   Мистер Тейер разговаривал по телефону, водрузив на стол ноги. Он улыбнулся Ною, закатил глаза – последнее относилось к его собеседнику, кем бы он ни был, – и знаком предложил гостю сесть. Ной сел на стул и, глядя на зеркальные окна здания напротив, принялся слушать «мужской разговор» мистера Тейера: в каждой фразе звучали слова «система» и «товар ». Наконец мистер Тейер повесил трубку и протянул Ною руку:
   – Спасибо, что пришли, Ной.
   – Я не мог не прийти. – Ной чуть не прибавил слово «сэр», но вовремя его проглотил.
   – Послушайте, я намерен обсудить с вами кое-какие дела. И не беспокойтесь, ни одно из них не имеет касательства к Дилану или Таскани! – захохотал мистер Тейер. Типичный смех бизнесмена за Деловым обедом. Ной был готов к тому, что он сейчас предложит ему сигару. – Вы, вероятно, заметили. Ной, я имею обыкновение идти прямо к сути. А суть дела состоит в том, что… – Он сделал паузу. Похоже было, что ему самому еще предстоит решить, в чем же состоит суть. – В свое время я основал не одну компанию. Одни лопнули как мыльный пузырь, другие – преуспели. Вся штука в том, что если мыльный пузырь обойдется вам в миллион долларов, успех может принести миллиарды. Так что, имея на тысячу мыльных пузырей один успех, вы все же останетесь при деньгах. Взять хотя бы меня: на каждые «Северные авиалинии» и журнал «Девушки и авто» найдется Дом моды Кальви и журнал «Девушки и рыбки». – Мистер Тейер откинулся на спинку стула и проверил, какой эффект произвела его речь на Ноя. Это была, вероятно, жемчужина его собиравшейся годами коллекции деловых советов, пикантная подробность, которую он подбрасывал в разговор, когда не мог решить, что в действительности хочет сказать.
   К несчастью, эти названия Ною ровным счетом ничего не говорили.
   – Да, мыльные пузыри – это, конечно, здорово, – промямлил Ной.
   Он чувствовал себя полным идиотом. Возможно, этого и хотел добиться мистер Тейер.
   – Да. Я начинал с газет, потом запустил авиакомпанию, а сейчас у меня дисконтные центры. Барахло, конечно, но приносит хороший доход. Хотя если учесть нынешнюю ситуацию на рынке труда, кто знает, чем все закончится. Короче говоря, пару месяцев назад я просматривал расходные ведомости моего семейства… думаю, это был август – вы уже работали у нас в августе?
   – С конца августа.
   – Тогда, скажем, сентябрь. И я обнаружил, что ваше агентство берет триста девяносто пять долларов за одно занятие.
   – За час.
   – Точно! В том-то все и дело, сколько, получается, набегает за занятие?
   – Шестьсот шестьдесят.
   О черт! Цифра сорвалась с языка чересчур быстро.
   – А поскольку вы уже знаете этот материал, вам даже нет необходимости готовиться к занятиям!
   – Это правда, – подтвердил Ной. Его вдруг обуяла угрюмая гордость. Это и впрямь походило на идеальную синекуру.
   – Но вы, конечно, получаете только часть этой суммы?
   – Верно.
   Мистер Тейер взял со стола гуттаперчевый мячик, потискал его и откинулся на спинку стула, устремив взгляд в пространство.
   – А почему бы вам не оставить агентство и не начать работать только на себя?
   – Ну, дело в том, что агентство меня некоторым образом подготовило и у меня есть перед ним определенные обязательства. К тому же он и находит мне учеников, а значит, я могу не беспокоиться, что останусь без работы. И потом… видите ли… э… в моем контракте есть пункт, который прямо запрещает мне действовать в обход агентства.
   Мистер Тейер проницательно глянул на него:
   – Вот как?
   Ной кивнул.
   – Не будете ли вы так любезны оказать мне услугу, Ной? Вышлите мне сегодня по факсу копию вашего контракта.
   – Я… э…
   Подождите, Ной, я еще ни о чем вас не прошу, я еще не сделал вам свое предложение. Вот оно. Я собираюсь узнать, каков ваш годичный заработок, и утроить его. Или нет, я не стану узнавать сумму вашего годичного заработка, не будем пускаться в крайности, сделаем так: я предлагаю вам 150 тысяч за год, в течение которого вы будете моим консультантом. Вы умный парень, и вы достаточно хорошо разбираетесь в этом деле, если даже мои дети сделали такие успехи. Я собираюсь учредить агентство, которое составит конкуренцию вашему. Вся загвоздка в том, что я не репетитор. Вы будете заниматься содержательной стороной, а я – бизнесом.
   – Вот это да, – только и нашелся что сказать Ной. Он был так ошеломлен, словно мистер Тейер у него на глазах только что выполнил тройное сальто.
   – Теперь насчет того, как это согласуется с вашим контрактом. Я понимаю, вам всего лишь запрещено заниматься учительской деятельностью в течение некоторого времени после того, как вы работали на них, и там наверняка ничего не говорится о деловом консультировании. И даже если говорится – поскольку моя жена платит вашему агентству такие деньги, я не буду удивлен, если они включили и этот пункт, – я не думаю, что вам будет грозить уголовное преследование. Пришлите контракт. Я покажу его моему юристу.
   – Хорошо, – сказал Ной. В конце концов, он всего лишь посылает контракт. Это не значит, что он согласился. 150 000. Он мог бы купить маме новую машину. Он мог бы смотаться куда-нибудь на лето с Парк-авеню. Он мог бы убедить брата поступить в специализированную школу. Он мог бы закатить мега-вечеринку.
   Мистер Тейер расплылся в улыбке:
   – Пришлите его сегодня, хорошо, Ной? Я позвоню вам, когда получу ответ.
***
   Рафферти Зейглер. Если не считать тех ста минут в неделю, что Ной проводил непосредственно с ним, Ной старался о нем не думать. Угрюмый, забывчивый Рафферти и его нервная мамаша. Ной не любил к ним ходить – успехи Рафферти были более чем скромными. Воскресенье превращалось в пытку. Идя к дому Рафферти, Ной открыл записную книжку на странице, где значились ученики из Филдстона.
 
   …………………………..Первая…………..Последняя
   Контрольная…………….контрольная
   Кэмерон Лейнцлер:…..М600.У610, П620……М710, У710, П680
   Рафферти Зейглер:…..М680, У520, П540…..М620, У520, П550
   Гаррет Флэннери:…..М700, У520, П490…..М750, У650, П600
   ЭлизаЛиптон:…..М580, У580, П710…..М730, У720, П750
   Сонома Левин:…..М480, У590, П540
   Десятый класс,
   тест еще не делали
 
   Для человека постороннего это была лишь беспорядочная и бессмысленная последовательность цифр, однако Ной сразу заметил признаки приближающейся грозы, ту единственную последовательность, которая заставляла его бояться приближающихся четырех часов. Спустя пять месяцев занятий Рафферти так и не улучшил свои показатели. По правде говоря, он их ухудшил. Зейглеры заплатили 17 000 долларов за то, чтобы общая оценка Рафферти уменьшилась на пятьдесят баллов. Они жили на Йорк-авеню и, должно быть, зарабатывали меньше 400 тысяч в год, по стандартам Верхнего Ист-Сайда – «детишкам на молочишко», – 17 000 для них были значительной суммой. Миссис Зейглер будет вне себя, Ной в этом не сомневался. В Филдстоне очень силен дух соперничества, и все ребята сплетничали об оценках друг друга. «Это так плохо для его самооценки» – вот что она скажет И будет права: Рафферти, по натуре сдержанный, от раза к разу все больше мрачнел и терял свой и так уже ничтожный энтузиазм. Во время утренних занятий Ной мечтал, чтобы у него не было учеников и чтобы ему не надо было идти к Зейглерам и встречаться с удрученным Рафферти и его матерью-истеричкой.
   – Это так плохо для его самооценки, – сказала миссис Зейглер. Она подстерегла Ноя в коридоре, затаившись в полумраке дверного проема. Стены были частично поломаны в попытке ликвидировать ущерб, нанесенный в результате разрыва водяной магистрали, и в результате коридор превратился в римский грот с затхлым сырым воздухом и растрескавшейся штукатуркой.
   – Многие учащиеся занимаются более-менее ровно, – отбивался Ной, – сначала они показывают стабильный результат, а потом начинают набирать баллы.
   – Да, но Рафферти не показывает стабильный результат, не так ли? Он даже хуже. – Она нервическим движением взбила прическу.
   – Между тестами всегда есть существенные отличия. А иногда результаты за первичный тест бывают искусственно завышены. Этот случай самый сложный.
   Миссис Зейглер обхватила себя руками, словно ей было холодно.
   – Эти дети так нацелены на соперничество, – уныло проговорила она, – вечно они говорят о своих оценках. Не могли бы вы, к примеру… сказать ему. что потеряли его работу? Он всю неделю проходил без настроения, а завтра ему сдавать научный проект. Я бы не хотела, чтобы он еще больше расстроился.
   Ной перевесил сумку на другое плечо. Он видел, как пульсирует жилка на шее у миссис Зейглер, как дрожит легкий шелк блузки от биения ее сердца. Глаза ее лихорадочно блестели.
   – Вряд ли нам стоит это делать. Мы проработаем все, что вызвало затруднения, не волнуйтесь.
   Миссис Зейглер поднесла ко рту дрожащую руку, кивнула и неуверенным жестом предложила ему пройти в квартиру. Со стороны можно было подумать, что она дает Ною разрешение перекрыть Рафферти кислород.
   Рафферти сидел на кровати и играл в компьютерный футбол на вмонтированном в стену телемониторе. Когда Ной вошел, он скользнул по нему глазами и снова уставился в экран.
   – Здравствуйте, Ной, – он указал на вазочку с чипсами, – хотите?
   – Нет, спасибо.
   Ной сел на свое место. Рафферти остановил игру и уселся за стол.
   – Ну что, как ты себя чувствовал, когда писал тест в эти выходные?
   Он всегда спрашивал об этом, когда результаты оказывались неудовлетворительными. Ученики обычно говорили: «Ужасно», – потому что они всегда чувствовали себя ужасно, ведь это же СЭТ, и начинало казаться, что низкий балл всего лишь подтверждал, что это и впрямь трудный тест. Ноя удивляло, что его ученики до сих пор не поняли, что это такой психологический прием.
   Рафферти хмыкнул, потом сказал:
   – Не хочу об этом говорить, – и выключил монитор.
   – Не буду тебя обманывать, результаты далеко не блестящие, – продолжал Ной, – но ты сам увидишь, что проблемы у тебя лишь с некоторыми заданиями. Письменная часть очень неплохая.
   – Что это значит: «проблемы лишь с некоторыми заданиями»? Сколько я набрал?
   – Ну… – Ной достал результаты тестов, – тысячу шестьсот девяносто.
   – Значит, стало меньшее.
   – Я уже сказал твоей маме, это могла быть случайность. Очень многие ребята сперва ухудшают показатели, а потом…
   Рафферти закрыл глаза рукой:
   – Ох, Господи! Ох, Господи!
   – Все нормально, Рафферти, это всего лишь один пробный тест. Ты уже столько их написал. Давай ориентироваться на более объективную картину.
   – Вы ведь не расскажете филдстонским, сколько я набрал?
   – Нет, конечно, нет.
   Рафферти опустил руку с глаз на рот. Возможно, причиной было то, что Рафферти слегка надавил на глаза, но они покраснели; казалось, он готов заплакать. Этот жест – поднесенная ко рту рука – сделал его похожим на мать, какой она была в коридоре.
   – Ненавижу это! Ненавижу! – Он резко оттолкнул стул от стола и сердито развернулся. – Почему я вообще должен делать этот идиотский тест? Я даже не хочу в колледж. И очень хорошо, потому что я все равно туда не попаду. Ну и хрен с ним!
   – Серьезно, парень, – сказал Ной, – тебе еще рано начинать паниковать. Я серьезно. У нас еще есть время. Не заморочивайся.
   Рафферти сжал кулаки и ударил себя по бедрам:
   – Вот дерьмо! У всех, у всех набирается больше двух тысяч. А я не смогу попасть даже в какой-нибудь засранный Ниагарский филиал 25! – Он взглянул на свои покрасневшие кулаки, и тут в голову ему закралась новая мысль. Он повернулся к Ною: – «Не заморочивайся» ? Да кто вы такой, чтобы мне это говорить? Это вы облажались по полной.
   – Послушай, – сказал Ной, – нет нужды кого бы то ни было обвинять, потому что ничего еще не произошло. У нас достаточно времени.
   – Да, да, вешайте мне лапшу на уши. Шесть недель. Тоже мне «достаточно».
   – И майский СЭТ – это не последний шанс. Всегда можно пересдать в октябре или ноябре.
   Рафферти уставился в потухший экран.
   – А какие результаты у Кэмерон? Элиза и Гаррет сказали мне, сколько у них, а она никогда не говорит.
   – Ты же знаешь, я не могу тебе ответить на этот вопрос.
   – Она тоже облажалась? Вы, типа того, ни хрена не сумели сделать?
   Разговор принял деликатный оборот. На мгновение Ною захотелось сказать Рафферти правду – что У Кэмерон все хорошо, – лишь бы только тот от него отвязался. Но тогда Рафферти будет казаться, что только он один не успевает. И Ной принял решение, о котором тут же пожалел: он промолчал.
   – Ага! – закричал Рафферти. – Я угадал! У Кэмерон тоже ни хрена не выходит!
   – Брось, – резко сказал Ной, – немедленно перестань.
   Дверь открылась. В проеме стояла мать Рафферти, в руках у нее была еще одна вазочка с чипсами.
   – Я подумала, может, вы хотите чипсов, – сказала она, голос у нее дрогнул. В комнату она не заходила, а так и осталась стоять на пороге, прижимая к груди вазочку. – О чем вы тут говорили? Почему ты так разволновался, Рафферти?
   – «Почему ты так разволновался, Рафферти? Почему ты так разволнова-а-ался? » Да потому, что я не поступлю ни в какой колледж, мама.
   – Конечно, ты поступишь в колледж. – Миссис Зейглер поднесла руку к горлу. На лице ее читалась неуверенность. Она взглянула на Ноя, ища подтверждения.
   – Конечно, – сказал Ной, – как я и говорил, это…
   Но Рафферти успел заметить колебание матери.
   – Вот видишь, даже ты не веришь, что я поступлю!
   – Ну, солнышко, – миссис Зейглер потерла горло, – я же ничего в этом не понимаю. Мы должны довериться Ною.
   – Да, – проговорил Рафферти, шлепаясь на стул, – я должен довериться Ною.
   Ной переводил взгляд с Рафферти на его мать. И как она внушила своему сыну мысль, что он может не попасть в колледж?
   – Хватит, Рафферти, – сказал он. – Конечно, ты поступишь в колледж. Ты же умный парень. Зачем волноваться раньше времени. Теперь вот что. Сегодня мы займемся пропорциями. Нужно, чтобы ты как следует сконцентрировался.
   – Да, сконцентрируйся на пропорциях, солнышко, – сказала миссис Зейглер и затем великодушно ушла, унеся с собой чипсы.
   Рафферти и впрямь удалось сконцентрироваться на соотношении коров и свиней на ферме мистера Коуэлла, но отвечал он Ною с такой ненавистью, будто камнями швырял. Эти сто минут показались Ною чуть ли не самыми долгими в его жизни.
***
   Когда без четверти шесть в понедельник утром прозвенел будильник, Ной еле сумел выбраться из постели. С занятий он вернулся только в одиннадцать, спать лег в час и чуть не всю ночь проворочался, вспоминая, каким дрожащим, озабоченным голосом прощалась с ним миссис Зейглер в напоминающем грот коридоре. Проснувшись, он долго не вставал, лежал, уставившись в простыню и считая вылезшие из наволочки нитки. Лишь обеспокоенный голос Олены заставил его подняться. Он быстро принял душ и выпил три чашки кофе, помогая Олене разобраться в алгебраических премудростях. Его порадовали ее решимость и энтузиазм, прощаясь, он лишь слегка чмокнул ее в щечку (в конце концов, она все-таки его ученица) и, немного приободрившись, поехал к Таскани. Мобильник он, однако, не стал включать, опасаясь истеричного сообщения, которое, конечно же, не преминула оставить миссис Зейглер.
   Войдя в вестибюль, Ной услышал доносящийся из недр квартиры голос звавшей его доктора Тейер. Он нашел ее в кабинете, точнее, в той его части, что была переоборудована в мини-спортзал. Она стояла на беговой дорожке, ее узкие ступни словно вбивали в движущуюся ленту гвозди Лиф гимнастического костюма был не совсем ей впору и с каждым движением из него выглядывал краешек соска. Ной перевел взгляд на книжную полку у нее за спиной.
   – Доброе утро, доктор Тейер, – сказал он.
   – Доброе утро, Ной, – тяжело дыша, отозвалась она, – ну как, не покалечили сегодня еще какую-нибудь юную особу?
   Ной подумал, сколько она еще будет вспоминать эту историю.
   – Нет, нет. – Он изобразил смешок.
   – Вот и прекрасно, – засмеялась она. Тренажер переключился на большую скорость. Она схватилась за бока и принялась хватать ртом воздух, не поспевая за собственными ногами.
   – Ну что же… – начал Ной. Зачем она его сюда позвала? – Как вы поживаете?
   – Я, – выдохнула доктор Тейер, – чудно, благодарю. Сейчас… закончу. – Она несколько раз нажала на кнопку и перешла на ходьбу. – Вот так лучше. Короче говоря, Ной, как я понимаю, вам звонил мой муж. – Она подмигнула, словно говоря «этот пройдоха».
   – Да, – подтвердил Ной, – как я понял, ему нужен был совет по поводу агентства репетиторов, которое он собирается открыть.
   – Вот именно, – сказала доктор Тейер, – оно самое. Подумайте как следует. И не чувствуйте себя обязанным ему помогать.
   – Хорошо, – согласился Ной, не сводя глаз с книжной полки. Она намекала, что ему не стоит соглашаться на предложение ее мужа, – что он мог тут сказать?
   – А как Таскани? – спросила доктор Тейер.
   – Очень хорошо. Она молодец.
   – Похоже, что мы подыскали ей школу. Подумываем о «Маунт-Оук».
   – Прекрасно. Ей там понравится.
   Доктор Тейер переключила тренажер на еще меньшую скорость, так что дорожка еле ползла, потом повернулась и зашагала спиной вперед.
   – Но есть кое-что более важное, о чем я хочу с вами переговорить. Дилан. Я совершила ошибку. Вчера его приняли в Нью-Йоркский университет.
   – Очень хорошо, – проговорил сбитый с толку Ной.
   – Его взяли в спортивную команду. Но НАСС 26 требует, чтобы у каждого члена сборной был определенный средний школьный балл и сумма баллов за СЭТ. Средний школьный был, как вы, наверное, помните, у Дилана невысок. Так что на СЭТе ему нужно набрать как минимум 1580 баллов. Но до сих пор он набирал лишь 1540.
   – Это результат прошлой весны.
   – Ну, – проговорила доктор Тейер, улыбаясь так любезно, как будто Ной был президентом партнерской компании, – вообще-то это результат прошлого месяца.
   Ной давно это подозревал, но, чтобы посмотреть, как она будет выкручиваться, решил изобразить удивление.
   – Дилан сдавал тест без репетитора?
   – Да… Ну, можно считать, что это было то же самое.
   – Простите, я не понимаю, о чем вы говорите. – Он посмотрел на нее в упор, не обращая внимания на выглядывавшую ареолу.
   Улыбка доктора Тейер увяла; не переставая идти затылком вперед, она проницательно глянула на Ноя:
   – Думаю, вы понимаете, Ной.
   Ной решительно покачал головой:
   – Нет, не понимаю.
   Доктор Тейер вздохнула, словно отчаиваясь расшевелить неповоротливые мозги Ноя.
   – Я наняла другого репетитора. У Дилана был еще один репетитор, кроме вас, этакий принстонский гуру. О нем писали в «Нью-Йорк тайме мэгэзин».
   – Вы были вольны принять такое решение, – сказал Ной самым своим, как он надеялся, великодушным тоном.
   Доктор Тейер слегка улыбнулась; должно быть, решила, что Ной хорошо сыграл удивление.
   – Короче говоря, правда в том, что это было ужасно. Я, конечно, не сразу это поняла. Мне казалось, я заполучила чудо-специалиста-доктор наук, защитившийся в Калтехе 27 по прикладной математике, стипендиат Родса 28 и все такое прочее. Но он не был настоящим учителем. Он не пытался подружиться с Диланом, он просто заставлял его. Я не знаю, видели ли вы, что бывает, когда Дилана заставляют, но уверяю вас, зрелище не из приятных.
   – Значит, Дилан ничего не сделал? – спросил Ной.
   – Сделал. И, как я поняла, он бы просто провалил СЭТ, специально чтобы досадить этому учителю.
   – Провалил бы? Почему «провалил бы»? – Ной постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно более легко и непринужденно, словно они обсуждали какую-то не имеющую отношения к реальной жизни проблему.
   Доктор Тейер снова тонко улыбнулась:
   – Думается, вы и на этот раз понимаете, к чему я клоню. Ведь, наверное, вы не новичок на этой кухне я имеете представление, как оно все работает.
   У Ноя забрезжило подозрение, но на этот раз его недоумение было более искренним.
   – Нет, вам придется мне объяснить.
   Доктор Тейер несколько мгновений посчитала пульс, потом заговорила:
   – Не у всех репетиторов такие твердые принципы, как у вас. Этот гуру из Принстона, увидев, сколько он уже получил денег и какие ужасные у Дилана результаты, предложил нам альтернативу. Он, если так можно выразиться, взял на себя роль брокера. Он нашел для нас молодого человека, который – вы ведь хотите, чтобы я это сказала, не так ли, Ной? – согласился сдать тест за Дилана. Это можно сделать просто по фальшивому водительскому удостоверению.