Страница:
Второй отчаянно закивал.
Первым побуждением Ноя было сказать: «Я не мистер Тейер», – но он понимал, что кто он все-таки такой, объяснить будет нелегко. К тому же он был вовсе не прочь на мгновение представить себя Тейером. Он пригладил волосы.
– Все в порядке. Я просто смотрю. Все великолепно.
С лиц маляров не сходил ужас.
– Я сейчас уйду, – прибавил Ной. Он прошел по расходящемуся морщинами полиэтилену и вышел из столовой.
Некоторое время он молча ждал в вестибюле. Ему разонравилось ходить по квартире: не хотелось, чтобы те двое рабочих видели, как в нем борются презрение и восторг. Но находиться здесь одному, без хозяев, было невыносимо страшно, он ощущал, что есть в этом нечто запретное и порочное, словно его заперли на ночь в музее, позволив ходить туда, куда в дневное время вход воспрещен. Он должен был с кем-то поделиться этим чувством – хотя бы для того, чтобы нарушить ложную торжественность этой квартиры. Может быть, Таскани уже встала. Ной поднялся по лестнице. Из-за дверей спален не доносилось ни звука, но под дверью Таскани лежал листок тонкой бумаги. Ной наклонился, чтобы прочесть:
Ной, спасибо, что приняли посылку (это, разумеется, означает, что вы пришли вовремя). Т. нужно будет покормить. Прошу, проследите за этим. Сегодня Вы должны остаться у нас на ночь. Я не могу заниматься детьми. Кроме того, я надеюсь, что Вы будете здесь завтра вечером и позаботитесь о Д. и Т. вовремя банкета. Можете привести любого, кому будет интересно пообщаться с нашими гостями (и наоборот, конечно!). Не забудьте разбудить Д., чтобы он не опоздал в школу.
Доктор Тейер (Сюзан).
Ной поднял записку, небрежно сложил и сунул в карман брюк. Заспанная и растрепанная Таскани вышла из ванной и увидела Ноя перед дверью своей спальни.
– Эй, – медленно проговорила она, – что это выделаете?
– Только что получил записку от твоей мамы.
– Она иногда ужасная стерва, верно? – сказала Таскани. Она прошмыгнула мимо Ноя и спустилась по лестнице.
Ной хотел сделать ей замечание, но не стал. В конце концов, то, что она сказала, было чистой правдой.
– Эй, – сказала вернувшаяся Таскани, – там, в столовой, какие-то парни.
– Да, они приводят дом в порядок к банкету твоего отца.
– Здорово, – Таскани зашла в спальню, – ну, заходите же.
Ной вошел. Она сидела на неубранной постели, на ней была поношенная маечка и пижамные штаны. Она откинулась на подушки и раскинула руки.
– Знаете, – проговорила она, закрывая глаза, – Агнесс всегда заставляла меня первым делом убрать постель, – она хихикнула, – компаньонка из вас ни к черту.
– Тогда тебе лучше сначала убрать постель.
– Нет уж, спасибо. – Она потянулась и, открыв глаза, посмотрела на Ноя. Одна бретель маечки упала, она выдохнула в обнаженное плечико и глянула ему прямо в глаза. Она флиртовала с ним, соблазняла его; он чувствовал, как у него участился пульс. – Ну, чем сегодня займемся? – спросила она.
– Сегодня ты напишешь проверочную работу по химии, – наугад сказал Ной.
Она надула губы:
– Я думала, вы говорили, что я не буду писать проверочные.
Ной скрестил на груди руки и повернулся к двери:
– Что ж, сегодня ты ее напишешь. Давай одевайся и пошли вниз. Я буду в кухне.
Таскани села на кровати:
– Какого черта?
– Я не шучу. Я буду ждать.
Он вышел из комнаты и, закрыв дверь, на мгновение прислонился к ней затылком, чувствуя, как пульсирует кровь в кончиках пальцев. Из-за двери послышалось шуршание простыней: она застилала кровать. Он спустился в кухню.
Через пятнадцать минут появилась Таскани, в мешковатой рубашке, молчаливая и смущенная. Ной велел ей сделать тест из учебника. В конце занятия они проверили наброски к ее следующему сочинению. В обед Таскани объявила, что хочет томаты с моцареллой. Ной достал моцареллу из холодильника, и Таскани язвительно засмеялась:
– Вы что, поставили туда транквилизаторы?
– Да. Они должны храниться в холодильнике.
– В мамином холодильнике. Он наверху, в ее спальне. Там есть шифр. 54-16.
Ной поднял брови. «Откуда ты знаешь шифр? » – хотелось ему сказать. Но заводить разговор на эту тему было ни к чему, да и прошли те времена, когда его могли шокировать порядки в доме Тейеров.
– Отнесу после еды. А сейчас помоги-ка мне, порежь томат.
Просьба явно застала Таскани врасплох, но, помедлив, она кивнула. Она положила томат на стол, Достав большой разделочный нож, неуверенно занесла над красным плодом, словно намеревалась его гильотинировать.
Ной отобрал у нее большой нож и дал маленький. Он показал ей, как нарезать помидор. Таскани так понравилось это новое развлечение, что она весь обед оживленно болтала. Потом она ушла: на очереди был урок верховой езды.
Занятие с Диланом проходило не так приятно, хотя бы потому, что Дилан и не думал показываться. Все послеобеденное время Ной просидел у него в комнате. Несколько раз он звонил ему на мобильник. Ответа не было. С час он посмотрел телевизор, потом позвонил доктору Тейер. У нее, вероятно, был сеанс: Ной попал на автоответчик. Ну что же, что он мог, то сделал. Целый час он праздно смотрел «Шоу Опры», заработав на этом 225 долларов, а когда пошла реклама, позвонил Олене. Ее настроение нельзя было назвать жизнерадостным.
– Что, Ной?
Ной убрал звук у телевизора.
– Ух ты, что не так?
– Ты не должен звонить мне на несколько минут, когда тебе нечего делать.
– У меня сейчас полно времени. Дилан не показывается. Я всего лишь хотел тебе помочь.
– По телефону это не получается, – она помолчала, – я опять набрала 1780.
– Ох, мне очень жаль! Как думаешь, в чем проблема?
– Я не смогу ничего сообразить, пока ты мне не покажешь.
– Послушай, у меня плохие новости. Мне придется остаться здесь на ночь.
– Ох!
– Все хорошо?
– Да, конечно. – По ее тону, Ной понял, что все совсем наоборот.
– Здесь завтра будет банкет. Хочешь приехать? Перед началом мы сможем немного поработать.
– Банкет на Парк-авеню? Звучит ужасно. Нет уж, спасибо. Мне надо работать.
– Я был бы очень рад, если бы ты приехала. Я так хочу тебя увидеть.
– Я подумаю.
Она отключила телефон.
– Какого хрена? – широко ухмыляясь, спросил Дилан.
– Привет, – сказал Ной. Он посмотрел в телевизор, потом снова на Дилана. – Мы ведь должны были сегодня заниматься. Осталась всего неделя.
– Да-а? – Дилан бросил на пол рюкзак. – Подвинься.
Ной подвинулся. Дилан сел рядом с ним и прибавил громкость. Несколько секунд он смотрел на экран, потом сказал:
– Не думай, что я вообще собираюсь это делать. Это все так, в порядке бреда, чтобы мамаша не возникала.
– Всего 1580, Дилан. Если ты постараешься, у тебя получится.
– Ни хрена подобного. Я облажаюсь. Ты и сам знаешь.
– Нет, не знаю. Хватит уже себе напридумывать. Дилан тупо посмотрел на Ноя, потом снова уставился в телевизор.
– Ладно, чего там. Что на ужин-то?
– Не знаю. Придумаем что-нибудь. Дилан засмеялся.
– Я закажу пиццу.
Ной вбежал в спальню и распахнул дверцу платяного шкафа. Он наденет брюки в полоску, свою репетиторскую чуть ли не униформу, и… розовая оксфордская рубашка тускло светилась в углу гардероба. Единственная его чистая рубашка. Он схватил толстую ткань.
Ной уже был на пороге, когда его заметила Гера.
– Ной! – вскричала она. – Ты не можешь явить в высшее общество вот так. – Она подошла к нему и потянула за рубашку.
Ной снял рубашку и стоял по пояс голый у стола, пока Гера ее гладила.
– Ну вот, – сказала она, – так-то лучше.
Ной натянул горячую рубашку и выскочил за дверь. Он надеялся, что галстук ему не понадобится.
На докторе Тейер было вечернее платье. Она была сильно накрашена, тяжелое бархатное платье висело на ее узких плечах, как на вешалке. Бледная, с растрепавшимися волосами, она походила на дорогую сувенирную куклу.
– Ной! – воскликнула она. – Я так рада, что вы пришли.
Она жестом пригласила его войти и обвела холл рукой, словно Ной никогда не был здесь прежде. В соседней комнате слышались приглушенные голоса гостей. Спектакль, что разыграла доктор Тейер, возможно, предназначался для них: он не просто репетитор – он еще и друг.
– Все выглядит очень мило, – сказал Ной, потому что именно этого ждала от него доктор Тейер. Все выглядело совершенно так же, как и всегда.
– Благодарю вас! – весело засмеялась доктор Тейер. – Я бы взяла у вас пальто, но на вас нет пальто!
Ной вместе с ней посмеялся над непредсказуемостью мира. Он протянул ей завернутую в бумагу бутылку вина. Стоило оно всего восемь долларов, но этикетка, как ему казалось, производила впечатление дорогого. Нахмурившись и изобразив, что не одобряет его поступок, доктор Тейер приняла приношение и, забыв о том, что ей как хозяйке положено провести его к гостям, пошла в кухню.
На пороге столовой-яхты Ной остановился. Звучал регтайм. Несколько мужчин и женщин в деловых костюмах, собравшись вокруг рояля, обсуждали, что послужило причиной их столь раннего прихода. «Серьезно? – услышал Ной голос одной из женщин. – Я пришла потому, что Лондонская фондовая биржа уже закрылась!» Все с готовностью захохотали. Не зная, стоит ли ему к ним присоединиться, Ной постоял на пороге, зашел, потом вышел, словно прыгающий на поверхности воды поплавок. Он ничего не знал о Лондонской фондовой бирже. Он даже не знал, что там такая есть. Может быть, нужно помочь Таскани. Он направился к лестнице.
Откуда-то возникла доктор Тейер и схватила его за руку:
– Вы ведь еще не уходите? Они не слишком вас утомили? Недостаточно интеллигентны для вас? А ведь кто-то из них наверняка тоже учился в Принстоне, знаете…
– Нет, я просто подумал… я хотел проверить…
– Перестаньте беспокоиться о Таскани! Люди могут превратно это истолковать. Не сомневаюсь, моим гостям будет очень интересно пообщаться с вами. Я так рада, что вы пришли! Я хочу, чтобы они с вами познакомились. Пойдемте, я вас представлю.
Доктор Тейер потащила Ноя к комнате-яхте. Он попытался придумать, что ему сказать бизнесменам.
– Ной! – послышалось сверху. Ной с благодарностью обернулся.
Она стояла на балконе в позе сказочной принцессы, что собирается выйти к гостям и только и ждет, чтобы они отметили ее красоту. На ней было красное шелковое платье, спереди по лифу крест-накрест шла темно-красная лента и бантом завязывалась на пояснице. Волосы у нее были скромно собраны в хвост. Она уже не походила на девчонку-старлетку, но скорее на молодую прекрасную женщину. Она радостно захлопала в ладоши и снова превратилась в подростка.
– Ной! В моей рубашке!
Ной взглянул вниз, на рубашку.
– Да.
Доктор Тейер обвила рукой согнутый локоть Ноя. Рука была невероятно гибкая и сильная, как виноградная лоза.
– Это я купила рубашку, – сказала она и тут же засмеялась, чтобы смягчить категоричность своих слов.
Рука держала локоть, словно захлопнувшийся капкан. Доктор Тейер цеплялась за него, буквально повисла на нем, словно утопающая.
– Да, мама, – сказала, спускаясь по лестнице, Таскани. – Это ты ее купила. О Боже!
Доктор Тейер прошептала Ною в самое ухо:
– Мне нужно будет с вами поговорить, позже, когда ее не будет. Найдите меня.
– Что ты ему сказ-зала? – резко произнесла, почти крикнула Таскани.
– Тебя это никак не касается, – ответила ей мать.
Таскани задержалась на лестнице, посмотрела на мать, явно сделала над собой усилие, чтобы взять себя в руки, и, вновь обретя спокойствие и уравновешенность, преодолела последние несколько ступенек. Подойдя к Ною, она взяла его за другую руку.
– Вы так здорово выглядите, – сказала она. – Правда, мама?
– Да, – угрюмо подтвердила та, – он выглядит очень респектабельно.
Ной начинал нервничать. Они разговаривали не как мать и дочь, а как соперницы. И он почувствовал, что, несмотря на все номинальные попытки доктора Тейер утвердить свой родительский авторитет, они всегда были соперницами. Доктор Тейер не случайно так беспокоилась о Дилане и почти не замечала Таскани: Дилан, похоже, мог преуспеть в тех областях, которые не имели к доктору Тейер никакого отношения. Но Таскани… там, где появлялась она – красивая, юная, одухотворенная, – все взгляды обращались к ней и доктор Тейер обречена была поблекнуть. Ей было невыносимо увидеть дочь на балконе такой цветущей и безмятежной, в то время как она сама чувствовала себя измученной и больной. Она видела в Таскани одушевленность, которую утратила, жизненную силу, которую мечтала вернуть, призрак себя самой.
– Кто пришел? – спросила Таскани, поворачиваясь к гостиной. Это движение заставило всю троицу развернуться, и доктор Тейер оказалась прижата к перилам лестницы. Она отпустила локоть Ноя.
– Оставляю вас вдвоем, – проговорила она.
– А папа когда придет? – спросила Таскани, надув жевательную резинку и лопнув пузырь.
– Кто знает, кто знает. – Доктор Тейер неуверенно побрела прочь.
– Ух ты, – сказала Таскани, – вот накачалась. И что она, интересно, приняла?
– Хочешь поесть? – весело сказал Ной. – Я, по-моему, видел в кухне подносы.
Таскани прижала руку к своему плоскому животу:
– Куда мне, я уже так наелась. Но я могу пойти с вами.
Таскани постояла на кухне, пока Ной съел несколько бриошей. В конце концов ее увел в столовую какой-то словоохотливый дядюшка, и Ной остался наедине с закусками. Спустя непродолжительное время в кухне появилась доктор Тейер. Она открыла дверцу холодильника и только потом увидела Ноя.
– Ной! – громко произнесла она, – Что это вы тут снова делаете?
У Ноя рот был забит оливковой пастой, он пожал плечами и махнул рукой в направлении столовой, словно это все объясняло.
– Рада, что поймала вас, – сказала доктор Тейер. Она подошла поближе, и Ной ощутил, как от нее пахнет вермутом. – Дилан плохо выполнил проверочную работу. Мы очень за него волнуемся. Вы уверены, что не хотите попробовать себя в настоящем деле?
– Если, – начал Ной, – вы снова клоните к тому, чтобы я сдал СЭТ за Дилана, то я не хочу «пробовать себя в настоящем деле».
– Попытка не пытка! – засмеялась доктор Тейер. Она захлопнула холодильник, прислонилась к нему спиной, скрестила на груди руки и испытующе воззрилась на Ноя. На лице ее застыла ледяная улыбка. – Как насчет вина? Хотите, я попрошу официанта принести вам вина? Есть белое, розовое, красное…
– Белое, будьте любезны.
Доктор Тейер щелкнула пальцами. Улыбка превратилась в гримасу, словно она только что велела кого-то обезглавить. Она вышла из кухни.
Ной слизнул с пальца оливковую пасту и уставился в окно. Доктор Тейер не возвращалась. Вино так и не принесли.
Он высмотрел Таскани во главе стола из мореной древесины; она разговаривала с мужчинами в деловых костюмах, восхищенно толпящимися вокруг нее. Поймав взгляд Ноя, она помахала ему рукой. Люди в деловых костюмах повернули головы и почтительно закивали. Он поддернул полы рубашки и нырнул в толпу гостей.
Он узнал имена всех мужчин в деловых костюмах и тут же их позабыл. Имена такого сорта то и дело появлялись в газетах или в субтитрах телеканала Си-СПЭН 34; Ной всегда пропускал их мимо ушей. Соломон X, Лидден III, Пауэлл X, Питер X Стоктон и полдюжины Эндрю. Спустя несколько минут беседы с каждым из них разговор загадочным образом соскакивал на альма-матер. При слове «Принстон» собеседник неизменно кивали проникался к говорящему теплым чувством; иными путями такого взаимопонимания можно было бы достигнуть как минимум после трех месяцев знакомства. Уже через двадцать минут Ной почувствовал, что у него появилось множество новых друзей.
Разговор зашел о политике: каждый терпеливо дожидался своей очереди, чтобы поимпровизировать на заданную тему, и делал восхищенное лицо, слушая монолог соседа. В таком легком разговоре поиски истины, глубинной сущности всегда считаются дурным тоном. Шутки там произносятся с непроницаемыми лицами, и каждый философ умеет быть клоуном. У каждого было много что сказать, внести свою лепту в разговор, – у каждого, кроме Таскани: она взяла на себя роль рецептора, воспринимающего чужую, склонную прощать свои грешки мудрость. Она смеялась, ловила восхищенные взгляды и уходила от ответа, когда просили высказать ее мнение. Ной хотел, чтобы она раскрылась, перестала зацикливаться на том, как она выглядит, но он не знал, как этого добиться. Может статься, семена уже посеяны и через несколько лет у нее будет достаточно уверенности в себе, чтобы отстаивать себя, а не свою внешность. Но это время еще не пришло.
Народ прибывал. Принесли съестное, и Ной был очень рад, что внимание гостей то и дело отвлекали вино и закуски. Приехала Октавия; Таскани завизжала и рванула к двери, чтобы ее поприветствовать.
На Октавии было коротенькое платьице; она сразила гостей ярко накрашенными, сложенными в эротический бантик губками.
Они с Таскани рука об руку набросились на двух не ожидавших нападения тридцатилетних холостяков, хихикая и толкая смутившихся мужчин. Доктора Тейер нигде не было видно.
Потом Ной все-таки ее увидел. Она, пошатываясь, стояла на балконе, возле двери в свою спальню. Она шумно вздыхала. Ной подумал, что она плачет, но в глазах ее читались оживление и веселость. Он понял, что она приняла какое-то сильнодействующее средство. Она обвела глазами комнату, сделала еще несколько глубоких вздохов, спустилась по лестнице и исчезла в толпе гостей.
Дверь отворилась, и пружинистой легкой походкой в комнату вошел мистер Тейер. Те из гостей, кто это заметил, встретили его приветственными возгласами. Он сразу же врезался в толпу и принялся лавировать между гостями. Ной стоял на другом конце вестибюля, полускрытый статуей гейши; он взял еще один бокал вина у проходившего мимо официанта. И тут он увидел, кто вошел в дверь вслед за мистером Тейером. Олена. Чтобы лучше ее видеть, он вышел из-за бронзовой статуи.
Волосы у нее были заплетены в аккуратную французскую косу. Голубовато-серого цвета платье простыми линиями спадало с узких плеч. Среди буйства золота и дорогих ароматов она выглядела простой и милой. Она вежливо стояла у входа, держа в руках бутылку вина, и всматривалась в толпу, ища взглядом хозяйку. Ной двинулся к ней, но толпа не пускала его. Сохраняя ту же милую, осторожную улыбку Олена медленно пошла в кухню. На горлышке бутылки пылал ярко-оранжевый ценник гарлемского супермаркета.
Оживившиеся, полупьяные гости, казалось, прилагали все усилия, чтобы помешать Ною добраться до кухни. Пожилая дама с торчащими ключицами оперлась на стол и загородила проход. Стоило Ною найти друзей, как пухленький человечек в жокейской куртке принялся энергично жестикулировать, блокировав и этот путь. Его хохочущая аудитория создала еще один барьер. К тому времени как Ной добрался до кухни, Олена уже исчезла. Ной взял себе еще один бокал вина и прихватил начиненное крабовым мясом сухое печенье.
Наконец он нашел Олену. Она была занята разговором с привлекательным мужчиной в льняной сорочке. Волосы на его темени вздымались внушительной темной волной, а на висках отливали серебром. Он о чем-то спросил Олену, она застенчиво что-то ответила. Каков бы ни был ответ, мужчина явно был очарован.
Ноя захлестнула горячая ревность. У собеседника Олены был такой представительный и аристократический вид, словно он только что сошел с рекламного плаката авто «астон-мартин». Ной склонен был думать, что такие типы ничем, кроме себя, не интересуются. Но этот буквально забросал Олену вопросами. И ведь наверняка ему и сказать-то нечего, но Олена, похоже, была от него в восторге – заканчивала за него фразы, а один раз даже приподняла бокал, словно желая выпить за высказанную им мысль.
Внезапно до Ноя дошло, что, стоя на пороге кухни, много толку не добьешься. Он хотел быть активным участником, а не сторонним наблюдателем. Таскани и Октавия стояли неподалеку, болтали с двумя молодыми людьми. К ним и направился Ной. Таскани встретила его радостными воплями, Октавия же притворилась, что вовсе его не знает, стояла, скрестив на груди руки. Ной немного постоял возле них, краем уха слушая – но не слыша – их разговор и неотступно думая об Олене. Он посмотрел туда, где она стояла. Ее уже не было, не было и того мужчины.
Ной отвернулся, стараясь скрыть панику и убедить самого себя, что его поведение неразумно. Ну где она все-таки? Тут он почувствовал, как его тронули за плечо. Он повернулся: Олена.
– Ты пришла, – сказал он.
– Ну конечно, я пришла. Подумала: вот удивлю тебя. Вот это квартира! – Она покачала головой.
– А я даже начал думать, что ты не подойдешь, не поздороваешься. – Голос его звучал одновременно жалобно и язвительно. И что это с ним такое?
– Видел, с кем я разговаривала? Тот мужчина в умопомрачительной сорочке с кружевами?
– Видел, – мрачно подтвердил Ной.
– Он очень занятный…
– Я заметил.
– Прекрати, Ной. Не глупи. Он учитель танцев. Он руководит юношеским отделением Гарлемского театра танца! Я ему рассказала все про то, чем ты занимаешься. Ты знаешь, что по программе «Шанс для каждого» ассигнования в школах для детей с задержкой развития – несколько тысяч долларов на каждого ребенка. Я рассказала ему, как ты здорово знаешь СЭТ, и он очень заинтересовался. Он отошел выпить вина, но скоро вернется. Он знает кое-кого, кто… стоп, сменили тему, быстро.
Импозантный мужчина подошел к ним и широко улыбнулся Ною:
– Значит, вы и есть тот самый блестящий репетитор.
– Не знаю, что нарассказывала вам Олена, – засмеялся Ной.
– Она очень высокого мнения о вас. Расскажите, чем вы занимаетесь.
В его голосе слышалась жесткость, отработанная выдержка. Он больше не выглядел снобом: Ной вполне мог представить, как он приходит на занятия в танцкласс в футболке и купленных на распродаже брюках. Он чувствовал, что дорогая рубашка для него, как и для Ноя, всего лишь маскировка. И Ной принялся рассказывать о том, чем он занимается.
Его собеседника все это живо интересовало. Большинство его ребят в конце концов оказывались в консерватории, но те, кто туда не попадет, должны были поступать на хореографические отделения крупнейших университетов, а поскольку они не получили нормального школьного образования, успешно сдать СЭТ им бывало нелегко. Если он сумеет выбить из федеральных властей финансирование, согласится ли Ной вести частные занятия?
Олена радостно слушала их беседу, но внезапно сжала руку Ноя. Следуя за ее взглядом, он повернулся: приехал Дилан, и вместе с ним Федерико. Рядом с ним Дилан казался юным попсовым кумиром, которому расчищает дорогу верный телохранитель. Парочка поднялась по лестнице и скрылась из глаз. Извинившись, Олена пошла за ними.
Ной попытался вновь сосредоточиться на том, чтобы уследить за быстрой мыслью своего собеседника. Новые федеральные программы позволяли оплачивать репетиторов для детей из бедных семейств, либо они могли обратиться в некоммерческие организации вроде «Подготовка абитуриентов». Он искал для своих ребят учителей-репетиторов, но не подумал о том, что хорошо бы найти репетитора, сведущего в подготовке к СЭТу. Не согласится ли Ной позвонить ему, чтобы продолжить этот разговор? Ной попросил визитку. Мужчина пожал Ною руку и исчез в толпе.
Первым побуждением Ноя было сказать: «Я не мистер Тейер», – но он понимал, что кто он все-таки такой, объяснить будет нелегко. К тому же он был вовсе не прочь на мгновение представить себя Тейером. Он пригладил волосы.
– Все в порядке. Я просто смотрю. Все великолепно.
С лиц маляров не сходил ужас.
– Я сейчас уйду, – прибавил Ной. Он прошел по расходящемуся морщинами полиэтилену и вышел из столовой.
Некоторое время он молча ждал в вестибюле. Ему разонравилось ходить по квартире: не хотелось, чтобы те двое рабочих видели, как в нем борются презрение и восторг. Но находиться здесь одному, без хозяев, было невыносимо страшно, он ощущал, что есть в этом нечто запретное и порочное, словно его заперли на ночь в музее, позволив ходить туда, куда в дневное время вход воспрещен. Он должен был с кем-то поделиться этим чувством – хотя бы для того, чтобы нарушить ложную торжественность этой квартиры. Может быть, Таскани уже встала. Ной поднялся по лестнице. Из-за дверей спален не доносилось ни звука, но под дверью Таскани лежал листок тонкой бумаги. Ной наклонился, чтобы прочесть:
Ной, спасибо, что приняли посылку (это, разумеется, означает, что вы пришли вовремя). Т. нужно будет покормить. Прошу, проследите за этим. Сегодня Вы должны остаться у нас на ночь. Я не могу заниматься детьми. Кроме того, я надеюсь, что Вы будете здесь завтра вечером и позаботитесь о Д. и Т. вовремя банкета. Можете привести любого, кому будет интересно пообщаться с нашими гостями (и наоборот, конечно!). Не забудьте разбудить Д., чтобы он не опоздал в школу.
Доктор Тейер (Сюзан).
Ной поднял записку, небрежно сложил и сунул в карман брюк. Заспанная и растрепанная Таскани вышла из ванной и увидела Ноя перед дверью своей спальни.
– Эй, – медленно проговорила она, – что это выделаете?
– Только что получил записку от твоей мамы.
– Она иногда ужасная стерва, верно? – сказала Таскани. Она прошмыгнула мимо Ноя и спустилась по лестнице.
Ной хотел сделать ей замечание, но не стал. В конце концов, то, что она сказала, было чистой правдой.
– Эй, – сказала вернувшаяся Таскани, – там, в столовой, какие-то парни.
– Да, они приводят дом в порядок к банкету твоего отца.
– Здорово, – Таскани зашла в спальню, – ну, заходите же.
Ной вошел. Она сидела на неубранной постели, на ней была поношенная маечка и пижамные штаны. Она откинулась на подушки и раскинула руки.
– Знаете, – проговорила она, закрывая глаза, – Агнесс всегда заставляла меня первым делом убрать постель, – она хихикнула, – компаньонка из вас ни к черту.
– Тогда тебе лучше сначала убрать постель.
– Нет уж, спасибо. – Она потянулась и, открыв глаза, посмотрела на Ноя. Одна бретель маечки упала, она выдохнула в обнаженное плечико и глянула ему прямо в глаза. Она флиртовала с ним, соблазняла его; он чувствовал, как у него участился пульс. – Ну, чем сегодня займемся? – спросила она.
– Сегодня ты напишешь проверочную работу по химии, – наугад сказал Ной.
Она надула губы:
– Я думала, вы говорили, что я не буду писать проверочные.
Ной скрестил на груди руки и повернулся к двери:
– Что ж, сегодня ты ее напишешь. Давай одевайся и пошли вниз. Я буду в кухне.
Таскани села на кровати:
– Какого черта?
– Я не шучу. Я буду ждать.
Он вышел из комнаты и, закрыв дверь, на мгновение прислонился к ней затылком, чувствуя, как пульсирует кровь в кончиках пальцев. Из-за двери послышалось шуршание простыней: она застилала кровать. Он спустился в кухню.
Через пятнадцать минут появилась Таскани, в мешковатой рубашке, молчаливая и смущенная. Ной велел ей сделать тест из учебника. В конце занятия они проверили наброски к ее следующему сочинению. В обед Таскани объявила, что хочет томаты с моцареллой. Ной достал моцареллу из холодильника, и Таскани язвительно засмеялась:
– Вы что, поставили туда транквилизаторы?
– Да. Они должны храниться в холодильнике.
– В мамином холодильнике. Он наверху, в ее спальне. Там есть шифр. 54-16.
Ной поднял брови. «Откуда ты знаешь шифр? » – хотелось ему сказать. Но заводить разговор на эту тему было ни к чему, да и прошли те времена, когда его могли шокировать порядки в доме Тейеров.
– Отнесу после еды. А сейчас помоги-ка мне, порежь томат.
Просьба явно застала Таскани врасплох, но, помедлив, она кивнула. Она положила томат на стол, Достав большой разделочный нож, неуверенно занесла над красным плодом, словно намеревалась его гильотинировать.
Ной отобрал у нее большой нож и дал маленький. Он показал ей, как нарезать помидор. Таскани так понравилось это новое развлечение, что она весь обед оживленно болтала. Потом она ушла: на очереди был урок верховой езды.
Занятие с Диланом проходило не так приятно, хотя бы потому, что Дилан и не думал показываться. Все послеобеденное время Ной просидел у него в комнате. Несколько раз он звонил ему на мобильник. Ответа не было. С час он посмотрел телевизор, потом позвонил доктору Тейер. У нее, вероятно, был сеанс: Ной попал на автоответчик. Ну что же, что он мог, то сделал. Целый час он праздно смотрел «Шоу Опры», заработав на этом 225 долларов, а когда пошла реклама, позвонил Олене. Ее настроение нельзя было назвать жизнерадостным.
– Что, Ной?
Ной убрал звук у телевизора.
– Ух ты, что не так?
– Ты не должен звонить мне на несколько минут, когда тебе нечего делать.
– У меня сейчас полно времени. Дилан не показывается. Я всего лишь хотел тебе помочь.
– По телефону это не получается, – она помолчала, – я опять набрала 1780.
– Ох, мне очень жаль! Как думаешь, в чем проблема?
– Я не смогу ничего сообразить, пока ты мне не покажешь.
– Послушай, у меня плохие новости. Мне придется остаться здесь на ночь.
– Ох!
– Все хорошо?
– Да, конечно. – По ее тону, Ной понял, что все совсем наоборот.
– Здесь завтра будет банкет. Хочешь приехать? Перед началом мы сможем немного поработать.
– Банкет на Парк-авеню? Звучит ужасно. Нет уж, спасибо. Мне надо работать.
– Я был бы очень рад, если бы ты приехала. Я так хочу тебя увидеть.
– Я подумаю.
Она отключила телефон.
***
Ной провел в комнате Дилана, ничего не делая, три часа. Можно сказать, он сам стал Диланом: валялся на кровати, чесался, смотрел телевизор и слонялся в Интернете. Три часа одиночества среди роскоши были одновременно приятными и мертвящими, отупляющими. Сначала он думал об Олене, но потом уже ни о чем не думал. Движения становились все более вялыми, комната словно наполнилась неизвестным плотным газом. Когда дверь наконец открылась, Ной еле сумел повернуть голову, чтобы посмотреть на вошедшего.– Какого хрена? – широко ухмыляясь, спросил Дилан.
– Привет, – сказал Ной. Он посмотрел в телевизор, потом снова на Дилана. – Мы ведь должны были сегодня заниматься. Осталась всего неделя.
– Да-а? – Дилан бросил на пол рюкзак. – Подвинься.
Ной подвинулся. Дилан сел рядом с ним и прибавил громкость. Несколько секунд он смотрел на экран, потом сказал:
– Не думай, что я вообще собираюсь это делать. Это все так, в порядке бреда, чтобы мамаша не возникала.
– Всего 1580, Дилан. Если ты постараешься, у тебя получится.
– Ни хрена подобного. Я облажаюсь. Ты и сам знаешь.
– Нет, не знаю. Хватит уже себе напридумывать. Дилан тупо посмотрел на Ноя, потом снова уставился в телевизор.
– Ладно, чего там. Что на ужин-то?
– Не знаю. Придумаем что-нибудь. Дилан засмеялся.
– Я закажу пиццу.
***
Перед тем как уйти, Фуэн отвела Ноя в его комнату. Комната была маленькая, со вкусом обставленная и безупречно чистая, в ней витали запахи душистого мыла и кислородной косметики. Отутюженные хрустящие простыни пахли лавандой и заплесневелыми цветочными лепестками. Он немного почитал, потом выключил лампу. С Парк-авеню лился бледный чистый свет, серебривший углы полированной мебели. Ной не знал, сколько пролежал, думая о деньгах, своей работе, мистере Тейере, докторе Тейер, Таскани, Дилане, Олене. Спал он чутко, но когда проснулся, в окно уже било яркое солнце. Он сел на постели, среди жестких надушенных простыней, не в силах сообразить, где находится. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он в квартире Тейеров, а не в гостинице.***
Таскани ушла на занятие по верховой езде задолго до того, как должен был вернуться из школы Дилан, и это дало ему возможность сгонять домой, переодеться и вернуться на Парк-авеню. Он надеялся застать Олену, но ее не было дома.Ной вбежал в спальню и распахнул дверцу платяного шкафа. Он наденет брюки в полоску, свою репетиторскую чуть ли не униформу, и… розовая оксфордская рубашка тускло светилась в углу гардероба. Единственная его чистая рубашка. Он схватил толстую ткань.
Ной уже был на пороге, когда его заметила Гера.
– Ной! – вскричала она. – Ты не можешь явить в высшее общество вот так. – Она подошла к нему и потянула за рубашку.
Ной снял рубашку и стоял по пояс голый у стола, пока Гера ее гладила.
– Ну вот, – сказала она, – так-то лучше.
Ной натянул горячую рубашку и выскочил за дверь. Он надеялся, что галстук ему не понадобится.
***
Чтобы добраться до Тейеров, Ной взял такси и у самого здания попал в мини-пробку: у подъезда выстроились целых три грузовика с провизией. Ему пришлось выйти на Семидесятой улице и пройти пешком. Конечно, было бы куда приятнее подкатить прямо к дому на Парк-авеню, поставить ноги на сверкающий чистотой тротуар и под роскошным балдахином вразвалочку пойти к парадной двери. Получалось, что он с таким же успехом мог приехать и на метро, и сейчас шел как бы на работу. Если бы не розовая рубашка, его вполне можно было бы принять за еще одного идущего к ученику репетитора.На докторе Тейер было вечернее платье. Она была сильно накрашена, тяжелое бархатное платье висело на ее узких плечах, как на вешалке. Бледная, с растрепавшимися волосами, она походила на дорогую сувенирную куклу.
– Ной! – воскликнула она. – Я так рада, что вы пришли.
Она жестом пригласила его войти и обвела холл рукой, словно Ной никогда не был здесь прежде. В соседней комнате слышались приглушенные голоса гостей. Спектакль, что разыграла доктор Тейер, возможно, предназначался для них: он не просто репетитор – он еще и друг.
– Все выглядит очень мило, – сказал Ной, потому что именно этого ждала от него доктор Тейер. Все выглядело совершенно так же, как и всегда.
– Благодарю вас! – весело засмеялась доктор Тейер. – Я бы взяла у вас пальто, но на вас нет пальто!
Ной вместе с ней посмеялся над непредсказуемостью мира. Он протянул ей завернутую в бумагу бутылку вина. Стоило оно всего восемь долларов, но этикетка, как ему казалось, производила впечатление дорогого. Нахмурившись и изобразив, что не одобряет его поступок, доктор Тейер приняла приношение и, забыв о том, что ей как хозяйке положено провести его к гостям, пошла в кухню.
На пороге столовой-яхты Ной остановился. Звучал регтайм. Несколько мужчин и женщин в деловых костюмах, собравшись вокруг рояля, обсуждали, что послужило причиной их столь раннего прихода. «Серьезно? – услышал Ной голос одной из женщин. – Я пришла потому, что Лондонская фондовая биржа уже закрылась!» Все с готовностью захохотали. Не зная, стоит ли ему к ним присоединиться, Ной постоял на пороге, зашел, потом вышел, словно прыгающий на поверхности воды поплавок. Он ничего не знал о Лондонской фондовой бирже. Он даже не знал, что там такая есть. Может быть, нужно помочь Таскани. Он направился к лестнице.
Откуда-то возникла доктор Тейер и схватила его за руку:
– Вы ведь еще не уходите? Они не слишком вас утомили? Недостаточно интеллигентны для вас? А ведь кто-то из них наверняка тоже учился в Принстоне, знаете…
– Нет, я просто подумал… я хотел проверить…
– Перестаньте беспокоиться о Таскани! Люди могут превратно это истолковать. Не сомневаюсь, моим гостям будет очень интересно пообщаться с вами. Я так рада, что вы пришли! Я хочу, чтобы они с вами познакомились. Пойдемте, я вас представлю.
Доктор Тейер потащила Ноя к комнате-яхте. Он попытался придумать, что ему сказать бизнесменам.
– Ной! – послышалось сверху. Ной с благодарностью обернулся.
Она стояла на балконе в позе сказочной принцессы, что собирается выйти к гостям и только и ждет, чтобы они отметили ее красоту. На ней было красное шелковое платье, спереди по лифу крест-накрест шла темно-красная лента и бантом завязывалась на пояснице. Волосы у нее были скромно собраны в хвост. Она уже не походила на девчонку-старлетку, но скорее на молодую прекрасную женщину. Она радостно захлопала в ладоши и снова превратилась в подростка.
– Ной! В моей рубашке!
Ной взглянул вниз, на рубашку.
– Да.
Доктор Тейер обвила рукой согнутый локоть Ноя. Рука была невероятно гибкая и сильная, как виноградная лоза.
– Это я купила рубашку, – сказала она и тут же засмеялась, чтобы смягчить категоричность своих слов.
Рука держала локоть, словно захлопнувшийся капкан. Доктор Тейер цеплялась за него, буквально повисла на нем, словно утопающая.
– Да, мама, – сказала, спускаясь по лестнице, Таскани. – Это ты ее купила. О Боже!
Доктор Тейер прошептала Ною в самое ухо:
– Мне нужно будет с вами поговорить, позже, когда ее не будет. Найдите меня.
– Что ты ему сказ-зала? – резко произнесла, почти крикнула Таскани.
– Тебя это никак не касается, – ответила ей мать.
Таскани задержалась на лестнице, посмотрела на мать, явно сделала над собой усилие, чтобы взять себя в руки, и, вновь обретя спокойствие и уравновешенность, преодолела последние несколько ступенек. Подойдя к Ною, она взяла его за другую руку.
– Вы так здорово выглядите, – сказала она. – Правда, мама?
– Да, – угрюмо подтвердила та, – он выглядит очень респектабельно.
Ной начинал нервничать. Они разговаривали не как мать и дочь, а как соперницы. И он почувствовал, что, несмотря на все номинальные попытки доктора Тейер утвердить свой родительский авторитет, они всегда были соперницами. Доктор Тейер не случайно так беспокоилась о Дилане и почти не замечала Таскани: Дилан, похоже, мог преуспеть в тех областях, которые не имели к доктору Тейер никакого отношения. Но Таскани… там, где появлялась она – красивая, юная, одухотворенная, – все взгляды обращались к ней и доктор Тейер обречена была поблекнуть. Ей было невыносимо увидеть дочь на балконе такой цветущей и безмятежной, в то время как она сама чувствовала себя измученной и больной. Она видела в Таскани одушевленность, которую утратила, жизненную силу, которую мечтала вернуть, призрак себя самой.
– Кто пришел? – спросила Таскани, поворачиваясь к гостиной. Это движение заставило всю троицу развернуться, и доктор Тейер оказалась прижата к перилам лестницы. Она отпустила локоть Ноя.
– Оставляю вас вдвоем, – проговорила она.
– А папа когда придет? – спросила Таскани, надув жевательную резинку и лопнув пузырь.
– Кто знает, кто знает. – Доктор Тейер неуверенно побрела прочь.
– Ух ты, – сказала Таскани, – вот накачалась. И что она, интересно, приняла?
– Хочешь поесть? – весело сказал Ной. – Я, по-моему, видел в кухне подносы.
Таскани прижала руку к своему плоскому животу:
– Куда мне, я уже так наелась. Но я могу пойти с вами.
Таскани постояла на кухне, пока Ной съел несколько бриошей. В конце концов ее увел в столовую какой-то словоохотливый дядюшка, и Ной остался наедине с закусками. Спустя непродолжительное время в кухне появилась доктор Тейер. Она открыла дверцу холодильника и только потом увидела Ноя.
– Ной! – громко произнесла она, – Что это вы тут снова делаете?
У Ноя рот был забит оливковой пастой, он пожал плечами и махнул рукой в направлении столовой, словно это все объясняло.
– Рада, что поймала вас, – сказала доктор Тейер. Она подошла поближе, и Ной ощутил, как от нее пахнет вермутом. – Дилан плохо выполнил проверочную работу. Мы очень за него волнуемся. Вы уверены, что не хотите попробовать себя в настоящем деле?
– Если, – начал Ной, – вы снова клоните к тому, чтобы я сдал СЭТ за Дилана, то я не хочу «пробовать себя в настоящем деле».
– Попытка не пытка! – засмеялась доктор Тейер. Она захлопнула холодильник, прислонилась к нему спиной, скрестила на груди руки и испытующе воззрилась на Ноя. На лице ее застыла ледяная улыбка. – Как насчет вина? Хотите, я попрошу официанта принести вам вина? Есть белое, розовое, красное…
– Белое, будьте любезны.
Доктор Тейер щелкнула пальцами. Улыбка превратилась в гримасу, словно она только что велела кого-то обезглавить. Она вышла из кухни.
Ной слизнул с пальца оливковую пасту и уставился в окно. Доктор Тейер не возвращалась. Вино так и не принесли.
Он высмотрел Таскани во главе стола из мореной древесины; она разговаривала с мужчинами в деловых костюмах, восхищенно толпящимися вокруг нее. Поймав взгляд Ноя, она помахала ему рукой. Люди в деловых костюмах повернули головы и почтительно закивали. Он поддернул полы рубашки и нырнул в толпу гостей.
Он узнал имена всех мужчин в деловых костюмах и тут же их позабыл. Имена такого сорта то и дело появлялись в газетах или в субтитрах телеканала Си-СПЭН 34; Ной всегда пропускал их мимо ушей. Соломон X, Лидден III, Пауэлл X, Питер X Стоктон и полдюжины Эндрю. Спустя несколько минут беседы с каждым из них разговор загадочным образом соскакивал на альма-матер. При слове «Принстон» собеседник неизменно кивали проникался к говорящему теплым чувством; иными путями такого взаимопонимания можно было бы достигнуть как минимум после трех месяцев знакомства. Уже через двадцать минут Ной почувствовал, что у него появилось множество новых друзей.
Разговор зашел о политике: каждый терпеливо дожидался своей очереди, чтобы поимпровизировать на заданную тему, и делал восхищенное лицо, слушая монолог соседа. В таком легком разговоре поиски истины, глубинной сущности всегда считаются дурным тоном. Шутки там произносятся с непроницаемыми лицами, и каждый философ умеет быть клоуном. У каждого было много что сказать, внести свою лепту в разговор, – у каждого, кроме Таскани: она взяла на себя роль рецептора, воспринимающего чужую, склонную прощать свои грешки мудрость. Она смеялась, ловила восхищенные взгляды и уходила от ответа, когда просили высказать ее мнение. Ной хотел, чтобы она раскрылась, перестала зацикливаться на том, как она выглядит, но он не знал, как этого добиться. Может статься, семена уже посеяны и через несколько лет у нее будет достаточно уверенности в себе, чтобы отстаивать себя, а не свою внешность. Но это время еще не пришло.
Народ прибывал. Принесли съестное, и Ной был очень рад, что внимание гостей то и дело отвлекали вино и закуски. Приехала Октавия; Таскани завизжала и рванула к двери, чтобы ее поприветствовать.
На Октавии было коротенькое платьице; она сразила гостей ярко накрашенными, сложенными в эротический бантик губками.
Они с Таскани рука об руку набросились на двух не ожидавших нападения тридцатилетних холостяков, хихикая и толкая смутившихся мужчин. Доктора Тейер нигде не было видно.
Потом Ной все-таки ее увидел. Она, пошатываясь, стояла на балконе, возле двери в свою спальню. Она шумно вздыхала. Ной подумал, что она плачет, но в глазах ее читались оживление и веселость. Он понял, что она приняла какое-то сильнодействующее средство. Она обвела глазами комнату, сделала еще несколько глубоких вздохов, спустилась по лестнице и исчезла в толпе гостей.
Дверь отворилась, и пружинистой легкой походкой в комнату вошел мистер Тейер. Те из гостей, кто это заметил, встретили его приветственными возгласами. Он сразу же врезался в толпу и принялся лавировать между гостями. Ной стоял на другом конце вестибюля, полускрытый статуей гейши; он взял еще один бокал вина у проходившего мимо официанта. И тут он увидел, кто вошел в дверь вслед за мистером Тейером. Олена. Чтобы лучше ее видеть, он вышел из-за бронзовой статуи.
Волосы у нее были заплетены в аккуратную французскую косу. Голубовато-серого цвета платье простыми линиями спадало с узких плеч. Среди буйства золота и дорогих ароматов она выглядела простой и милой. Она вежливо стояла у входа, держа в руках бутылку вина, и всматривалась в толпу, ища взглядом хозяйку. Ной двинулся к ней, но толпа не пускала его. Сохраняя ту же милую, осторожную улыбку Олена медленно пошла в кухню. На горлышке бутылки пылал ярко-оранжевый ценник гарлемского супермаркета.
Оживившиеся, полупьяные гости, казалось, прилагали все усилия, чтобы помешать Ною добраться до кухни. Пожилая дама с торчащими ключицами оперлась на стол и загородила проход. Стоило Ною найти друзей, как пухленький человечек в жокейской куртке принялся энергично жестикулировать, блокировав и этот путь. Его хохочущая аудитория создала еще один барьер. К тому времени как Ной добрался до кухни, Олена уже исчезла. Ной взял себе еще один бокал вина и прихватил начиненное крабовым мясом сухое печенье.
Наконец он нашел Олену. Она была занята разговором с привлекательным мужчиной в льняной сорочке. Волосы на его темени вздымались внушительной темной волной, а на висках отливали серебром. Он о чем-то спросил Олену, она застенчиво что-то ответила. Каков бы ни был ответ, мужчина явно был очарован.
Ноя захлестнула горячая ревность. У собеседника Олены был такой представительный и аристократический вид, словно он только что сошел с рекламного плаката авто «астон-мартин». Ной склонен был думать, что такие типы ничем, кроме себя, не интересуются. Но этот буквально забросал Олену вопросами. И ведь наверняка ему и сказать-то нечего, но Олена, похоже, была от него в восторге – заканчивала за него фразы, а один раз даже приподняла бокал, словно желая выпить за высказанную им мысль.
Внезапно до Ноя дошло, что, стоя на пороге кухни, много толку не добьешься. Он хотел быть активным участником, а не сторонним наблюдателем. Таскани и Октавия стояли неподалеку, болтали с двумя молодыми людьми. К ним и направился Ной. Таскани встретила его радостными воплями, Октавия же притворилась, что вовсе его не знает, стояла, скрестив на груди руки. Ной немного постоял возле них, краем уха слушая – но не слыша – их разговор и неотступно думая об Олене. Он посмотрел туда, где она стояла. Ее уже не было, не было и того мужчины.
Ной отвернулся, стараясь скрыть панику и убедить самого себя, что его поведение неразумно. Ну где она все-таки? Тут он почувствовал, как его тронули за плечо. Он повернулся: Олена.
– Ты пришла, – сказал он.
– Ну конечно, я пришла. Подумала: вот удивлю тебя. Вот это квартира! – Она покачала головой.
– А я даже начал думать, что ты не подойдешь, не поздороваешься. – Голос его звучал одновременно жалобно и язвительно. И что это с ним такое?
– Видел, с кем я разговаривала? Тот мужчина в умопомрачительной сорочке с кружевами?
– Видел, – мрачно подтвердил Ной.
– Он очень занятный…
– Я заметил.
– Прекрати, Ной. Не глупи. Он учитель танцев. Он руководит юношеским отделением Гарлемского театра танца! Я ему рассказала все про то, чем ты занимаешься. Ты знаешь, что по программе «Шанс для каждого» ассигнования в школах для детей с задержкой развития – несколько тысяч долларов на каждого ребенка. Я рассказала ему, как ты здорово знаешь СЭТ, и он очень заинтересовался. Он отошел выпить вина, но скоро вернется. Он знает кое-кого, кто… стоп, сменили тему, быстро.
Импозантный мужчина подошел к ним и широко улыбнулся Ною:
– Значит, вы и есть тот самый блестящий репетитор.
– Не знаю, что нарассказывала вам Олена, – засмеялся Ной.
– Она очень высокого мнения о вас. Расскажите, чем вы занимаетесь.
В его голосе слышалась жесткость, отработанная выдержка. Он больше не выглядел снобом: Ной вполне мог представить, как он приходит на занятия в танцкласс в футболке и купленных на распродаже брюках. Он чувствовал, что дорогая рубашка для него, как и для Ноя, всего лишь маскировка. И Ной принялся рассказывать о том, чем он занимается.
Его собеседника все это живо интересовало. Большинство его ребят в конце концов оказывались в консерватории, но те, кто туда не попадет, должны были поступать на хореографические отделения крупнейших университетов, а поскольку они не получили нормального школьного образования, успешно сдать СЭТ им бывало нелегко. Если он сумеет выбить из федеральных властей финансирование, согласится ли Ной вести частные занятия?
Олена радостно слушала их беседу, но внезапно сжала руку Ноя. Следуя за ее взглядом, он повернулся: приехал Дилан, и вместе с ним Федерико. Рядом с ним Дилан казался юным попсовым кумиром, которому расчищает дорогу верный телохранитель. Парочка поднялась по лестнице и скрылась из глаз. Извинившись, Олена пошла за ними.
Ной попытался вновь сосредоточиться на том, чтобы уследить за быстрой мыслью своего собеседника. Новые федеральные программы позволяли оплачивать репетиторов для детей из бедных семейств, либо они могли обратиться в некоммерческие организации вроде «Подготовка абитуриентов». Он искал для своих ребят учителей-репетиторов, но не подумал о том, что хорошо бы найти репетитора, сведущего в подготовке к СЭТу. Не согласится ли Ной позвонить ему, чтобы продолжить этот разговор? Ной попросил визитку. Мужчина пожал Ною руку и исчез в толпе.