— А ты?
— А я — двадцать пять!
— Обманываешь поди! Не больше пятнадцати. Посмотри на себя в зеркало.
— Смотрела. Думаешь, легко по рыбе с человечьими ногами понять, как я выгляжу?
— С кем я разговаривал?
— Это был Сухэй. Он почувствовал, что Логрус возбужден, и прибыл раньше, чем ты сделал первый шаг. Он все видел — все твои художества. Но добивать не стал. Меня это смущает.
— Милые мои, у меня есть идея. Давайте аккуратненько опустим кровать вместе со мной в ванну. Только аккуратненько. Трясти не надо.
— Гидроневесомость? — спрашивает начитанная Паола.
— Умница.
Гилва ничего не понимает, но Паола уже бежит к стене, прорезает бластером проход, опустившись на четвереньки, пробует воду локтем.
— Холодная…
Гилва включается в дело. Вода доводится до нужной температуры, ванна увеличивается до размеров бассейна с покатым спуском. Очередная сложность: Паоле не приподнять свою сторону тяжелой дубовой кровати. Гилва принимает демоническую форму и одна толкает кровать к проходу. Резные дубовые ножки издают страшный, раздирающий душу скрип. Наконец, я в воде. Чуть не захлебнулся.
— Трансформируюсь! — произношу замогильным голосом. И превращаюсь в осьминога. Переломы моментально перестают болеть. Но почки еще ноют. Гилва смеется и бьет в ладоши. Паола с квадратными глазами пытается засунуть в рот сразу два кулака. Хочу объяснить ей, что все в порядке, но — нечем… Произвожу обратную трансформацию.
— Поторопился. Ноют еще косточки, — плаваю по бассейну брассом. До Паолы наконец-то доходит смысл происходящего. У осьминога нет костей, поэтому в момент трансформации переломы исчезают вместе с костями.
— Ты слишком резво трансформируешься, — возражает Гилва. — При резкой трансформации все тело ноет.
— Придется часа на два головоногим стать, — предупреждаю девушек и вновь трансформируюсь в осьминога. Отбитые внутренности все равно болят. Упрощаю структуру до предела — становлюсь огромной медузой. Вместе с телом упрощаются и мысли, желания. В последний момент спохватываюсь, запускаю обратный процесс.
Кто-то гладит меня по руке (рукам). Открываю глаза. Русалка. Добрая. Что-то хочет от меня. Показывает наверх. Поглаживает. Это приятно. Уплывает. Хочу русалку. Хочу, чтоб гладила. Поднимаюсь за ней. Всплываю. Она вылезает из воды. Я тоже хочу вылезти. Пусть гладит меня. Трудно дышать. Хочу, чтоб было легко дышать.
Богатый кислородом воздух обжигает легкие. Оглядываюсь. Две встревоженные женщины. Смотрю на себя. Это — я??? Я не такой. Вспомнил! Баранкин, будь человеком! Был такой мультик.
Вот теперь другое дело. Это же надо, чуть копыта не откинул. Делаю вид, что зеваю и потягиваюсь. Чтоб успокоить женщин.
— Я долго спал?
— Больше пяти часов, — говорит Гилва. Ты Паолу с ума сведешь своими фокусами.
Вылезаю из бассейна, вспоминаю, что имел множественные переломы и разрывы внутренних органов. Ощупываю себя. Здоров! И это хорошо! Обнимаю Паолу и кружу в танце.
— Господи, Паола, ты танцевать не умеешь. И-и — раз-два-три, раз-два-три. Это вальс. Раз-два-три…
Гилва смотрит на нас с материнской улыбкой.
Сдаю козырь Сухэя, сосредотачиваюсь. Паола заглядывает через плечо и деловито проверяет бластер. Кивает Гилве, и та прячет метательный нож в ножны на рукаве. Интересно. Хочу спросить, к чему такие хлопоты, но в этот момент устанавливается контакт.
За спиной Сухэя роскошный зал в стиле Людовика XIV. И множество рогатых и клыкастых монстров в яркой одежде. Бестиарий. Сухэй тоже выглядит не лучшим образом. Ни за что не узнал бы, но вызывал его, значит ОНО — он. Гилва кладет ладонь на мое плечо. Тут же чувствую руку Паолы на другом плече. Прикоснувшись ко мне, они тоже вступают в козырной контакт.
— Вы хотели со мной поговорить.
— Неплохо, молодой человек. Совсем неплохо. Шесть часов назад вы напоминали крысу, прошедшую камнедробилку.
— У вас найдется время для меня?
— А как вы думаете, молодой человек, кого мы сейчас обсуждаем? Или вы считаете, что сотрясатели мироздания являются каждый день?
— Мне пройти к вам, или вы ко мне?
— Лучше будет, если я к вам, — усмехнулся Сухэй. Мы пока не пришли к общему мнению относительно вашей карьеры. Многие считают, что чем короче она будет, тем лучше. Они не видят полной картины, и меня это устраивает.
Я протягиваю руку, Сухэй касается ее и делает шаг вперед. Облик монстра медленно сползает с него, открывая взгляду старого, усталого человека.
— Гилва, девочки, если не затруднит, две чашечки кофе, — просит он. Но, как только девушки отходят, взмахивает руками, и нас окружает стена голубого тумана.
— Как это понимать?
— Они симпатичные девушки, но мои слова не для их нежных ушек.
— Понятно… Почему Логрус хотел меня убить? Гилва предполагала, что он захочет завербовать меня в союзники.
— Думаю, он просто испугался. — Сухэй наклоняется ко мне, сверля колючим взглядом. — Ты оказался сильнее его. Он не смог снять твое неумелое заклятье с Гилвы. Твоя детская поделка, мальчишечья шалость оказалась ему не по зубам.
— Но Гилва сказала, что заклятие снято…
— Она просто больше не чувствует его. Она же прошла Логрус. Заклятье стало частью ее сущности.
— А в чем оно заключается?
— Ты даже этого не знаешь? Демоны Обода! — старик сухо рассмеялся. — Я переоценил тебя, сынок. Или недооценил. Считал, что ты затеял грязную игру с девочкой. Но ты даже не знаешь, на что ее обрек. Слушай же! Ты сплел жизни Гилвы и Паолы в единую нить. Смерть любой из них будет смертью обеих. Одно время у нас было модно сплетать жизнь телохранителя с нанимателем. Я хорошо изучил структуру таких заклинаний. Но те заклинания были односторонними. Никто из девушек не выигрывает от твоей шутки. Если же учесть, что девы Хаоса живут намного дольше простых смертных… Я не стал пока открывать Гилве суть заклятия.
— Снимите стену.
Сухэй медленно разводит руки, бормоча что-то под нос. Стена тумана приобретает прозрачность и тает. Паола, которая колотила по ней пяткой и локтями, вскрикивает и проваливается спиной вперед прямо в мои объятья.
— Сухэй, повторите, пожалуйста, девушкам то, что рассказали мне.
— Вы рискуете, молодой человек, — ухмыляется старик, но повторяет.
— Не Богдан ты, а наказание божье, — уныло произнесла Гилва, дослушав до конца. Паола постучала себя по лбу, потрясла руками, произнося про себя нехорошие слова, махнула на меня рукой и отвернулась, обиженная.
Насчет долгожительства старик не прав. В наше время разработаны методики омоложения. Но вот что будет с одной из девушек, если вторая ляжет в анабиоз… Нужно срочно изучать прикладную магию. Где бы взять самоучитель?
— Учитель, не гневайтесь на него, — объясняет тем временем Гилва. — Он большой ребенок. Не знаю, из какого мира к нам попал, но абсолютно не приспособлен к жизни. Наивен и доверчив. Пытаюсь его переучить, но пока он меня переучивает. Его мир — мир взрослых детей. Очень добрый и беззащитный. И вокруг себя он строит такой же мир. В него попадаешь — и расслабляешься. Тонешь как муха в сладком сиропе. Я до того размякла, что позволила отрубить себе голову. Шрам на шее до сих пор не сходит.
— И не сойдет, — сообщает Сухэй. — Это был смертельный удар. Носить тебе метку до конца дней своих.
Гилва зашипела на меня змеей и отвернулась. Паола бросила испепеляющий взгляд, подсела к подруге, зашептала на ухо что-то утешающее.
— Переходим к главному, — произносит Сухэй и вновь возносит руки, восстанавливая стену. — Какие породы людей ты знаешь?
— В смысле — эмбериты и простые смертные?
— Да. Жители истинного мира и жители теней. Первые отличаются от прочих большей физической силой, выносливостью, долголетием и умением перемещаться по отражениям — после соответствующей подготовки. Ни одно из этих свойств нельзя взять за критерий, но в комплексе они достаточно четко характеризуют расу. Есть еще третья порода — бессмертные. Критерии их отбора еще более размыты — за исключением одного: если бессмертного убить, он тут же возродится в другом месте. У меня есть основания полагать, что ты, сынок, из этой породы.
— Мне не нравится критерий отбора. Отсев большой. Другого нет?
— Как правило, бессмертные обладают огромной магической силой, — Сухэй выжидательно смотрит на меня.
— Дальше.
— Их выделяет поведение. Наш мир им не нравится. В то же время, они не стараются его видоизменить или разрушить. Их интересует другой мир, кардинально отличный от нашего.
— В чем же отличие?
— Не знаю… Они появляются в нашем мире взрослыми. В поисках своего мира мечутся по нашему и, в конце концов, исчезают. Теперь я хочу спросить тебя. Зачем тебе Логрус?
— Гилва, по-моему, объяснила. Я обладаю магической силой, но не умею ее контролировать. Я опасен для окружающих и самого себя. Хочу научиться держать способности в узде. Разве это не очевидно?
— Отнюдь. Но желание законное и многое объясняет. Думаю, смогу договориться с Логрусом, и ты пройдешь его.
— А разве я не прошел его?
— Только до половины. Потом он выплюнул тебя, чтоб схлестнуться со знаком Лабиринта.
— Занятно. Я получил массу новых возможностей. Оказывается, это еще не все…
— Мы отвлеклись. Что ты намерен делать после?
— Не знаю… Хотел выяснить, кто мой отец? Как я попал сюда? Я был почти уверен, что мой отец — Мерлин.
— Если ты бессмертный, то нет. Если смертный — все может быть. Ответ может дать лишь сам Мерлин, но эта семейка любит исчезать из поля зрения. Иногда — на века. Они ведут очень странные игры с мирозданием.
— Я мог бы и сам получить ответ. Достаточно капли крови его матери…
— Капли крови? Это звучит зловеще.
— Да нет. Для анализа. Сравнить с моей кровью. Боюсь только, что результат будет недостоверным. Этот сумасшедший мир подсовывает мне желаемое вместо действительного.
— Почти все бессмертные называли наш мир сумасшедшим.
Тасую колоду, ненадолго вглядываясь в картинки. Гилва с Паолой куда-то ушли. Откладываю в сторону два козыря — Корвина и Мерлина. Козырь Корвина отзывается почти сразу.
— Не сейчас, — бросает мне принц Эмбера, и контакт прерывается. Карта Мерлина упорно не желает становиться холодной. Вновь тасую колоду. Бросаю лишь беглый взгляд на козырь сфинкса, но этого оказывается достаточно. Картинка оживает. Сфинкс полулежит на том же выступе стены. Знакомая, не обремененная избытком одежды девушка из каравана рабов расчесывает щеткой его шерсть. Ошейника на шее уже нет, татуировки на смуглой от загара спине — тоже. Картина «Смерть клопа» осталась в замыслах художника. Даже немного обидно — никто из потомков не узнает о моем подвиге.
— Здравствуй, Богдан, мечтающий об имени Богдан ибн Мерлин.
— Здравствуй, неудовлетворенный либо информационно, либо желудочно.
Сфинкс склонил голову, свел брови и задумался. Я сделал осторожную попытку разорвать контакт. Сфинкс замотал головой и предостерегающе поднял лапу. Контакт сохранился, а я вызвал логрусово зрение, чтоб выяснить, как это ему удалось. Ничего не понял, но запомнил. Девушка наконец-то заметила меня и приветливо улыбнулась.
— Я понял! — радостно воскликнул сфинкс минуты через три. — Очень точное определение. Богдан, вокруг меня происходят странные вещи. Я хотел бы проконсультироваться с тобой. Ты не ответишь на несколько вопросов?
— Опять загадки? Загадывай.
— Как так получилось, что по дну высохшего много веков назад канала потек ручей? Откуда на берегу канала возникли дома и сады? Кто наполнил скотные дворы коровами, овцами и прочей живностью? Почему закраснели луга там, где от века голубели пески пустыни?
— Я подумал, что те, кто были рабами, захотят поселиться рядом с тобой. И позаботился о жилплощади. Они тебя не обижают?
— Нет. Они приносят мне мясо. Немного, но каждый день. Я давно не ел так регулярно. Они рассказывают мне много интересного. Из рассказанного ими я составляю новые загадки. Но вот что смущает меня. Ты сказал, что тела их ядовиты, но Хаим утверждал, что нет. А когда я спросил у них самих, они сказали, что очень ядовиты. Тогда Хаим сказал, что готов первым отведать их мяса. Но они сказали, что их тела ядовиты только для меня, потому что Хаим сам ядовитая гадина, и яд на него не действует. Я решил задержать всех, пока кто-нибудь не разъяснит мне ситуацию. Тогда Хаим сказал, что готов принять старые правила. Он будет отгадывать загадки за всех, и за каждую отгаданную я должен буду пропустить одного человека. За каждую неотгаданную он укажет, какой человек должен остаться со мной. Я задал шестьдесят шесть загадок, он отгадал тридцать восемь. Это произошло потому, что даже рабы подсказывали ему правильные ответы. Но, когда он разделил всех на тех, кто должен идти, и тех, кто должен остаться, рабы возразили, что Хаим играл нечестно, так как слушал их подсказки. Поэтому все они должны остаться. Я решил, что это справедливо, хотя не понял, зачем они мне, если их нельзя съесть. Но Хаим утверждал, что ты обманул меня, а я обманул его. И ушел вместе с солдатами очень обиженный. Теперь я вовсе в затруднительном положении. По правилам я могу есть путников, но не местных жителей. Рабы — не путники. Они поселились и живут здесь. Они никуда не хотят уходить. Девушка, которую ты видишь, каждый день расчесывает мою шерсть. Она хочет связать из начеса голубые носки, которые не линяют. Я никогда не видел, как вяжут носки. Это интересно. Может, я составлю загадку на эту тему. Но все же, я чувствую себя обманутым, хотя не могу решить, кто именно меня обманул. Я долго думал и решил, что нужно проверить твои слова. В пустыне на самом деле лежит мертвый таракан и мертвый человек из каравана Хаима. Но верна ли была твоя загадка?
— Напомни текст.
— Мы похожи на людей…
— По закону раб — не человек, а вещь, принадлежащая хозяину.
— Понятно. Так-так-так… скованы цепью — было… Вот — тела наши смертельно ядовиты.
— Это иносказание. Подразумевается, что тела пропитанны смертельной усталостью.
— Вэллл… Иносказания в загадках допустимы. Дальше — вкусивший их погибнет быстрой, лютой смертью.
— На него набросятся пять стражников с мечами и разрубят на куски.
— Вот в чем дело! Опосредованное воздействие! Цепочка связанных событий! Стражники набросились на таракана, и он погиб, даже не успев вкусить их.
— Он не успел, потому что я помог стражникам. Иначе бы успел.
— Твоя загадка, Богдан, намного мудрее, чем показалась мне вначале! Это жемчужина моей коллекции! Благодарю тебя, друг, ты развеял мои сомнения! Восхитительно! Прости, что оскорбил твое имя подозрением. Меня так часто пытаются обмануть, что порой перестаю верить честнейшим людям. Будешь в наших краях, обязательно заходи. Я поделюсь с тобой новыми загадками, а ты скажешь, хороши ли они.
— До встречи, пернатый. Прощай, красавица, — посылаю девушке воздушный поцелуй. Она мило смущается и краснеет. Накрываю карту ладонью, разрывая контакт. Получилось, черт возьми! Даже лучше, чем задумывал. Гилва еще сомневалась. Надо верить в свои силы! В мои, то есть. В свои она и так верит.
ИГРА С ТЕНЬЮ
ИГРА ВА-БАНК
— А я — двадцать пять!
— Обманываешь поди! Не больше пятнадцати. Посмотри на себя в зеркало.
— Смотрела. Думаешь, легко по рыбе с человечьими ногами понять, как я выгляжу?
— С кем я разговаривал?
— Это был Сухэй. Он почувствовал, что Логрус возбужден, и прибыл раньше, чем ты сделал первый шаг. Он все видел — все твои художества. Но добивать не стал. Меня это смущает.
— Милые мои, у меня есть идея. Давайте аккуратненько опустим кровать вместе со мной в ванну. Только аккуратненько. Трясти не надо.
— Гидроневесомость? — спрашивает начитанная Паола.
— Умница.
Гилва ничего не понимает, но Паола уже бежит к стене, прорезает бластером проход, опустившись на четвереньки, пробует воду локтем.
— Холодная…
Гилва включается в дело. Вода доводится до нужной температуры, ванна увеличивается до размеров бассейна с покатым спуском. Очередная сложность: Паоле не приподнять свою сторону тяжелой дубовой кровати. Гилва принимает демоническую форму и одна толкает кровать к проходу. Резные дубовые ножки издают страшный, раздирающий душу скрип. Наконец, я в воде. Чуть не захлебнулся.
— Трансформируюсь! — произношу замогильным голосом. И превращаюсь в осьминога. Переломы моментально перестают болеть. Но почки еще ноют. Гилва смеется и бьет в ладоши. Паола с квадратными глазами пытается засунуть в рот сразу два кулака. Хочу объяснить ей, что все в порядке, но — нечем… Произвожу обратную трансформацию.
— Поторопился. Ноют еще косточки, — плаваю по бассейну брассом. До Паолы наконец-то доходит смысл происходящего. У осьминога нет костей, поэтому в момент трансформации переломы исчезают вместе с костями.
— Ты слишком резво трансформируешься, — возражает Гилва. — При резкой трансформации все тело ноет.
— Придется часа на два головоногим стать, — предупреждаю девушек и вновь трансформируюсь в осьминога. Отбитые внутренности все равно болят. Упрощаю структуру до предела — становлюсь огромной медузой. Вместе с телом упрощаются и мысли, желания. В последний момент спохватываюсь, запускаю обратный процесс.
Кто-то гладит меня по руке (рукам). Открываю глаза. Русалка. Добрая. Что-то хочет от меня. Показывает наверх. Поглаживает. Это приятно. Уплывает. Хочу русалку. Хочу, чтоб гладила. Поднимаюсь за ней. Всплываю. Она вылезает из воды. Я тоже хочу вылезти. Пусть гладит меня. Трудно дышать. Хочу, чтоб было легко дышать.
Богатый кислородом воздух обжигает легкие. Оглядываюсь. Две встревоженные женщины. Смотрю на себя. Это — я??? Я не такой. Вспомнил! Баранкин, будь человеком! Был такой мультик.
Вот теперь другое дело. Это же надо, чуть копыта не откинул. Делаю вид, что зеваю и потягиваюсь. Чтоб успокоить женщин.
— Я долго спал?
— Больше пяти часов, — говорит Гилва. Ты Паолу с ума сведешь своими фокусами.
Вылезаю из бассейна, вспоминаю, что имел множественные переломы и разрывы внутренних органов. Ощупываю себя. Здоров! И это хорошо! Обнимаю Паолу и кружу в танце.
— Господи, Паола, ты танцевать не умеешь. И-и — раз-два-три, раз-два-три. Это вальс. Раз-два-три…
Гилва смотрит на нас с материнской улыбкой.
Сдаю козырь Сухэя, сосредотачиваюсь. Паола заглядывает через плечо и деловито проверяет бластер. Кивает Гилве, и та прячет метательный нож в ножны на рукаве. Интересно. Хочу спросить, к чему такие хлопоты, но в этот момент устанавливается контакт.
За спиной Сухэя роскошный зал в стиле Людовика XIV. И множество рогатых и клыкастых монстров в яркой одежде. Бестиарий. Сухэй тоже выглядит не лучшим образом. Ни за что не узнал бы, но вызывал его, значит ОНО — он. Гилва кладет ладонь на мое плечо. Тут же чувствую руку Паолы на другом плече. Прикоснувшись ко мне, они тоже вступают в козырной контакт.
— Вы хотели со мной поговорить.
— Неплохо, молодой человек. Совсем неплохо. Шесть часов назад вы напоминали крысу, прошедшую камнедробилку.
— У вас найдется время для меня?
— А как вы думаете, молодой человек, кого мы сейчас обсуждаем? Или вы считаете, что сотрясатели мироздания являются каждый день?
— Мне пройти к вам, или вы ко мне?
— Лучше будет, если я к вам, — усмехнулся Сухэй. Мы пока не пришли к общему мнению относительно вашей карьеры. Многие считают, что чем короче она будет, тем лучше. Они не видят полной картины, и меня это устраивает.
Я протягиваю руку, Сухэй касается ее и делает шаг вперед. Облик монстра медленно сползает с него, открывая взгляду старого, усталого человека.
— Гилва, девочки, если не затруднит, две чашечки кофе, — просит он. Но, как только девушки отходят, взмахивает руками, и нас окружает стена голубого тумана.
— Как это понимать?
— Они симпатичные девушки, но мои слова не для их нежных ушек.
— Понятно… Почему Логрус хотел меня убить? Гилва предполагала, что он захочет завербовать меня в союзники.
— Думаю, он просто испугался. — Сухэй наклоняется ко мне, сверля колючим взглядом. — Ты оказался сильнее его. Он не смог снять твое неумелое заклятье с Гилвы. Твоя детская поделка, мальчишечья шалость оказалась ему не по зубам.
— Но Гилва сказала, что заклятие снято…
— Она просто больше не чувствует его. Она же прошла Логрус. Заклятье стало частью ее сущности.
— А в чем оно заключается?
— Ты даже этого не знаешь? Демоны Обода! — старик сухо рассмеялся. — Я переоценил тебя, сынок. Или недооценил. Считал, что ты затеял грязную игру с девочкой. Но ты даже не знаешь, на что ее обрек. Слушай же! Ты сплел жизни Гилвы и Паолы в единую нить. Смерть любой из них будет смертью обеих. Одно время у нас было модно сплетать жизнь телохранителя с нанимателем. Я хорошо изучил структуру таких заклинаний. Но те заклинания были односторонними. Никто из девушек не выигрывает от твоей шутки. Если же учесть, что девы Хаоса живут намного дольше простых смертных… Я не стал пока открывать Гилве суть заклятия.
— Снимите стену.
Сухэй медленно разводит руки, бормоча что-то под нос. Стена тумана приобретает прозрачность и тает. Паола, которая колотила по ней пяткой и локтями, вскрикивает и проваливается спиной вперед прямо в мои объятья.
— Сухэй, повторите, пожалуйста, девушкам то, что рассказали мне.
— Вы рискуете, молодой человек, — ухмыляется старик, но повторяет.
— Не Богдан ты, а наказание божье, — уныло произнесла Гилва, дослушав до конца. Паола постучала себя по лбу, потрясла руками, произнося про себя нехорошие слова, махнула на меня рукой и отвернулась, обиженная.
Насчет долгожительства старик не прав. В наше время разработаны методики омоложения. Но вот что будет с одной из девушек, если вторая ляжет в анабиоз… Нужно срочно изучать прикладную магию. Где бы взять самоучитель?
— Учитель, не гневайтесь на него, — объясняет тем временем Гилва. — Он большой ребенок. Не знаю, из какого мира к нам попал, но абсолютно не приспособлен к жизни. Наивен и доверчив. Пытаюсь его переучить, но пока он меня переучивает. Его мир — мир взрослых детей. Очень добрый и беззащитный. И вокруг себя он строит такой же мир. В него попадаешь — и расслабляешься. Тонешь как муха в сладком сиропе. Я до того размякла, что позволила отрубить себе голову. Шрам на шее до сих пор не сходит.
— И не сойдет, — сообщает Сухэй. — Это был смертельный удар. Носить тебе метку до конца дней своих.
Гилва зашипела на меня змеей и отвернулась. Паола бросила испепеляющий взгляд, подсела к подруге, зашептала на ухо что-то утешающее.
— Переходим к главному, — произносит Сухэй и вновь возносит руки, восстанавливая стену. — Какие породы людей ты знаешь?
— В смысле — эмбериты и простые смертные?
— Да. Жители истинного мира и жители теней. Первые отличаются от прочих большей физической силой, выносливостью, долголетием и умением перемещаться по отражениям — после соответствующей подготовки. Ни одно из этих свойств нельзя взять за критерий, но в комплексе они достаточно четко характеризуют расу. Есть еще третья порода — бессмертные. Критерии их отбора еще более размыты — за исключением одного: если бессмертного убить, он тут же возродится в другом месте. У меня есть основания полагать, что ты, сынок, из этой породы.
— Мне не нравится критерий отбора. Отсев большой. Другого нет?
— Как правило, бессмертные обладают огромной магической силой, — Сухэй выжидательно смотрит на меня.
— Дальше.
— Их выделяет поведение. Наш мир им не нравится. В то же время, они не стараются его видоизменить или разрушить. Их интересует другой мир, кардинально отличный от нашего.
— В чем же отличие?
— Не знаю… Они появляются в нашем мире взрослыми. В поисках своего мира мечутся по нашему и, в конце концов, исчезают. Теперь я хочу спросить тебя. Зачем тебе Логрус?
— Гилва, по-моему, объяснила. Я обладаю магической силой, но не умею ее контролировать. Я опасен для окружающих и самого себя. Хочу научиться держать способности в узде. Разве это не очевидно?
— Отнюдь. Но желание законное и многое объясняет. Думаю, смогу договориться с Логрусом, и ты пройдешь его.
— А разве я не прошел его?
— Только до половины. Потом он выплюнул тебя, чтоб схлестнуться со знаком Лабиринта.
— Занятно. Я получил массу новых возможностей. Оказывается, это еще не все…
— Мы отвлеклись. Что ты намерен делать после?
— Не знаю… Хотел выяснить, кто мой отец? Как я попал сюда? Я был почти уверен, что мой отец — Мерлин.
— Если ты бессмертный, то нет. Если смертный — все может быть. Ответ может дать лишь сам Мерлин, но эта семейка любит исчезать из поля зрения. Иногда — на века. Они ведут очень странные игры с мирозданием.
— Я мог бы и сам получить ответ. Достаточно капли крови его матери…
— Капли крови? Это звучит зловеще.
— Да нет. Для анализа. Сравнить с моей кровью. Боюсь только, что результат будет недостоверным. Этот сумасшедший мир подсовывает мне желаемое вместо действительного.
— Почти все бессмертные называли наш мир сумасшедшим.
Тасую колоду, ненадолго вглядываясь в картинки. Гилва с Паолой куда-то ушли. Откладываю в сторону два козыря — Корвина и Мерлина. Козырь Корвина отзывается почти сразу.
— Не сейчас, — бросает мне принц Эмбера, и контакт прерывается. Карта Мерлина упорно не желает становиться холодной. Вновь тасую колоду. Бросаю лишь беглый взгляд на козырь сфинкса, но этого оказывается достаточно. Картинка оживает. Сфинкс полулежит на том же выступе стены. Знакомая, не обремененная избытком одежды девушка из каравана рабов расчесывает щеткой его шерсть. Ошейника на шее уже нет, татуировки на смуглой от загара спине — тоже. Картина «Смерть клопа» осталась в замыслах художника. Даже немного обидно — никто из потомков не узнает о моем подвиге.
— Здравствуй, Богдан, мечтающий об имени Богдан ибн Мерлин.
— Здравствуй, неудовлетворенный либо информационно, либо желудочно.
Сфинкс склонил голову, свел брови и задумался. Я сделал осторожную попытку разорвать контакт. Сфинкс замотал головой и предостерегающе поднял лапу. Контакт сохранился, а я вызвал логрусово зрение, чтоб выяснить, как это ему удалось. Ничего не понял, но запомнил. Девушка наконец-то заметила меня и приветливо улыбнулась.
— Я понял! — радостно воскликнул сфинкс минуты через три. — Очень точное определение. Богдан, вокруг меня происходят странные вещи. Я хотел бы проконсультироваться с тобой. Ты не ответишь на несколько вопросов?
— Опять загадки? Загадывай.
— Как так получилось, что по дну высохшего много веков назад канала потек ручей? Откуда на берегу канала возникли дома и сады? Кто наполнил скотные дворы коровами, овцами и прочей живностью? Почему закраснели луга там, где от века голубели пески пустыни?
— Я подумал, что те, кто были рабами, захотят поселиться рядом с тобой. И позаботился о жилплощади. Они тебя не обижают?
— Нет. Они приносят мне мясо. Немного, но каждый день. Я давно не ел так регулярно. Они рассказывают мне много интересного. Из рассказанного ими я составляю новые загадки. Но вот что смущает меня. Ты сказал, что тела их ядовиты, но Хаим утверждал, что нет. А когда я спросил у них самих, они сказали, что очень ядовиты. Тогда Хаим сказал, что готов первым отведать их мяса. Но они сказали, что их тела ядовиты только для меня, потому что Хаим сам ядовитая гадина, и яд на него не действует. Я решил задержать всех, пока кто-нибудь не разъяснит мне ситуацию. Тогда Хаим сказал, что готов принять старые правила. Он будет отгадывать загадки за всех, и за каждую отгаданную я должен буду пропустить одного человека. За каждую неотгаданную он укажет, какой человек должен остаться со мной. Я задал шестьдесят шесть загадок, он отгадал тридцать восемь. Это произошло потому, что даже рабы подсказывали ему правильные ответы. Но, когда он разделил всех на тех, кто должен идти, и тех, кто должен остаться, рабы возразили, что Хаим играл нечестно, так как слушал их подсказки. Поэтому все они должны остаться. Я решил, что это справедливо, хотя не понял, зачем они мне, если их нельзя съесть. Но Хаим утверждал, что ты обманул меня, а я обманул его. И ушел вместе с солдатами очень обиженный. Теперь я вовсе в затруднительном положении. По правилам я могу есть путников, но не местных жителей. Рабы — не путники. Они поселились и живут здесь. Они никуда не хотят уходить. Девушка, которую ты видишь, каждый день расчесывает мою шерсть. Она хочет связать из начеса голубые носки, которые не линяют. Я никогда не видел, как вяжут носки. Это интересно. Может, я составлю загадку на эту тему. Но все же, я чувствую себя обманутым, хотя не могу решить, кто именно меня обманул. Я долго думал и решил, что нужно проверить твои слова. В пустыне на самом деле лежит мертвый таракан и мертвый человек из каравана Хаима. Но верна ли была твоя загадка?
— Напомни текст.
— Мы похожи на людей…
— По закону раб — не человек, а вещь, принадлежащая хозяину.
— Понятно. Так-так-так… скованы цепью — было… Вот — тела наши смертельно ядовиты.
— Это иносказание. Подразумевается, что тела пропитанны смертельной усталостью.
— Вэллл… Иносказания в загадках допустимы. Дальше — вкусивший их погибнет быстрой, лютой смертью.
— На него набросятся пять стражников с мечами и разрубят на куски.
— Вот в чем дело! Опосредованное воздействие! Цепочка связанных событий! Стражники набросились на таракана, и он погиб, даже не успев вкусить их.
— Он не успел, потому что я помог стражникам. Иначе бы успел.
— Твоя загадка, Богдан, намного мудрее, чем показалась мне вначале! Это жемчужина моей коллекции! Благодарю тебя, друг, ты развеял мои сомнения! Восхитительно! Прости, что оскорбил твое имя подозрением. Меня так часто пытаются обмануть, что порой перестаю верить честнейшим людям. Будешь в наших краях, обязательно заходи. Я поделюсь с тобой новыми загадками, а ты скажешь, хороши ли они.
— До встречи, пернатый. Прощай, красавица, — посылаю девушке воздушный поцелуй. Она мило смущается и краснеет. Накрываю карту ладонью, разрывая контакт. Получилось, черт возьми! Даже лучше, чем задумывал. Гилва еще сомневалась. Надо верить в свои силы! В мои, то есть. В свои она и так верит.
ИГРА С ТЕНЬЮ
Возвращаются мои женщины. Опять — кошка с собакой. Даже шипят друг на друга.
— О, господи! Что на этот раз?
— Я защищала свою жизнь! — сердито сообщает Паола и шарахает в стенку из бластера полной мощностью. Стенка испуганно отступает, раскрываясь проходом. Не первый раз замечаю, что в последнее время стенки начали ее бояться. Иногда достаточно одного вида бластера.
— А ты что скажешь? — вопросительно смотрю на Гилву.
— Срань!
— А в двух словах?
— Ноги надо делать, вот что!
— Не пройдя Логрус?
— Тебе хорошо. Ты бессмертный. Прирежут нас, и весь Логрус!
— Прирежут — это прогноз. Меня интересуют исходные данные для прогнозирования.
Гилва устало садится на край стола.
— Надеюсь, ты понял, что я была в бегах?
— Догадывался.
— Половина Домов охотится за мной, вторая половина делает ставки, кто и когда меня пришьет. Прелестно. Я привожу тебя, ты рвешь пасть Логрусу. Отлично! Отчизна в опасности, все на защиту отечества. Все старые обиды забыты. Великолепно! Плечом к плечу на борьбу с опасностью. (Опасность — это ты.) Мне самая пора легализоваться. Но два молодых балбеса из путей Рассекающих Мысль решили, что уже вылезли из пеленок. Смешно! Надо надрать им задницу и отпустить с миром. Что делает Паола? Убивает обоих! На глазах у Прерывающих Полет. Мало того, она их НЕЧЕСТНО убивает!
— Это они тебя хотели нечестно убить! — всхлипывает из-за стенки Паола, — А я хотела честно! Ты сама говорила, что я хорошо фехтую.
— Для бабы с тени — хорошо. Но они — профи!
— А ты!.. Ты…
— Стоп! Брэйк! Тишина! Паола все-таки их убила?
— Первого ослепила твоей машинкой, которой двери режет, и срубила руку и голову. Второго, с которого я жир сгоняла, зарубила сзади. Одна надежда, что за ними через карты никто не наблюдал.
— А Прерывающие?
— Они не видели, как придурки на нас напали. Видели только как их тела пылают. Получается, что напала на них я!
— А презумпция невиновности?
— Ты дурак? Я — персона нон грата! На меня открыта охота. Любой имеет право меня убить.
— А ты?
— Я имею право убить только тебя и Паолу!
— В каком законе это написано?
— Кто же такое напишет? Закон нужно чувствовать! Душой!
Хаос — он хаос и есть.
— Не скули, будем писать свои законы.
— Делай как знаешь.
Отбираю у Паолы бластер, изгоняю в другую комнату. Раскладываю на столе пасьянс.
— Покажи их родителей.
— Здесь их нет.
— Достань.
Гилва тянет из своей колоды козырь, разворачивается так, чтоб я не видел, беседует с кем-то. Вызываю Логрусово зрение. Вижу перед ней призрак кого-то приземистого, с хвостом. Призрак тасует колоду, протягивает Гилве несколько карт и исчезает. Гилва раскладывает козыри передо мной. Марширую по комнате, меняя интерьер. Три стены и мебель покрываю глубокой, бархатистой чернотой, четвертая стена — зеркало. Долго выбираю место для второго зеркала. Настраиваю бластер на широкий луч в красном диапазоне видимого света. Декорации расставлены.
— Птенцы Дракона нанимаются телохранителями?
— Да. Часто.
— Сегодня ты — телохранитель Паолы. С этого момента. Согласна?
— Зачем тебе это?
— Чтоб не врать. Встань в угол.
Гилва кусает губы и отходит в указанный угол. Проверяю, не отражается ли она в зеркале. Вызываю логрусово зрение, гашу свет, устанавливаю козырной контакт сразу по четырем картам. Удачно — родители убитых собрались вместе. Неудачно то, что вместе с ними еще полсотни родственников.
— Кто это? — спрашивает седой мужчина. — Сейчас неудачное время для шуток.
— Но удачное для смерти, — говорю я, жму на курок бластера и плавно наращиваю мощность. Луч, отразившись от двух зеркал, освещает меня сзади. Черный силуэт на фоне ослепительного красного зарева. Кто-то хочет прервать контакт, но приемом, подсмотренным у сфинкса, пресекаю эту попытку. Оказывается, это жутко больно. — А-а-ар-р-р! — говорю я чертовски убедительно.
— Кто вы, и что вам угодно?
Продолжаю наращивать мощность луча.
— Сегодня двое напали на мою жену и ее телохранителя. Паола убила обоих. Но я не удовлетворен. Хочу знать, зачем они это сделали, и есть ли у меня повод оставить вас в живых.
Луч печет спину и затылок. Кажется, начинают дымиться волосы. Все четверо, с кем я в контакте, прикрывают лицо кто рукой, кто полой плаща.
— Рассекающие не нападали на вашу жену, — кричит одна из женщин. — Мальчикам нужна была изменница и шлюха по имени Гилва. Ради этого куска драконьего помета вы погубили две невинные души!
— Я прощаю вас, — резко гашу луч и сметаю карты на пол. Гилва обрушивает на меня сзади ведро холодной воды.
— Повелитель, ты на самом деле хотел их убить?
— Нет. Я хотел их простить.
— Ты был страшен, — говорит Гилва, протягивая мне полотенце.
— Выпусти Паолу из заточения, — отдаю ей бластер.
Гилва всерьез напугана. Испугал Драконьего Птенца. Делаю успехи в адаптации.
— О, господи! Что на этот раз?
— Я защищала свою жизнь! — сердито сообщает Паола и шарахает в стенку из бластера полной мощностью. Стенка испуганно отступает, раскрываясь проходом. Не первый раз замечаю, что в последнее время стенки начали ее бояться. Иногда достаточно одного вида бластера.
— А ты что скажешь? — вопросительно смотрю на Гилву.
— Срань!
— А в двух словах?
— Ноги надо делать, вот что!
— Не пройдя Логрус?
— Тебе хорошо. Ты бессмертный. Прирежут нас, и весь Логрус!
— Прирежут — это прогноз. Меня интересуют исходные данные для прогнозирования.
Гилва устало садится на край стола.
— Надеюсь, ты понял, что я была в бегах?
— Догадывался.
— Половина Домов охотится за мной, вторая половина делает ставки, кто и когда меня пришьет. Прелестно. Я привожу тебя, ты рвешь пасть Логрусу. Отлично! Отчизна в опасности, все на защиту отечества. Все старые обиды забыты. Великолепно! Плечом к плечу на борьбу с опасностью. (Опасность — это ты.) Мне самая пора легализоваться. Но два молодых балбеса из путей Рассекающих Мысль решили, что уже вылезли из пеленок. Смешно! Надо надрать им задницу и отпустить с миром. Что делает Паола? Убивает обоих! На глазах у Прерывающих Полет. Мало того, она их НЕЧЕСТНО убивает!
— Это они тебя хотели нечестно убить! — всхлипывает из-за стенки Паола, — А я хотела честно! Ты сама говорила, что я хорошо фехтую.
— Для бабы с тени — хорошо. Но они — профи!
— А ты!.. Ты…
— Стоп! Брэйк! Тишина! Паола все-таки их убила?
— Первого ослепила твоей машинкой, которой двери режет, и срубила руку и голову. Второго, с которого я жир сгоняла, зарубила сзади. Одна надежда, что за ними через карты никто не наблюдал.
— А Прерывающие?
— Они не видели, как придурки на нас напали. Видели только как их тела пылают. Получается, что напала на них я!
— А презумпция невиновности?
— Ты дурак? Я — персона нон грата! На меня открыта охота. Любой имеет право меня убить.
— А ты?
— Я имею право убить только тебя и Паолу!
— В каком законе это написано?
— Кто же такое напишет? Закон нужно чувствовать! Душой!
Хаос — он хаос и есть.
— Не скули, будем писать свои законы.
— Делай как знаешь.
Отбираю у Паолы бластер, изгоняю в другую комнату. Раскладываю на столе пасьянс.
— Покажи их родителей.
— Здесь их нет.
— Достань.
Гилва тянет из своей колоды козырь, разворачивается так, чтоб я не видел, беседует с кем-то. Вызываю Логрусово зрение. Вижу перед ней призрак кого-то приземистого, с хвостом. Призрак тасует колоду, протягивает Гилве несколько карт и исчезает. Гилва раскладывает козыри передо мной. Марширую по комнате, меняя интерьер. Три стены и мебель покрываю глубокой, бархатистой чернотой, четвертая стена — зеркало. Долго выбираю место для второго зеркала. Настраиваю бластер на широкий луч в красном диапазоне видимого света. Декорации расставлены.
— Птенцы Дракона нанимаются телохранителями?
— Да. Часто.
— Сегодня ты — телохранитель Паолы. С этого момента. Согласна?
— Зачем тебе это?
— Чтоб не врать. Встань в угол.
Гилва кусает губы и отходит в указанный угол. Проверяю, не отражается ли она в зеркале. Вызываю логрусово зрение, гашу свет, устанавливаю козырной контакт сразу по четырем картам. Удачно — родители убитых собрались вместе. Неудачно то, что вместе с ними еще полсотни родственников.
— Кто это? — спрашивает седой мужчина. — Сейчас неудачное время для шуток.
— Но удачное для смерти, — говорю я, жму на курок бластера и плавно наращиваю мощность. Луч, отразившись от двух зеркал, освещает меня сзади. Черный силуэт на фоне ослепительного красного зарева. Кто-то хочет прервать контакт, но приемом, подсмотренным у сфинкса, пресекаю эту попытку. Оказывается, это жутко больно. — А-а-ар-р-р! — говорю я чертовски убедительно.
— Кто вы, и что вам угодно?
Продолжаю наращивать мощность луча.
— Сегодня двое напали на мою жену и ее телохранителя. Паола убила обоих. Но я не удовлетворен. Хочу знать, зачем они это сделали, и есть ли у меня повод оставить вас в живых.
Луч печет спину и затылок. Кажется, начинают дымиться волосы. Все четверо, с кем я в контакте, прикрывают лицо кто рукой, кто полой плаща.
— Рассекающие не нападали на вашу жену, — кричит одна из женщин. — Мальчикам нужна была изменница и шлюха по имени Гилва. Ради этого куска драконьего помета вы погубили две невинные души!
— Я прощаю вас, — резко гашу луч и сметаю карты на пол. Гилва обрушивает на меня сзади ведро холодной воды.
— Повелитель, ты на самом деле хотел их убить?
— Нет. Я хотел их простить.
— Ты был страшен, — говорит Гилва, протягивая мне полотенце.
— Выпусти Паолу из заточения, — отдаю ей бластер.
Гилва всерьез напугана. Испугал Драконьего Птенца. Делаю успехи в адаптации.
ИГРА ВА-БАНК
— Я за нее… Свою жизнь, не задумываясь… А она… — рыдает рядом со мной Паола. Лежать могу только на брюхе. Болит обожженная спина. Излечиться по методу лечения переломов не могу: не знаю ни одного животного без кожи. Уснуть бы… Забыться. Гилва права. Дурак я. Логрус разворотил, зубы показал. Теперь и на меня пойдет охота. Ничего не выяснил, а вокруг меня уже люди гибнут. Пусть я бессмертный. Но Гилва с Паолой — нет.
Откуда-то из глубины памяти всплывает заклятие «склянка с таблеткам» — заклятие спокойного, глубокого сна. Колдовской аналог снотворного. Испытываю его на Паоле. Действует. Внутренним зрением любуюсь его структурой. Простенькая, изящная виньетка, абсолютно безопасная, даже если перепутать половину слов. Вот я и стал колдуном.
Сон пропадает. Изучаю новые возможности. Завтра они мне пригодятся. Завтра Логрус закончит восстановление себя, и я вновь вступлю на его узор. Пока он слаб.
Время здесь, в Хаосе измеряют не временем суток, а какими-то цветными циклами. Весь красный цикл Паола безмятежно спала, а я готовился к схватке. Потом вошла Гилва.
— Ты еще не спишь? Спи, у нас будет долгий, тяжелый день. Сначала — Логрус, потом скачка по отражениям. — Несколько секунд она всматривалась в лицо Паолы. — Надо бы извиниться перед малышкой. Она загнала нас в дерьмо, но побуждения ее были чисты.
— Ты изменилась, Гилва.
Дева Хаоса улыбнулась.
— Сама себе удивляюсь. Собираюсь извиниться перед той, что разбила мои планы. Спи, Повелитель. Осталось мало времени.
Несмотря на короткий сон, чувствую себя великолепно. Сразу после завтрака, пока девушки убирают со стола, сую руки в манипуляторы Логруса и тянусь сквозь отражения. Далеко. Очень далеко. За такие шутки можно получить по рукам. Гилва видит мои потуги и замирает с ложками и вилками в руке. Логрусовым зрением вижу перед ней знак Логруса. Значит, она видит такой же передо мной.
Есть! Правым манипулятором нащупываю маленький предмет. Тяну к себе, и тут кто-то бьет по левому. Уж не сам ли Лабиринт? Для меня этот удар — словно два пальца в розетку. Вскрикиваю и подпрыгиваю. Успокоившись, разжимаю правый кулак. Пуговица из голубого камня, похожего на горный хрусталь.
— Откуда? — спрашивает Гилва.
— Со склонов самого Колвира.
— Подари, — Паола уже присматривает на платье место для находки.
— Не-а! Ее нельзя долго носить. Меченой станешь.
— Радиация? — начитанная Паола прячется за спину Гилвы.
— Нет. Но где-то похоже. — Внимательно изучаю пуговицу и сую в карман.
Пора. Проверяю, как в прошлый раз, содержимое карманов, пристегиваю ножны с шашкой. Паола целует в щеку и машет рукой. Идем с Гилвой в угол, откуда Путь тащит нас в пещеру Логруса. Сухэй и еще несколько человек уже ждут нас. Зал изменился. Скелетов нет. Вдоль стен навалены груды камней, рухнувших с потолка. Сам Логрус светится не голубым, а почти желтым.
— Логрус согласился дать тебе вторую попытку, — говорит Сухэй.
— А кто его спрашивает? — грубо отвечаю я. — Всем покинуть зал.
Раздается недовольный гомон. Наготове у меня заклинание «Билет в один конец», но необходимости в нем нет. Сухэй поднимает руку, требуя тишины, кивает, и все покидают зал. Он и Гилва остаются. Что ж, на большее я и не рассчитывал. Произношу заклинание «Беседка для двоих» и в нужнуй момент вскидываю руки. Это слегка трансформированное заклинание, которым пользовался Сухэй для разговора наедине, но молочная стена окружает весь зал Логруса. По существу, ее не видно, так как проходит она в глубине стен. Но Сухэй чувствует и кивает, одобряя разумность. Испытывая стыд, произношу следующее заклинание — «Спите спокойно, дорогие товарищи». Сухэй и Гилва застывают статуями. Отношу их в безопасный уголок и укладываю на пол. На всякий случай.
— Итак, мы наедине, — произносит Логрус. — Что же ты медлишь? Боишься?
Его реплику я игнорирую, но произношу заклинание «Остановись, мгновение, ты прекрасно». Можно считать, что оно останавливает время вокруг, но правильнее будет думать, что ускоряет в тысячи раз в зоне действия заклинания. То, что я собираюсь сделать, может ослабить Логрус. Не хочу, чтоб этим успел воспользоваться Лабиринт.
— Хочешь вызвать меня на поединок? — интересуется Логрус. — Тогда это разумно.
— Поединок ты уже проиграл.
Извлекаю из кармана голубую пуговицу и, перекатывая ее на ладони, пускаю в ход заклинание «Мы так похожи друг на друга». Стены и пол пещеры синеют. Этот голубой камень обладает удивительным свойством — экранирует энергии Лабиринта и Логруса. Я только что отрезал Логрус от внешнего аккумулятора. В другой момент это было бы верное самоубийство. Но сейчас, когда все его внутренние силы ушли на восстановление узора, может получиться.
— Я знаю еще одно заклятие, — говорю Логрусу перед тем, как вступить на узор. — Называется «Звонким льдом покрылась речка». Логрус не отвечает. Долго блуждаю по закоулкам узора, высасывая из него информацию. Как по паркетному полу. Ни прыжков, ни акробатики, ни Вуалей Лабиринта — лишь слабое подергивание и трепыхание под ногами.
— Ты уже покойник, — говорит Логрус, когда я пересекаю его по диагонали, не обращая внимания на узор под ногами.
Откуда-то из глубины памяти всплывает заклятие «склянка с таблеткам» — заклятие спокойного, глубокого сна. Колдовской аналог снотворного. Испытываю его на Паоле. Действует. Внутренним зрением любуюсь его структурой. Простенькая, изящная виньетка, абсолютно безопасная, даже если перепутать половину слов. Вот я и стал колдуном.
Сон пропадает. Изучаю новые возможности. Завтра они мне пригодятся. Завтра Логрус закончит восстановление себя, и я вновь вступлю на его узор. Пока он слаб.
Время здесь, в Хаосе измеряют не временем суток, а какими-то цветными циклами. Весь красный цикл Паола безмятежно спала, а я готовился к схватке. Потом вошла Гилва.
— Ты еще не спишь? Спи, у нас будет долгий, тяжелый день. Сначала — Логрус, потом скачка по отражениям. — Несколько секунд она всматривалась в лицо Паолы. — Надо бы извиниться перед малышкой. Она загнала нас в дерьмо, но побуждения ее были чисты.
— Ты изменилась, Гилва.
Дева Хаоса улыбнулась.
— Сама себе удивляюсь. Собираюсь извиниться перед той, что разбила мои планы. Спи, Повелитель. Осталось мало времени.
Несмотря на короткий сон, чувствую себя великолепно. Сразу после завтрака, пока девушки убирают со стола, сую руки в манипуляторы Логруса и тянусь сквозь отражения. Далеко. Очень далеко. За такие шутки можно получить по рукам. Гилва видит мои потуги и замирает с ложками и вилками в руке. Логрусовым зрением вижу перед ней знак Логруса. Значит, она видит такой же передо мной.
Есть! Правым манипулятором нащупываю маленький предмет. Тяну к себе, и тут кто-то бьет по левому. Уж не сам ли Лабиринт? Для меня этот удар — словно два пальца в розетку. Вскрикиваю и подпрыгиваю. Успокоившись, разжимаю правый кулак. Пуговица из голубого камня, похожего на горный хрусталь.
— Откуда? — спрашивает Гилва.
— Со склонов самого Колвира.
— Подари, — Паола уже присматривает на платье место для находки.
— Не-а! Ее нельзя долго носить. Меченой станешь.
— Радиация? — начитанная Паола прячется за спину Гилвы.
— Нет. Но где-то похоже. — Внимательно изучаю пуговицу и сую в карман.
Пора. Проверяю, как в прошлый раз, содержимое карманов, пристегиваю ножны с шашкой. Паола целует в щеку и машет рукой. Идем с Гилвой в угол, откуда Путь тащит нас в пещеру Логруса. Сухэй и еще несколько человек уже ждут нас. Зал изменился. Скелетов нет. Вдоль стен навалены груды камней, рухнувших с потолка. Сам Логрус светится не голубым, а почти желтым.
— Логрус согласился дать тебе вторую попытку, — говорит Сухэй.
— А кто его спрашивает? — грубо отвечаю я. — Всем покинуть зал.
Раздается недовольный гомон. Наготове у меня заклинание «Билет в один конец», но необходимости в нем нет. Сухэй поднимает руку, требуя тишины, кивает, и все покидают зал. Он и Гилва остаются. Что ж, на большее я и не рассчитывал. Произношу заклинание «Беседка для двоих» и в нужнуй момент вскидываю руки. Это слегка трансформированное заклинание, которым пользовался Сухэй для разговора наедине, но молочная стена окружает весь зал Логруса. По существу, ее не видно, так как проходит она в глубине стен. Но Сухэй чувствует и кивает, одобряя разумность. Испытывая стыд, произношу следующее заклинание — «Спите спокойно, дорогие товарищи». Сухэй и Гилва застывают статуями. Отношу их в безопасный уголок и укладываю на пол. На всякий случай.
— Итак, мы наедине, — произносит Логрус. — Что же ты медлишь? Боишься?
Его реплику я игнорирую, но произношу заклинание «Остановись, мгновение, ты прекрасно». Можно считать, что оно останавливает время вокруг, но правильнее будет думать, что ускоряет в тысячи раз в зоне действия заклинания. То, что я собираюсь сделать, может ослабить Логрус. Не хочу, чтоб этим успел воспользоваться Лабиринт.
— Хочешь вызвать меня на поединок? — интересуется Логрус. — Тогда это разумно.
— Поединок ты уже проиграл.
Извлекаю из кармана голубую пуговицу и, перекатывая ее на ладони, пускаю в ход заклинание «Мы так похожи друг на друга». Стены и пол пещеры синеют. Этот голубой камень обладает удивительным свойством — экранирует энергии Лабиринта и Логруса. Я только что отрезал Логрус от внешнего аккумулятора. В другой момент это было бы верное самоубийство. Но сейчас, когда все его внутренние силы ушли на восстановление узора, может получиться.
— Я знаю еще одно заклятие, — говорю Логрусу перед тем, как вступить на узор. — Называется «Звонким льдом покрылась речка». Логрус не отвечает. Долго блуждаю по закоулкам узора, высасывая из него информацию. Как по паркетному полу. Ни прыжков, ни акробатики, ни Вуалей Лабиринта — лишь слабое подергивание и трепыхание под ногами.
— Ты уже покойник, — говорит Логрус, когда я пересекаю его по диагонали, не обращая внимания на узор под ногами.