— Паола, иди ко мне, сядь на колени. Вот так, умница. Сейчас я начну тебе ухи крутить.
Паола взвизгнула от такого коварства и отскочила в угол.
— За что?!
— Я же говорил: с оружием из дома — ни ногой!
— То оружие дома! Ты не велел, я не брала. А эту шпагу я сама наколдовала!
Дальше начинаются всхлипывания, неясные упреки, намеки на то, что кое-кому все можно. А в Эрмитаже даже конные рыцари по залам дозором ходют.
— Ты их видела?
— Вот еще! Кланяться! Это они мне кланяться должны.
— Так видела, или нет?
— Ну что ты привязался?
Гилва отлипла от дверного косяка, плюхнулась в мягкое кресло и прикрыла ладонями лицо. Только по вздрагиванию плеч понял, что она смеется. Паола растерянно оглянулась на подругу.
— По закону они меня должны приветствовать. Я Лабиринт прошла…
— На мне проехала, — вставляю я.
— … мне любой рыцарь должен дорогу уступать. Но вдруг они меня не узнают? Я же как простолюдинка одета. Это пока докажешь дуболомам — до смертоубийства дойдет. А убивать ты запретил. Ну, я, как их увидела, Гилву за руку — и шмыг в другой зал. Чтоб не встретиться.
— И начали мы бегать по крутым лестницам и узеньким коридорам, — все так же, не отнимая рук от лица, прокомментировала Гилва.
— Понятно… Понимаешь, Паола, в рыцарском зале Эрмитажа стоят чучела лошадей. А на них посадили чучела рыцарей. Они там сто лет стоят.
— Ну и глупо! Ну и не смешно! — обиделась Паола и надула губки.
— Уже не стоят, Повелитель. Паола с перепугу играла отражениями. Не знаю, как рыцари, но по паркету стучали копытами очень даже живые лошади.
Закрываю глаза и пытаюсь представить, что мог натворить в Эрмитаже даже один рыцарский конь. О, мама мия!
— … да наоборот как раз! Ничего я не могу! Связан! Понимаешь, по рукам и ногам связан всемогуществом!
— Не шуми, Дан.
— Богданчик, милый, успокойся. Все хорошо. Хочешь, я тебе водички налью?
— Простите, девчонки. Но я на самом деле ничего не могу.
— Но ведь у тебя есть эти… сенсоры, сканеры, датчики всякие.
— Гилва, научный метод познания основан на повторимости результатов. И независимости результата от личности экспериментатора. А все приборы вокруг меня показывают то, что я хочу видеть. Телевизор видишь? Хочешь, сейчас по телевизору Паолу покажут?
— Нет-нет! — взвизгнула Паола, а я обернулся к экрану.
— … удивительно стойкий вкус! А что вы скажете? — обратился ведущий рекламы к толпе. Камера остановилась на Гилве и Паоле.
— И на самом деле, — Паола продемонстрировала в объектив все 32 зуба. — Вкус как у дерьма, но такой стойкий!.. — и скорчила рожицу.
Паола сорвалась с места и выключила телевизор.
— Сволочи! Без конца крутят!
— Вот видишь! Я даже напряжение в сети не могу измерить! А этот мир вокруг — он весь держится на приборах, на технике! О своем мире я и не говорю!
— Дан, это все потому, что ты рожден не для этого мира. Живи во Дворах Хаоса. Или в Эмбере. Тебя и там, и там примут.
— Уже приняли… Лабиринт хотел убить, Логрус хотел убить…
— Это они с перепугу. А как поймут, что ты им не угрожаешь, успокоятся, и все будет хорошо. Ты обратил внимание, как тепло тебя в Эмбере встретили? Все за тебя переживали, когда ты Узор топтал. Чтоб все за одного — такое там редко бывает.
— Я там с тоски помру. Я же космодесантник, Гилва. Мне космос нужен, простор!
— О, демоны Обода! Да не простор тебе нужен, а чтоб задницу припекало. Неприятности тебе нужны. Хочешь вертеться как уж на сковородке!
— Ну да… Преодолевать… Счастье это путь к цели… Я ЖЕ ОБ ЭТОМ И ГОВОРЮ!!! Мне нужна цель и нужен путь к ней! А тут — ни того, ни другого!
— Бедненький… — это уже Паола. — Едем к нам в деревню. У крестьян всегда цель есть — хлеб растить.
— Милая моя, ты Лабиринт прошла. Два раза вокруг амбаров обойдешь — они по крышу хлебом заполнятся. Кому нужна игра в хлеборобов, если можно вокруг амбара обойти?
— Но… это не настоящий хлеб!!! — и в слезы. Дошло.
— Дан, я же не первый раз тебе говорю: имеет цену только информация.
— Информация? О чем? Как колдовать? Есть у меня такая информация! Сплетни? Кто куда поехал, кто чей родственник, кто кого пришил? Скука это.
— Эх, Повелитель… Кажется, я опять не на ту лошадь села… Пользуйся, гад, моей добротой! Что тебе Сухэй говорил? Не ты первый! И до тебя такие крутые были. Где они сейчас? Разыщи. Выясни, чем занимаются!
— Гилва!!! Умница! Дай, я тебя к сердцу прижму!!!
Белый лист бумаги. Можно и на экране компа, но на бумаге лучше. На экране каждая запись выглядит слишком монументально, законченно. Правильно. Ее жалко стирать. Бумага все терпит. Итак… Пишу первое имя — Дворкин. Крутой и, вроде, бессмертный. Пока, во всяком случае. Оберон оказался смертным, но это ни о чем не говорит. Если верить Дворкину из Коридора Зеркал, наши с Паолой дети тоже будут смертными. Второе имя — Мерлин. Крутой. Корвин… ??? Не очень крутой, но Лабиринт создал. Корал. Сама по себе — ничего особенного, но глазик… Почему бы Камню Правосудия не позаботиться о своем носителе? Опять же, зачем Дворкин вставил ей в глазницу Камень Правосудия? Ну, потеряла глазик. Не она первая. Новый бы вырос… Да! Обладатель второго глазика — Змей хаоса. Точнее, бывший хозяин обоих глазиков. Интересно, это белый Единорог ему рогом глаз выковырнул? Тогда — и его в список. Ее, если быть точным. Единорожица. Хороший список получился! Четыре человека, два зверя. И никто ничего путного мне не скажет. Разве что Дворкин… Но с ним невозможно говорить, пока Лабиринт поврежден. Колесо-Призрак! Не человек, но видная фигура. Знает много. Крутой. Поэтому — в список.
А почему, собственно, я заношу в список только тех, чьи имена встретил в «Хрониках»? Консерватизм мышления! Чем наши люди хуже? Камилл, например. Мда-а… И все? Ну, Горбовский… На Радуге не погиб, радиоволны больше года излучал. И вообще, приятный человек! Двое… Маловато. Сикорски… Нет, с ним лучше не связываться. Он вроде Бенедикта — помешан на безопасности Отечества. Да и не знаю я его.
Хлопает входная дверь. Вернулись мои родные и близкие. Паола шуршит целлофаном, разворачивая букет, Гилва извлекает прямо из воздуха вазу с водой. Мои бумаги отодвигаются, и ваза устанавливается в центре стола.
— Эй, э-эй! Поосторожнее! — стряхиваю с бумаг капли воды. Паола отбирает лист, читает, кладет на место. Минут пять девушки со смешками наблюдают, как я хмуро изучаю трещинки на потолке, порываюсь что-то написать, но бросаю авторучку.
— А я вчера мультфильм смотрела, — не выдерживает Паола. Зажимает двумя пальцами нос и гундосит: — Если чего-то не знаете, надо кого-то спросить.
— Кого?
— Меня спрашивать не надо, — гундосит Паола и смеется. Интересно, кого она цитировала? Но совет правильный. Оба совета. Особенно, второй. Достаю колоду, шарю глазами по книжным полкам, сдаю козыря сфинкса.
— Здравствуй, Самый-Шерстистый-Из-Пернатых.
— Приветствую тебя, Создатель-Тысячи-Бесполезных-Путей.
— Я подумал, что эта книга тебе понравится, — протягиваю ему толстый том толкового словаря под редакцией Ожегова. 70 тысяч слов и выражений.
— Ооо! Бесценный дар! Скажи слово, и я буду служить ковриком у твоего порога.
— И мучить загадками моих гостей? Нет уж! Та девушка уже связала голубые носки?
— Лана? Да. Но теперь она хочет получить маховое перо из моего крыла.
— Не соглашайся. Девушек много, на всех перьев не хватит.
— Спасибо. Интуитивно я тоже склонялся к такому решению, но не мог подкрепить его аргументацией. Не хочешь сыграть в загадки? Просто так, на интерес. Домашнее животное на букву "к"?
Вспоминаю, какой живностью я одарил бывших рабов.
— Полезное — конь, кот, кpолик, коза или корова. Вредное — клоп и крыса. Из птиц — курица и канаpейка!
— Поразительно! Я не думал, что ответ можно представить списком! Лана неделю изводила меня этой загадкой. Вэлл! Твоя очередь.
— Разве что для разминки. Отвечай не думая: чем отличается осел от ишака?
— Сдаюсь!
— Осел — это характер, а ишак — должность!
— Еще! — радуется сфинкс.
— Загадок у меня больше нет. Я просто хотел спросить, не проходил ли мимо тебя бессмертный? Я не в счет.
— Бессмертный???
— Ты что, никогда не слышал о бессмертных?
— Я знал их. Очень давно. Я был тогда молод, и мир выглядел совсем не так, как сейчас.
— Что ты о них знаешь?
— Их было тринадцать. Я слышал, они тоже смертны.
— Кто тебе это сказал?
— Камилл. Один из них.
— Камилл?! В белом шлеме?
— Нет.
— Расскажи!
— Он назвал меня киской и задал много непонятных загадок. Но я не могу их использовать, потому что ответы контекстнозависимы или ситуационно обусловленны.
— О чем вы с ним говорили?
— Он объяснил мне, что белое, укрывшее поле — это снег зимой, или туман летом. Простейший случай ситуационной зависимости.
— О, боже! Пушистик, что он еще говорил? Как его найти?!
— Говорил, что связаться с ним можно через Истинный Терминал.
— Спасибо, киска! — я разорвал контакт и гордо посмотрел на девушек.
— Дворкин тоже говорил об Истинном Терминале, — подсказала Паола.
МУЖСКИЕ ИГРЫ
ЖЕНСКИЕ ИГРЫ
Паола взвизгнула от такого коварства и отскочила в угол.
— За что?!
— Я же говорил: с оружием из дома — ни ногой!
— То оружие дома! Ты не велел, я не брала. А эту шпагу я сама наколдовала!
Дальше начинаются всхлипывания, неясные упреки, намеки на то, что кое-кому все можно. А в Эрмитаже даже конные рыцари по залам дозором ходют.
— Ты их видела?
— Вот еще! Кланяться! Это они мне кланяться должны.
— Так видела, или нет?
— Ну что ты привязался?
Гилва отлипла от дверного косяка, плюхнулась в мягкое кресло и прикрыла ладонями лицо. Только по вздрагиванию плеч понял, что она смеется. Паола растерянно оглянулась на подругу.
— По закону они меня должны приветствовать. Я Лабиринт прошла…
— На мне проехала, — вставляю я.
— … мне любой рыцарь должен дорогу уступать. Но вдруг они меня не узнают? Я же как простолюдинка одета. Это пока докажешь дуболомам — до смертоубийства дойдет. А убивать ты запретил. Ну, я, как их увидела, Гилву за руку — и шмыг в другой зал. Чтоб не встретиться.
— И начали мы бегать по крутым лестницам и узеньким коридорам, — все так же, не отнимая рук от лица, прокомментировала Гилва.
— Понятно… Понимаешь, Паола, в рыцарском зале Эрмитажа стоят чучела лошадей. А на них посадили чучела рыцарей. Они там сто лет стоят.
— Ну и глупо! Ну и не смешно! — обиделась Паола и надула губки.
— Уже не стоят, Повелитель. Паола с перепугу играла отражениями. Не знаю, как рыцари, но по паркету стучали копытами очень даже живые лошади.
Закрываю глаза и пытаюсь представить, что мог натворить в Эрмитаже даже один рыцарский конь. О, мама мия!
— … да наоборот как раз! Ничего я не могу! Связан! Понимаешь, по рукам и ногам связан всемогуществом!
— Не шуми, Дан.
— Богданчик, милый, успокойся. Все хорошо. Хочешь, я тебе водички налью?
— Простите, девчонки. Но я на самом деле ничего не могу.
— Но ведь у тебя есть эти… сенсоры, сканеры, датчики всякие.
— Гилва, научный метод познания основан на повторимости результатов. И независимости результата от личности экспериментатора. А все приборы вокруг меня показывают то, что я хочу видеть. Телевизор видишь? Хочешь, сейчас по телевизору Паолу покажут?
— Нет-нет! — взвизгнула Паола, а я обернулся к экрану.
— … удивительно стойкий вкус! А что вы скажете? — обратился ведущий рекламы к толпе. Камера остановилась на Гилве и Паоле.
— И на самом деле, — Паола продемонстрировала в объектив все 32 зуба. — Вкус как у дерьма, но такой стойкий!.. — и скорчила рожицу.
Паола сорвалась с места и выключила телевизор.
— Сволочи! Без конца крутят!
— Вот видишь! Я даже напряжение в сети не могу измерить! А этот мир вокруг — он весь держится на приборах, на технике! О своем мире я и не говорю!
— Дан, это все потому, что ты рожден не для этого мира. Живи во Дворах Хаоса. Или в Эмбере. Тебя и там, и там примут.
— Уже приняли… Лабиринт хотел убить, Логрус хотел убить…
— Это они с перепугу. А как поймут, что ты им не угрожаешь, успокоятся, и все будет хорошо. Ты обратил внимание, как тепло тебя в Эмбере встретили? Все за тебя переживали, когда ты Узор топтал. Чтоб все за одного — такое там редко бывает.
— Я там с тоски помру. Я же космодесантник, Гилва. Мне космос нужен, простор!
— О, демоны Обода! Да не простор тебе нужен, а чтоб задницу припекало. Неприятности тебе нужны. Хочешь вертеться как уж на сковородке!
— Ну да… Преодолевать… Счастье это путь к цели… Я ЖЕ ОБ ЭТОМ И ГОВОРЮ!!! Мне нужна цель и нужен путь к ней! А тут — ни того, ни другого!
— Бедненький… — это уже Паола. — Едем к нам в деревню. У крестьян всегда цель есть — хлеб растить.
— Милая моя, ты Лабиринт прошла. Два раза вокруг амбаров обойдешь — они по крышу хлебом заполнятся. Кому нужна игра в хлеборобов, если можно вокруг амбара обойти?
— Но… это не настоящий хлеб!!! — и в слезы. Дошло.
— Дан, я же не первый раз тебе говорю: имеет цену только информация.
— Информация? О чем? Как колдовать? Есть у меня такая информация! Сплетни? Кто куда поехал, кто чей родственник, кто кого пришил? Скука это.
— Эх, Повелитель… Кажется, я опять не на ту лошадь села… Пользуйся, гад, моей добротой! Что тебе Сухэй говорил? Не ты первый! И до тебя такие крутые были. Где они сейчас? Разыщи. Выясни, чем занимаются!
— Гилва!!! Умница! Дай, я тебя к сердцу прижму!!!
Белый лист бумаги. Можно и на экране компа, но на бумаге лучше. На экране каждая запись выглядит слишком монументально, законченно. Правильно. Ее жалко стирать. Бумага все терпит. Итак… Пишу первое имя — Дворкин. Крутой и, вроде, бессмертный. Пока, во всяком случае. Оберон оказался смертным, но это ни о чем не говорит. Если верить Дворкину из Коридора Зеркал, наши с Паолой дети тоже будут смертными. Второе имя — Мерлин. Крутой. Корвин… ??? Не очень крутой, но Лабиринт создал. Корал. Сама по себе — ничего особенного, но глазик… Почему бы Камню Правосудия не позаботиться о своем носителе? Опять же, зачем Дворкин вставил ей в глазницу Камень Правосудия? Ну, потеряла глазик. Не она первая. Новый бы вырос… Да! Обладатель второго глазика — Змей хаоса. Точнее, бывший хозяин обоих глазиков. Интересно, это белый Единорог ему рогом глаз выковырнул? Тогда — и его в список. Ее, если быть точным. Единорожица. Хороший список получился! Четыре человека, два зверя. И никто ничего путного мне не скажет. Разве что Дворкин… Но с ним невозможно говорить, пока Лабиринт поврежден. Колесо-Призрак! Не человек, но видная фигура. Знает много. Крутой. Поэтому — в список.
А почему, собственно, я заношу в список только тех, чьи имена встретил в «Хрониках»? Консерватизм мышления! Чем наши люди хуже? Камилл, например. Мда-а… И все? Ну, Горбовский… На Радуге не погиб, радиоволны больше года излучал. И вообще, приятный человек! Двое… Маловато. Сикорски… Нет, с ним лучше не связываться. Он вроде Бенедикта — помешан на безопасности Отечества. Да и не знаю я его.
Хлопает входная дверь. Вернулись мои родные и близкие. Паола шуршит целлофаном, разворачивая букет, Гилва извлекает прямо из воздуха вазу с водой. Мои бумаги отодвигаются, и ваза устанавливается в центре стола.
— Эй, э-эй! Поосторожнее! — стряхиваю с бумаг капли воды. Паола отбирает лист, читает, кладет на место. Минут пять девушки со смешками наблюдают, как я хмуро изучаю трещинки на потолке, порываюсь что-то написать, но бросаю авторучку.
— А я вчера мультфильм смотрела, — не выдерживает Паола. Зажимает двумя пальцами нос и гундосит: — Если чего-то не знаете, надо кого-то спросить.
— Кого?
— Меня спрашивать не надо, — гундосит Паола и смеется. Интересно, кого она цитировала? Но совет правильный. Оба совета. Особенно, второй. Достаю колоду, шарю глазами по книжным полкам, сдаю козыря сфинкса.
— Здравствуй, Самый-Шерстистый-Из-Пернатых.
— Приветствую тебя, Создатель-Тысячи-Бесполезных-Путей.
— Я подумал, что эта книга тебе понравится, — протягиваю ему толстый том толкового словаря под редакцией Ожегова. 70 тысяч слов и выражений.
— Ооо! Бесценный дар! Скажи слово, и я буду служить ковриком у твоего порога.
— И мучить загадками моих гостей? Нет уж! Та девушка уже связала голубые носки?
— Лана? Да. Но теперь она хочет получить маховое перо из моего крыла.
— Не соглашайся. Девушек много, на всех перьев не хватит.
— Спасибо. Интуитивно я тоже склонялся к такому решению, но не мог подкрепить его аргументацией. Не хочешь сыграть в загадки? Просто так, на интерес. Домашнее животное на букву "к"?
Вспоминаю, какой живностью я одарил бывших рабов.
— Полезное — конь, кот, кpолик, коза или корова. Вредное — клоп и крыса. Из птиц — курица и канаpейка!
— Поразительно! Я не думал, что ответ можно представить списком! Лана неделю изводила меня этой загадкой. Вэлл! Твоя очередь.
— Разве что для разминки. Отвечай не думая: чем отличается осел от ишака?
— Сдаюсь!
— Осел — это характер, а ишак — должность!
— Еще! — радуется сфинкс.
— Загадок у меня больше нет. Я просто хотел спросить, не проходил ли мимо тебя бессмертный? Я не в счет.
— Бессмертный???
— Ты что, никогда не слышал о бессмертных?
— Я знал их. Очень давно. Я был тогда молод, и мир выглядел совсем не так, как сейчас.
— Что ты о них знаешь?
— Их было тринадцать. Я слышал, они тоже смертны.
— Кто тебе это сказал?
— Камилл. Один из них.
— Камилл?! В белом шлеме?
— Нет.
— Расскажи!
— Он назвал меня киской и задал много непонятных загадок. Но я не могу их использовать, потому что ответы контекстнозависимы или ситуационно обусловленны.
— О чем вы с ним говорили?
— Он объяснил мне, что белое, укрывшее поле — это снег зимой, или туман летом. Простейший случай ситуационной зависимости.
— О, боже! Пушистик, что он еще говорил? Как его найти?!
— Говорил, что связаться с ним можно через Истинный Терминал.
— Спасибо, киска! — я разорвал контакт и гордо посмотрел на девушек.
— Дворкин тоже говорил об Истинном Терминале, — подсказала Паола.
МУЖСКИЕ ИГРЫ
— Глухо, Дан. Никто во Дворах Хаоса не знает, что такое Истинный Терминал. А у вас как?
— То же самое. Приятно только то, что Паола научилась пользоваться картами. Хотя, Бенедикт может со мной не согласиться.
— А с Дворкиным удалось связаться?
— Связаться-то удалось… Получил совет выпить море.
— Поясни?
— Он не в себе, Гилва. Сам это сознает. Говорит, что Истинный Терминал существует… Где-то. Что было ошибкой так крепко связывать память и Узор. Еще что-то насчет того, что не нужно было во всем следовать книжке. И много-много всякого бреда. При этом все время меняет форму и посмеивается.
— Я знаю, кто советовал выпить море, — гордо сообщает начитанная Паола. — Это из Эзопа.
— Ну и?
— Выпей море, не желай невозможного, нельзя объять необъятное, и так далее… Мол, этого нельзя сделать.
— Спасибо, родная.
— Но если отделить морскую воду от речной, дождевой и океанской…
— То море можно выпить?
— Не-а! Но можно пообещать. Пусть попробуют отделить!
— А что хотел этим сказать Дворкин?..
Скорбное молчание.
— Дан, какие советы он еще давал?
— Смотреть в оба глаза. Один глаз дает двумерную картину. Два — объем. Добавляется третье измерение, и это дает новое качество.
— Разумный совет, — соглашается Гилва.
— Чтоб дать такой совет, не нужно быть Дворкиным! — фыркает Паола. Тоже верно… Минут пять изучаем квадратики паркета.
— Дан, ты же внушал мне, что существует десяток способов найти нужную вещь в отражениях.
— Я не знаю, ЧТО я должен найти. Знаю название, но не знаю ни свойств, ни назначения.
— Спроси у своего компьютера.
— Я спрашивала, — говорит Паола. — Он не знает…
— Спроси у сфинкса, у Логруса, у Лабиринта!
— А это мысль! Спросим у Харона.
— Кто это?
— Лабиринт Корвина. Он себя так величает.
Паола уже тянет из шкафа портупеи с холодным оружием. Одеваемся по-дорожному и покидаем квартиру без всякого сожаления. Эта квартира не стала нашим домом.
Уходим по козырю туда, где нас дожидаются кони. В последний момент слышу звонок во входную дверь и голос: «Откройте, милиция!»
Здесь нам рады. И люди, и лошади. Гилва целует Камелота в морду, Паола угощает Дона Педро заранее припасенными кусочками сахара. Поля, как собака, облизывает мне физиономию. Гилва смеется. Наверняка, ее штучки. Я уже знаю, что нормальные лошади себя так не ведут.
Седлаем лошадей. Первая остановка — у родителей Паолы. Дорогу через отражения прокладывает тоже она. Для Паолы это очень важно — как экзамен на зрелость. Мы с Гилвой держимся на два корпуса сзади. Гилва шепчет на ухо, что такими темпами нам три дня добираться. Паола еще не умеет фиксировать детали. Добьется нужного неба, возьмется за траву. Получит зеленую траву, перейдет к деревьям, а небо из голубого уже снова розовое.
Под небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И с яркою стеной.
Распевает Паола изумительным по красоте голосом.
— Наверно, ее песня сбивает, — шепчу я Гилве. — Может, предупредить?
— Не надо. Пусть поет.
А в городе том сад.
Все травы и цветы.
Гуляют там животные
Невиданной красы.
— Паола, знаешь, сколько нам до твоей деревни ехать? — окликаю я жену.
— Сколько?
— Три дня.
— Так долго?
— Все зависит от тебя. Напряжешься изо всех сил, к вечеру доедем. А нормальной скоростью — три дня.
— Ты зачем ей сказал? — шипит Гилва. — Я тебе по секрету…
— Чтоб не нервничала, — шепотом отвечаю я.
Кто любит, тот любим.
Кто светел, тот и свят.
Пускай ведет звезда тебя
Дорогой в дивный сад.
Распевает Паола ничуть не огорчившись. Гилва догоняет ее и что-то говорит тихим голосом.
— Это их заботы! — возмущается Паола. Гилва притормаживает и поджидает меня.
— Странный ты, — нормальным голосом сообщает Гилва. — Вроде того чудака, что за мной по городу ходил.
— Что за чудак?
Гилва поморщилась.
— С виду — нормальный. Вежливый. Ненавязчивый. Сказал, что женат, двое детей, от меня ему ничего не надо. Очень просил не обижаться. Мол, неприятности ему ни к чему, если что не так, чтоб я сама ему сказала. С другом познакомил. В театр билеты достал, в цирк пригласил, мороженым угощал.
— Женатый?
— Да. С женой познакомил.
— Двое детей?
— Девочка и мальчик.
— Чего же ему от тебя было нужно?
— Сама не знаю. Сказал, что работа у него такая — рядом со мной быть. Или он, или его друг должны рядом со мной неотлучно находиться. Ох, дьявол! Я же забыла ему талисман отдать!
— Покажи!
Талисман оказался примитивным радиомаячком.
— Это он назвал эту вещь талисманом?
— Нет, я. Он сказал, что пока я ее ношу, у него всегда будет кусок хлеба с маслом. И тоненьким кусочком сыра сверху.
— У меня тоже есть! — оглядывается Паола. А парням я сказала, чтоб за мной не шлялись. У меня муж есть!
— И как?
— Каждое утро шоколадкой угощали. Просили не сердиться. Служба у них такая.
— Ах, служба… Давно они к вам прицепились?
Паола переглянулась с Гилвой.
— После того, как приходили, спрашивали, откуда в нашем доме пятый этаж появился. Всегда четыре было. Фото показывали, бумаги под нос совали. Тебя тогда дома не было. Гилва так и сказала, что ты построил. Не на крыше же Повелителю жить.
— А они — что?
— Не сердись, Дан. Я их с лестницы спустила, — созналась Гилва. — Ты им лифт сделал, а они — «Куги не велел, Куги не разрешил…» Сам, гад, не пришел, людей послал. Понимаю, что люди не виноваты, но достали они меня.
— КУГИ — это не человек, — объясняю я. — Это комитет управления городским имуществом. Почему мне сразу не сказали, что за вами слежка идет?
Девушки переглянулись и рассмеялись.
— Дан, ты хоть и Повелитель, но этого не поймешь. И не спрашивай.
— Чего уж не понять, — ворчу я. — Понравилось, что шоколадки дарят…
Нами заинтересовались спецслужбы. Но действовали необычно мягко и осторожно. Интересно, почему?
— Гилва, Паола, ваши… приятели обо мне расспрашивали?
— Дан, ты как ребенок! На что им мы с Паолой? Весь сыр-бор как раз из-за тебя. Не веришь, Паолу спроси.
— Верю… Пять минут назад ты сказала, что не знаешь, почему он к тебе прицепился.
— Дан, шел бы ты куда… по темному козырю! Дура была! Сболтнула, потом выкручивалась.
— Стоп, стоп, стоп! Если ты не в курсе, объясняю: спецслужбы XIX-XXI веков — не те организации, с которыми можно играть в поддавки.
— Я не в курсе?! Ты не в курсе! Они страну оберегают. От тебя! Сердце Хаоса, сколько сил я положила, чтоб вы друг на друга не наехали! Ты же как боевой слон. Растопчешь — не заметишь. А им за людей страшно. Счастье, что ты в пятимиллионном городе поселился. Иначе б атомную бомбу сбросили — и хана нам с Паолой.
Трясу головой.
— Ты не сошла с ума?
Гилва шевелит кистями, подгоняя к рукам манипуляторы Логруса, достает из воздуха книгу и протягивает мне.
— Почитай библию.
Открываю титульный лист. Булгаков. «Мастер и Маргарита». Зачитана до бахромы на листах. Целые абзацы выделены фломастером или ручкой. Поля исписаны торопливыми каракулями.
— Что это?
— Библия тех парней, которые по тебе работали.
— Это же надо! Знаешь, почему они за эту книгу уцепились? У тебя шрам на шее. И имя похожее. Гилва — Гелла. Булгаков мог и перепутать.
— Ты или скромный, или дурак. Половину подвигов Воланда ты повторил, а кое в чем превзошел. Разве что концертов не показывал. Метро, например, прокопал.
— Когда?
— Ты что, не в курсе? Если на плане линия пунктиром отмечена, то нет ее в природе. Строится только. А ты взглянул на план, сел и поехал. И линия стала реальностью. Пять станций, рельсы, эскалаторы, все как полагается.
— Концерты я тоже показывал. Только в узком кругу. В лаборатории. Ох, не к добру это… Понимаешь, Гилва, это двадцатый век, а я из двадцать второго. Я же свое прошлое изменил. Как бы чего не вышло…
— Все помрем, кто раньше, кто позже.
— Кабы так…
За три часа до ночевки (по моим часам) замечаю, что места пошли на удивление знакомые. Паола сияет как медная пуговица. А еще через пять минут выезжаем к полукапсуле. Видимо, здесь прошел целый год. Краска с шезлонгов, оставленных под открытым небом, облупилась. Трава — по пояс, все тропинки заросли. Странно идет время в этих местах. То быстро, то медленно. И везде по-своему.
Без нас здесь кто-то жил. Выключателя не нашел, жег лучину. Потолок закоптил. Холодильник освоил, а с кухонным комбайном так и не разобрался. Пытался сделать светильник и заправить его подсолнечным маслом. Чудак. Но человек аккуратный. Справедливый. Пол подмел, вместо платы соль в бумажке на столе оставил.
Паола с тихой грустью осматривает ангар, ставший конюшней. Прикасается ладонями к стенам, оконным рамам. Потом с непонятным упорством принимается отскабливать пол. Моя магическая помощь решительно отвергается. Приходится хитрить. Извлекаю из воздуха скребок на длинной ручке, вожу им по полу, но засохший навоз подковыриваю манипуляторами Логруса. Пять минут — и пол блестит. Поля, Камелот и Дон Педро допускаются в помещение. Поля первая задирает хвост — и на полу парная кучка.
— Животное! — со слезами на глазах восклицает Паола и выскакивает за дверь.
Иду на полигон. Мешки с песком по-прежнему свисают с веток и веревок. Но мне здесь делать нечего. Я их чувствую спиной. Сказал бы — вижу, но это странное зрение. Как бы черно-белое, но объемное. Одни предметы не заслоняют от мысленного взора другие. Нет, не зря сюда пришел. Знакомое место разбудило новое свойство моего потерявшего чувство реальности организма: теперь умею видеть сквозь стены. До этого владел осязанием сквозь стену — с помощью манипуляторов Логруса, теперь освоил зрение. Что дальше?
— То же самое. Приятно только то, что Паола научилась пользоваться картами. Хотя, Бенедикт может со мной не согласиться.
— А с Дворкиным удалось связаться?
— Связаться-то удалось… Получил совет выпить море.
— Поясни?
— Он не в себе, Гилва. Сам это сознает. Говорит, что Истинный Терминал существует… Где-то. Что было ошибкой так крепко связывать память и Узор. Еще что-то насчет того, что не нужно было во всем следовать книжке. И много-много всякого бреда. При этом все время меняет форму и посмеивается.
— Я знаю, кто советовал выпить море, — гордо сообщает начитанная Паола. — Это из Эзопа.
— Ну и?
— Выпей море, не желай невозможного, нельзя объять необъятное, и так далее… Мол, этого нельзя сделать.
— Спасибо, родная.
— Но если отделить морскую воду от речной, дождевой и океанской…
— То море можно выпить?
— Не-а! Но можно пообещать. Пусть попробуют отделить!
— А что хотел этим сказать Дворкин?..
Скорбное молчание.
— Дан, какие советы он еще давал?
— Смотреть в оба глаза. Один глаз дает двумерную картину. Два — объем. Добавляется третье измерение, и это дает новое качество.
— Разумный совет, — соглашается Гилва.
— Чтоб дать такой совет, не нужно быть Дворкиным! — фыркает Паола. Тоже верно… Минут пять изучаем квадратики паркета.
— Дан, ты же внушал мне, что существует десяток способов найти нужную вещь в отражениях.
— Я не знаю, ЧТО я должен найти. Знаю название, но не знаю ни свойств, ни назначения.
— Спроси у своего компьютера.
— Я спрашивала, — говорит Паола. — Он не знает…
— Спроси у сфинкса, у Логруса, у Лабиринта!
— А это мысль! Спросим у Харона.
— Кто это?
— Лабиринт Корвина. Он себя так величает.
Паола уже тянет из шкафа портупеи с холодным оружием. Одеваемся по-дорожному и покидаем квартиру без всякого сожаления. Эта квартира не стала нашим домом.
Уходим по козырю туда, где нас дожидаются кони. В последний момент слышу звонок во входную дверь и голос: «Откройте, милиция!»
Здесь нам рады. И люди, и лошади. Гилва целует Камелота в морду, Паола угощает Дона Педро заранее припасенными кусочками сахара. Поля, как собака, облизывает мне физиономию. Гилва смеется. Наверняка, ее штучки. Я уже знаю, что нормальные лошади себя так не ведут.
Седлаем лошадей. Первая остановка — у родителей Паолы. Дорогу через отражения прокладывает тоже она. Для Паолы это очень важно — как экзамен на зрелость. Мы с Гилвой держимся на два корпуса сзади. Гилва шепчет на ухо, что такими темпами нам три дня добираться. Паола еще не умеет фиксировать детали. Добьется нужного неба, возьмется за траву. Получит зеленую траву, перейдет к деревьям, а небо из голубого уже снова розовое.
Под небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И с яркою стеной.
Распевает Паола изумительным по красоте голосом.
— Наверно, ее песня сбивает, — шепчу я Гилве. — Может, предупредить?
— Не надо. Пусть поет.
А в городе том сад.
Все травы и цветы.
Гуляют там животные
Невиданной красы.
— Паола, знаешь, сколько нам до твоей деревни ехать? — окликаю я жену.
— Сколько?
— Три дня.
— Так долго?
— Все зависит от тебя. Напряжешься изо всех сил, к вечеру доедем. А нормальной скоростью — три дня.
— Ты зачем ей сказал? — шипит Гилва. — Я тебе по секрету…
— Чтоб не нервничала, — шепотом отвечаю я.
Кто любит, тот любим.
Кто светел, тот и свят.
Пускай ведет звезда тебя
Дорогой в дивный сад.
Распевает Паола ничуть не огорчившись. Гилва догоняет ее и что-то говорит тихим голосом.
— Это их заботы! — возмущается Паола. Гилва притормаживает и поджидает меня.
— Странный ты, — нормальным голосом сообщает Гилва. — Вроде того чудака, что за мной по городу ходил.
— Что за чудак?
Гилва поморщилась.
— С виду — нормальный. Вежливый. Ненавязчивый. Сказал, что женат, двое детей, от меня ему ничего не надо. Очень просил не обижаться. Мол, неприятности ему ни к чему, если что не так, чтоб я сама ему сказала. С другом познакомил. В театр билеты достал, в цирк пригласил, мороженым угощал.
— Женатый?
— Да. С женой познакомил.
— Двое детей?
— Девочка и мальчик.
— Чего же ему от тебя было нужно?
— Сама не знаю. Сказал, что работа у него такая — рядом со мной быть. Или он, или его друг должны рядом со мной неотлучно находиться. Ох, дьявол! Я же забыла ему талисман отдать!
— Покажи!
Талисман оказался примитивным радиомаячком.
— Это он назвал эту вещь талисманом?
— Нет, я. Он сказал, что пока я ее ношу, у него всегда будет кусок хлеба с маслом. И тоненьким кусочком сыра сверху.
— У меня тоже есть! — оглядывается Паола. А парням я сказала, чтоб за мной не шлялись. У меня муж есть!
— И как?
— Каждое утро шоколадкой угощали. Просили не сердиться. Служба у них такая.
— Ах, служба… Давно они к вам прицепились?
Паола переглянулась с Гилвой.
— После того, как приходили, спрашивали, откуда в нашем доме пятый этаж появился. Всегда четыре было. Фото показывали, бумаги под нос совали. Тебя тогда дома не было. Гилва так и сказала, что ты построил. Не на крыше же Повелителю жить.
— А они — что?
— Не сердись, Дан. Я их с лестницы спустила, — созналась Гилва. — Ты им лифт сделал, а они — «Куги не велел, Куги не разрешил…» Сам, гад, не пришел, людей послал. Понимаю, что люди не виноваты, но достали они меня.
— КУГИ — это не человек, — объясняю я. — Это комитет управления городским имуществом. Почему мне сразу не сказали, что за вами слежка идет?
Девушки переглянулись и рассмеялись.
— Дан, ты хоть и Повелитель, но этого не поймешь. И не спрашивай.
— Чего уж не понять, — ворчу я. — Понравилось, что шоколадки дарят…
Нами заинтересовались спецслужбы. Но действовали необычно мягко и осторожно. Интересно, почему?
— Гилва, Паола, ваши… приятели обо мне расспрашивали?
— Дан, ты как ребенок! На что им мы с Паолой? Весь сыр-бор как раз из-за тебя. Не веришь, Паолу спроси.
— Верю… Пять минут назад ты сказала, что не знаешь, почему он к тебе прицепился.
— Дан, шел бы ты куда… по темному козырю! Дура была! Сболтнула, потом выкручивалась.
— Стоп, стоп, стоп! Если ты не в курсе, объясняю: спецслужбы XIX-XXI веков — не те организации, с которыми можно играть в поддавки.
— Я не в курсе?! Ты не в курсе! Они страну оберегают. От тебя! Сердце Хаоса, сколько сил я положила, чтоб вы друг на друга не наехали! Ты же как боевой слон. Растопчешь — не заметишь. А им за людей страшно. Счастье, что ты в пятимиллионном городе поселился. Иначе б атомную бомбу сбросили — и хана нам с Паолой.
Трясу головой.
— Ты не сошла с ума?
Гилва шевелит кистями, подгоняя к рукам манипуляторы Логруса, достает из воздуха книгу и протягивает мне.
— Почитай библию.
Открываю титульный лист. Булгаков. «Мастер и Маргарита». Зачитана до бахромы на листах. Целые абзацы выделены фломастером или ручкой. Поля исписаны торопливыми каракулями.
— Что это?
— Библия тех парней, которые по тебе работали.
— Это же надо! Знаешь, почему они за эту книгу уцепились? У тебя шрам на шее. И имя похожее. Гилва — Гелла. Булгаков мог и перепутать.
— Ты или скромный, или дурак. Половину подвигов Воланда ты повторил, а кое в чем превзошел. Разве что концертов не показывал. Метро, например, прокопал.
— Когда?
— Ты что, не в курсе? Если на плане линия пунктиром отмечена, то нет ее в природе. Строится только. А ты взглянул на план, сел и поехал. И линия стала реальностью. Пять станций, рельсы, эскалаторы, все как полагается.
— Концерты я тоже показывал. Только в узком кругу. В лаборатории. Ох, не к добру это… Понимаешь, Гилва, это двадцатый век, а я из двадцать второго. Я же свое прошлое изменил. Как бы чего не вышло…
— Все помрем, кто раньше, кто позже.
— Кабы так…
За три часа до ночевки (по моим часам) замечаю, что места пошли на удивление знакомые. Паола сияет как медная пуговица. А еще через пять минут выезжаем к полукапсуле. Видимо, здесь прошел целый год. Краска с шезлонгов, оставленных под открытым небом, облупилась. Трава — по пояс, все тропинки заросли. Странно идет время в этих местах. То быстро, то медленно. И везде по-своему.
Без нас здесь кто-то жил. Выключателя не нашел, жег лучину. Потолок закоптил. Холодильник освоил, а с кухонным комбайном так и не разобрался. Пытался сделать светильник и заправить его подсолнечным маслом. Чудак. Но человек аккуратный. Справедливый. Пол подмел, вместо платы соль в бумажке на столе оставил.
Паола с тихой грустью осматривает ангар, ставший конюшней. Прикасается ладонями к стенам, оконным рамам. Потом с непонятным упорством принимается отскабливать пол. Моя магическая помощь решительно отвергается. Приходится хитрить. Извлекаю из воздуха скребок на длинной ручке, вожу им по полу, но засохший навоз подковыриваю манипуляторами Логруса. Пять минут — и пол блестит. Поля, Камелот и Дон Педро допускаются в помещение. Поля первая задирает хвост — и на полу парная кучка.
— Животное! — со слезами на глазах восклицает Паола и выскакивает за дверь.
Иду на полигон. Мешки с песком по-прежнему свисают с веток и веревок. Но мне здесь делать нечего. Я их чувствую спиной. Сказал бы — вижу, но это странное зрение. Как бы черно-белое, но объемное. Одни предметы не заслоняют от мысленного взора другие. Нет, не зря сюда пришел. Знакомое место разбудило новое свойство моего потерявшего чувство реальности организма: теперь умею видеть сквозь стены. До этого владел осязанием сквозь стену — с помощью манипуляторов Логруса, теперь освоил зрение. Что дальше?
ЖЕНСКИЕ ИГРЫ
Теперь веду я. Ни Гилва, ни Паола не знают дороги к Лабиринту Корвина. Я знаю, но от трех дней усиленного гостеприимства голова болит. Как гнилой зуб. Девушки чуть отстали и тихо беседуют.
— …при Корвине не пой.
— Почему?
— Под «Зеленые рукава» короновался Эрик.
— При чем тут «Зеленые рукава» Там ни одного слова про зеленые рукава. Там про золотой город и зверей.
— А я знаю? Но это — «Зеленые рукава». Сукой буду, они.
Глупая тут цивилизация. Вино изобрели, а рассол — нет. Примеряю к руке манипулятор Логруса и тянусь сквозь отражения за заветной банкой. От этого усилия в голове распухает комок боли, к горлу подкатывает тошнота. Но вот она — заветная. Трехлитровая моя. Поля удивленно косит глазом — с чего это я вдруг потяжелел. Извлекаю пальцами соленый огурчик и протягиваю ей. Понравилось. Скармливаю второй и приникаю губами к роднику целительной силы. Ядреная плазма! Хорошо…
Передаю банку Гилве. Та — Паоле. Как трубку мира. Дон Педро от соленых огурцов отказывается, и мы съедаем его долю. Настроение поднимается, самочувствие приходит в норму. Наступает время расспросов о главном.
— Тебе Моррис понравился? — робко спрашивает Паола. Моррис — это свежеиспеченный муж ее старшей сестры.
— Жалко парнишку. Болтушка она. Твоя копия. Своей болтовней с ума парня сведет.
— Хочешь сказать, что я тоже болтушка? — брови строго сдвигаются, тон уже не робкий. Догадливая ты моя.
— Ты тоже. Но тебе многое прощается, потому что ты — моя любимая и неповторимая жена.
Паола погружается в мыслительный процесс. Спустя минуту, так и не решив, похвала это, или упрек, фыркает и гордо задирает носик и выезжает вперед.
— Гил, — говорю я. — У меня к тебе серьезный разговор. Ты только не обижайся, но, может, мы нарушаем какие-то твои планы?
— Мои планы — это ты.
— Но ты же не знаешь, что я буду делать. Я сам пока не знаю.
— А разве важно, где и как учится летать птенец, пока встает на крыло, — говорит мне дева Хаоса. — Птенец — это ты. Оперишься, тогда поговорим. А пока — ищи себя и не мучайся сомнениями.
— Ох ты, какая погань! — восклицает Паола. Оглядываюсь, а рука сама собой тянется к мечу. Это вместо бластера! Акклиматизировался, ежкин кот! Перед нами — мантикора. Жуткий, коварный хищник с телом льва, хвостом скорпиона и человеческим лицом.
— Гуляют тут животные невиданной красы, — бормочу я, снимая бластер с предохранителя.
— Дан, не вмешивайся! Паола! Три-четыре-бум! — командует Гилва. Еле успеваю переключиться на Логрусово зрение, чтоб увидеть, как слева к мантикоре плывет знак Логруса, справа — Лабиринта. Сталкиваются… Грохот взрыва, во все стороны летят куски кровавого мяса. Кони испуганно приседают на задние ноги. Оглядываю девушек. Сами напуганы. Лица, одежда и все вокруг — в веснушках из мельчайших капелек крови.
— Здорово бумкнуло! — восхищенно говорит Паола. — Только шкурку жалко.
— Кто это придумал?
— Я! — весело отзывается моя жена. — Это диалектика! Единство и борьба противоположностей. Атомную энергию — в мирных целях!
Насчет мирных целей можно поспорить, но диалектическая бомба удалась на славу. Господи, неужели Паола до учебника философии добралась?
Доро-о-ога без конца…
Дорога без начала, без конца…
Напевает моя любимая как ни в чем не бывало.
Она когда-то выбрала тебя.
Только вот идти по ней
С каждым шагом все больнее, все трудней!
Впереди открывается море тумана. Как и полагается, по морю гуляют медлительные, величественные волны. На самом краю видимости над туманом чернеет облаком ветвей баодуб. Прибыли.
— Только любовь… Толь… — выводит высоким голосом Паола и замолкает на полуслове. Петь в таком месте — все равно что в храме. Усилием воли пытаюсь разогнать туман, но не тут-то было. Вызываю Логрусово зрение. Мда-а… Облом. Лезу в седельную сумку, достаю инфракрасные очки. Совсем другое дело! Фиона использовала зеркальце с противотуманным заклятием. Теперь я знаю его суть. Сумасшедший мир. Чудовищная смесь науки и магии.
— Здравствуй, Харон.
— Здравствуй, космодесантник.
— Познакомься, Это Паола, моя жена. А это — Гилва. Боевая подруга.
— Странно…
— Что?
— Гилва — понятно. Дворы Хаоса. Из каких конюшен твоя жена?
По-моему, это оскорбление. Оглядываюсь на женщин. Смотрят на меня как на психа.
— Харон, мне кажется, ты ищешь неприятностей. Советую извиниться перед Паолой.
— Мне казалось, у тебя есть чувство юмора. Кстати, Паола меня не слышит.
— Подожди, Богдан, я сама поговорю. — Паола уже тянет на свет колоду. Думает, я по козырю беседую. Ну, милая, чью карту сдавать будешь?
Мою?! Разумно. Я в качестве ретранслятора. Ай да умница!
— Здравствуй, девочка, — говорит Харон. — Я спросил, откуда ты, но Богдан обиделся.
— Мог бы меня спросить. Мне скрывать нечего.
— Харон спросил, из каких ты конюшен, — уточняю я.
— Ну и глупо. Ну и не смешно, — надула губы Паола.
— Прошу меня простить, мы, кажется, не понимаем друг друга, — смутился Харон. — Вопрос мой вот о чем. Паола не из тех, кто может пройти Лабиринт. Однако, перед ней я вижу знак Лабиринта. Ведьмы пользуются сломанными Лабиринтами. Но на знаке нет изъяна. Как такое может быть?
— Я прошла Лабиринт Эмбера! — гордо заявляет Паола.
— Как?
— Информация за информацию, — вступаю в разговор я.
— Топчи Узор.
— Не понял?
— Пройди Лабиринт. Кстати, я сообщил информацию и задал вопрос. Твоя очередь спрашивать еще не наступила.
— Но так нечестно, — вяло возмущаюсь я. — Мы два дня пыль глотали, устали как сволочи…
— Таковы правила. К тому же, я старше. Старших надо слушать.
— Уважаемый Харон, — включается в разговор Гилва, — Позволено будет мне тоже пройти Лабиринт?
— Только вам, воительница, открою страшную тайну. Преодолевший один узор имеет право испытать себя в другом.
— Как это понять?
— Не будет уничтожен после первого шага.
— Вот почему Дара сумела пройти Лабиринт! — говорю я.
— Да. Перед этим она прошла Логрус.
— А я смогу пройти? — встревает Паола. Харон долго безмолствует.
— …при Корвине не пой.
— Почему?
— Под «Зеленые рукава» короновался Эрик.
— При чем тут «Зеленые рукава» Там ни одного слова про зеленые рукава. Там про золотой город и зверей.
— А я знаю? Но это — «Зеленые рукава». Сукой буду, они.
Глупая тут цивилизация. Вино изобрели, а рассол — нет. Примеряю к руке манипулятор Логруса и тянусь сквозь отражения за заветной банкой. От этого усилия в голове распухает комок боли, к горлу подкатывает тошнота. Но вот она — заветная. Трехлитровая моя. Поля удивленно косит глазом — с чего это я вдруг потяжелел. Извлекаю пальцами соленый огурчик и протягиваю ей. Понравилось. Скармливаю второй и приникаю губами к роднику целительной силы. Ядреная плазма! Хорошо…
Передаю банку Гилве. Та — Паоле. Как трубку мира. Дон Педро от соленых огурцов отказывается, и мы съедаем его долю. Настроение поднимается, самочувствие приходит в норму. Наступает время расспросов о главном.
— Тебе Моррис понравился? — робко спрашивает Паола. Моррис — это свежеиспеченный муж ее старшей сестры.
— Жалко парнишку. Болтушка она. Твоя копия. Своей болтовней с ума парня сведет.
— Хочешь сказать, что я тоже болтушка? — брови строго сдвигаются, тон уже не робкий. Догадливая ты моя.
— Ты тоже. Но тебе многое прощается, потому что ты — моя любимая и неповторимая жена.
Паола погружается в мыслительный процесс. Спустя минуту, так и не решив, похвала это, или упрек, фыркает и гордо задирает носик и выезжает вперед.
— Гил, — говорю я. — У меня к тебе серьезный разговор. Ты только не обижайся, но, может, мы нарушаем какие-то твои планы?
— Мои планы — это ты.
— Но ты же не знаешь, что я буду делать. Я сам пока не знаю.
— А разве важно, где и как учится летать птенец, пока встает на крыло, — говорит мне дева Хаоса. — Птенец — это ты. Оперишься, тогда поговорим. А пока — ищи себя и не мучайся сомнениями.
— Ох ты, какая погань! — восклицает Паола. Оглядываюсь, а рука сама собой тянется к мечу. Это вместо бластера! Акклиматизировался, ежкин кот! Перед нами — мантикора. Жуткий, коварный хищник с телом льва, хвостом скорпиона и человеческим лицом.
— Гуляют тут животные невиданной красы, — бормочу я, снимая бластер с предохранителя.
— Дан, не вмешивайся! Паола! Три-четыре-бум! — командует Гилва. Еле успеваю переключиться на Логрусово зрение, чтоб увидеть, как слева к мантикоре плывет знак Логруса, справа — Лабиринта. Сталкиваются… Грохот взрыва, во все стороны летят куски кровавого мяса. Кони испуганно приседают на задние ноги. Оглядываю девушек. Сами напуганы. Лица, одежда и все вокруг — в веснушках из мельчайших капелек крови.
— Здорово бумкнуло! — восхищенно говорит Паола. — Только шкурку жалко.
— Кто это придумал?
— Я! — весело отзывается моя жена. — Это диалектика! Единство и борьба противоположностей. Атомную энергию — в мирных целях!
Насчет мирных целей можно поспорить, но диалектическая бомба удалась на славу. Господи, неужели Паола до учебника философии добралась?
Доро-о-ога без конца…
Дорога без начала, без конца…
Напевает моя любимая как ни в чем не бывало.
Она когда-то выбрала тебя.
Только вот идти по ней
С каждым шагом все больнее, все трудней!
Впереди открывается море тумана. Как и полагается, по морю гуляют медлительные, величественные волны. На самом краю видимости над туманом чернеет облаком ветвей баодуб. Прибыли.
— Только любовь… Толь… — выводит высоким голосом Паола и замолкает на полуслове. Петь в таком месте — все равно что в храме. Усилием воли пытаюсь разогнать туман, но не тут-то было. Вызываю Логрусово зрение. Мда-а… Облом. Лезу в седельную сумку, достаю инфракрасные очки. Совсем другое дело! Фиона использовала зеркальце с противотуманным заклятием. Теперь я знаю его суть. Сумасшедший мир. Чудовищная смесь науки и магии.
— Здравствуй, Харон.
— Здравствуй, космодесантник.
— Познакомься, Это Паола, моя жена. А это — Гилва. Боевая подруга.
— Странно…
— Что?
— Гилва — понятно. Дворы Хаоса. Из каких конюшен твоя жена?
По-моему, это оскорбление. Оглядываюсь на женщин. Смотрят на меня как на психа.
— Харон, мне кажется, ты ищешь неприятностей. Советую извиниться перед Паолой.
— Мне казалось, у тебя есть чувство юмора. Кстати, Паола меня не слышит.
— Подожди, Богдан, я сама поговорю. — Паола уже тянет на свет колоду. Думает, я по козырю беседую. Ну, милая, чью карту сдавать будешь?
Мою?! Разумно. Я в качестве ретранслятора. Ай да умница!
— Здравствуй, девочка, — говорит Харон. — Я спросил, откуда ты, но Богдан обиделся.
— Мог бы меня спросить. Мне скрывать нечего.
— Харон спросил, из каких ты конюшен, — уточняю я.
— Ну и глупо. Ну и не смешно, — надула губы Паола.
— Прошу меня простить, мы, кажется, не понимаем друг друга, — смутился Харон. — Вопрос мой вот о чем. Паола не из тех, кто может пройти Лабиринт. Однако, перед ней я вижу знак Лабиринта. Ведьмы пользуются сломанными Лабиринтами. Но на знаке нет изъяна. Как такое может быть?
— Я прошла Лабиринт Эмбера! — гордо заявляет Паола.
— Как?
— Информация за информацию, — вступаю в разговор я.
— Топчи Узор.
— Не понял?
— Пройди Лабиринт. Кстати, я сообщил информацию и задал вопрос. Твоя очередь спрашивать еще не наступила.
— Но так нечестно, — вяло возмущаюсь я. — Мы два дня пыль глотали, устали как сволочи…
— Таковы правила. К тому же, я старше. Старших надо слушать.
— Уважаемый Харон, — включается в разговор Гилва, — Позволено будет мне тоже пройти Лабиринт?
— Только вам, воительница, открою страшную тайну. Преодолевший один узор имеет право испытать себя в другом.
— Как это понять?
— Не будет уничтожен после первого шага.
— Вот почему Дара сумела пройти Лабиринт! — говорю я.
— Да. Перед этим она прошла Логрус.
— А я смогу пройти? — встревает Паола. Харон долго безмолствует.