Шуваев Александр. Книга Предтеч

   Любая, любая вечерняя встреча чревата страхом и неприятностями, поэтому он, не ускоряя шага и не замедляя его, направился мимо, стараясь как-нибудь этак не зацепить тонкой оболочки незримого пузыря, имя которому н чужое одиночество, даже взглядом. Потому что прямой взгляд, - это очень серьезная вещь, - за него непременно приходится отвечать. Когда ему немножечко, самую капельку, - везло, ему было присуще нечто вроде умения, - оставаться по своей воле вроде бы как и на глазах, а незаметным. Как и нет его. Даже в самых агрессивных компаниях, так и ищущих, к кому бы придраться. Только хватало этого умения ненадолго: рано или поздно он чувствовал вдруг, как в совершенно особом, специальном таком, месте, аккурат между лопаток, вдруг обильно выступал холодный пот, - и его тут же ЗАМЕЧАЛИ. Страшное ощущение, как будто тебя накололи на булавку, и некуда деться от этих прикалывающих взглядов, всегда одинаковых вне зависимости от цвета глаз. Но главное в этом умении, это, конечно, уметь не смотреть в глаза, даже боковым зрением не заглядывать, это Гоголь правильно насчет Вия, он подтвердить может. Вот и сейчас надо просто-напросто превратиться в тень, а ежели не слишком медлить, то, глядишь, оно времени-то и хватит на то, чтобы просквозить мимо и никого не задеть. Вот он поравнялся с началом лавочки, вот уже серединка, вот он миновал "створ" конца ееЕ Еще чуть-чуть, и уже можно будет перевести дух, а то непременно потечет пот, а тогда обязательно заметят, обратят внимание, где ты ни будьЕ И почти не зрением даже, пусть и самым, что ни на есть, боковым, а почти что затылком он ощутил, как бесшумно встал сидевший на лавочке. Вот у него, например, как минимум, два дополнительных органа чувств: затылок и то самое место между лопаток.
   - Простите, пожалуйста, вы не могли бы подсказать, где здесь проезд Зеленый, дом два? Хотя дом я тогда найдуЕ
   А что, - очень приятный такой голос, немного торопливо говорит от опасения, что вот сейчас он не расслышит, скроется, а обладатель приятного голоса до самого утра так и не узнает, где находится проезд Зеленый, дом два. Чистое такое, глубокое меццо-сопраноЕ Дух все-таки переведем, а вот повернуться н повернемся. И, невзирая на чувство громадного облегчения и все эти высокоразумные мысли, повернулся он без всякого изящества. А, продвинувшись деревянной походкой к незнакомке, бездарно замер на нелепом расстоянии.
   - Не знаю. Никогда про такую улицу не слыхал. Наверное, это где-то совсем не тут, потому что я, вообще-то, местный. - И вдруг спросил, хотя это, вообще говоря, было совсем не его дело. н А вы что н приехали откуда-то?
   - Приехала. Да. Я с Юга приехала. С ЮгаЕ
   - И что, - прямо так, без багажа?
   - Нет, почему?
   - И только теперь он заметил, вдруг, что у нее в руках, довольно объемистая сумка в форме длинного горизонтального бруса, на длинной ручке.
   - Да, неудачно. А тут еще, похоже, собирается дождьЕ
   - Похоже, - кивнул он в темноте, - и давно собирается.
   - Вы не смогли бы тогда показать мне какой-нибудьЕ постоялый двор?
   - Чего? Гостиницу?
   - Ну даЕ Гостиницу, конечно.
   - А вы, похоже, издалека приехали, - хмыкнул он, - гостиницу! Да там сроду никогда никаких мест не бывает.
   - А, может быть, вы согласились бы предоставить мне кров? На одну только ночь? У меня нашлось бы, чем заплатитьЕ
   - Нет. К сожалению, - он нелепо развел руками и покачал головой, - это совершенно исключено. Рад бы, и родителей как раз нет, но на эту ночь у меня назначено совершенно неотложное мероприятие. Совершенно. Если не сегодня, то никогда.
   - Свидание?
   - Ну что вы. Можно сказать, - наоборот. Этой ночью мне необходимо свести кое-какие счеты. Понимаете? Совсем.
   - А здесь что, - осторожно спросила незнакомка, - принято пользоваться услугами наемных убийц?
   - А?!!
   И когда до него дошло вдруг, что именно она подумала, он захохотал так, как не смеялся уже очень, очень давно. Повизгивая и задыхаясь, не успевая вытирать текущие из глаз слезы.
   - Ты это про, - он вынужден был прерваться, чтобы перевести дыхание, - меня? Компаньеро Стасик! Боец Фронта Национального Освобождения имени Ф-фарабундо МартиЕ Тигр освобождения Тамил Илама! Н-ночной Демон! Позвольте представиться, - знаменитый киллер по кличке Лысый Таракан! Даже Крестный Отец где-то! С той же кличкой! Ой, не могу-у!!!
   - На протяжении всего этого времени она стояла, молча глядя на этот буйный приступ несколько истерического веселья. А он, насмеявшись, еще раз вытер слезы и решительно сказал:
   - Ладно! Хотя это, конечно, и совершенно невозможно, но ты ТАК меня насмешила, что я все-таки приглашу тебя в гости. Только так: завтра в пять ты уходишь, хоть там дождь, хоть чтоЕ Трамваи еще и пораньше ходить начинают. Договорились?
   В темноте, там, где едва различимо, смутно виднелось светлое пятно лица незнакомки, вздохнули с явным облегчением:
   - Не знаю, как вас и отблагодаритьЕ
   Ну, это она зря. Знает, конечно, только виду не покажет. А если умная, так еще и понимает, что это н не тот случай.
   - Между прочим, - проговорил он с непривычным оживлением, крутя головой и удивляясь собственной словоохотливости, - я тут расхвастался, типа, что я местный, а вот тут я почему-то никогда не был, и места этого не узнаюЕ Странное оно какое-тоЕ Ну да ладно, я тут драпал, вот и угодил сюда, но, по-моему, недолго. Так что вряд ли это слишком далеко от домуЕ
   - Во время бегства трудно оценить, как долго оно продолжается. Во время бегства легко пробежать гораздо дальше, чем можно себе даже вообразить. Во время бегства оказываются в местах, в которые не попали бы ни по одной другой причине из числа причин существенных.
   - Ну, ты чешешь!
   - Я? Нет, это цитата из "Истинно Бывшего", так называемый "Дженский Список". Но хорошо сказано, правда?
   - Гм, - он хмыкнул с некоторым сомнением, поскольку от цитаты повеяло на него чем-то непонятно чуждым, как было что-то странное и в этом темном парке без фонарей, где даже отсвет зарева на облаках казался слишком тусклым для центра города, - да, только немножко слишком красиво.
   - Давно говорили, - пожала плечами она, - тогда были другие слова. И по-другому говорились, хозяин.
   Между тем они, мало-помалу, шли в том направлении, откуда он так недавно появился в этом месте, он некоторое время молчал, обдумывая ее слова, а потом осторожно заметил:
   - А ты не знаешь, что и сама несколько по-другому говоришь несколько другие слова? Нет? А не мешало быЕ ПогодиЕ
   Свернув несколько раз, они оказались перед каким-то проходом между двух бетонных столбов, за которым, впрочем, тоже было темно, как в пещере. С некоторой нерешительностью он шагнул туда, - она шла рядом, - и с облегчением перевел дух: просто-напросто глухая стена двухэтажного, кирпичного, безумно уродливого кильдима довоенной еще постройки. Поэтому-то и было так темно. А там, дальше, все в порядке, - вон там вон, возле забора, темнеют железные гаражи с вовсе уж непроглядными проходами между ними, и несет оттуда правильно, гнилой мочой, не цветами никакими, а дальше и вообще пятиэтажка, полускрытая высокими тополями, с редкими горящими окнами. Можно сказать, что там, где присутствуют такие вот жизненные реалии, он попросту дома. Возникала даже иллюзия, что, увидав подобное где угодно, дорогу в родной дом он отыщет автоматически, без ошибок. Потому что тут уж никак невозможно ошибиться. Покрутив головой и еще немного, он и вообще узнал этот дворик с глухой стеной кирпичного кильдима. Это, действительно, было недалеко.
   - Так вот я говорю, что, ежели ты думаешь, будто хотя бы на десять минут можешь сойти за местную уроженку, то ошибаешься. Я не про город говорю, и дело не в незнании местных особенностейЕ Я говорю про больше, про страну, и тут твоя убогая гипотеза про какие-то там юга не прокатитЕ
   - Он мельком, опять-таки чтобы не зацепиться взглядами, оглянулся на спутницу.
   - Продолжай. Это интересно.
   - Сказать, на кого ты больше всего похожа? Человек подозрительный сказал бы, что на шпионку, только больно уж это глупо. Так что больше всего ты похожа на дочку каких-то эмигрантов, и родилась, наверное, тамЕ Угадал?
   - Ты умный. Очень близко к истине. Весьма, да.
   - Но не совсем?
   - А совсем не бывает никогда.
   Меж тем, пробиваясь сквозь тучи, посверкивать начало уже всерьез. И, почти навстречу им, только чуть наискось, двигалась очередная низкая тучка-чудище, тучка-кулак, розовая от постоянно трепещущих в ее нутре молний, рокочущая громами, и весьма живописная, похожая на живое существо, движущееся по собственной воле.
   - Кажется, нам надо бы поторопиться, - сказал он и вдруг застыл, как вкопанный. н А ч-черт!
   - Что-то случилось?
   - Как тебе сказатьЕ Я, понимаешь ли, забыл кое-что. Так что и не знаю, как мы в дом-то будем проникатьЕ
   - Заперто? Ворота до утра не откроют?
   Нет, ей-богу же она достала его своей наивностью. Вопросы все как, прям, нарочно.
   - Да нет, - он с досадой махнул рукой, - какие там воротаЕ Там, прямо у подъезда, сидит один тип, делать ему нечего. Прямо хоть в окно лезь, только вот этаж четвертыйЕ
   - Он что, - спросила она уже с явной осторожностью, - что-то вроде влиятельной персоны?
   - О-о-о, да еще какой! н Провыл он, закатывая глаза, но потом вспомнил вдруг, что до нее его сарказм, скорее всего, просто не дойдет. н Какая там персона. Сам по себе, - так ведь нет ничего, ничтожный человечишка, полу-дебил. Только здоровый страшно и наглый. Из этих, знаешь? Которые всегда чувствуют себя, как домаЕ То-то и оно, что ничего, ничего из себя не представляет, просто этакая тупая, злобная тварь, а как вспомнишь, так прямо-таки жить не хочется и белый свет не милЕ
   Уже говоря последние слова, он вспомнил вдруг о нынешних своих намерениях и осекся, будто поперхнувшись.
   - Вениамин говорил о Звере Судьбы. Он утверждал, что они бывают истинные и мнимые. С мнимым достаточно проявить немного выдержки, чтобы он попросту исчез. Если же Зверь Судьбы настоящий, - то нужно либо, поняв это, подготовиться и все-таки сразиться, либоЕ либо попросить кого-нибудь сделать это за тебя. Очень может быть, что этот кто-то справится без особых затруднений.
   - Опять мистика? Что за зверь такой?
   - Да нет, это просто так называетсяЕ Это может быть и вправду зверь, и демон, и человек, и любая другая сущность, единственное назначение которой н сожрать чужую судьбу. Заесть век, понимаешь?
   - Убить?
   - Редко. Чаще н не дать сделать то, к чему человек предназначен, провалить, лишить в нужный момент удачи, остановить, не пустить, оставить в ничтожестве. Это любимый их вариант, - сделать так, чтобы человек и не знал, что у него вообще есть какая-нибудь судьба.
   - И считал бы себя дерьмом?
   - И считал бы себя ничем.Тут очень похожий случай. Они как раз такими и бывают. Ничем не проявляют себя ни до, ни после того, как обломят кого-нибудь. Они считают себя людьми и, как люди, имеют родителей, документы, семью. Какую-то биографию. Иногда н даже каких-то детей, всегда н ничем не примечательных. Понимаешь? Вся жизнь Веллингтона до, вся жизнь его после Ватерлоо, - это довольно небрежная декорация и никакая не жизнь.
   - ЭтоЕ безнадежно?
   - Нет. Тяжело только. Вон Чингис-хан в конце концов одолел-таки Джамуху. Дело в том, что со Зверем Судьбы самым удачливым изменяет их удача, и брать приходится только упорством и силойЕ Хотя, как я уже говорила, кто-нибудь другой может разделаться с таким вот Зверем без особенных усилий. Вся сила и все оружие его может быть предназначено только против одного.
   - Красиво. Только думаю я, что ты ошибаешься. Потому что либо у меня нет никакой судьбы, которую можно было бы сожрать, либо ВСЕ вокруг меня такие вот звери. Все зверье, без исключения. Я не хочу видеть никого из тех, кого хоть когда-нибудь знал. И никого из тех, кого могу представить себе.
   - А ты и впрямь не наемный убийца. Масштаб не тот. Тебе бы всех и сразу, да? Красиво, - она одобрительно кивнула, - чувствуется размах и это, как его? Удаль, верно?.
   - Нет. Ты меня совершенно неправильно поняла. То есть, - с точностью до наоборот. То есть той же самой цели не видеть, не слышать, не зависеть и не страдать, можно достигнуть и другим способом, прямо противоположнымЕ А вообще-тоЕ Знаешь, что было бы лучше всего? Не надо было человеку происходить от обезьяны. И той ни от кого не нужно было происходить. Ничему вообще не нужно было появляться, и если этого никак нельзя поправить вообще, то очень даже можно для себя, а это, в конце концов, - главное. И это самая последняя истина, то самое, что обещал Христос: конец времени и, наконец, никаких больше "завтра". После этого всякая другая мудрость ни к чемуЕ Вот опять ты умудрилась как-то так отвлечь меня своими выдуманными Зверями, но только не до конца: так кто ты такая и что здесь делаешь?
   - Да, я ведь не представилась, а это невежливо. Меня зовут Елена Тэшик. Кроме того, разумеется масса всяких разных кличек. Более или менее глупых.
   - А-а, да! Станислав. Полунин. Кличка только одна, я ее уже назвал, так что, с твоего позволения, повторяться не будуЕ И с какой же миссией тебя сюда направили?
   - Сама себя направила. А в характере миссии я еще разберусь, уж это будь уверен.
   Она хихикнула.
   - Ты чего это?
   - Да уж больно ты чудной. Страшно серьезно ко всему относишься. Особенно к себе. И всю эту чушь несешь с таким серьезным видом, что начинаешь верить, будто все это и вправду всерьез.
   - Знаешь, что напоминает наш с тобой разговор? Вяназкий такой, тоскливый сон, когда ты ишешь чего-то, или куда-то стремишься, и тебе все время что-то мешает. По мелочи, но все время. Ты превратила самый обычный разговор в какой-то сюр.
   - Во что, - она наморщила брови, - превращает?
   - Ладно, неважно. Главное, что речь твоя н вылитый сон. Все слова вроде бы понятны, а все вместе н не разберешь. Слушаешь, и все, вроде бы, понятно, а потом никак не можешь взять в толк: а что ты, собственно, понимал?
   - Тем более интересно будет прийти к взаимопониманию, понимаешь? н И она, внезапно остановившись, вдруг приблизила свое лицо к его, заглядывая в глаза, чего он всю жизнь избегал изо всех сил, а вот теперь н не смог, и у него разом захватило дух. н Я, к примеру, поняла, что тебя, кажется, чрезвычайно сильно волнуют твои сны.
   Он н молчал. До этого, слишком погруженный в свой План, или же по какой-то другой причине он не приглядывался внимательно к своей новой знакомой, хотя тут уже было достаточно светло. Она была потрясающе красива. До немоты и вдруг пересохшего рта. Настолько, что он вдруг смертельно затосковал, как с ним бывало в иных случаях при встрече с чем-то очень хорошим, качественным, - и отвел глаза. Хотелось плакать, как в давным-давно позабытом детстве, но он, с усилием проглотив вставший в горле комок, вернул себе дар речи.
   - Волнуют, еще как волнуют. Как же не волновать-то. Кроме снов, у меня почти что и нет ничегоЕ Хочешь самый распространенный сюжет? н Прошипел он, ощутив прилив особого, мрачного возбуждения. н Видишь ли, у того, кто приставлен посылать сны мне, есть дежурная тема: нечто вроде совершенно темной пещеры, полностью залитой водой и при этом довольно тесной, грудь разрывается от нехватки воздуха, но еще страшнее - судорожные поиски выхода из этой темной подземной ловушки, когда его просто нет, и ты знаешь, что нет, но все равно ищешь. Этот сюжет повторяется никак не реже раза в месяц, но иногда и пару раз в неделю. Доброму человеку впору бы проснуться, но только у меня и явь ничем не лучше этого сна. А кто-то, наверное, - тот самый сценарист, подсказал мне название, я уже говорил тебе о нем, только не говорил откуда: Завтра, Которого Нет. Понимаешь? Оно есть, но его в то же время и нет. Не понима-аешь... А я - сразу понял, хотя пусть меня убьют, если я помню, откуда взял эти слова. Я услышал, и тут же представил себе длинную череду таких вот Завтра. Которых все равно, что нетЕ Но это ничего,- продолжил он, задыхаясь, - это я привык, это почти что и не доставало уже. Но в последнее время, пошли сны другого сорта. Потрясающе яркие. Жизненные настолько, что и не отличишь. Приятные. Из них я узнаю много такого, чего, - клянусь! н никогда не видел, не слышал и не читал. Вот они-то как раз меня и допекли. Они-то и оказались самым страшным. Знаешь, почему? н И сам же, не дожидаясь ее, ответил. н Да потому что приходится просыпаться! А вот это оказалось для меня уже слишком. Раньше мир и люди казались страшными, угрожающими, отвратительными, но теперь, после тех снов, они стали нестерпимыми.А еще я боюсь их, потому что и впрямь кое-когда не могу отличить их от яви. Страшно не знать, во сне ты или наяву. Мне и сейчас кажется, что все это н сон.
   - Это легенда, что есть такие сны, которые нельзя отличить от яви. И способ есть самый простой. Нужно всего-навсего попробовать прочитать любой текст. Ну, - хоть книжку какую-нибудь. Если получается, - то, скорее всего, не спишь, а если сумеешь убедиться, что он еще и не меняется в зависимости от твоего настроения, - то тогда можешь быть уверен. Как-нибудь попытайся.
   - Непременно. н Он зло улыбнулся. - Да. Как-нибудь н обязательно.
   - Так и кажется, что ты пытаешься придать себе значительности, намекая на какие-то обстоятельства, важные, но никому, кроме тебя, неизвестные. Вид надуто-таинственный.
   - Пусть будет такЕ Но мы почти пришли.Как раз тот самый случай, когда "почти" - не считается. Сидят, с-суки!
   В скудном свете одинокой лампочки было, тем не менее, вполне отчетливо видно, что Карл Эгоныч со своим плотным другом, специалистом Юрком, да, действительно, сидят, оседлав лавочку. Между ними виднелась расстеленная газетка, на которой красовались надкусанные помидоры и плавленые сырки с полусодранной фольгой. Тут же высилась емкость на 0,7 темной жидкости и два граненых стакана: в этакой обеспеченности явно сказывалась близость к родимым базам.
   - Что ж делать-то? н Нерешительно проговорил он. н Хоть взаправду с другой стороны, по стенке на болкон карабкайся. На четвертый этажЕ
   - Не-ет. н Она некоторое время молча приглядывалась к пирующим, а потом, чуть помедлив и склонив голову к плечу, задумчиво продолжила. - Мы постоим тут, за углом, и выждем надлежащее время. Хотя бы для проверки его природы.
   В словах ее чувствовалась совершенно непонятная, но абсолютная уверенность, такая, что он поневоле подчинился. ,а она снова подняла голову к мрачно-кудлатому, розовому от городского света, чреватому грозой и возбуждающей какой-то угрозой небу, и теперь оно почему-то казалось оно куда более близким. А она снова пробормотала, как будто бы себе самой и не вполне понятно:
   - Странно как-то: ведь типичнейшая же, махровая Окраина, а плотность населения-а! Как бы не побольше, чем на ХарральдаЕЧто там не говори, а есть что-то глубоко противное в улицах, особенно если их много. Ты погляди только, - вот где ужас-то!
   И он поглядел, и почувствовал вдруг дикую, ненужную, душную расчлененность, от которой начало тупо давить голову: ширмы, скрывающие только другие ширмы, самоутеснение до безвыходности в самой страшной его форме, когда, выбравшись из одной ловушки, попадаешь в другую, более обширную, а один коридор ведет только в другой коридор, и они бесконечно изгибаются, обходя что-то, ведут окольными путями и, в конце концов, обходят все, минуют все и ото всего уводят. Когда он опомнился, очнулся от своих мыслей о вновь и по-новому воспринятой Безысходности, о том, что все это, - малость разбавленный и оттого только еще более противный ад, лицо его было мокрым от слез.
   - Теперь есть повод еще раз спросить тебя: зачем ты явилась и стала мне очередной помехой? Почему помешала мне, испортив такой удобный момент?
   - В чем н помешала? - Рассеянно спросила она и замолчала, потому что во двор, устало хрустя колесами по гравию дороги, вполз милицейский УАЗ-ик, и она со страшным любопытством наблюдала за его движением:
   - Интересно. И тут то же самое. Все до странности расчленено... Коро-отенькие огрызочки из которых все и слеплено. Я кое-где видела подобные штучки, но не до такой все-таки степени. Тут металл из руды делают?
   - Из чего ж еще?
   - Тогда тем более непонятно. Рудное тело н само по себе превосходная машина.
   Вряд ли милиционеры приехали по делу. Скорее, - привезли на время или же совсем кого-то из своих, домой. Один, во всяком случае, вылез из машины и целенаправленно отправился в один из соседних подъездов. Водитель н остался на месте, а еще двое н выбрались из машины и стали неподалеку, закурив. Один из них, тот что помоложе, судя по тому, как выворачивалась из его непослушных пальцев сигарета, был тяжело, застойно пьян. Он курил, покачиваясь, и медленно озирался, ноздри курносого носа были раздуты от злобы даже не важно н на что, просто так, а взгляд его почти бесцветных, остекляневших глаз был полон такой бессмысленной лютости, что делалось страшно. Наконец, взгляд этот наткнулся на двух выпивающих парней, и они почувствовали его, и немедленно сжались. Страж порядка проснулся в пьяном немедленно, глаза его несколько оживились, и он преувеличенно-твердой походкой направился к нарушителям.
   - Так, значит? Распиваем в обшЕ оп-щес-ственном месте?
   - Не, неЕ - примирительно проговорил Карлуша, - уже уходим. Все нормально, командирЕ
   Тот стоял некоторое время, пытаясь понять, что именно ему сказали, но, в конце концов, все-таки понял, а поняв, - сделал выводы:
   - Щто-о?!! Щто ты сказал?
   За этим последовал короткий шаг вперед и сокрушительной силы взмах дубинкой. Плотный Юрок, с потрясающей, крысиной юркостью перекинул ногу через лавочку и бросился наутек. Гинтер, которому, собственно, и предназначался удар, шарахнулся назад, увернувшись от смертоносной булавы, задел задницей за стену, чуть не упал и кинулся вслед за другом. Сила удара бросила милиционера на лавочку, он не удержался на ногах, уронил фуражку и со страшным матом опрокинулся на заплеванный асфальт. Тут же поднялся, на удивление быстро, и бросился в погоню. Подобно велосипеду, набрав скорость, он одновременно набрал и устойчивость. Был ли он хорошим спортсменом, или это злоба его окрыляла, но только расстояние между ним и жертвами начало сокращаться, и, очень может быть, что он так бы и догнал хотя бы одного, не попадись ему под ноги проклятый поребрик. Он снова, со всего размаху, плашмя шлепнулся на землю, сдавленно вякнул и замер в такой позе. Друг его, докурив, вытащил из кабины шофера, поправил фуражку, и направился на помощь к павшему товарищу.
   - Саня! н Ласково прогудел он, без особых усилий подымая товарища на ноги. н Раз у подъезда сидел, так, значит, местный?
   - Ну?
   - А Валерка тут живетЕ Так что потом с ним разберешься, никуда он не денетсяЕ
   - ТоЕ щно?
   - Ну. Я тебе говорю! Отметелим, а потом еще и возьмемЕ А там н в прессовку. Так что пошли в машину, мы тебя домой отвеземЕ
   И он тут же, послушно, как это не так уж редко бывает с пьяными буянами после приступа буйства, дал увести себя в машину. А гостья, внимательно понаблюдав некоторое время за опустевшим полем битвы своими спокойными, в этот момент н странно-прозрачными глазами, после паузы подвела итог:
   - Если этот пьяный солдат не друг тебеЕ Если ты заранее не попросил его оказать тебе услугуЕ Или не заплатил ему за нееЕ Тогда нам оказалось достаточно выждать, и это - не настоящий Зверь твоей судьбы и не тот, кто залег твой путь. Дутое ничтожество, мнимая величина, и тебе совершенно незачем бояться его.
   - Тебе хорошо говорить, - проворчал он, успокаиваясь, - а вообще-то, - в плане театральной критики, касательно той роли, которую ты играешь, - учти, что разговариваешь ты навроде нудного профессора, логика или математика. Отнюдь не девчонки. На диво педантичная манера выражаться. Или и мышление такое же?
   - Скажем, - странно усмехнулась она, - эпизоды имеют местоЕ Я знаю за собой этот порок.
   - Или среди предков немцы со шведами были?
   - И опять, - она рассмеялась, - имели место эпизодыЕ
   - Ладно, - прервал ее он, - нам пора домой. Уже давно пора.
   И действительно, они уже шли к подъезду, когда первые капли, тяжелые и холодные, как пули, буквально просвистели мимо их ушей, наискось врезаясь в пыльную землю, пыльную листву деревьев, пыльный асфальт и пыльный воздух, поэтому последние метры они буквально пробежали, сгибаясь и втянув голову в плечи. А когда они, впопыхах, влетели в подъезд, и дверь захлопнулась за ними, снаружи тут же полыхнуло, а следом отрывисто, оглушительно, взорвался гром. По инерции, стремглав, взлетев на четвертый этаж, они остановились. Он открыл дверь ключом, делая вроде бы как приглашающий жест, но, одновременно, как-то перекрывая вход. Он еще раз, на всякий случай глянул на нее. Все верно. Потрясающая внешность. Ослепительная настолько, что даже глядеть больно. Длинное оранжево-золотистое платье из чего-то вроде тяжелого шелка. Надо сказать н ис-сключительно подходящая одежка для ночных прогулок по этому городу. Она бы еще эту, как ее? Парчу напялила. Златотканную. А на фоне стены, окрашенной масляной краской неописуемо мерзкого цвета, испятнанной черными кляксами "жучков", испещренной глубоко врезанными матершинными граффити с грамматическими ошибками, Елена Тэшик просто-напросто светилась. Так что снова пришлось отводить глаза, - чтобы не слишком расстраиваться.
   - Моя мама, - проговорил он чуть шутовским тоном, - всегда говорила мне, чтобы я никогда не впускал в дом незнакомых, - но так как мы, вроде бы, познакомилисьЕ Проходи и чувствуй себя, как дома Е