Страница:
К счастью, дверь даже не скрипнула. Лум, кошкой подкравшийся к торговцу, бесшумно набросил ему на шею удавку. А дальше произошло невообразимое: не Лум придушил торговца, а торговец вдруг неожиданно рванул зазевавшегося варвара на себя. Откуда-то снизу вылетел кулак, хрустнули шейные позвонки, и несчастный Лум рухнул на пол. Аршид взмахнул мечом, но клинок ударился о бронзовый подсвечник, а красное лицо азрубальского головореза стало еще более красным после удара о дубовый стол. Рахша лишь до половины успел обнажить свой меч, когда тяжелый подсвечник взлетел над его головой, и он провалился в пустоту, так и не успев до конца осознать, почему суливший легкую добычу план Аршида столь бесславно провалился.
Очнулся он от потока воды, бесцеремонно выплеснутого ему в лицо. Рахша долго отплевывался попавшей в легкие влагой, ошалело оглядываясь по сторонам. Аршид, только что, видимо, пришедший в себя, приподнял голову с пола. Ни Лума, ни двух других подельников рядом не было.
– Не самая сладкая ночь в вашей жизни, подонки, – заметил склонившийся над Рахшей молодой человек.
Если судить по виду, то он был горданцем. Шапка черных кудрявых волос, карие большие глаза и пухлые губы, кривившиеся в усмешке. Кого-то он Рахше напомнил, но кого именно вспоминать было недосуг.
– Вставайте, – приказал горданец, – отец хочет с вами поговорить.
Каким образом они очутились в подвале, Рахша не помнил, зато он хорошо помнил, зачем пришел сегодня ночью в этот дом. Неужели этот белозубый молокосос сумел справиться с пятью не самыми последними головорезами Азрубала? Впрочем, человек, которого ни собирались ограбить и убить, был с сильной проседью в волосах.
Рахша, вяло переставляя ноги, с трудом пересиливая боль в гудящей голове, медленно поднимался по лестнице. Той самой лестнице, которая сослужила им ночью такую добрую службу. Аршид, тяжело дыша сквозь плотно стиснутые зубы, плелся следом. Лицо его и без того не блиставшее красотой, напоминало синюю лепешку.
Стоявший у окна человек в черном обернулся, и Рахша едва не вскрикнул от удивления и испуга. Нечего сказать, хорошего каплуна выбрал Аршид для заклания. Вот и полагайся после этого на лучших друзей.
– Не ожидал встретить старого знакомого, раб?
– Не ожидал, – буркнул Рахша и поспешно опустил глаза.
– Твое счастье, что я узнал тебя в последний момент, а то отправил бы вслед за дружками не попращавшись.
Почтенный Ахай, прихрамывая, прошелся по комнате и присел в кресло. Рахша облизал пересохшие губы и слегка пошевелил стянутыми за спиной руками.
– Развяжи их, – спокойно сказал Черный колдун сыну, – никуда они не денутся. Люди смирные, надо только знать, как с ними обращаться. А я-то думал, что похоронил тебя в Дейре, Рахша.
– Выжил, как видишь.
– Может это и к лучшему, – задумчиво посмотрел Черный колдун на пленника. – Пригодишься.
Рахша хотел было выругаться в ответ на слова почтенного Ахая, но сдержался. Дерзить Черному колдуну, находясь в столь невыгодном положении, было крайне опасно. К тому же его разбирало любопытство. Зачем он понадобился этому человеку? Неужели Черный колдун собрался воевать с гуярами?
– Сколько у тебя людей?
– Двадцать наберу без труда.
– Мне хватит десяти.
– Даром они работать не будут.
– Скажи Хою, где найти этих мерзавцев, а остальное моя забота.
Рахша только сейчас разглядел в углу комнаты низкорослого варвара. Жив еще, выходит, старый хитрец. Посвященный Чирс доверял ему. Горданская гордость не позволяла предположить наличие ума в варваре с далекого севера. И Хой стал ушами и глазами Черного колдуна при Храме. Это он в свое время привлек Рахшу к делу и познакомил с почтенным Ахаем. И Рахша до сих пор не знал, благодарить его за это или проклинать.
Молодой меченый повел головорезов обратно в подвал. Аршид стрелял глазами по сторонам, надеясь улучить удобную минуту для побега, Рахша был задумчив и, кажется, даже не замечал ни беспокойства приятеля, ни его подмигиваний.
Когда тяжелая дверь, наконец, захлопнулась за их спинами, Аршид разразился ругательствами:
– Мы бы этого беспечного юнца заломали бы в два счета.
– Тебе мало общения с его отцом? – Рахша насмешливо кивнул на расквашенный нос приятеля. – Этот щенок распластал бы нас на куски и глазом не моргнул. Беспечных меченых не бывает, достойный Аршид, поверь моему опыту. У этих ребят глаза на затылке. А потом, с чего ты взял, что побег нам сейчас выгоден?
– Выгоднее сдохнуть в этом подвале?
– Мы нужны Черному колдуну, а он щедро платит за услуги.
– Как тебе в Дейре, – усмехнулся Аршид.
– В Дейре мы готовили ему ловушку, а он нас опередил. Так что обижаться нечего. Садись лучше к столу, самое время подкрепиться.
Аршид с удивлением оглядел появившийся невесть откуда стол, уставленный вином и закусками. Вино было суранским, но не самого худшего качества.
– Мы на него отработаем, а потом он нас… – Аршид выразительно провел ребром ладони по горлу.
– Нет, – отрицательно покачал головой Рахша. – Это не в привычках Черного колдуна. Если он обещал заплатить, то заплатит. Уцелеть бы только в передряге.
– А уцелеем?
Рахша только плечами пожал:
– Выбор у нас небогатый.
Глава 13
Глава 14
Очнулся он от потока воды, бесцеремонно выплеснутого ему в лицо. Рахша долго отплевывался попавшей в легкие влагой, ошалело оглядываясь по сторонам. Аршид, только что, видимо, пришедший в себя, приподнял голову с пола. Ни Лума, ни двух других подельников рядом не было.
– Не самая сладкая ночь в вашей жизни, подонки, – заметил склонившийся над Рахшей молодой человек.
Если судить по виду, то он был горданцем. Шапка черных кудрявых волос, карие большие глаза и пухлые губы, кривившиеся в усмешке. Кого-то он Рахше напомнил, но кого именно вспоминать было недосуг.
– Вставайте, – приказал горданец, – отец хочет с вами поговорить.
Каким образом они очутились в подвале, Рахша не помнил, зато он хорошо помнил, зачем пришел сегодня ночью в этот дом. Неужели этот белозубый молокосос сумел справиться с пятью не самыми последними головорезами Азрубала? Впрочем, человек, которого ни собирались ограбить и убить, был с сильной проседью в волосах.
Рахша, вяло переставляя ноги, с трудом пересиливая боль в гудящей голове, медленно поднимался по лестнице. Той самой лестнице, которая сослужила им ночью такую добрую службу. Аршид, тяжело дыша сквозь плотно стиснутые зубы, плелся следом. Лицо его и без того не блиставшее красотой, напоминало синюю лепешку.
Стоявший у окна человек в черном обернулся, и Рахша едва не вскрикнул от удивления и испуга. Нечего сказать, хорошего каплуна выбрал Аршид для заклания. Вот и полагайся после этого на лучших друзей.
– Не ожидал встретить старого знакомого, раб?
– Не ожидал, – буркнул Рахша и поспешно опустил глаза.
– Твое счастье, что я узнал тебя в последний момент, а то отправил бы вслед за дружками не попращавшись.
Почтенный Ахай, прихрамывая, прошелся по комнате и присел в кресло. Рахша облизал пересохшие губы и слегка пошевелил стянутыми за спиной руками.
– Развяжи их, – спокойно сказал Черный колдун сыну, – никуда они не денутся. Люди смирные, надо только знать, как с ними обращаться. А я-то думал, что похоронил тебя в Дейре, Рахша.
– Выжил, как видишь.
– Может это и к лучшему, – задумчиво посмотрел Черный колдун на пленника. – Пригодишься.
Рахша хотел было выругаться в ответ на слова почтенного Ахая, но сдержался. Дерзить Черному колдуну, находясь в столь невыгодном положении, было крайне опасно. К тому же его разбирало любопытство. Зачем он понадобился этому человеку? Неужели Черный колдун собрался воевать с гуярами?
– Сколько у тебя людей?
– Двадцать наберу без труда.
– Мне хватит десяти.
– Даром они работать не будут.
– Скажи Хою, где найти этих мерзавцев, а остальное моя забота.
Рахша только сейчас разглядел в углу комнаты низкорослого варвара. Жив еще, выходит, старый хитрец. Посвященный Чирс доверял ему. Горданская гордость не позволяла предположить наличие ума в варваре с далекого севера. И Хой стал ушами и глазами Черного колдуна при Храме. Это он в свое время привлек Рахшу к делу и познакомил с почтенным Ахаем. И Рахша до сих пор не знал, благодарить его за это или проклинать.
Молодой меченый повел головорезов обратно в подвал. Аршид стрелял глазами по сторонам, надеясь улучить удобную минуту для побега, Рахша был задумчив и, кажется, даже не замечал ни беспокойства приятеля, ни его подмигиваний.
Когда тяжелая дверь, наконец, захлопнулась за их спинами, Аршид разразился ругательствами:
– Мы бы этого беспечного юнца заломали бы в два счета.
– Тебе мало общения с его отцом? – Рахша насмешливо кивнул на расквашенный нос приятеля. – Этот щенок распластал бы нас на куски и глазом не моргнул. Беспечных меченых не бывает, достойный Аршид, поверь моему опыту. У этих ребят глаза на затылке. А потом, с чего ты взял, что побег нам сейчас выгоден?
– Выгоднее сдохнуть в этом подвале?
– Мы нужны Черному колдуну, а он щедро платит за услуги.
– Как тебе в Дейре, – усмехнулся Аршид.
– В Дейре мы готовили ему ловушку, а он нас опередил. Так что обижаться нечего. Садись лучше к столу, самое время подкрепиться.
Аршид с удивлением оглядел появившийся невесть откуда стол, уставленный вином и закусками. Вино было суранским, но не самого худшего качества.
– Мы на него отработаем, а потом он нас… – Аршид выразительно провел ребром ладони по горлу.
– Нет, – отрицательно покачал головой Рахша. – Это не в привычках Черного колдуна. Если он обещал заплатить, то заплатит. Уцелеть бы только в передряге.
– А уцелеем?
Рахша только плечами пожал:
– Выбор у нас небогатый.
Глава 13
Совет вождей
Трактир был полон. Подгулявшие посетители орали так, что можно было не опасаться чужих ушей. Гвенолин стоял у стойки, медленно потягивая суранское вино. Широкополая шляпа закрывала его лицо, да и не было никому в этом заведении дела до арверагского вождя.
Тах прошел в угол и сел на лавку. Подскочивший слуга выставил на стол кувшин вина, меченый небрежным жестом бросил на стол монету. Похоже, никто за ними не следил. Гвенолин выдержал паузу, а потом подсел к столу.
– Все готово, – сказал Тах негромко. – Десять человек. Суранцы. В случае нужды, всю вину можно будет свалить на тайных сторонников Храма.
– А что, есть и такие? – удивился Гвенолин.
– Достойный Рикульф не только нашел их, но и успел повесить.
– Слухи о храмовиках нам на руку, – кивнул головой арвераг.
– Ты не назвал имена жертв, достойный Гвенолин.
– В этом есть необходимость?
– Пожалуй нет, – задумчиво произнес Тах, глядя в пространство. – Есть одна сложность: дворец, где пройдет Совет вождей, его будут охранять не только гитарды, но и твои арвераги. Будет обидно, если именно они наткнутся на моих людей.
– Хорошо, я их предупрежу. Что еще?
– Плата, – улыбнулся Тах. – Суранцы не будут работать даром.
Гвенолин небрежно бросил на стол мешочек с монетами:
– Хватит?
– Суранцам – да. А свою плату я потребую отдельно.
– Конан заплатит, – кивнул головой арвераг.
Горданец поднялся и слегка покачиваясь направился к выходу: ни дать, ни взять самый обычный азрубальский пьяница, хлебнувший лишку. Проклятия подвыпивших гуяров полетели ему в спину, но он даже головы не повернул. Гвенолин, выждав немного, поднялся вслед за горданцем.
Эшера сына Магасара уже не было видно на почти пустынной улице вечернего Азрубала. Ловкий человек, что ни говори. Элдада из Киммарков он убрал чисто. Конан, кажется, ему поверил. Хотя никто не знает, кому в действительности верит император, а кому нет. Гвенолин вздохнул и поправил висевший у пояса меч. Охрана, состоящая из арверагов, отделилась от стены и присоединилась к командиру.
– Слежки не было? – спросил Гвенолин у Освальда.
– Все чисто, – отозвался старый гуяр. – При нас вошел, при нас вышел. А второго не было.
– Какого второго? – не понял Гвенолин.
– Суранца, с которым этот горданец к нам в Лэнд приезжал.
– Ты его видел здесь в Азрубале?
– Видел у дома Конана. Он пялился жену Конана как и все остальные.
Странно. Достойный Эшер ни разу в разговоре не упомянул приятеля-суранца. Правда и повода не было. Очень может быть, этот торговец просто пришел посмотреть на гуярского императора. У дворца, выделенного гитардами Конану, ежедневно собиралась изрядная толпа.
– Как звали того парня?
– То ли Мутон, то ли Мазон, – почесал затылок Конан. – Ростом он с горданца, волосы не сказать чтобы черные, но темнее, чем у тебя, улыбается редко не то, что его белозубый приятель. По возрасту они, наверное, одногодки.
– Еще раз увидишь его, скажи мне.
Утро выдалось на редкость солнечным, но Гвенолину было не до красот омытого золотыми лучами суранского города. За минувшую ночь он проспал в лучшем случае часа два и сейчас у него слипались глаза. Конан уже поджидал его, нетерпеливого прохаживаясь по залу. Шитый золотом гуярский камзол лежал на столе, рядом – меч, усыпанный драгоценными камнями. Наряд достойный императора, что ни говори.
– Нет, – обернулся Конан к Гвенолину, – простой камзол и самый обычный меч, годный для боя. А эту роскошь оставим до лучших времен. Все готово?
Голос Конана звучал как обычно. Трудно было понять, волнуется он или нет. Во всяком случае, Гвенолин бы на его месте был бы сам не свой, впрочем, ему и на своем месте забот хватало.
– Я только что оттуда. Эшер привел своих людей. Цвет местных притонов.
– Они тебя видели?
– Нет. Гулук за ними присмотрит до поры.
– Смотри, Гвенолин, нам нельзя ошибаться.
– Эти не промахнутся.
– Важно, чтобы и мы не промахнулись. Всех суранцев уничтожить сразу же, а этого Эшера в первую голову.
– Сделаем, – кивнул головой Гвенолин.
Конан отвернулся к окну. Все готово, все проверено, все просчитано. Осталось одно – ждать. От самого Конана уже ничего не зависит, и наверное поэтому ему не по себе. Даже перед битвой он не испытывал такого беспокойства. А отступать уже поздно. Все может пойти прахом, если Конан раз и навсегда не свернет шеи своевольным вождям, не разгонит Совет вождей и старейшин, и не сделает его членов обычными владетелями, зависимыми от императора.
– Пора, – негромко сказал Гвенолин.
Конан резко обернулся. Синий гуярский плащ привычно лег на широкие плечи. Длинный тяжелый меч оттянул пояс. Все было как всегда, но битва, которую ему предстояло выиграть сегодня, была самой важной в его жизни.
С самого утра толпы зевак собрались у входа в роскошный дворец азрубальского торговца Зеила, владевшего во времена Храма десятком рудников и фабрик стекла. Смута разорила достойного Зеила, а гуярское завоевание лишило крыши над головой. Сам торговец затерялся в вихре обрушившихся на Суран несчастий, а его дворец прибрали к рукам новые хозяева.
Полторы сотни вооруженных до зубов гуяров стояли плотными рядами у мраморных ступеней дворца, не подпуская близко гудящую от нетерпения толпу. Справа от входа – арвераги, слева – гитарды. Стояли не смешиваясь друг с другом, но и не вступая в словесные перепалки, как это было обычно, когда судьба сталкивала гитардов и арверагов нос к носу. Редко они расходились без драки, хотя до убийств дело, как правило, не доходило. Убийство влекло за собой целый шлейф новых преступлений, и кровная месть сводила на нет целые арверагские и гитардские семьи. На родном острове их земли находились рядом, и накопленные за века обиды делали соседей еще более непримиримыми соперниками в том, что касалось добычи и власти.
И гитарды, и арвераги решительно давали отпор суранскому сброду, которые, не признавая порядка, норовили пролезть к самому крыльцу и доставляли страже немало хлопот. Гулук из Арверагов хотел уже было отдать приказ своим людям, обнажить мечи, но вовремя одумался – обнажать мечи на Совете вождей и старейшин категорически запрещалось, и за нарушение этого запрета можно было поплатиться головой.
– Бейте ножнами, – крикнул он своим людям.
Его совет оказался удачным, и им воспользовались не только арвераги, но и гитарды. Площадь перед дворцом была очищена, а суранцев разогнали по ближайшим улицам и переулкам.
Первыми прибыли Кимбелины во главе с Вортимером и Морведом, за ними эбораки во главе с Голроем. Киммарки были с траурными повязками на головах в память о своем погибшем и еще не погребенном вожде Элдаде. Их новый верховный вождь Леир из Киммарков выглядел бледнее обычного и долго озирался по сторонам, словно искал кого-то в толпе. Амберузы, похоже, разругались по дороге – красные их физиономии резко контрастировали с бледным ликом киммаркского вождя. Окты как всегда вели себя надменно, их вожди Родрик и Седрик своим постным видом испортили бы любой веселый пир. Среди синих плащей октов мелькнуло несколько алых плащей лэндских владетелей. Гулук знал только одного из них – Гольфдана Хилурдского, скучного и мрачного человека, видимо именно этими своими качествами приглянувшегося октам. По слухам, именно его они прочили на место веселого Олегуна. Впрочем, кроме Хилурдского, на это место претендовали еще несколько владетелей. Слово на гуярском Совете им, конечно, не дадут, но послушать умных людей лэндцам не возбранялось.
Конан из Арверагов и Рикульф из Гитардов прибыли почти одновременно. Приветствия арверагов и гитардов слились в один одобрительный вопль, который тут же был подхвачен сотнями суранских глоток. Суранцы приветствовали и своего правителя, достойного Рикульфа, и гуярского императора, почтенного Конана, с которым связывали надежды на оживление торговли и наведения хотя бы относительного порядка в завоеванных гуярами землях.
В этот раз все гуяры в свите Конана были в синих плащах, хотя попадались и алые, но это были лэндские владетели, гревшиеся в лучах славы императора. Рикульф из гитардов тоже включил в свиту нескольких чужаков, в пику Конану из Арверагов, как сразу сообразили многие. Гуярские вожди спешились, горячо и дружески поприветствовали друг друга и даже обнялись по-братски, опровергая тем самым слухи о разногласиях и даже вражде между гитардами и арверагами. В зал Совета они вошли рука об руку, с любезными улыбками на устах. Арверагские вожди и старейшины расположились между октами и киммарками, гитарды чуть в стороне, рядом с эбораками.
– Они уже здесь.
Рикульф вздрогнул и вскинул глаза на достойного Эшера сына Магасара. От этого юнца зависела судьба гуярских кланов, судьба самого Рикульфа. И поздно уже было задаваться вопросом – не изменит ли горданец в последний момент, не дрогнет ли, не подставит ли по глупости Рикульфа под арверагские мечи?
– Держись рядом, – шепнул Рикульф горданцу. Это было, пожалуй, все, что он мог сделать в создавшейся ситуации: покарать в случае измены негодяя или защититься его телом от летящих стрел.
Рикульф перехватил встревоженный взгляд Седрика из Октов и едва заметно кивнул ему головой. Что ни говори, а Седрику предстояло свершить самое трудное, и дай Бог, чтобы у него не дрогнула рука. Рядом, правда, был Леир, готовый в случае надобности прийти на помощь окту, но большого доверия к киммаркскому вождю у Рикульфа не было, уж слишком бледен был сегодня Леир. Рикульф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Какой-то вестлэндский владетель, кажется Свангер, путаясь в словах чужого языка, рассказывал о смерти Олегуна. Слушали его плохо. Владетель обвинял Кеннета Нордлэндского, но никто из гуярских вождей его толком не понял.
– Пусть вопрос о вестлэндской короне решает император, – крикнул Эбелин из Вограков. Фраза, судя по всему, заранее была согласована с Конаном и вызвала недовольство октов и киммарков. Поднялся Родрик из Октов и принялся нудно убеждать присутствующих в преимуществе своего кандидата, благородного Гольфдана Хилурдского. Если верить Родрику, то этот Хилурдский был святым, ибо только святой мог обладать таким количеством достоинств.
К удивлению многих, Конан молчал. Родрика сменил Вортимер, один из самых красноречивых гуярских вождей. Но ни один мускул не дрогнул на лице императора даже тогда, когда вождь кимбелинов позволил себе несколько нелестных замечаний в его адрес. Присутствующие зашумели. Зал разделился на противников Конана и его сторонников. Словом, все было как всегда.
Рикульф ждал. Сигналом к решительным действиям должны были послужить слова Седрика «на благо гуярских кланов». Но до Седрика очередь еще не дошла. Морвед из Кимбелинов яростно обвинял в чем-то Вортимера, требуя суда императора. Его слова вызвали ропот среди присутствующих. Достойный Вортимер был уважаем среди гуярской верхушки, и не мальчишке Морведу его оскорблять. А уж требовать от императора вмешательства в дела чужого клана, это нарушение традиций. Что он себе позволяет, этот Морвед.
Почтенный Вортимер поднялся со своего места во второй раз, это было, конечно, против правил, но должен же был кто-то одернуть зарвавшегося мальчишку.
– На благо гуярских кланов…
Это были последние слова Вортимера из Кимбелинов в этой жизни. Рикульф с оторопью наблюдал, как рослый вождь кимбелинов медленно оседает на руки соседей. Из его короткой шеи торчала черная стрела. Угораздило же его раньше времени произнести роковые слова. Следующая стрела угодила Родрику из Октов прямо в глаз и вскочивший было на ноги вождь опрокинулся на спину.
– Измена, – крикнул Седрик и нанес удар по обнаженной голове Конана. И сразу же окты и киммарки набросились на потрясенных арверагов. Гвенолин едва успел обнажить меч и отбить направленный в лицо удар. А кто-то не успел и захрипел рядом, захлебываясь собственной кровью. И снова прозвучал голос Седрика из Октов:
– Бейте арверагов. Не выпускайте их живыми.
Гвенолин в окружении горстки уцелевших сородичей, скользя в лужах крови, отступал к выходу, а Конан из Арверагов, Великий Конан, продолжал неподвижно сидеть в кресле, безучастный к судьбе истребляемых врагами арверагов. И Гвенолин понял, что это уже навсегда.
Они все-таки вырвались на мраморные ступеньки крыльца, где сбившись в кучу отбивались от наседавших гитардов десятка три озверевших от крови арверагов. А вокруг улюлюкала и свистела опьяневшая от невиданного зрелища толпа.
– Они ушли. Ушли по крыше.
Гвенолин не сразу сообразил, что это кричит Гулук. И не сразу понял, что речь идет о суранцах. Но почему они стали стрелять раньше, чем из уст Конана прозвучало слово «измена»? Это слово произнес Седрик из Октов и нанес роковой удар.
Окровавленный Гулук еще что-то кричал, но из-за звона мечей и предсмертных хрипов трудно было разобрать, что именно.
– Лошади! – понял, наконец, Гвенолин и, ни секунды не медля, нанес разящий удар зазевавшемуся гитарду. Нападавших было слишком много, они только мешали друг другу добить выстроившихся в каре арверагов, которые медленно, не теряя плеча товарища, стекали со ступенек дворца вниз на спасительную площадь, где буйствовала и ревела толпа суранцев. То ли потому, что толпа сочувствовала арверагам, то ли просто нестройное месиво потерявших над собой контроль людей не способно было расступиться, освобождая проход гитардам и октам, спешившим на помощь своим, но людское море стало спасением для Гвенолина и его людей.
– Уходи, Гвенолин, – крикнул Гулук, падая на колено в лужу собственной крови, – ты последний из наших вождей.
Кто и как прорвался им на помощь, ведя в поводу лошадей, Гвенолин так и не понял. Не касаясь стремян он прыгнул в седло.
– К дому Конана, – крикнул он своим и бросил коня на мгновенно расступившуюся перед арверагами толпу.
Тах прошел в угол и сел на лавку. Подскочивший слуга выставил на стол кувшин вина, меченый небрежным жестом бросил на стол монету. Похоже, никто за ними не следил. Гвенолин выдержал паузу, а потом подсел к столу.
– Все готово, – сказал Тах негромко. – Десять человек. Суранцы. В случае нужды, всю вину можно будет свалить на тайных сторонников Храма.
– А что, есть и такие? – удивился Гвенолин.
– Достойный Рикульф не только нашел их, но и успел повесить.
– Слухи о храмовиках нам на руку, – кивнул головой арвераг.
– Ты не назвал имена жертв, достойный Гвенолин.
– В этом есть необходимость?
– Пожалуй нет, – задумчиво произнес Тах, глядя в пространство. – Есть одна сложность: дворец, где пройдет Совет вождей, его будут охранять не только гитарды, но и твои арвераги. Будет обидно, если именно они наткнутся на моих людей.
– Хорошо, я их предупрежу. Что еще?
– Плата, – улыбнулся Тах. – Суранцы не будут работать даром.
Гвенолин небрежно бросил на стол мешочек с монетами:
– Хватит?
– Суранцам – да. А свою плату я потребую отдельно.
– Конан заплатит, – кивнул головой арвераг.
Горданец поднялся и слегка покачиваясь направился к выходу: ни дать, ни взять самый обычный азрубальский пьяница, хлебнувший лишку. Проклятия подвыпивших гуяров полетели ему в спину, но он даже головы не повернул. Гвенолин, выждав немного, поднялся вслед за горданцем.
Эшера сына Магасара уже не было видно на почти пустынной улице вечернего Азрубала. Ловкий человек, что ни говори. Элдада из Киммарков он убрал чисто. Конан, кажется, ему поверил. Хотя никто не знает, кому в действительности верит император, а кому нет. Гвенолин вздохнул и поправил висевший у пояса меч. Охрана, состоящая из арверагов, отделилась от стены и присоединилась к командиру.
– Слежки не было? – спросил Гвенолин у Освальда.
– Все чисто, – отозвался старый гуяр. – При нас вошел, при нас вышел. А второго не было.
– Какого второго? – не понял Гвенолин.
– Суранца, с которым этот горданец к нам в Лэнд приезжал.
– Ты его видел здесь в Азрубале?
– Видел у дома Конана. Он пялился жену Конана как и все остальные.
Странно. Достойный Эшер ни разу в разговоре не упомянул приятеля-суранца. Правда и повода не было. Очень может быть, этот торговец просто пришел посмотреть на гуярского императора. У дворца, выделенного гитардами Конану, ежедневно собиралась изрядная толпа.
– Как звали того парня?
– То ли Мутон, то ли Мазон, – почесал затылок Конан. – Ростом он с горданца, волосы не сказать чтобы черные, но темнее, чем у тебя, улыбается редко не то, что его белозубый приятель. По возрасту они, наверное, одногодки.
– Еще раз увидишь его, скажи мне.
Утро выдалось на редкость солнечным, но Гвенолину было не до красот омытого золотыми лучами суранского города. За минувшую ночь он проспал в лучшем случае часа два и сейчас у него слипались глаза. Конан уже поджидал его, нетерпеливого прохаживаясь по залу. Шитый золотом гуярский камзол лежал на столе, рядом – меч, усыпанный драгоценными камнями. Наряд достойный императора, что ни говори.
– Нет, – обернулся Конан к Гвенолину, – простой камзол и самый обычный меч, годный для боя. А эту роскошь оставим до лучших времен. Все готово?
Голос Конана звучал как обычно. Трудно было понять, волнуется он или нет. Во всяком случае, Гвенолин бы на его месте был бы сам не свой, впрочем, ему и на своем месте забот хватало.
– Я только что оттуда. Эшер привел своих людей. Цвет местных притонов.
– Они тебя видели?
– Нет. Гулук за ними присмотрит до поры.
– Смотри, Гвенолин, нам нельзя ошибаться.
– Эти не промахнутся.
– Важно, чтобы и мы не промахнулись. Всех суранцев уничтожить сразу же, а этого Эшера в первую голову.
– Сделаем, – кивнул головой Гвенолин.
Конан отвернулся к окну. Все готово, все проверено, все просчитано. Осталось одно – ждать. От самого Конана уже ничего не зависит, и наверное поэтому ему не по себе. Даже перед битвой он не испытывал такого беспокойства. А отступать уже поздно. Все может пойти прахом, если Конан раз и навсегда не свернет шеи своевольным вождям, не разгонит Совет вождей и старейшин, и не сделает его членов обычными владетелями, зависимыми от императора.
– Пора, – негромко сказал Гвенолин.
Конан резко обернулся. Синий гуярский плащ привычно лег на широкие плечи. Длинный тяжелый меч оттянул пояс. Все было как всегда, но битва, которую ему предстояло выиграть сегодня, была самой важной в его жизни.
С самого утра толпы зевак собрались у входа в роскошный дворец азрубальского торговца Зеила, владевшего во времена Храма десятком рудников и фабрик стекла. Смута разорила достойного Зеила, а гуярское завоевание лишило крыши над головой. Сам торговец затерялся в вихре обрушившихся на Суран несчастий, а его дворец прибрали к рукам новые хозяева.
Полторы сотни вооруженных до зубов гуяров стояли плотными рядами у мраморных ступеней дворца, не подпуская близко гудящую от нетерпения толпу. Справа от входа – арвераги, слева – гитарды. Стояли не смешиваясь друг с другом, но и не вступая в словесные перепалки, как это было обычно, когда судьба сталкивала гитардов и арверагов нос к носу. Редко они расходились без драки, хотя до убийств дело, как правило, не доходило. Убийство влекло за собой целый шлейф новых преступлений, и кровная месть сводила на нет целые арверагские и гитардские семьи. На родном острове их земли находились рядом, и накопленные за века обиды делали соседей еще более непримиримыми соперниками в том, что касалось добычи и власти.
И гитарды, и арвераги решительно давали отпор суранскому сброду, которые, не признавая порядка, норовили пролезть к самому крыльцу и доставляли страже немало хлопот. Гулук из Арверагов хотел уже было отдать приказ своим людям, обнажить мечи, но вовремя одумался – обнажать мечи на Совете вождей и старейшин категорически запрещалось, и за нарушение этого запрета можно было поплатиться головой.
– Бейте ножнами, – крикнул он своим людям.
Его совет оказался удачным, и им воспользовались не только арвераги, но и гитарды. Площадь перед дворцом была очищена, а суранцев разогнали по ближайшим улицам и переулкам.
Первыми прибыли Кимбелины во главе с Вортимером и Морведом, за ними эбораки во главе с Голроем. Киммарки были с траурными повязками на головах в память о своем погибшем и еще не погребенном вожде Элдаде. Их новый верховный вождь Леир из Киммарков выглядел бледнее обычного и долго озирался по сторонам, словно искал кого-то в толпе. Амберузы, похоже, разругались по дороге – красные их физиономии резко контрастировали с бледным ликом киммаркского вождя. Окты как всегда вели себя надменно, их вожди Родрик и Седрик своим постным видом испортили бы любой веселый пир. Среди синих плащей октов мелькнуло несколько алых плащей лэндских владетелей. Гулук знал только одного из них – Гольфдана Хилурдского, скучного и мрачного человека, видимо именно этими своими качествами приглянувшегося октам. По слухам, именно его они прочили на место веселого Олегуна. Впрочем, кроме Хилурдского, на это место претендовали еще несколько владетелей. Слово на гуярском Совете им, конечно, не дадут, но послушать умных людей лэндцам не возбранялось.
Конан из Арверагов и Рикульф из Гитардов прибыли почти одновременно. Приветствия арверагов и гитардов слились в один одобрительный вопль, который тут же был подхвачен сотнями суранских глоток. Суранцы приветствовали и своего правителя, достойного Рикульфа, и гуярского императора, почтенного Конана, с которым связывали надежды на оживление торговли и наведения хотя бы относительного порядка в завоеванных гуярами землях.
В этот раз все гуяры в свите Конана были в синих плащах, хотя попадались и алые, но это были лэндские владетели, гревшиеся в лучах славы императора. Рикульф из гитардов тоже включил в свиту нескольких чужаков, в пику Конану из Арверагов, как сразу сообразили многие. Гуярские вожди спешились, горячо и дружески поприветствовали друг друга и даже обнялись по-братски, опровергая тем самым слухи о разногласиях и даже вражде между гитардами и арверагами. В зал Совета они вошли рука об руку, с любезными улыбками на устах. Арверагские вожди и старейшины расположились между октами и киммарками, гитарды чуть в стороне, рядом с эбораками.
– Они уже здесь.
Рикульф вздрогнул и вскинул глаза на достойного Эшера сына Магасара. От этого юнца зависела судьба гуярских кланов, судьба самого Рикульфа. И поздно уже было задаваться вопросом – не изменит ли горданец в последний момент, не дрогнет ли, не подставит ли по глупости Рикульфа под арверагские мечи?
– Держись рядом, – шепнул Рикульф горданцу. Это было, пожалуй, все, что он мог сделать в создавшейся ситуации: покарать в случае измены негодяя или защититься его телом от летящих стрел.
Рикульф перехватил встревоженный взгляд Седрика из Октов и едва заметно кивнул ему головой. Что ни говори, а Седрику предстояло свершить самое трудное, и дай Бог, чтобы у него не дрогнула рука. Рядом, правда, был Леир, готовый в случае надобности прийти на помощь окту, но большого доверия к киммаркскому вождю у Рикульфа не было, уж слишком бледен был сегодня Леир. Рикульф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Какой-то вестлэндский владетель, кажется Свангер, путаясь в словах чужого языка, рассказывал о смерти Олегуна. Слушали его плохо. Владетель обвинял Кеннета Нордлэндского, но никто из гуярских вождей его толком не понял.
– Пусть вопрос о вестлэндской короне решает император, – крикнул Эбелин из Вограков. Фраза, судя по всему, заранее была согласована с Конаном и вызвала недовольство октов и киммарков. Поднялся Родрик из Октов и принялся нудно убеждать присутствующих в преимуществе своего кандидата, благородного Гольфдана Хилурдского. Если верить Родрику, то этот Хилурдский был святым, ибо только святой мог обладать таким количеством достоинств.
К удивлению многих, Конан молчал. Родрика сменил Вортимер, один из самых красноречивых гуярских вождей. Но ни один мускул не дрогнул на лице императора даже тогда, когда вождь кимбелинов позволил себе несколько нелестных замечаний в его адрес. Присутствующие зашумели. Зал разделился на противников Конана и его сторонников. Словом, все было как всегда.
Рикульф ждал. Сигналом к решительным действиям должны были послужить слова Седрика «на благо гуярских кланов». Но до Седрика очередь еще не дошла. Морвед из Кимбелинов яростно обвинял в чем-то Вортимера, требуя суда императора. Его слова вызвали ропот среди присутствующих. Достойный Вортимер был уважаем среди гуярской верхушки, и не мальчишке Морведу его оскорблять. А уж требовать от императора вмешательства в дела чужого клана, это нарушение традиций. Что он себе позволяет, этот Морвед.
Почтенный Вортимер поднялся со своего места во второй раз, это было, конечно, против правил, но должен же был кто-то одернуть зарвавшегося мальчишку.
– На благо гуярских кланов…
Это были последние слова Вортимера из Кимбелинов в этой жизни. Рикульф с оторопью наблюдал, как рослый вождь кимбелинов медленно оседает на руки соседей. Из его короткой шеи торчала черная стрела. Угораздило же его раньше времени произнести роковые слова. Следующая стрела угодила Родрику из Октов прямо в глаз и вскочивший было на ноги вождь опрокинулся на спину.
– Измена, – крикнул Седрик и нанес удар по обнаженной голове Конана. И сразу же окты и киммарки набросились на потрясенных арверагов. Гвенолин едва успел обнажить меч и отбить направленный в лицо удар. А кто-то не успел и захрипел рядом, захлебываясь собственной кровью. И снова прозвучал голос Седрика из Октов:
– Бейте арверагов. Не выпускайте их живыми.
Гвенолин в окружении горстки уцелевших сородичей, скользя в лужах крови, отступал к выходу, а Конан из Арверагов, Великий Конан, продолжал неподвижно сидеть в кресле, безучастный к судьбе истребляемых врагами арверагов. И Гвенолин понял, что это уже навсегда.
Они все-таки вырвались на мраморные ступеньки крыльца, где сбившись в кучу отбивались от наседавших гитардов десятка три озверевших от крови арверагов. А вокруг улюлюкала и свистела опьяневшая от невиданного зрелища толпа.
– Они ушли. Ушли по крыше.
Гвенолин не сразу сообразил, что это кричит Гулук. И не сразу понял, что речь идет о суранцах. Но почему они стали стрелять раньше, чем из уст Конана прозвучало слово «измена»? Это слово произнес Седрик из Октов и нанес роковой удар.
Окровавленный Гулук еще что-то кричал, но из-за звона мечей и предсмертных хрипов трудно было разобрать, что именно.
– Лошади! – понял, наконец, Гвенолин и, ни секунды не медля, нанес разящий удар зазевавшемуся гитарду. Нападавших было слишком много, они только мешали друг другу добить выстроившихся в каре арверагов, которые медленно, не теряя плеча товарища, стекали со ступенек дворца вниз на спасительную площадь, где буйствовала и ревела толпа суранцев. То ли потому, что толпа сочувствовала арверагам, то ли просто нестройное месиво потерявших над собой контроль людей не способно было расступиться, освобождая проход гитардам и октам, спешившим на помощь своим, но людское море стало спасением для Гвенолина и его людей.
– Уходи, Гвенолин, – крикнул Гулук, падая на колено в лужу собственной крови, – ты последний из наших вождей.
Кто и как прорвался им на помощь, ведя в поводу лошадей, Гвенолин так и не понял. Не касаясь стремян он прыгнул в седло.
– К дому Конана, – крикнул он своим и бросил коня на мгновенно расступившуюся перед арверагами толпу.
Глава 14
Жена вождя
Кеннет довольно долго проторчал у ворот дома арверагского вождя, пережидая поднявшуюся суету. Гуяры седлали коней, проверяли оружие, словно отправлялись не на встречу с соплеменниками, а на битву с врагами. Кеннет знал, какая участь ждет самоуверенного вождя, но не испытывал к нему сочувствия. Конан сам отлаживал ловушку, в которую ему предстояло угодить, забыв, видимо, что подлость оружие обоюдоострое. Пожалуй, этот невероятный по цинизму и изощренности план мог прийти только в голову Беса Ожского. Гуярские вожди сами наняли убийц и щедро оплатили собственную смерть. Так почему Кеннета Нордлэндского должна волновать их судьба. Возможно, он и сам бы отправился полюбоваться на это поучительное зрелище, если бы не женское лицо, мелькнувшее перед его глазами у дома высокомерного арверага.
Пышная процессия во главе с Конаном выехала, наконец, за ворота. Поднятая пыль улеглась. Кеннет внимательно оглядел дом, прикидывая в уме возможные пути проникновения в загадочное жилище гуяра.
– Кого ищешь, суранец?
Кеннет вздрогнул и резко обернулся. Освальд сын Карадока довольно неприветливо поглядывал на старого знакомца.
– Хотел предложить товар твоему хозяину, да опоздал, как видишь.
– Вижу тебя, но не вижу товара, – холодно усмехнулся Освальд.
– Если договоримся, то товар будет.
– А где твой приятель, в каких краях сейчас торгует?
– Понятия не имею, – пожал плечами Кеннет. – Я сам по себе.
Освальд явно что-то заподозрил, в его маленьких цепких глазах читалось недоверие.
– Придется тебе дождаться Конана, суранец. Пусть уж он сам разбирается, какой товар ему нужен.
Кеннет не возражал. Такой оборот дела его вполне устраивал. Что же касается Конана из Арверагов, то вряд ли ему суждено вернуться домой.
– Раз хозяина нет дома, то, быть может, моим товаром заинтересуется хозяйка.
Суранец не казался Освальду опасным, и если бы не приказ Гвенолина, то он бы вообще не стал с ним возиться.
– Хозяйку спрошу, но не знаю, примет ли она тебя.
Кеннет на всякий случай присматривался к окружающей обстановке: кто знает, каким путем придется выбираться из гуярского логова. Конан из Арверагов, видимо, не слишком доверял гостеприимному Рикульфу из Гитардов, во всяком случае, и в самом доме и во дворе находилось не менее трех десятков хорошо вооруженных воинов.
Женщина подняла голову и удивленно посмотрела на вошедших.
– Купца привел, – смущенно откашлялся Освальд.
– Купца? – удивленно вскинула брови хозяйка. – А зачем?
– Золотые украшения, хрустальная посуда, мебель для твоего дворца в Лэнде, благородная госпожа – выступил вперед Кеннет.
Вероятно он так хорошо вошел в роль суранского купца, что даже в пяти шагах Дана его не узнала. На ее лице было удивление и только.
– Быть может, ему лучше поговорить с Конаном? – спросил Освальд и подмигнул сидевшему за столом маленькому Хорсу.
Хорс лениво ковырял ложкой стоящую перед ним кашу, появление гостей, похоже, было ему на руку.
– Если не будешь есть овсяную кашу, то никогда не станешь истинным арверагом и вождем, – прикрикнула на него мать.
– Это уж как пить дать, – поддержал Дану Освальд. – Хотя пить тебе еще рано.
– Почему? – спросил Хорс, который рад был любому предлогу, лишь бы только отвертеться от ненавистной каши.
Освальд почесал затылок, вопрос пятилетнего Хорса поставил его в тупик.
– Кто кашу не ест, тому и пить не положено, – вывернулся, наконец, старый гуяр из затруднительного положения.
– Молока я бы выпил, – задумчиво проговорил Хорс, – а кашу есть не хочу.
– Съешь кашу – получишь молоко, – твердо сказала Дана. – Стыдно, Хорс, тебе уже скоро пять лет, пора становиться взрослым.
– Давно пора, – подтвердил Освальд. – Пять лет – почтенный возраст.
– Артуру шесть, – напомнил Хорс, желая, видимо, намекнуть присутствующим, что время у него есть.
– Артур уже съел свою кашу, – рассердилась Дана, – а ты просто лентяй.
Хорс вздохнул и принялся нехотя облизывать ложку, на которой каши, надо признать, было чуть. Кеннет в споре из-за овсяной каши был душой на стороне Хорса, наверное потому, что не хотел видеть этого светловолосого, похожего на мать мальчика в будущем настоящим арверагом и вождем.
– Что за товар ты нам принес, суранец?
– Лучшие изделия харогских мастеров, – мягко сказал Кеннет, пристально глядя ей в глаза. Кое-какие украшения в его сумке были, и он, не задумываясь, высыпал их на стол.
– Харог славится своими ювелирами, – спокойно сказала Дана, перебирая драгоценности.
Кеннет едва не выругался с досады. Что у нее память отшибло, у этой женщины, или это Кеннет так безнадежно изменился за эти годы?
Освальд переключился на ленивого Хорса, понуждая того гримасами к многотрудному занятию. Мальчик радовался шуткам старого гуяра, но, к сожалению, дело от этого не только не ускорялось, но уж скорее застопорилось безнадежно. Становилось все более очевидным, что Хорсу в одиночку с кашей не справиться. Он скосил глаза на занятую драгоценностями мать и протянул свою ложку Освальду. Старый гуяр непрочь был помочь будущему вождю, но боялся разоблачения. Хорс отчаянно ему подмигивал, строя при этом уморительные гримасы. Кеннет едва не расхохотался на него глядя, чем, понятно, расстроил бы все дело. Дана стояла к сыну спиной и не могла видеть его маневры, зато со слухом у нее все было в порядке, и она сумела отличить чавканье старого гуяра от причмокиваний маленького Хорса. Освальда в наказание немедленно выставили за дверь, а хитроумный Хорс был наказан еще одной, наполненной до краев миской каши, взамен наполовину опустевший.
Пышная процессия во главе с Конаном выехала, наконец, за ворота. Поднятая пыль улеглась. Кеннет внимательно оглядел дом, прикидывая в уме возможные пути проникновения в загадочное жилище гуяра.
– Кого ищешь, суранец?
Кеннет вздрогнул и резко обернулся. Освальд сын Карадока довольно неприветливо поглядывал на старого знакомца.
– Хотел предложить товар твоему хозяину, да опоздал, как видишь.
– Вижу тебя, но не вижу товара, – холодно усмехнулся Освальд.
– Если договоримся, то товар будет.
– А где твой приятель, в каких краях сейчас торгует?
– Понятия не имею, – пожал плечами Кеннет. – Я сам по себе.
Освальд явно что-то заподозрил, в его маленьких цепких глазах читалось недоверие.
– Придется тебе дождаться Конана, суранец. Пусть уж он сам разбирается, какой товар ему нужен.
Кеннет не возражал. Такой оборот дела его вполне устраивал. Что же касается Конана из Арверагов, то вряд ли ему суждено вернуться домой.
– Раз хозяина нет дома, то, быть может, моим товаром заинтересуется хозяйка.
Суранец не казался Освальду опасным, и если бы не приказ Гвенолина, то он бы вообще не стал с ним возиться.
– Хозяйку спрошу, но не знаю, примет ли она тебя.
Кеннет на всякий случай присматривался к окружающей обстановке: кто знает, каким путем придется выбираться из гуярского логова. Конан из Арверагов, видимо, не слишком доверял гостеприимному Рикульфу из Гитардов, во всяком случае, и в самом доме и во дворе находилось не менее трех десятков хорошо вооруженных воинов.
Женщина подняла голову и удивленно посмотрела на вошедших.
– Купца привел, – смущенно откашлялся Освальд.
– Купца? – удивленно вскинула брови хозяйка. – А зачем?
– Золотые украшения, хрустальная посуда, мебель для твоего дворца в Лэнде, благородная госпожа – выступил вперед Кеннет.
Вероятно он так хорошо вошел в роль суранского купца, что даже в пяти шагах Дана его не узнала. На ее лице было удивление и только.
– Быть может, ему лучше поговорить с Конаном? – спросил Освальд и подмигнул сидевшему за столом маленькому Хорсу.
Хорс лениво ковырял ложкой стоящую перед ним кашу, появление гостей, похоже, было ему на руку.
– Если не будешь есть овсяную кашу, то никогда не станешь истинным арверагом и вождем, – прикрикнула на него мать.
– Это уж как пить дать, – поддержал Дану Освальд. – Хотя пить тебе еще рано.
– Почему? – спросил Хорс, который рад был любому предлогу, лишь бы только отвертеться от ненавистной каши.
Освальд почесал затылок, вопрос пятилетнего Хорса поставил его в тупик.
– Кто кашу не ест, тому и пить не положено, – вывернулся, наконец, старый гуяр из затруднительного положения.
– Молока я бы выпил, – задумчиво проговорил Хорс, – а кашу есть не хочу.
– Съешь кашу – получишь молоко, – твердо сказала Дана. – Стыдно, Хорс, тебе уже скоро пять лет, пора становиться взрослым.
– Давно пора, – подтвердил Освальд. – Пять лет – почтенный возраст.
– Артуру шесть, – напомнил Хорс, желая, видимо, намекнуть присутствующим, что время у него есть.
– Артур уже съел свою кашу, – рассердилась Дана, – а ты просто лентяй.
Хорс вздохнул и принялся нехотя облизывать ложку, на которой каши, надо признать, было чуть. Кеннет в споре из-за овсяной каши был душой на стороне Хорса, наверное потому, что не хотел видеть этого светловолосого, похожего на мать мальчика в будущем настоящим арверагом и вождем.
– Что за товар ты нам принес, суранец?
– Лучшие изделия харогских мастеров, – мягко сказал Кеннет, пристально глядя ей в глаза. Кое-какие украшения в его сумке были, и он, не задумываясь, высыпал их на стол.
– Харог славится своими ювелирами, – спокойно сказала Дана, перебирая драгоценности.
Кеннет едва не выругался с досады. Что у нее память отшибло, у этой женщины, или это Кеннет так безнадежно изменился за эти годы?
Освальд переключился на ленивого Хорса, понуждая того гримасами к многотрудному занятию. Мальчик радовался шуткам старого гуяра, но, к сожалению, дело от этого не только не ускорялось, но уж скорее застопорилось безнадежно. Становилось все более очевидным, что Хорсу в одиночку с кашей не справиться. Он скосил глаза на занятую драгоценностями мать и протянул свою ложку Освальду. Старый гуяр непрочь был помочь будущему вождю, но боялся разоблачения. Хорс отчаянно ему подмигивал, строя при этом уморительные гримасы. Кеннет едва не расхохотался на него глядя, чем, понятно, расстроил бы все дело. Дана стояла к сыну спиной и не могла видеть его маневры, зато со слухом у нее все было в порядке, и она сумела отличить чавканье старого гуяра от причмокиваний маленького Хорса. Освальда в наказание немедленно выставили за дверь, а хитроумный Хорс был наказан еще одной, наполненной до краев миской каши, взамен наполовину опустевший.