Шведов Сергей. Клан двурогих

   – Ты мог бы попросить своего брата, не столь откровенно обнимать девушку?
   Вопрос благородной Ингерны был предназначен Бьерну, сидевшему на лесах всего лишь в двух шагах от рассерженной принцессы, но услышали его все. Даже Оттар свесил голову, любопытствуя. О гуярских кумушках из свиты самой Ингерны и говорить нечего, эти буквально обратились в слух.
   Хольдрику показалась, что несчастная Далла сейчас заплачет, от унижения и обиды у нее затряслись губы. Конечно, Ингерне стоило вмешаться, но зачем же так громко, привлекая внимание всех собравшихся в зале.
   – Я всего лишь обучаю благородную Даллу искусству рисования, – немедленно отреагировал Рагнвальд. – И очень жаль, что некоторые особы усматривают в этом нечто предосудительное.
   – Тебе следует умерить пыл, суранец, – отрезала Ингерна. – Я отвечаю за девушку перед ее родителями, пока она находится в моем доме.
   По мнению благородного Хольдрика, прекрасная Ингерна уж слишком многое позволяла суранским мазилкам. Конечно, все трое были умными и воспитанными людьми, но это еще не повод, чтобы сажать их за один стол с гуярами и проводить целые дни в их обществе. Немудрено, что мальчишки обнаглели до такой степени, что стали заглядываться на благородных девушек.
   – Кое-кто слишком много мнит о себе, забывая, что рожден в грязи. – Ингерна смотрела при этом не на Рагнвальда, а на невозмутимо продолжавшего малевать стену Бьерна.
   – Если благородной принцессе угодно, то мы сегодня же покинем ее дом.
   – Вы покинете этот дом, когда я захочу, и не раньше, чем закончите работу.
   – Мы поторопимся, – небрежно бросил Бьерн.
   Хольдрик испытывал сильнейшее желание проучить наглеца, но побоялся обидеть неловким вмешательством Ингерну.
   – Я всего лишь требую элементарного соблюдения приличий. Неужели так трудно это понять?
   Суранский мазилка даже головы не повернул в ее сторону. Это было уж слишком, Ингерна вспыхнула от гнева и направилась к выходу. Хольдрик поспешил за ней следом, проклиная суранцев и сожалея, что их с Ингерной разговор был так нелепо прерван. Но он надеялся, что принцесса не пропустила мимо ушей сказанные им важные слова.
   Нравы при дворе киммаркского короля были патриархальные. Благородный Леир не чурался за обеденным столом самой разношерстной компании, от старейшин до простых киммарков, являвшихся порок к королю, как в трактир, выпить и закусить. Немудрено, что и благородная Ингерна порой допускала к себе кого попало. Однако на этот раз кроме нескольких гуярских девушек из знатных киммаркских семей, Хельги Хилурдской и обиженно дувшей губы Даллы Гоголандской никого не было.
   Благородный Хольдрик неожиданно для себя оказался здесь единственным мужчиной, если не считать двух старичков-киммарков, давно уже перешедших на постоянное харчевание у благородного Леира.
   – Прибыл купец из Сурана, – седой слуга склонился перед Ингерной. – Он просит твоего внимания, благородная госпожа.
   Благородный Хольдрик с интересом оглядел вошедшего молодца. Чем-то он был похож на суранских художников: такой же широкоплечий и статный, с загорелым лицом. И смотрел на благородных господ так же нагловато и насмешливо.
   – Гуяры готовят поход в страну Хун, – Ингерна передала письмо замешкавшемуся соседу. – Есть над чем подумать, благородный Хольдрик.
   Она еще о чем-то расспрашивала посланца, кажется о благородной Урсуле и ее предстоящем замужестве, но Хольдрик почти не слышал пространных ответов суранца. Ему вдруг стало очевидным, что Ингерна не только слышала, что он ей сказал, но и догадалась о его тайных планах. Поход Осея привлечет многих гуяров, а значит, у тех, кто останется, появится возможность вершить свои дела в куда более выгодных условиях. Хольдрика поддерживают многие лучшие октские семьи, и надо сделать все, чтобы их мощь не ослабла в эти решающие месяцы. Благородная Ингерна согласна выйти замуж за Хольдрика, но только при условии, что он станет октским королем. Боже мой, каким же Хольдрик был дураком, не разгадав с самого начала характер этой на редкость честолюбивой киммаркской красавицы. Благородная Ингерна не желала брака своего отца ни с Хельгой Хилурдской, ни с Даллой Гоголандской, ибо этот брак сразу же отодвигал ее на вторые роли в Киммаркском королевстве, а уж рождение у Леира наследника и вовсе делало ее будущее незавидным. И с суранцами она фамильярничала не случайно. Оттар и Рагнвальд должны скомпрометировать Хельгу и Даллу в глазах и самого Леира, и всей гуярской верхушки, которая и без того всячески старается помешать браку. В этом объяснение сегодняшнего поведения Ингерны, раздувшей практически из ничего, из детской шалости грандиозный скандал. Интересно, эти ребята в курсе происходящего, или прекрасная гуярка использует их вслепую? Впрочем, суранец Бьерн не похож на наивного человека. Смотри как ловко он подыграл Ингерне сегодня утром. А Хольдрик хорош, нечего сказать! Под его носом разворачивалась сложнейшая интрига, с далеко идущими последствиями, в том числе и для него самого, а он только сейчас, чуть ли не месяц спустя, стал улавливать ее суть. Каким же дураком он казался принцессе. Ведь Ингерна намекала ему на возможность создания в Лэнде единой империи, а он почему-то решил, что она хлопочет об отце, благородном Леире, и уклонился от разговора. Не об отце, а о самой себе хлопочет киммаркская красавица. Если Леир умрет, не оставив наследника, то муж благородной Ингерны вполне законно сможет претендовать на его место, особенно если этот муж король Октии и способен подтвердить претензии силой.
   Суранский купец уже покинул зал, а Хольдрик все еще продолжал сидеть в глубокой задумчивости, чтобы не сказать в остолбенении.
   – Ты так и не притронулся к еде, благородный Хольдрик, – огорченно заметила Ингерна. – Или тебя так взволновал предстоящий поход?
   Девушек за столом уже не было, лишь привычно дремали в углу два старых гуяра. Самое время для откровенного разговора, если ему вообще суждено состояться.
   – Ты знаешь причину моего пребывания здесь, благородная Ингерна. Целый месяц потребовался мне, чтобы понять очевидное: киммаркская принцесса никогда не станет женой Хольдрика из Фондемского замка.
   Ингерна слушала молча. Темные брови сошлись у переносицы, а на губах появилась чуть заметная усмешка и, похоже, презрительная. Но она поторопилась с оценкой.
   – Однако это вовсе не означает, что Хольдрик Кольгрим откажется от твоей руки, благородная принцесса.
   Темные ресницы чуть дрогнули:
   – Как это понимать?
   – Это надо понимать как предложение не только руки, но и октской короны.
   – Благородный Хольдрик решил стать королем?
   В этом вопросе не было насмешки, наоборот – он никогда не видел столь серьезных глаз у благородной Ингерны.
   – А разве благородная Ингерна не собирается стать королевой?
   – Хватит ли на всех корон, благородный Хольдрик?
   – Я предлагаю одну на двоих и на весь Лэнд.
   Сердце Хольдрика готово было лопнуть от напряжения. Сейчас, в это затянувшееся мгновение, решалась его судьба, и он очень боялся, что ошибся и в своих расчетах, и в этой девушке.
   – Хорошо, – твердо сказала она, – наследница короля Леира не откажет Хольдрику королю Октии.
   Суранец Хокан, с обозом которого Хольдрик решил отправиться в путь, нетерпеливо теребил повод красавца коня. Телеги пылили уже где-то далеко впереди, а благородный окт все никак не мог выпустить из своих рук горячую узкую ладонь будущей жены, которая была столь любезна, что вызвалась проводить гостя за пределы Хальцбурга. В ее глазах была решимость, но, увы, не было любви. Но разве могла дочь Леира полюбить просто Хольдрика? И значит, он должен стать королем октов. Это судьба.
   Хольдрик, наконец, отпустил руку девушки, прыгнул в седло, коротко и надменно кивнул головой, в очередной раз подтвердив свою решимость идти до конца по намеченному совместно пути, хлестнул коня плетью и поскакал догонять уходящий суранский обоз.
   – Надо полагать, он не струсит?
   Ингерна резко повернулась к задавшему этот вопрос суранцу. На губах Бьерна играла презрительная и высокомерная усмешка. Впервые Ингерна пожалела, что доверилась чужаку, тень сомнения коснулась ее сердца – не предаст ли ее этот в общем-то случайно встретившийся на пути человек?

Глава 9
Отметина

   Туз увидел Тора Ингуальдского издалека и приветливо помахал ему рукой. Тор, ни секунды, не медля, вскочил в седло и, поднимая тучи брызг, переправился через ручей. Встреча была назначена загодя, но, к сожалению, не все сложилось, как задумывалось. И Тор вправе был предъявить Тузу претензию:
   – Я жду тебя здесь с полудня.
   – Новости из Сурана. Леденец прибыл с обозом. Пока все идет по плану: Осей выступает по весне в поход на страну Хун.
   – А как в Восточных лесах?
   – Там готовятся. Гуяров ждет большой сюрприз. В Суране тоже все идет на лад. Лейтенант прибрал к рукам крепость Измир, а Волк формирует в Арпине отряд суранской милиции.
   – И гуяры смирились с потерей крепости? – удивился Тор.
   – Гуяры считают, что крепость находится в руках достойного Эшера сына Магасара. Пусть и дальше пребывают в столь же счастливом неведении.
   – А пушки? – вспомнил о самом главном Тор.
   – С пушками теперь будет проще. Их уже свозят в Измир со всего Сурана. Как только станет санный путь, их переправят в Лэнд. Главная опасность поджидает нас здесь, на границе. Какой-нибудь любопытный гуяр сунет нос и…
   – Артуру следует поговорить со стариком Освальдом, его арвераги должны на время ослепнуть.
   Туз кивнул головой. Придется договариваться с арверагами, иначе можно погубить все дело. Обозы со стен крепости видны как на ладони, проскочить незамеченными даже ночью не удастся. Речь ведь идет о десятках обозов. Путь от Сурана до Лэнда оборудован десятком станций, где людей и лошадей встретят и накормят, но остается самый трудный и опасный отрезок, по Приграничью и Нордлэнду, где главную опасность представляют не стихия и не животные, а люди.
   – Неплохо было бы получить здесь в Киммаркии замок, – покосился Тор на Туза. – Похлопочи перед своей принцессой, глядишь, она возведет суранца Бьерна в гуярские вожди.
   Ехать пришлось довольно долго, солнце уже клонилось к закату, когда они приблизились к лесной крепости, когда-то сожженной королем Гарольдом, но ныне восстановленной и даже обнесенной глубоким рвом. Туз не стал въезжать в ворота крепости, а остановился на поляне. Несмотря на довольно поздний час, жизни в крепости и вокруг нее била ключом.
   – Сколько у тебя людей?
   – Три сотни.
   – Мало, – поморщился Туз.
   – Они меняются, – пояснил Тор, – иначе нельзя: исчезновение надолго из села молодых мужчин вызовет подозрение. Здесь в основном бывшие дружинники и их сыновья, люди обученные владеть мечом. Мы готовим сотников и десятников, а они, возвратившись в свои села и городки, подбирают надежных людей и сами их обучают. Так безопаснее и быстрее.
   – Разумно, – одобрил Туз.
   Дружинники, усердно занимаясь своим делом, то и дело бросали взгляды в сторону незнакомого всадника. Говорили, что этот молодой широкоплечий воин, с холодными как лед синими глазами, и есть принц Бьерн, сын короля Рагнвальда и внук короля Гарольда. Если это действительно так, то с будущим королем Лэнду действительно повезло. Пожилые дружинники, ходившие под знаменами Гарольда, мысленно поздравляли себя с началом большого дела. Дожили все-таки. Хотя мало кто верил, что пробьет час возрождения Лэнда. И вдруг словно из-под земли появились два десятка меченых во главе с самым что ни на есть лэндским принцем. Ребята, по всему видно, хваткие, и если уж Бог послал лэндцам с того света меченых на подмогу, то грех было бы проиграть решающую битву.
   – Возможно, мне придется уехать в Бург, – обернулся Туз к Тору, – но до этого нам непременно нужно будет навестить Освальда. Передай мои слова Артуру, как только он вернется из Клотенбурга.
   – Артур тебе не простит, если ты не отдашь ему голову Седрика из Октов.
   – Отдам, – усмехнулся Бьерн. – И еще несколько тысяч октов в придачу.
   – Рассчитываешь на Гвенолина?
   – Не знаю, – вздохнул Туз. – Гвенолин чистокровный гуяр. Одно дело, мстить октам за убитых друзей и совсем другое, выступить против своих на стороне чужаков.
   – Мы же обещаем арверагам земли в Остлэнде.
   Туз пожал плечами:
   – Чужая душа потемки, Тор, а уж гуярская душа тем более.
   – Я так понимаю, что на свадьбе короля Леира нам не гулять? – Тор вдруг широко улыбнулся и подмигнул товарищу.
   – Этот старый гуярский петух обойдется и без лэндских курочек.
   – Девушки знают, кто вы такие?
   – Скоро узнают.
   Туз остался доволен увиденным. Тор времени зря не терял и буквально за месяц создал дружину в тысячу всадников. Хотя для большого дела этого мало, очень мало.
   – Всем дружинникам обещай освобождение от податей на десять лет.
   – Не много ли?
   – В самый раз, – отрезал Туз. – Людям надо дать роздых после гуярского беспредела.
   – Тягловую лошадь опасно освобождать от хомута на долгое время, потом запрячь будет трудно.
   – Десять, – повторил Туз. – И позаботься, чтобы об этом узнало как можно больше людей.
 
   Благородная Ингерна пребывала в отвратительном состоянии духа, а если быть более точным, то ее просо распирало от ярости. Это было заметно и по решительности почти мужского шага и по нервно подрагивающим рукам. Время от времени она бросала на сохраняющего полную невозмутимость суранца негодующие взгляды и вот-вот была готова сорваться на крик. Огромным усилием воли ей удалось взять себя в руки.
   – Тебе не кажется, что твои братья слишком долго возятся с этими глупыми курицами?
   – Ты сама виновата, благородная Ингерна, – пожал плечами Бьерн, – незачем было пугать пташек, которые уже сунули головы в сети птицеловов.
   – Должен же был этот толстый болван Хольдрик сообразить, что я от него добиваюсь.
   – Ты поторопилась, благородная принцесса и поломала нам игру.
   Ингерна фыркнула как лошадь, которую слишком дерзко схватили под уздцы. Вот уже целый месяц она создает условия для Оттара и Рагнвальда, целыми днями они кружатся вокруг девушек, а воз и ныне там.
   – Чего ты хочешь от моих братьев?
   – Ты отлично знаешь чего я хочу, – взорвалась Ингерна. – Эти лэндские девки должны забеременеть, а от черта или от твоих братьев, мне все равно.
   Впервые она говорила столь откровенно. До сих пор все ограничивалось намеками и многозначительными взглядами. Конечно, этот суранский наглец не столь наивен, чтобы не понять ее истинных целей. И тем не менее, он тянет, набивает цену, отлично понимая, что времени остается в обрез. Благородный Леир может объявить о своем решении в любую минуту.
   – Сколько ты хочешь?
   – Дело не в деньгах, – равнодушно отозвался Бьерн.
   – А в чем же?
   – Я хочу знать, какая роль уготована мне в этом деле. Благородный Хольдрик получает жену и корону, благородная Ингерна мужа и корону, и даже не королевы, а императрицы, а что получает суранец Бьерн?
   – А что бы ты хотел получить? – сверкнула глазами Ингерна.
   – Гарантии, что меня не выбросят из дела, когда придет время делить барыши.
   Торгаш! В впрочем, что можно ожидать от суранца. С каким бы наслаждением благородная Ингерна вцепилась бы в эту самодовольную рожу. Ну почему такое великое дело зависит от мерзавцев?! Самое страшное, уже поздно что-либо менять, поздно нанимать других, поздно плести новую интригу, все может решиться в ближайшие дни. Благородный Леир уже обмолвился о возможной свадьбе, правда, не назвал имя невесты. Но благородной Ингерне все равно, кто станет матерью будущего наследника, Хельга Хилурдская или Далла Гоголандская, для нее рождение ребенка обернется полным крахом. Даже Хольдрик от нее отвернется. Да и не сможет он усидеть на троне без помощи Леира, даже если ему удастся устранить Седрика. А потом – деньги. Кто даст Хольдрику деньги? Этот суранец обещал ей заем. А кстати, откуда у мазилки такие деньги?
   – Золото принадлежит не мне, – Бьерн словно угадал ее мысли, – и эти люди требуют от меня гарантий, и я их дам, но не раньше, чем получу их от тебя, благородная Ингерна.
   – И что я должна сделать?
   – Стать моей любовницей.
   Звон пощечины был оглушительным, так, во всяком случае, ей показалось, но суранец даже не изменил позы, разве что левая щека чуть порозовела. Синие холодные глаза его выражали презрение.
   – Большие цели достигаются большими усилиями, благородная Ингерна. Корона отливает золотом, но крови и грязи на ней куда больше.
   Об этом он мог бы ей не рассказывать. Ингерна закусила губу, спасаясь от подступающих к горлу бессилия и страха. Этот человек слишком много знает, и воспользуется этими знаниями сполна. Конечно, его можно убить, но тогда все рухнет и рухнет навсегда. Хольдрик ждет денег, и она их ему обещала. У аквилонцев просить поздно, да и никто не даст женщине таких денег, пусть даже если она трижды гуярская принцесса. На такое может решится только отчаянный авантюрист вроде Бьерна.
   – Ты не художник.
   – Я агент торгового дома достойного Эшера и прибыл в Лэнд не только для того, чтобы расписать дворец прекрасной Ингерны. Мне нужен замок в самом сердце Киммаркии, где могли бы передохнуть суранские обозы перед броском в Нордлэнд и Вестлэнд. Мне нужны высокие покровители, и я готов помочь благородному Хольдрику в его честолюбивых устремлениях. Но более всего мне нужна ты.
   – Почему?
   – Потому что ты мне нравишься, и было бы обидно за здорово живешь отдавать непорченый товар октскому невеже.
   – Негодяй.
   Надо было оборвать этот разговор в самом начале и выставить этого человека из своей комнаты, из своего дворца, из королевства, из своей жизни наконец. А она сидит и слушает. И спокойно принимает из его уст грязные комплименты, ибо ничего чистого от этого человека исходить не может. А происходит все это потому, что она, киммаркская принцесса, тоже не без греха. Она добровольно полезла в болото, и теперь уже поздно выгребать обратно. Не может же она, благородная Ингерна дочь Леира, спокойно наблюдать всю оставшуюся жизнь за торжеством глупой курицы, именующейся киммаркской королевой, и сгорать от ненависти к самой себе при одной только мысли, что у нее был шанс, но не хватило твердости, довести дело до конца. Конечно, она могла бы отравить обоих претенденток, но отец, конечно, догадался бы, чьих это рук дело и нашел на их место десяток других. Весь расчет был на то, что благородный Леир, человек гордый и тщеславный, будет глубоко уязвлен предпочтением, отданным его невестой простому суранцу. Да и разразившийся скандал надолго бы отбил охоту у Леира из Киммарков к невинным девушкам и к семейной жизни. Все было продумано, все учтено, даже характер отца, даже честолюбие Хольдрика из Октов, даже наивность этих куриц и расторопность суранских молодцов. Не учла она только одного, что ей самой придется искупаться в той зловонной яме, которую она старательно приготовила для других. А этот купчишка учел, и глупо сейчас молить его о снисхождении, выставляя себя ему на потеху слезливой дурочкой, которой в куклы бы играть, а не пускаться в битву за императорскую корону.
   – Я согласна, – выдохнула она с ненавистью и отвращением к самой себе, – но только после того, как справят дело твои братья.
   – Сейчас, моя дорогая, – Бьерн решительно обнял ее за плечи и притянул к себе, – расчетливый купец всегда берет плату вперед.
   Лучше бы он ее изнасиловал, этот суранский подонок. Ей было бы легче. Сохранила бы остатки уважения к самой себе. Кажется, она даже заплакала от унижения и боли: отдалась как последняя шлюха и кому – суранскому мазилке, в душе которого нет ничего святого. Она ненавидела этого человека как никого и никогда в своей недолгой жизни. Боже мой, ну зачем ей власть, если в уплату за нее приходится поганить душу и тело. Ингерна с ненавистью смотрела в спину уходящего Бьерна. Когда-нибудь он жестоко заплатит ей за сегодняшнее унижение. Никто прежде не мог заставить киммаркскую принцессу Ингерну уронить хотя бы слезу, а сейчас она плачет навзрыд, кусая губы, чтобы не закричать от ярости и бессилья.
   Бьерн сдержал слово, через день он показал Ингерне беспечно спящих в обнимку Оттара и Хельгу, а в соседней комнате – Даллу и Рагнвальда.
   – Как видишь, я был прав – дурной пример заразителен.
   Ей очень захотелось плюнуть в это наглое улыбающееся лицо, но она сдержала себя. Путь к власти не усыпан розами, и уж коли Ингерна встала на этот скользкий путь, то нужно привыкать к грязи, среди которой придется жить.
   – Эту картину должен увидеть мой отец.
   – Как угодно, – холодно ответил Бьерн.
   – Ты, я вижу, не слишком дорожишь своими братьями?
   – Не в интересах короля Леира раздувать эту историю. Ни одна из девушек не объявлена его невестой, так что с моих братьев взятки гладки.
   Бьерн оказался прав. Благородный Леир только оскалил по волчьи пожелтевшие зубы и, круто развернувшись на каблуках, покинул дворец дочери. Благородной Ингерне так и не удалось переброситься с ним словом. Слухи о предстоящей этой зимой свадьбе короля Леира утихли сами собой. Зато тут же поползли другие, бросающие тень и на незадачливых претенденток, и на самого Леира, вздумавшего в зрелые годы конкурировать с молодыми жеребцами и потерпевшего обидное фиаско.
   Благородный Стиг Гоголандский, сын покойного Арвида, был весьма раздосадован подобным оборотом дела. Он почему-то считал брак дочери с Леиром почти решенным. Во всяком случае, король Киммаркии прозрачно намекал на это в последних письмах к королю Седрику, который настойчиво хлопотал за Даллу Гоголандскую, дабы досадить Хилурдскому. Поначалу благородный Стиг грешил на происки вестлэндцев и был потрясен до глубины души, узнав истинную причину разрыва. Благородная Ингерна не отказала себе в удовольствии, поведать огорченному отцу о всех подробностях скандального происшествия. Разумеется, она клялась сохранить неприглядную историю в тайне, но Гоголандский ей не поверил, уж очень странно при этом улыбалась киммаркская принцесса. Настолько странно, что Стиг, человек неглупый, сразу сообразил, что в этой истории Ингерна не без греха. Именно ей брак отца не сулил ничего хорошего, и, надо полагать, она приняла меры, чтобы ему помешать.
   Разговор с дочерью укрепил Гоголандского в этой мысли. Прекрасная Далла не чувствовала себя виноватой и на довольно мягкие укоры отца ответила настолько дерзко, что и без того выведенный из себя Стиг, собрался уже проучить ее плетью. Впрочем, с этим спешить как раз не стоило. В доме принцессы Ингерны слишком много ушей и длинных языков, которые мигом разнесут весть о постигшем Гоголандского несчастье по всему Лэнду. Винить следовало самого себя да покойного отца, благородного Арвида. Погнались за короной и получили то, что причиталось. Верхом безумия было оставить Даллу, в сущности еще ребенка, в этом гуярском борделе. Понадеялся на благородство Леира, на строгость гуярских нравов, но, похоже, и сам киммаркский король остался в дураках. Какова Ингерна, вот вам и королевская дочь! И в довершение ко всему, как не без злорадства поведала Стигу Далла, эта гуярская стерва в открытую путалась с суранским мазилкой. Немудрено, что глупенькая Далла в конце концов не устояла и последовала дурному примеру, как и Хельга Хилурдская, кстати говоря. Сознание того, что ни он один остался в дураках, несколько смягчало гнев и разочарование благородного Стига. Неприятность, что и говорить, была немаленькая, но только глупец рассказывает о своих бедах всему миру. Этому наглому суранцу Рагнвальду он еще свернет шею, но не сейчас, а в тот момент, когда его внезапную смерть никто не сможет связать с именем Даллы Гоголандской.
   – Кстати, откуда у суранца лэндское имя? – благородный Стиг задал вопрос вслух, хотя и не рассчитывал, что дочь сумеет на него ответить. Глаза у Даллы сразу стали круглыми, а лицо таинственным. Благородный Стиг даже крякнул с досады: ну какая из этой дурехи королева, ей бы в куклы играть. Конечно, негодяй наплел ей с три короба.
   – Я слышала, как Бьерн назвал Оттара ярлом Хаарским. И благородная Хельга это слышала. Мы решили, что они сыновья благородного Ульфа Хаарского, который когда-то служил Храму в Суране.
   – И они, конечно, вам это подтвердили, – иронически прищурился Стиг.
   – Нет, они только посмеивались.
   Посмеивались. Подонки! Не могли эти сопляки быть сыновьями Ульфа Хаарского. Во всяком случае, ни о каких сыновьях убитого у крепости Дейра несчастного ярла прежде не было ни слуху, ни духу. Если не считать сына Ивара, убитого в сражении с гуярами у города Кольбурга. Стиг хоть и недолго, но знал Ивара. Вспыльчивый был человек, но погиб достойно, как и подобает благородному владетелю.
   – У Рагнвальда рисунок вот здесь, – приложила Далла руку к груди, – на левой стороне.
   Благородный Стиг вскинул на дочь удивленные глаза:
   – Какой еще рисунок?
   – Не знаю, но он не смывается, я пробовала. А Рагнвальд смеялся. Какое-то сооружение, возможно замок или башня.
   – Башня?! – Стига аж подкинуло в кресле: – А у второго? У Оттара?
   – Не знаю, – испуганно отшатнулась Далла.