Сименон Жорж. Бар Либерти

   — Простите, он сам готовил себе кофе?
   — Да… Когда мы спускались вниз часам к десяти, на плитке стоял кофе… Но уже холодный…
   — А Браун?
   — Возился с чем-нибудь… То в саду… То в гараже…
   Или, бывало, усядется и смотрит на море… А нам за продуктами нужно ехать… Скажешь — выведет машину… Чего я еще никак не могла от него добиться, так это того, чтобы он приводил себя в порядок, прежде чем отправиться на рынок. Куртку лишь набросит на пижаму. На ногах тапки, волосы нерасчесанные… В таком виде и отправлялся в Антиб… Ждал нас в машине перед магазинами…
   — А вернувшись домой, переодевался?
   — Когда как! Мог даже не умываться четыре-пять дней подряд.
   — А где вы ели?
   — На кухне! Когда в доме нет слуг, разве можно позволить себе такую роскошь — пачкать во всех комнатах…
   — А чем вы занимались после обеда?..
   Вот это да! Они отдыхали. И лишь к пяти часам по дому снова раздавался стук их шлепанцев!
   — Часто ссорились?
   — Почти никогда! Правда, нас с мамой оскорбляло, когда ему говоришь что-нибудь, а он словно воды в рот набрал.
   Мегрэ не смеялся. И даже начал испытывать настоящую симпатию к этому хитрецу Брауну.
   — Итак, его убили… Это могло произойти в тот момент, когда он пересекал сад… Но раз вы видели кровь в машине…
   — А зачем нам лгать?
   — Согласен! Значит, его убили в другом месте. Или, вернее, ранили. И вместо того, чтобы отправиться к врачу или в полицейский участок, он едет сюда… Вы перетащили тело в дом?
   — Не оставлять же на улице!
   — А теперь объясните, почему вы не сообщили о случившемся куда следует… Я убежден, что у вас имелась на то весьма и весьма веская причина…
   Старуха решительно поднялась:
   — Хорошо, месье! Я расскажу вам об этой причине. Впрочем, вы все равно рано или поздно узнали бы правду! Дело в том, что Браун оставил жену в Австралии… Он австралиец… И его жена пребывает в полном здравии… Разводиться она отказалась наотрез, все рассчитала. Это по ее милости мы не могли поселиться в самой шикарной вилле Лазурного берега…
   — Вы когда-нибудь с ней виделись?
   — Она никогда не покидала пределов Австралии…
   Но развернула столь бурную деятельность, что сумела добиться опекунства над мужем… А мы десять лет жили с ним под одной крышей, заботились о нем, утешали в трудные минуты. И даже сумели накопить кое-какие сбережения… И спрашивается, что теперь?
   Если…
   — Если госпожа Браун узнает о смерти мужа, она мигом приберет все к рукам!
   — Вот именно! А мы оставайся с носом! И это еще не самое ужасное! Я вовсе не нищенка. Мой муж служил в армии, так что мне причитается небольшая пенсия… Многие вещи в этом доме куплены на мои деньги… Но закон на стороне этой женщины, и она попросту выставит нас за дверь…
   — И поэтому вы заколебались… Три дня взвешивали все за и против, а труп все это время лежал на диване в прихожей…
   — Два дня! Мы закопали его на второй день…
   — Вдвоем! Затем собрали все самое ценное в доме и… Интересно, а куда вы собирались ехать?
   — Не важно! Куда угодно, в Брюссель, в Лондон…
   — А вам раньше приходилось садиться за руль? — спросил Мегрэ у Джины.
   — Никогда! Но я сумела завести ее!
   Настоящий подвиг, если вдуматься! Им пришлось пережить немало острых минут: поспешный отъезд, труп в саду, три тяжелых чемодана, да еще вдобавок машину кидает из стороны в сторону…
   Постепенно Мегрэ утомила и царившая в доме атмосфера, и запах мускуса, и красноватый свет абажура.
   — Вы позволите осмотреть дом?
   К обеим женщинам уже полностью вернулось хладнокровие и чувство собственного достоинства. И возможно, их немного сбил с толку комиссар: так спокойно ко всему относился, будто ничего особенного и не произошло!
   — Только простите нас за беспорядок, ладно?
   Еще бы! Однако Мегрэ не назвал бы это беспорядком. Скорее грязью. Несмотря на буржуазный дух дома с его горделивой напыщенностью, он напоминал логово диких зверей, живущих среди собственных миазмов, остатков пищи и испражнений. На вешалке в прихожей висел старенький плащ Уильяма Брауна. Мегрэ покопался в карманах и вытащил оттуда пару видавших виды перчаток, ключ и коробочку с пастилками катеху^[1].
   — Он сосал пастилки катеху?
   — После выпивки, чтобы меньше пахло. Мы не разрешали ему пить виски. Но у него вечно была где-нибудь припрятана бутылка!..
   Над вешалкой висела голова оленя с рогами. Чуть подальше ротанговый столик на одной ножке с серебряным блюдом для визитных карточек!
   — Он пришел в этом плаще?
   — Нет, в габардиновом…
   Ставни гостиной были закрыты. На полу комнаты, служившей в основном кладовкой, валялись верши для ловли омаров — видимо, еще одно увлечение Брауна.
   Затем шла кухня, где печь, похоже, никогда не разжигалась. Зато имелась спиртовка. Рядом пять-шесть десятков пустых бутылок из-под минеральной воды.
   — Вода у нас тут слишком известковая и…
   На лестнице протертая ковровая дорожка, закрепленная бронзовыми рейками. Отыскать комнату Джины не составляло труда, достаточно было идти на запах мускуса.
   Ни ванной комнаты, ни туалета. На незастланной постели разбросана женская одежда. Они отбирали здесь лучшее, чтобы забрать с собой.
   В комнату старухи Мегрэ заходить не решился.
   — Пришлось так поспешно уезжать… Мне стыдно показывать дом в таком состоянии.
   — Я к вам еще заеду.
   — Мы свободны?
   — Скажем так: в тюрьму возвращаться вам не придется… По крайней мере, сейчас… Но если вы попытаетесь покинуть Антиб…
   — Ни в коем случае!
   Мегрэ проводили до самых дверей. Старуха вспомнила о хороших манерах.
   — Может быть, вам угодно сигару, господин комиссар?
   Джине и этого показалось мало, разве помешает заручиться поддержкой столь влиятельной особы?
   — Можете взять всю коробку. Уильяму они уже не пригодятся…
   Такое и нарочно не придумаешь! Выйдя на улицу, Мегрэ почувствовал себя будто захмелевшим. Ему хотелось одновременно смеяться и скрежетать зубами! Миновав ограду, он оглянулся — и не узнал виллу, она стояла совершенно белая среди деревьев.
   Над углом крыши зависла луна. Справа сверкало море.
   Дрожали ветки мимозы…
   Мегрэ возвращался в гостиницу «Бекон», неся под мышкой свой габардиновый плащ. В голове ни единой мысли, в душе сумбур всевозможных впечатлений и чувств, как тягостных, так и забавных.
   «Ну, дает Уильям!»
   В гостиницу Мегрэ вернулся поздно. В столовой комнате он оказался совершенно один, если не считать официантки, читавшей газету. Только в этот момент комиссар понял, что унес не свой габардиновый плащ, а Брауна, грязный, в пятнах машинного масла.
   В левом кармане лежал английский ключ, в правом горсть мелочи и несколько квадратных медных жетонов с цифрами.
   Такие жетоны используются в игральных автоматах, что стоят на стойках в небольших барах.
   Их было штук десять.
 
 
   — Алло!… Говорит инспектор Бутиг… Мне заехать за вами в гостиницу?
   Девять часов утра. Перед сном Мегрэ открыл настежь окно и с полным сознанием того, что поблизости расстилается Средиземное море, сладко заснул и проспал, хоть и немного беспокойно, шесть часов.
   — А для чего?
   — А вы разве не хотите взглянуть на труп?
   — Да… Нет… Может быть, после полудня… Позвоните мне в обед…
   Он еще не проснулся как следует. Тем более, что сейчас, утром, вчерашние события казались ему не вполне реальными. Уж по крайней мере, встреча с двумя женщинами представлялась смутным кошмаром.
   А они еще дрыхнут, эти женщины! И будь Браун жив, он бы сейчас копался в саду или в гараже! Совершенно один! И неумытый! А на потухшей спиртовке стоял бы остывший кофе.
   Пока Мегрэ брился, он заметил лежавшие на камине жетоны. И не без труда вспомнил, какое отношение они имеют к убийству.
   «Браун отправился в очередное паломничество и получил нож в спину, либо прежде, чем успел сесть в машину, либо в саду, либо уже в доме…»
   Когда левая щека уже была без мыльной пены, он проворчал:
   — Конечно, Браун не ходил в эти маленькие антибские бистро… Мне бы сказали…
   А кроме того, разве Джина не обнаружила, что он оставлял машину в Канне?
   Четверть часа спустя Мегрэ позвонил в каннскую полицию.
   — Комиссар Мегрэ из уголовной полиции… Могли бы вы дать мне список баров, где имеются игральные автоматы?
   — А таких больше нет! Два месяца назад согласно постановлению префектуры игральные автоматы ликвидированы… На Лазурном берегу вы уже их не сыщете…
   Мегрэ спросил у хозяйки гостиницы, где он мог бы найти такси.
   — А куда вам нужно?
   — В Канн!
   — В таком случае такси вам ни к чему. От площади асе каждые три минуты отходит автобус…
   И то верно! Площадь Масе выглядела еще веселее, чем даже накануне, под утренним солнцем. Браун непременно ее проезжал, когда отвозил своих двух женщин на рынок.
   А вот и автобус. Полчаса спустя Мегрэ был уже в Канне и первым делом отправился в указанный ему гараж неподалеку от Ла-Круазет. Куда ни посмотришь — всюду белый цвет! Огромные белостенные отели! Белые магазины. Белые брюки и белые платья. Белые паруса на море.
   Можно подумать, что вся жизнь не что иное, как сплошная бело-голубая феерия мюзик-холла!
   — У вас господин Браун оставлял машину?
   — Так я и думал!
   — Что вы думали?
   — А то, что ко мне начнут приставать. Ни минуты не сомневался, когда узнал, что его убили… Здесь, да! Мне нечего скрывать… Вечером ставил ко мне свою тачку, а забирал дней через восемь — десять.
   — В стельку пьяный?
   — Другим я его и не видел.
   — А вы не знаете, куда он потом направлялся?
   — Когда? После того, как оставлял машину? Понятия не имею!
   — Он просил ее почистить, починить?
   — Ничего подобного! Год не сливал масло.
   — И что вы о нем думаете?
   Хозяин гаража покачал головой:
   — А ничего.
   — Оригинал?
   — Их тут столько на Лазурном берегу, что мы уже перестали удивляться! Даже внимания не обращаешь.
   Да вот, за примером далеко ходить не надо! Давеча заявилась одна девица, американка, сделай, говорит, мне машину в форме лебедя… А мне чего, раз платит!..
   Оставались игральные автоматы! В баре возле порта, куда вошел Мегрэ, находились только матросы швартовавшихся поблизости яхт.
   — У вас нет игрального автомата?
   — Их запретили месяц назад… Но нам скоро должны завезти новую модель, пока ее запретят, глядишь, два-три месяца пролетит…
   — Но все-таки их можно где-нибудь найти?
   Хозяин бара не ответил.
   — Что будете пить?
   Мегрэ заказал вермут. Оглядел выстроившиеся вдоль причала суда, матросов с вышитыми на рубашках названиями яхт.
   — А вы знали Брауна?
   — Какого Брауна? Того, что убили?.. Он сюда не захаживал…
   — А куда?
   Неопределенный взмах руки. Бармен занялся другим посетителем. Ну и теплынь! На улице еще только март, а тело уже потное и словно пахнет летом.
   — Мне приходилось о нем что-то слышать, — бармен вернулся с бутылкой в руке, — не помню от кого.
   — На нет и суда нет! Сейчас меня больше всего интересуют игральные автоматы…
   Браун вышел из дому в плаще. Наверняка, когда он возвращался, женщины обшаривали его карманы.
   Значит, жетоны остались после последнего паломничества…
   Пока все очень неясно и зыбко. И к тому же солнце светило так ярко, что Мегрэ хотелось устроиться вместе со всеми на террасе и смотреть на корабли, чуть заметно качавшиеся на тихой воде.
   Светлые трамваи… Красивые автомобили… Показалась еще улица с множеством магазинчиков, шедшая параллельно Ла-Круазет…
   — Если Браун и совершал паломничество в Канн, то явно не сюда, — проворчал Мегрэ и зашагал дальше.
   Время от времени он заходил в бары, попадавшиеся ему по дороге. Выпивал стаканчик вермута и расспрашивал об игральных автоматах.
   — Известная тягомотина! Каждые три месяца их отбирают… Потом ставят другие и три месяца опять не трогают…
   — Вы не знали такого Брауна?
   — Того Брауна, что убили?
   Монотонное занятие, ничего не скажешь! И время уже перевалило за полдень. Солнце светило над самой головой. Мегрэ так и подмывало подойти к полицейскому и как праздному гуляке поинтересоваться:
   — А где тут можно поразвлечься?
   Будь сейчас рядом мадам Мегрэ, она бы сказала, что его глаза слишком блестят после всех выпитых бокалов вермута.
   Комиссар завернул в один переулок, в другой и — неожиданно Канн с высокими зданиями, ослепительно белыми в лучах солнца, исчез, и он попал в совершенно другой мир: узкие, чуть ли не в метр шириной улочки, белье, развешанное на проволоке, протянутой от одного дома к другому.
   Справа красовалась вывеска: «Для настоящих моряков».
   Слева другая: «Бар „Либерти“.
   Мегрэ зашел к «Морякам», подошел к стойке и попросил налить ему вермута.
   — Вот тебе на! Я-то был уверен, что у вас есть игральный автомат…
   — Стоял когда-то!
   После всех этих хождений по городу голова у Мегрэ потяжелела, ноги сделались ватными.
   — Но ведь некоторые их оставили!
   — Некоторые, да! — пробурчал парень, проведя тряпкой по стойке. — Всегда находятся люди, что делают все по-своему. Только нас это не касается, правильно?
   Он бросил взгляд на улицу и ответил на новый вопрос Мегрэ:
   — С вас два франка двадцать пять… Сдачи нет…
   Комиссар вышел на улицу и направился к двери бара «Либерти».

Глава 3
Крестница Уильяма

   В небольшой — метра два в ширину и три в длину — комнате никого не оказалось. Чтобы войти в нее, надо было спуститься по ступенькам, так как пол находился ниже уровня улицы.
   Узкая стойка. Полка с дюжиной рюмок. Игральный автомат. И, наконец, два столика.
   В глубине виднелась стеклянная дверь, скрытая занавесками. Сквозь тюль виднелись чьи-то головы. Но никто не встал, чтобы встретить посетителя. И лишь немного спустя раздался женский крик:
   — Чего это вы там застряли?
   И Мегрэ вошел, спустившись еще на одну ступеньку вниз. Окно на уровне тротуара напоминало скорее отдушину. В его тусклом свете комиссар увидел трех человек за столом.
   Прокричавшая ему женщина продолжала есть, посматривая на комиссара так, как и он сам привык смотреть на людей, то есть спокойно, но не упуская при этом ни малейшей детали.
   Не убирая локтей со стола, она наконец вздохнула и подбородком указала гостю на свободный табурет:
   — Ну вы не спешили!
   Рядом с ней спиной к Мегрэ сидел мужчина, судя по одежде моряк. Очень чисто отстиранная форма.
   Светлые, коротко подстриженные волосы. Рубашка с манжетами.
   — Ешь спокойно, — кинула ему женщина. — Все нормально…
   На другом конце стола сидела девушка с бледным лицом. В ее больших глазах, устремленных на Мегрэ, сквозила недоверчивая настороженность.
   Из халата полностью вылезала левая грудь, но никто не обращал на это внимания.
 
 
   — Садитесь! Мы продолжим обедать с вашего разрешения?
   Сколько ей? Сорок пять? Пятьдесят? Или больше?
   Трудно сказать. Растолстевшая, улыбчивая и уверенная в себе женщина. Сразу видно, ничем ее не испугаешь, она все уже на своем веку видела, слышала и перепробовала.
   Ей хватило одного взгляда, чтобы догадаться, что привело сюда Мегрэ. Но она даже не удосужилась встать и продолжала невозмутимо нарезать толстыми кусками жареное мясо. Мегрэ невольно засмотрелся на ее работу, ему редко доводилось видеть столь аппетитную, с жирком заднюю баранью ногу.
   — Вы из Ниццы или из Антиба? Что-то я вас никогда прежде не видела.
   — Я из Парижа, уголовная полиция…
   — А!
   Одним звуком она сумела выразить, что понимает и в должной мере оценивает высокий ранг своего гостя.
   — Так, значит, это правда?
   — Что именно?
   — Ну, что Уильям был важной особой…
   Мегрэ наконец удалось разглядеть матроса в профиль. Необычный матрос. Сшитая из тонкого сукна форма с золотым галуном. Клубный герб на фуражке.
   Он был явно смущен тем, что его застали в таком месте. И ел, не отрывая глаз от тарелки.
   — Кто это?
   — Все его зовут Ян… Фамилию не знаю… Он служит стюардом на борту «Ардены», шведской яхты, которая каждый год проводит зиму в Канне… Ян — к тому же и метрдотель… Не так ли, Ян?.. Господин из полиции…
   Я тебе рассказывала про Уильяма.
   Тот утвердительно кивнул головой, но, кажется, не совсем понял, о чем идет речь.
   — Он хотя и сказал «да», но до него не дошло, о чем я говорю, — произнесла женщина, не обращая внимания на матроса. — Никак не может привыкнуть к французскому… Но парень хороший… Дома у него жена и дети…
   Покажи фотографию, Ян!.. Фотографию, да…
   Мужчина достал из кармана фотографию. На ней была изображена молодая женщина, сидящая на крыльце дома, и два маленьких ребенка, играющих перед ней на траве.
   — Близняшки! — пояснила хозяйка бара. — Ян иногда заходит сюда пообедать, потому что здесь у нас по-семейному. Это он принес баранью ногу и персики.
   Мегрэ взглянул на девицу, которая по-прежнему и думать не думала прятать грудь.
   — А… эта…
   — Сильви, крестница Уильяма…
   — Крестница?
   — Да нет, не по-церковному!.. Он даже не присутствовал на ее крестинах… Сильви, а ты вообще крещеная?
   — Конечно!
   Девушка без всякого аппетита ковырялась в тарелке, продолжая по-прежнему с опаской посматривать на Мегрэ.
   — Уильям любил ее… Она жаловалась ему на свои беды… А он ее утешал…
   Мегрэ сидел на табурете, уперев локти в колени и положив подбородок на скрещенные руки. Толстуха тем временем натирала чеснок для салата, подлинного шедевра кулинарного искусства.
   — Вы уже обедали?
   — Да… — солгал комиссар. — Я…
   — Потому, что вежливость так требует сказать… Да у нас тут просто, без церемоний… Правда, Ян?.. Поглядите-ка на него! Согласно кивает, хотя ни черта не понял… Ей-богу, нравятся мне эти мальчики с Севера!..
   Попробовав салат, она добавила немного оливкового масла с фруктовым запахом. Скатерть отсутствовала, да и сам стол был далеко не самый чистый. Видневшаяся на кухне лестница, должно быть, вела в погреб. В углу стояла швейная машинка.
   А на дворе сияло такое солнце, что подвальное окошко выглядело ослепительным прямоугольником, по сравнению с которым комната, казалось, была погружена в прохладный полумрак.
   — Вы можете меня расспрашивать… Сильви уже знает… Что касается Яна…
   — Вы давно содержите этот бар?
   — Да, наверно, уж лет пятнадцать… Я вышла замуж за англичанина, бывшего акробата, так что к нам ходили все английские моряки, а потом еще артисты из мюзик-холла… А девять лет назад муж утонул во время регаты… Его наняла одна баронесса, у которой целых три судна. Да вы наверняка о ней слышали…
   — А что потом?
   — Ничего. Содержу бар…
   — У вас много клиентов?
   — А я за них не держусь… Это скорее мои друзья, как Ян, как Уильям… Они знают, что я живу тут одна-одинешенька и что я люблю компанию… Вот и приходят выпить бутылочку-другую. Кто-то принесет рыбки или курочку, а я что-нибудь состряпаю…
   Она принялась разливать вино и заметила, что Мегрэ сидит перед пустым столом.
   — Сильви, принеси рюмку комиссару!
   Та молча поднялась и направилась к бару. Халат она надела прямо на голое тело. А домашние туфли на босу ногу. Проходя мимо Мегрэ, она толкнула его и даже не извинилась. За то короткое время, пока Сильви находилась в баре, женщина успела шепнуть:
   — Будьте осторожны… Она обожала Уилла… Это стало для нее большим потрясением…
   — Она ночует здесь?
   — Иногда да… Иногда нет…
   — А чем она занимается?
   Женщина осуждаюше взглянула на Мегрэ, будто хотела сказать: «Что это вы, комиссар уголовной полиции, задаете мне подобные вопросы?»
   А вслух произнесла:
   — О, это спокойная девушка и ни капли не испорченная.
   — А Уильям знал?..
   И снова тот же взгляд. Неужели, мол, она ошиблась насчет Мегрэ? И тот ничего не понимает? И, значит, придется расставлять все точки над «i»?
   Ян уже закончил есть. Он ждал, когда ему удастся вставить слово, но женщина, обо всем догадавшись, его опередила:
   — Конечно! Ты можешь идти, Ян… Вечером придешь?
   — Если хозяева уйдут в казино…
   Он встал, явно сомневаясь, стоит ли совершать традиционный ритуал прощания. Но женщина подставила ему лоб, и он машинально ткнулся в него губами, немного покраснев из-за присутствия Мегрэ. Возле двери он столкнулся с Сильви, возвращавшейся с бокалом в руке.
   — Ты уже уходишь?
   — Да…
   Он точно так же чмокнул ее в лоб, неуклюже взмахнул рукой в сторону Мегрэ и, споткнувшись о ступеньку, буквально вынырнул на улицу, успев при этом поправить фуражку.
   — Парень не то что большинство других матросов с яхт, во все тяжкие не пускается. Предпочитает сюда приходить…
   Хозяйка бара тоже закончила есть. И теперь удобно устроилась, положив локти на стол.
   — Сделаешь нам кофе, Сильви?
   С улицы почти не доносилось никаких звуков. Если бы не прямоугольник солнечного света, даже не определить, что там — день или ночь.
   Стоявший в центре каминной полки будильник отмеривал убегающее время.
   — Итак, что вы конкретно хотите знать?.. За ваше здоровье!.. Это виски еще осталось от Уильяма…
   — Как вас зовут?
   — Жажа… Но чтобы подразнить меня, они иногда кличут меня толстушкой Жажа…
   Она опустила глаза на свою весьма внушительных размеров грудь, возлежавшую на столе.
   — А вы давно познакомились с Уильямом?
   Сильви уселась на прежнее место и, положив подбородок на руку, неотрывно смотрела на Мегрэ. Рукав ее халата лежал на тарелке.
   — Мне кажется, мы с ним почти всегда были знакомы. Но его фамилию узнала только на прошлой неделе… Нужно вам сказать, что, когда был жив мой муж, бар «Либерти» гремел на всю округу… Сюда постоянно заглядывали артисты, художники… А это привлекало и богатых посетителей, что приходили на них поглазеть… Особенно владельцев яхт, они ведь почти сплошь чудаки да гуляки… Помню, в те времена я частенько видела Уильяма: в белой кепочке, с друзьями и с хорошенькими девицами… Они сидели тут допоздна целой ватагой и угощали друг друга по очереди…
   Потом муж умер… Мне пришлось на целый месяц закрыть кафе… Не сезон был… А на следующую зиму я провалялась три недели в больнице с перитонитом…
   Кое-кто этим воспользовался, чтобы открыть еще одно подобное заведение в порту… С той поры здесь тихо…
   Я даже не особенно забочусь о привлечении клиентов…
   Однажды я вновь увидела Уильяма, вот тогда мы с ним по-настоящему и познакомились… Он напился… Рассказывал всякие истории… Потом заснул на диване, потому что уже не стоял на ногах…
   — Он всегда носил кепку яхтсмена?
   — Нет! Он уже успел измениться. А когда, бывало, выпьет, и вовсе начинал грустить. Но он привык приходить ко мне время от времени…
   — Вы знали, по какому адресу он жил?
   — Нет. Мне его расспрашивать было ни к чему. А сам он о своих делах никогда не рассказывал…
   — Он долго тут оставался?
   — Когда три дня, когда четыре… Приносил еду… Или давал денег, чтобы я сходила на рынок… Говорил, что нигде так вкусно не кормят, как здесь…
   Мегрэ снова посмотрел на розовое мясо бараньей ноги, на остатки душистого салата. Аппетитно выглядело, ничего не скажешь!
   — Сильви была уже с вами?
   — Да что вы такое говорите! Ей ведь только двадцать один стукнуло…
   — А как вы с ней познакомились?
   Заметив, как сразу нахмурилась Сильви, Жажа кинула ей:
   — Да комиссару все это прекрасно известно, будет тебе! В тот вечер тут как раз находился Уильям… Мы с ним вдвоем сидели в баре… А тут заявилась Сильви с парнями, которых она подцепила не знаю где, то ли коммивояжеры, то ли еще что-то в этом роде… Уже успели где-то принять… Заказали выпивку… А про нее с первого взгляда стало ясно, что новенькая… Все пыталась их увести до того, пока они совсем не наклюкались… Но как взяться за дело, не представляла… А потом произошло то, что и должно было произойти…
   Кавалеры так набрались, что забыли о ней начисто, и ушли, оставив ее здесь… Она — плакать… Призналась нам, что приехала из Парижа на лето и даже не имеет денег, чтобы заплатить за гостиницу… Ну я ее и оставила у себя на ночь… Так и привыкла сюда приходить…
   — Похоже, это удел каждого, кто бы ни заглянул сюда! — проворчал Мегрэ.
   — А что вы думаете! — воскликнула, просияв, пожилая женщина. — У нас чтут законы гостеприимства!
   Понапрасну не переживаем. И принимаем жизнь такой, какая она есть…
   Жажа говорила искренне. Ее взгляд медленно спустился на грудь девушки, и она вздохнула:
   — Жаль, подпортила себе здоровье… До сих пор видны ребра… Уильям предлагал оплатить ей один месяц в санатории, но она ни в какую…
   — Простите! — проговорил Мегрэ. — А Уильям и она…
   Разгневанная Сильви вмешалась в разговор:
   — Никогда! Это ложь!
   И толстушка Жажа, прихлебывая кофе, поспешила растолковать ее ответ:
   — Не такой он был человек… Особенно с ней… Но врать не стану, время от времени погуливал…
   — С кем?
   — С разными… С женщинами, которых подбирал где попало… Но редко… Он не ахти какой был любитель этого дела…
   — А в котором часу он ушел от вас в пятницу?
   — Сразу после обеда… Около двух было, как сейчас…
   — А не сказал, куда идет?
   — Он никогда не говорил…