— Вы из Антиба, не так ли?
   — Из Жуан-ле-Пена!
   — Это вы сегодня утром ехали за похоронной процессией до кладбища?..
   — Да! А в чем дело?
   — Вы привезли сюда того же клиента?
   Шофер осмотрел собеседника с ног до головы, не зная, стоит ли ему отвечать.
   — А почему вы меня об этом спрашиваете?
   — Полиция… Итак?
   — Того же… Вчера днем в полдень он нанял меня на сутки.
   — А где он находится сейчас?
   — Не знаю… Туда пошел…
   Шофер махнул в сторону улицы, а затем с внезапным беспокойством спросил:
   — Скажите, а вы не арестуете его до того, как он мне заплатит?
   Мегрэ даже забыл о трубке. Некоторое время он стоял неподвижно, уставившись на капот такси старой модели, но внезапно ему пришла в голову мысль, что парочка, быть может, уже вышла из гостиницы, и он поспешил к «Босежур».
   Завидев Мегрэ, булочница подозвала мужа, и тот вышел из глубины лавки, с запорошенным мукой лицом, и тоже встал возле окна.
   Ну и ладно! Теперь Мегрэ наплевать, смотрят на него или нет!
   — Номер 7…
   Осмотрев фасад здания, он попытался определить, какое же из окон с занавесками соответствовало номеру 7. Радоваться еще рано!
   И однако… Нет! Тут совпадения быть не может…
   А значит, впервые два элемента головоломки совпали…
   Сильви и Гарри Браун встретились в номере припортовой гостиницы!
   Комиссар еще раз двадцать успел пройти сто метров между входом в гостиницу и началом набережной. А таксист устроился на углу улицы, чтобы не пропустить клиента…
   Наконец стеклянная дверь в конце коридора раскрылась. Сильви так быстро выскочила на тротуар, что едва не налетела на Мегрэ.
   — Добрый день! — бросил он ей.
   Девушка замерла. И побелела как никогда еще. Открыла рот, но не смогла произнести ни звука.
   — Ваш спутник одевается?
   Голова Сильви крутилась из стороны в сторону, будто флюгер. Из ослабевших рук выпала сумочка. Мегрэ поднял ее. Но уже в следующее мгновение девушка буквально вырвала сумку у комиссара, словно больше всего на свете боялась, что тот раскроет ее.
   — Минуточку!
   — Извините… Меня ждут!.. Пошли, ладно?
   — Вся беда в том, что идти я никуда не хочу, и особенно в том направлении…
   Красавицей Сильви не назовешь, но привлекательной несомненно, — еще бы, такие огромные глазищи во все лицо! Чувствовалось, ее била нервная лихорадка, а от страха спирало дыхание.
   — Что вам от меня надо?
   А не попытается ли она, часом, сбежать? На всякий случай Мегрэ взял ее за руку, и чета булочников напротив наверняка истолковала этот жест как проявление нежности.
   — Гарри еще там?
   — Не понимаю…
   — Ну хорошо! Давайте подождем его вместе… Погоди, милая!.. Только без глупостей… Оставьте сумочку в покое.
   Мегрэ отобрал у Сильви сумку, и, как ему показалось, нащупал сквозь ее шелковистую ткань нечто похожее на пачку денег.
   — Обойдемся без скандала!.. На нас смотрят…
   Прохожие тоже, наверно, косились на них и, видимо, думали, что Мегрэ и Сильви никак не могут договориться о плате.
   — Умоляю вас…
   — Нет! — И вполголоса: — Если вы не успокоитесь, мне придется надеть на вас наручники!
   Она взглянула на него еще более расширившимися от ужаса глазами, но тут же опустила голову, то ли отчаявшись, то ли смирившись с неизбежным.
   — Гарри не слишком торопится…
   Сильви промолчала, не пытаясь что-либо отрицать и переубеждать его.
   — Вы и раньше знали друг друга?
   Они стояли на самом солнцепеке, и у Сильви все лицо заблестело от пота…
   Она явно старалась что-нибудь придумать, но у нее ничего не получалось.
   — Послушайте…
   — Да, слушаю!
   Но нет! Она вдруг передумала говорить и замолчала.
   И до боли, наверно, закусила губу.
   — Жозеф вас ждет где-нибудь?
   — Жозеф?
   Испуг, паника! А когда немного спустя с лестницы донесся звук шагов, Сильви и вовсе задрожала и опустила голову, не решаясь смотреть на погруженный в сумрак коридор.
   Шаги приближались, звонко стучали по плитам пола.
   Наконец стеклянная дверь распахнулась, на мгновение застыла и захлопнулась.
   Еще скрытый сумраком гостиницы, Гарри Браун заметил стоявшую на улице пару! Секундное замешательство. И он двинулся дальше. Взял себя в руки. И без всякого колебания, с гордо поднятой головой прошел мимо Мегрэ, поздоровавшись с ним коротким кивком.
   Комиссар все еще держал безвольную руку Сильви. Чтобы догнать Брауна, — тот шел, не оглядываясь, к такси, — ему нужно было отпустить девушку.
   Забавная сцена разыграется тогда перед окном булочной!..
   — Идемте со мной! — приказал Мегрэ своей спутнице.
   — Вы меня арестовываете?
   — Об этом не беспокойтесь…
   Ему необходимо было срочно позвонить. Но комиссар ни в коем случае не хотел оставлять Сильви одну.
   В округе он видел немало кафе. И, войдя в одно из них, потащил девушку за собой в телефонную кабину.
   Несколько мгновений спустя Мегрэ уже разговаривал с Бутигом.
   — Быстренько отправляйтесь в гостиницу «Провансаль». Вежливо, но решительно потребуйте от Гарри Брауна не покидать Антиб до моего возвращения. При необходимости применяйте силу…
   Сильви, совершенно подавленная, слышала каждое слово. Последние силы оставили ее, а вместе с ними и все, даже самые малейшие, поползновения на сопротивление.
   — Что будете пить? — спросил Мегрэ, когда они оба устроились за столиком.
   — Мне все равно.
   Официант с любопытством поглядывал на них, догадавшись, что происходит нечто необычное. А Мегрэ не отводил глаз от сумки. И когда ходившая от столика к столику девочка предложила Мегрэ купить букетик фиалок, тот, с озабоченным видом покопавшись вначале в карманах, совершенно неожиданно отобрал ее у Сильви.
   — Вы позволите?.. Мелочи не оказалось…
   Все было сделано так быстро и естественно, что девушка даже не успела что-либо возразить. Только сжала чуть сильнее на мгновение пальцы на ручке сумки.
   Девочка вежливо ждала, подбирая новый букетик в корзине, пока Мегрэ под толстой пачкой тысячефранковых купюр не нашел деньги помельче.
   — А теперь пошли!.. — объявил он Сильви, вставая.
   Комиссар тоже немного нервничал. Ему хотелось поскорее уйти подальше от устремленных на него любопытных взглядов.
   — А что, если нам сходить поздороваться со славной мамашей Жажа?
   Сильви безропотно следовала за ним. Она окончательно сдалась. И ничто не отличало их от прочих влюбленных парочек, если не считать того, что Мегрэ уж слишком бережно держал в руках сумочку своей спутницы.
 
 
   — Проходите первая!
   Сильви вошла в бар, спустилась по ступенькам и направилась к стеклянной двери в глубине комнаты. За тюлевой занавеской виднелась спина мужчины. Заметив входящую парочку, он поспешно встал.
   Это был Ян, шведский стюард, покрасневший до кончиков волос при виде Мегрэ.
   — Опять вы?.. Знаете что, друг мой, сделайте мне такое одолжение, пойдите погуляйте…
   Жажа ничего не могла понять. Однако лицо Сильви красноречиво свидетельствовало о том, что произошло нечто из ряда вон выходящее. И поэтому ей также не терпелось поскорее выпроводить моряка.
   — Завтра придешь, Ян?
   — Не знаю…
   Смущенный тяжелым взглядом комиссара, Ян мял в руках фуражку, не зная, как ему лучше уйти.
   — Да… Все хорошо… До свидания… — настойчиво повторил Мегрэ и сам открыл, а после закрыл стеклянную дверь за стюардом.
   Резким движением запер дверь на ключ. И бросил Сильви:
   — Можешь снять шляпку.
   — Вы случайно встретились?.. — робким голосом произнесла Жажа.
   — Вот именно! Случайно встретились.
   Жажа даже не осмеливалась предложить выпить, так сильно в воздухе пахло грозой. В смущении она подняла валявшуюся на полу газету, аккуратно сложила ее, потом отправилась следить за пищей, что стояла на плите.
   Мегрэ не спеша набивал трубку. Затем также подошел к плите, свернул в трубочку кусочек газетной бумаги, зажег его от огня.
   Сильви по-прежнему стояла возле стола. Она лишь сняла шляпу и положила ее перед собой.
   Наконец Мегрэ сел, открыл сумку и начал считать деньги, выкладывая их стопкой среди грязных рюмок.
   — Восемнадцать… девятнадцать… двадцать… Двадцать тысяч франков!..
   Жажа обернулась всем телом и ошарашенно взглянула на деньги. Потом на Сильви, на комиссара. И делала отчаянные усилия, чтобы понять смысл происходящего.
   — Что это?..
   — Да так, ничего особенного, — проворчал Мегрэ. — Сильви откопала себе любовника, более щедрого по сравнению с другими, только и всего! И знаете, как его зовут? Гарри Браун…
   Он развалился с трубкой в зубах на стуле, будто у себя дома, положив локти на стол и сдвинув фетровую шляпу на затылок.
   — Двадцать тысяч франков «за полчасика», как мне сказали в гостинице «Босежур»…
   Жажа машинальным движением вытерла пухлые руки о фартук. По-настоящему ошеломленная, она не решалась что-либо говорить.
   Сразу как-то осунувшаяся Сильви без кровинки в лице, ни на кого не обращая внимания, смотрела прямо перед собой в пустоту, готовая к любым, самым Ужасным ударам судьбы.
   — Ты можешь сесть! — бросил ей Мегрэ.
   Девушка машинально послушалась.
   — Ты тоже, Жажа… Погоди… Принеси-ка чистые рюмочки.
   Сильви сидела на том же самом месте, что и накануне, когда она ела с распахнутым халатом, а груди свешивались в нескольких сантиметрах от тарелки.
   Жажа поставила на стол бутылку и рюмки, после чего присела на край стула.
   — А теперь, дети мои, я жду вашего рассказа…
   Дымок трубки медленно поднимался к подвальному окошку. Лучи солнца уже не добирались до него, и стекло поголубело. Жажа повернулась к Сильви…
   А та по-прежнему упорно смотрела в пустоту и молчала.
   — Я жду…
   Мегрэ мог бы повторять эту фразу хоть сто раз и десять лет напрасно ждать ответа! А Жажа только вздыхала, тяжело опустив подбородок на грудь:
   — О Господи!.. Кто бы мог подумать…
   Мегрэ уже начал терять терпение. Он встал. Заходил взад и вперед по комнате. Проворчал:
   — Все равно придется…
   Застывшая статуей девушка выводила его из себя.
   Один, второй, третий раз он прошел рядом с Сильви, но та не шелохнулась.
   — У меня уйма времени… Но…
   В четвертый раз Мегрэ не сдержался. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, комиссар схватил девушку за плечо, даже не заметив, что сжал его слишком сильно.
   Сильви вскинула руку, прикрывая лицо, как маленькая девочка, испугавшаяся, что ее сейчас побьют.
   — Итак?..
   От боли в плече Сильви очнулась и, зарыдав, закричала:
   — Скотина!.. Грязная скотина!.. Я ничего не скажу…
   Ничего!.. Ничего!..
   Жажа взволнованно смотрела на нее. Мегрэ, упрямо набычившись, тяжело опустился на стул. А Сильви продолжала плакать, не загораживая лицо руками и не вытирая слез, плакала скорее от злости, нежели от боли.
   — …Ничего не скажу! — снова проговорила она между спазмами рыданий.
   Дверь бара открылась, что случалось не чаще одного-двух раз в день, кто-то вошел и, облокотившись на стойку, принялся крутить ручку игрального автомата.

Глава 7
Распоряжение

   Мегрэ нетерпеливо встал и на всякий случай — мало ли что придумают женщины, ведь посетитель вполне мог, например, оказаться посланцем Жозефа! — сам отправился в бар.
   — Что вам угодно?
   Человек настолько растерялся, что, несмотря на мрачное настроение, комиссар едва не рассмеялся. Это был невзрачного вида мужчина средних лет, с седеющими волосами. Шел небось по самой стеночке, чтобы никто его не видел, мечтая о необузданной эротике, а тут вдруг хмурый Мегрэ за стойкой!
   — Одну кружечку… — промямлил человек, отпуская рукоятку игрального автомата.
   Женщины за занавеской подошли друг к другу. Жажа о чем-то спрашивала, а Сильви устало отвечала.
   — Пива нет.
   По крайней мере, нигде поблизости не видно!
   — Тогда, что угодно… Портвейна…
   Мегрэ налил какой-то жидкости из бутылки в первый попавшийся под руку стакан, и посетитель, едва пригубив, тотчас поинтересовался:
   — Сколько с меня?
   — Два франка!
   Мегрэ смотрел то на еще дышавшую зноем улицу, то на маленький бар напротив, за окном которого смутно виднелись силуэты движущихся людей, то на комнату за стеклянной дверью, где, как он видел, Жажа вновь устраивалась на прежнем месте.
   Посетитель ушел, недоумевая, куда это он попал, а Мегрэ вернулся в заднее помещение и уселся верхом на стуле.
   Поведение Жажа несколько изменилось. Только недавно она волновалась, не зная, что и подумать. Теперь, похоже, определилась и взирала на Сильви с жалостью и с долей обиды, будто хотела ей сказать: «Ну угораздило тебя вляпаться в подобную историю! Как теперь выпутываться-то думаешь?»
   А вслух произнесла другое:
   — Сами знаете, господин комиссар, каким бывает странным ваш брат мужчина…
   Убежденности в голосе явно не хватало. И Жажа сама это почувствовала. Сильви тоже, но промолчала и лишь пожала плечами.
   — На похоронах ее сегодня утром увидел, ну и захотелось ему… А с его-то деньгами…
   Мегрэ вздохнул, разжег новую трубку и стал рассеянно смотреть в окошко.
   Атмосфера в комнате сделалась еще более гнетущей.
   Жажа решила впредь молчать, опасаясь неосторожным словом лишь осложнить ситуацию.
   Сильви не плакала, неподвижно сидела и ждала неведомо чего.
   Только будильник продолжал работать и двигать стрелками по выцветшему циферблату, для которого они казались слишком тяжелыми.
   Тик-так, тик-так, тик-так…
   Иногда звук становился неестественно громким.
   Белый кот во дворе уселся прямо перед подвальным окном.
   Тик-так, тик-так, тик-так…
   Жажа по своему характеру не могла долго выдерживать такое нервное напряжение, а потому вскоре встала и достала из шкафа еще одну бутылку вина. Как ни в чем не бывало наполнила три рюмки, одну подвинула Мегрэ, другую Сильви, но, правда, не произнесла при этом ни единого слова.
   Тик-так, тик-так…
   Молчание длилось уже полтора часа! Полтора часа тишины, прерываемой лишь вздохами Жажа. Она пила рюмку за рюмкой, и глаза в конце концов заблестели.
   Иногда с улицы доносились крики и смех играющих детей. Или, откуда-то издалека, настырный звон трамвая. Раз к ним заглянул торговец-араб: приоткрыл дверь, сунул в щель голову и прокричал:
   — Арахис нужен?
   Подождал немного и, не получив ответа, закрыл дверь и скрылся.
   В шесть часов дверь снова открылась, и будто нерв пробежал по комнате — этого прихода женщины явно ждали. Жажа уже хотела было встать и побежать в бар, но взгляд Мегрэ удержал ее на месте. С нарочитым безразличием Сильви отвернулась в сторону.
   Открылась и вторая дверь. В комнату вошел Жозеф, увидел первым делом спину Мегрэ, затем стол, рюмки, бутылку, открытую сумочку и деньги.
   Комиссар медленно обернулся, и застывший на пороге Жозеф не удержался и проворчал:
   — Твою мать!..
 
 
   — Закройте дверь… Присаживайтесь…
   Парень закрыл дверь, но садиться не стал. Сердитый, нахмуренный, он тем не менее не терял хладнокровия.
   Скорее наоборот! Почувствовал себя намного увереннее.
   Подошел к Жажа и поцеловал ее в лоб.
   — Здравствуй…
   Затем также поздоровался с Сильви, но та даже не подняла голову.
   — В чем дело?..
   Именно в этот момент Мегрэ понял, что ухватился не за ту нить, но, как и всегда в подобных случаях, заупрямился, и чем сильнее увязал в собственных ошибках, тем энергичнее отказывался смириться с этим.
   — Откуда вы пришли?
   — Догадайтесь!
   Жозеф вытащил из кармана бумажник, достал небольшую карточку и протянул Мегрэ. Это было удостоверение личности, какое получают иностранцы, проживающие во Франции.
   — Срок старого давно истек… Вот сегодня получил новое в префектуре…
   На удостоверении действительно стояла сегодняшняя дата. Мегрэ прочитал: «Жозеф Амброзини, родился в Милане, работает официантом в казино».
   — Вы не встречали Гарри Брауна?
   — Я?
   — А вы не встречали его раньше, скажем, в прошлый вторник или в среду?
   Жозеф посмотрел на комиссара с улыбкой, будто хотел сказать: «Что это вы такое говорите, не пойму!»
   — Послушайте, Амброзини! Вы, надеюсь, не станете отрицать, что являетесь любовником Сильви…
   — Это еще надо вначале узнать, что вы под этим словом понимаете… Мне случалось, черт возьми…
   — Да нет же, нет же. Вы являетесь, скажем помягче, сводником…
   Бедная Жажа! Давно она не чувствовала себя столь несчастной в жизни. Выпитый алкоголь повлиял на ее сознание. Время от времени она открывала рот, чтобы вмешаться и привести разговор к полюбовному соглашению. Мегрэ понимал, что ей очень хочется сказать:
   «Да будет вам, дети мои! Помиритесь! Зачем понапрасну портить себе здоровье? Лучше давайте дружненько выпьем…»
   Что касается Жозефа, то сразу было видно, что ему не впервой иметь дело с полицией. Вел он себя крайне осторожно. На редкость хладнокровно, но без вызывающей наглости.
   — Ваши сведения неверны…
   — Значит, вам неизвестно, откуда взялись эти двадцать тысяч франков?
   — Могу лишь предположить, что Сильви их заработала… Она достаточно красивая девушка, чтобы…
   — Довольно!
   Мегрэ снова встал. И в который раз принялся мерить шагами маленькую комнату. Жозеф глаз не опускал.
   — Выпей рюмочку! — предложила ему Жажа в надежде выпить вместе с ним.
   А Мегрэ колебался, не зная, как ему поступить. Наконец, постояв какое-то время перед будильником, стрелки которого уже показывали пятнадцать минут седьмого, он обернулся и произнес:
   — Ладно! Вы оба пойдете со мной… Я вас арестовываю!..
   Амброзини и бровью не повел и лишь пробормотал с легкой иронией в голосе:
   — Как вам будет угодно!
   Комиссар положил двадцать тысяч франков в карман, протянул Сильви шляпу и сумку.
   — Мне нужно надеть на вас наручники или понадеяться на ваше слово?
   — Мы не сбежим, не волнуйтесь!..
   Жажа рыдала на груди Сильви. Та с трудом сумела вырваться из ее объятий. Еще труднее оказалось помешать толстой хозяйке бара пойти вслед за ними на улицу.
   Загорались фонари. Наступали сумерки. Они прошли мимо улицы, где находилась гостиница «Босежур», но Жозеф даже не посмотрел в ту сторону.
   Дневная бригада полицейских уже собиралась расходиться по домам. Немудрено, что секретарь в два счета оформил все необходимые бумаги комиссару.
   — Посадите этих двух под арест, и отдельно друг от Друга… А завтра я обязательно приду.
   Сильви села на скамью в глубине комнаты. Жозеф начал разминать сигарету, но полицейский в форме вырвал ее у него из рук.
   Прежде чем уйти, Мегрэ еще раз повернулся к Сильви, но та даже не удостоила его взглядом. Комиссар пожал плечами и проворчал:
   — Тем хуже для тебя!
 
 
   Устроившись на сиденье автобуса, Мегрэ даже не заметил, что набралось много народу и возле него стоит пожилая женщина. Повернувшись к окну, он провожал взглядом мелькавшие мимо фары автомашин и так яростно курил, что женщине пришлось наклониться и прошептать:
   — Извините, месье…
   У Мегрэ был вид, будто его вырвали из глубокого сна. Он поспешно вскочил и так растерянно оглядывался, не зная, куда сбросить горячий пепел, что молодая пара за его спиной рассмеялась.
   В половине восьмого комиссар толкнул крутящуюся дверь отеля «Провансаль» и сразу увидел инспектора Бутига, тот сидел в одном из кресел холла и разговаривал с управляющим.
   — Ну?
   — Он наверху… — отозвался Бутиг, похоже чем-то сильно смущенный.
   — Вы ему сказали…
   — Да… Он не удивился… Я-то думал, он начнет возражать…
   Управляющий ждал удобного момента, чтобы вставить вопрос, но как только он открыл рот, Мегрэ устремился к лифту.
   — Мне подождать вас? — прокричал ему вслед Бутиг.
   — Если хотите…
   Комиссар прекрасно знал то состояние духа, в котором пребывал последние два или три часа! И как всегда в таких случаях страшно злился на себя. И ничего не мог с собой поделать…
   Ощущение ошибки… Это ощущение не покидало его с момента встречи с Сильви на пороге гостиницы…
   И в то же время что-то толкало упрямо двигаться дальше!
   Хуже того! Он рвался вперед еще более рьяно, не теряя надежды убедить себя, что он все-таки прав!
   Лифт поднимался с чуть слышным скрипом хорошо смазанной стали. А Мегрэ мысленно повторял полученное им распоряжение: «Чем меньше шума, тем лучше!»
   Именно поэтому он и оказался в Антибе! Чтобы помочь избежать скандала, лишних разговоров!
   В другой ситуации он вошел бы в номер Брауна без трубки. Но сейчас намеренно закурил ее. И лишь потом постучался в дверь. Не дожидаясь ответа, вошел.
   И оказался в той же самой атмосфере, что и накануне: Браун ходил взад и вперед по комнате, безукоризненно одетый, давал распоряжения секретарю, отвечал по телефону и диктовал текст очередной каблограммы в Сидней.
   — Вы не могли бы подождать одну минуту!
   Никаких следов беспокойства! Этот человек чувствовал себя спокойно и уверенно в любой житейской ситуации! Разве он хоть чем-то выдал свое волнение, когда утром в довольно необычных условиях провожал в последний путь отца? Да и присутствие четырех женщин нисколько не вывело его из себя!
   А в полдень вышел из весьма сомнительной гостиницы — и хоть бы что! Если не считать секундного замешательства!
   Продолжая диктовать, Гарри Браун поставил на столик возле Мегрэ коробку с сигарами и нажал на кнопку электрического звонка.
   — Отнесите телефон в мою комнату, Джеймс.
   А появившемуся метрдотелю:
   — Виски!
   Чего больше было в этом поведении — позерства или естественности?
   «Все дело в воспитании! — подумал Мегрэ. — Он, верно, обучался в Оксфорде или Кембридже…»
   Это была старая зависть комиссара к выпускникам таких учебных заведений, не то что у него! Зависть, смешанная с восхищением!
   — Унесите машинку, мадемуазель.
   И опять-таки без прокола! Заметив, что руки машинистки заняты блокнотами и карандашами, Браун сам взялся за тяжелую пишущую машинку и отнес ее в соседнюю комнату, после чего закрыл дверь на ключ.
   Затем подождал метрдотеля и, когда тот принес виски, попросил его обслужить Мегрэ.
   Наконец они остались вдвоем, и Гарри Браун вытащил бумажник из своего кармана, вынул оттуда листок гербовой бумаги и, бросив на него взгляд, протянул комиссару.
   — Прочтите… Вы знаете английский?..
   — Довольно плохо.
   — За эту бумагу сегодня после полудня я заплатил двадцать тысяч франков в гостинице «Босежур».
   Он сел. Словно дав сигнал к началу беседы.
   — Я должен вам сперва кое-что объяснить… Вы знаете Австралию?.. Жаль… Мой отец до женитьбы владел очень большим участком земли… Под стать какому-нибудь французскому департаменту… После свадьбы он превратился в крупнейшего австралийского овцевода, поскольку моя мать в качестве приданого преподнесла ему землю почти такой же площади…
   Гарри Браун говорил намеренно медленно и четко, избегая лишних слов.
   — Вы протестант? — спросил Мегрэ.
   — Как и вся семья. И все родственники по линии матери.
   Он собирался продолжить рассказ, но Мегрэ перебил его:
   — Ваш отец не учился в Европе, не так ли?
   — Да, вы правы! Тогда это не было модно… Он приехал сюда лишь через пять лет после женитьбы… Когда уже имел троих детей…
   Пусть Мегрэ в чем-то и ошибался, какая разница, но мысленно он представлял услышанное в конкретных картинах: огромный, но строгий, без всяких украшений дом, стоящий посреди земельных угодий. Его хозяева — люди весьма серьезные и похожи на пресвитерианских пасторов.
   Уильям Браун, получив в наследство дело отца, женился, завел детей и все время отдавал работе…
   — Однажды ему пришлось отправиться в Европу из-за судебного разбирательства…
   — Он поехал один?
   — Да, один.
   Дальше все проще простого! Париж! Лондон! Берлин!
   Лазурный берег! Среди всего этого блеска и разнообразнейших соблазнов Браун с его колоссальным состоянием ощутил себя настоящим королем.
   — И назад не вернулся! — вздохнул Мегрэ.
   — Да! Ему захотелось…
   Судебное дело затянулось. Новые знакомые австралийского скотовода водили его развлекаться. Он знакомился с женщинами.
   — В течение двух лет он постоянно откладывал свое возвращение…
   — А кто занимался вместо него делами?
   — Моя мать… И брат матери… А потом отсюда стали приходить письма, в которых нас уведомляли, что…
   Достаточно! Мегрэ все прекрасно понял. Браун, не знавший ничего и никого, кроме пастбищ, овец, ближайших соседей и нескольких пасторов, пустился в невообразимый загул, открыв для себя неведомые прежде удовольствия жизни…
   Он без конца откладывал возвращение… Тянул с судебным разбирательством… А когда суд закончился, находил все новые и новые предлоги, чтобы остаться…
   Купил себе яхту… Ведь он входил в узкий круг людей, их наберется лишь несколько десятков, которые могли все купить, все себе позволить…
   — И тогда ваша мать с дядей сумели добиться над ним опекунства?
   Там, на другом конце планеты, шла борьба. Принимались решения! И в одно прекрасное утро, в Ницце или в Монте-Карло, Уильям Браун проснулся, имея за душой лишь относительно небольшую ренту.
   — Довольно долго он продолжал жизнь в долг, и мы платили за него… — сказал Гарри.