Сименон Жорж. Мегрэ и Клошар

   - Догадываюсь. Не вижу, с какой бы стати вы начали это делать. Каждый волен жить так, как захочет. Верно ли, что его жизнь вне опасности или же вы сказали так моей дочери, чтобы не расстраивать ее?
   - Профессор Маньен ручается на восемьдесят процентов, что он выздоровеет.
   - Маньен? Я его хорошо знаю. Он неоднократно тут бывал.
   - Вы знали, что ваш супруг в Париже?
   - Не могу сказать однозначно. После его отъезда в Габон около двадцати лет тому назад, я получила от него всего-навсего две почтовые открытки. И то в самые первые месяцы его пребывания в Африке.
   Она ничуть не ломала перед ним комедию неутешной печали, открыто смотрела прямо в лицо с видом женщины, привыкшей к самым различным ситуациям.
   - Вы хоть, по меньшей мере, уверены, что речь идет именно о нем?
   - Ваша дочь его узнала.
   И комиссар в свою очередь протянул ей удостоверение личности с фото Тубиба. Она подошла к комоду, чтобы взять очки, внимательно всмотрелась в снимок, при этом на её лице нельзя было прочитать ни малейших следов какого-либо волнения.
   - Жаклин права. Он, несомненно, изменился, но я тоже готова поклясться, что это Франсуа.
   Она подняла голову.
   - Верно ли, что он проживал всего в нескольких метрах отсюда?
   - Под мостом Мари.
   - А я-то прохожу по нему несколько раз в неделю, поскольку как раз по другую сторону Сены живет моя подруга. Ее зовут мадам Ламбуа. Фамилия должна быть вам знакома. Муж...
   Мегрэ не стал дожидаться сведений о том, какое высокое положение занимает супруг мадам Ламбуа.
   - С тех пор, ка кон уехал из Мюлуза, вы с мужем больше не встречались?
   - Ни разу.
   - Он вам не писал и не звонил?
   - За исключением упомянутых двух открыток, никаких известий от него я не получала. Во всяком случае непосредственно.
   - А косвенно?
   - Как-то довелось у друзей повстречать бывшего губернатора Габона Периньона, который интересовался, не родственница ли я доктора Келлера?
   - И что вы ему ответили?
   - Правду. Он почувствовал себя вроде бы неловко. И мне пришлось все у него выведывать. Тогда-то он и признался, что Франсуа не нашел там того, что искал.
   - А что именно?
   - Понимаете, он был идеалистом. Не создан для нынешней жизни. После разочарования, испытанного в Мюлузе...
   Мегрэ, казалось, удивился.
   - Разве дочь не говорила вам об этом? Конечно, она тогда была совсем ещё юной и так мало видела своего отца! Вместо того, чтобы обзавестись клиентами, которых он заслуживал... Не хотите чашечку?.. Нет? Извините тогда, но я выпью, ибо настал час, когда я всегда это делаю.
   Она позвонила.
   - Мой чай, Берта.
   - На одного человека?
   - Да. Что бы вам предложить, комиссар? Может, виски?.. Ничего? Ну, как хотите. Так о чем это я вела речь? Ах, да! Не помните, сдается мне, что кто-то написал роман, озаглавленный "Врач бедняков"? Или же "Сельский врач"? Так вот, мой муж и был такой разновидностью доктора, пользующего малосостоятельных людей, и если бы не завещание моей тетушки, по которому мне отошло крупное наследство, мы бы сделались такими же нищими, как и они. Заметьте, я не упрекаю его ни в чем. Такова уж у него натура. Его отец... Впрочем, это неважно. В каждой семье - свои проблемы.
   Заверещал телефон.
   - Позвольте?.. Алло!.. Да, это я... Алиса? Да, моя дорогая... Но я чуть-чуть опоздаю. Но нет!.. Напротив, все преотлично. Ты встречалась с Лаурой?.. Она будет там? Все, не могу дольше говорить, ко мне пришли... Конечно, расскажу. До скорого.
   Она, улыбаясь, вернулась на свое место.
   - Это жена министра внутренних дел. Вы знакомы с ней?
   Мегрэ удовольствовался тем, что отрицательно покачал головой и машинально опять сунул трубку в карман. Попугайчики выводили его из себя. Раздражали и постоянные перерывы в беседе. Вот опять: служанка принесла чай.
   - Он вбил себе в голову, что должен стать врачом в больнице, а не частным медиком и два года готовился, изводя себя, к конкурсу. Если бы вы знали Мюлуз, вам бы непременно сказали, что была допущена вопиющая несправедливость. Франсуа, спору нет, был наилучшей кандидатурой, наиболее подготовленным специалистом. И думаю, там, куда он стремился, наверняка оказался бы на своем месте. Так нет же, как всегда, взяли протеже одной крупной шишки... И все же это не причина, чтобы взять и все бросить.
   - То есть в результате этого жестокого разочарования...
   - Думаю, так и было. Но я нечасто видела его в ту пору! Когда он бывал дома, то запирался у себя в кабинете. Он всегда был диковат, но с этого момента, так сказать, сошел с рельсов. Не хочу говорить о нем плохо. Мне тогда не пришло в голову развестись, хотя в своем письме он предлагал такой вариант.
   - Он пил?
   - Дочь рассказывала об этом?
   - Нет.
   - Да, стал прикладываться к рюмке все чаще и чаще. Хочу подчеркнуть, что я никогда не в видела его пьяным. Однако у себя в кабинете Франсуа всегда держал наготове бутылочку, и частенько стали замечать, что он выходит из забегаловок, которые людям его положения не положено посещать.
   - Вы упомянули о Габоне...
   - Мне представляется, что он захотел стать кем-то вроде доктора Швейцера*. Понимаете? Его захватила идея уехать в джунгли, лечить там негров, основать больницу, видеть, как можно реже, белых людей и лиц своего круга.
   ___
   * Альбер Швейцер (1875-1965 гг.) - известнейший французский гуманист, пастор, теолог, органист, музыковед и врач. Движимый человеколюбием, отправился в Габон и много лет лечил там местных жителей в основанном им госпитале. Лауреат Нобелевской премии мира за 1952 г.
   - И он разочаровался?
   - Судя по тому, что очень нехотя поведал мне губернатор, он сумел восстановить против себя колониальную администрацию, а также крупные компании. Вероятно, из-за мерзкого климата он стал все больше и больше выпивать. Не думайте, что я говорю вам это потому, что ревную. Никогда не знала этого чувства. Там он жил в туземной хижине с какой-то негритянкой и даже, вроде бы, имел от неё детей.
   Мегрэ взглянул на попугайчиков, порхавших по клетке, которую в этот момент пронзил солнечный луч.
   - Ему дали понять, что он был не на своем месте.
   - Вы хотите сказать, что его выслали из Габона?
   - Более или менее. Не знаю точно, как происходят подобные вещи, и правительство не очень-то на этот счет распространялось. Но факт налицо: он убыл оттуда.
   - Как давно один из ваших друзей встретил его на бульваре Сен-Мишель?
   - Об этом, очевидно, вам рассказала Жаклин? Кстати, у меня нет полной уверенности, что это был он. Человек, который таскал на спине панно-рекламу одного из ресторанов квартала, был похож на Франсуа и, будто бы, вздрогнул, когда его окликнули по имени.
   - Он с ним не разговаривал?
   - Франсуа на него посмотрел так, как если бы перед ним стоял совершенно незнакомый ему месье. Это все, что я знаю об этом случае.
   - Как я уже сообщил вашей дочери, сейчас я не могу попросить вас подойти в больницу, чтобы опознать его из-за повязок, полностью закрывающих ему лицо. Но как только пострадавшему станет лучше...
   - А вы не думаете, что это будет тягостно?
   - Для кого?
   - Я его имею в виду.
   - Но нам необходимо точно установить его личность.
   - Я уверена почти на сто процентов. Хотя бы из-за этого шрама. Произошло это в воскресенье, в августе месяце...
   - Мне рассказали.
   - В таком случае не вижу, что ещё могла бы вам сообщить.
   Комиссар поднялся, ему не терпелось очутиться на свежем воздухе и не слышать больше трескотню этих попугайчиков.
   - Полагаю, что пресса...
   - Обещаю, что в газетах появится лишь минимум информации об этом происшествии.
   - Я беспокоюсь не столько за себя, сколько за зятя. В деловом мире всегда неприятно, когда... Заметьте, он в курсе всего и отнесся с большим пониманием. Вы и правда не хотите что-нибудь выпить?
   - Благодарю вас.
   Уже на тротуаре он заметил Торрансу:
   - Где тут поблизости какое-нибудь тихое бистро? Так мучит жажда...
   Какое же удовольствие - осушить бокал очень свежего пива с пышно шапкой пены!
   Они недолго искали тихую, в густой тени, отвечающую их пожеланиям кафеюшку, но пиво там, увы, оказалось тепловатым и безвкусным.
   Глава четвертая
   - Список у вас на столе, - сказал Люка, поработавший, как всегда, старательно и тщательно.
   Впрочем, таковых там оказалось даже несколько, все они были отпечатаны на машинке. Сначала шел перечень различных предметов, - специалист из Службы криминалистического учета поместил их под рубрикой "отбросы", составлявших размещавшееся под мостом Мари движимое и недвижимое имущество Тубиба. Старые ящики, детская коляска, дырявые покрывала, газеты, сковородка, котелок, "Надгробные речи" Боссюэ и остальное - все это валялось теперь наверху, в углу лаборатории.
   Во втором фигурировали предметы одежды клошара, изъятые Торрансом в Отель Дьё, в третьем под номерами значились вещи, обнаруженные в карманах Келлера.
   Мегрэ не стал читать последний список, а сразу приступил к делу, и было забавно наблюдать, как в свете заходящего солнца он вскрывал конверт из коричневой бумаги, куда бригадир сложил все эти мелкие предметы. Не напоминал ли он немного в этот момент ребенка, нетерпеливо разрывавшего врученный ему пакет-сюрприз в ожидании бог весть какого спрятанного там сокровища?
   Первым попался стетоскоп в скверном состоянии, он вытащил его и положил его на свой бювар.
   - Он находился в правом кармане пиджака, - прокомментировал Люка. - Я справился в госпитале. Аппарат неисправен.
   Но почему тогда Франсуа Келлер постоянно таскал его при себе? В надежде однажды починить? А не скорее ли как последний символ его профессии?
   Затем последовали перочинный ножик с тремя лезвиями и штопор, чья костяная ручка треснула. Как и все прочее он, по всей вероятности, был подобран в каком-нибудь мусорном баке.
   Трубка из вереска с черенком, перетянутым железной проволокой.
   - Левый карман, - бубнил Люка. - Она ещё влажная.
   Мегрэ непроизвольно фыркнул, втянув в себя.
   - Табака не было? - поинтересовался он.
   - На дне обнаружите несколько сигаретных окурков. Они настолько размокли, что превратились в кашицу.
   Перед внутренним взором сразу предстал образ человека, останавливающегося на тротуаре и нагибающегося, дабы поднять остатки сигареты, распотрошить гильзу и выдавить табак. Мегрэ не показывал виду, но где-то в глубине души ему стало приятно, что Тубиб тоже курил трубку. Об этой детали не упоминали ни его дочь, ни супруга.
   Гвоздики - винтики. Для чего? Клошар подбирал их во время своих прогулок и совал в карман просто так, не задумываясь об их практической пользе, наверное, рассматривая их как своеобразные талисманы.
   Доказательством тому служили три других предмета, ещё менее полезные человеку, ночующему на набережных, обертывая грудь бумагой, чтобы защититься от холода: три шарика, три стеклянных катышка, в которых проглядывались желтые, красные, голубые и зеленые прожилки; дети меняют такую безделушку на пять-шесть обычных шариков, поскольку обожают любоваться, как они переливаются разными цветами на солнышке.
   Этим почти исчерпывалось достояние Тубиба, разве что ещё несколько монет да в кожаном кошелечке два банковских билета по пятьдесят франков, слипшихся из-за воды друг с другом.
   Мегрэ держал один из шариков в руке и в течение всего последующего разговора крутил его между пальцами.
   - Отпечатки снял?
   - Остальные больные с интересом наблюдали за этой процедурой. Поднялся в картотеку учета правонарушений и сравнил с имеющимися дактилоскопическими картами.
   - Результат?
   - Нулевой. Келлер никогда не имел дело с полицией, да и вообще с правосудием.
   - Он не приходил в сознание?
   - Нет. Когда я был в палате, Келлер лежал с полуоткрытыми глазами, но, вероятно, ничего не видел. Дышал, несколько присвистывая. Время от времени постанывал.
   Прежде чем отправиться домой, комиссар подписал все текущие бумаги. Несмотря на внешне занятой вид, в его настроении угадывалась некая легкость, отвечавшая непостоянству погоды в тот день в Париже. И только ли по оплошности он, покидая кабинет, сунул в карман стеклянный шарик?
   Был вторник, то есть день, когда мадам Мегрэ неизменно готовила макароны, запекая их с корочкой после того, как посыпала сыром и сухарями. За исключением обязательного для четверга супа потофё* меню в остальные дни менялось каждую неделю. Но вот уже несколько лет по так и невыясненным причинам на ужин во вторник непременно подавались эти макароны, куда хозяйка дополнительно добавляла и кусочки мелко рубленной ветчины, а то и ещё более тонко нашинкованные трюфеля.
   ___
   * Потофё - овощной суп с говядиной и мозговой косточкой.
   Мадам Мегрэ тоже была в приподнятом настроении, и, судя по блеску в глазах, он понял, что супруга разузнала для него что-то новое. Он не стал ей сразу же сообщать, что виделся сегодня с Жаклин Русселе и мадам Келлер.
   - Есть хочу!
   Она ожидала, что он тут же забросает её вопросами. Но комиссар стал их задавать лишь после того как они уселись за стол перед распахнутым окном. Воздух голубел, а где-то в глубинах небес ещё проглядывались красные полоски вечерней зари.
   - Сестра звонила?
   - Считаю, что она вполне достойно вышла из положения. После обеда Флоранс, видимо, беспрерывно названивала всем подругам.
   Рядом с прибором мадам Мегрэ лежала короткая записка с пометками.
   - Повторить тебе, что она сказала?
   Городские шумы создавали звуковой фон для их беседы, к нему добавлялись звуки работавшего у соседей телевизора, по которому начали передавать последние известия.
   - Они тебя интересуют?
   - Предпочитаю послушать тебя.
   Пару-тройку раз, пока она пересказывала ему разговор с сестрой, он опускал руку в карман и поигрывал там стеклянным шариком.
   - Почему ты улыбаешься?
   - Просто так. Весь внимание.
   - Сначала, откуда взялось то богатство, которое тетушка завещала мадам Келлер. История довольно длинная. Хочешь, чтобы я изложила её со всеми подробностями?
   Он утвердительно кивнул, похрустывая макаронами.
   - Она была медсестрой и в сорок лет ещё незамужем.
   - Жила в Мюлузе?
   - Нет, в Страсбурге. Это сестра матери мадам Келлер. Следишь за перипетиями?
   - Да. Так вот, она работала сиделкой в больнице. А там за каждым профессором закреплены несколько палат с его частными пациентами. Однажды незадолго до войны ей пришлось ухаживать за человеком, о котором впоследствии много чего говорили в Эльзасе, неким Лемке, торговцем металлоломом, тот, уже став богатым человеком, имел довольно скверную репутацию. Ходили слухи, что он не гнушался ростовщичеством.
   - Он женился на ней?
   - Откуда ты знаешь?
   Мегрэ уже расскаивался, что испортил ей удовольствие от пересказа этой истории.
   - Угадал по твоему лицу.
   - Да, так и было. Но подожди, что случилось потом. Во время войны он продолжал торговать цветными металлами. Неизбежно пришлось иметь дело с немцами, и он нажил значительное состояние. Я не слишком вдаюсь в детали? Тебе ещё не надоело?
   - Напротив. Что произошло после Освобождения?
   - ФФИ* разыскивали Лемке, чтобы расстрелять, предварительно заставив его вернуть награбленное. Но так и не смогли поймать его. Никто не знал, где они прятались - он и его жена. Им все же удалось добраться до Испании, а оттуда чета Лемке отправилась в Аргентину. Некий владелец прядильни из Мюлуза как-то встретил его там на улице. Еще немного макарон?
   ____
   * ФФИ - Француские внутренние силы - движение Сопротивления (1940-1944 гг.).
   - Охотно. С корочкой.
   - Не знаю, продолжал ли он работать или оба они путешествовали ради удовольствия. Но однажды их самолет, летевший в Бразилию, разбился в горах. Экипаж и все пассажиры погибли. Так вот, именно потому, что они оба погибли в катастрофе наследство досталось мадам Келлер, совершенно не ожидавшей этого. Нормальным путем деньги должны были бы достаться семье мужа. Знаешь по какой причине родня Лемке не получила ни гроша, а племянница его жены отхватила все?
   Он сплутовал, сделав вид, что не имеет ни малейшего представления. На самом деле комиссар все сразу понял.
   - Дело, похоже, обстоит так, что когда муж и жена гибнут в одной и той же катастрофе и никак нельзя установить, кто из них умер первым, то по закону считается, что женщина пусть на несколько секунд но пережила мужчину. Медики утверждают, что мы более жизнестойкие особи, так что в итоге эта тетка сразу же стала наследницей мужа, а уже после её кончины состояние перешло, естественно, к ближайшей родственнице погибшей. Уф!
   Мадам Мегрэ была довольна и весьма гордилась собой.
   - В конечном счете, в какой-то мере получилось так, что из-за медсестры, вышедшей замуж за торговца черным металлом в больнице Страсбурга, их самолета, разбившегося в горах Южной Америки, доктор Келлер стал клошаром. Если бы его жена не стала в одночасье богатой женщиной и если бы они продолжали проживать на улице Соваж, то... Чувствуешь, что я хочу сказать? Разве, по-твоему, он не остался бы в Мюлузе?
   - Возможно.
   - У меня есть информация и о ней, но сразу предупреждаю, что это сплетни, и моя сестра не несет ответственности за их достоверность.
   - Ладно, говори.
   - Мадам Келлер - энергичная, маленького роста женщина, которая не может усидеть на одном месте, обожает светскую жизнь и в буквальном смысле слова охотится за всеми важными лицами. Как только муж уехал, она развернулась во всю, несколько раз в неделю организуя пышные вечерние застолья. Она стала таким образом тайной советницей, своеобразной Эгерией*, префекта Бадэ, чья жена была больна, а к настоящему времени вообще отошла в другой мир. Злые языки утверждают, что она стала его любовницей, а после него у мадам Келлер появились и другие, в том числе некий генерал, фамилию которого я позабыла.
   ____
   * Эгерия - мифологический персонаж, лесная нимфа, тайная советница Нумы Помпилия, второго легендарного царя Рима (715-672 гг. до н. э.), предполагаемого создателя римской религии.
   - Я виделся с нею.
   Была ли разочарована мадам Мегрэ этим известием? Во всяком случае виду она не подала.
   - Ну и как же ты её нашел?
   - Такой, как ты только что описала. Маленькая, нервная, очень ухоженная дама, выглядит моложе своего возраста и без ума от попугайчиков.
   - Почему ты их упомянул?
   - Потому что их там полно, в её апартаментах.
   - Она живет в Париже?
   - На острове Сен-Луи, в трехстах метрах от моста Мари, под которым спал её муж. Кстати, он курил трубку.
   В перерыве между макаронами и зеленым салатом он достало из кармана стеклянный шарик и принялся его по скатерти.
   - Это ещё что такое?
   - Шарик. У Тубиба их было целых три.
   Она внимательно посмотрела на мужа.
   - Тебе он пришелся по душе, так ведь?
   - Думаю, что начинаю его постигать.
   - То есть догадываешься, почему такой человек, как он, стал вдруг клошаром?
   - Может быть. Он провел несколько лет в Африке, был единственным белым человеком в медпункте, удаленном от городов и больших дорог. Но и там он разочаровался.
   - С чего бы?
   Ну как в нескольких простых словах объяснить это мадам Мегрэ, которая провела всю свою жизнь в порядке и опрятности?
   - Я стараюсь разобраться, - продолжал он легким тоном, - в чем он все же провинился.
   - Что ты хочешь этим сказать? Разве не его оглушили и зашвырнули в Сену?
   - Так-то оно так, он жертва.
   - Ну и в чем же дело? Почему ты утверждаешь...
   - Видишь ли, криминалисты, в частности американские, разработали в этой связи целую теорию, и я допускаю, что её выводы не так уж и грешат крайностями, как это кажется на первый взгляд.
   - И чего они там насочиняли?
   - А то, что из десяти преступлений, по меньшей мере в восьми случаях жертва в значительной мере разделяет ответственность с убийцей.
   - Не понимаю...
   Он посмотрел на стеклянный шарик, который словно зачаровывал его.
   - Возьмем, к примеру, жену и ревнивого муже, которые ссорятся между собой. Мужчина бросает упреки в адрес женщины, а та ведет себя вызывающе.
   - Такое, должно быть, случается.
   - Предположим, что у него нож в руке и он бросает ей: "Смотри у меня. В следующий раз зарежу..."
   - И так бывает, наверное, тоже...
   Но не в том мире, где живет мадам Мегрэ!
   - А теперь представь себе, что она в ответ ему дерзит: "Ха, да ты не решишься. Просто неспособен на это".
   - Поняла.
   - Так вот, во многих житейских драмах происходит нечто подобное. Ты только что говорила мне о Лемке, который сколотил состояние наполовину на ростовщичестве, загоняя в отчаяние своих клиентов, наполовину на сделках с немцами. Удивилась ли бы ты, узнав, что его убили?
   - Доктор...
   - Внешне он вроде бы никому зла не причинял. Жил себе под мостами, попивал красное винцо из бутылки и расхаживал по улицам с рекламным щитом на спине.
   - Вот видишь!
   - И тем не менее кто-то спустился ночью на нижнюю набережную и, воспользовавшись тем, что он спал, нанес ему по голове удар, который вполне мог бы оказаться смертельным, после чего волоком дотащил его до Сены, откуда его вытащили лишь чудом. И этот некто имел мотив. Говоря иначе, сознательно или нет, но Тубиб породил в нем стимул устранить его.
   - Он все ещё в коме?
   - Да.
   - Надеешься что-нибудь вытянуть из него, когда он сможет говорить?
   Мегрэ пожал плечами и начал набивать трубку. Чуть позже они потушили свет и уселись у открытого окна.
   То был спокойный и полный неги вечер, когда между фразами провисала длительная пауза, что совсем не мешало им чувствовать себя очень близкими друг другу.
   Когда на следующий день утром Мегрэ пришел на службу, погода по-прежнему оставалась великолепной, столь по весеннему ясная и радостная, что и накануне, а вчерашние зеленые точки на деревьях уже сменились настоящими листочками, пусть даже совсем ещё тонкими и нежными.
   Едва комиссар присел за свой стол, как появился Лапуэнт, не скрывавший своего игривого настроения.
   - К вам пара клиентов, патрон.
   Он, не менее, чем мадам Мегрэ вчера вечером, был горд собой и выказывал нетерпение.
   - Где они?
   - В зале ожидания.
   - Кто такие?
   - Хозяин красного "пежо" и друг, сопровождавший его вечером в понедельник. Моей заслуги в том, что владельца машины так быстро отыскали, не так уж много. Вопреки тому, что можно было бы предположить, в Париже автомобилей такого типа мало, а тех, у кого в номере имеются две девятки, и того меньше - всего три. Одна из них уже неделю, как в ремонте, вторая вместе с хозяином сейчас в Каннах.
   - Ты допросил этих двоих?
   - Задал всего два-три вопроса. Предпочитаю, чтобы вы сами с ними встретились. Позвать?
   В поведении Лапуэнта проскальзывала некая таинственность, будто он подготовил Мегрэ какой-то сюрприз.
   - Валяй...
   Он ждал, сидя на стуле, и в кармане у комиссара, словно талисман, покоился разноцветный стеклянный шарик.
   - Месье Жан Гийо, - возвестил инспектор, впуская первого посетителя.
   Им оказался мужчина лет сорока, среднего роста, одетый с определенной изысканностью.
   - Месье Ардуэн, чертежник.
   Второй выглядел повыше Гийо, был более худым и на несколько лет моложе своего приятеля и, как вскоре убедился Мегрэ, заикался.
   - Садитесь, господа. Как мне доложили, один из вас является владельцем "пежо" красного цвета.
   Не без некоторой гордости руку поднял Жан Гийо.
   - Это моя машина, - подтвердил он. - Купил её в начале зимы.
   - Где вы живете, месье Гийо?
   - Улица Тюренн, недалеко от бульвара Тампль.
   - Ваша профессия?
   - Агент по страхованию.
   Было видно, что его несколько впечатляло то, что он оказался в одном из кабинетов здания Уголовной полиции и что с ним беседует главный комиссар, но при этом они в коей мере не выглядел испуганным. Более того, он даже с любопытством зыркал глазами во все стороны, как если бы собирался впоследствии рассказать друзьям об этом встрече со всеми деталями.
   - А вы, месье Ардуэн?
   - Я жи... живу в т... т... том же д... д... доме.
   - Этажом повыше, - помог ему Гийо.
   - Вы женаты?
   - Хо... хо... холост.
   - А у меня жена и двое детей, девочка и мальчик, - выпалил, не дожидаясь вопроса, Гийо.
   Лапуэнт, стоявший у двери, чему-то слегка улыбался. Оба посетителя, каждый на своем стуле и со шляпами на коленях, казались хорошо спевшимся дуэтом.
   - Вы друзья?
   Они ответили хором и настолько одновременно, насколько это позволяло сделать заикание Ардуэна.
   - Очень близкие.
   - Знаете ли вы Франсуа Келлера?
   Они с удивлением переглянулись, словно впервые в жизни услышали эту фамилию. Чертежник спросил:
   - К... к... кто это?
   - Долгое время работал врачом в Мюлузе.
   - Никогда там не был, - заверил Гийо. - А что, он утверждает, что знает меня?
   - Чем вы занимались в понедельник вечером?
   - Как я уже заявил вашему инспектору, я даже не подозревал, что это запрещено...
   - Расскажите подробно, что вы делали?
   - Когда я вернулся домой к восьми часам из поездки в западные пригороды Парижа, жена отвела меня в уголок, чтобы не слышали дети, и сообщила мне о Несторе...
   - Кто он такой?
   - Наша собака. Огромный датский дог. Ему было уже двенадцать лет, и он очень ласково вел себя в отношении наших ребятишек, которых он, так сказать, знал с пеленок. Когда они были совсем маленькими, он ложился у их кроваток, и даже я еле осмеливался к ним подходить.
   - Итак, ваша жена сообщила, что...
   - Не знаю, держали ли вы когда-нибудь у себя датского дога. Вообще-то они живут, уж не знаю почему, меньше, чем собаки других пород. А в последнее время ещё и страдают чуть ли не всеми человеческими недугами. Вот уже несколько недель, как Нестора почти полностью парализовало, и я предложил отвезти его к ветеринару, чтобы усыпить. Но жена воспротивилась. Когда я в тот день вернулся к себе вечером, то узнал, что Нестор впал в агонию, и супруга, чтобы не травмировать детей этой жуткой сценой, попросила нашего друга Люсьена помочь перенести собаку к нему в квартиру.