Сименон Жорж. Мегрэ и Клошар

   Мегрэ взглянул на Лапуэнта, тот ему подмигнул.
   - Я сейчас же поднялся к Ардуэну с целью выяснить, в каком состоянии находился дог. Бедный Нестор уже отдавал концы. Тогда я позвонил нашему ветеринару, но мне ответили, что он в театре и вернется не ранее полуночи. Мы прождали более двух часов, наблюдая, как он, бедняга, мучился. Я сел на пол, а он положил голову мне на колени. Его тело сотрясали конвульсии...
   Ардуэн согласно кивал головой, потом попытался вставить реплику.
   - Он... он...
   - Он умер в десять тридцать, - перебил его страховщик. - Я пошел к себе и известил жену. Сам остался в квартире, где дети уже спали, а она пошла попрощаться с Нестором... Слегка перекусил, так как не ужинал в тот вечер. Признаюсь, глотнул пару рюмок коньяка, чтобы взбодриться, а когда супруга вернулась, отнес бутылку Ардуэну, на которого эта смерть произвела столь же тягостное впечатление, как и на меня.
   В целом, маленькая драма рядом с другой.
   - Вот тогда-то мы и задумались, что делать с трупом собаки. Я слышал, что для них устроили специальное кладбище, но, как я полагаю, это стоит немалых денег, и к тому же я не могу себе позволить потерять целый рабочий день, чтобы заниматься этим вопросом. А у жены тоже нет времени...
   - Короче, - потребовал Мегрэ.
   - Одним словом...
   Гийо запнулся, потеряв нить своих мыслей.
   - Мы... мы... мы...
   - Нам не хотелось в то же время бросать Нестора где-то на пустыре. Вы представляете себе размеры датского дога? А раскинувшись на полу в столовой Ардуэна, он казался ещё более громадным и внушительным. Коротко говоря...
   Он был доволен, что вернулся к тому месту своего рассказа, когда его прервали.
   - В нескольких словах... Мы решили утопить его в Сене. Я опять пошел к себе и отыскал мешок из-под картошки. Но он оказался недостаточно большим, так что лапы Нестора торчали наружу. Мы с большим трудом спустили груз по лестнице и разместили его в багажнике машины.
   - Во сколько?
   - В одиннадцать часов десять минут.
   - Откуда вы узнали столь точно время?
   - Потому что консьержка ещё не спала. Она видел, как мы тащили мешок, и поинтересовалась, что произошло. Я ей объяснил. Дверь дворницкой была приоткрыта, и я машинально взглянул на настенные часы, они и показывали десять минут двенадцатого.
   - Вы сказали, что собрались бросить пса в реку, так? Вы сразу же отправились к мосту Селестэн?
   - Он ближе остальных к нашему дому.
   - Вам потребовалось всего несколько минут, чтобы добраться туда. Надеюсь, вы не останавливались по дороге?
   - Нет, когда ехали туда... Причем самым коротким маршрутом. Понадобилось, наверное, минут пять. Я ещё колебался, стоит ли спускаться на машине по пандусу прямо к Сене. Поскольку никого поблизости не было видно, я рискнул...
   - То есть, ещё не было и половины двенадцатого?
   - Ручаюсь, нет. Вы сами увидите... Мы взяли мешок с собакой и кинули его в воду.
   - Так никого и не заметили при этом?
   - Никого.
   - А стояла ли там поблизости баржа?
   - Верно, была. Мы даже углядели проблески света внутри.
   - Но самого речника не видели?
   - Нет.
   - И вы не ходили к мосту Мари?
   - Никакого резона идти дальше у нас не было. Мы бросали Нестора в Сену, стараясь не отходить далеко от автомобиля.
   Ардуэн все время поддакивал, иногда открывал рот, чтобы вставить слово, но затем, обескураженный, вновь закрывал его.
   - Что произошло потом?
   - Мы уехали. Как только поднялись...
   - Вы хотите сказать на набережную Селестэн?
   - Да. Я чувствовал, что здорово выбит из колеи, вспомнил, что коньяка в бутылке больше не осталось. В тот веер мне здорово досталось. Ведь Нестор был почти что членом семьи. Вернувшись на улицу Тюренн, я предложил Люсьену почти чего-нибудь выпить, и мы зашли в кафе на углу улицы Фран-Буржуа, рядом с Вогезской площадью.
   - И снова в ход пошел коньяк?
   - Да. Там тоже были часы, и я взглянул на них. Хозяин ещё уточнил, что они убегали вперед на пять минут. Было без двадцати минут полночь.
   И он повторил с сокрушенным видом.
   - Клянусь, я не знал, что это запрещено. Поставьте себя на мое место. Особенно если учитывать детей, которых я хотел уберечь от этого печального зрелища. Кстати, они ещё не знают, что собака сдохла. Мы им сказали, что она убежала и что её, возможно, найдут...
   Абсолютно неосознанно, Мегрэ выудил из кармана шарик и принялся вертеть его между пальцами.
   - С какой стати я стал бы вам лгать? Если полагается заплатить штраф, то я готов...
   - Во сколько вы вернулись домой?
   Оба приятеля с некоторым смущением опять переглянулись. Ардуэн вновь было уже открыл рот, но и на этот раз ответил Гийо.
   - Поздно. Примерно в час ночи.
   - Разве кафе было ещё открыто?
   Мегрэ хорошо знал этот квартал Парижа: все заведения там закрывались в полночь, и даже ещё раньше.
   - Нет. На посошок мы пили уже на площади Республики.
   - Вы были пьяны?
   - Знаете, как это бывает. Пьешь, когда переволнуешься. Рюмка... Потом другая...
   - Вы не возвращались, не ходили вдоль Сены?
   Гийо недоуменно взглянул на приятеля, как бы с просьбой подтвердить его слова.
   - Не было такого! А зачем?
   Мегрэ повернулся к Лапуэнту.
   - Уведи их в соседнее помещение и сними показания. По всей форме. Благодарю вас, господа. Мне, видимо, не стоит добавлять, что все вами сказанное будет проверено.
   - Клянусь, что сказал правду. - Я... я... то... то... тоже.
   Все это выглядело как фарс. Мегрэ остался в одиночестве в своем кабинете, подошел к открытому окну, по-прежнему держа шарик в руке. Он задумчиво оглядел Сену, мирно несущую свои воды по ту сторону деревьев. Проследил за проплывавшими мимо судами, отметил светлые пятна женских платьев на мосту Сен-Мишель.
   В конце концов он вернулся на место и позвонил в Отель-Дьё.
   - Соедините меня со старшей сестрой в хирургическом отделении.
   Теперь, после того как она видела его вместе со своим большим начальством и получила соответствующие инструкции, она была приторно любезна.
   - Я как раз собиралась с вами связаться, месье комиссар. Профессор Маньен только что осматривал больного. Нашел, что он чувствует себя намного лучше, чем вчера вечером, и он надеется, что удастся избежать осложнений. Это почти чудо...
   - Он пришел в себя?
   - Не совсем, но начал поглядывать вокруг с интересом. Трудно выяснить, осознает ли он, где и в каком состоянии сейчас находится.
   - Повязки ещё не сняли?
   - На лице их нет.
   - Вы считаете, что он уже сегодня окончательно очнется?
   - Это может произойти в любую минуту. Вы желаете, чтобы я вас предупредили, как только он заговорит?
   - Нет. Я сам приду к вам.
   - Сейчас?
   Да, именно в эти минуты. Ему не терпелось познакомиться поближе с самим человеком; пока что он видел лишь его забинтованную голову. Уходя, он заглянул в комнату инспекторов, где Лапуэнт печатал на машинке показания страховщика и его заикающегося друга.
   - Я иду в Отель-Дьё. Когда вернусь, не знаю.
   Ходу было всего всего-ничего. Он шел туда, как к соседям, не спеша, трубка - в зубах, руки - за спиной, в голове - рой довольно нестройных мыслей.
   Подходя к больнице, Мегрэ наткнулся на толстушку Леа, как и вчера, одетую в свою розовую кофту; она с раздосадованным видом отходила от окошка справочной для посетителей. Клошарка тут же кинулась к нему.
   - Знаете, месье комиссар, мне не только не разрешают навестить его, но даже отказываются говорить о его состоянии. Грозились вызвать ажана, чтобы тот вышвырнул меня за дверь. У вас есть новости о Тубибе?
   - Мне только что сообщили, что ему стало значительно лучше.
   - Есть надежда, что он выздоровеет?
   - Это вполне вероятно.
   - Сильно Тубиб страдает?
   - Не думаю, что он это осознает. Предполагаю, что ему делают нужные уколы.
   - Вчера какие-то хмыри в штатском пришли и забрали его личные вещи. Это были ваши люди?
   Он утвердительно кивнул, добавив с улыбкой:
   - Ничего не бойтесь. Все ему вернут.
   - Вам все ещё не ясно, кто это ему такую подлянку устроил?
   - А вам?
   - В течение тех пятнадцати лет, что я живу на набережных впервые случилось, чтобы кто-то напал на клошара. Мы ведь, прежде всего, люди безобидные, и вы должны знать это лучше, чем кто-либо.
   Сказанное слово понравилось Леа и она его повторила:
   - Да, безобидные. Мы даже не деремся друг с другом. Каждый уважает свободу других. Если бы этого не было, зачем бы тогда было спать под мостами?
   Он повнимательнее присмотрелся к Леа, отметил, что её глаза были несколько подернуты красными прожилками, лицо стало ещё более багровым, чем вчера.
   - Вы выпили?
   - Чтобы заморить червячка...
   - Что говорят ваши приятели?
   - Ничего. Когда видел в этой жизни все, уже не забавляет что-то там комментировать.
   Когда Мегрэ уже переступал порог здания, она спросила:
   - Могу я подождать вас, чтобы узнать последние новости?
   - Не исключено, что я задержусь надолго.
   - Ничего. Все равно, где ошиваться - тут или где-то еще...
   Она опять обрела хорошее настроение, свою детскую улыбку.
   - У вас не найдется, случаем, сигаретки?
   Он показал на трубку.
   - Ну, тогда понюшку табаку... раз нечего курить, хоть пожую...
   Мегрэ вошел в лифт вместе с двумя медсестрами и больным, которого везли на каталке. На четвертом этаже нашел старшую медсестру, которая выходила из палаты.
   - Вы знаете, где он лежит. А я присоединюсь к вам буквально через минуту... А то меня вызывают в службу неотложной помощи.
   Как и накануне, взгляды лежачих больных дружно сфокусировались на нем. былое такое впечатление, что они его узнали. Комиссар сразу же направился к койке доктора Келлера, держа шляпу в руке и наконец-то увидел его лицо, с которого сняли практически все повязки, оставив лишь несколько лейкопластырей.
   Тубиба ещё вчера побрили, и он мало походил на свое фото в удостоверении личности. Заострившиеся черты лица, землистый цвет кожи, тонкие губы. Но особенно поразило Мегрэ выражение его глаз, когда комиссар неожиданно поймал его взгляд.
   Сомнений больше не было: Тубиб рассматривал его, и это не был взор человека, ещё не пришедшего в сознание.
   Комиссара смущало то, что их общение происходит в молчании. С другой стороны он не представлял себе, что мог бы сейчас сказать Келлеру. Около кровати стоял стул, и он, усевшись на него, скованно произнес вполголоса:
   - Вам лучше?
   Мегрэ был уверен, что его слова не затеряются где-то там, в тумане мыслей больного, что они будут замечены и поняты. Но устремленные на него глаза все ещё оставались неподвижными, и в них отражалось лишь полное безразличие.
   - Вы меня слышите, доктор Келлер?
   Это было началом длительной и не оправдавшей надежд борьбы.
   Глава пятая
   Обычно Мегрэ редко разговаривал с супругой о текущем расследовании. Впрочем, он не обсуждал его и со своими ближайшими сотрудниками и, как правило, ограничивался тем, что раздавал им различные поручения. Это объяснялось его особенной манерой работать по делу, пытаться понять, мало-помалу проникнуться жизнью людей, о которых о ещё вчера не имел ни малейшего представления.
   - Что вы об этом думаете, Мегрэ? - частенько спрашивал его следователь во время выезда бригады на место происшествия или восстановления обстоятельств преступления.
   И во Дворце правосудия повторяли его неизменный в таких случаях ответ:
   - Я никогда не думаю, месье следователь.
   И кто-то однажды глубокомысленно уточнил:
   - Так оно и есть, он просто пропитывается людьми и обстоятельствами.
   В известном смысле это было верно, ибо для него слова несли слишком большую смысловую нагрузку, так что он предпочитал отмалчиваться.
   На сей раз дело обстояло иначе, по крайней мер, в отношении мадам Мегрэ, вероятно, потому, что благодаря своей сестре, проживавшей в Мюлузе, она ему здорово помогла. Поэтому, садясь в обед за стол, он возвестил:
   - А сегодня я лично познакомился с Келлером.
   Она была поражена. И не только потому, что он инициативно, сам заговорил о ходе расследования, но и сделал это в жизнерадостном тоне. Может, слово не было совсем уж адекватным. Как нельзя было сказать, что он пребывал в игривом настроении. Тем не менее, в его голосе и глазах проскальзывали некая легкость и определенное хорошее расположение духа.
   В кой веки раз газетчики не приставали к нему, заместитель прокурора и следователь не беспокоили. Подумаешь: под мостом Мари напали на какого-то клошара, бросили в Сену, разлившуюся весенним половодьем, он чудесным образом выпутался из этой злополучной ситуации, а профессор Маньен до сих пор не мог прийти в себя от изумления перед его способностью восстанавливать свои жизненные силы.
   В общем и целом, то было преступление без жертвы, если не сказать сильнее - без убийства, и никто о Тубибе не беспокоился, разве что толстуха Леа и, может быть, два-три бомжа.
   Ну, а Мегрэ посвящал этому делу столько времени, как если бы случилась драма, и вся Франция, затаив дыхание, следили за развитием событий. Похоже, комиссар воспринял его как личную проблему, и по манере, в какой он объявил о своей встрече с Келлером, можно было бы сделать вывод, что речь шла о важном господине, встретиться с которым он и его жена жаждали уже давно.
   - Он пришел в себя? - полюбопытствовала мадам Мегрэ, стараясь не проявлять чрезмерного интереса.
   - И да, и нет. Он не произнес ни слова, довольствовался лишь тем, что взглянул на меня, но я уверен, что он не упустил ни слова из того, что я ему сказал. Старшая медсестра придерживается иной точки зрения. Она утверждает, что Тубиб находится ещё в дурмане от напичканных в него лекарств и его состояние сейчас схоже с тем, что испытывает боксер, поднимающийся с ринга после нокаута.
   Мегрэ кушал, поглядывая в окно, слушал птиц.
   - У тебя сложилось впечатление, что ему известно, кто ударил его?
   Мегрэ вздохнул и в конце концов не удержался от непривычной для него легкой улыбки, и она была сродни насмешке, которая, казалось, предназначалась ему самому.
   - Понятия не имею. Мне было бы трудно объяснить сейчас свои ощущения.
   Редко когда в своей жизни он бывал настолько сбит с толку, как это произошло сегодня утром в Отель-Дьё, но одновременно и увлечен в такой степени решением загадки.
   Уже сами условия, в которых протекала встреча, ни в коей мере нельзя было назвать благоприятными. она проходила в палате, где размещались порядка дюжины лежачих больных плюс ещё трое-четверо сидели на койках или стояли у окна. Некоторые пребывали в тяжелом состоянии и испытывали сильную боль. без конца заливались звонки, то и дело приходила и выходила медсестра, склоняясь над тем или иным пациентом.
   Все в большей или мере пристально наблюдали за комиссаром сидевшим возле Келлера, жадно ловили каждое слово.
   Наконец то и дело на пороге возникала старшая медсестра и посматривала на них встревоженно и недовольно.
   - Вам нельзя долго оставаться с ним, - рекомендовала она комиссару. И старайтесь не утомить больного.
   Мегрэ, наклонившись к своему так сказать собеседнику, говорил тихо, мягко, в итоге получалось какое-то бормотание.
   - Вы слышите меня, месье Келлер? Помните ли вы, что с вами приключилось в Понедельник вечером, когда вы спали под мостом Мари?
   Ни одна черточка лица раненого не дрогнула, но комиссара заботили только глаза, не выражавшие ни страха, ни обеспокоенности. Они были серыми, но какими-то полинявшими, как бы изношенными, присущими человеку, много чего повидавшему в жизни.
   - Вы уже заснули, когда произошло нападение?
   Тубиб даже не пытался отвести свой взгляд и случилась любопытная вещь: представлялось, что не Мегрэ разрабатывает Келлера, а наоборот, тот внимательно изучает своего визави.
   Комиссар почувствовал себя настолько неудобно, что решил представиться:
   - Меня зовут Мегрэ. Я руковожу Криминальной бригадой Уголовной полиции. Пытаюсь разобраться в том, что произошло с вами. Встречался с вашей женой, дочерью, речниками, которые вытащили вас из Сены.
   Ни один мускула Тубиба не дрогнул при упоминании о его близких, но он готов был ручаться, что в зрачках доктора промелькнула легкая ирония.
   - Вы неспособны поддерживать разговор?
   Келлер не попытался как-то отреагировать - пусть даже самым легким наклоном головы или движением век.
   - Вы осознаете, что с вами разговаривают?
   - Ну конечно! Мегрэ был уверен, что не ошибается. Келлер не только понимал все в целом, но не упускал ни малейшего нюанса в произнесенных при этом словах.
   - Вас смущает то, что беседа ведется в палате, где её слушают остальные больные?
   И затем, дабы как-то задобрить клошара, он не счел за труд объяснять:
   - Мне бы очень хотелось, чтобы у вас была отдельная палата. Но, к сожалению, это связано с решением сложных проблем административного характера. Мы не можем оплатить её за счет нашего бюджета.
   Парадокс, но все было бы намного проще окажись Тубиб убийцей или хотя бы просто подозреваемым. В отношении жертвы существующие нормативные акты не предусматривали ровным счетом ничего.
   - Я буду вынужден пригласить сюда вашу супругу, ибо необходимо, чтобы она вас опознала официально. Вам будет неприятно увидеть её вновь?
   Губы слегка дрогнули, но с них не сорвалось ни звука, как не появилось на лице ни улыбки, ни вообще какого-либо выражения.
   - Чувствуете ли вы себя достаточно сносно, чтобы я мог попросить её прийти уже сегодня утром?
   Келлер не возражал, и Мегрэ воспользовался этим, чтобы перевести дух. Было жарко. Он буквально задыхался в этой палате, которая пропахла болезнями и медикаментами.
   - Могу ли я позвонить? - спросил он, подойдя к старшей сестре.
   - Вы ещё долго будете его мучать?
   - Его должна опознать жена. Процедура займет всего несколько минут.
   Ибо всем этом он и рассказал, перескакивая с пятого на десятое, мадам Мегрэ за обедом перед распахнутым окном.
   - Мадам Келлер оказалась дома, - продолжал он. - И обещала немедленно подойти. Я распорядился, чтобы внизу её сразу пропустили. А сам в ожидании её прихода прогуливался в коридоре, где меня в конце концов разыскал профессор Маньен.
   Они поговорили, стоя перед окном, выходившим во двор больницы.
   - Вы также считаете, что он полностью обрел ясность ума? - спросил Мегрэ.
   - Вполне возможно. Когда я недавно осматривал Келлера, то пришел к заключению, что тот полностью осознавал происходящее вокруг него. Но с медицинской точки зрения я пока не в состоянии дать категорический ответ. Люди почему-то считают, что мы, медики, - люди непогрешимые и можем дать ответ на все вопросы. На самом деле в большинстве случаев мы в сущности пробираемся вперед наугад, нащупывая путь. На сегодняшнее послеобеденное время я вызывал на консультацию специалиста-невропатолога.
   - Полагаю, что поместить его в отдельную палату - дело достаточно трудное?
   - Не только архисложное, но и просто невозможное. Все забито битком. В некоторых отделениях мы были вынуждены поставить дополнительные койки в коридоры. Разве что, как выход, перевести его в частную клинику.
   - А если жена предложит такой вариант?
   - Вы считает, что ему это пришлось бы по вкусу?
   Такое было маловероятно. Если уж Келлер решился уйти из дома и жить под мостами, то не пойдет же он на то, чтобы из-за нападения на него и ранения очутиться на содержании у своей супруги.
   Та как раз в эти минуты выходила из лифта, остановилась в недоумении, оглядываясь вокруг, и Мегрэ поспешил ей навстречу.
   - Как он себя чувствует?
   При этом она не проявляла какого-то чрезмерного беспокойства, не была слишком взволнована. Угадывалось, что ей главным образом не терпелось скорее вернуться обратно в свои апартаменты на острове Сен-Луи к милым её сердцу попугайчикам.
   - Он спокоен.
   - Пришел в сознание?
   - Думаю, да, но доказательств тому у меня нет.
   - Должна ли я с ним о чем-то говорить?
   Комиссар пропустил её вперед, и все больные в палате тут же уставились на не, следя, как она продвигается по навощенному паркету. Со своей старости мадам Келлер поискала взглядом мужа и сама решительно направилась к пятой койке, но в двух-трех метрах от неё приостановилась, словно не зная, какую избрать манеру поведения.
   Келлер, завидев супругу, разглядывал её с абсолютно безразличным видом.
   Она смотрелась очень элегантно в своем бежевом костюме из чесучи, с соответственно подобранной шляпкой, аромат её духов смешался с больничными запахами.
   - Вы узнаёте его?
   - Да, это он. Изменился, но это Франсуа.
   Опять возникла мучительная для всех пауза. Она, набравшись храбрости, все же решилась подойти поближе. И произнесла, нервно теребя своими затянутыми в перчатки руками замочек сумки:
   - Это я, Франсуа. Никогда не думала, что однажды встречу тебя в столь печальной обстановке. Говорят, ты очень быстро поправишься. Хотела бы помочь тебе.
   О чем думал сейчас Тубиб, рассматривая её таким отрешенным взглядом? Вот уже семнадцать или восемнадцать лет, как он жил в совершенно ином мире. А теперь он вроде бы вынырнул откуда-то из глубин этого времени, чтобы встретиться лицом к лицу с тем прошлым, от которого сознательно убежал.
   На его лице не проступало никакой горечи. Он ограничился тем, что просто посмотрел на эту женщину, которая долгое время была его женой, а затем слегка повернул голову в сторону, дабы убедиться, что Мегрэ никуда не делся.
   А комиссар теперь объяснял ситуацию мадам Мегрэ:
   - Голову готов дать на отсечение, что в тот момент он умолял меня поскорее покончить с этой очной ставкой.
   - Ты так говоришь, будто знаешь его с незапамятных времен.
   А разве в этом не было доли истины? Мегрэ никогда раньше не встречал Келлера, но сколько людей, так похожих на него, раскрылись перед ним в тиши его кабинета? Может, такой экстремальной ситуации и не бывало. Но в любом случае человеческие проблемы оставались точно такими же.
   - Она не настаивала на том, чтобы остаться, - рассказывал Мегрэ об этой сцене своей супруге. - Прежде чем уйти, она попыталась было раскрыть сумочку, чтобы извлечь оттуда деньги. Но, к счастью, вовремя одумалась. Уже в коридоре она спросила меня:
   - Вы считаете, что он ни в чем не нуждается?
   И поскольку я ей ответил, она стала настаивать:
   - Возможно, я могла бы перевести определенную сумму для него на имя директора больницы? Ему было бы лучше в одиночной палате.
   - Свободных сейчас нет.
   Она продолжала настаивать.
   - Что я должна для него сделать?
   - Пока ничего. Я подошлю к вам инспектора, чтобы вы подписали бумагу, согласно которой вы признаете в этом больном вашего мужа.
   - Но зачем, если это он и есть?
   Наконец-то она все же удалилась.
   Они кончили обедать и сидели за чашкой кофе. Мегрэ разжег трубку.
   - Ты вернулся в палату?
   - Да. Несмотря на укоризненные взгляды старшей медсестры.
   Она стала для него чем-то вроде личного врага.
   - Келлер так и не заговорил?
   - Нет. Пока интерн обслуживал лежавшего рядом с Тубибом больного, я продолжал тихим голосом свой монолог.
   - И что же ты ему сказал?
   Для мадам Мегрэ сегодняшний разговор за чашкой кофе был чуть ли проявлением чуда. Ведь обычно она практически не знала, каким делом в данный момент занимается её муж. Тот звонил ей, сообщая, что не придет то на обед, то на ужин, или что часть ночи он де проведет у себя в кабинете или где-нибудь еще, и она узнавала о его деятельности чаще всего из газет.
   - Сейчас уж и не помню, что точно я ему нашептал, - ответил слегка смущенный Мегрэ. - Моя цель состояла в том, чтобы завоевать его доверие. А посему темы менялись - то я упоминал Леа, которая дожидалась меня у входа в Отель-Дьё, то о его личных вещах, которые сейчас находится в надежном месте, и о том, что ему их вернут по окончании лечения.
   - Похоже, эта болтовня доставляла ему удовольствие.
   - Заверил его также том, что если он сам не пожелает, то может больше не встречаться с женой, что она предложила оплатить расходы по содержанию Тубиба в отдельной палате, но свободных мест пока, дескать, нет.
   У того, кто посмотрел бы в эти минуты на меня со стороны, наверное, создалось бы впечатление, что я читаю молитвы.
   - Думаю, вы предпочитаете остаться здесь, а не переводиться в частную клинику, - продолжал я.
   - А он так и не произнес ни слова?
   Мегрэ почувствовал себя неловко.
   - Знаю, что это глупо, но я уверен, что он меня одобряет, и мы друг друга хорошо понимаем. Я даже попытался вновь вернуться к вопросу о нападении на него.
   - Вы спали в тот момент?
   Мы с Тубибом как бы немного играли в кошки-мышки. Убежден, что он раз и навсегда решил ничего не говорить по этому поводу. А человек, способный столь долго жить под мостами, чего-чего, а молчать-то уж, неоспоримо, умеет.
   - Но по какой причине он вот так вот замкнулся в себе?
   - Понятия не имею.
   - Может, кого выгородить хочет?
   - Допускаю.
   - Но кого?
   Мегрэ поднялся и повел плечами.
   - Если бы я знал ответ на этот вопрос, то был бы Богом-Отцом. Я был бы не прочь ответить тебе тени же словами, что и профессор Маньен: я тоже не чудотворец.
   - В итоге ты так ничего нового и не выяснил?
   - Нет.
   Сие было не совсем так. Лично Мегрэ был почему-то уверен, что многое узнал насчет Тубиба. И если он и не начал ещё понимать его по-настоящему, то все равно между ними уже установилось нечто вроде скрытого и несколько таинственного контакта.