Симонян Карен. До свидания, Натанаел !

   - Наверное, очень это важная рукопись? - предположила Нвард.
   - Сама рукопись нет... Обыкновенная Библия. Вся ее ценность в оформлении, о котором написаны исследования на многих языках.
   - А это? - Нвард показала на странички.
   - Если мое предположение верно, то это - определенно клад. В Матенадаране всего восемнадцать рукописей, которые иллюстрировал Саркис Пицак. Это могут быть страницы из тех книг, а возможно, что совсем из других. Пока неизвестных. А какие миниатюры!.. Нет, вы лучше сами посмотрите. Да повнимательнее.
   Нат сел рядом с нами на камень и протянул нам полуистлевшую страничку.
   - Тигран, это ты можешь считать для себя экзаменом. Археолог кроме знаний должен еще обладать блестящим воображением. Ну-ка, что тебе представляется?..
   Я взял страничку. Посмотрел. Обыкновенные миниатюры. Правда, краски прекрасно сохранились... "Смотри внимательно! Смотри внимательно!" мысленно повторял я себе и... ничего особенного не видел. "Наверное, света маловато",- подумал я. Дело шло к вечеру. От напряжения глаза у меня заболели. И я уже решил, что не выйдет из меня археолога, раз нет никакого воображения, как вдруг в синеватых сумерках произошло нечто удивительное, изображение ожило, люди на рисунках пришли в движение...
   Я увидел, честное слово, увидел!..
   ...Стена все поднималась и поднималась. С раннего утра люди тесали базальт, готовили раствор. Каменщики сверху беспрерывно требовали то камень, то раствор. Молотки стучали бесперебойно, придавая базальту необходимую гладкость, форму, а резчики по камню украшали здание своими творениями. Все делалось на века... Чем выше поднималась стена, тем труднее было работать, но творцы не унывали.
   Они утирали со лба пот и под лучами обжигающего солнца работали, напеаая каждый себе под нос свою песню - о своей заботе, о своем счастье.
   Поднимались стены, расцветали орнаментами, и вот строение готово. Оно должно стать божьим храмом, но чаще становилось крепостью, пристанищем гонимых, немым свидетелем бессчетных бедствий народа.
   Когда здание становилось крепостью - враг старался разрушить его; когда оно становилось пристанищем гонимых - враг снова стремился разрушить его, уничтожить народ. А в короткие промежутки мира люди восстанавливали здание, и вновь здесь курился ладан. Так было тысячи долгих лет, пока на этой земле не утвердилось государство справедливости и мира. Теперь это здание памятник архитектуры, охраняемый государством...
   - Ну что? - откуда-то издалека услышал я голос Ната.
   И видение исчезло, растворилось в синеватой мгле. Передо мной снова был истлевший листок, яркие рисунки вновь онемели, и я очень пожалел, что мне помешали.
   - Это - наш монастырь! - уверенно сказал я.
   - Конечно, - утвердительно кивнул Нат, немного, кажется, удивившись, что я оказался смекалистым.- Рисунки повествуют о строительстве монастыря. А строительство его завершилось в десятом веке. Следовательно, рукопись относится к десятому веку. А художник был неопытным. Может, старик? Рука у него явно дрожала. Я был уверен, что найду здесь... Был уверен! - Натанаел спрятал обрывок в папку.- В этих листках из рукописи много загадок для специалистов.
   - А вы разве?..
   - Я? Я физик. Но очень люблю историю...
   - И все это было в церквушке? - удивился я. Ведь столько раз я там бывал и ничего не замечал. "Нет,-не выйдет из меня археолога",- горевал я в душе.
   - Да. Странички эти висели рядом с репродукцией Рубенса, - сказал Нат.
   От волнения я только слюну проглотил: глупец, а я-то думал, что это кто-то из верующих преподнес свой рисунок несуществующему святому!
   - А другие обрывки,- продолжал Нат,- были вложены в книгу, в ту самую, к которой тысячекратно прикладывались прихожане, как к святыне. В прошлое воскресенье, еще до встречи с вами, я был здесь. Мне тогда не удалось полистать ее. А сегодня я уж как следует разглядел. Сама книга ничего ценного не представляет, но обрывок пергамента в свое время вплели в. нее как украшение.
   - Ты вырвал его? - испуганно спросил я.
   - Да, а что?
   - Но ведь...
   - Оставлять это здесь, на произвол судьбы - преступление! - воскликнул Нат.
   Нвард взглядом дала мне понять, чтоб молчал, и я ничего не сказал.
   - Почти два века тому назад приключилась очень интересная история,после недолгой паузы проговорил Нат. - В 1780 году это было. В то время один ученый путешествовал по всей Армении и по Малой Азии в поисках рукописных книг и журналов. На одну из ночей он остановился в доме шемахинского армянина. В полночь, томимый жаждой, путник встал, чтобы напиться. Когда он снял с кувшина крышку, вдруг увидел, что она довольно-таки странная. Вглядевшись, гость рассмотрел письмена и понял, что это своеобразная рукопись. Как видите, всякое бывает.
   - Когда мы отправимся в путешествие по Мексике, - сказала Нвард,- будем там непременно разглядывать крышки всех кувшинов!
   - А почему вы решили отправиться в эдакую даль? Думаете, рядом с вами мало кладов, которые ждут своих открывателей? Однако я еще не кончил свою историю. Так вот. На крышке были начертаны в армянском переводе отрывки из давно исчезнувшей рукописи греческого летописца древности. Пройди ученый мимо этого факта, все так бы и кануло в вечность!..- Нат вздохнул и сказал: - Идемте. Уже темнеет. Мы сегодня сделали настоящее открытие. Я еще ночью посижу над этими страничками.
   - А у кого вы живете? - снова полюбопытствовала Нвард.
   - Я путешественник. Шиву где придется.
   - А где вы путешествуете? - поинтересовался я.
   - В основном во времени. То в первобытнообщинном строе, то в двадцатом веке... В двадцатом я встретил вас...
   - Понимаю,- сказал я.- Иногда наш учитель истории тоже говорит: "Дети, а теперь отправимся в эпоху царствования Тиграна Великого..."
   - Хочешь напомнить нам, что у тебя царское имя? - съязвила Нвард.
   - Ничего я не хочу!
   - Нат тоже ничего не хочет сказать! - налетела Нвард и на него.
   - Что! - Натанаел растерянно посмотрел на Нвард.
   - Боитесь, что. в гости придем, - не говорите, где живете! - сказала Нвард.
   - А-а...- Нат засмеялся.- Понял. Не боюсь. Я остановился в доме деда Гласевоса.
   - Ой!..-опешил я.-И видишь, как он делает игрушки?
   - Пока еще не видел, но надеюсь, будет случай, увижу,- сказал Нат.Итак, идемте.
   Я машинально поднялся на ноги и зашагал вслед за ними. Несколько раз оглянулся. Но из-за церквушки ничья голова больше не появилась: ни с черными волосами, ни с рыжими. А я ведь был уверен, что видел голову Рыжего Давида. Честное слово... .Только на одно мгновение. Голова немножко высунулась из-за стены и вновь скрылась. Может, вернуться, посмотреть?..
   - Тигран,- окликнула Нвард.-Что отстаешь?
   Я невольно ускорил шаги.
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
   Предательство, которое обнаружилось под орешником.
   Зажигалка сыграла роковую роль. Тигран ушел, не оборачиваясь.
   Я оглядел собравшихся под огромным деревом и в ту же минуту услыхал голос Нвард:
   - Тигран, я здесь.
   Я невольно остановился. С кем это она? Нвард махала рукой, наверно, что-то еще и говорила, но я не слышал, потому что думал о том, как это люди, независимо от своей воли, часто совершают такое, что ни в коем случае не хотели бы сделать. Думал и вдруг почувствовал, что я тоже, наперекор своему желанию, подхожу к собравшимся вокруг деда Гласевоса.
   Иезуит Каро косо глянул на меня и локтем слегка толкнул Леонардо Серобо. Рыжий Давид улыбнулся так, будто у него был паралич лица. Были тут еще двое, Гайк и Сурен.
   Но они даже не взглянули в мою сторону, так увлекли их события давно минувших дней, о которых рассказывал дед Гласевос.
   - Садись, - предложила Нвард и подвинулась.
   Я машинально сел на краешек бурого камня. Не понимаю почему, но я волновался.
   Вспомнил про зажигалку, сунул руку в карман и начал щелкать. До чего же прав Рубен - это очень помогает. Сердце скоро перестало колотиться как ошалелое, и волнение прошло. Может, Нвард вовсе и случайно оказалась у деда Гласевоса? А пираты, увидев ее, подошли, чтобы познакомиться? Все возможно. Но я тем не менее уже порываюсь уйти. Конечно, человек никогда не должен терять рассудок.
   И сейчас, когда я с помощью зажигалки совсем успокоился, я вдруг понял, что впервые толком вижу деда Гласевоса!
   Наверное, часто так бывает с людьми: то, что всегда у тебя перед глазами, становится таким привычным, что ты этого и не замечаешь. И только нечаянно взглянешь другими глазами - и неожиданно сделаешь открытие...
   Если бы я раньше задумал рассказывать о дедушке Гласевосе, все сказанное было бы точным, но это было бы не о том, человеке, которого я увидел сегодня. Передо мной был совершенно другой человек. Он, правда, как всегда, был одет в парусиновый китель, светло-серый, со следами утюжки. Я посмотрел на деда и подумал: видел ли я его когданибудь небритым? Наверное, нет. Чисто выбритый, до синих жилок, седые волосы чуть взлохмачены ветерком.
   Дед Гласевос курил цигарку за цигаркой и рассказывал очередную свою историю. Он знал их множество. И все это были не сказки какие-нибудь.
   Я слушал его и... удивлялся тому, как это происходит, что я вот вдруг почувствовал, что уже не ребенок, и почему мне вдруг стало ясно, что дед Гласевос совсем не такой, каким он мне раньше казался? Почему вдруг все вообще как-то изменилось?
   И как хорошо, что у меня теперь есть зажигалка, которая приходит на помощь!
   Дед Гласевос, наверное, уже рассказал ребятам о майском восстании 1920 года, рассказал и как потом на помощь большевикам подоспела Одиннадцатая армия. Все это я уже слыхал, и все мне казалось и очень близким и одновременно далеким. Близким, потому что рассказывал об этом свидетель событий, человек, который сам участвовал в борьбе, а далеким, потому что никак я не мог представить себе, что такое эпидемля холеры, от которой дед Гласевос чудом спасся в неправдоподобно далеком двадцать первом году.
   После всего пережитого дед Гласевос работал в Ереване.
   Потом его командировали в наше село, и он проводил коллективизацию, это, значит, колхоз создавал.
   - Было около десяти хозяйств... Какие дома - землянки... Крот бы не выжил. Сейчас и следа от них не осталось. Я опомниться не успел, как срыли все это старье и на их месте один за другим стали возводить каменные дома. Теперь и мне не верится, что все это было на самом деле.
   Это дед Гласевос говорил уже при мне.
   - А голод? - спросил Леонардо Серобо.
   - Голод? - Дед Гласевос опять закурил.- Да, конечно, был и голод. Была и война. Все было. Трудные были годы. Пришли и ушли... Именно в эти трудные минуты наш Лусашен вырос в город. Покойный дед твой, Сероб, первым вступил в колхоз. А с ним и еще несколько человек. Когда в то время говорили о том, как изменится жизнь, он не верил. Прямо так и отвечал: "Нет, сказки мне не рассказывайте, все равно не поверю, но пахать на наших камнях лучше вместе, в одиночку трудно". Если бы покойный был жив, он бы и сейчас не поверил, что дедовская деревня стала городом, тоже назвал бы это сказкой.
   Потом дед Гласевос рассказывал, как они боролись с бандитами, врагами Советской власти. В горах, в ущельях.
   При этом он закатывал рукава своего видавшего виды кителя и показывал метины от ран.
   Я слушал и жалел, чт прошли, пролетели героические времена. Где теперь проявить храбрость?
   - Дедушка, а как это ты все помнишь? - спросила Нвард.
   - Каждый день добавлял мне по седому волосу, доченька, - сказал дед Гласевос.- Как же мне не помнить? Да и надо помнить. - Он вдруг улыбнулся. Кто же вам обо всем расскажет, если не помнить.
   - Все это прошлое, - сказал Каро.-Интересно, конечно, но сейчас другие времена, теперь это уже никому не нужно.
   - Нужно!-обиженно сказал дед Гласевос...-У меня сейчас гость есть... Вечерами сидим и беседуем. Умный человек. Он все спрашивает и тоже говорит, что воспоминания нужны и полезны.- Дед Гласевос вдруг повернулся к Каро: Ты видел когда-нибудь лачугу, вырытую в земле?
   Иезуит Каро растерянно оглядел всех нас.
   - Так видел? - не унимался дед.
   Иезуит Каро притих и отрицательно покачал головой.
   - Видел! - сказал дед Гласевос.- Ты в такой лачуге родился. Только, слава богу, не помнишь. С мизинец был, когда отец твой выстроил новый дом. Вот! Думаете, все это так и было? Нет, дети. Все тут теперь новое. Душа горит, когда подумаешь, сколько мы сделали! Поверили, что доживем до того дня, и сделали. Значит, не напрасно жили. А кто не дожил, тоже не зря погиб. За наше с вами счастье жизнь отдал. Теперь вы достойно должны продолжить дело. Я что! Я теперь, кроме свистков, для вас ничего больше не могу сделать. Стар уже. Все называют дедом. Дед Гласевос! - Он усмехнулся.- Дед Гласевос... Этого я себе не представлял. Не верилось как-то, что когда-нибудь меня назовут дедом. Думал, что всегда буду молодым...
   - Дед Гласевос, ты и тогда тоже делал свистки? - наивно спросила Нвард.
   Дед засмеялся.
   - Ты слыхала когда-нибудь, что такое классовый враг? Слыхала, но точно не представляешь, что это. Теперь об этом не часто говорят. Почему - не знаю, ведь классовые враги, они и сейчас есть...- Дед расстегнул пуговицы кителя и раскрыл грудь. Голубоватый шрам тянулся от его левого плеча книзу.Вот, видите, что такое классовый враг? Грудью я защищал от них нашу землю. А свистки... Да, свистки, это когда увидел, что уже больше не в состоянии делать людям добро, подумал: пусть хоть детей порадую. Вот и стал делать свистки. Душа радуется, когда вижу, как вы дуете в них и улыбаетесь. Ну, а что с вас беру? Это потому, что ведь работаю!
   - Сегодня ты сколько продал? - поинтересовался Леонардо Серобо.
   - Восемь штук.
   - Рубль шестьдесят! - вмиг сосчитал Серобо.
   И дед вдруг рассердился.
   - Чего это ты считаешь! По-твоему, я только из-за денег их делаю, да? Он вывернул карманы кителя. На землю упало несколько свистков.- Берите! Дед собрал их и протянул нам.- Дарю. И всегда могу дарить. Но вам тогда покажется, что кто-то обязан делать вам не только свистки, но и все другое, такова уж природа людей. Получить все готовенькое, без труда - дело нехитрое... Э-эх!.. Гайк-джан, помоги-ка мне подняться. Мой гость уж, наверное, проголодался. Разговорили вы меня сегодня.
   - А мы видели твоего гостя,- сказал Иезуит Каро.
   - Ну и что ж. Может быть,- согласился дед Гласевос.
   - Только не познакомились с ним,- прибавил Леонардо Серобо.
   - Познакомлю,- пообещал дед Гласевос. Стряхнул пепел с брюк и зашагал к дому.
   - Я тоже могу вас познакомить,- сказала Нвард. - Правда ведь, Тигран? Мы с ним хорошие друзья. Нат рассказал нам очень интересную...
   - Знаю,-оборвал ее Иезуит Каро,-от пиратов ничего не ускользнет.
   Дома напротив вдруг закачались: то вправо, то влево, и солнце словно заплясало. Я тряхнул головой, чтобы сбросить наваждение, и посмотрел на Нвард. Конечно же это Нвард успела сказать им, что я называю Сероба и Каро пиратами. Но зачем? Ведь это же моя тайна. Пираты уже, наверное, все знают. От обиды у меня сердце сжалось.
   "Выходит, с девчонками ни за что нельзя дружить, - подумал я.- Они не умеют хранить тайну, а значит, и не могут быть верными друзьями..." Я уже не сомневался, что делать мне тут нечего, что Нвард оставит меня у орешника и уйдет с пиратами.
   И, не дожидаясь этого, всхал. Я решил ничего не говорить, а просто удалиться. Но ведь Нвард была моим другом?
   - Ты не идешь, Нвард? - спросил я.
   - А куда ты собрался? - вместо нее с иронией спросил Иезуит Каро.
   Я снова допустил ошибку: я не должен был отвечать, но... сказал:
   - А тебе-то что?
   - Слышишь, Серобо Леонардо? - спросил Каро.
   - Слышу, Иезуит Каро,- ответил Сероб.
   - Ух, какие хорошие имена,- обрадовался Рыжий Давид.- А как ты меня прозвал, Тигран?
   - У тебя еще нет прозвища,- сказала Нвард.
   - Почему же это?
   - Потому что ты не настоящий пират,- объяснила Нвард.
   - Минуточку, минуточку,- прервал их Иезуит Каро.Тигран сказал: "А тебе-то что?" Вы слыхали? Нет? - Это он обратился к Гайку и Сурену.
   Те только кивнули головой и отошли назад. Поняли, наверно, что между ними какие-то свои нелады, и решили не вмешиваться; взяли да ушли.
   - Если мне-то что, так и уходи, зачем Нвард зовешь с собой? - спросил Иезуит Каро.
   - У нас с нею дело, - попытался выкрутиться я.
   - Дело, говоришь? Что ж, это хорошо! - нараспев протянул Иезуит.- А почему это ты до сих пор не научился вести себя по-человечески? Сколько раз я тебя учил. Воспитанному человеку надо знать, что, подходя к людям, следует здороваться... Сероб?..
   - Древнеиндийским? - не долго думая подскочил Леонардо Серобо.
   - Так точно! - согласился Иезуит Каро. - Пока мы вослитаем этого Тиграна, души себе вымотаем. Ты ведь, Нвард, абсолютно его не знаешь...
   - Нет, нет,-испугалась Нвард.- Пожалуйста, не надо никаких приемов. Я же знаю, что ты сильнее Тиграна, потому что старше. Но слабых и маленьких бить нельзя! Это нечестно!
   Иезуит Каро смерил меня взглядом с ног до головы, и я понял, что он готов исполнить просьбу Нвард. Комок подступил к горлу и начал душить меня. Глаза защипало. Я очень испугался, как бы вдруг слезы не потекли... Уж пусть бы Иезуит Каро действительно ударил, избил, растоптал меня ногами, снял бы шкуру, а голову надел на шомпол!
   Я сунул руку в карман и ощутил холод зажигалки.
   И - странное дело - зажигалка снова помогла мне. Я вспомнил, лто уже не маленький, что мир уже постепенно меняется в моих глазах...Я нажал на никелированный рычажок, ясно послышался треск. Глаза Иезуита Каро округлились.
   Я еще сдержался, чтобы не рассмеяться. Он явно испугался.
   И не мог этого скрыть, когда спросил: - Что у тебя в кармане?
   - Пулемет, - ответил я.
   - Слышишь, Сероб?
   - Какой еще пулемет! - усмехнулся Сероб.- Наверное, игрушечный пистолет. Просто он хочет напугать вас.
   - Кто? Тигран! Ха-ха,- засмеялся Иезуит Каро.
   - "Ха-ха",- передразнил я его. И, вытащив из кармана зажигалку, снова щелкнул, теперь уже под носом Иезуита Каро.
   Увидев синеватое пламя, он попятился, и, пока пришел в себя, я успел спрятать мой талисман.
   - Куришь? - с удивлением спросил Каро.
   Я опять допустил ошибку. Надо было сказать, что курю.
   И он обязательно чуть-чуть испугался бы меня.
   Но я сказал: - Не курю.
   Он сделал шаг вперед.
   - А для чего тогда тебе зажигалка?
   - Значит, нужна, - ответил я.
   - Да! - сказал Иезуит Каро.-Значит, нужна?
   - Нужна.
   - Ничего другого тебе не нужно?
   - Нужно.
   - Игрушек, например? Куклу с закрывающимися глазами? А?
   Он надеялся вывести меня из терпения. И я решил больше не отвечать ему. Мне не хотелось выходить из терпения, потому что, как мне казалось, Нвард, стоявшая рядом с Серобом, только того и ждала.
   - Хорошая зажигалка? - спросил Каро.-А? Ну, говори.
   - Хорошая.
   - Но почему она у тебя?
   - Потому...
   - Ты, же еще ребенок... Вдруг дом подпалишь!
   Я равнодушно пожал плечами и был очень собой доволен. Был почти счастлив, что я, такой выдержанный и спокойный. Ведь Нвард стояла совсем рядом, всего в двух шагах от меня.
   - Дай-ка посмотреть,- потребовал Иезуит Каро.
   - Чего смотреть? Ты уже видел.
   - Жалко?
   - А хоть бы и так?
   - Боишься, испортится?
   - Очень боюсь.
   - Дай посмотреть, говорят же тебе! - повторил он.
   - Боюсь, глаза у тебя испортятся, если долго будешь смотреть! - бросил я.
   Леонардо Серобо двинул на меня. Иезуит Каро стоял и ждал, чем все это кончится. Еыжий Давид блаженно улыбался и чувствовал себя превосходно, так как не он ведь был на моем месте. А Нвард... Кто-кто, а она могла бы избавить меня от этого унижения, могла бы просто взять меня за руку и увести, сказав им, что нас ждет важное дело.
   У меня, конечно, и в мыслях не было отдать ему зажигалку. Потому что я понимал, что обратно мне ее тогда не получить. А это же мой талисман!..
   - Значит, не дашь? - не отставал Иезуит Каро.
   - Сказал - нет!
   - Ну, смотри. Будешь умолять, чтобы взял, не возьму! - угрожающе бросил Иезуит Каро и пошел па меня.
   - Нет, нет! - закричала Нвард, - Будет поздно,- глядя на Нвард победоносным взглядом, певучим голосом сказал Иезуит Каро и отвел руку в сторону.- Будет поздно...
   Зажигалка моя действительно была волшебной. Я не успел опомниться, как мой правый кулак выполз из моего кармана, и через мгновение он уже двинул Иезуита Каро по челюсти. Все это произошло так неожиданно, что Иезуит Каро при всем желании не успел и шагу сделать вперед.
   Не говорю уже о том, что руки у него словно приросли к телу.
   Потом я так же отчетливо увидел глаза Каро, сначала удивленные, а затем испуганные. А через миг он качнулся, несколько раз глотнул воздух и медленно, очень медленно, как космонавт в невесомости, поплыл к аемле.
   Время снова вошло в свою колею. Нвард закричала:
   - Нокаут...
   Когда я очнулся, Иезуит Каро, распростершись, лежал у моих ног. Я попытался поднять его, но он оказался очень тяжелым.
   - Чего стоишь как столб! - закричал я на Сероба, потому что ведь если бы Каро сам встал на ноги, он бы показал мне!..
   Сероб и Нвард помогали поднять его. Каро еще несколько раз открыл рот, глотнул воздух и мутным взглядом посмотрел на нас.
   - Силу испытываешь? - прошептал он.- Увидишь еще, что я с тобой сделаю...
   Удивительно было то, что он даже не попытался нанести мне ответный удар. Хотя бы очень слабый. Потому что, если бы он даже пальцем тронул меня, я бы тотчас рухнул на землю, до того я был обессилен. Но, на счастье, он об этом не догадался. Иезуит Каро только пригрозил.
   Но когда он пригрозил мне, я вдруг снова почувствовал в себе силу, и кулак мой опять был готов к действию.
   Я с жалостью посмотрел на Иезуита Каро и понял, что здесь, под вековым орешником, мне больше делать нечего.
   Проверил, в кармане ли зажигалка, еще раз щелкнул рычажком, чтобы от волнения не осталось и следа, повернулся и пошел.
   Мне показалось, что Нвард крикнула мне вслед:
   - Тигран, подожди, я тоже иду.
   Но я, не оглядываясь, невольно ускорил шаг, свернул на соседнюю улицу, размышляя при этом о том, что с девчонками ни в коем случае нельзя дружить.
   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
   Встреча с Рыжим Давидом. Раскопки и открытия.
   Как надо относиться к предателям. Разочарование.
   Прошло несколько дней, а Иезуит Каро все не показывался. Возможно, он уже и не помнил своей угрозы. Во всяком случае, я тоже старался избежать встречи с ним.
   Почти каждый день в самое разное время до меня доносился голос Нвард. Она звала меня со своего двора, но я упорно делал вид, что не слышу ее. Не хотелось мне больше с ней разговаривать, потому что я чувствовал себя в этом мире совсем одиноким с того дня, как увидел ее под орешником с пиратами... И надо сказать, что именно это привело меня к окончательному решению начать раскопки. И без Нвард! Не знаю, решился бы я когда-нибудь на это дело, если бы не понял наконец, что человеку нечего рассчитывать на то, что у него может быть настоящий, верный товарищ...
   В то утро, сразу после завтрака, я завернул немного сыру, лаваш, зелень, чтобы в полдень, когда проголодаюсь, не отрываться от работы и не ходить домой. Очень мне не терпелось поскорее добиться удачи.
   Взяв лопату, два больших сплющенных гвоздя, зубную щетку, кисточки для клея и красок, металлическую черпалку, которую сделал сам, я тронулся в путь.
   Место, где будут раскопки, я определил заранее.
   По ту сторону реки, чуть не доходя до монастыря, был холмик. Я решил начать именно с этого холмика.
   Конечно, это не Мексика, не Месопотамия и даже не Троя. Но я был уверен, что меня тоже ждут по-своему интересные открытия, я непременно найду неизвестные клады, всякие украшения древних армянских цариц!.. Но как жаль, что теперь их некому будет надеть... Ведь с Нвард мы поссорились... Ладно. Когда я найду украшения, мысленно надену их на какую-нибудь воображаемую девочку.
   Она-то уж, по крайней мере, не предаст меня, не откроет моих тайн моим врагам - пиратам!..
   Шагал я по кривым улочкам Лусашена и думал, что все, что я буду делать в жизни, все будет во имя такой девочки, - а я все-таки думаю, мне удастся встретить хорошую девочку, настоящего друга - такую девочку, которая никогда не перейдет в лагерь пиратов...
   Я шел и думал, как вдруг мои размышления оборвал голос Рыжего Давида. Он стоял около недостроенной бани.
   Я машинально cунул руку в карман и нащупал зажигалку.
   - Здравствуй, Тигран, - сказал Рыжий Давид, когда я уже проходил мимо него.
   В другое время я бы не остановился. Но на этот раз я задержал шаг, смерил его с головы до ног. И, что главное, сделал это с пренебрежением.
   - Куда ты, Тигран? - спросил он.
   - Чего тебе надо? - вопросом на вопрос ответил я.
   - Ничего, ничего! -испуганно сказал он.-Просто так спрашиваю.
   Я еще раз косо посмотрел на него и повернулся, чтобы уйти.
   - А ты здорово дал этому - Иезуиту, а? - сказал он. - Поделом. Он уже надоедает... Слоном себя чувствует.
   - Слоном? А может, носорогом?
   - Конечно! - согласился Рыжий Давид.-Носорогом. Ха-ха! Думает, что может испугать всех своими древнеиндийскими да японскими приемами... Ха-ха!
   - Никакого индийского приема вовсе и не существует!
   - Точно знаешь?
   - Точнее точного.
   - А японский?
   - Японский да. Только Каро брешет. Он его не знает. Просто надеется попугать, воздействовать на психику, - объяснил я.
   Лицо Рыжего Давида вытянулось.
   - Воздействовать на психику,- повторил он.- Мудрено как-то ты говоришь... Ха-ха... После твоего ухода Иезуит еще долго не мог прийти в себя. Одурел он... Ох как одурел! А когда пришел в себя, дочь врача знаешь что сказала?
   - Откуда мне знать? Да и не хочу я вовсе знать. Очень надо.